Прядение не стало чудом света просто потому, пожалуй, что сравнивать было не с чем — других чудес, на все века потом прославившихся, еще не существовало. Зато люди свято верили, что искусство превращения волокон в нить — божий дар. Египтяне полагали, что прясть их научила многоумная Изида, китайцы отдали эту честь Яо, жене императора Поднебесной, лидяне — Арахне, греки — Минерве, перуанцы — Маме-оелле, жене Монте-Капако, первого их государя. На Руси наставницей женщин оказалась полуславянская-получудская богиня Мокошь, и князь Владимир Святославович ввел ее в пантеон языческих идолов. Девка прядет, а бог ей нитку дает.
Скручивая шерстяной волос в пряжу, древний человек скорее всего неосознанно повторял наблюдаемое в природе. В крохотной речной улитке, в воронках омута, в расположении листьев на стебле, в полете птиц и очень многих других явлениях мира встречается одна и та же форма — спирали, штопора. Подобие спиральных образований, как оказалось, просматривается ни много ни мало в вихрях и смерчах. Спирально, установили астрофизики, закручены рукава галактик, множество звездных систем. И что иное, как не спираль, винтовая линия. Открыв ее, Архимед применил винт для добычи воды. В современных машинах, устройствах, приборах, предметах домашнего быта винтовая резьба исполняет роль крепежа, воздействует силой пресса, создает гребную и воздушную тягу, перемещает ходовые части станков, в трепальных и прядильных машинах — шнеки.
Спирально извиваются и шерстинки в высокого качества руне. Против спрямленных, слабоизогнутых извитые цепче, ухватистее (рис. 90). В тонковолокнистой шерсти бывает до 10 извитков на 1 см волоса. От вращения в извитых волнообразных прядях увеличивается число переплетений, шерстинки ложатся по спирали, что добавляет пряже прочности.
Вручную волокна заплетают штопором с помощью веретена и нехитрого устройства — прялки. Веретено — в общем смысле ось, на которой что-либо вращается, — в прядении со временем претерпевало заметные изменения — от колесика и простого прута в девичестве до вытянутого конуса 20–40 см длиной. Между прочим, как раз под названием «прут» оно фигурирует в литературе предыдущих веков. Менялась и прялка. Но простейшая пережила более развитых потомков, по всей видимости, в силу того, что знакомое — всегда понятнее. Ведь любое новое устройство обычно долго воспринимается с предубеждением: с одного конца хитро, с другого мудреней, а в середке ум за разум заходит. Первородная конструкция сосуществует с другими еще и потому, что нет с ней проблем ни в работе, ни с изготовлением, хотя бы человек и первый раз в жизни принялся за инструменты (рис. 91).
Выбирается дерево с древесиной покрепче, допустим ель. Надо, чтобы у нее (рис. 92) один из побочных корней а рос под прямым углом к стволу. Рубят дерево по высоте, какая нужна прялке. Отсекают все корни, кроме поперечного. Пень обтесывают и корень тоже. Из пня постепенно делают доску, доводя до размера будущей прялки, как она изображена внутри ствола. Для этого диаметр пня необходим не менее 27 см.
Часть б (рис. 91), вырубленная из корня, зовется копылом. Женщина садится на него на лавке, когда начинает прясть. Широкая часть в, напоминающая лопату, — это лопасть. Часто на краях у нее сделаны зарубки, на которые крепят распушенные, расчесанные пласты шерсти, свернутые в рыхлую трубку. Иногда лопасть оканчивается вилкой (рожками), полумесяцем или каким-то подобием подставки (донцем). Сюда прислоняют и стягивают кудель довольно крепко кожаной повязкой (укроем), которая расчленяется палкой (собачкой). Все это подвигается по мере того, как опоражнивается свиток кудели.
К тонкому концу веретена присоединяют короткую невощеную нить типа штопки. Сидя на копыле, несколько боком к лопасти, женщина из середины кудели левой рукой начинает вытягивать сначала небольшой пучок волокон, которыми до скручивания как бы обволакивает штопку. Затем прикрепляет к ней конец кудели — большим указательным и средним пальцами правой руки вращает веретено вправо. На веретено надевают груз в виде кружка — преслень.
