Турецкий горошек

Глава 13

Из ванной доносится звук спускаемой воды. Это спускает воду телеведущая Джейн Паули. Мне никогда даже в голову не приходило, что она пользуется туалетом. Некоторые женщины выглядят совершенно неземными созданиями. В детстве я видела фотографию Триши Никсон в розовом платьице с рукавами фонариком. Она выглядела настолько бестелесно, словно никогда не присаживалась на унитаз или не имела потребности в тампонах. Джейн Паули не такая высокая, как я думала. И в реальной жизни она еще более стройная.

В доме происходит какая-то хаотичная деятельность, однако, с другой стороны, все, похоже, знают, что делают. Команда из трех телеоператоров устанавливает софиты по всей нашей гостиной и одновременно жует закуски, присланные Питером из киоска.

– Как это аппетитно выглядит, – говорит Джейн, взяв бриошь. Держа тарелку у рта, она вгрызается в мягкое тесто. Сбоку выдавливаются кусочки яйца. – М-м-м, какая вкуснятина. Я не пробовала такого больше полугода, с тех пор как вернулась из Туниса. Много лука. Хорошо, что камеры не улавливают наше луковое дыхание.

Мизинцем она стирает следы яйца из уголков рта.

– Окна бликуют, – говорит режиссер, Джи-Ар. Он одет в джинсы, ковбойские сапоги, красную фланелевую рубашку и красные подтяжки, а выговор у него как у обитателя нью-йоркского Бронкса. – Сделайте нормальное освещение. Джейн, сядь на диван рядом с Лиз, чтобы я осознал, что у нас получается.

Устроившись слева от меня, Джейн останавливает жестом младшего оператора, Фила, который, собрав книги с журнального столика, пытается унести их.

– Она профессор. Вокруг должны быть книги. И мне хочется, чтобы эта собака попала в кадр, – говорит она. – На самом деле, давайте попробуем снять их вместе, пусть собака положит голову на колени Лиз, а она может гладить ее, говоря со мной. Так она будет выглядеть симпатичнее.

Я и так симпатичная, думаю я.

– Джейн, мы же хотели, чтобы на этом столике лежала подслушивающая аппаратура, – говорит Джи-Ар. Мы с моими коллегами собрали около десятка «жучков».

– Тут хватит места и для них, – возражает Джейн, раскладывая их на столике.

Джи-Ар проверяет качество передачи на мониторе.

– Все в порядке. Джейн, подправь слегка макияж.

Она берет свою косметичку и слегка освежает грим. Одновременно она расспрашивает меня о Самнере, о моих студентках, о моей прошлой жизни. Судя по ее вопросам, она хорошо подготовилась.

Рядом с ней я чувствую себя уродиной, несмотря на то, что сделала прическу в «Мечтах Парижа» и косметика у меня тоже вполне приличная. К тому же мне удалось принарядиться в то синее платье для беременных, которое купил мне Питер.

Джейн произносит несколько вступительных слов, которые команда смонтирует как надо позже.

– Директор Бейкер отказался дать интервью, но он высказал свое мнение, сравнив жалобы юных студенток о сексуальных домогательствах с историей Салемских ведьм.

Мне кажется, что такая аргументация уже поднадоела.

– Давайте прорепетируем для начала несколько вопросов, – предлагает Джейн.

Она ведет себя именно так, как мне рассказывали Тина и Джуди, которых снимали раньше. Вероятно, она дает нам возможность успокоиться.

Когда Джейн поворачивается ко мне, включаются софиты.

– До сих пор, при всем нашем старании, нам не удалось найти хоть одну студентку, которая отрицательно отозвалась бы о вашем преподавании, все опрошенные нами девушки считают вас поистине чудесным преподавателем, что кажется нам довольно странным, учитывая причину вашего увольнения. Знаете ли вы фамилии студенток, которые подписали отрицательные отзывы?

– Этим вопросом занимается мой адвокат, – говорю я.

