Александра Гордон обожала сумерки, тот час до наступления темноты, когда краски приглушены, а очертания предметов стерты. Еще маленькой девочкой она ждала конца дня, тех минут, что предшествуют ужину. Когда она возвращалась домой из школы со своим братом Тимом, ей всегда казалось, что впереди ее ожидает что-то новое.
Александра отошла от стола и выглянула в окно. Из ее пентхауса в центре города открывался вид на Манхэттен. Небо поражало великолепием: сливовый и лиловый тона смягчались дымчато-серым с просветами розового. Размытые силуэты башен и шпилей огромного города темнели на его фоне.
Александра улыбнулась. Перед ее глазами встали картины детства. Годы, проведенные в этом городе, в Северном Ист-Сайде… беззаботные годы, наполненные любовью. Ее мать тогда, как и теперь, работала, но Александра с Тимом никогда не ощущали недостатка внимания ни со стороны матери, ни со стороны отца. Однако характер Александры сформировался скорее под влиянием матери, и именно ей она была обязана своими лучшими чертами.
Она очнулась от раздумий и подошла к столу, где лежало только что законченное панно — последнее из шести в серии, изображавшей зимний загородный пейзаж. Ей удалось ухватить самую суть зимнего вечера в лесу. Она взяла панно и отнесла в другой конец мастерской, где стояли в ряд остальные пять. Вглядываясь в наконец-то завершенную серию, она представила ее на сцене в виде огромных декораций, которые изготовят по ее эскизам. Она добилась именно того эффекта, о котором говорил режиссер.
— Я хочу, чтобы от них веяло холодом, — сказал Тони Верити во время их первой рабочей встречи. — Хочу ощутить ледяной холод ночи. Глядя на твои картины, мне должно захотеться побыстрее оказаться дома у горящего камина.
Мысли Александры прервал пронзительный звонок. Она подошла к домофону:
— Алло?
— Это Джек. Можно мне подняться?
— Да, конечно. — Она нажала кнопку, чтобы открыть подъезд, потом спустилась на один этаж — встретить Джека.
Через несколько секунд перед ней стоял Джек Уилтон. Он был в черном пальто с капюшоном, на его тонком умном лице сияла улыбка.
— Извини, что помешал твоей работе, но мы с Билли Томкинсом были совсем рядом, в галерее Кромера. Мне показалось глупым ехать домой, а после возвращаться сюда. Я посижу в уголке и посмотрю Си-эн-эн, пока ты не закончишь.
— Я уже закончила. Дорисовала последнее панно.
— Вот здорово! Прими мои поздравления!
Войдя в прихожую, Джек притянул Александру к себе и захлопнул дверь ногой. Он крепко ее обнял, и, когда его губы коснулись ее щеки, она вздрогнула. Александра была поражена. Вероятно, то же почувствовал и Джек. Он отстранился, посмотрел на нее, а потом поцеловал — настойчиво, страстно. Через секунду он шепнул ей на ухо:
— Пойдем в постель.
Она заглянула в его ясные серые глаза, которые теперь немного затуманились.
— Не говори глупости.
— Глупости? В том, чтобы лечь в постель, нет ничего глупого. По-моему, это очень умно.
Джек обнял ее и повел в спальню. Посередине комнаты он взял ее за плечи и повернул лицом к себе:
— Ты вдруг куда-то пропала.
Александра молча смотрела на него. Он взял ее за подбородок и нежно поцеловал в губы.
— А вот теперь мне кажется, что ты вернулась.
— Верно.
— Я рад.
— Я тоже, — ответила она.
— И где же ты пропадала?
— Наверно, свалилась в глубокий колодец своей работы.
Джек кивнул, прекрасно понимая, о чем речь. Он тоже был художником, и с ним случалось то же самое. Но он истосковался по ней, и ее отстраненность только раздразнила его.
Держа Александру в объятиях, он прошептал:
— Ты ведь не уйдешь от меня снова, правда?
Она улыбнулась:
— Ты самый лучший, Джек, самый лучший… Особенный… в самом деле.