Первые несколько десятков сантиметров нити наматываются на веретено ближе к пятке, толстому его концу. Дальше пряха опять формирует нить, располагая волокна вдоль, пучок за пучком, на длину руки. Одно волоконце должно ухватиться за край другого, второе — за концевые извитки следующего, тогда образуется надежная, ноская пряжа. Все это время женщина левой рукой тянет бородку кудели г. Так как немытая шерсть послушнее, приходится терпеть некоторое неудобство — на пальцах оседает жирная липкая масса волоса. Пряха беспрестанно поплевывает на пальцы, чтобы нитка скручивалась получше. Автор французского пособия по прядению, изданного в конце XVIII века, особенно уповает на то, что немытую шерсть «можно доводить до высокой степени тонкости посредством жирных веществ»; после очистки нить круглая, крепкая, приличная к употреблению на материи отменной доброты.
Отводя нить от себя, пряха, как в первый раз, вращает веретено и правой же рукой готовую нить сматывает на него конусом, конец набрасывает петлей на верхушку. Исключительно ценится так называемая уравновешенность крутки — ритмично повторяющиеся спиральные завивы. Для этого пряха сматывает на веретено всю выведенную рукой нитку, ведь оставшийся конец после вторичной крутки будет сух и разрывчат. Она также не допускает непропряда, чтобы на веретено попадала часть еще недовитой нити. Ясно, обе погрешности покажут себя в изделии.
Свободную часть нитки между бородкой и веретеном именуют саженью. Раз от раза, сажень за саженью пряжа прибывает, со стороны пятки утяжеляет веретено. Кажется, что крутить его становится ловчее. Полное ниток веретено зовут простенем. Рука почувствует по весу, что пора спряденное перевести в клубок или снять целиком конус намотанной пряжи, обернув его бумагой.
Скрученная пряжа еще не считается нитью, о ней говорят словом среднего рода — прядено. Это — ровница, суровье, полуфабрикат, живая нитка. Если шерсть прядут на вязанье, нить сдваивают, тростят, сплетают две в одну, вращая веретено влево. На изделия мягкие, пушистые, которые вяжут на спицах, тугой крутки не требуется. Но раза в полтора плотнее сводят спиральные кольца в пряже, предназначенной для крючка.
По вековечным правилам с веретена несученое прядено полагается перевести в мотки с помощью развивальницы, мотовила, мотушки (рис. 93). В дощечку а (рог) вставляют калиновую ветку б с двумя растопыренными отростками. Держа рог в руке, пряха наматывает на него пряжу так, что нитки ложатся между отростками и охватывают рог. Снятую с мотовила пряжу золят, кладут в мокрую золу, а потом на снег отбеливаться (подробнее про обработку спряденной нити — в следующей главе.)
С этого момента пути мотков расходятся. Одни откладывают на вязание, с оставшимися еще предстоит работа. Когда имеют в виду получить пряжу на тканье, особо смотрят, какая нитка достойна быть основой, а какая составит уток. Общее правило — длиной волокон, их прочностью и крепостью основа всегда превосходит уточные бобины. На то она и основа. Но все это определяется еще при сортировке сырой шерсти.
Пряжу на ткань не сдваивают, однопрядную нить надевают на воробы (рис. 94) и распетливают. Подставка а (вьюха) не что иное, как молодая сосенка, вырытая с корнями. Корни служат инструменту ножками. В вершину вколачивается железный гвоздь б, на него накидывают собственно воробы — сложенные под прямым углом сосновые брусочки в, в концах которых проверчены отверстия для веретен. Воробы вращаются вокруг гвоздя. По краям вороб веретена образуют прямые углы. По их периметру и наматывают пряжу.
