Туполев

Тыл и фронт

Все 1418 дней Великой Отечественной войны на самолетах, созданных под руководством А. Н. Туполева, сражались экипажи частей Военно-воздушных и Военно-морских сил РККА. В боях и операциях использовались и военные, и транспортные, и гражданские машины Туполева. На туполевских самолетах воевало более трехсот Героев Советского Союза.

Всего в Великой Отечественной войне участвовало около шести тысяч боевых и транспортных самолетов, спроектированных под руководством Туполева: «АНТы» и «Ту», «Пешки» и «Су», ТБ и СБ. В войне участвовало до 150 (по другим оценкам, до двухсот) самолетов АНТ-4 (ТБ-1), порядка шестисот АНТ-6 (ТБ-3), использовавшихся как бомбардировщики, как «авиаматки» в составе звена и как десантные корабли, около трехсот АНТ-7 (Р-6), использовавшихся как ночные бомбардировщики и как буксировщики планеров для доставки грузов, до шестидесяти АНТ-9 (ПС-9), применявшихся как транспортные, санитарные и десантные самолеты, несколько АНТ-35 (ПС-35), около трех тысяч АНТ-40 (СБ и Ар-2) — фронтовые бомбардировщики, военно-транспортные самолеты и буксировщики планеров, 93 АНТ-42 (ТБ-7, Пе-8) — тяжелые бомбардировщики, несколько АНТ-27 бис (МТБ-1) и АНТ-44 (МТБ-2) — морские торпедоносцы-бомбардировщики, 893 АНТ-51, более известных как Су-2 и, наконец, 764, совсем небольшое количество, великолепных АНТ-58 (Ту-2).

Все серийные модификации самолета Су-2 (выпускался до середины 1942 года) принимали участие в боевых операциях начального периода Великой Отечественной войны, а на отдельных фронтах — до конца 1944 года.

Авторы исследования «Су-2. Ближний бомбардировщик» Д. Б. Хазанов и Н. Т. Гордюков приводят фамилии двадцати семи Героев и дважды Героев Советского Союза, принимавших участие в боевых действиях на Су-2. Несколько десятков летчиков, среди них лейтенант В. И. Досталев, капитан В. Галущенко, майор А. М. Бокун из 826-го БАП, сумели совершить на Су-2 более ста боевых вылетов. Герой Советского Союза капитан К. Я. Франчук совершил на Су-2 двести боевых вылетов.

Тяжелый четырехмоторный Пе-8 в течение всей Великой Отечественной войны был единственным для своего времени отечественным бомбардировщиком своего класса, имевшимся в распоряжении советских ВВС. Использовался он в основном для бомбардировки глубоких тылов противника. Пе-8 бомбили Берлин, Варшаву, Данциг, Будапешт, Бухарест, Кенигсберг, Мариенбург, Инстербург, Хельсинки…

В 1943–1944 годах с бомбардировщиков Пе-8, после проведения работ по усилению планера и повышения бомбовой нагрузки, на объекты противника были сброшены 13 пятитонных бомб ФАБ-5000 — самых тяжелых авиабомб, используемых советской авиацией в годы Великой Отечественной войны.

В ходе войны советская авиация уступала немецкой. Советские ВВС вовсе не имели тяжелых двухмоторных истребителей — Пе-3 было слишком мало, на них не состоялось ни одного аса. Истребители «яки» отличались невысокой конструктивной прочностью и несли слишком легкое вооружение — как правило, одну 20-миллиметровую пушку, а то и один пулемет. Штурмовая авиация страны ограничивалась штурмовиком Ил-2, летчик мог позволить себе лишь пологое пикирование и фактически был лишен возможности вести прицельный огонь и бомбометание. Этот самолет удовлетворительно применялся лишь в начале войны — по растянувшимся, не ожидающим атаки с воздуха колоннам противника, а позднее — по железнодорожным эшелонам. Основной фронтовой бомбардировщик Пе-2, наспех переделанный из истребителя, брал всего лишь 600 килограммов (в конце войны до 1000 килограммов) бомб и в этом отношении не мог равняться с немецкими Хе-111, Ю-88, «Дорнье» или даже с одномоторными пикировщиками Ю-87, бравшими 1,5–2 тонны… Реактивной авиации в СССР практически не было, несколько полетов совершил лишь крошечный БИ-1, унесший жизнь своего испытателя выдающегося летчика Г. Я. Бахчиванджи, тогда как в Германии воевали сотни серийных машин.

Тактически, по умению быстро сконцентрировать силы на нужном направлении, расчетливо и точно нанести удар, создать видимость присутствия отсутствующих сил, немцы долго не имели себе равных.

Безусловно, на Андрея Николаевича Туполева, искреннего и глубокого патриота своей Родины, начавшаяся война, стремительное наступление противника, захват советских городов и сел, окружения советских войск, страдания и гибель мирного населения произвели самое тяжелое впечатление.

В 1941 году он с особым вниманием следил за событиями на Калининском фронте, за тяжелыми боями севернее Иваньковского водохранилища — Московского моря, на его малой родине. Знал он, что здесь ведут тяжелые бои бойцы 30-й армии, что в Пустомазове и окрестностях побывали немцы, быстро выбитые оттуда, но кое-где успевшие ознакомить русских людей с «европейским духом». Ему рассказали, что в Завидове — узловом селе на трассе Ленинград — Москва, где бывал он десятки раз, прямым попаданием авиационной бомбы был убит дивизионный комиссар, член Военного совета Западного фронта Д. А. Лестев, ранен и. о. начальника штаба фронта генерал-майор Е. П. Журавлев, контужен командующий 30-й армией В. А. Хоменко.

Еще и еще раз Туполев мысленно возвращался в прошлое, корил себя за допущенные тактические, а возможно, и стратегические ошибки. Еще и еще раз сравнивал хорошо известную ему немецкую авиационную технику и промышленность с отечественной, с болью думал о том, чего не успели сделать, не смогли предусмотреть.

Война, как это было у многих и как заметил еще большой советский писатель Константин Симонов, фактически разделила его жизнь на две части. Одна часть жизни осталась там — до войны, где было свободное творчество авиастроителя, гражданина новой огромной страны, с удивлением и гордостью смотревшей на созданные при его участии машины. Там были и первые успехи, и грандиозные свершения, и рекордные перелеты. Там были и промахи, когда ни руководство страны, ни он сам не сумели правильно поставить задачи, отвлекались на престижные, но мало что дающие для обороны страны программы… А ведь он, ученик великого Жуковского, обладавший глубокими и последовательными знаниями, опиравшийся на всемерную государственную поддержку, должен был это сделать скорее и точнее других.

Вспоминал он и своих нынешних противников — немецких конструкторов: веселого эпикурейца и хитреца Эрнста Хейнкеля, высокомерного и натянутого Вилли Мессершмитта, сдержанного Гуго Юнкерса (умершего в 1935 году), внимательного и цепкого Курта Танка…

До Андрея Николаевича сразу дошли сведения о колоссальных потерях советской авиации в первый день войны, немного позднее — о больших потерях сконструированных в его ОКБ самолетов, прежде всего СБ и АНТ-51 (Су-2). О том же, жестко и грубо, как это умел только он, говорил ему при личных встречах Берия.

«Время поисков прошло, — наверное, думал Туполев, — теперь надо победить в навязанной схватке. Все силы, все возможности использовать для выпуска новых боевых самолетов. И делать их как можно больше».

Фронтовой бомбардировщик

Воспоминания о самом начале проектирования Ту-2 оставил один из ближайших помощников Туполева С. М. Егер:

«1 сентября 1939 года началась Вторая мировая война. Фашистская Германия напала на Польшу. Англия и Франция объявили войну Германии. До нас стала доходить информация о действиях немецкой авиации, об их пикирующих бомбардировщиках Ju-87 и Ju-88.

Андрей Николаевич ходил мрачный, озабоченный. В один из последних осенних дней он допоздна задержался в рабочем бараке: что-то рисовал, что-то считал на логарифмической линейке. Утром он положил передо мной лист кальки с наброском двухмоторного самолета: „Рисуй!“ На мой немой вопрос — объяснил: „Ситуация изменилась. Врагом № 1 для нашей страны стала фашистская Германия. В войне с ней, а она вот-вот начнется, нет особой необходимости в дальних самолетах, дорогих и сложных в производстве. Наоборот, срочно необходим массовый боевой самолет для действий на линии и в ближайших тылах. Он не должен быть высотным с герметичной кабиной, но он должен обладать скоростью большей, чем скорости истребителей, то есть не менее 600 км/час. Конечно, он должен быть пикировщиком, и все, что мы проработали для „ПБ“, сохраняет свою силу и для „фронтового самолета“».

Даже в условиях формального заключения Туполев остается государственным человеком, даже лишенный большинства прав и обычного человеческого быта он, потрясенный началом войны и колоссальными потерями, сам ставит себе задание. На имя Сталина и Берии отправляются письма. Первоначально предложение Туполева отклонено. Но через некоторое время на самом верху согласились с мнением главного авиаконструктора страны.

«Прошло месяца три-четыре. И вдруг в начале 1940 года мы узнаем, что проект „ФБ“ принят… Нам предложено форсировать работу, — вспоминал С. М. Егер. — Мы отвечали за общий вид, за внешние контуры самолета; мы выпускали чертежи всех элементов самолета и вели их натурную увязку с плазовым цехом. В нашей бригаде велась разработка силовой схемы крыла, фюзеляжа и оперения, и А. Н. Туполев, вместе с А. М. Черемухиным — начальником отдела прочности, а иногда вместе с ведущими начальниками бригад (Н. И. Базенков — центроплан, И. Г. Неман — фюзеляж, Н. С. Некрасов — оперение, Б. А. Саукке — крыло, Д. С. Марков — управление) подолгу ежедневно сидели в бригаде.

