– Коля, можно твой телефон посмотреть? – попросил Петр.
– Конечно.
Еще одно потрясение пришельца из прошлого. Телефон, почта, фото, видео, музыка, книги и черт знает что еще, и все помещается в кармане!
– Это же совсем другая жизнь! – восторгался он, - В прошлом году мои дикарями в Крым ездили. Пока доехали, поселились, прислали телеграмму, прошло три дня. Я весь извелся, как там, что там? А тут: сел в поезд – сообщил, приехал – известил, захотел – позвонил, захотел – написал. И каждую секунду на связи! А уж по работе…
– Правильно рассуждаете, товарищ! – подхватил Николай. – Получите ложку дегтя! Ты сегодня во сколько со своей конференции слинял?
– В час.
– Правильно. Куда поехал? К Светке своей. На работе в понедельник сказал бы, что конференция была до пяти-шести. То же самое зарядил бы Танюхе, верно?
– Верно…
– А в наше время тебе бы уже сто раз позвонили все кому не лень, и хрен бы ты отвертелся: на работу поехал бы как миленький, а потом домой. А если телефон выключишь или трубку не будешь брать, придется объясняться – в какой это ты дыре пропадаешь, что там нет связи. У нас так – если не на связи, сразу подозрения.
– Здорово! Хорошую службу сослужили бы мобильники в наше время для налаживания трудовой дисциплины! Ленин писал, что «социализм – это учет и контроль». Поставить прогресс на службу строительства нового общества…
– Господи, что ты несешь, пить разучился? Ленина он вспомнил… Забудь этого придурка!
Взгляд Петра сделался стальным, губы поджались:
– Не сметь так говорить о Ленине! – Петр выпрямил спину и не мигая сверлил друга взглядом, рушился последний бастион его убеждений.
– Ой, как грозно! Все стали по стойке смирно… Это почему же не сметь? И не надо мне приветливых взглядов исподлобья. Кто он, твой Ленин? Кровавый диктатор, решивший отомстить миру за свое ущемленное самолюбие…
– Прекрати!
– Не прекращу! Сам эту тему поднял, вот и слушай. Миллионы жизней положили на алтарь светлого будущего, а получилось темное прошлое! Если бы не большевики, все эти ужасы раннего капитализма там, до 17-го года, так бы и остались. А твой Ленин этот подарок второй раз на наши головы вывалил. И по законам диалектики на новом уровне бессердечия и цинизма. Так что вот тебе мой совет: не принимай у нас ничего близко к сердцу, а то не выдержишь. Тебе интересно знать, как мы до всего этого дошли?
– Спрашиваешь.
– Вот и не перебивай старших. Тем более тебе во всем разобраться времени осталось – всего ничего. Будем действовать по плану. Как это называлось? Ленинский комплексный план [1]. Блин, у вас, что ни возьми, все «ленинское», хоть бы что-нибудь сталинское оставили для разнообразия.
– Между прочим, я на два года старше тебя. Так что это ты не перебивай старших. И, кстати, куда это мы так торопимся?
– На первый вопрос отвечу сейчас: по общему количеству прожитых лет я старше тебя, сопляк, без года на четверть века. А на второй отвечу завтра с утра, пока мы оба не готовы.
– Ты сейчас о чем?
– Сказал завтра, значит, завтра. Слушай старших, говорю! Итак, на чем я остановился? Да: Танька, розыск… Она тебя ждала, надеялась, но с началом перестройки, в 85-м году, в ней как будто что-то выключилось, она поняла, что ты не вернешься. Страна рушилась, и твоя Танька тоже. Она часто плакала. Похоже, предчувствовала…
– Что предчувствовала?
Николай досадливо поморщился, как будто сболтнул лишнего.
– Ничего особенного, что должна предчувствовать молодая, красивая женщина, если она покинута и живет в одной комнате с сыном? Что, завянет в одиночестве. Это стало ее навязчивым состоянием, пришлось ей полгода поваляться в больнице.
– В психушке?
– Нет, в Первой градской, я ее в неврологию устроил, но лечили, конечно, голову. С Васей мы на пару вели хозяйство, он уже в школу пошел, помогал. Душа в душу жили.
– Я всегда знал, что ты – настоящий друг. У Таньки так никого и не появилось?
– Никого, – твердо сказал Николай и в очередной раз отвел взгляд.
Попробуй признаться другу, что тебе всегда нравилась его жена, что ее соленые слезы капали прямо на твое сердце, что однажды вечером на кухне ты в порыве нежности и сострадания по-дружески прижал Татьяну к груди, что по-дружески долго не получилось, что ты потом клял себя за эту слабость, что из-за этого целый год никого не мог пригласить к себе домой.
