Властительные связи

Посреди сверканий росы я брожу одиноко, под сводом черных аллей, как бродил мой Предок под криптами блистающих гробниц! По темному инстинкту, как он, я избегаю, сам не знаю почему, враждебного сияния луны и опасного приближения человека.

Вилье де Лилъ Адан, «Тайные воспоминания»

ВСПОМНИМ об оставленных нами планетах, так как для рассказа о звездах и зодиаке время еще не приспело. Вооруженные формальным методом соответствий и памятуя о произвольном его применении, мы двинемся вглубь, от внешнего к внутреннему, и ознакомимся с планетным соотношением человеческих чувств, добродетелей и пороков. Это можно сделать без лишних слов, сведя соответствующие понятия в таблицу.

Планетным соотношениям подчинялась вся жизнь человека, от зачатия и до последнего часа, точнее, до бесконечности, потому что оккультизм исходит из вечности духа. Так, пребывая еще во чреве матери, ребенок первый свой месяц находится под покровительством Сатурна, второй — Юпитера и т. д. в известном порядке.

В полном соответствии с той же формальной схемой младенческий период управлялся Меркурием, детство — Венерой, отрочество — Солнцем, юность — Марсом, зрелость — Юпитером, старость — Сатурном и дряхлость — Луной. Богиня тайных волхвований провожала архонта до последней черты и продолжала освещать ему путь в сумеречном царстве мертвых, когда душа покидала разрушенную кризалиду.

Планетным стражам был подчинен весь животный и растительный мир.

Простим древним мистикам классификационные огрехи по части рыб — очевидно, брались скопом обитатели вод — и попробуем провести выборочный анализ планетных соответствий. Иные из них, как, например, ряд: солнце — лев — орел — дуб, опираются на четкую мифологическую основу. Дуб, в частности, издревле считался жилищем бога-громовержца, будь то Юпитер — Зевс, скандинавский Тор, Перун или балтийский Перкунас. Отдавая этот священнейший атрибут солнечному божеству, равно как и «зевесова орла», герметическая традиция как бы закрепляла акт торжества солярного монотеизма. В ночь святого Иоанна, или так называемую Купалову ночь, эти Древние божества оживали по всей Европе: от Урала до Геркулесовых столпов. Вспыхивали вещие костры над обрывом, Молодые парочки весело скакали через огонь, вздымая летучие искры, обливались водой, бросались нагишом в реку, отдавая себя под защиту языческого начала. Парни азартно стегали девок крапивой, веселые хороводы кружились вокруг празднично убранного дерева, вертелись в водоворотах пущенные По течению цветочные венки.

Потерпев поражение в борьбе с этим бесовским культом, церковь в конце концов смирилась с древним обычаем. Постаравшись ввести его в рамки пристойности и подменив языческого Купалу Иоанном Крестителем, она тем самым освятила исконные суеверия и символику. Столь же неразборчиво действовало и «другое ведомство», назначившее на ночь летнего солнцестояния, когда зацветает жар-цвет, открываются клады, а травы набирают целительную мощь, свой главный шабаш. Астрологические схемы, как мы видели, опираются на античную мифологию, низведенную до анекдота, басни, где мистический символизм произвольно перемешан с наглядными аналогиями. Отсюда обезьяна и попугай «вертлявого» плута Меркурия, отсюда летучая рыба этого расторопного бога-эфеба, который, дабы всюду поспеть, надел на ноги крылышки. Оккультизм, однако, эклектически многолик, и те же смысловые ряды оставляют место для совершенно иных толкований. Обезьяна, например, а тем более кошка могут рассматриваться и в виде реликтов египетской теургии, преображенных и опять-таки анекдотически выхолощенных средневековой молвой. Наивно было бы видеть в герметических учениях механическое воскрешение олимпийского пантеона. Для астрологов и алхимиков Меркурий прежде всего планета, а потом уже божество. Это элемент мироздания и мистический знак, персонифицируемый в образе, изначальное качество, сконцентрированное в «планетном типе». Поэтому чернокнижник, начертав магический круг, станет вызывать не античного бога-пройдоху, но духа планеты Меркурий. Древнейшему римскому божеству Сатурну, впоследствии отождествленному с Кроносом — пожирателем чад, которого оскопил победивший Юпитер, посвящены козел и летучая мышь — излюбленные ипостаси средневекового дьявола. И это не случайно, ибо темный бог, как и его светлый близнец, неявно присутствует в герметизме. Луну мы видим в образе волшебницы и некромантки Гекаты, за которой крадется зловещая кошка. Нетопырь и козел сопровождают Сатурна, подводящего архонта к разверстой могиле. Да и сосна — его дерево — напоминает о вечности потусторонней. Культ деревьев и соответственно трав и цветов сложился в незапамятные праязыческие времена, напоминающие о себе неизжитыми игрищами вроде костров Иоанновой ночи. Символическое значение растений неодинаково трактовалось в разные времена и в различных странах. Отсюда постоянные разночтения в гримуарах, травниках и оккультных книгах. Тем более что символика цветов отличалась исключительной многозначностью и по-своему оценивалась обоими конкурирующими «ведомствами».