Следующая операция — перемотка пряжи на тюрики-катушки. Осиновый чурбак выдалбливают внутри насквозь и обрезают снаружи (рис. 95). Длиной тюрик не меньше 70 см при диаметре 27 см. Сверху и снизу тюрик крестообразно закрыт березовыми брусками, в центре которых просверливают отверстия. И в них насквозь по высоте тюрика вставляют березовую спицу — ось вращения всей этой катушки. Ось вдалбливают в колодку. Колодку устанавливают на лавку (рис. 96). Работа состоит в том, что пряха, сидя у колоды, одной рукой придерживает нить с вороб, а другой вращает тюрик. Таких тюриков в хозяйстве, конечно, не один.
Наконец, с тюриков нитки попадают на сновально (рис. 97). Для него отводят место в сарае или на повети, в другом помещении, где обрабатывают шерсть. Сосновый столб а длиной в полтора метра и повыше снизу устанавливают в доску так, чтобы он свободно мог оборачиваться в гнезде. Верхний конец этого стержня заходит в скобу, прибитую к слеге. Крест-накрест в столб продеты бруски б, концами соединенные малыми столбиками в. Основной столб служит осью вращения всего сновально. Со сновально пряжа перематывается на навоину, а та вставляется в станину — ткацкий станок.
Гладкая нить ровной крутки, как знают практики, универсальна. Но такой пряжи, сколько ни возись, не получишь, когда в вашем распоряжении короткие волокна. Выпрядают, разумеется, и из них. Но мастерицы страхуются тем, что вяжут эту чистошерстяную нить со второй, хлопчатобумажной или какой-то синтетической. При сравнительно недлинной шерсти всегда есть соблазн запрядной нитки. На нить простую, без фабричной пропитки, немерсерированную навивают шерсть круче обычного, чтобы пряжа вышла менее «кусачей» и концы волокон не вылезли бы быстрее, чем ожидается. Запрядная нитка неизбежна, если обрабатывается очень слабо или совсем неизвитая шерсть. Как правило, на хлопчатобумажную основу запрядают кроличий пух, с ним трудно работать по-другому, к тому же из этих ниток никто не рассчитывает на долговечные вещи.
Если к обычной домашней шерсти припрядают искусственные или малоизвестные вязальщице волокна, вряд ли догадаешься, как поведут себя в изделии оба материала. Поэтому прясть из добавок самостоятельную нить — меньше риска.
В морозных российских краях запрядной нити предпочитают так называемую мохнатку. На обычную шерстяную прививают одним концом неспряденные пучочки шерсти (кстати, здесь пойдут и короткие волоконца) или их просто ввязывают. Так или иначе, получается одежка, в какой не обморозишься при самом страшном холоде. Рукавицы и носки, выстеленные изнутри шерстью, для детворы зимой — спасенье. Варежки долго не промокают и можно, бывало, кататься на санках допоздна, пока не застучат оледеневшие полы одежды. Для взрослых таким же способом вязали жилеты, легкие, хранящие тепло, где бы человек ни находился — на лесоповале, в открытом поле, в дальней автомобильной поездке или плаванье.
Идея мохнатки, к сожалению, вырождается на базарный лад. На любого качества стержневую основу слегка навивают, лишь бы удержались, дорогие и редкостные волокна, ту же ангорку. Причем один конец остается незапряденным, гуляет сам по себе. Если по готовой вещи, вспрыснув водой хорошенько, усердно пройдут металлической щеткой, пух или другое волокно поднимется и закроет вязаные ряды. Неопытного покупателя теперь провести ничего не стоит.
Когда в руках всего килограмм-другой шерсти, может, не имеет смысла затеваться с изготовлением прялки, хотя и такой простой, как описана выше. Достаточно укрепить пучок шерсти и взяться за веретено. А перемотка прекрасно пройдет на спинках двух стульев, поставленных один против другого, или совсем по-первобытному — на полувытянутые и согнутые в локте руки помощника. Как говорится, была бы куделька, пряслице сделаем, а донце взаймы возьмем.
