Три жизни Жюля Верна

Конец века

Ну, а все-таки, как же кругосветное путешествие? Оно было совершено, но… в мечтах. За месяцы последнего плавания по морю Жюль Верн закончил новый роман «Робур Завоеватель».

В этом произведении писатель словно вступил в единоборство с самим собой – тем Жюлем Верном, каким он был четверть века тому назад. Темой новой книги было соревнование воздухоплавания и авиации, столкновение двух систем «легче» и «тяжелее» воздуха.

Казалось бы, что воздух уже был завоеван Жюлем Верном в романе «Пять недель на воздушном шаре». Но ведь с тех пор прошло больше двух десятилетий. Жизнь далеко обогнала мечты писателя, но мечты писателя теперь снова обгоняли жизнь.

Одним из героев нового романа был управляемый аэростат «Вперед». Надаровский «Гигант», – а вспомним, что «Гигант» был прототипом «Виктории», – показался бы перед ним игрушкой: «Велик ли был объем надаровского „Гиганта“? – писал сам Жюль Верн. – Шесть тысяч кубических метров…

Хорошо, сравните теперь его с воздушной машиной Велдонского института, объем которой равнялся сорока тысячам кубических метров, и вы согласитесь, что было чем гордиться дяде Прюдану и его почтенным коллегам».

И вот этот воздушный великан терпит тяжкое поражение в соревновании с аппаратом тяжелее воздуха, которому Жюль Верн дал название аэро-неф – воздушный корабль.

«– С этим кораблем, – говорит Робур Завоеватель, его конструктор и строитель, – с этим кораблем я покорил своей власти седьмую часть света, которая больше Австралии, Океании, Азии, Америки и Европы вместе. С ним я владею тою таинственной Икарией, которую со временем населят многие миллионы икарийцев…»

Что же это за корабль? На языке современной техники мы бы назвали его геликоптером. Впервые мысль о такого рода аппарате была высказана Ломоносовым, предложившим проект «аэродромической машины» для исследования верхних слоев атмосферы. Жюль Верн не знал о работах русского ученого, но он очень точно указал на исходные пункты изобретения своего героя:

«В общем аппарат инженера Робура представляет усовершенствованное сочетание трех систем: системы Коссю, системы Ляланделя и системы Понтон д'Амекура. Но истинным изобретателем аппарата должен, по всей справедливости, все-таки считаться Робур, потому что выбор и применение двигательной силы принадлежат в этом случае всецело ему одному».

Ну, а двигатель? «Двигательную силу для своего аппарата Робур не взял ни у воды, ни у воздуха, ни у какого бы то ни было сжатого газа. Для движения он воспользовался электричеством, тою силою будущего, душою дальнейшего как промышленного, так и технического прогресса…»

Сюжетная схема этого произведения напоминает роман «Двадцать тысяч лье под водой». Как и там, трое похищенных пассажиров насильственно совершают кругосветное путешествие, только в первом случае подводное, а в данном – надземное. Пожалуй, что и «Альбатрос» чем-то напоминает «Наутилус». Но создатель и водитель чудесного корабля не что иное, как только тень капитана Немо.

«Робур Завоеватель» – прекрасный роман. Но он кажется нам еще лучше потому, что мы читали его после того, как познакомились с историей капитана Немо. И мы невольно подменяем один образ другим, без оснований наделяем таинственного инженера титулом «гения воздуха», как с именем капитана «Наутилуса» у нас неразрывно связано представление о гении моря.

Но капитан Немо – великий ученый, исследователь. Немо – гениальный изобретатель, создатель «Наутилуса». Немо – великий борец за свободу своего народа и за счастье всего человечества. Побежденный в неравной борьбе, он удалился на морское дно не потому, что проклял человечество. Нет, и в водной стихии он остался великим гуманистом и борцом.

Если бы Робуру не нужно было похитить президента и секретаря Велдонского воздухоплавательного клуба и совершить вместе с ними кругосветный полет с целью доказать преимущество системы тяжелее воздуха, то какую иную цель избрал бы «Альбатрос», скитаясь в облаках? Только испытание механизмов? Только демонстрацию техники будущего?

Капитан Немо удалился на морское дно не потому, что он проклял человечество. Побежденный в неравной борьбе, он остался великим гуманистом. А что побудило Робура расстаться с землей? Неужели только мелкое самолюбие непризнанного изобретателя?

