— Послушай, — сказал мне как-то Генка. — Я должен тебя познакомить с Майей.
Между собой мы уже называли учительницу по имени, отбросив отчество.
— Зачем? — спросил я.
— Так надо, — был ответ.
Потом мы стояли перед школой и ждали, когда она выйдет. В небе светило неровное, яростное солнце — настоящее ярило с видимыми глазу протуберанцами… Свет так ослепляюще бил в глаза, что, казалось, издавал звук — солнце-ярило звенело. Все таяло под ногами и над головой, казалось, не снег, а сам город таял. И когда растает — будет пустое место — поле. И в этом поле — мы с Генкой.
Она пришла раньше, чем растаял город.
— Здравствуйте, Майя Викторовна, это мой друг, — сказал Гена.
Она даже не взглянула на меня. Ее больше интересовал Генка.
— Ты всех учителей знакомишь со своими друзьями? — спросила Майя.
Я думал, Генка растеряется. Но он нашелся.
— Нет, — сказал он, — только тех, кто гоняет на мотоциклах.
Это прозвучало не шуткой, а вполне серьезно.
Она все еще смотрела на Гену, но я чувствовал, что как-то подспудно, краем глаза, она начала рассматривать меня. Заинтересовал я ее.
— Старый у тебя друг! — вдруг сказала она.
— Это он с виду старый, — нашелся Гена. — А так ничего. Годится.
Он виновато посмотрел на меня: прости меня за панибратство.
Я все стоял и молчал. Мне было любопытно, как будут развиваться события. Но мои глаза уже были прикованы к Майе. Она еще не стала красивой, но в ней появилась необъяснимая притягательная сила, что-то угадывалось, смутно предполагалось, как сквозь туман. Пока еще не произошло. И было неясно, что произойдет. Однако я почувствовал — надо держаться поближе к ней.
— Я привел своего друга на случай, если мотоцикл опять не будет заводиться, — запоздало пояснил Гена. — Втроем легче заводить, чем вдвоем.
— Я сегодня приехала на троллейбусе, — сказала Майя. — Я не ожидала, что у меня будет столько помощников. А вообще, что-то не ладится с зажиганием.
— Тогда мой друг расскажет вам, как он был тореадором, — не сдавался Гена.
Майя насмешливо посмотрела на меня и спросила:
— Он был тореадором?
Она все еще говорила со мной в третьем лице.
— Он был! — сказал Генка, обуреваемый каким-то озорством.
Я не узнавал его. Я удивлялся и радовался. Наконец-то мой тихоня раскачался. И чтобы поддержать его игру, я ответил о себе в третьем лице.
— Был ли он тореадором или ему это приснилось, не имеет значения. Потому что речь пойдет не о нем, а о знаменитом тореадоре Луисе Домингиме. И о его любви, если позволите?
Она позволила. Я начал рассказывать:
— Луис Домингим был звездой плас де торос, любимцем публики и грозой быков. И однажды знаменитый тореро встретил Лючию Бозе. Помните, фильм: «Рим, 11 часов»? Тореадор полюбил актрису, она ответила ему взаимностью. И они решили пожениться, но прежде актриса потребовала от своего жениха клятву: навсегда покинуть арену. «Я хочу быть твоей женой, а не вдовой». Луис долго думал, взвешивал: на его весах любовь оказалась тяжелее. Он согласился, но поставил свое условие: Лючия должна навсегда расстаться с кино. Интересно?
— Интересно, — сказала Майя. — Слушать интересно. А вообще это чушь!
— Чушь! — согласился я. — Но Луис и Лючия поняли это только спустя восемнадцать лет.
— Долго же!
— Долго, — согласился я. — Поняли и…
— Нарушили клятву, — подсказал мне Гена.
Я покачал головой.
— Клятву они не нарушили. Вернее, эту клятву. Они нарушили другую клятву: всю жизнь быть вместе. Они расстались, и каждый вернулся к своему делу. Но дело уже не ладилось. Звезды не загорались.
— Странная история, — после некоторого раздумья сказала Майя. Получается, что любовь разбила две жизни, свела их на нет. А из разбитых жизней не получилось любви.
— Это глупая история, — сказал Гена. — Надо было каждому заниматься своим любимым делом. Разве это может помешать любви?
— Лючия боялась, что ее любимого поднимет на рога бык, — сказал я в защиту Луиса.
— А чего же он боялся? — спросил Гена.
Я не нашелся что ответить Гене. У него было свое понимание жизни. Немного инопланетное.
— Я люблю математику, — вдруг сказала Майя, — но математика бессильна перед любовью, совершенно другое исчисление… Эти тореадор и актриса подошли к своей любви чисто математически. Элементарное равенство. Все просто, как в первом классе.
Она тихо засмеялась.
Генка посмотрел на нее почти с испугом.