Над остроконечной крышей часовни плыл тонкий серпик молодого месяца. Проходя мимо площади, двое сентинцев поклонились вышедшим на вечернюю прогулку господам и побрели дальше, то и дело с любопытством оглядываясь. Джелайна прутиком писала на снегу простой английский стишок. Бенвор шагал следом, читая его вслух.
— У тебя уже отличное произношение, — похвалила она. — Даже акцента почти нет.
Сейчас Олквин прекрасно ее понимал. Поначалу Джелайне было тяжело говорить с ним на родном языке — менталингвор вынуждал ее бессознательно перекладывать слова так, чтобы Бенвору было понятно. Но когда капитан немного научился, и Джелайна пару раз послушала, как он говорит, все стало проще. Теперь при нем она могла болтать по-английски сколько угодно. Правда, сразу же спотыкалась и снова машинально переходила на хорверский, если с ней в это время заговаривал кто-нибудь еще.
Бенвор принялся повторять стишок сначала. Джелайна уставилась куда-то перед собой, и юноше показалось, что сейчас она его не слышит. Последние дни он начал иногда замечать за женой подобные «зависания», и каждый раз ему становилось не по себе.
— Уже темнеет, — оглянулся он по сторонам. — Идем домой? Ты не замерзла? Эй! — не дождавшись никакой реакции, он тронул ее за плечо. Джелайна вздрогнула и часто задышала, словно испугавшись.
— Что с тобой? — Бенвор привлек ее к себе и забрался рукой под накидку. Сердце жены колотилось, как после быстрого бега.
— Джелайна, что случилось? — встревожился он. Женщина подняла на него широко распахнутые глаза.
— Скажи-ка еще раз.
— Что сказать? — не понял Олквин.
— Мое имя.
— Джелайна… — удивленно буркнул он.
— Еще.
— Джелайна, — отчетливо повторил он. — Да что происходит?
Она как-то странно моргнула.
— У меня английское имя, — веки ее опять дрогнули.
— И что? — не понял Бенвор.
— Ты выговариваешь его на хорверский манер — округляешь и тянешь гласные.
Капитан пожал плечами. Что тут такого особенного?
— Ну да, я же не знал английского, когда мы познакомились. У нас женские имена…
— Мое имя осталось единственным английским словом, которое ты до сих пор произносишь с таким заметным хорверским акцентом, — нервно запинаясь, перебила она.
— Я так привык, — недоуменно хмыкнул Олквин. — Мне казалось, тебе даже нравится.
Джелайна открыла рот для ответа, но тут со стороны городских ворот послышался шум. В Сентин кого-то впустили, и сторож крикнул, чтобы доложили господину.
— Я здесь! — позвал Бенвор. Поздний гость, чуть прихрамывая, поплелся к площади, волоча за собой по снегу заплечный мешок. Опомнившись, он бросил его на дороге и пошел быстрее. Олквин кинулся навстречу, узнав Танбика. Замерзший и измученный, знахарь протянул руки к Бенвору и охрипшим голосом выпалил:
— Бангийская армия вторглась в Хорверолл! Норвунд в осаде!
Армия Рунгунда высадилась в Анклау пять дней назад. Целый флот из битком набитых военных галер прибыл внезапно, хищным косяком вынырнув из повисшего над проливом тумана. Похоже, Рунгунд готовился основательно — судя по скорости переброски войск, их собрали на лувеньонской стороне. Бангийцы сошли на берег и, привычные к молниеносным атакам с моря, сразу выдвинулись в сторону Хорверолла. Разнеся в щепки все приграничные форты, лавина из нескольких тысяч солдат хлынула прямиком к столице, жадно заглатывая все попутные городки и деревни. Через два дня армия подошла к Норвунду.
— Их тысячи, — бормотал Танбик. — А все думали, что Альберонту пришлют всего несколько сотен. Что же получается, он отдает королевство на разграбление? А чем он тогда собирается править?
— Из Локо еще кто-нибудь спасся? — напряженно спросил Бенвор. Танбик опустил голову.
— Разве что с десяток местных.
Олквин закрыл лицо руками.