Мы отрабатывали кинематическую и силовую схему шасси, компоновку установки двигателя, размещение в центроплане радиаторов и т. п.

С другой стороны, мы начали строить деревянный макет. Начали вести натурную увязку и конструкции, и размещения всего оборудования. Все взаимные неувязки с конструкторскими бригадами стали разрешаться только у нас, и на любые сдвиги элементов конструкции давали разрешение только мы. Такое положение закрепилось Андреем Николаевичем и на все будущее время совместной работы.

Андрей Николаевич проводил на макете очень много времени. Часто поздно ночью в темном цехе можно было видеть, как он перочинным ножом что-то режет на макете (значит, ему что-то не нравилось).

Установка оборудования на макете делалась инженерами нашей бригады (естественно, с помощью рабочих-столяров), чтобы никакие „ведомственные“ интересы различных бригад не нарушали общей целесообразности.

Области самолета, которые трудно смакетировать, мы вычерчивали в бригаде в натуру и чертежно размещали там оборудование и конструкцию. Иногда бывало все ясно по двум проекциям, но Туполев очень сердился, когда не было третьей проекции, и мы скоро привыкли к этому требованию, как к закону.

Такое сосредоточение информации в одном месте позволяло главному конструктору обдумывать решения всесторонне, выходить в конструкторские бригады с этими решениями. А петому все они, за очень редким исключением, были оптимальными: укреплялся авторитет главного, хотя для Андрея Николаевича это и не было нужно.

Этот принцип штаба мы сохраняли в бригаде (позже — отдел общих видов, отдел технических проектов) в течение 35 лет.

Начался выпуск рабочих чертежей, началось изготовление самолета, и поздней осенью 1940 года он был готов. Его перевезли на аэродром НИИ ВВС под Щелково (в Чкаловскую), состыковали, и в ясный зимний день начала 1941 года он взлетел. Вели самолет летчик-испытатель Михаил Александрович Нюхтиков и штурман Акопян.

Компоновочная схема самолета АНТ-20

Компоновочная схема самолета АНТ-58 (Ту-2)

Это был радостный незабываемый день. После приземления самолета мы (нас было человек 10–12) во главе с Туполевым, иззябшие, с окоченевшими руками и ногами, весело бежали, буквально бежали, чтобы разогреться, в офицерскую столовую. К сожалению, „отметить“ было нельзя, хотя охрана не скрывала радостного сочувствия к нам. Несколько генералов ВВС из НИИ подошли к нам и поздравили; начальство НКВД ни в этот день, ни позже этого не сделало.

Самолет „103“ начал летать необыкновенно часто. Летными испытаниями руководил Евгений Карлович Стоман, обязанности ведущего инженера от нас выполнял Алексей Михайлович Черемухин. От НИИ ВВС ведущим инженером был Мируц, ведущим старшим техником И. X. Петров.

Почти каждый полет приносил радость — скорости снимались все больше и больше: 600 км/час (расчетная), 615, 625, 640!!! Истребители Яковлева и Микояна имели меньшую скорость. На аэродроме техники прозвали самолет „щукой“. Он действительно был похож на щуку».

В Омске, в лабораторных помещениях завода № 166, была построена и небольшая аэродинамическая труба, где проходили обдувку макеты Ту-2. Здесь Андрей Николаевич часами разгадывал аэродинамические загадки самолета, анализируя обдув модели по поведению специального щупа, представлявшего собой два-три десятка тонких бумажных ленточек длиной около 10 сантиметров каждая, сложенных вместе и обернутых в гильзу, наподобие кисточки. Кисточка эта закреплялась на длинной указке, вводившейся в трубу через резиновую муфту. Оператор, наблюдавший обдуваемую модель через иллюминатор, мог помещать щуп в любую точку возле модели и по поведению ленточек качественно оценивать степень ламинарности и турбулентности потока. Андрей Николаевич, несмотря на занятость, очень ценил это занятие, и сегодня невозможно сказать, сколько километров скорости, дальности и высотности он добавил своим самолетам, исходя из наблюдений, полученных с помощью этого примитивного прибора.

Через полгода после первого полета Ту-2, состоявшегося 29 января 1941 года, Туполев вместе с несколькими другими заключенными был освобожден решением заседания Президиума Верховного Совета СССР от 19 июля 1941 года (протокол № 9).

Освобождение предваряло письмо Берии с резолюцией Сталина на первом листе, красным карандашом: «Т-щу Берия. Согласен. И. Сталин»[50]:

«16.07.1941 № 2217/6

Сов. секретно

Председателю Государственного Комитета Обороны Союза ССР товарищу Сталину.

В связи с окончанием заводских и государственных летных испытаний самолетов „103“ и „103-У“ и решением о внедрении самолета „103-У“ в серийное производство на Омском заводе, НКВД СССР считает целесообразным возбудить ходатайство перед Правительством Союза ССР об амнистировании со снятием судимости 30 человек заключенных специалистов Особого Технического Бюро, принимавших непосредственное участие в создании самолетов „103-У“.

Группу освобожденных специалистов было бы целесообразно зачислить в штат Особого Технического Бюро и направить на Омский завод для участия в серийной постройке самолетов „103“.

Посылая Вам список специалистов Особого Технического Бюро, особо проявивших себя при постройке самолетов „103“, НКВД СССР просит Ваших указаний.

Приложение: Список заключенных специалистов Особого Тех. Бюро, особо отличившихся при постройке самолетов „103“.

Народный комиссар внутренних дел Союза ССР Л. Берия.

Совершенно секретно.

Список заключенных специалистов Особого Технического Бюро, особо отличившихся при постройке самолетов „103“

1. Туполев Андрей Николаевич

2. Надашкевич Александр Васильевич

3. Бонин Александр Романович

4. Вигдорчик Семен Абрамович

5. Егер Сергей Михайлович

6. Френкель Георгий Семенович

7. Неман Иосиф Григорьевич

8. Саукке Борис Андреевич

9. Марков Дмитрий Сергеевич

10. Чижевский Владимир Антонович

11. Сапрыкин Тимофей Петрович

12. Петров Михаил Николаевич

13. Александров Владимир Леонтьевич

14. Озеров Георгий Александрович

15. Алле Владимир Васильевич

16. Шпак Федор Максимович

17. Звонов Иван Михайлович

18. Кованов Алексей Васильевич

19. Страшнов Герман Васильевич

20. Цветков Алексей Иванович

21. Денисов Владимир Сергеевич

22. Мутовчинский Иван Христофорович

23. Войтов Василий Степанович

24. Томашевич Дмитрий Людвигович

25. Соколов Николай Андреевич

26. Боровский Иван Казимирович

27. Склянский Иосиф Маркович

28. Черемухин Алексей Михайлович

29. Рогов Арон Юльевич

30. Стерлин Александр Эммануилович».

Наконец, после четырехлетнего отсутствия, Туполев появился дома, в квартире на Каляевской, где обнял жену и детей — Юлию и Алексея, тепло впервые приветствовал своего зятя — Владимира Михайловича Вуля: «Ну, вот и ты с нами!»

Москва — Омск — Москва

Вскоре, в конце июля 1941 года, было принято решение эвакуировать среди других предприятий Народного комиссариата авиационной промышленности и коллектив туполевского ЦКБ-29. Личный состав ЦКБ, около 80 человек, был эвакуирован в Омск. Часть сотрудников ехали в эвакуацию будучи свободными людьми, часть — как бы отбывала по этапу. В Омск в начале августа 1941 года вместе с семьей выехал и А. Н. Туполев.

Это был тяжелейший этап Великой Отечественной войны: к концу 1941 года было демонтировано (эвакуировано, а значительной частью уничтожено) 85 процентов производственных мощностей Наркомата авиационной промышленности. К декабрю 1941 года ежемесячное производство боевых самолетов в стране упало более чем втрое — 616 самолетов, против 2046 в сентябре 1941-го. Затем начался поначалу медленный, но уверенный подъем производства.

Здесь, в Омске, в условиях еще неотлаженного производства, при отсутствии отработанных связей, организационный талант Туполева проявился особенно ярко.

«Не хватает подъемных кранов. Туполев углядел в окно, что в порту на Иртыше они бездействуют, — вспоминает Л. Л. Кербер. — Он направляется к речникам и убеждает их руководителей: „Навигация заканчивается, зимой краны вам не нужны, передайте их временно нам на стройку“, — и их дают!

Нет котлов для отопления цехов. Андрей Николаевич едет на паровозоремонтный завод уговаривать железнодорожников: „Переуступите нам на зиму два негодных паровоза, мы их используем“, — и два паровозных котла тракторы подтягивают к строящимся корпусам цехов…

Предложения, проекты и планы сыпались из него, как искры из магнето».

В октябре, в необычном пестром поезде, среди вагонов которого были и синие вагоны московского метро, из Подмосковья прибыл коллектив КБ А. А. Архангельского. Туполев вновь обрел старого друга и надежного помощника.

В середине января 1942 года, после того как пришли долгожданные вести об освобождении Калинина-Твери, о разгроме немецкой армии под Москвой и переходе советских войск в контрнаступление, когда многим казалось, что война вот-вот закончится, из Казани пришла трагичная телеграмма: «При совершении перелета погиб В. М. Петляков…»

«Приехал один из тех, с кем мы начинали еще у Николая Егоровича (имея в виду А. А. Архангельского. — Н. Б.), а вот другой уж не приедет никогда», — как-то печально обмолвился в кругу помощников Андрей Николаевич…

«Главному конструктору приходилось заниматься и семейными хозяйственными проблемами, — пишет тот же Л. Л. Кербер. — Помню, как-то мы шли с работы и увидели его „эмку“. За рулем „сам“, рядом — сын. За автомобилем на прицепленных салазках везли дрова — получили по ордеру в гортопе».