Он смотрел на нее в тусклом свете исчезающего дня, стараясь понять, не подсмеивается ли она над ним. Но в ее светло-зеленых глазах сквозило неподдельное чувство, и он нежно предложил:
— Давай внесем определенность в наши отношения.
Она широко открыла глаза, которые он так любил.
— Джек… Даже не знаю, что тебе сказать.
— Скажи «да».
— Хорошо. Да.
— Я имею в виду брак, — пробормотал он.
— Я понимаю.
— Понимаешь? Так ты выйдешь за меня замуж?
— Да, выйду.
На его худощавом лице появилась теплая улыбка.
— Я рад. В самом деле, чертовски рад, Лекси, что ты будешь моей. Господи, это просто замечательно! И у нас будет ребенок или даже два, верно?
Она рассмеялась. Приятно было видеть его бурную радость.
— Конечно.
Они оба были молоды, их переполняли веселье и радость жизни. Но вдруг лицо Джека посерьезнело.
— Ты ведь не передумаешь, Лекси?
— Конечно, нет, дурачок. — Она легонько коснулась его щеки и соблазнительно улыбнулась. — Тогда начнем? Я имею в виду детей.
— Попробуем… — ответил он, но тут зазвонил домофон.
Александра побежала в прихожую.
— Алло?
— Служба «Федерал экспресс». Вам пакет, мисс Гордон.
— Спасибо. Поднимайтесь на четырнадцатый этаж.
Обратный адрес на конверте был отпечатан так бледно, что Александра не смогла прочесть имени отправителя. «Париж, Франция» — вот и все, что ей удалось разобрать.
Она стояла, держа конверт в руках, нахмурив брови. И вдруг ее сердце тревожно забилось.
— От кого письмо? — раздался с порога спальни голос Джека. — У тебя озадаченный вид.
— Не могу разобрать имени. Наверно, лучше его распечатать, — ответила она, выдавив из себя смешок.
— Удачная мысль, — кисло согласился Джек.
Кинув на него быстрый взгляд, она заметила гримасу неудовольствия. Чтобы не расстраивать Джека, она воскликнула:
— О, это может подождать! — Бросив конверт на столик в прихожей, она прибавила: — Пошли в постель.
— Не-е, момент ушел, милашка. Сейчас я быстренько помоюсь, попью цветочного чайку, а после мы с тобой поужинаем, — сказал Джек с деланным простонародным акцентом.
Она стояла, глядя на него, прикусив губу. Заметив по ее глазам, что Александра расстроена, Джек мгновенно пожалел о сказанном. Он смягчился, притянул ее к себе и обнял:
— Прости, я немного разозлился. Прости. Хорошо? — Он заглянул ей в глаза, вопросительно подняв брови. — Пойми, я перегорел… и ты знаешь почему. Я был совсем готов делать детей. — Усмехнувшись, он поцеловал ее в кончик носа.
Александра закрыла глаза, думая о конверте, который начинал ее беспокоить. Она догадывалась, кто отправил письмо. Это мог сделать лишь один человек… и эта мысль пугала ее.
Но она ошибалась. Позже, распечатав конверт, Александра нашла внутри не письмо, а приглашение. Она испытала огромное облегчение, ее лицо озарила улыбка.
— Джек, это приглашение. На званый вечер в Париже. В честь моей любимой Ани.
— Владелицы школы, в которую ты ходила? Дай вспомнить… Ах да, Аня Седжуик, Школа прикладного искусства.
— У нее день рождения. — Прислонясь к дверному косяку, Александра прочитала отпечатанное типографским способом приглашение: — «Имеем честь пригласить вас на празднование восемьдесят пятой годовщины со дня рождения Ани Седжуик. В субботу 2 июня 2001 г. по адресу: „Ледуайен“, Елисейские поля, Париж. Коктейль в восемь вечера. Ужин в девять. Танцы с десяти часов». Джек, это замечательно! Вечер с ужином и танцами! Просто чудесно!
— Похоже, там будет весело. Как по-твоему, ты сможешь прийти с другом?
Александра еще раз взглянула на приглашение.
— Не думаю. Там значится только мое имя… — смущенно проговорила Александра.