Рабочий процесс прядения не изменился с самой античности. Только тогда пряли исключительно рабыни. На день им давали определенное количество сырья. Сидя или стоя они следили за тем, чтобы клубки шерсти наматывались равномерно, плотнее или слабее, как заказано, чтобы в каждом клубке пряжа была одинакового качества — гладкая либо ворсистая. Узелки на нити откусывали зубами. Известно, что для вытягивания шерстяного волокна греки применяли эпинестрон, который был изобретен за пять веков до нашей эры. Можно не сомневаться, что изготовление пряжи оставалось трудом утомительнейшим. Иначе почему бы Геракла (Геркулеса), гласит легенда, наказали не чем иным, как продали в рабство к Омфале, властной царице малоазиатского государства Лидия. Одетый в женское платье, он два года прял вместе с ее невольницами.
Принцип спирали, вихря, волчка сохраняется в конструкциях прялок, как бы их ни совершенствовали на протяжении веков (рис. 98). Этот тип прялки согласно документам относят к 520 году нынешнего летосчисления. На доску укрепляли колесо, которое приводило в движение блок, прочно посаженный на веретено, а через него — и само веретено. Человечеству понадобилось две тысячи семьсот лет на создание ручной прялки в том виде, как ее знают ныне (рис. 99) под именем малой самопрялки. По достоверным свидетельствам, к 1200 году похожие устройства мастерили деревенские умельцы, а в XIV веке ручной самопрялкой пользовались и в крупных городах на Руси.
В Англии, Франции, Германии, Голландии от наших самопрялки отличались в основном диаметром колеса и толщиной веретена, а также расположением прядильной доски — горизонтальным или вертикальным. Чем меньше бывала окружность колеса и чем толще веретено при прочих постоянных величинах, тем менее крутой получалась пряжа. Тогда же выработалось правило: шерсть на основу скручивать слева направо и с трех оборотов колеса, а уточную — справа налево, останавливая вращение после второго круга.
Как изъяснялись встарь, точность и единообразие выпускаемого материала (расходуемой шерсти. — Н. Б.), единообразность и должное число кругообращений в известное время давала прялка таких параметров. Горизонтальная скамья, или доска, 600 мм длины утверждена на трех-четырех ножках по 330–355 мм высотой. Колесо с ручкой в поперечнике достигает 580–610, а еще лучше — 635 мм. Окружность тонкая, как у большого сита, при ширине 760–820 мм.
Прядение пошло проворнее при двух ручках и заспорилось еще более, когда колесо стали запускать ногой. В Европу ножную самопрялку принесли якобы наемные иностранные солдаты и первых этому способу научили берлинцев. Однако освободившейся руке пряхи тотчас же задали работу в британских мастерских. Прядильщиц рассаживали по кругу, каждая тянула сразу по две нити, в то время как десятилетний ребенок посредством блоков и веревок вращал четыре колеса, приводя в движение до двух сотен веретен равномерно, плавно и относительно тихо.
В ту пору рыцари уже выродились в торгашей, арены превращались в биржи. Жадность вербовала себе новых и новых волонтеров, или, как тогда говаривали, пролаз. На всеобщем интересе к техническим новинкам в прядении эта малопочтенная публика погрела руки и за счет вечно нищенствующих изобретателей и облапошивая чиновников государственной казны.
Чтобы помочь соотечественникам, асессору Российской государственной мануфактур-коллегии Сазоновичу в 1798 году было поручено подготовить книгу о способах прядения и устройстве самопрялок в европейских странах. Он провел сравнение и показал, что российские конструкции не уступают никаким иным. И поныне в архангельских музеях можно увидеть неподражаемую коллекцию самопрялок русского Севера. Каждая не только подлинное произведение искусства. Она удобна и функциональна (подетально технология изготовления подобной самопрялки показана в четвертом номере «Сделай сам» за 1995 год.)