— Лучше бы они остались тут, — глухо выдавил он. — Зачем я их отпустил?
Джелайна сильно сжала его плечо. После долгого молчания Танбик тяжело вздохнул и продолжил:
— Да я и сам сбежал только потому, что уходил смотреть больного дровосека. А форт смели сразу. Конницы у авангарда мало, зато везут прострелы. Собирают прямо там, пока идет лучная стрельба, и все дырявят. Лезут через стены, таранят ворота и рубят уцелевших.
— Прострелы? — переспросила Джелайна.
— Да, миледи. Вроде большого арбалета, на станине, и заряжается копьем.
— А, типа баллисты, — задумчиво кивнула она. — Значит, деревянные стены они пробивают?
— Толстые бревна — нет, разве что в щель попадет. Ими тогда стреляют поверх стен, не прицельно. Но дощатые дома и крыши пробивают запросто.
— А каменные замки они не обходят, ты не слыхал? — тихо спросил Бенвор. Он старался загнать поглубже боль от потери друзей, но на смену ей тут же пришла острая тревога за жизнь Ланайона и его семьи.
— Они столицу осадили, — буркнул Танбик вместо прямого ответа.
— Олквинау стоит чуть севернее, — с отчаянной надеждой произнес капитан. — Может, там успели укрепиться, спрятать женщин с детьми… Нам тоже надо укрепиться, — он резко поднялся. — Никогда даже не предполагал, что Сентину доведется обороняться, но ведь когда-то его строили именно для этого.
— Так это когда было-то?! — подал голос Платусс, уже начавший оплакивать семью барона. — Стены здесь такие старые, что щели едва ли не шире бревен. Ров обсыпался и зарос, а река давно сменила русло, подвести воду не выйдет. И кто оборонять будет? Мальчишки с плохими луками? Крестьяне с вилами?
— Что есть, то есть, — оборвал его Бенвор. — Лучше отправь кого-нибудь известить деревенских старост.
— Ты сошел с ума, — зашептала Джелайна, догнав его. — Какая оборона? Бежать надо.
Капитан остановился, подавляя вспыхнувшее раздражение. Он ни капли не сомневался, что его жена предложит именно это. Позиция рейдера — не вмешиваться без личной необходимости — ничуть не изменилась.
— Бежать? — процедил он. — За границу? И куда я там подамся? Да, крестьяне побегут. Будут кланяться жомеросуинским феодалам, проситься под их защиту. Мне тоже идти пахать чужую землю?
— Зачем? — дернула она плечами. — Обратись к герцогу Вэйнборнскому. Может, он примет тебя на службу.
— Чтобы я постоянно маячил перед глазами его дочери? — невесело усмехнулся Бенвор. — А потом поступил в распоряжение ее муженька, кем бы он ни был? Сомневаюсь, что хоть один из женихов забыл про мои выходки на смотринах.
Джелайна опустила голову и понуро умолкла.
Ночью в Сентине закипела работа. Взрослые мужчины укрепляли ворота, стаскивали на стены груды булыжников, готовили чаны со смолой и запасы стрел. Все остальные, способные хоть чем-нибудь копать, расчищали ров. Когда рассвело, со всех окрестных деревень в крепость начали собираться деревенские жители, таща с собой скотину и припасы. Кое-как разместив в городе детей и пожитки, они тут же принимались за работу.
Наутро через земли Олквина потянулись первые семьи убегающих от войны крестьян. В Сентин они не просились — в любой крепости обычно и своим места едва хватает, да и что толку прятаться за старым деревянным частоколом, когда сзади поджимает тысячная армия?
Новости были тревожные. Армия наемников неумолимо расползалась по королевству, осаждая большие города и громя вотчины мелких феодалов. К полудню поток беженцев с востока стал непрерывным. По расквашенной сотнями ног дороге тянулись телеги, запряженные недоенными, непрестанно мычащими коровами. Некоторые крестьянки с плачущими младенцами на руках заворачивали к Сентину, устало переминаясь, оглядывали роящихся у стен горожан, и шли дальше.