В планетной «табели о рангах» растения занимали следующее место: Солнцу был посвящен подорожник, хранящий жар и силу любви; Луне — хриностат, оберегающий путешественников; Меркурию — пятилистник, дарующий знание; Венере — вербена, цветок любви и веселья; Марсу — бараний язык, растение храбрых; Юпитеру — дающая воздержанность белена, оффодилус, изгоняющий духов — Сатурну.

Не станем задерживаться на ботанических аспектах этой древней классификации и примем ее как нечто данное, подобно тому, как приняли, не доискиваясь конкретного названия «моллюск» — устрица? улитка? спрут? — Сатурна. Честно говоря, я не силен по части трав и не нашел в наших определителях ни оффодилуса, ни хриностата. Очевидно, у нас они имеют другие названия. К счастью, мы не собираемся реконструировать здесь рецепты знахарей и чернокнижников древности, поэтому, повторяю, возьмем очередную планетную схему как некую данность. В колдовских книгах непосредственно к ней примыкал и более широкий перечень растительных эмблем, свободный от жестких астрологических соответствий.

Амарант считался эмблемой бессмертия, ирис — мира, лилия — чистоты, лотос — целомудрия, мирт — сострадания, мак — лени, резеда — нежности, крапива — сладострастия, роза — любви. Иными символами — оливковая ветвь мира и свадебный флердоранж, олицетворяющий чистоту, — человечество руководствуется, по крайней мере словесно, в повседневной жизни; иные, как, например, трилистник — эмблема оккультной триады, тернера, составляют эзотерическую тайну.

Тот же цветок розы — образец совершенства — мог означать не только любовь, но и красоту, изящество, радость, удовольствие, пышность, славу, хвалу, блаженство, аромат, искренность, гордость. В другой системе знаков он мог олицетворять прям" противоположные качества: молитву, медитацию, тайну, таинственность, тишину, розовый куст сыграл, как мы знаем, главную роль в метаморфозах «Золотого осла» Апулея. Зто ли не свидетельство древности и поразительной устойчивости языческих волхвований? Можно спорить о том, пришла ли роза с Востока или исконно произрастала на римских и греческих берегах, но на волшебный алтарь ее, бесспорно, впервые положили далекие пращуры искусных колдуний из Медары, превративших бедного Луция в похотливого осла. Церковь, ее антипод и, разумеется, вдохновение поэтов расширили до беспредельности мистическую символику розы: алой, белой, черной. Вновь прежде всего вспоминается Блок:

Я послал тебе черную розу в бокале

Золотого, как небо, аи.

Это — вневременное, это на все времена. «Роза ветров» на старинных картах, «алхимическая роза», — символ Солнца и символ звезды.

Хотя герметизм сочетал планету Венеру с вербеной и миртом, цветком Венеры — богини любви и красоты — была все-таки роза, что дало жизнь блистательной веренице женских имен: Роза, Розалинда, Розамунда, Розина, Розетта, Розалия, Розабланка. Впрочем, и мужчины не остались за бортом, о чем свидетельствует популярное в Испании имя Розарио.

Четки тоже называются по латыни «розарий», как и соответствующая католическая молитва. Скромный цветок шиповника — Праматерь садовой розы — хранил в себе идею единства и означал на языке каббалы цифру «пять». Две пятерки давали совершенное число «десять»: пять скорбных и пять славных таинств девы Марии. Поэтому в символике эзотеризма роза — это еще и смерть, тогда как лотос — цветок грядущей жизни и воскрешения.