Впоследствии летчик-испытатель Герой Советского Союза И. К. Ведерников, бывший тогда курсантом Омской военной школы летчиков, впервые увидел Туполева именно в Омске (кто-то указал ему на известного авиаконструктора) на аэродроме, в 1942 году, шедшего в сопровождении двух солдат. Можно предположить, что во время войны к Туполеву была приставлена охрана. Позднее, уже с 1944 года, личной охраны у Андрея Николаевича никогда не было. Она ему не полагалась по штату.

В Омске близко познакомились и сошлись семьи Туполева и первого Героя Советского Союза А. В. Ляпидевского. Конструктор и летчик были знакомы еще с 1934 года, когда Ляпидевский на АНТ-4 вывез из лагеря челюскинцев всех женщин и двух детей. Сюда же Анатолий Васильевич был назначен «особым Уполномоченным Наркомата авиационной промышленности по организации и пуску заводов в гор. Омск» и до сентября 1942 года, когда добился отправки на фронт, был директором омского завода № 156.

Некоторые авторы даже указывают, что до получения квартиры Туполев в течение двух недель жил в Омске на квартире А. В. Ляпидевского. Жен этих известных в стране людей сблизили как общие хлопоты и непростые бытовые условия на новом месте, так и глубокий интерес к русской литературе и музыкальной культуре.

Сюда, в Омск, был эвакуирован и театр Вахтангова. Архангельский, водивший дружбу со многими актерами, не раз доставал билеты и приглашал чету Туполевых в театр.

В Омске А. Н. Туполев с сыном и зятем несколько раз ходили на охоту. Андрей Николаевич, несмотря на азартность натуры, не был страстным охотником. Однако ему очень нравился процесс подготовки к охоте — заготовка патронов, всяческая подгонка охотничьего снаряжения.

Охотились обычно по перу — на утку и вальдшнепа. Андрей Николаевич стоял на тяге, довольно метко стрелял, обычно убивая за охоту не более одной-двух птиц. «Складывалось впечатление, что он их жалел», — вспоминал позднее В. М. Вуль. 1941–1942 годы были в Сибири отнюдь не сытыми годами, даже для Туполева, и дичь всеми домашними воспринималась с радостью.

Особенно он любил вечерние охотничьи привалы у костра, то время, когда усталые и голодные люди уютно устраиваются друг возле друга, предвкушая специально приготовленный перекус и три-четыре, а то и пять шкаликов «горькой»… Андрей Николаевич, человек очень ответственный, озабоченный десятками технических, хозяйственных и кадровых дел, наверное, ценил в эти короткие часы относительную праздность грядущего дня, некое предвкушение отдыха, когда не надо напряженно обдумывать и принимать решения, расписывать дела, против своей воли выступать в роли вершителя судеб. В эти минуты он любил вспоминать эпизоды своего детства, юности, если компания была близкой, охотно делился рассказом.

«Вот в Устино был случай, еще при царе: оставили в сенцах бочонок бражки, а ночью пришли парой хозяева — волки. Стали они на дверь прыгать — чуют — за дверью скотина. Прыгали они, прыгали и… бочонок перевернули, бражка вылилась… стали они ее лакать — голод-то — не тетка. Налакались и захмелели. Мужик вышел из избы на шум и со смеху покатился — один волк волчком крутится, норовит себя за хвост ухватить, другой не то прыгает, не то кувыркается… Сквозь смех схватил он вилы — заколоть — рука не поднялась, огрел одного и другого по хребту, те боком, боком, кое-как да к лесу… Так-то…»

Как нормально воспитанный, «не имеющий комплексов» человек, Андрей Николаевич любил животных. Не раз он вспоминал, что у отца в Пустомазове была лошадь и две, а то и три коровы, несколько поросят. Вспоминал скотину по именам, их привычки, хитрости, капризы… Вспоминал, как в одиночку косил для них траву, как скирдовал сено, как возил его… В. М. Вуль рассказывал, что застал в туполевской семье большого пушистого сибирского кота, оправдывавшего свою кличку — Пушок. Во время обеда этот кот, имевший свой стул и боданием изгонявший пытавшегося устроиться на нем незадачливого гостя, безошибочно чувствуя, кто в доме хозяин, садился рядом с Андреем Николаевичем и ждал, когда тот незаметно сдвинет к краю тарелки предназначенное для Пушка угощение. Кот был опытен, а оттого терпелив. Он понимал, что это лишь первая часть представления. Вторая состояла в том, что надо было дождаться, когда выйдет из-за стола хозяйка — Юлия Николаевна, не позволявшая коту хозяйничать на столе. Юлия Николаевна, конечно, давно заметила кошачьи ухищрения и смотрела на них сквозь пальцы, но иногда она оставалась за столом и, обращаясь к коту, говорила:

— Ну, что будешь делать?

Кот, терявший остатки терпения, щурил глаза, прижимал к голове уши и, урча, словно извиняясь, резким движением лапы выхватывал из тарелки угощение, точно отправлял его на пол, и бесшумно отправлялся следом…

Позднее, на даче, у Туполевых жила кошка Катауся. Она тоже отличала Андрея Николаевича и только ему приносила поглядеть своих новорожденных котят. На одной из известных фотографий Андрей Николаевич, сидя в кресле, рассматривает крошечного котенка. Это и есть как раз отпрыск Катауси.

К шестидесятилетию Туполеву подарили уже достаточно взрослого, полугодовалого, породистого щенка-сеттера. Конечно, у Андрея Николаевича не было времени им заниматься, хотя охотник, по его собственному выражению, «Троекуров», все-таки жил в нем. Однажды отвыкший от хозяина щенок довольно сильно его тяпнул, так что Туполев был вынужден наложить себе повязку. Кто-то из знакомых, узнав о «несчастье» Андрея Николаевича, показал ему старый шрам и с гордостью рассказал об аналогичном злоключении.

— Ну вот, — печально констатировал Туполев, — так и мы с вами стали собачьими объедками.

В середине 1960-х годов, вскоре после рождения внука, на даче появилась овечка Долли…

…Когда в августе 1943 года был подписан акт о войсковых испытаниях в составе неполного полка апробированных на Калининском фронте в 3-й воздушной армии бомбардировщиков Ту-2С с моторами воздушного охлаждения АШ-82ФН, получивших высокую оценку летного состава и командования, отмечался целый ряд положительных свойств новой машины. Прежде всего большая бомбовая нагрузка при достаточном радиусе действия: дальность 2100 километров при двух тоннах бомб; повышенная живучесть двигателей воздушного охлаждения по сравнению с жидкостными. Отмечалась также сравнительная эффективность пулеметно-пушечных вооружений бомбардировщика и простота его освоения летным составом. Пять «Ту-вторых» воевали в составе фронта еще в тяжелом 1941 году и, по словам одного из летчиков, были «глотком свежего воздуха».

Сверстанный краткий отчет об испытаниях, по заведенному нерушимому закону, был направлен лично Сталину По-видимому, Сталин, за многими трескучими рапортами («всяк кулик свое болото хвалит») в свое время недооценивший машину Туполева, был удивлен. На ближайшей же встрече он завел разговор об этой машине с наркомом авиапромышленности А. И. Шахуриным. Вот как вспоминает об этом Шахурин в своем известном, отчасти ставшем анекдотичным диалоге:

«— Оказывается, хвалят машину. Вы читали?

— Да, читал. Зря сняли самолет с производства. И сколько упреков я от Вас получил.

— И все-таки Вы неправильно поступили, — вдруг сказал Сталин.

— В чем?

— Вы должны были жаловаться на меня в ЦК.

Сказал и пошел дальше по кабинету, попыхивая трубкой. В ЦК на Сталина, как нетрудно догадаться, не жаловался никто. После паузы я заметил:

— На месте эвакуированного завода сейчас восстанавливается завод по производству бомбардировщиков. Это предприятие, конечно, не такое крупное, как в Сибири, но наладить выпуск Ту-2 можно.

Сталин отозвался:

— Хорошо, готовьте решение.

Туполевский бомбардировщик начали выпускать. За годы войны удалось сделать 800 машин».

Во второй половине июля 1943 года А. Н. Туполев в последний раз увиделся с H. H. Поликарповым. Николай Николаевич был назначен председателем комиссии НКАП, направленной в Омск, на 166-й завод, для оценки дел с производством Ту-2. По-видимому, хитроумный А. С. Яковлев, уже развернувший на этом заводе производство «яков» вместо Ту-2, назначил в комиссию Поликарпова, рассчитывая, что последний, расстроенный длинной чередой неудач и проблемами со здоровьем, вспомнит Туполеву старые обиды и их непростые отношения.

Но, по выражению М. Б. Саукке: «Во главу угла H. H. Поликарпов поставил государственные интересы».

В «Общем заключении комиссии HКАП», подписанном H. H. Поликарповым 23 июля 1943 года, в частности, говорилось: «…На основании рассмотренных комиссией материалов можно видеть, что самолет Ту-2 превосходит по своим летно-техническим данным современные серийные советские и заграничные бомбардировщики… Комиссия считает, что… самолет Ту-2 имеет все данные пойти на снабжение ВВС и успешно выполнять свои боевые задачи. Завод № 166, с точки зрения комиссии, имеет все основания к расширению своей производственной мощности и к выпуску крупной серии самолета Ту-2». В том числе и благодаря положительному заключению комиссии НКАП уже в конце июля 166-й завод вернули к производству Ту-2.

Когда выпуск Ту-2 был приостановлен, Туполев ни на минуту не опустил руки. Ежедневно, по 12–16 часов, он работал над улучшением конструкции Ту-2, над совершенствованием технологии его выпуска. Вопросы, которые Туполев сумел решить в то время, позволили снизить трудоемкость изготовления самолета, снизить вес пустой машины, увеличить скорость и маневренность.