Между тем прядение по-прежнему оставалось ручной работой. Как ее облегчить, задумывались давно. Еще Леонардо да Винчи делает гениальные догадки, набросав в записных книжках чертежи и расчеты ткацкого станка, прялки. В 1452 году он осуществил одну из задумок, создал первый и совершенный механизм намотки, который впоследствии стал применяться в рогульчатых ватерах (рис. 100). Но его прибор длительное время оставался неизвестным. А конструкторская мысль блуждала почему-то главным образом вокруг веретена. Немец Юргенс в 1530 году сконструировал прялку с рогульчатым веретеном. Ссученная нитка наматывалась секциями, Юргенс нанес на рогульку деления (рис. 101). Потом родились рогульчатое веретено с шестерней типа улитки, прядильные конструкции с вытяжным аппаратом, положительной вытяжкой. Но вот такое слабое звено, как механическая подача ровницы к веретену, не попадало в поле зрения создателей машин. И еще долго примерялись к тому, чтобы к прядению подключить механическую силу. Осенило, что называется, англичанина Харгривса, когда он наблюдал за работой дочери на прялке. Веретено он поставил вертикально, и не одно, а 16. Передачу к ним устроил от барабанчика через шнуры, и прядильщик запускал машину, вращая рукоятку. Автор назвал свою машину «Дженни» в честь дочери (рис. 102). В дальнейшем число веретен увеличивали, как навешивают диски на штангу. Их в конце концов стало 80. С бóльшим один человек не мог справиться физически. Тем не менее факт оставался фактом: пряла машина, она делала ту работу, какую раньше выполняли человеческие пальцы.
Дальше в историю вплетается криминальный сюжет. Некто Аркрайт, парикмахер, будто бы пользовавшийся для завивки париков вытяжными валиками, применил прибор в прядении (рис. 103). В действительности он похитил чужое изобретение усовершенствованной «Дженни» и развернул дело, не без оснований торопясь, пока не разоблачен. Движение машины должно было происходить от водяного колеса. Цирюльник построил фабрику на берегу реки, установил там ватер-машины, нанял 600 рабочих и сказочно разбогател до того, как его вывели на чистую воду и лишили патента.
«Дженни» давала тонкую, но непрочную нить, с ватер-машины пряжа выходила хоть и прочной, да очень грубой. Соединив достоинства обеих предшественниц, изобретатель Кромптон больше двух десятилетий корпел над своим детищем «Мюль-Дженни» («мюль» означает мул). Восемь веретен (рис. 104) Кромптон установил в каретке подвижной так, что спрядаемая нить получала вытяжку, и это не вызывало в ней особого напряжения. Впрочем, в пробах пряжа все-таки выглядела неровной и слабой из-за того, что скручивалась без достаточного зажима и вытягивания. Тогда к паре валиков, которые захватывали ровницу, Кромптон добавил дополнительную пару — вытягивать нить. В технической литературе «Мюль-Дженни» упоминается как сельфактор.
Как детской корью, изобретатели переболели идеей о том, что прядильная машина — это обязательно ровничная машина (рис. 105). Предварительно расчесанную и скатанную в тонкие трубочки шерсть складывали на подвижном столе. Отсюда сырье двигалось к паре зажимных валиков. Зубчатая рейка, прикрепленная к подвижной каретке, производила выпуск ровницы, так как срабатывало сцепление с зубчатой передачей к валикам. Когда выпуск ровницы прекращался, каретка могла еще отходить, вытягивая нить, что значительно улучшало качество пряжи.
В начале XIX столетия в помощь прядильщику привлекли паровой двигатель. Один человек отныне напрядал столько, сколько за 40 лет до того делали 320. В сравнении с этой Гераклу его работа в неволе могла бы показаться курортом. Не случайно с таким ожесточением ломали станки луддиты, обретя последователей по всей Англии.