Подобная противоречивость, всеохватность характерна и для других растительных эмблем. Бузина, которая наряду с осиной и корнем мандрагоры издревле «зналась» с нечистым, считается современными «вики» носительницей полярного свойства. До сих пор в Англии и Америке многие люди верят, что прибитая к забору в канун рождества ветка бузины предохраняет дом от колдовства и всевозможных дьявольских козней. Точно так же магическая традиция приписывает чесноку силу против вампиров и прочих нечистых духов, герани — защиту от змей, клеверу — от колдунов и чертей. Базилик — трава дьявола — также считается верным средством от злых волхвований, а распознавать болезнь и черную магию помогает розмарин. Наилучшее время для сбора трав отводилось на Иоаннову ночь, а в другие месяцы — на последние фазы Луны. Для каждого растения был разработан соответствующий церемониал. Вербену, например, разрешалось срывать лишь во время сбора винограда (отголоски Дионисовых оргий), а корень мандрагоры нельзя было вырыть, «не начертив предварительно три концентрических круга и не поместившись под ветром». В старинных рукописях мандрагора, якобы жалобно кричавшая, когда ее вырывали, изображалась в человеческом облике. Она могла, если не были соблюдены требуемые процедуры, покарать невежественного обидчика или уйти глубоко под землю, исчезнуть, подобно колдовскому цветку папоротника. Деревья рисовались не просто атрибутами или даже представителями божественного начала, они и сами были богами, причем более древними, чем светила. Реликты этого некогда мощного культа сохранились повсеместно.

В Индии и Шри Ланке мне приходилось видеть трогательный обряд обручения мужчин и женщин с деревьями. Поклонение священному дереву бодхи можно наблюдать во всех странах распространения буддизма, а прекрасный обычай сажать «деревья дружбы», утратив религиозные черты, сделался элементом дипломатического протокола.

Заканчивая краткий обзор магических свойств растительного царства, задержимся на современном, преимущественно англоамериканском, толковании древесных символов. Дуб — священное дерево друидов, скандинавов, греков и римлян — дает защиту от колдовства; кладбищенский тисе символизирует плодородие и «жизнь после смерти»; яблоня и боярышник тоже олицетворяют загробное существование; ясень охраняет от змей и колдунов; рябина помогает распознавать колдовство и предохраняет от дьявола; ива — традиционная эмблема печали и покинутой любви; ель — эталон постоянства. Она же выражает идею грядущего бытия и дает защиту от молний. Набор, как мы видим, довольно унылый и однообразный.

Береза в этом заупокойном поминальнике замечательна лишь тем, что из нее делают метлы, на которых летают ведьмы, хотя согласно ирландской версии для этой цели лучше всего подходит бузинный прутик. Ветки ивы помогают девушкам распознать будущих женихов.

Здесь все смешалось: библейская символика и средневековое чернокнижие, реликты античных верований, друидизм и современная знахарская практика. Оно и понятно, потому что с помощью растений, которые давали сильнейшие яды и уже забытые нами целительные средства, магические действия обретали наглядную силу.

Специалисты считают, что еще в глубокой древности «чародейные травы» выращивали в специальных садах. «Орфическая Аргонавтика» (IV–V вв. н. э.) рассказывает о том, как собирала колдовские растения и вырывала «ядовитые клубни» прекрасная волшебница Медея, подарившая леверному Язону золотое руно.

Яд и здоровье. Исцеление через смерть. Здесь тот же принцип всеобщей симпатической связи. Змея Эскулапа, склонившаяся над чашей, готова замкнуть алхимическое кольцо. Дряхлому свинцу, металлу Сатурна, чтобы возродиться в сверкании злата для жизни вечной, предстояло умереть в запечатанной реторте.

Очевидно, практика добывания ядов, в чем особенно преуспел царь Митридат, наложила отпечаток и на оккультные представления. Вопреки универсальному принципу, магическими свойствами наделялось не только растение в целом, но и его плоды, семена, корни. Если в яблоне видели намек на загробную жизнь, то яблоко — символ первородного греха и непременный атрибут сказок — означало непреодолимый мирской соблазн. Желтый цветок горчицы занимал в символическом списке скромное место, но горчичное зернышко воплощало мистическое всеведение.