Интересно, куда они вставят интервью со мной. Я знаю, что команде «Горячей линии» запретили появляться в колледже, но до прихода ко мне они уже отсняли какой-то материал, несмотря на все препоны. Аманда Силвер, Джуди, Тина, Мелисса и ее отец—все дали им интервью.

Они отыскали Генри Самнера в Колумбии, куда он сбежал на конференцию. Сразу по прибытии Джейн показала мне отснятый материал, где Генри Самнер поворачивается к ним спиной и бросается прочь от камеры.

Прошло восемь дней со дня похорон заведующей Уиттиер и две недели со дня моего увольнения, но таких заполненных дней у меня еще не бывало в жизни. Этот дом стал штаб-квартирой нашей борьбы. Мобильник едва ли не прирос к моему уху из-за постоянного приема и передачи всяческих донесений и стратегических предложений.

У моего дома появлялись группы студенток, возмущенных моим увольнением. Они громко протестовали, удивляясь, кто мог написать плохие отзывы. Тина попыталась выяснить фамилии авторов. Поступило донесение: «Спрятано надежно. Никаких лазеек».

Джейн погладила Босси.

– Фил, позвони Питеру и пригласи его сюда. Мы снимем сначала одну Лиз, а под конец их с Питером вместе.

Мы беседуем то с включенной, то с выключенной камерой. Я успокаиваюсь настолько, насколько это возможно в присутствии команды телевизионщиков в моей гостиной. Минут через десять появляется Питер, он даже не снял своего горохового костюма.

– Замечательно, – говорит Джейн. – Оставайся в нем.

– Нет, – возражает он. – Лиз будет глупо выглядеть, когда выяснится, что она ждет ребенка от какого-то овоща.

Несмотря на все уговоры Джейн и Джи-Ара, Питер остается непреклонным.

– Но мы можем упомянуть о твоем костюме? – спрашивает Джейн.

– Ради бога, – говорит Питер. – Я же был в этом костюме, когда вы снимали сегодня днем.

– Ну все, пора заняться делом. Больше никаких репетиций, – говорит Джи-Ар.

Мы повторяем все, что репетировали раньше.

Каждый раз при включении камеры Джейн облизывает губы. Я тоже следую ее примеру. И почему это говорят, что старые собаки не могут выучить новые трюки: «Потявкать – облизнуть – потявкать».

Джейн очень умелая ведущая. Я почти забываю о включенной камере. Я рассказываю о моих студентках, учебниках, огорчениях. Ко мне подсаживается Питер, его рука накрывает мою. Джейн наносит решающий удар, спрашивая о моей семейной жизни.

– У меня не было семейной жизни, хотя я до сих пор замужем. У нас с мужем были совершенно разные личные и карьерные интересы. – Могу представить, что реакция Дэвида на это заявление будет весьма неодобрительной. Я смотрю на наши с Питером соединенные руки и вижу на мониторе, как камера, наезжая, показывает их крупным планом. – Мы с Питером подружились, потому что я была одинокой.

– А потом стали любовниками, – говорит Джейн.

– И в итоге мы полюбили друг друга.

– Возможно, вас поэтому и уволили?

– Лиз уволили потому, что она выступила против руководства. Все преподаватели, считавшие, что права Мелисса, потеряли работу, – говорит Питер.

– Но я имела штатную должность. Моральный аспект – это ненадежный повод для увольнения. Проще уволить за некомпетентность.

– Как вы относитесь теперь к Фенвейскому колледжу? – спрашивает она.

– Это ужасно сложный вопрос. Мне нравится преподавательская работа. Я считаю, что Фенвей дает девушкам отличное образование, но политические интриги раскололи его надвое.

– Ведь это женское учебное заведение, – говорит Джейн. Камера наезжает на меня, а она вновь облизывает губы. – Кто руководит Фенвеем?