К февралю 1945 года вес конструкции самолета был снижен на 400 килограммов, а его трудоемкость составляла около трех тысяч часов, вместо семи тысяч — в 1941 году. Ряд отечественных и зарубежных авторов называют Ту-2 лучшим фронтовым бомбардировщиком Второй мировой войны.

Великий летчик и большой авиационный командир, испытавший до войны большинство туполевских машин, командовавший в годы войны 3-й воздушной армией, генерал-полковник авиации M. M. Громов отмечал: «Авиация — это такой вид оружия, в котором особенно большую роль играет качество, а не количество. Это относится и к технике, и к выучке людей. Авиация сильна своей подвижностью, способностью к быстрому изменению нацеливания и способов поражения. Применение авиации выражалось главным образом в ее использовании в „работе по переднему краю“. А это играло большую моральную роль не только в воздействии на противника, но и на наши войска. Дальность полета, радиус действия наших бомбардировщиков и штурмовиков не позволяли использовать их в полной мере по другим важным объектам, например, для нанесения ударов по аэродромам противника в желаемом масштабе, по промышленным центрам, скоплениям военной техники в тылу и т. п. Фашисты держали свою авиацию, особенно бомбардировочную, большими соединениями на аэроузлах, сильно защищенных зенитной артиллерией, иногда прикрытых и истребителями. Они могли себе это позволить, так как дальность их бомбардировщиков превосходила дальность Пе-2. Наш отличный бомбардировщик Ту-2 по неизвестным мне причинам появился на фронте лишь в самом конце войны, хотя ко мне на Калининский фронт 2 самолета Ту-2 были присланы еще в 1942 году. После их применения в боевой обстановке я дал им оценку как самолетам значительно более перспективным по сравнению с Пе-2 и по скорости, и по бомбовой нагрузке, и по летным качествам. Я сам летал на Ту-2 с большим удовольствием. Характеристику этого самолета я представил начальству, в том числе и А. И. Шахурину. И замена в производстве „Ту-вторых“ „Яками-седьмыми“ была неправильна. Эта крупная ошибка объяснялась, очевидно, доверием авторитетам, а не знатокам.

Пе-2 был с недостатком: его посадочный угол был немного больше, чем критический угол атаки крыла. Поэтому посадка не могла производиться точно на три точки. В последний момент приземления самолет раньше времени „проваливался“. В воздухе он был устойчив и хорошо управляем».

Автор на редкость непредвзятого и объективного для английского автора справочника «Боевые самолеты Второй мировой войны», известный авиационный специалист Билл Ганстон[51], не жалеет хвалебных эпитетов в кратком описании Ту-2. Даже в своих сдержанных комментариях он отмечает и выдающуюся конструкцию бомбардировщика (outstanding designs), и трудную службу машины в нескольких войнах, и удивляется сравнительно небольшому количеству самолетов, появившихся в ВВС РККА в годы войны.

Буквально сквозь зубы звучит отзыв о Ту-2 генерала люфтваффе Вальтера Швабедиссена:

«Новый Ту-2 имел бóльшую скорость и потолок, чем Ил-4. Этот бомбардировщик соответствовал требованиям Восточного фронта, но, построенный в недостаточно больших количествах, не мог оказать существенного влияния на ход воздушной войны. Мнение советских летчиков-асов относительно этого самолета было неоднозначным».

Объективно Ту-2 был значительно сильнее Ил-4, а совершил он свой первый вылет всего лишь на полгода позднее последнего. При бомбовой нагрузке в 1500 килограммов он имел дальность 2500 километров, тогда как Ил-4 на то же расстояние мог донести всего лишь одну тонну бомб, скорость туполевской машины была на 140 км/ч больше скорости бомбардировщика Ильюшина (550 км/ч против 410 км/ч), существенно выше была скороподъемность, мощнее стрелковое вооружение, меньше посадочная скорость и скорость отрыва… Можно предположить, что существенную роль сыграло здесь то, что Ил-4 был модификацией (а по мнению В. В. Решетникова — новой машиной) бомбардировщика ДБ-3, серийно выпускавшегося с 1937 года, когда большая часть требуемых плаз и штампов была подготовлена, а вводить на вооружение фактически дальний бомбардировщик в годы войны было задачей исключительно дорогой и сложной, если не сказать опрометчивой.

Авиаконструктор А. С. Яковлев приводит в своей книге слова Сталина, якобы сказанные им об этой машине в 1942 году: «Пускать в серию новую машину сейчас, во время войны, — это авантюра. Вот через некоторое время подтянемся с количеством по другим самолетам, тогда и к этому вопросу вернемся».

Различные модификации надежного и неприхотливого Ту-2 (Ту-2С, Ту-2Д, Ту-2Ш, Ту-2Р, Ту-2 АШ-83, Ту-10) выпускались до 1946 года. Машины эти поставлялись в страны Восточной Европы, Китай и Северную Корею. Всего было выпущено 2527 самолетов Ту-2, но лишь 764 приняли участие в боях Великой Отечественной войны.

Конечно же Андрей Николаевич, как только позволила обстановка на фронте, модернизировал Ту-2 в торпедоносец. Ту-2Т, вооруженный двумя торпедами, в мае 1945 года прошел серийные испытания и был рекомендован для серийной постройки. Через год авиация флота располагала 171 торпедоносцем Ту-2Т. Туполев, как всегда, был неравнодушен к «морской машине», расспрашивал о ней летчиков-испытателей, знакомых морских и авиационных командиров…

Еще в ходе проектирования и испытаний первых двух прототипов одного из лучших фронтовых бомбардировщиков Второй мировой войны самолета Ту-2 как разработчиками новой машины, так и заказчиками рассматривалась возможность использования базовой конструкции самолета «58» («103») для проектирования многоцелевого скоростного двухмоторного самолета-истребителя с мощной системой наступательного и оборонительного стрелково-пушечного вооружения.

В заключении к «Акту по результатам Государственных испытаний самолетов „103“ и „103У“, проходивших в НИИ ВВС с 29.01.41 г. и с 15.05.41 г.», утвержденным в июле 1941 года Главкомом ВВС РККА П. Ф. Жигаревым и наркомом авиационной промышленности СССР А. И. Шахуриным, отмечалось:

«Самолет „103“, имеющий скорость современного истребителя, прошедший 1-й этап Государственных испытаний, рекомендовать к постройке в качестве многоцелевого самолета, способного выполнять задачи бомбардировщика и истребителя, для чего необходимо усилить его пушечное вооружение и броневую защиту…»

Реалии начавшейся войны с Германией, отсутствие в составе ее ВВС на нашем фронте значительного количества дальних бомбардировщиков, а также острая потребность фронта в больших количествах сравнительно дешевых тактических боевых самолетов, отодвинули проблему проектирования многоцелевого тяжелого истребителя сопровождения на базе Ту-2 на более поздний срок.

Свертывание в 1942 году серийного производства самолета Ту-2 на Омском заводе № 166, возвращение ОКБ А. Н. Туполева в Москву из Омска и работы по внедрению в серию улучшенного самолета Ту-2С на московском заводе сдвинули продолжение работ по многоцелевым вариантам Ту-2, в том числе и над проектами тяжелых истребителей, почти на год.

В мае 1944 года ОКБ А. Н. Туполева, решением ГКО от 22 мая 1944 года, поручается постройка скоростного дневного бомбардировщика СДБ с двумя двигателями типа АМ-39 (самолет «63»). На базе бомбардировочного варианта предусматривалось создание ночного истребителя-перехватчика.

Первый экземпляр СДБ — самолет «63/1» представлял собой модификацию опытного самолета «103» с двумя двигателями АМ-37. Задачей первой машины СДБ была отработка новой силовой установки и проверка самой концепции модификации.

При проектировании второго самолета «63/2» по распоряжению Туполева был глубоко проработан вариант использования самолета в качестве истребителя-перехватчика. В июле 1944 года был готов эскизный проект самолета.

Самолет «63/2» создавался как скоростной бомбардировщик, который в тактическом плане должен был соответствовать английскому бомбардировщику «Москито», отличаясь от него мощным вооружением. Помимо основного бомбардировочного варианта ОКБ подготовило его фоторазведывательный и истребительный варианты. По мнению ОКБ, высокие скорости полета, особенно на больших высотах, позволяли самолету «63/2», при установке пушечного вооружения, перехватывать и уничтожать скоростные высотные бомбардировщики противника.

В варианте истребителя переднее стрелково-пушечное вооружение, состоящее из двух крыльевых пушек ШВАК-20, усиливалось за счет монтажа в передней части бомбоотсека дополнительного пушечного вооружения: двух пушек НР-45 с боезапасом по 50 снарядов на ствол и двух пушек НС-37 с боезапасом по 50 снарядов на ствол; или двух пушек ВЯ-23 (вместо НР-45) с боезапасом по 70 снарядов на ствол.

Важнейшей компонентой нового истребителя-перехватчика должна была стать радиолокационная станция (РЛС). К 1944 году отечественная радиотехническая промышленность достигла определенных результатов в создании бортовых самолетных РЛС. В серийное производство была запущена станция «Гнейс-2».

Следующим шагом стала разработка бортовой станции «Гнейс-5».

По отзыву ГК НИИ ВВС, «Гнейс-5» по своим тактико-техническим параметрам не уступала английской бортовой РЛС аналогичного назначения, а по дальности действия и радиусу мертвой зоны даже превосходила ее.

К освоению радиолокационной техники ОКБ А. Н. Туполева приступило в 1944 году. Прежде всего решено было установить опытные отечественные РЛС типа ПНБ-4 и «Гнейс-5» на два серийных самолета Ту-2 с одновременным усилением их пушечного вооружения.