В базельском (1581) издании поэмы Макра «О свойствах трав» есть поразительное по экспрессии описание неизвестного колдовского цветка:

Женщиной эта трава справедливо, читатель, зовется, —

Как у виперы язык, губы — змеиным чета.

Черный же корень ее источает запах козлиный,

Ассафетиду затмить запах способен такой.

Блещет листвы белизной, прикрывается крепкой повязкой,

Черный рождает цветок трижды, четырежды там.

Мрачные дарит плоды с семенами зловредного свойства,

Многим достойным они могут беду причинить,

Гнев распаляя, они разрывают и братские узы,

Дружбу умеют разбить наглым своим языком:

Делают так, что своих ненавидят родителей дети,

И на погибель острят зубы они без конца.

Сеют раздоры, растущие вечно, и сладостью порчи

Ложь и коварство вокруг сеют, как змеи, они.

Степень шестая у ней теплоты и степень седьмая

Сухости, — значит она ядов жестоких сильней.

Вырыть ее из земли, — ты поверь мне, — нелегкое дело,

Мужество в деле таком должен явить человек…

Этот отрывок в переводе Ю. Ф. Шульца помещен в комментарии к изданной на русском языке книге Одо из Мена «О свойствах трав».

«Идентификация этого растения с каким-либо современным видом остается неясной», — лаконично комментируют специалисты эти дышащие гневом и страстью поэтические строки. Не берусь судить насчет идентификации, но то, что мы видим перед собой исчерпывающий мрачный образ всей черной магии, для меня несомненно.

Вспомним: «энвольтовать злобу и ненависть», «сеять вражду». Обратим внимание: «черный же корень ее источает запах козлиный»! Яснее не скажешь… Сатана средневековых шабашей принимал обычно образ черного козла, которого гости именовали «мессиром Леонардом». «Козел отпущения» древних евреев, предназначавшийся истребительному Духу пустыни Азазелю. Кстати сказать, в штаты «другого ведомства» были автоматически зачислены все «нечистые», упомянутые в Ветхом завете звери и гады: травоядные животные, кроме жвачных, кролики, зайцы, крысы и прочие грызуны; свиньи; Моллюски и все обитатели вод, кроме рыб, имеющих чешую; хищники; страусы; летучие мыши; обезьяны; ящерицы, крокодилы, змеи, лягушки и жабы. Все это, но в самых химерических сочетаниях, можно увидеть в адской толпе на полотнах Босха и Брейгеля. Наиболее одиозные представители «живого уголка» составляют, вспомним, свиту астрологического Сатурна: козел, летучая мышь и моллюск. Поговорим поэтому о животных — спутниках дьявола и воплощениях адской мощи. Больше всего не повезло в этом смысле котам, особенно черным. В средние века они слыли главной ипостасью нечистого. Кошка, ворон, сова и летучая мышь были непременными конфидентами чародеев. Библейский змей, соблазнивший праматерь Еву, испортил и без того неважную репутацию рептилии, обвивающей целительную чашу. Одним словом, козел, кошка, змея и летучая мышь — последняя знаменовала смертоносные силы тьмы — находились на подозрении. Собака, наоборот, считалась в полном смысле слова другом человека и врагом нечистой силы, хотя Мефистофель, как мы знаем, впервые явился Фаусту в виде черного пуделя. Роль остальных представителей животного мира в оккультных радениях была переменного свойства.

Павлин — птица астрологического Юпитера — считался врагом змей, но в синих глазках на роскошном его хвосте видели сатанинские очи. Голубь — посланец Венеры — повсеместно использовался в любовной магии, ворон приносили в жертву при тайных заклятиях смерти. В культах кандомбле и воду главное место предназначается петуху. Петушиная кровь, перья, разрываемое доведенными до экстаза танцорами трепещущее мясо питают алчущих духов, доводят сексомагический накал толпы до разрядки. Мне приходилось видеть документальные фильмы о тайных водуистских обрядах с разрытием свежих могил, кровавыми инициациями девочек и мальчиков, патологическими спазмами, сотрясающими тела. Жуткие, отвратительные эпизоды, бросающие вызов всему тому, что мы зовем человеческими ценностями. Но, вспоминая увиденного на экране голого фанатика, который, исступленно визжа, кашляя кровью и пухом, рвал зубами кудахчущих птиц, я думал о сатанистах и «вики». Право, их дикие ритуалы выглядели ничуть не лучше, но куда более омерзительным было сознательное растление духа, нисхождение во мрак, возврат к первобытной дикости.