Легкая тень конца века – тень упадка, разочарования и пессимизма – лежит на романе «Робур Завоеватель». По-настоящему он не дописан, словно Жюль Верн не решался доверить бумаге свои заветные мечты. Но даже между строк мы можем прочитать многое из того, что волновало и мучило стареющего писателя.

Прошли те годы, когда он мечтал, что наука, проникшая в тайны природы, техника, созданная руками гениальных одиночек, создадут на земле царство справедливости и свободы. Наивная вера ушла, но иногда стареющего писателя одолевали мучительные сомнения и припадки пессимизма. Не видя движущих сил прогресса, не рожденного развитием науки и техники, а наоборот, определяющего их развитие, не понимая логики классовой борьбы, писатель готов был в иные минуты поссориться со своим веком и обвинить в лености и отсталости все человечество.

И эту горькую обиду на своих современников автор вложил в уста своего героя, выразил свои взгляды в заключительной речи Робура, никак не связанной с сюжетом всего романа:

«Мое изобретение преждевременно. Народы еще не созрели для всеобщего братского союза. Я уезжаю и уношу свою тайну с собою. Но она не будет потеряна для человечества. Оно узнает ее в тот день, когда окажется достаточно развитым умственно, чтобы ею воспользоваться, и достаточно разумным и нравственным, чтобы не употребить ее во зло…»

Робур не хочет стать рабом капитализма, он страшится, что чудесный «Альбатрос» превратится в орудие истребления. Но он ничего не может противопоставить силам зла, и ему остается отправиться в будущее и быть пока единственным обитателем Икарии.

Речь Робура выражает мысли не героя, но автора. Об этом ясно говорит послесловие к роману:

«А теперь вопрос: кто же такой Робур?

Ответ простой: Робур – это будущая наука; быть может, наука завтрашнего дня…

Явится ли когда-нибудь людям снова Робур Завоеватель?

Конечно, и он откроет им свою тайну, которая переменит на Земле весь политический и гражданский строй…»

Мир насилия, угнетения, мелкой корысти был ненавистен Жюлю Верну, и он не хотел отдать ему гениального изобретения Робура. Поэтому создатель «Альбатроса» скитается по пустынной Икарии: он не может ни повести за собой человечество, ни указать ему путь в грядущее. Он может лишь ждать, когда люди сами создадут на Земле новый, освобожденный мир.

Беспокойная мысль о том, что достижения науки и техники могут быть использованы во вред человечеству, становится в эти годы почти навязчивой идеей Жюля Верна. Но он обвиняет в этом не самую науку, не ученых и изобретателей, – он обвиняет капитализм (точнее, отдельных капиталистов, которые в его воображении сливаются в страшный единый образ).

Образы гениальных изобретателей снова появляются в эти годы в романах Жюля Верна. Но теперь они не борцы и строители нового мира, а слуги и рабы капитализма; поэтому они и не могут стать положительными героями как для самого писателя, так и для его читателей. И если это не злодеи, как Шульце, сознательно мечтающие о науке смерти и истребления, то чаще всего лишь жалкие безумцы: образ, часто встречающийся в последних романах Жюля Верна.

В романе «равнение на знамя» гениальный, но не вполне уравновешенный изобретатель взрывчатого вещества чудовищной силы француз Томас Рош попадает в плен к шайке международных пиратов, возглавляемой американцем Кер-Карраджем, владельцем разбойничьего подводного корабля, Рош, не понимая этого, становится их пособником. Но когда он видит французский флот, идущий к острову, где обосновались пираты, когда видит трехцветный флаг своей родины и слышит команду «равнение на знамя!», он взрывает весь остров вместе с собой.

В посмертном романе «Экспедиция Барсака» преступник Киллер с помощью гениального изобретателя Камаре сооружает в Экваториальной Африке чудовищный город смерти. Камаре – верный раб и пленник Киллера, не понимающий этого и живущий только своей наукой. Но когда он узнает правду, он уничтожает город смерти Блекленд вместе с самим собой.