После некоторого молчания Джек спросил:
— Ты поедешь?
— Не знаю. Не уверена. Все зависит от работы. Мне осталось доделать декорации для «Зимнего отдыха», а потом я свободна. Если не подвернется что-нибудь еще.
— Уверен, что подвернется, Лекси, — заверил он ее, улыбаясь. — А теперь пошли на кухню. Ты оглянуться не успеешь, как я приготовлю спагетти.
Она рассмеялась, сказала «хорошо» и села на диван, по-прежнему держа приглашение в руке. Она еще раз посмотрела на открытку, вспоминая об Ане Седжуик, своей учительнице, наставнике и друге. Они давно не виделись. Было бы чудесно вновь оказаться в ее компании, отпраздновать эту важную веху в ее жизни. Париж весной. Поистине великолепно…
Но в Париже живет Том Коннерс. Когда Александра вспомнила о нем, ей стало тяжело дышать.
Александра вздрогнула и проснулась. В комнате было очень тихо, но ей казалось, что он здесь, рядом с ней — сон был таким реальным. Но так бывало всегда, всегда, когда он ей снился. Все происходящее во сне было ярким и живым. Даже теперь, откинувшись на подушки, она чувствовала его запах, запах его тела, волос, одеколона. Казалось, у нее на губах еще остался вкус его губ.
Но этой ночью его здесь не было. Она была одна.
Поняв, что заснуть не удастся, Александра села, зажгла лампу и спустила с кровати длинные ноги. Завернувшись в шерстяной светло-голубой халат, она пошла на кухню, зажигая по пути свет. Наполнив чайник и поставив его на газовую плиту, она уселась на табурет, припоминая сон, который снился ей с удивительным постоянством. Сон всегда был одним и тем же. Они были вместе, он держал ее в объятиях, говорил, как скучает без нее, как она ему нужна. И всегда напоминал, что она единственная любовь в его жизни. Единственная настоящая любовь.
Сон был поразительно реальным, даже ее тело ощущало, что им обладал сильный чувственный мужчина. «Это правда, — тихо пробормотала она, наливая в кружку кипяток. — Ночью мы занимались любовью с Джеком Уилтоном».
«Да, — прозвучал голос у нее в голове, — но во сне ты занимаешься любовью только с Томом Коннерсом, и в этом твоя главная проблема».
Вздохнув, Александра села в мягкое кресло у камина и посмотрела на догорающие угли. Что с ней происходит?
Она занималась любовью с Джеком, наслаждаясь каждым моментом их близости, их страсть неожиданно и чудесно ожила, страсть, к сожалению угасшая на несколько месяцев. Она винила в этом усталость и работу, ей приходилось напрягать все силы, чтобы срочно сделать декорации к новому спектаклю. Но, по правде говоря, здесь было что-то другое. У нее возникало какое-то странное нежелание близости с ним. Почему?
Ей в голову приходило множество противоречивых мыслей. Закрыв глаза, она постаралась привести их в порядок. Потом вдруг подумала: боже мой, я согласилась выйти замуж за Джека!
— Это будет замечательная свадьба, — настаивал он. — Твоя семья, моя семья — все как положено.
И она согласно кивала. После ужина он помог ей загрузить посудомоечную машину, потом они отправились в постель. Но в пять утра он ушел, поцеловав ее в щеку и шепнув, что хочет пораньше приступить к работе над большим холстом.
А она в это время мечтала о другом мужчине, о близости с ним. Несмотря на ромашковый чай, сна не было ни в одном глазу. Взглянув на латунные часы на камине, она увидела, что уже десять минут седьмого.
В Париже сейчас десять минут первого.
Поддавшись внезапному порыву, она взяла трубку и набрала номер его рабочего телефона. Не прошло и секунды, как в Париже раздался звонок. Потом прозвучал его голос:
— Алло?
Александра крепко сжала трубку. Она не могла говорить. Она едва могла дышать.
— Алло? Это Том Коннерс. Кто говорит?
Она осторожно повесила трубку. Ее руки дрожали, сердце глухо билось в груди. Он в Париже, жив и здоров.