Вскоре поток поиссяк, а люди, бегущие с севера, донесли сокрушительную новость — столица пала. Майрон официально отрекся от престола в пользу Альберонта. Защитники Норвунда были разбиты, а знати пришлось присягнуть новому королю. Выжившие офицеры хорверской армии пытались сохранить за собой свои земли. Первые бесчинства захватчиков поутихли, и многие крестьяне уже не бежали, а оставались на прежних местах в ожидании новых владетелей. Специальные королевские отряды — их прозвали карателями — двинулись по стране, подавляя редкие восстания среди неслужилых феодалов и призывая остальных к присяге. Говорили, что после переворота Альберонт повелел уничтожать только тех, кто окажет сопротивление, и не трогать мирных людей, покорившихся новой власти. Верилось с трудом — бангийцы исстари приплывали сюда убивать, грабить, насиловать, уводить в плен детей и выжигать целые деревни. Даже идя под знаменами хорверского короля, которому требовалось сберечь в стране крепкое и налаженное хозяйство, они оставались все теми же варварами.
За сутки вокруг Сентина расчистили ров и укрепили его засеками из острых жердей, мешающих приблизиться к стенам и конным, и пешим. Конечно, противостоять большой армии городок не смог бы, но теперь это было не нужно. Опасность представляли мародерствующие отряды — было сомнительно, что все бангийцы тотчас же подчинятся приказу Альберонта и удержатся от самовольных захватов, грабежей и насилия. Но как отличить карателей от мародеров? Солдаты одни и те же, и так же могут именем короля потребовать открыть ворота.
— Может, они не пойдут сюда? — лелеял надежду Платусс. — На дороге до сих пор вешки стоят. Старые, правда, но оно и к лучшему — значит, их некому было убрать. Кто в здравом уме поведет армию на чумные деревни или станет шарить по домам после поветрия?
— Мародеры — может быть, — мрачно согласился Микас. — А каратели просто возьмут и выжгут все дотла. Земли ведь надо кому-то отписывать. К чему им церемониться с рассадником заразы?
— Я еще вчера выслал дозор, — сказал Бенвор. — Они сообщат, когда кто-нибудь появится. Свернут в сторону — будем сидеть тихо, начнут жечь дома — придется выехать им навстречу.
До сих пор молчавшая Джелайна спросила:
— Если ты добровольно сдашь город и присягнешь Альберонту, тебя оставят в живых?
До известия о захвате столицы все, не сговариваясь, вели себя так, будто оборона до последнего была единственным и не подлежащим сомнению исходом. О других вариантах никто и заикаться не смел. Теперь все присутствующие уставились на капитана, тоже ожидая ответа.
— Выбора ведь все равно нет, — вздохнул он. — Майрона, скорее всего, уже казнили…
— Я не об этом, — отмахнулась Джелайна. — Власть есть власть. По большому счету, людей не особо волнует, кому им дальше придется служить или платить налоги — принцу или королю, был бы мир и спокойствие. Что будет с тобой?
До сих пор супруги старательно избегали этой темы, будто весь мир за пределами их уютной спальни забыл о существовании опального капитана Олквина. У Майрона еще можно было попытаться добиться прощения, но Альберонт был куда более сильной угрозой.
— Надо закопать где-нибудь эту голову, — спохватился Танбик. — Если ее найдут, то весь Сентин с землей сровняют.
— Нужно бежать, — снова завела Джелайна.
— Куда?! — воскликнул Бенвор. — Прятаться негде. И я не могу бросить людей на произвол судьбы.
— Ничего с ними не станется, — неожиданно возразил Микас. — Иначе кто будет платить оброк новым господам? Поезжайте в Жомеросуин. Когда каратели подойдут, мы скажем, что лорд умер от чумы, а в городе до сих пор то и дело появляются заболевшие. Платусс прав, наемники побоятся шарить по домам. Земли отпишут новому владетелю и пойдут дальше.
— А раз повального мора нет, то и жечь не будут, — поддержал Танбик. — Бегите, милорд. Иначе Альберонт вас на кусочки порежет. Мы справимся, не волнуйтесь. Девок и баб молодых с детишками в лесу попрячем, в землянках, а грабить тут, кроме скотины, особо и нечего.