Француз Зефирен Ксирдаль, гениальный изобретатель, но человек не от мира сего, герой другого посмертного романа – «Охота за метеором», заставляет упасть на землю метеор из чистого золота, носящийся в мировом пространстве. Начинается финансовая паника во всем мире, золото катастрофически падает в цене, обесцениваются акции, разоряются и голодают миллионы людей, и этим пользуется дядя Ксирдаля, крупный банкир, чтобы при помощи биржевых махинаций удесятерить свое состояние. Ксирдаль, которого и дальше продолжает эксплуатировать дядя-миллионер, так и не узнает, что, заставляя золотой метеор упасть и потом уничтожая его, он действовал по указке и в интересах капиталиста…

Но чем дальше в будущее уходило от Жюля Верна видение освобожденного мира, тем яростнее Жюль Верн ненавидел капитализм и тем чаще обращал свой взор на запад, на Соединенные Штаты – страну самого свирепого в мире молодого империализма, выросшего из ядовитых семян, увиденных писателем еще в середине XIX века.

Первые романы, посвященные Соединенным Штатам, – «От Земли до Луны» и «Вокруг Луны» – были написаны еще до путешествия писателя в Америку.

Поездка в Америку открыла Жюлю Верну глаза: Соединенные Штаты совсем не были похожи на благословенный край. Но чтобы впечатление это окрепло и стало основой мировоззрения писателя, понадобились события 1870–1871 годов: война и Парижская Коммуна. Горизонт писателя стал шире, а его друзья-коммунары, вернувшиеся после амнистии из-за океана, рассказали ему правду: Соединенные Штаты – это страна свирепого капитализма, жестокого порабощения человека человеком, где существуют те же противоречия между трудом и капиталом, богатством и нищетой, что и в Европе, только еще более резкие. Писатель увидел, что идеалы времен Линкольна и Джона Брауна, имена которых были ему так дороги, забыты. Он увидел, что расовая вражда в Америке не только не прекратилась после гражданской войны, но даже обострилась, и что расправа судом Линча с неграми – обычное бытовое явление.

И чем горячее была его мечта о «настоящей демократической стране», тем более страстным было его разоблачение империализма, в какой бы стране он ни восторжествовал.

Неоднократно возвращался Жюль Верн к теме Америки. В романах «Север против Юга», «Пятнадцатилетний капитан» он смело поднял голос против расовой дискриминации, против свирепых преследований негров в Соединенных Штатах. Этой жестокой действительности он противопоставил коммуну белых и негров в своем утопическом романе «Таинственный остров» и утопический город-коммуну Франсевиль в романе «Пятьсот миллионов бегумы», унаследовавший все лучшее, что было создано человечеством – всеми народами земного шара.

8 февраля 1885 года, в день своего рождения, среди поздравлений, полученных со всех концов света, писатель нашел письмо от американского газетного короля Гордона Беннета. Издатель и редактор одной из самых больших газет Соединенных Штатов, «Нью-Йорк гералд», предлагал всемирно прославленному писателю написать рассказ специально для американских читателей. Он просил рассказать о будущем Америки, описать ее такой, какой она будет через тысячу лет.

«Нью-Йорк гералд» в те годы была крупнейшей газетой мира, но отнюдь не лучшей. Однако крикливый тон и дешевые сенсации делали ее любимым чтением улицы, что и нужно было издателю: она была рупором капитализма, голосом королей «Большого бизнеса», глашатаем еще молодого тогда, но уже яростного империализма.

Ее создателем был Гордон Беннет-старший, основавший первую в мире газетную династию. Когда-то он был сам своим собственным репортером, корректором, автором редакционных статей, бухгалтером, адвокатом и часто сам организовывал продажу газет. Но он очень скоро стал миллионером, так как создал «великий» принцип газетной сенсации: «Если собака кусает человека, то это происшествие; если же человек кусает собаку, тогда это сенсация».

Гордон Беннет никогда не плелся в хвосте событий – он сам их создавал. В конце шестидесятых годов весь мир был обеспокоен судьбой знаменитого путешественника доктора Ливингстона, вышедшего в 1866 году из Занзибара для исследования Центральной Африки и пропавшего без вести. И Гордон Беннет решил создать на этом материале сенсацию.

Газетный король вызвал к себе своего репортера Стенли и без дальнейших размышлений назначил его начальником экспедиции по спасению доктора Ливингстона. Но он нисколько не собирался спасать знаменитого путешественника всерьез. Вместо того чтобы отправиться прямо в Африку, Стенли получил приказание выехать к Суэцкому каналу и затем плыть вверх по Нилу, чтобы увидеться с Бекером, который к этому времени должен был пройти весь Нил, от истоков до устья. Далее Стенли поручалось составить путеводитель по нижнему Египту, посетить Иерусалим, Константинополь и Крым, пересечь Кавказ, Персию и Индию. По дороге Стенли должен был составить описание Багдада и развалин Персеполя. На это должно было уйти не меньше пятнадцати месяцев.