Одновременно в ОКБ для руководства основных подразделений был организован цикл лекций по новой радиолокационной технике. Туполев в 1944 году обратился к члену-корреспонденту, а позднее академику А. И. Бергу[52], возглавлявшему работы по радиолокации и занимавшему пост заместителя председателя совета по радиолокации (председателем был кандидат, а в послевоенные годы член Политбюро Г. М. Маленков), со следующей просьбой по телефону:

«Аксель Иванович, как бы организовать для нас цикл лекций по вашему хозяйству? Говорите, буду ли я сам посещать их? Обязательно и всенепременно. Мало того, что буду, вот постигну ваше ремесло, и тогда жизнь ваша значительно усквернится. Буду надоедать и приставать, чтобы делали получше, побыстрее и попроще».

Туполев действительно оказался одним из самых ревностных учеников и регулярно посещал названные лекции. Достаточно быстро вник в суть дела и начал «со вновь обретенным знанием дела» «давить» на разработчиков, требуя усовершенствования и оптимизации новой техники, решения новых задач.

Надо заметить, что А. Н. Туполева с А. И. Бергом всегда связывало чувство глубокой симпатии. Андрей Николаевич с большим уважением и вниманием относился к «хитрому берговскому хозяйству», с самим Акселем Ивановичем поддерживал теплые дружеские отношения, остававшиеся такими до конца жизни Андрея Николаевича. Устойчивой привычкой в их отношениях стал тонкий и точный «самостоятельно намытый» юмор, ценителями и творцами которого они оба были. Не раз академики обменивались остротами, к сожалению, забытыми ныне. Аксель Иванович бывал на испытаниях туполевских машин, с восхищением отзывался о достигнутых в авиастроении результатах. В. М. Вуль вспоминал, что и Андрей Николаевич в конце 1940-х годов заезжал в 108-й институт (позднее ЦНИРТИ) к Бергу, на Новую Басманную, благо тот был недалеко. Возможно, что и выбор здания 108-го института, carte blanche, данного Сталиным, состоялся благодаря близости к туполевской «фирме».

Там же, в 108-м институте, А. Н. Туполеву был представлен еще довольно молодой, 36-летний радиоинженер, заведующий лабораторией № 13 Александр Андреевич Расплетин[53], разработавший радиолокационную станцию «Тон-2», обеспечивавшую предупреждение экипажа бомбардировщика при атаке с задней полусферы. Станция «Тон-2» устанавливалась на опытных образцах Ту-2, но в серию не пошла — летчики, летавшие «по зрячему», посчитали ее надуманной, а «ночников» не удовлетворяла невысокая дальность пеленгации и значительный вес станции.

Андрей Николаевич, со свойственной ему проницательностью, сразу для себя отметил этого человека, назвал его «земляком», что было отчасти правдой: родились-то они строго к северу от Москвы. В конце 1940-х годов их связывала работа над системой ПВО «Беркут» — предполагалось, что зенитные ракеты будут наводиться с земли, а запускаться с Ту-4. Впоследствии, уже когда Александр Андреевич стал генеральным конструктором, разработчиком зенитно-ракетных комплексов, их связывали самые теплые дружеские отношения. Нередко Андрей Николаевич, на правах старшего по возрасту, брал на себя роль некоего «ворчливого ментора», выговаривая Александру Андреевичу за его пристрастие к курению, а порой и к рюмке. Бывая на испытательных стрельбах расплетинских комплексов, Туполев не раз искренне поражался: ведь их возможности изумляли любого, самого взыскательного современника.

Расплетин был очень интересным человеком. Незаурядна и его личная судьба, а плоды его вдохновенного труда, выразившиеся в создании сложнейших инженерных систем ПВО, многократно апробированных и намного опередивших свое время, исключительны.

Уроженец Рыбинска, родившийся в купеческой семье, он еще в юности увлекся радиолюбительством и в 1926 году стал, по собственному признанию, «одним из первых советских коротковолновиков». Позднее, в Ленинграде, он окончил Электрослаботочный техникум и вечернее отделение ЛЭТИ — Ленинградского электротехнического института, где работал и учился под руководством будущего академика А. Л. Минца. С начала 1930-х годов он активно работает над новым средством связи — телевидением. В 1939 году, вместе с Н. Ф. Курчевым и Е. Е. Фридбергом, он разработал и изготовил небольшую партию (около двухсот штук) настольных телевизоров с диаметром экрана 17 сантиметров — 17ТН-3.

Война застала Расплетина в Ленинграде. Он работает на строительстве оборонительных рубежей, а с октября 1941-го по собственной инициативе организует производство раций для фронта. Силами сотрудников НИИ-9, где работал тогда Расплетин, было собрано более двухсот радиостанций.

В декабре 1941 года, когда в блокадном Ленинграде начался жестокий голод, умерла мать Александра Андреевича — Мария Ивановна, а через несколько дней — жена Ольга.

В конце февраля 1942 года чудом выжившего Расплетина вместе с другими сотрудниками эвакуировали на «большую землю».

В эвакуации Расплетин работает над телевизионной системой наведения истребителей на цель — РД-1, в составе 108-го института, куда он был переведен А. И. Бергом при его организации — над радиолокационной станцией «Тон» для защиты хвоста самолета. После войны — над созданием радиолокационной станции СНАР-1 для обнаружения наземных и надводных целей, принятой на вооружение.

В августе 1950 года он был переведен во вновь созданное КБ-1 (впоследствии НПО «Алмаз», «Алмаз-Антей»), где, начиная с должности заместителя главного конструктора и до генерального, неустанно и успешно работал над созданием новых систем противовоздушной обороны. Под руководством Расплетина были созданы комплексы ПВО, способные сбить любую воздушную цель на высотах от 50 метров до 25 километров, на удалении до 240 километров. С принятием на вооружение 75-го комплекса прекратились шпионские полеты над территорией СССР. Во время войны во Вьетнаме ракетчиками были сбиты более двухсот американских самолетов, в том числе несколько десятков Б-52.

Александр Андреевич работал также над ситемой ПРО, нашедшей дальнейшее развитие после его смерти. Он предложил и обосновал разработку многоканального комплекса С-300, названного лучшим зенитно-ракетным комплексом XX века.

Ранняя смерть (он умер в 58 лет) помешала Расплетину поднять защитные комплексы страны на недосягаемую высоту. По уровню решенных задач, по их масштабности Александра Андреевича Расплетина можно сравнить разве что с Сергеем Павловичем Королевым, по новаторству в принятых и осуществленных инженерных решениях ему нет равных.

…Лекции советских ученых, известных и неизвестных, практиковались в ОКБ А. Н. Туполева до конца его жизни. Можно назвать десятки имен выдающихся специалистов, выступивших со своими докладами перед туполевскими конструкторами.

В мае 1944 года согласно предложению А. Н. Туполева ОКБ приступило к установке на серийном самолете Ту-2 (выпущенного в 1942 году Омским заводом № 166) радиолокационной аппаратуры ПНБ-4. Работа шла достаточно быстро. Уже 27 мая 1944 года состоялся осмотр макетной комиссией размещения блоков ПНБ-4 на самолете Ту-2. К концу июня опытная машина, получившая условный шифр самолет «104», была закончена и в ночь на 2 июля перевезена на аэродром Чкаловское, где располагалось НИИ Спецслужб КА. 18 июля 1944 года на самолете «104» летчик-испытатель А. Д. Перелет с аэродрома ГК НИИ ВВС совершает первый вылет. В качестве ведущего инженера по испытаниям спецоборудования самолета «104» от ОКБ А. Н. Туполева участвует Л. Л. Кербер. С 10 августа 1944 года по 7 июня 1945-го проводились совместные испытания и доводки радиолокационной аппаратуры, по окончании которых самолет был передан в ГК НИИ ВВС для Государственных испытаний.

В 1946 году в ОКБ на один из серийных самолетов Ту-2 была установлена радиолокационная аппаратура «Гнейс-5с». В 1947 году 56-я истребительная авиационная дивизия (ИАД) была перевооружена с «Бостонов», оснащенных станциями «Гнейс-2», на Ту-2 с «Гнейс-5с».

Познакомившись с новой радиолокационной техникой и проведя ее первые летные испытания на переделанных серийных Ту-2, в ОКБ А. Н. Туполева было окончательно решено продолжать проектирование истребителей-перехватчиков с РЛС и мощным вооружением на базе более скоростных модификаций самолета Ту-2 с двигателями жидкостного охлаждения.

В 1944 году был подготовлен проект истребителя-перехватчика как вариант скоростного дальнего бомбардировщика «63/2» с двигателями АМ-39 (АМ-39Ф). Опытный самолет «63/2» с двигателями АМ-39Ф в варианте скоростного бомбардировщика был выпущен в октябре 1944 года.

Законченный самолет «63/2» в ночь на 29 октября 1944 года был перевезен на аэродром в ГК НИИ ВВС в Чкаловское, где с 29 ноября 1944 года по 4 апреля 1945 года проводились доводочные испытания. Туполев присутствовал на большинстве стартов новой машины.

Самолет «63/2» с двигателями АМ-39Ф показал хорошие летные данные, превосходящие данные однотипных отечественных и зарубежных самолетов. Однако он не был рекомендован на вооружение ВВС КА из-за недостаточного обзора штурмана. Соответственно не получил развития и проект истребителя-перехватчика на базе самолета «63/2».

В феврале 1946 года по заданию командования ВВС ОКБ А. Н. Туполева приступило к дальнейшей отработке самолета «63» в варианте истребителя-перехватчика. Проект находился в работе под внутренним шифром ОКБ самолет «63П», официальное обозначение Ту-1. Новый проект вбирал в себя весь положительный опыт, полученный при создании и испытаниях самолета «63/2» с двумя двигателями АМ-39Ф и самолета «68» (Ту-4), который в тот момент разрабатывался в ОКБ.

Возможность установки мощного пушечного вооружения, специального радиолокационного оборудования, высокая скорость (до 650 км/ч) и дальность полета (до трех тысяч километров) позволяли использовать Ту-1 и как истребитель сопровождения, вооруженный пятью пушками НС-23; и как истребитель-перехватчик, оборудованный радиолокационной аппаратурой «Гнейс-5с», вооруженный двумя пушками НС-23 и двумя пушками НС-45.