Дело не во внешних проявлениях, хотя и они могут сказать о многом. Распространенное на севере Европы суеверие, связанное с поеданием живой сельди, которая якобы поможет парню увидеть во сне суженую, ничем, в сущности, не отличается от водуистских жертвоприношений. Пусть рыбы не столь обильно пачкают кровью лицо, а чешуя менее заметна, чем перья, важен общий принцип, образ мышления (хотя в таких случаях трудно употреблять эти понятия). Средневековье с его ведьмовскими процессами оставило по себе неизгладимую память, но на фоне костров, погубивших сотни тысяч невинных людей, поблекли огни, на которых сжигали козлов и кошек, забылись способные вызвать разве что смех судилища над петухами. Процессы против животных, обвиняемых в связи с дьяволом, не просто исторический курьез. Они отражают дух средневекового склада мышления, отвлеченного, склонного к ритуальному формализму, рабски послушного букве закона и сентенциям признанных авторитетов. Хранящиеся в архивах документы открывают перед нами поразительные страницы истории права и вместе с ним — культуры вообще. Процессы против животных, проведенные по всем правилам тогдашнего судопроизводства, впервые документально зафиксированы в XIII веке во Франции. Затем их следы обнаруживаются в Сардинии и Фландрии, далее охватывают Нидерланды, Германию, Италию, Швецию и, наконец, уже во второй половине XVI века — Англию. Вся Европа играет в жестокие игры, достойные сумасшедшего дома. Вот уж когда басни насильственно претворялись в быль! К зверям обращались судьи и прокурор, от их имени отвечали специально нанятые адвокаты. Авторитетнейшие мужи глубокомысленно вслушивались в мяуканье и блеяние терзаемых пыткой животных, произвольно толкуя душераздирающие звуки в ту или другую сторону.

Рассматривая наших братьев меньших в качестве наделенный сознанием и способных держать ответ за свои действия юридических лиц, средневековая юриспруденция создавала опасные прецеденты. Не в тамплиерской гекатомбе,[15] но на скотном дворе, загримированном под судилище, сработал впервые чудовищный Принцип: «пытка вопрошает, а боль отвечает». Стоит ли уточнять, что все подвергнутые пытке четвероногие «сознавались» в инкриминируемых грехах? И на законном уже основании кончали жизнь на эшафоте, подобно козочке, сгоревшей вместе с Эсмеральдой из «Собора Парижской богоматери» Виктора Гюго.

«Что вверху, то и внизу». Как и людей, животных подвергали «божьему суду». Как людей, приговаривали их к казни и торжественно обставляли бессмысленное убийство.

Приговор приводился в исполнение открыто, празднично, в присутствии оживленных, разодетых по случаю забавного зрелища толп, под колокольный звон. Казнь всегда поручалась лишь государственному палачу, а не какому-нибудь живодеру из цеха мясников, о чем сохранились в архивах многочисленные счета заплечных дел мастеров, где скрупулезно перечислялись издержки.

В 1386 году во Франции одетую в женское платье свинью подвергли усекновению головы и передней ноги, после чего она была вздернута на специально построенной виселице. К столь Жестокой, хотя и странноватой, казни ее присудили за два преступления: она сначала разорвала лицо и руку ребенку, а уж потом съела его. Одним словом, око за око. Пусть погибнет мир, но восторжествует закон. Казнь обошлась муниципальным властям в 10 су и столько же денье. Кроме того, было уплачено за одну новую перчатку для палача. Это был чисто уголовный процесс. Зато случай, имевший место в 1474 году в Базеле, целиком и полностью относился к компетенции инквизиционного трибунала. Коллеги Инститориса и Шпренгера (авторов «Молота ведьм») послали на костер петуха, заподозренного в связи с дьяволом. Сейчас трудно сказать, действительно ли несчастный петух докатился до того, что самостоятельно снес яйцо, или его оговорили, но в приговоре черным по белому значится: сжечь петуха и яйцо.

