Трон Люцифера

"ЗОЛОТОЙ ВОСХОД"

НОВОЕ ПОКОЛЕНИЕ искателей мистического озарения уже не верило в тайны, открывающиеся лишь на самых верхних ступенях долгой — часто длиною в жизнь — масонской лестницы. Повсеместный расцвет науки и искусства, которым ознаменовались последние десятилетия прошлого века, заставил отбросить маски и четче обозначить границы. Анахронизм вроде алхимической лаборатории и подвижнический, почти каторжный труд уже не пленяли воображение артистической богемы. Если путь к окончательному триумфу «магистериума» лежит через магию, то нужно немедленно овладеть приемами чародейства и очертя голову окунуться во тьму — в первозданную непостижимую жуть, свободную от условностей и стыдливых оговорок. И чем страшнее, чем непрогляднее покажется мрак, тем лучше. Значит, скоро долгожданный рассвет, несказанная золотая заря, всепроясняющее утро магов. Новый орден с симптоматичным названием «Золотой восход» был основан в 1888 году в Лондоне уже известным нам Уинном Ве-сткоттом (1848–1925). Магу девятой розенкрейцерской степени помогал эксцентричный ассистент Самуэль Лиддел Мак-Грегор Мазере (1854–1918), ходивший в костюме шотландского горца с леопардовой шкурой через плечо, а также разочаровавшийся под старость в науке физик Роберт Вудмен (1828–1891).

В анналах ордена сохранилась протокольная запись о визите в Лондон в мае 1887 года Бла-ватской, так глубоко взволновавшей жаждавшую чуда общественность, что Весткотт решился выступить со своей оккультной программой. Остановка была лишь за какой-нибудь священной реликвией.

Не прошло и пяти месяцев, как хорошо известный в масонских кругах А. Вудворт, также состоявший в обществе розенкрейцеров, передал ему шесть листов рукописи, написанной колдовским алфавитом на старой бумаге с водяными знаками 1809 года. Поднаторевший в магии Вест-котт с помощью книги аббата Иоанна Тритемиуса (1462–1516) «Полиграфия» нашел необходимый ключ и расшифровал ниспосланный свыше манускрипт. В нем было все, что требовалось: масонский ритуал, оккультные откровения в духе новейшего европейского мистицизма, алхимия, каббала, астрология.

Фрагменты ритуала будущего братства были, таким образом, налицо. В связи с тем что в Англии нельзя было основать новую масонскую организацию без благосклонного согласия «Объединенной великой ложи», решено было избрать форму ордена. К уже известной нам розенкрейцерской иерархии были добавлены две ступени, что позволило Весткотту создать трехчленную орденскую структуру, как бы копирующую окружности магического круга, с 11 (тамплиерское число) степенями главенства.

Внешний орден

0°=0° Неофит

1° = 10° Зелатор

2° =9° Теоретикус

3° = 8° Практикус

4° = 7° Философус

Второй орден

5° =6° Адептус минор

6° =5° Адептус майор

7° =4° Адептус эксемптус

Третий орден

8° = 3° Магистр

9° = 2° Магус

10° = 1° Ипсиссимус

Титул мага основатель предназначал для себя самого, а ипсисси-муса- «верховного хозяина» — для мифического покровителя, на манер гималайского махатмы Блаватской.

Без учета начальной ступени неофита с нулевыми показателями посвящения градусы с номерами от 10° до 1° были задуманы в соответствии с 10 сефиротами кабалистического древа. Путем несложных экзаменов и посвятительных церемоний можно было легко получить степень 4°= 7° философуса, замыкавшую внешний орден.