До конца 1946 года самолет находился в опытном производстве. 30 декабря 1946 года самолет был закончен и в ночь на новый 1947 год перевезен на аэродром ЛИИ в Жуковский. До середины марта на машине шли доводки, в основном по новым опытным двигателям, а также по оборудованию.

Летчик-испытатель А. Д. Перелет 22 марта 1947 года выполнил на опытном самолете первый полет продолжительностью 30 минут. Заводские испытания проводились до 3 октября 1947 года. Проверялась работа новой силовой установки, оборудования, проводились полеты на определение запасов устойчивости, километровых расходов топлива и т. д. 3 августа 1947 года самолет принял участие наряду с другими новыми туполевскими машинами в традиционном воздушном параде в Тушине, кроме «63П» над Тушино прошли опытные самолеты «69», «70», «77» и первые три серийных Ту-4 (Б-4).

Полностью испытания опытного самолета «63П» не были закончены. Формальной причиной была названа выработка ресурсов опытных двигателей М-43В и отсутствие им замены. Но по сути к моменту проведения испытаний Ту-1 А. Н. Туполев со своими ближайшими помощниками пришел к выводу, что создать современный перехватчик на базе поршневого Ту-2 в реактивную эру невозможно. Если в конце войны скорость Ту-2 в варианте истребителя превышала скорости основных серийных бомбардировщиков, то с появлением во второй половине 1940-х годов первых реактивных бомбардировщиков, скорости которых приблизились к 900 км/ч, возможности по перехвату подобных целей самолетами класса Ту-2 резко уменьшились. Дальнейшие работы по перехватчикам типа Ту-1 были прекращены.

За разработку Ту-2 в разгар войны, в 1943 году, Андрею Николаевичу Туполеву была присуждена Государственная премия I степени. В августе 1944 года ему было присвоено звание генерал-майора инженерно-авиационной службы (ИАС), тогда же он был награжден полководческим орденом Суворова II степени.

Указом Верховного Совета СССР «За работы в области обороны страны во время Великой Отечественной войны против немецко-фашистских захватчиков» генерал-майору инженерно-авиационной службы А. Н. Туполеву 16 сентября 1945 года было присвоено звание Героя Социалистического Труда (золотая медаль «Серп и Молот» № 248). Постановлением Совета министров СССР от 8 августа 1947 года № 2805 генерал-майору инженерно-авиационной службы А. Н. Туполеву было присвоено воинское звание генерал-лейтенанта инженерно-авиационной службы.

…Как уже отмечалось, у Андрея Николаевича было блестящее, тонкое и своеобразное чувство юмора, которое понимали далеко не все. Свидетельства этому остались даже в мемуарах.

Ведущий инженер Летно-исследовательского института И. Н. Квитко вспоминает, как весной 1926 года он был направлен на работу в ЦАГИ:

«Спустя примерно две недели после прихода туда я ходил по опытному цеху, знакомился с работами, которые в нем выполнялись. В разных местах цеха лежали поломанные части самолетов — следы примитивных исследований конструкций самолетов на прочность. Неожиданно ко мне подошел Андрей Николаевич и, подводя меня к разным кучам этого лома, начал спрашивать названия отдельных деталей. Все было мне хорошо знакомо, и я без запинки отвечал. Вдруг он грубо оборвал меня: „Пошел к чертовой матери…“ — и быстро удалился». Автор колеблется — как оценить эту странную выходку? Представляется, что это реакция Туполева, занятого большим и серьезным делом, на появление «на его территории» праздношатающегося молодого человека, рассматривающего кучи мусора.

Тот же автор вспоминает, как впоследствии, в 1935 году, во время плавания в Нью-Йорк на первоклассном немецком лайнере «Бремен», советский полпред В. И. Потемкин потребовал, чтобы все члены советской делегации, в соответствии с принятым на борту дресс-кодом, были одеты в черные смокинги. Настойчивые возражения Туполева приняты не были. Андрей Николаевич первый раз в жизни надел смокинг, пригласил товарищей на смотрины, приветствовал их словами: «Что, пришли посмотреть на идиота?» — и, сокрушенно оглядывая себя в зеркале, печально повторял: «Вот до чего дожил!» Когда метрдотель согласовал с членами делегации места в ресторане, возмущенный Туполев произнес: «У, чертовы формалисты, не все ли равно, где сидеть. Эх, немцы, немцы! Недаром еще Гоголь рекомендовал выпороть их батогами».

М. Я. Блинчевский — ведущий конструктор завода «Опыт», рассказывал, как с Туполевым обсуждалось уменьшение размеров форсажной камеры, в свою очередь, определявшей габариты двигателя. Туполев быстро нашел решение, предложив мотористам уменьшить диаметр двигателя, сохранив тягу, то есть увеличить скорость потока.

«Сейчас мы не можем увеличить скорость газового потока. При дальнейшем развитии…

— Милок, когда ты говоришь „при дальнейшем развитии…“, у меня в голове ничего не прибавляется. Покажи, как у тебя готовится поток воздуха перед входом в форсажные камеры, ведь можно предварительно подогреть воздух.

Эти вопросы не были проработаны и не показаны на схеме. Обратив внимание на виньетку в углу рамки, обрамляющей схему, Андрей Николаевич сказал:

— Вот это у тебя хорошо сделано.

Впоследствии Генеральным конструктором двигателя был подписан документ, предусматривающий уменьшение диаметра двигателя при сохранении его тяги, и такой двигатель был построен».

Л. Л. Кербер с присущим ему юмором вспоминает: «В институте академика А. Г. Иосифьяна, занимавшем особняк (фон Дервиза. — Н. Б.) у Красных Ворот (Хоромный тупик, 4. — Н. Б.), для Ту-4 проектировалось дистанционное управление оружием. Произошла какая-то заминка, и Туполев поехал туда. Потолок плафона в кабинете директора был расписан весьма фривольными картинами. Осмотревшись, Туполев произнес: „Я понимаю, Андроник Гевондович, почему у вас так много задержек, — вы, наверное, не столько вникаете в нашу систему, сколько созерцаете потолок“… Все рассмеялись. Иосифьян, ожидавший тяжелого разговора, ожил, и деловая беседа потекла спокойно.

А. П. Александров приехал по поводу подвески их бомбы в Ту-4. Возникли затруднения. Поздоровавшись, Туполев усмехнулся: „Что-то вы так размохнатились, Анатолий Петрович?“ Надо сказать, Александров был лыс, но остатками волос затейливо прикрывал череп. У каждого свои причуды. „По-моему, волосы № 6 и № 11 вы уложили неверно“».

Заметим, что Всесоюзный научно-исследовательский институт электромеханики с заводом носит сегодня имя А. Г. Иосифьяна, ну а имя трижды Героя Социалистического Труда, кавалера девяти орденов Ленина[54], Анатолия Петровича Александрова, выдающегося ученого-ядерщика, в течение десяти лет возглавлявшего АН СССР, и сегодня еще памятно многим.

Генерал-лейтенант артиллерии К. Т. Резаков вспоминал о показе установок 200-го зенитно-ракетного комплекса в Кубинке правительственной комиссии, в состав которой входил и Туполев (комплекс этот, один из первых, оснащался транспортно-заряжающими машинами на железнодорожных платформах):

«Наконец гости подходят к нам. Докладываю о новой системе. В конце доклада следуют слова: „А заряжание здесь предусмотрено автоматическое“. Эти слова — условный сигнал, по которому один из офицеров нажимает кнопку, и тележка с ракетой начинает движение по рельсам к пусковой установке. Тележка с огромной ракетой движется быстро. Вдруг присутствующий среди гостей и, видимо, отвлекшийся во время нашего доклада авиаконструктор А. Н. Туполев восклицает:

— Что они делают? Сейчас все разобьют!

Хрущев, слушавший более внимательно, гордо произносит:

— Не разобьют. Заряжание-то ав-то-ма-тическое!»

Андрей Николаевич умел весьма характерно и заразительно смеяться. Вот как вспоминает об этом в своих мемуарах известная поэтесса Агния Барто:

«Пожалуй, я только одного человека знала, который смеялся с таким удовольствием, — это был Андрей Николаевич Туполев. На заседаниях Центрального правления Общества болгаро-советской дружбы стоило Андрею Николаевичу по какому-нибудь поводу рассмеяться, как, глядя на него, никто из присутствующих не мог оставаться спокойным, смеялись все. Однажды в большой аудитории Политехнического я с трибуны сказала что-то смешное про детей. Всплеск смеха затих было, но Туполев продолжал хохотать, да так весело, заливисто, заразительно, что все снова принялись смеяться, зал долго звенел от смеха».

В 1965 году стареющего Туполева избрали председателем Центрального правления Общества советско-болгарской дружбы. Причину этого избрания установить не удалось, а просто назначить Туполева на ненужную ему должность не мог никто. Дочь, Юлия Андреевна, замечала по этому поводу, что симпатию к болгарам Туполев испытывал всегда.

Должность эта не требовала большого напряжения, но требовала времени. Андрей Николаевич умел, однако, и быстро сконцентрироваться и отключиться. На заседаниях и собраниях этого общества никто не видел Андрея Николаевича озабоченным и погруженным в свои мысли, напротив, он был всегда открыт, как правило, весел и приветлив. Дважды Туполев летал в Софию на своих новых тогда самолетах — Ту-104 и Ту-114.