Животных, подобно тому как это было сделано с альбигойцами и тамплиерами, сплошь и рядом обвиняли во всякого рода непристойностях. Так, в 1565 году был сожжен вместе со своим хозяином мул, которому предварительно отрубили все четыре ноги. Уже в 1750 году, незадолго до революции, потрясшей до основания проржавелый феодальный каркас, состоялся процесс, на котором ответчицей выступала погрязшая в безнравственности ослица. Благодаря заступничеству местного кюре, письменно удостоверившего ее благовидное поведение, обвиняемая была оправдана судом и освобождена из-под стражи. Чувствовалось веяние новых времен.

Подобных и даже еще более удивительных примеров можно было бы привести великое множество, но вряд ли есть в этом необходимость. Основная мысль, полагаю, и без того предельно ясна.

Многочисленные общества охраны животных борются с жестокостью, проявляемой людьми. И это, конечно, похвально, невзирая на ханжество, присущее буржуазному обществу. Но когда убивают оленей, чтобы пустить вкруговую чашу с кровью, или бросают в огонь голубей, речь идет не только о тварях безвинных, но прежде всего о людях, отвергающих общечеловеческую мораль. Пусть ритуальные жертвоприношения, совершаемые современными колдунами и ведьмами, не способны вызвать записанных в «черные книги» духов; и тем не менее, обращаясь к душе человеческой, они пробуждают кровавые призраки прошлого, заволакивают глаза дымом, затмевают разум темной завесой инстинкта. Ни на минуту нельзя упускать из виду притязания оккультизма на иррациональную универсальность, иначе легко проглядеть его разлагающее начало, присущую ему всеохватность в закабалении душ. Любые предрассудки, кровавые наветы и самые разрушительные идеи свободно укореняются в атмосфере истерии и исступления. Нетрудно ввести в преступное русло безумие, но управлять им нельзя.

Близ западногерманского городка Гайзельвинда приютился окруженный сумрачными елями хутор, в котором хозяйничал ныне в бозе почивший Михаэль фон Лилиенфельд, высокопарно именовавший себя президентом «Тайного совета магического земного круга». Старый оригинал взрыхлил вокруг усадьбы землю, заботливо удобрил ее и засеял ядовитыми травами. Огородив этот созданный по образцу древних чернокнижников «колдовской садик» забором с колючей проволокой, Лилиенфельд развернул бурную деятельность. Вскоре почти все жители Гайзельвинда и большая часть штайгервальдских крестьян оказались в колдовских тенетах. Одним он продавал средства от сглаза, других пользовал парами белены и цикуты, у третьих изгонял Л помощью едкого дыма красавки чертей.

— Людям следует открыть глаза на деяния и связи, ведомые лишь нам, посвященным, — наставительно повторял новоявленный просветитель.

«Деяния и связи» недолго оставались тайной для профанов. Вскоре о Лилиенфельде, развернувшем бойкую торговлю по почте, узнали не только в Федеративной республике, но и в Швейцарии, Австрии и других странах, где нашлись поклонники «германской народной медицины». Оккультное тяготеет к исчерпывающей полноте картины мира, его пророки тоже стремятся к универсальности. Чем только не торговал почтенный шарлатан, пустившись на восьмом десятке во все тяжкие! Он отправлял «магический чай» (около 4 марок за 100 граммов), «аура-очки», способствующие развитию ясновидческого дара (32 марки), пентакли и талисманы на все случаи жизни, чью колдовскую силу можно было постоянно «обновлять» за ежегодный взнос в 12 марок. Желающим, а таких было много, Лилиенфельд рассылал «секретные» таблицы «месячного света», где были точно обозначены все роковые и благоприятные дни. С таким перечнем можно было чувствовать себя уверенно. Сегодня сеешь раздоры, завтра спокойно занимаешься бизнесом, в пятницу — только любовью. Разумеется, в человеческой жизни случаются досадные осечки, главным образом по вине дьявола и завистливых соседей — колдунов. Чтобы полностью защитить себя от всяких дурных влияний и устранить случайности, Лилиенфельд. советовал вступить в основанный им «Всемирный союз света». Набившие оскомину слова «всемирный» и «свет» действовали почти безотказно, тем более что «посвященным" давались лестные привилегии. По-настоящему «секретную» литературу господин президент 0оставлял лишь членам своей лиги. Всего за 30 марок они могли приобрести практическое руководство с завлекательным названием «Симпатия-магия-волшебная медицина с семью магическими печатями». Те же, кто, стремясь к «наивысшему знанию», готовы были выложить 120 монет, приобретали роскошный, переплетенный в свиную кожу том «Шестой и седьмой книг Моисея».