Надо отдать должное Татьяне, почувствовав бесперспективность отношений, она сама дала Николаю «вольную».
– Бедная моя, бедная… найди ее номер, мне нужно ей позвонить!
– Тпру! Я сказал, действуем по плану. Что ты ей скажешь через 27 лет? Здравствуй, дорогая, я из прошлого? Опять же, посмотри на себя и на меня, почувствуйте, что называется, разницу. Нужно подготовься к этому разговору.
– Ты прав. А что такое «перестройка»?
– Петя, счастливый ты человек, тебе повезло миновать все это говно. В 85-м, после того как на кремлевское кладбище свезли очередного Генсека…
– Андропов, получается, всего два года у власти был.
– Год. Андропов умер в феврале 84-го. В 85-м умер Черненко.
– Этот старый маразматик? Его Генсеком?!
– Именно. Но ненадолго. У нас тогда была пятилетка в три гроба. Четыре Генсека за четыре года! Четвертым был Горбачев.
– Его Юрий Владимирович из Ставрополья перетащил…
– Ага, нам на голову. Этот комбайнер Союз и прикончил.
Николай коротко изложил свою версию новейшей истории России и мира. Как рушилась Империя, как тараканами разбежались союзные республики и Варшавский договор; как не было года, чтобы на территории бывшего СССР не воевали (заодно рассказал о кровавой бане в любимой Петром Югославии); как бросились грабить родную страну ее верные сыны; как профессора становились нищими, а уголовники миллионерами; как демократическая общественность свергла партийную номенклатуру и, заняв ее место, превратилась в гораздо более закрытую касту; как новая власть занялась конверсионными операциями «власть – деньги» и наоборот…
– Как же вы выжили?
– Парадокс. С одной стороны, все было даже хуже, чем я рассказал, а с другой, и выжили, и как-то устроились. И жить богаче стали – вон сколько машин на улицах. Меня возьми… Хотя нет, я – плохой пример. У меня непонятно, чем все кончится…
– Тебе жаловаться! В наше время так как ты, наверное, не все секретари ЦК жили.
– Эх, Петя, зелен ты еще! Объясню… но начну издалека. Во времена перестройки при комсомоле стали создавать молодежные коммерческие центры. Я сразу почувствовал – мое. Создал такой центр, райком выделил несколько зданий в районе, теперь они в моей собственности. Пока в моей. Сдаю в аренду.
– Ты их выкупил у райкома?
– Почти. Тогда это называлось – приватизировал. Формально купил, реально задаром взял.
– То есть ты – вор?! Ты, кто в наше время, рискуя карьерой, не дал второму райкома партии незаконно оформить квартиру на дочку?! Как ты мог так переродиться! Неужели я тоже таким стану?
– Не горячись ты так, а то мозги выкипят. Ты совершенно прав, мы тогда были чище, наверное, потому что моложе, но мы же не сразу так раскорячились, а постепенно, понемногу. Я тоже сначала торговать стеснялся: продавать за рубль то, что купил за копейку, считал нечестным. А с другой стороны, товар нужен покупателю, и твоя цена его устраивает. Ты и деньги делаешь, и доброе дело – чем не оправдание. Раз за разом становится проще. Или те же кредиты. Поначалу их берешь с честным намерением вернуть. Потом смотришь - другие не возвращают, а дела у них лучше твоего идут. Тут приходит к тебе управляющий банком и сам предлагает кредит не возвращать. С ним поделишься, он прикроет: ты рискнул, он рискнул – плата за риск, все по-честному. К началу века я оказался при деньгах, при недвижимости и без иллюзий. Между прочим, как зарабатывать начал, все время твоим помогал. У Таньки зарплата институтская – только с голоду не помереть, я им постоянно подкидывал. Она сперва хорохорилась, не брала, но к середине 90-х так прижало! Даже маленькую зарплату не платили по полгода.
– Как это не платили, почему?
– Потому, что институтское начальство (как и любое другое) желало при капитализме жить как при коммунизме. Зарплату размещали в банке на депозит, банкиры пускали деньги в оборот, а руководству отстегивали проценты. Сотрудникам говорили, что государство задерживает, и тянули, пока не начинались голодные обмороки или забастовки…
– Не могу поверить, что это делали вчерашние советские люди!