— Жертвы будут в любом случае, — покачала головой Джелайна. — Но если мы уйдем, пострадает гораздо меньше людей.
— А главное — буду жив я, да? — буркнул Бенвор, понимая, что сдается.
— Да, — согласилась она. — Для меня только это — главное. Ты же сам прекрасно понимаешь, что вариантов нет. К чему это упрямство? Твою преданность долгу никто не оценит. Чем мучиться угрызениями совести — лучше обвиняй меня. Это я так хочу! Ты же обещал выполнять любые мои желания? Так вот — я хочу, чтобы мы убрались отсюда как можно дальше, и побыстрее.
— Так что, велеть запрягать? — мигом сориентировался Платусс. Олквин кивнул и позвал:
— Даина! Пошли кого-нибудь за Киараной.
Киарана была матерью самого старшего из бастардов Бенвора. Экономка понимающе кивнула, но, помявшись, заметила:
— Милорд, так ведь…у Киараны-то еще двое маленьких.
Бенвор на секунду прикрыл глаза.
— Ладно, пусть и их забирает.
Повозка, снаряженная для отъезда, была почти уложена, как вдруг от дозорных в лесу появился условный сигнал — кто-то приближается к Сентину.
— Всадники, — вглядываясь вдаль, сообщил с башни часовой. — Шестеро, — и после долгой паузы с облегчением добавил: — Наши, не бангийцы.
— Радоваться нечему, — нахмурился Бенвор. — Наши теперь тоже служат королю.
Когда солдаты подъехали, Олквин по голосу узнал их главного. Эрнан Клампис тоже был капитаном хорверской армии, и его земли находились к северо-востоку отсюда. Подъехав, он властно потребовал открыть ворота. В ответ со стен наставили натянутые луки и велели убираться прочь. С Эрнана мигом слетела вся спесь. Он поклялся, что не присягал Альберонту и вежливо попросился внутрь, под защиту стен.
Джелайна выглядела очень обеспокоенной, да и у Бенвора было тягостное предчувствие, но он все же разрешил впустить отряд соседа в город. Когда Клампис увидел его, то замер и вытаращился.
— Ты живой?! — изумленно воскликнул он.
— Как видишь, — хмуро ответил Олквин и пригласил их всех в дом. Отъезд явно откладывался.
Рассевшись за столом, уставшие солдаты жадно набросились на принесенную Даиной еду. Бенвор сел возле Кламписа, дожидаясь объяснений. Джелайна встала у него за спиной, и ее тепло немного успокаивало, но капитан все равно не мог отделаться от ощущения, что уже произошло непоправимое. И сейчас ударит.
Наконец, Эрнан отвалился на спинку стула, равнодушным взглядом окинул Джелайну и произнес:
— Мы хотели где-нибудь отсидеться, но я понятия не имел, что ты тоже здесь. Уж прости.
— Что с твоими землями? — подозрительно спросил Олквин.
— Они уже не мои. Я, знаешь ли, тоже пытался отваживать незваных гостей, но в этот раз их оказалось слишком много. Пришлось бросать все, бежать и искать укрытия.
Картина произошедшего нарисовалась в голове Бенвора в одно мгновение. И перспектива тоже.
— Вы что, удирали от них сразу сюда, напрямик? — похолодев, выдавил он.
— Ну, я-то знал, что у тебя остался укрепленный городок, — пожал плечами Клампис. — Все лучше, чем в чистом поле…
— Да ты соображаешь, что наделал?! Ты привел их за собой! — в ярости вскочил Бенвор и осекся: прямо в горло ему упиралось острие меча. При всей своей подлой натуре, быстротой реакции Эрнан был вовсе не обделен.
— Сядь, — отрывисто рявкнул он, бешено сверкнув глазами. — Теперь я здесь командую. Ты разжалован и арестован. Вздумаешь… — не договорив, Клампис коротко всхлипнул и завалился назад. Остальные солдаты застыли, не двигаясь, и явно не рискуя тянуться к ножнам. Бенвор обернулся. Джелайна держала веер из оставшихся пяти ножей. Когда только успела их вытащить?