При известном навыке современная женщина перепрядет необходимое количество шерсти, включив электропрялку. Когда этого прибора в доме нет, можно обойтись другими приспособлениями. Лет восемь-десять тому назад, в том числе и из-за цены, очень популярными были приставки к швейной машине, которые выпускали в нашей стране несколько заводов. Надо сказать, что приставки делают все то же, что и электропрялки, — прядут нить как левой, так и правой крутки, требуемой толщины, ссучивают пряжу, увеличивают или уменьшают крутость нити, как необходимо. Приставка, о которой пойдет речь, сконструирована на рязанском заводе «Теплоприбор» и ориентирована на бытовую швейную машину с ножным и электрическим приводом. Сюда относятся машины: класса 2М—22 «Подольск» (классы 132—22 и 142—22), «Чайка 132 М» (класс 132М—22) и «Чайка 142М» (класс 142М—22).
Первым делом швейную машину переключают на холостой ход. Если она с ножным приводом (рис. 106), со стороны маховика 1 нужно освободить фрикционный винт 2 и повернуть его на себя. В рукаве 4 со стороны маховика 1 есть отверстие для резьбы. На него отверткой или гаечным ключом устанавливается крепежный болт 5 с шайбой 6.
Собственно прялка (рис. 107) представляет собой неподвижную ось 14, которая закреплена винтом 10 на кронштейне 3. На ось свободно надета рогулька, это шкив 12 и два шестигранных стержня 15. На каждом стержне — по ползуну 16 с отверстиями 17 для прохода пряжи. Катушку 13 на оси держит тормозное кольцо 18, имеющее защелку 19. На свободные концы стержней и оси ставят насадку 20 с отверстиями 21 и 22 и пазом 23 для пропуска пряжи. У насадки имеется еще два отверстия 24, с помощью которых она крепится на стержнях 15.
К машине с ножным приводом прялку устанавливают, применив вкладыш 11, его располагают между кронштейном 8 и машиной. Кронштейн должен встать так, чтобы резиновое кольцо 9, надетое на шкив 8, касалось маховика 1 швейной машины справа от паза под ремень ножного привода, а при вращении маховика 1 прялочный шкив 8 не проскальзывал. Слишком крепко прижатый шкив затруднит работу прялки, его придется чуть-чуть отвести от маховика, не нарушив касания. Отрегулировав положение прялки, затягивают крепежный болт 5.
На машине с электрическим приводом для левой крутки нити снимают с маховика 8 малое резиновое кольцо 9, на маховики 8 и 12 натягивают большое резиновое кольцо. Вкладыш в этом случае не нужен. Сцепление шкива 8 со шкивом 12 рогульки производят, перемещая в пазу кронштейна 3 шарнирный винт при ослабленной затяжке гайки-барашка 7.
Если прялка пошла тяжело, установочными винтами регулируют положение шестигранных стержней 15 на шкиве 12.
Держатель шерсти помещают в удобное место слева, на столе швейной машины (рис. 108). Струбцину закрепляют за край стола винтом, и на нее последовательно надевают пластмассовую втулку и вилку. Шерсть привязывают на вилку. Метровый кусок бросовой нити одним концом цепляют за катушку, другой заправляют в отверстия прялки (рис. 109) и соединяют с волоконцами кудели.
Рогулька начинает вращение от промежуточного шкива 8. Он, как уже говорилось, достает надетым на него резиновым кольцом 9 и ободок маховика 1 машины, и шкив рогульки. Направо или налево будет двигаться рогулька, определяет вращение маховика ножного привода. Пряжа скручивается, пока рогулька в действии. Свободным концом пряжи, не прошедшим всего пути, управляют рукой около держателя сырья, следя за плавностью подачи волокон. Поскольку нить придерживают рукой, возникает некоторое натяжение, отчего вращается катушка. Если катушка и рогулька крутятся с одинаковой скоростью, то пряжа не наматывается, набирает навивы. Чуть отпустив нитку, уменьшаем скорость катушки, из-за трения о тормозное кольцо она пойдет еще медленнее, уступая оборотам рогульки. Поэтому готовая пряжа начнет наматываться на катушку. Натяжение пряжи регулируется винтом 10. Когда прядут толстую нить или работают с длинными волокнами, напряжение нужно посильнее, чтобы катушка лучше принимала готовую пряжу.