– Они, родимые, они. Других людей у нас на тот момент не было. Это сейчас подросло поколение, которое Союза не знает, и как-то легче стало. Какие-никакие правила игры появились, люди поняли, что капитализм, как говорил твой Ленин, «всерьез и надолго». Все чаще стараются заработать, а не украсть… хотя, может мне кажется. Не важно. Итак, занялся я недвижимостью. Без связей в этом деле никак, но наши-то комсомольцы, они везде есть. Многие ребята в бизнес ушли, другие на госслужбу, так что везде свои люди остались. Тебе помогают, ты, понятное дело, благодаришь…
– Что значит – «благодаришь»? Взятки даешь?!
– Нет, ну, какой ты… древний! Взятка – некрасивое слово, сейчас модно говорить – коррупция. Красиво же. Или нейтрально – откат. Конечно, даю, а ты как думал! Если люди тебе помогают заработать деньги, ты просто обязан делиться. Иначе они будут помогать другим.
– Что деньги с вами сделали! – Петр охватил голову ладонями, опершись локтями о стол. Потом поднял голову и взглянул на Николая, - Разложение и растление… и не надо улыбаться… чтобы давать взятки, нужно деньги иметь, где ты их брал? …А! Понял! Это те кредиты, которые ты не вернул. Вот почему они тебе звонят. Так тебе и надо! Верни деньги, и проблем не будет.
– Наивный ты. Все не совсем так, а точнее - совсем не так… о, как сказал! – Николай подлил виски в стаканы, молча чокнулся с Петром, махом выпил и продолжил, - А говорят, от перемены мест слагаемых сумма не меняется… Так вот, не возвращать кредиты было модно в девяностых. Сейчас за это сажают в тюрьму.
– И правильно делают!
– Не спорю. Деньги делаются на другом, как-нибудь расскажу.
– Тогда почему у тебя проблемы с банком?
– Петя, помнишь из политэкономии, один из основных законов капитализма – цикличность развития, цикл чем заканчивается?
– Кризисом.
– Правильно. Как раз сейчас у нас кризис.
– Не может быть! Какой же это кризис? Я не видел ни нищих, ни голодных, ни демонстрантов на улицах, все блестит, куча дорогущих машин, магазины забиты товарами…
– Голодные на улицах – это из области советской пропаганды. Будь они поумнее, рассказывая советским людям правду о капитализме, был бы я сейчас партийным секретарем. Самое обидное, что про Запад нам в основном рассказывали правду. Это мы, бараны, не верили, что уверенность в завтрашнем дне важнее возможности купить джинсы на каждом углу. Так и с кризисом. Все гораздо сложнее, чем ты представляешь. Видимость богатства – это еще не богатство. Вот у тебя сколько денег в кармане?
– Двадцать рублей.
– Советских. То есть нисколько. Работы нет. Как жить дальше – не ясно. А у меня в кошельке тысяч двести. И на карточке… гм… немного больше. Ну, богаче я тебя?
– Конечно. Плюс машина, квартира, обстановка.
– Теперь смотри: у меня просроченных кредитов на 200 миллионов долларов, а активов максимум на сто тридцать, и в понедельник ко мне приедут абреки-коллекторы, которые либо отрежут яйца, либо свезут в зиндан к себе в горы и яйца отрежут там. Вот теперь ответь, я богаче тебя? Нет, брат, ты богаче меня на 70 миллионов долларов США! Понял, почему я не уверен, что мой пример удачный?
– Это ужасно! Надо что-то делать!
– По-комсомольски конкретный совет. Знал бы я, что делать, давно бы сделал.
– Может, сходить в банк, попросить отсрочку…
– Петя, Петя, дружище мой наивный, убивать начинают за долю процента от такой суммы… Ладно, не парься, есть у меня одна идейка, завтра расскажу. Так. На чем я остановился?
– Ты моим помогал…
– Точно. Плесни. Так вот. Подбрасывал понемногу: продукты, одежда, то, се. Фактически жили как семья, только без постели. В 93-м угораздил меня черт влюбиться. Девочка – красотка, умница. В постели – волшебница, на кухне – фея, в беседе – профессор… Нет, тут я малек преувеличил, на профессора она не тянула, максимум на кандидата. В общем, это была Любовь, вот так, с большой буквы. Встал вопрос – где жить? Надо сказать, к тому времени я комнату геолога на себя оформил. Он не появлялся с конца 80-х. То ли комары его в тайге сожрали, то ли медведи, а вероятнее всего водка. Впрочем, может, просто не было денег на обратный билет. В такой ситуации правильнее всего было отселить твоих, чем покупать такую же квартиру, ибо на худшую жилплощадь моя любовь не соглашалась. Я купил Танюхе «двушку» в Алтуфьево, я говорил. Сделал там ремонт, обставил. В общем, не обидел. Да и потом либо сам заезжал, либо водителя посылал…
– Ты же говорил, не знаешь, где они сейчас.