— Кто еще осмелится нам угрожать? — ледяным тоном осведомилась она. Желающих испытать на себе ее меткость не нашлось. Солдаты сдали оружие капитану.
— Вас преследуют мародеры? — спросил их Бенвор.
— Нет, — ответил самый старший из отряда. — Это каратели. Клампис вздумал отбиваться, но их пришло сотни полторы, не меньше. Тогда он бросил все, даже жену и детей, и приказал нам следовать за ним. Простите нас, господин капитан, все мы родом не из этих мест и не знали, куда он поскачет. Теперь вас тоже накажут за помощь. Если можем что-то сделать…
— Сентин не будет обороняться, — оборвал его Олквин. — Я уезжаю прямо сейчас.
— Вам-то зачем уезжать, сэр? — удивился один из солдат. — Свяжите нас, а тело Кламписа положите перед открытыми воротами. Когда каратели подойдут, мы тоже присягнем.
— Как хотите, — проронил Бенвор, не собираясь вдаваться в долгие объяснения. — А мы уходим.
То, что кажется вполне осуществимым на словах, на деле обычно никогда не удается, как задумано. Не успела повозка выехать за ворота, как пришел новый сигнал от дозорных. К Сентину двигался огромный отряд.
— Несколько всадников, видимо, офицеры, остальные пешие, — оповестил зоркий часовой. — Много, очень много.
— Не успеем, — запричитал Платусс. — Повозка еле тащится. Догонят и всех изрубят. Милорд, скачите сами.
Киарана спрыгнула с повозки и подсадила в седло к Джелайне старшего сына.
— Возьмите его, миледи. Мы уйдем в лес с остальными.
— Куда суешь, глупая?! — всплеснула руками Даина. — Если уцелеют, вернутся. А если их догонят? Как отбиваться с трехлетним дитем?
— В лес, скорее в лес! — прикрикнул на них Бенвор. Скачущие впереди всадники карателей уже были хорошо видны вдалеке.
— Быстрее! — звала Джелайна. Лошадь под ней нетерпеливо переступала ногами. Олквин медлил, поджидая, пока на опушке скроются из виду последние женщины с узлами и детишками. Платусс отчаянно махал руками и, надрывно кашляя, что-то выкрикивал севшим от волнения голосом.
— Милорд, уходите! — взвыл часовой. — Они и так уже вас заметили! Пропадете ведь!
Крестьяне, недавно сбежавшиеся в город, толпой валили наружу. Капитан вскочил в седло и окинул взглядом собравшихся у ворот людей. Отец Паритэн, шевеля губами, размашисто крестил уезжающих господ.
Такими они и запомнились Бенвору. Закатное солнце сквозь голые макушки деревьев окрасило старый частокол розовато-золотыми полосами, и такие же блики лежали на встревоженных лицах и на вытоптанном, подтаявшем снегу. Отвернувшись, юноша пришпорил коня и поскакал следом за постоянно оглядывающейся Джелайной.
А потом все будто понеслось стремительными прыжками. Конь под Бенвором жалобно заржал и сунулся мордой в снег. Падая, капитан успел заметить стрелу, торчащую из его загривка. Слегка оглушенный ударом о землю, Олквин не сразу высвободил придавленную ногу, а потом по земле ощутил глухой гул от десятков копыт. Джелайна вернулась к нему и перегнулась из седла.
— Давай руку.
— Уходи одна! — велел ей Бенвор. — Вдвоем мы далеко не ускачем.
— И бросить тебя? Еще чего! — оскалилась она. — Руку!
— Беги! — приказал он. — Это не твоя война. Кому сказал?! — Олквин ударил лошадь ладонью, но Джелайна тут же натянула поводья. В луку седла впилась еще одна стрела. Бенвор машинально пригнулся, прячась за тушей убитого коня. Топот копыт раздавался уже совсем рядом. Джелайна выхватила саблю и выскочила навстречу вражеским всадникам. Похоже, те сперва не приняли женщину за настоящего противника, но когда спохватились, было поздно. Она не стала кидаться на каждого в отдельности, а просто рассекала на скаку шеи некоторых лошадей. Бенвор схватился с пешими врагами на земле. Краем глаза он заметил, что Джелайна тоже лишилась коня, но до того успела с седла порубить четверых. С остальными они разделались на пару.