«Затем, когда вы побываете в Индии, – сказал в заключение газетный король, – вы можете отправиться на поиски Ливингстона. Возможно, по дороге вы услышите о том, что Ливингстон сам приближается к Занзибару. Если нет, идите вглубь Африки и найдите его. Выжмите из него все новости, какие сможете, относительно его открытий. Если он умер, соберите доказательства его смерти. Все».

Таким был Гордон Беннет, основатель династии. В 1872 году ему наследовал Джемс Гордон Беннет Второй – еще более циничный и предприимчивый. И он решил, что сенсацией будет рассказ всемирно известного писателя Жюля Верна о завтрашнем дне Америки.

Не сразу Жюль Верн откликнулся на это предложение. Только через два года писатель послал свой рассказ Гордону Беннету, но так и не дождался его появления: видимо, произведение французского романиста не пришлось по вкусу газетному королю. Лишь в 1889 году в строгом и мало распространенном американском журнале «форум» появилась эта сатирическая шутка, озаглавленная «В XXIX веке. Один день американского журналиста в 2889 году».

Вместо лучезарного мира всеобщего братства, о котором мечтал он сам, Жюль Верн показал читателям тусклые и убогие мечты американца-обывателя, грядущее, как оно представляется мещанам из Нью-Йорка, если можно так выразиться, своеобразную «утопию для миллионеров». Но, конечно, как и во многих произведениях Жюля Верна, значение рассказа гораздо шире: это сатира не только на будущее Соединенных Штатов – это карикатура на капитализм.

Действие рассказа происходит в Центрополисе, столице Американской империи доллара, раскинувшейся на двух континентах и диктующей свою волю заморским странам. Соединенным Штатам будущего противостоят лишь могучая Россия да великий возрожденный Китай. Англия, аннексированная Америкой, давно уже стала одним из ее штатов. В Западной Европе, управляемой из Центрополиса, лишь Франция влачит жалкое, полунезависимое существование.

Главный герой романа – Френсис Беннет, отдаленный потомок знаменитой династии, сверхмиллиардер, главный редактор и владелец газеты «Всемирный герольд», фактически он управляет всем капиталистическим полушарием. Его комфорту, его прихотям, его обогащению служит половина человечества и чудесная техника будущего.

Фототелефои, позволяющий видеть собеседника, связывает Беннета с (его женой, «профессиональной красавицей», уехавшей через Атлантический тоннель в Париж покупать модную шляпку. Машины одевают газетного короля, умывают и причесывают его в механической туалетной комнате, движущийся тротуар доставляет его в кабинет. Счетно-аналитическая машина позволяет мгновенно подсчитывать доходы; светящиеся надписи на облаках рекламируют его газету; аэроплан, движущийся со скоростью шестисот километров в час, везет миллиардера на Ниагарскую гидростанцию, где на его заводах заряжаются аккумуляторы. Врач меняет ему больной желудок на новый. И ванна, наполненная горячей водой, при одном лишь прикосновении к кнопке въезжает в комнату, чтобы освободить избалованного комфортом владельца полумира от необходимости куда-то итти.

И на фоне этой фантастической, наполовину серьезной, наполовину шуточной техники особенно убого выглядят литература, искусство, наука этой капиталистической утопии.

«В одном углу редакции находились различные аппараты, с помощью которых сотни писателей, находящихся на содержании газеты „Всемирный герольд“, под наблюдением надсмотрщика читали главы своих новых романов возбужденной публике».

«Часть реклам публиковалась по совершенно новому способу, купленному за три доллара у бедняка-изобретателя, умершего впоследствии от голода. Это были огромные, отражающиеся на облаках афиши… Но в этот день механики сидели со сложенными руками у прожекторов.

– К сожалению, прекрасная погода, – заметил Беннет, – и воздушные публикации немыслимы. Что делать? Если бы речь шла о дожде, то его можно было бы изготовить. Но ведь нам нужен не дождь, а облака.

– Да, хорошие белые облака, – ответил главный механик.

– В таком случае, Семюель, обратитесь в научную редакцию, в метеорологический отдел, и предложите от моего имени усиленно заняться вопросом производства искусственных облаков. Нельзя же в самом деле быть в зависимости от погоды».

Самодовольству Френсиса Беннета нет пределов. И ему кажется, что никогда не будет конца этому раю богачей, что ничто в мире не меняется, – лишь республиканская и демократическая партии, обе субсидируемые Уолл-стритом, попеременно становятся у власти.