Упс…
– …Ну, дорогой, с тех пор сколько воды утекло. Ты мою историю слушай. Любовь моя с большой буквы Л закончилась большой буквой Ж.
– Что случилось?
– Случился более успешный, чем я, бизнесмен. Она была очень целеустремленная девушка, ей был нужен самый богатый муж из всех возможных. Сейчас она в Лондоне, куда от российского правосудия сбежал ее благоверный. Теперь вот и с ним разводится, говорят, нашла какого-то лорда с еще большим состоянием, к тому же близкого к состоянию комы. Ну да бог ей судья… Пострадал я, пострадал, и отлегло… Так, что у нас со временем? Ага, есть немного. Теперь так, я обещал тебе экскурсию во времени и пространстве? Обещал. Заодно покажу главное достижение ХХ века – Интернет.
– Не шутишь? Главного я еще не видел?
– Не шучу, идем в кабинет – бывшая комната геолога, – бери бутылку, а я стаканы с закуской.
* * *
Кабинет потряс Петра сильнее, чем вся кухонная и сантехническая роскошь. Здесь была Библиотека. Не стандартный набор советских времен того, что удалось достать, а собрание того, что читалось и перечитывалось. Сколько великих, только от имен которых текли слюнки. А сколько имен Петр не знал, но сразу понял: это нужно читать!
– Вот это да! Я бы тут жил.
– Только недолго. Если вместо того, чтобы бабки зарабатывать, будешь читать, то очень скоро тебя отсюда вынесут либо кредиторы за долги, либо врачи вследствие общего истощения. Откачают и отнесут к кредиторам, ибо лечение стоит дорого. При капитализме, Петя, хватает всего, кроме денег. Время – деньги, поэтому его тоже не хватает, даже, наверное, посильнее, чем бабок, не хватает. При социализме времени у нас было навалом, а деньги были не нужны, только связи, правда ничем хорошим это тоже не кончилось. Ну что, к знакомству с чудом прогресса готов?
– Всегда готов! …Зачем тут два телевизора?
– Где? А! Телевизор только один – на стене, а на столе – монитор, экран компьютера.
– У тебя свой компьютер! В бизнесе такие сложные расчеты?
– Расчеты несложные, я с двух про́центов живу…
– С чего?
– Анекдот был такой, расскажу потом. Нет никаких расчетов. Компьютер служит средством коммуникации и хранения информации. Сейчас покажу, это несложно. Как врубишься, я тебя оставлю. Мне еще нужно сделать пару звонков…
Петр любил научную фантастику, но сегодня утром он и представить не мог, что такое возможно. Реальность оказалась смелее любых фантазий. Скудость пайка советской информационной и культурной жизни, к которой привык Петр, разверзлась океаном свободного Интернета, как если бы заключенного концлагеря впустили в ресторан «all inclusive» [2]. Сеть давала доступ мгновенно, без грифа «для служебного пользования», без каких-либо ограничений и к вершинам духа, и к подземельям порока, ко всему и для всякого.
«Как трудно им делать правильный выбор, – подумал Петр, – и ведь никакой “руководящей и направляющей” [3]».
Он погрузился в чтение. Его интересовало все: и текущие новости, и архивы, и… все!
* * *
Николай вошел, когда у Петра начали закипать мозги.
– Брейк! – объявил хозяин кабинета. – На сегодня хватит. Выедем пораньше, нужно еще кое с кем встретиться. И девчонки заждались, пора поработать с молодежью призывно́го возраста! Пошли одеваться.
– Я одет.
– Значит так, молодежь, мы идем в приличное заведение, в твоем райкомовском наряде в наше время люди ходят бутылки собирать. Да и танцевать в костюме неудобно.
– Шутишь, в моем возрасте танцевать! А костюм нормальный, ты сам вчера в таком же на планерке сидел.
– Во-первых, вчера было четверть века назад, костюм давно вышел из моды. Во-вторых, мы находимся в твоем будущем, в котором клуб посещают принципиально в другой одежде. В-третьих, какой такой возраст, Петя?! На меня посмотри, я и то собираюсь мощами потрясти. В наше время это вполне комильфо.
– Интересно, под что сейчас танцуют? Не под Пугачеву же?
– Будешь смеяться, но могут и под Пугачеву. Помнишь, был анекдот, что в будущем в Большой советской энциклопедии в статье о Брежневе напишут: мелкий политический деятель в эпоху Аллы Пугачевой? Так вот, в наше время это – не анекдот.
– В БСЭ так написано?!
– Нет. И БСЭ давно нет, и Брежнева половина населения не помнит, а Пугачева до сих пор – Примадонна.