В первые годы своего существования «Золотой восход» был скорее детским садом для начинающих оккультистов, чем новой герметической школой. Лишь соединив «древо жизни» с алхимическим и астрологическим символизмом тарота, Вест-котт, Мазере и Вудмен добились того, чтобы орденский ритуал стал достаточно впечатляющим для рвущихся к «верхним таинствам» неофитов. Конкуренция на ярмарке любителей чудес во все времена была довольно жесткой. Чтобы во всеуслышание заявить о своем существовании, новому ордену следовало избавиться от масонских вериг, за которые столь упорно цеплялся маг Весткотт, и обзавестись собственной «Библией». Шесть листиков, заполненных колдовскими значками, для этого никак не годились. В конце 1891 года на первый план вышел Мазере, добавивший к своему экзотическому туалету скуфейку с наушниками. Вместе с 30 другими братьями и полусотней новых учеников он арендовал помещение, нареченное «Храмом Исиды-Урании». Решительной ломке подвергся и статут второго ордена. Так возник Ordo Rosae Rubeae et Aureae Crucis, или «Орден рубиновой розы и золотого креста», сокращенно R. R. et А. С. Мазерс, великий магистр его, готов был в кратчайший срок посвятить неофитов в дела наивысшей секретности. Поэтическое название, входивший в моду восточный колорит (Исида!) и обещание скорых чудес обеспечили новому начинанию необходимую рекламу. Мазере не отягощал себя благоговейной приверженностью к старым и новым традициям и смело возвел реформированный им ритуал 5° = 6° к самому Христиану Ро-зенкрейцу.

Хартию «Храма Исиды-Урании № 3» украсили по углам четыре кабалистические печати и расположенные по странам света символы евангелистов. «Во имя творца Вселенной», — начиналась она на масонский образец. Но это было прощанием с обрядностью «вольных каменщиков». Мазере упорно искал собственное «утраченное слово». Еще не завоевав себе места под солнцем, он вместе с дочерью богача Анни Харнимен открыл в 1894 году уже храм за номером семь — «Ахатоор». В поисках новых идей великий магистр рассуждал о таких животрепещущих проблемах, как некромантия, лунатизм, или тешил себя якобитскими[30] фантазиями, мечтая о реставрации династии Стюартов. И наконец долгожданная «находка». В 1898 году в библиотеке парижского арсенала обнаруживается отпечатанный в 1458 году гримуар, названный «Книгой священной магии мага Абра-Ме-лина». Вот она, вожделенная «Библия»! Заручившись щедрой финансовой помощью Харнимен, Мазере вместе с дочерью философа Бергсона, ставшей его женой, поспешил в Париж, где перед ним распахнулась неисчерпаемая сокровищница «египетских», совсем в духе Калиостро, магических ритуалов. т В ноябре того же 1898 года пути магистра пересеклись со звериной тропой Алистера Кроули (1875–1947), еще никому не ведомого тогда «Зверя Апокалипсиса».

Не прошло и нескольких месяцев, как Мазере, разгадав родственную мятущуюся душу, посвятил неофита сразу во второй орден.

Кроули появился на свет в Ворвикшире в год основания «Теософского общества» Блаватской. Его отец был одним из лидеров Плимутского братства. В семье царила гнетущая атмосфера ханжества и сектантского фанатизма, пронизанного верой в грядущего антихриста и скорый конец света.

Когда незадолго до смерти Кроули спросили, почему он именует себя «Зверем Апокалипсиса», он ответил, что так назвала его мать. Подобно знаменитым предшественникам, будущий «маг XX века» скоро покинул родимый очаг, избрав бродячую, полную самых неожиданных приключений жизнь. Не удивительно поэтому, что и его властно поманил призрачным покрывалом Исиды Восток. Однако смешно было бы в XX веке искать нездешнего откровения в Аравии или Египте. Времена Сен-Жер-мена и Калиостро безвозвратно прошли. Поэтому, не без влияния Блаватской, Кроули избрал Гималаи — обитель мифических махатм. Ему нельзя отказать в упорстве и мужестве. В 1902 году он совершил восхождение на Чогори, в 1905-м — на Канченджангу. Покоренный красотой и величием заледенелых вершин, Кроули попробовал себя, и не без успеха, на поэтическом поприще. Его сборники: «Аха» (1909), «Город бога» (1913), «Прах счастья» были высоко оценены в эстетских кругах. Вступив в Лондоне в герметический орден Мазерса, он вскоре добился равного с ним посвящения, но, так и не узнав обещанных секретов, решил установить личный контакт с «тайными руководителями». Судя по всему, в гималайских снегах он их так и не обнаружил. Поступив в Кембридж, Кроули с головой окунулся в мистическую литературу. В библиотеке Три-нити-колледжа он познакомился с Эккартсгаузеном, Веме, Све-денборгом, но вскоре охладел к кабинетной учености и вновь отправился в Азию. Чередуя скандальные любовные приключения с поисками откровения, он решил окончательно порвать с Мазерсом и основать собственное «дело». Озаренный вечным сиянием надоблачных вершин поэт решил взять роль провозвестника на себя. Теперь он сам станет рассказывать потрясенным неофитам о невидимых учителях человечества и населяющих иные миры ангельских ратях.