– Мужчины. Девяносто процентов штатных должностей занимают мужчины. Восемьдесят пять процентов женщин, претендовавших на должности, получили отказ. А отказы мужчинам составили меньше одного процента.

– Подобная дискуссия могла бы возникнуть лет тридцать назад, – замечает Джейн. – Вы считаете себя феминисткой?

– Я ничего не имею против мужчин, но я сторонник справедливого отношения в данном вопросе, – говорю я. – Прошли те времена, когда смазливые женские мордашки появлялись лишь в рекламах сигарет.

– Стоп, – говорит Джи-Ар. – Джейн, может, нам уже достаточно материала?

– Нет. Надо поговорить об этих «жучках».

Мы говорим. Так или иначе я всячески пытаюсь намекнуть, что мы не имеем доказательств того, что Бейкер – непосредственно или косвенно – отвечает за установку подслушивающей аппаратуры. Так посоветовала мне Кэрол, и она считает, что хотя этот репортаж может слегка повредить нашему делу в суде, мы выиграем в общественном мнении. Она посоветовала мне пойти на это.

В заключение Джейн спрашивает:

– Сожалеете ли вы о каких-то своих поступках?

Я без колебаний отвечаю:

– Нет.

Джи-Ар вновь останавливает съемку.

– Вы отлично смотрелись, – говорит мне Джейн. – Спокойно и уверенно.

Я бы не стала употреблять таких слов для описания моего состояния во время разговора со знаменитой телеведущей, под непрерывным обстрелом камер. Я обрела четверть часа обещанной мне славы. И мой интерес к ней остынет, как только пройдет передача. Как пришла, так и уйдет.

После отъезда «Горячей линии» я звоню маме, чтобы предупредить о моем предстоящем всенародном представлении. Ее нет дома. Глори, глори! Аллилуйя! Зато я беседую с моей тетушкой.

Она взволновалась:

– Я запишу передачу на видео. Во что ты была одета?

Я описываю ей мое синее матросское платье для беременных.

– Я уверена, ты чудесно выглядела. Да, забыла сказать тебе. Я сшила для малышки стеганое одеяльце. Вышила крестиком азбуку и плюшевого медвежонка. По трафарету, конечно, из швейного набора.

Пока я болтаю с тетей Энн, Питер целует меня в щеку, вложив мне в руку записку, нацарапанную на обратной стороне старого счета. Он написал на том, что попалось под руку, забыв, что около Гарфилда лежит специальный блокнот. Я читаю: «До скорого, я ухожу обратно на работу», слушая, как тетушка Энн рассказывает о том, что все еще учит мою мать легче относиться к жизни.

Вдохновившись разговором с тетей, я набираю номер Джилл. Она отвечает.

– Наконец-то я поймала тебя, – говорю я.

– У меня осталось странное чувство после разговора с тобой, – отвечает она.

– И поэтому ты избегала меня. – Молчание подтвердило, что я права. – Что больше всего расстроило тебя? – спрашиваю я.

– Моя сестра нарушила брачный обет.

Молодец Джилл, думаю я. Ей всегда было трудно честно высказать свои мысли. Так же как и мне. Став взрослыми, мы вновь вернулись в общении к манере, установившейся в дни нашего детства. Она по-прежнему трудно отходит от обиды или злости, медленно и постепенно освобождаясь от нее. Иногда это ее состояние настолько затягивается, что я сама успеваю опять начать злиться.

Может, пора попробовать расставить все точки над «i». Если уж мама, по сравнению с которой твердыня Гибралтара выглядит хрупкой, пытается, то мы с Джилл просто должны договориться.

– Тебе не кажется, – спрашиваю я, – что вся наша проблема заключается в тайной зависти?

– С чего это мне тебе завидовать? – спрашивает она, но голос ее становится тише.

– Может, ты завидуешь моей независимости. А я завидую твоей внешности.

– Ты завидуешь мне? – Ее удивление еще яснее дает мне понять, насколько мы вновь прикипели к нашим детским ролям, так же как и избранным вариантам поведения. Правда, я попыталась расширить мои возможности.