– Чудеса. Кстати, с какими комсомолками ты собираешься танцевать, не с теми ли, кого мы с тобой в комсомол принимали? Тебе еще куда ни шло, а мне, боюсь, эти тетеньки уже не подходят. Или комсомол до сих пор существует?
– Юноша, ты до сих пор не разобрался в широкой душе нашего времени. Те, кого мы с тобой принимали в комсомол, прийти не смогут, так как заняты - нянчат внуков. По клубам ходят молодые, комсомольского возраста, барышни в поисках пары, а также молодые перспективные самцы, вроде нас с тобой, в поисках удовольствий. Впрочем, барышни разных возрастов попадаются. А комсомол… кто его знает, может и есть что-то с таким названием, но наш точно все. Ты вот последний остался.
– Требую уточнений, перспективный самец. Комсомольский возраст с 14 до 30 лет, в ночной клуб пускают несовершеннолетних?
– До этого пока не дошло. Пускают с 18, но ты-то сегодня познакомишься с девочкой, которая этим твоим утром еще не родилась, и к утру завтрашнему ты, старый распутник, затащишь ее в постель. Временной парадокс, однако!
– Не уверен, что я кого-то потащу в постель. А вот ты, дедушка, действительно распутник. На что ты рассчитываешь с комсомолками призывно́го возраста?
– Как на что?! Призвать себе в кровать. Напомню, братишка, при капитализме деньги творят чудеса, а у меня пока осталась хотя бы их видимость. Даже видимость этих славных бумажек, как фея Золушку, сегодня вечером превратит меня в юного и неотразимого принца. Короче, пошли одеваться!
– Во что?
– Найдем. Я только за последний год раздался, когда проблемы начались, до этого держался в форме. Ноблес, как говорится, оближ [4]. Мы с тобой всегда были одной комплекции, так что мои стариковские наряды должны сгодиться.
«Такой прикид да в наше время – все девчонки были б мои», – смотрясь в зеркало, думал Петр.
– Они сегодня и так все твои будут, – сказал Николай с хитрой улыбкой.
– Ты тоже мои мысли читаешь?
– Не в курсе, кто еще читал твои мысли, просто поставил себя на твое место и понял, о чем ты думаешь. Хорош любоваться, идем, вмажем, пока такси не пришло.
Выпив еще по одной, друзья помолчали каждый о своем. Вдруг Николай хмыкнул, увидев отражение в слепом экране телевизора.
– Знаешь, на кого мы похожи? – спросил он Петра.
– На кого?
– На педиков. Я – папик, а ты – моя девочка. Ну, или ты мой парень…
– Ты серьезно? – Петра чуть не стошнило от предположения.
– Ну да. У нас разница в возрасте какая! Это же только я знаю, что ты меня на два года старше, а со стороны наша парочка других ассоциаций не вызовет. Помнишь, как Ксюха на нас смотрела со значением? Это при том, что она-то знакома с моей сексуальной ориентацией не понаслышке.
– Может, не пойдем никуда?
– С чего бы?
– Ну… а, кстати, статью за мужеложство отменили?
– Сто лет назад. Еще бы они ее не отменили! Наши власть предержащие либо в прямом, либо в переносном смысле все такие. Это даже модно. Так что, хлопчик, нэ журысь [5], ты в клубе будешь самый продвинутый!
– Я смотрю, не любишь ты власти…
– А за что их любить? Ты наших пердунов из райкома партии сильно любил?
– Нет.
– Так ничего и не изменилось. Современные хоть помоложе тогдашних, а по сути… Давай-ка еще по разу, для куража!
[1] – была такая форма комсомольской деятельности. Изначально кем-то придуманная по вполне конкретному поводу, в дальнейшем выродившаяся в никому не нужную, но упорно культивировавшуюся формальность: каждый комсомолец составлял план личностного развития. Если ходил в спортивную секцию, писал – заниматься таким-то спортом; если любил читать, писал – прочитать такие-то книги и т.п. А под 22 апреля (ДР В.И. Ленина) нужно было отчитываться перед комсомольской организацией о выполнении этого плана. В принципе, план личностного развития – не самая плохая вещь. Плохо что это делалось из-под палки. По факту план составлялся по кальке накануне отчета о его выполнении: вспоминалось, что достойного упоминания ты сделал за год и подавалось как то, что ты это год назад запланировал.
[2] – англ. яз., все включено.
[3] – в конституции СССР 1977 года КПСС определялась как руководящая и направляющая сила советского общества.
[4] – фр. яз., положение обязывает.
[5] – укр. яз., не печалься.