Символом нового ордена Argen-tum Astrum была выбрана серебряная звезда. Познакомившись с практикой йоги и буддистскими тантрическими обрядами, Кроули «обогатил» западную магию эротическими демонстрациями, а побывав в Китае, заимствует и древние даосские суеверия, смыкающиеся с алхимическими поисками бессмертия и вечной молодости. В 1903 году он обвенчался в Шотландии с Розой Келли. Медовый месяц молодые провели в Каире. Но этому браку не суж-дена была долгая жизнь. «Алой женщиной», оседлавшей отмеченного клеймом 666 «Зверя», стала Лия Хирсиг. В ее лице жрец одновременно обрел и жрицу, и шакти, столь необходимую ему для «выхода в аст-раль». Под конец жизни у него появится множество подобных «жриц» и ассистенток для рискованных демонстраций, предвосхитивших разнузданную стихию «сексуальной революции». Одна из таких партнерш — сестра Ки-бела (австралийка Лейла Чэддел), — позирующая с колдовским пентаклем на голой груди, станет законодательницей мод нынешнего поколения звезд колдовского стриптиза.

С удивительной легкостью, которой мог лишь позавидовать Мазере, Кроули смешал отголоски древних служений дьяволу, шайтану и халдейским демонам с орфическими мистериями. Добавив в это сатанинское варево «телем» Гермеса Трисмегиста и абстрактные принципы даосизма, он приготовил коктейль, способный одурманить любого оккультного олуха. Причем в самом прямом смысле, потому что именно Кроули возродил древнюю практику использования наркотиков в колдовских действах. В своих сочинениях «Теория и практика магии» и «Книга Зокана» он взахлеб расхваливает гашиш, опиум, настой мухоморов, кактус пейотль и грибы ацтеков. Опиекурильня и бордель — вот храм, куда охотнее всего являются демоны и древние боги. Позируя для афиш и сомнительного толка журналов, Кроули предстает то в плаще крестоносца, то в чалме дервиша, то в венце египетского (в стиле голливудских фильмов) жреца, то в сутане католического патера. Но ему мало быть жрецом всех храмов и капищ. Осваивая опыт адептов астраля, он, вслед за Келли и Ди, несет несусветную дичь насчет прошедших жизней и грядущего перерождения в иных мирах (книга «Видение голос»); создает в разных частях света магические секты и ордена. Поселившись после первой мировой войны в Сицилии, он основывает «Телемское аббатство», не подозревая, наверное, что это уже сделал однажды ловкий пройдоха Панург — наперсник и друг незабвенного Пантагрюэля. Конечно же Кроули не до Рабле. Египетские боги являются ему в облике обольстительных женщин. Это его тотемы, точнее, тантрийские каналы, из которых он черпает космическую энергию. Накурившись до одури гашишем, Кроули мнит себя Осирисом, Исидой и их сыном Гором в одном лице. Он апокалипсический «Зверь» и пророк новых эонов, величайший жрец язычества, те-лемства и христианства. «Делаю, что делаю, и ничего больше», — говорит он, став в позу Лютера. «Ритуалы старого времени темны, — заявляет в другой раз. — Очистим и хорошенько просветлим их».