Я видел этот не вошедший в Тору текст, появившийся впервые в XVI веке, то есть по меньшей мере через две тысячи лет после первых пяти книг библейского пророка.

Надо отдать должное издательству «Планет» в Брауншвейге, выпустившему это издание в свет. Наглядные рисунки, выполненные в средневековой манере, затейливые буквицы, готический шрифт. Настоящий гримуар XX века! Содержащиеся же в нем рецепты и заклинания, к которым каждая эпоха что-нибудь да добавляла, достойны цитирования в любом курсе психопатологии. Так, чтобы вылечиться от алкоголизма, достаточно разорвать лягушку, затем поджарить ее и истолочь в порошок. От эпилепсии спасают заживо сваренные и также измельченные в порошок кроты. Но самым чудодейственным средством признавался пепел из человеческих костей. Потомки тех, кто с помощью таких вот рекомендаций пытался лечить людей, скот, заклинать град и пожары, удобряли человеческим пеплом капустные поля Освенцима, варили мыло из человечины, изготовляли абажуры из татуированной кожи. Во всех этих немыслимых злодеяниях, естественно, виновен фашизм. Но чтобы принять нацистскую доктрину, чтобы всецело подчиниться ее чудовищной практике, необходимо было преодолеть известные внутренние запреты. Тем, кто не только знал, что можно глотать пепел из человеческих костей, но и верил в то, что это нужно для здоровья или успеха, оказалось проще победить «предрассудки прогнившего гуманизма».

Пепел Клааса стучал в сердце Тиля Уленшпигеля, а средневековые некроманты и суеверные обыватели прокрадывались к остывшим кострам еретиков, чтобы украсть горсточку чудодейственного праха. Путь человечества к звездам пролегал через тернии. Пепел мучеников будет вечно стучать в сердца живых. Иначе бы они не приносили ежедневно к памятнику Джордано Бруно цветы.

Но и ядовитые семена дают свои опасные всходы. Один молодой каменщик вместе со своим отцом-инвалидом и потерявшим работу приятелем, прочтя «Шестую и седьмую книги», решили разбогатеть. Строго следуя предписанию, поймали и закололи косулю, а затем сожгли ее на костре из сухой вербы. Ожидаемого вознаграждения — компания почему-то рассчитывала получить от бога пять тысяч марок — не последовало, но был суд, который слушался в округе Ахаус. К сожалению, отравители вроде Лилиенфельда на нем не фигурировали, равно как и издатели духовной отравы. Впрочем, фирма «Планет» (точно такое же название выбрали для своего обскурантского журнала Повель и Бержье) однажды все же предстала перед западногерманским судом. Произошло это еще в 1956 году, когда гамбургский учитель Иоханнес Крузе обвинил издательство в сознательном надувательстве публики. Приговор, вынесенный издателям Мазуху и Шнеллю, звучал поначалу грозно. В нем значились такие деяния, как обман, недобросовестная конкуренция, призывы к жестокому обращению с животными, осквернение могил, воровство и даже нарушение закона о борьбе с венерическими болезнями (гонорею «Шестая и седьмая книги» предлагали лечить дождевыми червями, сваренными в масле оливы — древа Меркурия). Кара, однако, назначалась смехотворная — штраф в 900 марок. Правда, на нераспроданные экземпляры книги и типографское клише наложили арест, что грозило фирме миллионным убытком и было куда посущественней штрафа, но все обошлось. Суд второй инстанции отменил приговор и снизил сумму штрафа до 300 марок.

Выступавший в качестве эксперта защиты профессор этнографии Вилли Эрих Пойкерт причислил тошнотворный опус к разряду «магической народной литературы» и призвал судей защитить «подлинно народную книгу, содержавшую забытые культурные ценности». Примерно в тех же выражениях отзывался в свое время о «нордическом» волшебстве Геббельс.

Под гром оваций и вспышки репортерских блицев Мазух, Шнелль и приглашенный ими эксперт, столь трогательно воскресивший лексикон «третьего рейха», покинули зал. Оставшиеся 10 тысяч экземпляров немедленно разошлись, было оттиснуто второе издание, третье, затем обнаружились новые, ускользнувшие от внимания библеистов «свитки», и, наконец, на прилавки поступила «Последняя и совершенно секретная книга Моисея».

Загрузка...