Три банана, или Пётр на сказочной планете

На Шепелявой улице

Потирая лапы, Остроушек удалился в свою лабораторию. Весь остаток ночи в окошке лаборатории сверкали его зелёные глаза.

Что же делал там советник Кисули?

Этого мы не знаем. Он царапал что-то своим кошачьим почерком на свитке бумаги.

А мы давайте лучше посмотрим, что снилось Петру.

Но ведь мы уже здесь были! Это кафе с обезьяньим оркестром. Горилла с дирижёрской палочкой стоит во фраке перед музыкантами, шимпанзе играет на саксофоне, павиан бьёт в барабан, орангутанг бренчит на контрабасе. Они играют обезьянье «ча-ча-ча».

Только кафе совсем пустое — лишь зевающий официант с салфеткой, переброшенной через руку, стоит у окна и ритмично барабанит указательным пальцем по стеклу.

Когда Пётр вошёл в кафе, официант повернулся к нему и сказал недовольным тоном:

— Сколько можно?

— Что — сколько можно? — спросил Пётр, принявший снова свой обычный вид.

— Ждать вас сколько можно?

— Но я совсем не знал, что вы меня ждёте.

— Это не оправдание, — проворчал официант. — Вы всегда должны всё знать.

Пётр не сразу сообразил, что на это ответить. Поэтому он спросил:

— А зачем вы меня ждёте?

— На это я имею распоряжение, — холодно ответил официант. — Известная вам дама поручила мне…

— Чёрная дама? — нетерпеливо перебил его мальчик.

Официант остановился, но потом спокойно продолжил:

— Известная вам дама поручила мне вызвать вас из сна в это кафе.

— Но зачем?

Официант нахмурился и быстро ответил:

— Если вы всё время будете меня перебивать, вы никогда этого не узнаете.

Пётр послушно замолчал.

— Я должен вам передать… — начал официант, но в этот миг горилла повернулась к микрофону и запела во всё горло:

Официант яростно повернул выключатель, и в тот же миг кафе погрузилось в полную темноту.

Горилла умолкла. Один за другим умолкали и инструменты. Последним взвизгнул кларнет, и наступила абсолютная тишина. В луче света, который падал сюда от уличного фонаря, Пётр увидел, как обезьяны тихо удаляются через заднюю дверь. Официант подсел к столику и указал Петру на соседний стул.

— Я должен вам передать, — тихо повторил официант, — от известной вам дамы, что она весьма сожалеет о том, что произошло. Ещё более она сожалеет, однако, о том, что ещё произойдёт. Она не может разрешить вам отобрать у неё три банана.

— Три банана принадлежат ей? — закричал Пётр. Официант беспокойно заёрзал:

— Принадлежат или не принадлежат — не в этом дело. Они будут принадлежать тому, кто ими завладеет.

— А почему она сама их не сорвёт?

— Вы слишком любопытны! — отрезал официант. — Наверное, она ещё не придумала, как их сорвать. Но тем не менее она не допустит, чтобы ими завладели вы или Господин в чёрной шляпе. И не перебивайте меня всё время, потому что я вас немедленно верну в сон. Итак: эта известная вам дама знает, что часы вашей жизни сочтены. Но, если бы вы… — Он на минуту умолк, но потом быстро закончил: — Но, если бы вы согласились, ока могла бы превратить вас в дерево.

— В какое дерево? — снова не удержался Пётр.

— По вашему выбору. Вы можете стать грушей, черешней, яблоней или орехом. А также пальмой, если очень захотите, но превращение в пальму — довольно тяжёлая работа.

— Но я вообще не хочу быть деревом, я — Пётр, — протестовал мальчик.

— И об этом известная вам дама подумала. Она может превратить вас в новый вид дерева, который будет называться, ну, допустим, петруша.

— Но я и петрушей не хочу быть! — возразил Пётр.

— Ну что ж… Как хотите. Но тогда не обвиняйте известную вам даму в том, что произойдёт.

— А что произойдёт? — выспрашивал мальчик.

— Это вы узнаете не позднее завтрашнего утра. Я не гадалка, чтобы предсказывать вам будущее. Давайте-ка лучше припомним кое-что из прошлого.

Официант поставил на стол магнитофон, нажал кнопку, и бобины начали крутиться.

Пётр услышал:

— «Где вы выходите?» — «Вон там!» — «Как жаль» — «Чего вам жаль?» — «Что я еду в Не Там. Мы бы могли поехать вместе». — «А куда едете вы?» — «Я? К дяде». — «Гм… А где живёт этот ваш дядя?» — «В Не Там». — «А можно мне поехать с вами?» — «Нельзя». — «А почему нельзя?» — «Потому что вы едете в Вон Там». — «А что, собственно, находится вон там?» — «Вы там ещё никогда не бывали? О, там очень весело. Но вам придётся обратить внимание на свою речь, чтобы тоже… Но об этом я не имею права вам рассказывать»,

Официант нажал кнопку, и лента остановилась.

— Это же была May! — выпалил Пётр.

— May или Бау, — махнул рукой официант, — дело не в этом. Известная вам дама из этого разговора сделала вывод, что вы хотели бы попасть на Шепелявую улицу.

— На Шепелявую улицу? — удивился Пётр.