Отдадим «Зверю» должное. Основы современного оккультизма, его системная иерархия и колдовская практика заложены и развиты именно им. В романе «Дитя луны» он описал таинство алхимических трансмутаций личности. Демоническое перерождение человека — кредо Кроули. В его магическом шоу сквозь все эпохи проходят образы коронованного сатаной ребенка и «Алой женщины», скачущей верхом на «Звере». Встретив восторженно путч чернорубашечников, Кроули тем не менее из-за трений с новым режимом оставил в 1923 году Италию. В мечтах о «магической колонии», где покорным обожателям можно являть себя разноликим демоном, он вновь объездил множество стран, но в конце концов вернулся на родину.

Во время войны Кроули написал «Книгу Тота», посвященную символизму тарота. Умер он в Гастингсе в 1947 году. В музее волшебства на острове Мэн выставлен сертификат, выданный Кроули «Тайным орденом Мальты», с божьим оком в треугольнике, пентаграммой и гексаграммой, то есть полным набором колдовских знаков, который так отвечал его назойливому стремлению быть сразу всем. В 1922 году он возвел себя в наивысший ранг великого магистра «Ordo Templi Orientis» (ОТО) — «Ордена восточного храма», тесно связанного с германскими оккультными группами.

Среди лиц, принимавших активное участие в деятельности ордена «Золотой восход», особое место занимает Вайолет Мэри (1891–1946), чей претенциозный псевдоним Дион Фортуне (Dio поп Fortuna), или Бог не Судьба, привлек внимание самого Мазерса. Обнаружив в себе необычные способности, она посетила Индию, где окончательно уверилась в своем оккультном предназначении. Шотландский мистик Дж. Бродие, писавший брошюры по магии, обучив Дион Фортуне кое-каким трюкам, убедил ее заняться литературной работой. Потратив несколько лет, она кое-как состряпала бульварный роман «Демон Любовник» и закусив удила ударилась в воспевание всяческих ужасов: некрофилии, астрального вампиризма и полуподпольной в те времена порнографии. Ее кошмарные рассказы о колдовстве и всяческой патологии позднее составили сборник «Тайна доктора Тавери-ра». Художница Вивиан Ле Фай Морган, считавшая себя колдуньей — «служительницей моря», написала свой автопортрет вместе с дамой, в которой можно узнать Дион Фортуне. Прямо на зрителя с полотна взирает полноватая, безвкусно одетая мещанка с чуть косящими, подернутыми поволокой глазами. Кроули не раз привлекал ее к участию в «мистериях Исиды и Диониса», как он именовал свои сексомагические оргии. Дион Фортуне уверяла потом, что получала в это время сообщения с других планет, о чем и написала в книге «Космическая доктрина», рабски копирующей «Тайную доктрину» Блават-ской.

Но вернемся к начальным годам «Золотого восхода». Слухи о розенкрейцерских рукописях, расшифрованных Весткоттом, как выяснилось с помощью никому не ведомой, если не вовсе мифической Анны Спренгель из Нюрнберга, сильно взволновали экзальтированную парижскую богему.

Молодые художники и поэты, коротавшие время за рюмкой абсента в монпарнасских кафе, проявили к розенкрейцерскому наследству ревнивый и даже болезненный интерес. Кабалистическая символика удивительно отвечала чаяниям нарождающегося декаданса. Первыми это поняли поэт маркиз Станис-лас де Гуайта (1860–1898) и Жозефин Пеладан (1858–1918), самоуверенный господин без определенных занятий, еще в 1885 году самовольно объявивший себя «мастером Розы и Креста».

В 1888 году, то есть в момент закладки первого храма «Золотого восхода», они с Гуайта громогласно оповестили об открытии нового «кабалистического ордена розенкрейцеров», содержащего всего три степени: биологии, теории и практики. Был создан совет из 12 членов, состоящий наполовину из анонимных, как это водится, лиц. В разработке орденского статута деятельное участие приняли Жерар Энкос (1865–1916), знакомый нам по его псевдониму Папюс, романист Поль Адан и два старых оккультиста, известных как Барле (Альфред Фуше) и Альта (Шарль Мелин). «Я верю в идеал, традиции и иерархию», — напыщенно провозгласил на учредительном банкете Пеладан.