Ползуны (рис. 107) передвигают вдоль стержней рогульки. Так постепенно нить заполнит катушку по всей длине. Для этого ползун с заправленной в него пряжей переставляют при неработающей прялке. В прядении участвует один рогулечный стержень и один сидящий на нем ползун. Выбирают для заправки тот, чье отверстие противоположно направлению вращения прялки. Полную катушку убирают, правой рукой сжав стержни 15 рогульки (см. стрелки на рис. 107), а левой — удалив насадку 20. После этого нажимают на защелку 19 и снимают тормозное кольцо 18. Заменив катушку, возвращают все в обратном порядке — сначала ставят тормозное кольцо 17 так, чтобы его защелка 19 вошла в паз на оси 14, затем, нажав на стержни 15 рогульки, крепят насадку 20.
Уязвимым местом в приставке сами конструкторы признают пружины в ползунах 16 и оси 14 со стороны регулировочного винта 10, которые ненароком легко вывести из строя при регулировке и разборке.
Назовем основные размеры деталей прялки-приставки. Диаметр пластмассовой катушки — 69,7 мм, высота — 84,5 мм. Маховик 8 имеет внутренний диаметр 66,4 мм, внешний — 70,2 мм. Остальные сведения — на чертежах: кронштейн 3 (рис. 110), маховик 12 (рис. 111), тормозное кольцо 17 (рис. 111), насадка 20 (рис. 112).
Удалась пряжа — есть надежда сделать красивую вещь, которая грела бы душу. Что бы ни навязывала мода, как бы рьяно ни толкала в вечные выученики иностранцам, особые симпатии и неувядающий интерес сохраняются у нас к вязаным платкам, палантинам, косынкам, шалям. Их вяжут из тонкой шерстяной нити сплошным полотном и ажурным рисунком, нередко с пуховыми добавками.
На Южном Урале искусницы, пожалуй, в двадцатом поколении занимаются вязанием из чисто козьего оренбургского пуха. Когда-то козий пух применяли лишь в рабочей одежде. Казачки открыли его великолепие всему миру, вывязывая из пуховой нити шали с кружевной каймой или полностью кружевные. Находились мастерицы, чей платок умещался в скорлупе гусиного яйца. Нет таких наград, какими бы не были отмечены оренбургские пуховницы. Их изделия на всемирных и международных выставках продавались по ценам дороже золота.
Платок веками оставался лучшим украшением женщины. Его справляли как шубу, раз в жизни и на всю жизнь. Носили поверх одежды — от снежной пыли воздух проникает в пушинки, сохраняя меж ними тепло. И если под плат пуховый поддевают хлопчатобумажную косынку, пусть зима буранит, как ей вздумается, не озябнешь, не продрогнешь, ветры вытерпишь любые. Пух не любит, когда его носят под одеждой, стареет, волокна (длинные — в первую очередь) сжимаются, стираются, сваливаются, скатываются комочками. То же самое, кстати, наблюдается и с мохером, если вещи из него надевают под пиджак, плащ, куртку.
До прядения, в вычесанном гребнем пухе, выбирали на просвет остистый волос руками. На это уходили зимы напролет. Заняты были все домашние — от мала до велика. В господских поместьях работали девчушки, еще не способные прясть. В «Детских годах Багрова-внука» С. Аксаков описывает, как старая барыня, бабушка героя, пряла пух сама в то время, как вокруг сидели дворовые девочки, которые выискивали грубые волосы в пуховых волоконцах. И худо же бывало той нерадивице, какая пропустит хоть одну остинку. Барыня под рукой наготове держала плетку.
Теплый платок вязали большим — на 600—1000 петель — из двух нитей (пуховой и так называемой шленки, простой бумажной), в ажурном платке второй ниткой брали тонкий шелк. Запрядную нить не применяли. Платок получался квадратом со стороной под два метра. Ажурный делали еще большего размера, хватало укрыть голову, сложив в восемь раз.