— Эта девочка, говорила именно о Шепелявой улице. Если бы я снова включил магнитофон, вы бы услышали, как вы рассердились, когда она не захотела вам объяснить, что имеет в виду. Известная вам дама хочет доказать своё расположение к вам, которое она сохранила после цирка в Не Там, и хочет показать вам Шепелявую улицу.

— А разве я не могу пойти туда завтра сам?

— Завтра будет уже поздно, потому что кошки узнают… — Официант ударил себя по губам. — Ой, я чуть не проболтался!.. — Он посмотрел на Петра с некоторой долей сочувствия: — Не волнуйтесь. Будьте рады, что вы сегодня ещё повеселитесь. — Он снова заговорил презрительным тоном: — Ну, так хотите попасть на Шепелявую улицу?

— А почему бы и нет?..

— Тогда пошли. — Официант поднялся и повёл его к боковой двери. — Придерживайте шляпу.

— А у меня нет никакой шляпы, — возразил Пётр.

— Тогда не придерживайте, — миролюбиво сказал официант, открыл дверь и подтолкнул Петра.

Поток воздуха подхватил Петра и понёс его по узкому коридору, как пух одуванчика. Не успел мальчик опомниться, как он уже стоял на старинной улочке, освещённой белым светом карбидных фонариков.

— Где я? — закричал Пётр.

От одного из фонарей отделился здоровенный детина в тельняшке, со шрамом на правой щеке. Походкой вразвалку он подошёл к мальчику и сказал:

— На Сепелявой уличе.

— Как вы говорите? — засмеялся Пётр.

Моряк обиделся:

— Я не говорю, я сепелявлю. Сепелявить жначительно крашивее. Не правда ли? — Он с грозным видом встал против Петра и поднял руку со сжатым кулаком так, что на ней вздулся огромный бицепс с вытатуированным якорем.

Увидев этот кулак. Пётр робко согласился:

— Да, конечно.

— Тогда просепелявьте, — потребовал моряк.

— А что мне прошепелявить?

— Што хотите.

— Не мосете ли вы покажать мне вшю Сепелявую уличу? — спросил Пётр.

— Конешно, раж вы так крашиво сепелявите, — согласился моряк и опустил кулак, похожий на гигантский молот. — Посли шо мной!

Они шли по каменной мостовой. Моряк рассказывал;

— Сепелявая улича только для людей с крепкими нервами и тязёлыми кулаками. Ешли у ваш не крепкие нервы и не тязёлые кулаки, то лучсе шюда не ходите, пан… пан…

— Меня зовут Пётр, — забыл прошепелявить мальчик.

— Сепелявьте! — грозно приказал моряк.

— Меня жовут Пётр, — поправился мальчик.

— Хоросо, пан Пётр, — похвалил его моряк. — Шначала жайдём в решторан и выпьем по штаканчику.

— Но я не могу.

— Поцему?

— Ведь в решторан детям нельжя, — прошепелявил Пётр.

Моряк махнул кулаком так, что погас ближайший карбидный фонарь,

— У наш вшё по-другому. Посли. Они вошли в ресторан с надписью:

ШИШЛИ-МИШЛИ

За стойкой стоял гигантский официант. Он походил на официанта из кафе, откуда Пётр прилетел на Шепелявую улицу, но только был на две головы выше и намного плотнее.

— Цто вам угодно? — спросил он, улыбаясь, у моряка и Петра.

— Лимонаду, — сказал Пётр. Моряк и официант удивились.

— Этого у наш нет, — сконфужено признался официант. — Таких крепких напитков мы не дерзим. Мозет быть, вы хотите штаканчик молока или кефира? У наш ешть такзе превошходные шливки.

— Два штакана шливок! — загудел моряк низким голосом и ударил кулаком по стойке так, что зазвенели все стаканы.

У одного из столиков сидела девушка, лицо которой прикрывала зелёная вуаль.

Моряк, очевидно, был с ней знаком, потому что обратился к ней с приветствием;

— Привет, Наумофелия!

— Ждравштвуй, ижборождивший вше моря, — прошепелявила ему в ответ девушка под зелёной вуалью.

Петр прислушался внимательнее. Вот как! Hay преследует его и на Шепелявой улице! Она определённо боится, чтобы он не убежал из сна.

— Кто это? — спросил он моряка.

— Наумофелия? — Моряк едва не захлебнулся от смеха. — Это экшкуршовод по ждешнему паноптикуму. Жнаете, што такое паноптикум? Это крашивый дом, в котором находятшя одни только шкажочные першонажи. Давайте попрошим её и она наш туда проведёт.

Он подошёл к Наумофелии, но в этот момент с треском отворились двери, в помещение вбежали четыре обезьяны, которые начали скакать и прыгать друг через дружку. За ними с достоинством вошла старая обезьяна в сборчатой юбке и силоновой блузке и сказала:

— Дайте этим ожорникам цетыре штакана кокошового молока. — Потом она глубоко задумалась. — А я, позалуй… Што бы мне такое выпить? — Она несколько раз подпрыгнула. — А я, позалуй, выпью бананового шоку.

Когда моряк и Пётр опомнились от суматохи, которую наделали обезьяны, они увидели, что Наумофелия исчезла. Просто испарилась.

— Мозет быть, она узе вернулашь в паноптикум и здёт наш там? Посли, — сказал моряк, но в его гулком голосе чувствовалось удивление.