В отличие от английских собратьев, сразу же взявших четко выраженное оккультное направление, французские розенкрейце-ры-кабалисты образовали сначала нечто вроде литературного общества, сыгравшего важную роль в становлении европейского символизма. «Роза и Крест» Блока явилась как бы дальним отголоском тех первоначальных исканий. В том, что на деятельности ордена остался неизгладимый отпечаток фарса, во многом виновен лично Пеладан с его манией величия и совершенно маниакальным пристрастием к пышным титулам и одеяниям. Блок опосредованно уловил и эту сторону раннего символизма, оставившую по себе долгую память. Я имею в виду «Балаганчик» с его печальным мистиком Пьеро. Разумеется, гениальный поэт отразил в своей небольшой пьесе совсем иное общественное явление, но как определенное понятие слово «балаганчик» поразительно точно подходит к розенкрейцерству Гуайта — Пеладана. Очень скоро Пеладан, пресытившись молотком самозваного мастера, стал называть себя — ни больше ни меньше — «царем», причем «царем ассирийским». Эту распространенную манеру окололитературного декаданса заметил, кстати, точный и беспощадный в оценках Иван Бунин.

Обрисованный им психологический тип одного третьеразрядного поэта исключительно интересен для нашей темы: «В детстве был помешан на играх в индейцев, был необыкновенно жив, страстен. Юношей страшно изменился: стал какой-то мертвый, худой. Злоупотреблял наркотиками — курил опиум, жевал гашиш, прыскался каким-то острым индийским бальзамом. Основал «кружок декадентов», издал книгу своих стихов: «Из книги Невидимой, или Натура Натуранс» — с совершенно нечеловеческими строками какого-то четвертого измерения».

Какая верная, какая убийственная аналогия! Метя в одно явление, Бунин пронзил стрелой и другое, сходное с ним, того же психологического, вернее, мировоззренческого порядка. Но вот перед нами другая характеристика и тоже бьющая в яблочко на обеих мишенях: «Справедливость требует упомянуть еще Емельянова-Коха-новского. Это он первый поразил Москву: выпустил в один прекрасный день книгу своих стихов, посвященных самому себе и Клеопатре (так на ней и было напечатано: «Посвящается Мне и египетской царице Клеопатре»), а затем самолично появился на Тверском бульваре: в подштанниках, в бурке и папахе, в черных очках и с длинными собачьими когтями, привязанными к пальцам правой руки. Конечно, его сейчас же убрали с бульвара, увели в полицию, но все равно: дело было сделано». Да, дело было сделано. Как скажет впоследствии Игорь Северянин: «Я прогремел на всю Россию, как оскандаленный герой».

У меня есть упомянутая Буниным книжка, отпечатанная на розовой бумаге в 1895 году в типографии И. П. Малышева. Она называется «Обнаженные нервы». Я раскрыл ее на стихотворении «Монолог маньяка. Вред второй», где сказано буквально следующее:

Если убрать рифмы и поломать ритмику двумя-тремя специфическими оборотами, то полученный текст станет совершенно неотличим от словесного бреда, который обрушивали на читателя оккультные журнальчики вроде «Ребуса» или «Оттуда». Взяв сразу же после сборника Кохановского книгу Д. Г. Булгаковского «Из загробного мира» (М., 1914) и также раскрыв ее наугад, я наткнулся на следующие строки:

Близость психологических типов проявлялась и в поразительном сходстве рекламных приемов, бьющих на дешевый «мистический» эффект. И это тоже не укрылось от проницательного взора Бунина. В связи с тем, однако, что мы анализируем здесь не литературный процесс, но общественное явление, культуре враждебное, я позволю себе привести соответствующую цитату без упомянутого в ней имени:

«А потом — названия поляков-ских изданий: «Скорпион», «Весы» или, например, название первого альманаха, выпущенного «Скорпионом»: «Северные цветы, альманах первый, ассирийский». Все недоумевали: почему «Скорпион»? И что за «Скорпион» — гад или созвездие? И отчего эти «Северные цветы» вдруг оказались ассирийскими? Однако это недоумение вскоре сменилось у многих почтением, восхищением. Так что, когда вскоре после того (…) даже и самого себя объявил ассирийским магом, все уже свято верили, что он маг. Это ведь не шутка — ярлык. «Чем себя наречешь, тем и прослывешь». У нас есть все основания адресовать это «ассирийскому царю» Пеладану, чей образ, надеюсь, обрисовался достаточно полно. Потом «царь» придумал и имя — Меродак, обозначив его в розенкрейцерских прокламациях. Этого ему, видимо, показалось недостаточно, и он присвоил титул «кардинала и архиепископа парижского». Насмешки и уговоры вести себя чуточку поскромнее на него не действовали. Несмотря на нарекания Гуайта и его аристократических друзей, он продолжал гнуть свою линию.

Его последний титул «Царь Меродак Пеладан, римско-католический легат», как бы объединивший оба предыдущих, проложил путь к созданию нового розенкрейцерского ордена — католического. Рыцари, привлеченные в братство Гуайта, получили степени из рук Пеладана. Элемир Бурже подражал дендизму «царя», пишущий эзотерические романы граф Леон де Ларма выдал за него свою племянницу, а наделенный не только громким именем, но и талантом живописца граф Антуан де Ларошфуко писал с него портреты.

Одолеваемый жаждой славы, Пеладан открыл «Салон Розы и Креста», где экспонировались английские прерафаэлиты[31] и молодые парижские эстеты, стоящие на крайних позициях католической реакции. На первой выставке были представлены полотна известных мастеров — Густава Моро, Пюви де Шаванна, Фелисьена Ропса, Кнопфа, Руа. Но подлинному искусству тесно в рамках обскурантизма, и последующие выставки уже не могли похвастаться картинами знаменитостей. Постепенно Пеладан остался один на один с собственной манией величия. Напрасно «ассирийский владыка, маг и римско-католический прелат» продолжает вещать о божественной функции искусства: «Красота ведет художника к богу». Сказано, конечно, неплохо. Беда лишь в том, что нельзя объявить себя ни живописцем, ни музыкантом, хотя всюду только и разговоров что о новом кумире Рихарде Вагнере и молодом Эрике Сати, торжественно провозглашенном официальным композитором ордена. Эзотерический роман тоже не получается у Пеладана, а философские опусы не приносят желаемого эффекта. Король предстает перед гогочущей толпой, как и положено, голым. И поделом: мистический балаганчик и художественная школа — совершенно разные вещи. Гуайта и его группа демонстративно покинули орден, заклеймив напоследок «царя-кардинала» отступником и, что, видимо, ближе к истине, шизофреником.

Вообще история католических розенкрейцеров была сопряжена с непрерывной цепью скандальных происшествий, в которых оказались замешаны романист Жорж Гюисманс (1848–1907) и аббат Булен, сочетавший служение господу с занятием черной магией. За убийство ребенка его даже решили было расстричь, но паломничество в Рим позволило «лучшему знатоку Апокалипсиса» сохранить духовный сан. Папа и впрямь отпустил смертный грех черной мессы. Аббат, этот достойный потомок Гибура, и Гюисманс, собиравший материал для очередного романа, разошлись в толковании розенкрейцерских ритуалов с версией Гуайта — Пеладана, что привело к стычке. Сначала в лучших традициях оккультизма поэт-маркиз приговорил аббата к смерти «через флюид», но, очевидно, из-за технических трудностей колдовство почему-то не сработало. А впрочем, как на это посмотреть. Жребий, предназначавшийся одному, мог вполне достаться другому. Гюисманс, автор романа «Наоборот», герой которого аристократ Дез Эссент сделался идеалом декадентской богемы, как раз в это время пережил легкий сердечный приступ. Увлеченный идеей нового романа, «Там, внизу», посвященного колдунам и сатанистам, он сразу же решил, что Гуайта сделал его жертвой энвольтования. Оставив Лион, где ему так интересно работалось, он помчался в Париж, чтобы публично заклеймить Гуайта «магическим убийцей». Это дикое, совершенно смехотворное в канун XX века обвинение пылко поддержал журналист Жюль Буи, заподозрив в «гнусном энвольто-вании» не только маркиза, но и его приятеля Папюса. Дело кончилось формальным вызовом. Дуэль, к счастью, завершилась бескровно, что дало Буи лишний повод обвинить противную сторону в колдовских кознях: то пуля недостаточно крепко сидела в стволе, то лошади останавливались посреди дороги, путая упряжь, — словом, сплошные чары.