Владимир Михайлович Вуль запомнил, как в конце 1940-х годов он, вместе с Туполевым, поехал в Ленинград. Андрей Николаевич, тогда еще член-корреспондент, при полном параде, должен был быть там на выездной сессии Академии наук СССР. Владимир Михайлович следовал в Питер по своим делам — в командировку. Перед отъездом Андрей Николаевич отдал ему железнодорожные билеты. Тот, приученный внимательно работать с документами, просмотрел билеты и, к своему удивлению, обнаружил, что билеты просрочены: они были на вчерашнее число. Поделился «открытием» с Андреем Николаевичем. Того это нисколько не смутило: «Хм, милый мой! Это Академия наук. Знаешь, какая организация! Это же выездная сессия», — сказал он, по-видимому, с юмористическим подтекстом, приподнимая кверху палец. В дорогу он, однако, любивший и умевший опаздывать (министр авиационной промышленности П. В. Дементьев[55] позднее выговаривал посетителям: «Что вы опаздываете! Вы же не Туполев!») — отправился загодя, часа за полтора до отхода поезда.

На перрон к поездам дальнего следования тогда пускали по билетам, и контролер, увидев представительного генерал-лейтенанта в тонких очках и парадной форме, не глядя на билеты, по-военному откозырял Туполеву и подобострастно указал руками направление движения.

— Ну, что, — спросил Туполев у Вуля, — видишь, с билетами все нормально.

— Да, но в билеты-то он и не заглянул. Его смутил блеск ваших эполет.

Подошли к вагону. Это был шикарный «СВ» с двухместными купе. Бравый проводник, по всей видимости особист, знал пассажиров в лицо:

— Проходите, проходите, товарищ Туполев, вот ваши места, устраивайтесь…

— Вот видишь, — удовлетворенно заметил Андрей Николаевич, — все нормально.

На перроне между тем колокол отбил уже во второй раз, а поезда тогда отправлялись сразу после третьего удара колокола. Некоторые пассажиры уже напряглись, чтобы уловить краткую секунду отправления.

В этот момент в коридоре поезда послышался шум и в дверях купе показался раскрасневшийся полный академик с большим кожаным чемоданом. Из-за плеча академика виднелась удивленная физиономия его жены в затейливой шляпке.

Поезд тронулся.

Удивление на лице тучного академика быстро сменило выражение расположения и приветливости. Несмотря на отсутствие в то время телевидения, он сразу узнал Туполева.

— Андрей Николаевич! Не беспокойтесь. Мы здесь сум…меем разместиться, — с оттенком сомнения, но уверенно сказал он, оглядывая небольшое двухместное купе.

Больше других происшедшее вывело из себя бравого проводника.

— Что же делать, что делать, — в отчаянии повторял он, попеременно заглядывая то в купе, то в коридор вагона. — У меня же все места заняты!

— Я знаю, что делать, — быстро нашелся Туполев. — Выносим наши вещи сюда, в коридор. Вам спасибо за заботу, — он кивнул академику. — А вы, — обратился он к проводнику, — пробегите по поезду, где-то должны же быть два свободных места.

Растерявшийся было проводник был окрылен конкретикой поставленной задачи и проворно убежал из вагона. Вынеся чемоданы из купе и еще не успев как следует перевести дух, Андрей Николаевич и его зять увидели, что бравый проводник вернулся, сказал, что в одном из соседних вагонов имеются два свободных места и, решительно подхватив весь багаж, повел пассажиров к цели.

Вскоре они оказались в чистом четырехместном купе, деля соседство с невысоким лысеющим мужчиной.

Андрей Николаевич, сняв генеральский китель и повесив на плечо полотенце, немедленно направился умываться, а новый сосед, внимательно посмотрев на него, вежливо спросил Вуля:

— Простите, а это не Туполев?

Тот совсем не бдительно подтвердил, что это так. Когда Туполев вернулся, лысеющий мужчина обратился к нему:

— Андрей Николаевич! А мы с вами давно знакомы. Я Исаак Дунаевский.

Надо заметить, что Туполев, долгие годы бывший членом-корреспондентом, а затем и академиком АН СССР, всегда уклонялся от всевозможных дрязг, интриг и подковерных схваток, которыми полнилась Академия наук. На предложения «объединиться» к кем-то, что-то протолкнуть или заблокировать, он либо отвечал со свойственным только ему и не всем понятным юмором, либо ссылался на свою крайнюю занятость. Последнее академикам было понятно.

Тяжелый бомбардировщик нового поколения

Еще 7 сентября 1943 года, в разгар войны, заместитель народного комиссара авиационной промышленности СССР, а по совместительству авиаконструктор А. С. Яковлев направил главному конструктору завода № 156 А. Н. Туполеву письмо следующего содержания: «В соответствии с согласованным с УВВС КА проектом плана опытного самолетостроения на 1943 г., Вам поручается разработать эскизный проект и построить макет тяжелого высотного 4-моторного бомбардировщика с моторами М-71 с ТК-М, герметическими кабинами и пушечной защитой со следующими данными: максимальной скоростью на высоте 10000 метров — 500 км/ч, дальностью полета на скорости 400 км/ч при полной бомбовой нагрузке — 5000 км, при бомбовой нагрузке 7000–8000 кг — 6000 км, бомбовой емкостью внутри фюзеляжа — 2 бомбы по 5000 кг. Эскизный проект самолета для рассмотрения экспертной комиссией НКАП представьте 1.10.1943 г.».

Это достаточно жесткое письмо-приказ можно считать датой начала работ по новому большому проекту, получившему обозначение самолет «64». ОКБ А. Н. Туполева предстояло, основываясь на отечественных технологиях, материалах и оборудовании, создать бомбардировщик, близкий по своим данным к американскому самолету Б-29 (В-29). Проектирование самолета «64» в двух вариантах (бомбардировщик и транспортно-пассажирский) началось в мае 1944 года. Проектные работы показали, что самолет «64» при габаритах, близких к АНТ-42 (Пе-8), имел в два раза большую массу. Это поставило перед создателями самолета, особенно перед конструкторами и прочнистами, ряд трудных задач, так как усилия в элементах конструкции самолета «64» были более чем в два раза выше, чем в соответствующих элементах АНТ-42.

Шла война, и все силы авиационной промышленности и смежных с ней отраслей были направлены на обеспечение массового выпуска серийных боевых самолетов. Внедрение новых авиационных материалов и изделий из них в условиях войны было затруднено, поэтому самолетостроителям приходилось использовать сортамент листов и прессованных профилей из легких сплавов десятилетней давности. Аналогичная ситуация была характерна для радиосвязного и радиотехнического оборудования, а также для системы стрелково-пушечного вооружения.

В ходе эскизного проектирования самолета в бригаде общих видов, возглавлявшейся Б. М. Кондорским, были рассмотрены несколько десятков вариантов компоновок. Спектр рассматривавшихся вариантов был очень широк — от четырехмоторных самолетов, близких к В-24, В-17 и ФВ-200, до экзотических компоновочных решений с использованием двухбалочной схемы.

25 июня 1944 года Туполеву позвонил маршал авиации А. Е. Голованов. Дежурно доложил, что «бьем и гоним», и, понизив тон, сказал, что 22 июня 1944 года немцы нанесли по аэродрому в Полтаве, где базировались американские самолеты после очередной «челночной» бомбардировки, сильный удар.

— Уничтожено несколько десятков «крепостей». Союзники обломков не считают, сильно битых не восстанавливают. Привезем вам навалом. Полк — не знаю, а эскадрилью собрать точно можно. Команда дана, дня через четыре ждите.

Немного позднее разговор на ту же тему состоялся с наркомом А. И. Шахуриным.

Конечно, Туполев хорошо знал бомбардировщик В-17. Но в 1944 году машине этой было уже почти десять лет, а во время войны, отличавшейся сверхстремительным развитием авиации, это был слишком большой срок. Тем более что были захвачены фрагменты, а то и целые образцы нескольких немецких машин, не то что дававших пищу, но предлагавших целое пиршество для конструкторских размышлений.

Тем не менее в сентябре 1944 года Сталин поставил вопрос о возможном копировании американского четырехмоторного бомбардировщика. Туполев решительно возражал против этого, подчеркивая, что В-17 — самолет вчерашнего дня, что, насколько ему известно из литературы и конфиденциальных источников, у Штатов появился гораздо более совершенный бомбардировщик В-29, пока используемый ими только на Тихоокеанском театре.

Работая над самолетом «64», туполевцы остановились на нормальной схеме четырехмоторного самолета с герметичными кабинами, разнесенным вертикальным оперением и шасси с носовым колесом. В ходе эскизного проектирования внимательно изучался опыт подобной работы с американским бомбардировщиком Б-29. Все то новое, что было на тот момент в самолетостроении и что могла позволить в технологическом отношении отечественная промышленность, было привнесено в проект.

В результате был предложен самолет, по своему техническому совершенству и технологическим решениям занимавший промежуточное, переходное место между бомбардировщиками разработки конца 1930-х годов типа Пе-8 и «сверхкрепостями» типа Б-29.

Несмотря на все сложности, в августе 1944 года был готов эскизный проект, согласно которому самолет «64» представлял собой тяжелый четырехмоторный бомбардировщик, предназначенный для проведения дневных бомбардировочных операций в глубоком тылу противника. Большие скорости и высоты полета, а также мощное оборонительное пушечное вооружение обеспечивали ему возможность действия в зонах с самой сильной ПВО противника. Применение крупнокалиберных бомб (до 5 тонн) определяло высокую эффективность наносимых бомбовых ударов.

Экипаж самолета «64» состоял из 8–9 человек, располагавшихся в двух герметичных и одной негерметичной кабинах. В передней гермокабине находились первый летчик — командир корабля, второй летчик, штурман-бомбардир, бортинженер и радист; в средней находились старший стрелок, левый бортовой стрелок и правый бортовой стрелок; в задней негерметичной кабине находился стрелок кормовой пушечной установки, которого мог заменять один из боковых стрелков.

Бомбардировочное вооружение самолета «64» было рассчитано на возможность резкого увеличения бомбовой нагрузки при действиях по целям, мало удаленным от линии фронта, и на возможность подвески бомб самых крупных калибров, при этом нормальная бомбовая нагрузка составляла 5 тонн, максимально допустимая — 18 тонн!