Пуховую нить спрядают круто — до 180–200 витков на одном метре. Поэтому оренбургская шаль новой первое время выглядит не очень-то пушистой, скорее даже напоминает связанную пополам с шерстью. Но все легко проверяется. Во-первых, полупуховая тяжела. Во-вторых, платок из хорошего пуха держится на весу, если его поднимаешь за пушинку. Лишь попав три раза в снегопад, хозяйка замечает, что обнова понемногу начинает пушиться.
Год от года платок все пышнее. Лет через пять его стирают в очень мягком мыле, вроде детского, или в детском шампуне. По всему периметру до стирки зубцы ровно и довольно крепко приметывают к полосам ткани или марли шириной 10–15 см. Заранее должна быть готова, обычно деревянная, рама, куда поместится распрямленный квадрат платка с приметкой. По всем сторонам рамы набиты гвоздочки примерно в 1 см высотой на расстоянии чуть большем зубца от зубца. Нужно еще оставить запасец сантиметра 2–4 между стороной платка и рамой.
После стирки и без полоскания мокрый платок натягивают на деревяшки, протыкая гвозди сквозь край ткани или марлевой полосы. Сушат без солнечных лучей, подальше от обогревателей, печек, батарей отопления. Снятый с этих пял платок еще нежнее, ласковее. Со сплошной вязкой стирают изредка, раз в десять лет, белые, ажурные паутинки — ежегодно. Знаю, некоторые предпочитают приводить вещь в порядок с меньшими хлопотами, нашивая перед стиркой паутинку на простынь или прямо зубцами надевая платок на раму. Простынь не сохраняет формы, вязка сжимается, а зубцы и ржавеют и рвутся. При традиционном уходе мой платок служит четвертое десятилетие, даром что эксплуатирую вещь нещадно. Притом это не выставочный экземпляр и связан не знаменитостью.
Выбрать настоящий пуховый платок всегда было большим везением. Радует, что мастерицы донышко, сплошную его часть, приспособились вязать на машине, вручную вывязывают лишь кайму. От того платок не стал хуже, даже наоборот — середка, которая истирается раньше концов, прочнее и ровнее в машинной вязке. Однако на рынках встречаешь зачастую жалкую пародию на оренбургский платок. Вам врут в глаза, предлагая подделку из запрядной нити, с синтетической основой, в пряжу бог знает что намешано, а несчастные пушинки держатся на честном слове, донельзя встрепанные гребнем. Из тонкой чистошерстяной пряжи платок будет несравненно качественнее рядом с таким, с позволения сказать, пуховым.
Говорят, живущие у моря редко купаются: куда, мол, оно денется и завтра! Так и в отношении ремесел. А. Бенуа предсказывал в начале нашего века, что, прозрев, пожалеем о самобытных народных изделиях, но они станут редкостью и стариной. Оренбургские шали и паутинки совсем редкостью, может, и не назовешь. Отличные платки выпускает местная фабрика. В ее добротных теплых шалях до 70% пуха, чуть меньше — в ажурных. И тот, кто такую вещь приобрел, без сомнения, доволен. Но это другие изделия, отличающиеся от связанных руками.
Время от времени в Оренбуржье делают попытки возродить уникальный промысел и вырастить новое поколение вязальщиц. Правда, почему-то силятся поднять клубок за нитку. В очередной раз усаживают за прялку целыми классами. В конце 50-х, помню, на Всесоюзную стройку Гайского горнообогатительного комбината явилась однажды розовощекая девушка Люся Руль с авоськой зеленого лука. Сбежала из дома, из знаменитого пуховязального села, после первых неудач в обучении. Плакала: «Что, мне самой в эти петли, что ли?»
Серьезными вязальщицами становятся в большинстве случаев те, кто проходит выучку на дому, у матерей и родственниц. Они покажут и свои заветные приемы, и поддержат в простом житейском смысле, потому что у нас сроду тратят на кого угодно, только на творцов не находят денег. Спиц из рук сегодня пока не выпустили пожилые люди — все претерпевший старушатник.