– Об этом стоит подумать, – говорит она. Наш разговор звучит уже менее напряженно, чем в начале.

Я спрашиваю, как ее дела с Гарри.

– Получше вроде бы, – говорит она. – Он стал больше бывать дома. Верный признак того, что его интерес постепенно затухает, хотя я пока не уверена. – Она перешла на шепот: – Ведь если он и не уйдет от меня на сей раз, то может уйти в следующий.

– Возможно, ты сумеешь подготовиться к этому, – говорю я. – Попробуй преодолеть пассивность и перейти к активным действиям. – Это новая модель поведения для нас обоих.

Я предупреждаю ее об интервью в «Горячей линии».

Она стонет.

– Не волнуйся. Я не показывала твои детские фотографии. Никто даже не догадывается, что мы родственники, – успокаиваю я Джилл.

Мы вешаем трубки после одного из редких, самых значимых разговоров за всю нашу жизнь. Канал связи больше не заперт посредством автоответчика.

В честь нашего выпуска «Горячей линии» мы устраиваем вечеринку для избранных студенток и преподавателей, Питер обеспечивает нас закусками. Джуди приходит с сангрией. Тина приносит ватрушки с вишнями. Она рассказывает, что предпочла бы вкуснейшую ватрушку с тыквой в исполнении ее соседки, но эта кулинарка неверно поняла ее заказ. Насколько мне известно, Тина сама ничего не готовит. Я даже не уверена, знает ли она, что такое духовка.

Джуди передает мне лаваш. Полюбив Питера, я просто заболела восточной кухней, но нисколечко не устала от ее шеф-повара.

Джуди дружески обнимает меня, и я, вдруг осознав, что это уже восьмое объятие за сегодняшний вечер, начинаю понимать, какими трогательно чувствительными особами являются большинство моих собравшихся здесь друзей, как уволенных, так и неуволенных. Впервые в жизни я могу свободно и естественно обниматься с людьми.

Даже мужчины ведут себя с искренней трогательностью. Питер – единственный среди нас не причастный к работе колледжа, но его также встречают радушные мужские похлопывания и женские объятия. Тина одобрительно хлопнула его по плечу.

– Я обожаю всех без исключения, кого любит Лиз, – заявляет она.

– Но-но, не распускай руки, – предупреждаю я.

До меня доносятся обрывки разговоров. Марси, рассказывая Бобу о щелкающих звуках в южноафриканских языках, показывает, как их производят, сдвинув язык на сторону и выдувая воздух. Неуволенными среди нас оказываются только Джуди и Боб, но его вызывали на ковер и дали последний шанс. Объяснение, что он мужчина, звучит слишком просто.

Джуди спасают значительные суммы денежных субсидий, которые благодаря ей постоянно получает колледж. Ее общественная репутация слишком высока, чтобы Бейкер осмелился выгнать ее.

– Я уверена, что Самнер, якобы даже не помышлявший дотрагиваться до груди Мелиссы, вполне может в итоге стать гвоздем программы «Горячей линии», – говорит она. Последней появляется Аманда Силвер.

– Угадайте, кого я встретила сейчас в аэропорту?

За ней в гостиную входит Мелисса. Все приветствуют их объятиями и поцелуями, пока Боб не спрашивает:

– Мы не будем считать это сексуальными домогательствами?

– Нет, если мы друзья и если все происходит по обоюдному желанию, – говорит Мелисса.

На этот вечер Питер взял напрокат огромный телевизор. Я включаю его. Разговоры быстро стихают, как только Стоун Филлипс, причесанный волосок к волоску, анонсирует три фрагмента вечерней передачи. В первом речь пойдет о Фенвее. Получается довольно гармоничная история, учитывая отсутствие противной стороны. Молчание не нарушается даже во время рекламы.

– И что же будет дальше? – спрашивает Марси, когда передача заканчивается.

Никто не знает.