Бомбардировочное вооружение располагалось так, что ко всем его агрегатам и к бомбам был обеспечен свободный подход на земле и в полете.

Для защиты от атак истребителей противника на самолете «64» была создана мощная система стрелково-пушечного вооружения, обеспечивающая полный круговой обстрел, причем каждая точка пространства обстреливалась, как минимум, четырьмя стволами. Управление башнями электродистанционное, старший стрелок управлял огнем двух верхних башен, бортовые стрелки управляли нижними башнями, причем каждый стрелок мог вести огонь как из одной, так и из обеих башен. Управление передними башнями в случае необходимости могло быть в любой момент переведено в переднюю кабину. Кормовая установка использовалась как дополнительная огневая точка при полетах на малых высотах, на большой же высоте кормовой стрелок переходил в среднюю герметичную кабину.

Самолет был оборудован радиостанциями дальней и межсамолетной связи, радиополукомпасом, радиокомпасом, радиовысотомером, аппаратурой опознавания и другими радиосистемами, позволявшими уверенно выполнять полет по заданному маршруту.

Все основные системы управления самолета «64» были электрифицированы, за исключением управления особо нагруженными агрегатами (шасси, бомбовые люки и т. д.), которые имели гидравлический привод.

Технологически самолет «64» проектировался так, чтобы его можно было строить поточным методом при крупносерийном производстве. С этой целью каркас самолета и оборудование были разбиты на большое число отдельно изготовляемых агрегатов. В конструкции самолета предполагалось широкое применение цветного литья, горячей и холодной штамповки, что позволяло механизировать процесс изготовления деталей самолета.

В ходе эскизного проектирования на окончательном этапе работы рассматривались два варианта самолета «64», отличавшиеся друг от друга геометрическими размерами, компоновкой носовой части фюзеляжа, составом оборудования, вооружением и размещением экипажа.

В первом варианте самолет «64» имел размах крыла 42 метра и длину фюзеляжа 30 метров. Рабочие места летчиков в передней герметичной кабине были приподняты, а сами летчики имели индивидуальные фонари истребительного типа, выходившие за контур фюзеляжа. Экипаж состоял из десяти человек.

На основании предварительных работ по самолету «64» в августе 1944 года ВВС подготовили проект тактико-технических требований к высотному дальнему бомбардировщику с четырьмя двигателями АМ-42ТК. Согласно этому проекту ОКБ А. Н. Туполева должно было спроектировать и построить самолет-бомбардировщик, способный помимо ударных задач вести стратегическую разведку и обеспечивать десантно-транспортные операции.

В варианте дальнего бомбардировщика самолет должен был иметь боевую высоту 9—10 тысяч метров, тактический радиус действий не менее 2000 километров (при полете с бомбовой нагрузкой пять тонн), мощное пушечное вооружение с круговым обстрелом, а также бомбовый отсек, вмещающий 18 тонн бомб (из них две бомбы по пять тонн и четыре бомбы по две тонны). Помимо основного варианта силовой установки с двигателями АМ-42ТК предлагалось проработать возможность использования двигателей АМ-46ТК и М-84.

Состав экипажа и его размещение были близки к первому варианту эскизного проекта «64», проработанному в ОКБ: два летчика, два штурмана, борттехник-стрелок, стрелок-радист и три стрелка, всего девять человек. Экипаж должен был размещаться в герметичных кабинах.

На самолете предлагалось использовать самое современное оборудование, которым располагала на тот период отечественная авиационная промышленность. Как видно из эскизного проекта и требований ВВС к самолету «64», советская авиация должна была в обозримом будущем получить современный дальний бомбардировщик, соответствующий по своим летно-тактическим данным лучшим западным аналогам, в частности американскому Б-29. Однако большим недостатком проекта было отсутствие бортовой радиолокационной станции, связанной с оптическим бомбардировочным прицелом, имевшимся на том же Б-29.

К сентябрю 1944 года был готов макет самолета «64», в том же месяце был проведен первый предварительный осмотр макета заказчиком. Был высказан ряд замечаний, в частности, заказчик потребовал установки бортовой радиолокационной станции. Второй предварительный осмотр после доработок состоялся лишь в феврале 1945 года, и снова последовали замечания заказчика по общей компоновке, оборудованию, вооружению… Можно сказать, что командование ВВС, постепенно знакомясь с реальными образцами западной авиационной техники, все выше и выше поднимало планку требований к новому бомбардировщику, и в какой-то момент эти требования превысили практические возможности советской авиационной промышленности того периода.

В силовой установке самолета предполагалось использовать двигатели АМ-43ТК-300Б или АМ-46ТК-300. Экипаж увеличивался до десяти человек за счет появления в передней герметичной кабине оператора РЛС. Число пушечных установок было сокращено до пяти, число пушек до десяти. В разделе, касавшемся радиотехнического оборудования, появились требования к установке РЛС, радиовысотомеров малых и больших высот, радиоаппаратуры слепой посадки, аппаратуры дальнего самолетовождения по типу западной «Лоран-С», а также аппаратуры радиоопознавания и системы оповещения об облучении хвостовой части.

Макетная комиссия 27 апреля 1945 года утвердила макет самолета «64» с четырьмя двигателями АМ-43ТК-300Б. Работы по самолету продолжались и с окончанием Великой Отечественной войны, и с началом войны холодной. 16 июля 1945 года американцы взорвали свое первое ядерное устройство, а уже в августе испытали его над японскими городами: атомная бомба стала реальностью. В СССР работы Курчатова и его коллег приближали день появления советского ядерного оружия. Вопрос о скорейшем создании носителя нового оружия приобретал крайне острую форму.

Тем временем в ОКБ приступили к выпуску чертежей самолета «64» и к постройке стапелей для сборки первого экземпляра. По планеру и силовой установке практически вопросов не было. Камнем преткновения стало оснащение самолета в нужные сроки современным оборудованием, соответствующим требованиям ВВС. Предприятия-смежники ОКБ А. Н. Туполева не могли на этом этапе обеспечить самолет «64» не только заказанным навигационным и радиолокационным оборудованием, но и автоматизированной дистанционной системой управления стрелково-пушечным вооружением.

Ввиду того что работы по самолету «64» имели первостепенное государственное значение, все подробности докладывались Л. П. Берии, курировавшему атомную программу, и непосредственно И. В. Сталину. Информация о причинах задержек и сбоев в проектировании и постройке самолета была им хорошо известна и привела руководителей страны к принятию кардинального решения по созданию стратегического авиационного носителя. Сталин счел наиболее целесообразным скопировать американский Б-29, четыре экземпляра которого в разное время оказались на территории СССР, на Дальнем Востоке, после вынужденных посадок. Работы по копированию и освоению самолета серийным производством были поручены ОКБ А. Н. Туполева и заводу № 22 в Казани.

В начале июня 1945 года А. Н. Туполев и его заместитель А. А. Архангельский были вызваны в Кремль к Сталину. Оба они были уверены, что речь пойдет о проекте «64», поэтому захватили с собой красочный альбом с основными данными и впечатляющими цветными рисунками. Но разговор у Сталина пошел на другую тему, и альбом не пригодился.

По воспоминаниям Архангельского, Сталин, поздоровавшись, сразу перешел к сути вопроса: «Товарищ Туполев, вам надо скопировать американский Б-29. Подробности — у Шахурина». Туполев, несколько растерявшись от неожиданного поворота событий, промолчал. Архангельский ответил за обоих, что задание будет выполнено. Они быстро покинули кабинет Сталина и направились к наркому авиационной промышленности А. И. Шахурину. 6 июня 1945 года вышло решение Государственного Комитета Обороны, по которому ОКБ Туполева поручалось организовать производство самолета Б-4 — советской копии-аналога американского бомбардировщика Б-29. Начало этих работ в ОКБ стало окончанием активного проектирования самолета «64».

Несмотря на то что все силы ОКБ прямым приказом были переключены на Б-4, еще почти два года самолет «64» оставался в планах туполевцев. С момента утверждения макета в апреле 1945 года исходный проект неоднократно перерабатывался с учетом тех конструкторских решений, которые инженеры ОКБ увидели на Б-29. В результате третий и последний вариант проекта «64» с двигателями в 2300 л. с. был готов к концу 1946 года и отличался от предыдущих проектов. Он стал низкопланом, что позволило унифицировать конструкцию планера как для бомбардировочного, так и для пассажирского варианта. Остекление передней кабины летчиков стало ступенчатым, что значительно улучшило обзор. В передней кабине была установлена радиолокационная станция «Кобальт», созданная по типу американской. Бортовое оборудование, в особенности радионавигационное, было расширено по составу в соответствии с требованиями заказчика и комплектацией аналогичных систем на Б-29.

Работы над третьим вариантом проекта «64», возможно, были подстраховкой на случай неудачи с копированием Б-29. Аналогично вело себя и Министерство авиационной промышленности, выпустив для своей подстраховки приказ от 27 марта 1946 года «о разработке проекта и подготовке производства четырехмоторного самолета-бомбардировщика с двигателями АМ-46ТК». Таким образом, вялотекущие в ОКБ работы по проекту «64» обрели официальную поддержку. И только через год, когда на заводе в Казани был готов первый серийный Ту-4 и успех грандиозной программы по копированию Б-29 стал очевиден, министерство выпустило новый приказ от 16 апреля 1947 года, по которому все работы по самолету «64» прекращались. Так завершилась более чем трехлетняя история этого сложнейшего туполевского проекта, оставшегося на бумаге.

И для коллектива ОКБ А. Н. Туполева, и для него лично напряженная работа над проектом «64» стала еще одной школой, много давшей при проектировании тяжелых боевых и гражданских самолетов, созданных в конце 40-х — начале 50-х годов.