Истерия заразительна. Попавшие в ее приливную волну теряют и выдержку, и остатки здравого смысла. Магия всегда летит на истерическом гребне, захлестывая, ослепляя, накрывая с головой. Редко кому удавалось невредимым выскочить из ее круговерти.

Де Гуайта, молодой и безрассудный, покончил с собой, написав несколько пухлых, никому не нужных томов о волшебном искусстве. В поисках «иного берега» он злоупотреблял гашишем, морфием, кокаином. Зловещая участь. Морфием, кстати, отравился и друг Гюисманса Эдвард Дюбю. «Дивный опиум духа, дарящий нам крылья», — как выразился Шарль Бодлер. «Стиль розенкрейцерства» заметно повлиял на артистическую элиту Германии и Австро-Венгрии. Активным членом пражской ложи «Голубая звезда» был писатель Густав Мейринк, создавший «Голема», «Действо сверчков», «Мастера Леонарда». Знаток каббалы и розенкрейцерского символизма, он в расцвете таланта оставил творчество и принял буддизм, но, не найдя успокоения даже в лоне самой созерцательной из религий, покончил с собой.

К розенкрейцерам примыкал и венский теософ Франц Гарт-ман, переведший кабалистический манускрипт «Тайные фигуры».

Заканчивая историю розенкрейцерства, выродившегося в колдовской фарс, добавлю несколько слов о судьбе братства за океаном.

«Древний и мистический орден Розового Креста», который основал известный нам Левис, существует по сей день, распространив свою деятельность на ряд штатов, и прежде всего на Флориду. Главный казначей Леон Бачелор попробовал было восстать против диктатуры «Верховного совета», куда кроме самого Левиса входили его жена, сын, провозгласивший себя впоследствии «императором», и дети от первого брака. Левису на первых порах пришлось туго, тем более что его впутали в диспут с братом Реуби-ном Клаймером на тему истинности понятия «розенкрейцер». Этот Клаймер был не кто иной, как Паскаль Биверли Рэндолф, популярный писатель, много потрудившийся над распространением розенкрейцерства в США и лично знакомый с мировыми светилами оккультизма. Правда, и у него были свои трудности. Его самого, например, обвиняли в примеси негритянской крови, а проповедуемое им учение, воплощавшее сексуальные новации Кроули, — в примитивизме. Однако Левиса он положил на обе лопатки.

В 1933 году Спенсер Левис попытался взять реванш на очередном диспуте. Непримиримые догматические расхождения привели к расколу, и Клаймер, чье красноречие опять взяло верх, торжественно оповестил о регистрации «истинного» ордена в штате Пенсильвания. Одержав победу, он поехал в Европу поклониться священным гробам с прахом великих предшественников, спящих в неведомых склепах. В парижском отеле «Георг Пятый» состоялась его торжественная инаугурация в «Универсальную федерацию орденов, обществ и братств», куда он был посвящен вместе с Ше-вильоном, наследником кабали-стов Гуайта. Перед Клаймером, которого, казалось, благословили тени французских оккультистов Папюса и Элиафаса Леви, открывалась сверкающая дорога магической власти. Но началась война, и контакты со Старым Светом прервались, а в 1944 году гестаповцы расстреляли злосчастного Шевильона. В настоящий момент у розенкрейцеров столько же гроссмейстеров, сколько храмов и лож.