Поехав в Париж на день рождения Ани Седжуик, она не сможет не поддаться искушению. Она позвонит ему, а он скажет, давай выпьем где-нибудь, и она согласится с ним увидеться. И тогда она пропала. Потому что она не сможет устоять перед Томом Коннерсом, таким сильным, таким неотразимым…
Они перестали встречаться три года назад по его инициативе, но Александра знала: если она ему позвонит, он захочет встретиться.
Ты идиотка, ругала она себя. Джек Уилтон обожал ее, восхищался ее талантом, преклонялся перед ее целеустремленностью и увлеченностью работой. К тому же он нравился ее родителям. Да, Джек будет прекрасным мужем. И она любит его. Только по-другому.
Сидя за столом из красного дерева в столовой своих родителей на Восточной 79-й улице, Александра с удовольствием ела омлет с помидорами, который только что приготовила ее мать.
— Просто великолепно, мам, — сказала она. — Спасибо, что нашла время со мной увидеться. Я знаю, ты дорожишь своими выходными.
— Не говори глупости, я рада тебя видеть, — ответила Диана Гордон, ласково улыбаясь. — Сегодня утром я как раз собиралась тебе позвонить, а ты сама пожаловала на ленч. Может, хочешь вина, дорогая?
— Нет, спасибо, мам. От вина меня тянет в сон. Я предпочитаю получать калории в виде хлеба.
Она потянулась за куском французского батона, щедро намазала его маслом и отправила в рот.
— Тебе не нужно беспокоиться о весе, ты выглядишь просто потрясающе, правда, — заметила Диана, глядя на дочь.
Она невольно подумала о том, как молодо выглядит Александра для своего возраста. Ей ни за что не дашь тридцати. Летом Александре исполнится тридцать один, а кажется, еще вчера она только училась ходить. Тридцать один, размышляла Диана, а мне в мае будет пятьдесят восемь. Как быстро промчались годы. Дэвиду в июне исполнится пятьдесят девять.
— Мам, о чем ты думаешь? — спросила Александра.
— О твоем отце. О нашем браке. Тридцать три года, что мы женаты, пролетели незаметно.
— Вам обоим повезло, что вы встретили друг друга.
— Да, верно.
— Вы с папой как две горошинки в одном стручке. — Она посмотрела на мать, думая о том, как та красива: нежная кожа, золотистые волосы, прозрачные голубые глаза.
Диана кивнула, потом ее глаза едва заметно сузились.
— По телефону ты сказала, что хочешь со мной поговорить…
— Можно сделать это попозже, за кофе?
— Да, конечно. Что-нибудь случилось?
— Мне просто нужно, чтобы меня выслушали.
— Это касается Джека?
— Теперь ты говоришь, как все остальные матери, хотя обычно, слава богу, этого не делаешь. Нет, это не касается Джека.
— Между прочим, Джек Уилтон очень мил.
— Знаю. Он того же мнения о тебе. И папе.
— Приятно слышать. Мы с твоим отцом считаем, что из Джека вышел бы прекрасный… прекрасный зять.
Получасом позже Александра сидела в гостиной напротив матери, глядя, как та разливает кофе.
— Я готова выслушать тебя, Александра, в любой момент, когда ты захочешь.
Александра взяла из рук матери чашку, поставила ее на низкий антикварный столик и откинулась на диванные подушки венецианского бархата.
— Вчера я получила приглашение на званый вечер в Париже. От Ани. Ей будет восемьдесят пять.
На лице Дианы появилась широкая улыбка.
— Боже правый! Неужели? Она просто чудо, эта женщина. Какая приятная поездка. Когда состоится вечер?
— Второго июня. Но, мам, я не уверена, что поеду.
— Почему? — изумилась Диана. — Ты всегда была любимицей Ани. Она выделяла тебя из… — Диана не закончила фразы. — Ну, разумеется! Мне все ясно. Ты не хочешь встречаться с другими тремя. Я тебя не осуждаю. Они оказались довольно коварными, эти женщины.
