В этот день Тося Одуванчикова пришла в школу в половине восьмого. Ей не терпелось посмотреть, лежит ли классный журнал на столе.
Нет, классный журнал не лежал на столе. Зато в классе было, как никогда в это время, полно народу. В классе стоял гул. Во всех углах ещё горячо обсуждалось недавнее событие.
Но день прошёл как обычно.
Отличался он от других дней только тем, что учителя, как и вчера, выставляли отметки не в журнал, а в тетрадку или просто на белый тетрадный листок.
После уроков к Тосе подошла Ира Сыркина.
— Тося, у меня к тебе поручение от совета отряда, — сказала она. — Сходи сегодня к Ане, навести её. И захвати с собой учебники, расскажешь ей новые уроки.
— А почему именно я? — удивилась Тося.
— А потому, что ты сидишь вместе с Аней за одним столом. А у нас в классе такой порядок: кто с кем сидит, тот к тому ходит объяснять уроки. Понятно?
— Понятно, — вяло сказала Тося.
У них в той школе тоже был такой порядок. Но там Тося сидела со своей лучшей подругой Нинкой Кошкиной, и ей и говорить не надо было, чтобы она её навещала. Она и так к ней приходила каждый день, даже когда та и не болела…
После уроков Алик Спичкин обещал Тосе посвятить её в свои планы по выслеживанию Агафонова. А теперь иди к этой, к Залетаевой!.. Да она её даже в дом не пустит. Как Ира Сыркина этого не понимает?..
Алик вызвался идти вместе с ней, но Тося отклонила его предложение. Она сказала, что пойдёт к Ане сама и постарается как можно скорее отбарабанить заданные на дом уроки. Алик пусть ждёт её в скверике возле Аниного дома. И тогда уж они спокойно смогут обо всём поговорить.
Ой как не хотелось Тосе идти к Ане Залетаевой! Как не хотелось!
Ещё подумает, что она к ней подлизывается!
Ещё подумает, что она с удовольствием пошла! Только и ждала, чтобы к ней пойти! Только и мечтала!
Ещё подумает, что она сама напросилась!
Очень не хотелось Тосе идти к Ане Залетаевой! Но… Порядок есть порядок. Тут уж ничего не поделаешь.
Сергей Агафонов был доволен.
Потоптавшись на школьном крыльце, пошептавшись и посмотрев по сторонам, Одуванчикова и Спичкин разошлись в разные стороны. Спичкин пошёл налево, Одуванчикова — направо.
Подождав, пока Тося отойдёт на порядочное расстояние, Агафонов отправился за ней. Зачем? Он не знал. Просто ему хотелось идти вслед за Тосей. А что, не имеет он права, что ли, идти куда ему хочется?
Тося Одуванчикова направлялась не к своему дому. Уж что-что, а где Тосин дом, Агафонов знал прекрасно.
Тося шла не спеша и помахивала портфелем. Агафонов шёл следом.
Сначала он шёл по другой стороне улицы и на почтительном расстоянии от Одуванчиковой. Он думал — вот она сейчас оглянется и увидит его.
«Вот ещё! — думал Агафонов. — Ещё подумает, что я за ней иду».
Но Тося и не думала оглядываться.
Спокойно и медленно шла она по улице и только портфельчиком помахивала взад-вперёд, взад-вперёд, взад-вперёд.
Тогда Агафонов стал потихоньку приближаться. Сначала он перешёл на ту сторону улицы, где шла Тося.
«А вдруг обернётся?» — думал он.
Но она не оборачивалась.
Тогда он ускорил шаг и подошёл к Тосе ещё ближе.
«Подумаешь, ну и пусть оборачивается!» — отчаянно подумал он.
Но она не оборачивалась.
И тогда Агафонов, забыв всякую осторожность, пошёл за Тосей почти вплотную. Отчаянное сердце Агафонова сжимало непонятное волнение.
«Вот дура, — думал он, — не может обернуться!»
А она всё не оборачивалась.
Тогда он стал насвистывать какой-то мотивчик, сначала тихо, потом всё громче и громче…
Но она не оборачивалась.
И тогда Агафонов решился.
Он сплюнул, лихо надвинул свою драную кроличью шапку почти на самые глаза, поглубже засунул руки в карманы и, как торпедный катер, на полном ходу двинулся вперёд на ничего не подозревающую, безмятежную Тосю Одуванчикову.
Тося охнула и отлетела в сторону.
— Дурак! — донеслось до Агафонова…
И столько неподдельного чувства было вложено в это нехитрое слово, что Агафонову стало не по себе.
Он обернулся. Тося синей варежкой стряхивала с шубы снег.
— Эй, ты! — сказал Агафонов. — Ты не очень-то! А то…
И лицо его по привычке скорчило такую угрожающую гримасу, что ему самому стало тошно и противно.
— Дурак! — ещё раз сказала Тося и, не глядя более на Агафонова, прищурив глаза и подняв кверху свой маленький нос, усеянный бессчётным числом нежно-жёлтых микроскопических веснушек, прошествовала мимо… Мимо оторопевшего и незадачливого, мимо поверженного в прах и совершенно раздавленного Тосиным величием Сергея Агафонова.
Остаток пути не был отмечен более никакими событиями. Понурый и совершенно потерявший форму Сергей Агафонов брёл, не говоря ни слова, за Тосей Одуванчиковой, а она, Одуванчикова, шествовала впереди, и портфель её мерно двигался взад-вперёд, взад-вперёд, взад-вперёд, а брови её были высоко подняты, и гордый взгляд её блуждал где-то в далёком неземном пространстве.
Так они дошли до большого серого дома. Ещё шаг — и Тося скрылась в подъезде.
— Эй ты, рыжая… — сказал Агафонов в тёмную глубину подъезда, и тут обидное слово «дурак» снова с размаху шлёпнулось прямо в бесстрашное, но ранимое сердце Сергея Агафонова.
Сергей Агафонов вздохнул, повернулся к подъезду спиной и, подкинув в воздух свой долготерпеливый и растрёпанный до последней степени портфель, с такой ненавистью пнул его ногой, что бедное, ни в чём не повинное изделие кожгалантерейной фабрики имени Макарова, описав в воздухе громадную дугу, плавно опустилось на заснежённую крышу двухэтажного деревянного сарая, покорно ожидающего своей очереди быть снесённым в третьем квартале текущего года.
— И-эх! — с чувством сказал Сергей Агафонов и полез на крышу сарая.