– Что есть интересного с Марса? – спрашивает он астронома.

– Как же! революция в Центральной империи. Победа реакционных либералов над республиканскими консерваторами.

– То же, что и у нас… – самодовольно заключает Беннет.

Прошло более двадцати пяти лет со дня путешествия Жюля Верна в Америку. За это время он видел много стран. Но теперь с путешествиями было покончено: он был стар, хром и начал слепнуть. Но чем дальше уходил от него внешний мир, тем зорче становилось внутреннее зрение писателя, тем острее он видел не только борющиеся силы мира, но и различал противоречия внутри того самого капитализма, который казался монолитным и незыблемым большинству его современников.

В 1895 году Жюль Верн написал один из наиболее политически острых своих романов – «Самоходный остров».

С одной стороны, это было воспоминание о путешествии на знаменитом «Грейт Истерне», уже давно проданном к тому времени на слом, с другой – сатирическая картина будущего, аллегория паразитического капитализма завтрашнего дня.

Действие романа относится к тому времени, когда, по словам писателя, «Соединенные Штаты удвоили число звезд на своем национальном флаге. Они в то время находились в полной силе своего коммерческого и промышленного могущества, чему очень способствовало присоединение к Соединенным Штатам Канады, Мексики, Гватемалы, Гондураса, Никарагуа и Коста-рики, вплоть до Панамского канала…»

Эти Соединенные Штаты XX века, живущие на чужой счет, скупают в Европе и вывозят за океан картины, статуи, целые замки, скупают европейских актеров и писателей, музыкантов и художников, ученых и изобретателей. Подлинным воплощением этой страны-спрута является самоходный остров Стандарт Айленд, населенный королями промышленности и биржи, подлинными повелителями капиталистического мира.

Остров этот, длиной в семь и шириной в пять километров, целиком построенный из металла, имеет водоизмещение в 259 миллионов тонн. Могучие фабрики энергии приводят в движение его циклопические моторы мощностью в шесть миллионов лошадиных сил, что дает самоходному острову скорость до восьми узлов.

На этом искусственном острове, покрытом слоем чернозема, имеются луга, парки и огороды, течет река Серпентайн, падает самодельный дождь и светит алюминиевая луна. В центре острова расположен город с чудесными домами из алюминия – этого металла будущего, – пластмасс и стеклянных пустотелых кирпичей. На острове устроены движущиеся тротуары и круговая электрическая железная дорога. По целой сети труб и проводов в дома подается горячая и холодная вода, свет, холод, пар, электричество и точное время. На острове выходят две газеты – два бульварных листка, дающих пищу не только для ума, но и для желудка: они печатаются шоколадными чернилами на съедобной бумаге. Город носит гордое имя – Миллиард-сити – и населен исключительно миллиардерами. Это подлинный рай богачей, у которых наиболее частое по употреблению и любимое слово «миллион». Где-то там, на материках, бьют нефтяные источники, работают фабрики и заводы, фермеры возделывают землю, рыбаки ловят рыбу, но никто из людей труда не допускается на остров. Здесь живут одни лишь «повелители мира», погруженные в вечную праздность.

Но этот безмятежный покой лишь кажущийся. В недрах кучки капиталистов зреют внутренние противоречия: одни хотят использовать самоходный остров для перевозки коммерческих грузов, другие – как пловучий курорт. Промышленники борются с финансистами, и католики косо смотрят на протестантов. Наконец всеобщее недовольство друг другом вырывается наружу. Правая сторона острова открыто поднимает мятеж против левой, причем одну партию возглавляет банкир Нат Коверлей, другую – нефтяной король Джемс Такердон. Могучие моторы пущены в противоположные стороны, и металлический остров, представляющий чудо техники XX века, гибнет, разорванный на части своими собственными машинами.

Так больше полувека назад Жюль Верн хотел верить в обреченность капитализма, показал уродливость мещанской мечты о будущем, воплощенной в образе «идеального города» Миллиард-сити.

Погруженный в безысходную тьму своего рабочего кабинета, Жюль Верн не видел путей к достижению того светлого идеала человеческого братства, о котором он мечтал всю жизнь. Оторванный от реального борющегося мира, он не видел тех сил, которые могли бы сломить ненавистный ему капитализм. Но он страстно верил в эту грядущую победу и своими уже незрячими глазами видел смутные очертания блистающего мира грядущего.