Александра вдруг поняла, что она даже не вспомнила о трех своих близких подругах, впоследствии ставших ее врагами. Ее мысли были заняты Томом Коннерсом, но теперь придется включить в уравнение и бывших подруг. Мать права: это прекрасный предлог не поехать в Париж. Они, конечно, будут на вечере. Аня не могла их не пригласить.
— Да, мам. У меня нет ни малейшего желания встречаться с ними, — сказала Александра. — Но я не хочу ехать в Париж не из-за них, а из-за Тома Коннерса.
— Том Коннерс… Француз, с которым ты нас познакомила несколько лет назад?
— Да. Но только Том наполовину француз, наполовину американец. Его отец-американец приехал в Париж в начале пятидесятых, женился на француженке и остался там.
— Он адвокат, я точно помню, и очень хорош собой. Но я не знала, что между вами было что-то серьезное. Я полагала, что это, так сказать, мимолетное увлечение.
— На самом деле наши отношения продолжались два года.
— Ясно. И ты до сих пор каким-то образом связана с Томом Коннерсом. Это ты хотела сказать?
— Нет. Да. Нет… Послушай, мам, мы с ним больше не видимся и не поддерживаем связи. Он никогда мне не звонит, но он… как бы это сказать… внутри меня, в моих мыслях… — Александра запнулась и беспомощно посмотрела на мать.
— А почему ты порвала с ним? — спросила Диана.
— Я не рвала с ним. Это сделал он. Три года назад.
— Но почему? — допытывалась ее мать.
— Потому что я хотела, чтобы он женился на мне, а он не мог этого сделать.
— Он женат?
— Нет. Сейчас не женат и тогда не был.
— Что-то я не понимаю, дорогая, — пробормотала Диана.
— Том женился очень молодым, — начала Александра очень тихо, — на подруге своего детства Жюльетте. У них была маленькая дочь Мари-Лор, и, судя по тому, что он мне говорил, они были идеальной парой — очень красивой и счастливой. А потом произошел несчастный случай. — Александра сделала паузу и, набрав в легкие побольше воздуху, продолжила: — В июле восемьдесят пятого они поехали в Афины. В отпуск. В конце отпуска Тому понадобилось встретиться с клиентом, у которого там был летний дом. Он обещал Жюльетте перекусить с ней и Мари-Лор в их любимом кафе, но Тома задержали дела, и он опоздал. Когда он появился на площади, где находилось кафе, там творилось нечто невообразимое. Она была забита машинами полиции и «скорой помощи», все было залито кровью. Всего за несколько минут до того перед кафе взорвался туристический автобус, в который террористы подложили бомбу.
Глубоко вздохнув, Александра заговорила снова:
— Можешь себе представить, в каком ужасном состоянии находился Том, когда стал искать жену и дочь. В конце концов он нашел их под обломками. На них обрушился потолок кафе. Обе были мертвы. — Александра заморгала и проговорила еле слышно: — Он так и не оправился от того… кошмара.
Диана со слезами на глазах смотрела на дочь.
— Какая страшная история! Какая трагедия… для них, для него… — Она уселась на диван рядом с дочерью и крепко ее обняла: — О, дорогая, ты все еще любишь его.
— Ты думаешь? Я в этом не уверена, мама, но понимаю, что с Томом у меня нет будущего. Он никогда не женится ни на мне, ни на ком-нибудь еще. Понимаешь, он просто не в силах их забыть.
— Или не позволяет себе забыть.
— Возможно, ты права. Но после нашего разрыва я поняла, что моя жизнь в моих руках. Я не могу потратить ее на мечты о Томе.
Диана кивнула:
— Кстати, сколько ему лет?
— Сорок два.
— Но ты хотя бы немного любишь Джека Уилтона?
— Да, по-своему люблю.
— Не так, как любишь Тома?
— Нет.
— Но ты все-таки можешь жить с Джеком?
— Он хочет на мне жениться.
— А ты согласна выйти за него? — спросила Диана.
Александра прижалась к матери и заплакала.
— Я думала, что могу, мам, правда, думала. Но теперь не знаю. То письмо привело меня в полное смятение.
Через некоторое время Диана осторожно произнесла:
— Ты должна забыть Тома. Ты и сама это знаешь. Этот человек не для тебя. То, что случилось с его женой и дочерью, невыносимо. Но если он за столько лет не оправился…
— Три года назад еще не оправился, но неизвестно, что происходит сейчас.
— …то не оправится никогда, — продолжила Диана твердо. — Ты можешь прожить прекрасную жизнь с Джеком. Именно это ты и должна сделать. — Диана замолчала, крепче обняла дочь и прошептала: — Знаешь, любовь бывает разная. И порой самая страстная любовь не становится любовью всей жизни. Возможно, она становится ею… когда кончается. — Диана вздохнула: — Я не советую тебе ехать в Париж. Встреча с Томом лишь разбередит старые раны.
— Наверное, ты права. Но Аня огорчится, если я не приеду.
После короткой паузы Диана воскликнула:
— Есть выход! Ты можешь поехать с Джеком. Ты не станешь встречаться с Томом, если с тобой будет другой мужчина.
— Приглашение только на мое имя.
— Но тебе-то она не откажет… особенно если скажешь, что приехала… с женихом.
— Я не могу за нее решать. Я должна все обдумать, мам, все, что ты мне сказала.
Приглашение стояло на каминной полке рядом с часами. Придя домой, Александра первым делом взяла его и прочла еще раз.
В левом нижнем углу был указан срок, до которого полагалось известить о своем приезде: «1 апреля 2001 г.». К приглашению была приложена почтовая карточка для ответа и конверт.
Итак, до принятия решения у нее еще оставалась часть февраля и почти весь март. В глубине души ей хотелось отпраздновать этот день рождения с Аней, необыкновенной женщиной, оказавшей огромное влияние на всю ее жизнь. Но этому мешала нерешенная проблема с Томом Коннерсом, а также с ее бывшими подругами — Джессикой, Кей и Марией. Первого апреля, подумала она. Своеобразная годовщина. Первого апреля она познакомилась с Томом Коннерсом. В 1996-м. Ей было тогда двадцать пять, ему — тридцать семь.
Первый апрель, никому не верь, подумала она, горько усмехнувшись.
Положив приглашение обратно на камин, Александра опустилась на колени, зажгла спичку, поднесла ее к лежавшим на решетке бумаге и щепкам. Через несколько минут огонь охватил поленья, пляшущие языки племени потянулись к дымоходу. Она уселась на диван и стала глядеть в огонь. Самые яркие из нахлынувших воспоминаний были о Томе. Их познакомил Ники Седжуик, племянник Ани. Том приехал на студию в Биянкуре встретиться со своим клиентом Жаком Дюраном, снимавшим франко-американский фильм. Ники делал для него декорации и по совету Ани взял себе в помощники Александру.
С фильмом пришлось повозиться. Это была историческая лента о Наполеоне и Жозефине, и Ники требовал полной достоверности в деталях. Он был в восторге от ее работы, и потом Александра принимала участие почти во всех его проектах.
В день, когда Том Коннерс пришел на студию, съемки проходили удачно. После их окончания Жак Дюран с Томом пригласили Ники Седжуика с Александрой пообедать.
Том ухаживал за ней с такой галантностью, что она влюбилась в него еще до конца обеда. Когда он вечером повез ее домой на своей машине, она оказалась в его объятиях.
То, что случилось между ними, он назвал coup de foudre — гром среди ясного неба, любовь с первого взгляда.
Но под маской любезности скрывался человек с тяжелым характером, человек, отягощенный мучительными воспоминаниями. Ники пытался отговорить ее от романа с Томом. Однажды он сказал: «Вероятно, женщины находят привлекательным его мрачный байронический характер. Но Том волочит за собой тяжкую ношу, ношу отрицательных эмоций. Так что берегись. Он опасный человек».
Александра сняла плед с подлокотника дивана и улеглась, накинув его на себя. Она по-прежнему думала о Томе и днях, проведенных с ним вместе в Париже. Несмотря на тяжелый характер и мучительные приступы тоски, он хорошо к ней относился. Их связь оборвалась лишь потому, что ей захотелось стабильности. Замужества. Детей.