Пехота приближалась. После неудачного бегства уже не имело значения, откроют ворота или нет. Город будет наказан в любом случае. Крестьяне уже поняли, к чему все идет, и со всех ног бежали к лесу.
— Все, нам не дадут уйти, — сказал Бенвор. — Возвращаемся внутрь.
— Придется, — вздохнула Джелайна.
Бангийская пехота и впрямь оказалась очень быстроногой. Когда Олквинов впустили в город и закрыли ворота, в передовом вражеском отряде можно было рассмотреть каждое лицо. Отряд Кламписа получил назад оружие и присоединился к защитникам Сентина. Люди полезли на стены, занимая места у бойниц на стрелковых башнях и в проемах частокола. Бенвор велел Джелайне тоже надеть кольчугу — позади вражеской пехоты топали отряды лучников, так что риску подвергались все в городе.
На какое-то время Олквин потерял жену из виду. Но вскоре она сама нашла его и сообщила:
— Сбоку частокола есть секретный лаз. Пока врагов с той стороны нет, мы можем попробовать удрать из города тайком. Я захватила беленые холсты, укроемся ими, и нас будет трудно заметить на снегу.
— И бросить всех остальных умирать? — с упреком возразил капитан.
— Да плевать я хотела на всех остальных! — взвилась она. — Им все одно грозила расправа, неужели не ясно?
Бенвор колебался. На счету был каждый защитник, хотя и так очевидно — Сентин ни за что не устоит.
— Ты уже пожалел одного идиота, — уговаривала Джелайна. — Себя пожалей.
Бангийцы выстроились на небольшом отдалении и, прикрываясь щитами-мантелетами, стали подбираться ближе. Сентинцы начали обстрел.
— Идем, — вцепилась в мужа Джелайна. — Время уходит.
Лаз действительно выходил на пустое поле — все нападающие пока осаждали ворота. Бенвор высунулся проверить, нет ли поблизости врагов.
— Но бежать придется пешими, — предупредил он Джелайну. — А ночью может ударить мороз.
— Да я лучше замерзну в лесу, чем дамся живой этим вонючим гадам, — зло фыркнула она и хлопнула по своей старенькой котомке. — Если прорвемся, у меня с собой все необходимое.
Тянуть до сумерек было невозможно, пришлось бежать сейчас. Стены кое-где уже были подожжены стрелами с горящей паклей. Трещали под натиском тарана ворота — обреченный городок медленно, но верно сдавал позиции.
Им удалось пробраться незамеченными до самой огибавшей крепость дороги, как позади раздался свист. Солнце уже коснулось земли, и длинные, стелящиеся по снегу тени, словно отчетливые указатели, выдали их врагам. Судя по всему, бангийцы никого не собирались оставлять в живых. В сторону беглецов устремились пятеро мечников. Бенвор схватил Джелайну за руку и потащил обратно.
Быстро протиснуться назад сквозь засеки, ощетинившиеся наружу острыми занозистыми шипами, уже не получилось. Пришлось принимать бой. Наверное, никогда еще Олквин не дрался так яростно, как сегодня, спина к спине с женой. Работая сразу двумя саблями, она ухитрялась прикрывать его с трех сторон одновременно. Рядом с ней силы казались неиссякаемыми — знакомое тепло не переставало напоминать о себе даже в эти напряженные минуты. Бенвор опомнился только когда вокруг них полегли все враги. Сейчас, в запале, казалось, будто вдвоем они запросто смогут прорваться через всю бангийскую армию.
— Адреналинчик, мать его, — выдохнула Джелайна.
Не успели они отдышаться, как снова пришлось удирать. От ворот бежали несколько лучников. В землю у ног Бенвора ударила стрела. Капитан снял с убитых мечников два окованных железом щита, подобрал обломок бревна и принялся крушить им острые жерди.
Но тут над стеной мелькнуло что-то темное, коротко свистнуло в воздухе и с огромной силой врезалось изнутри в край щита Олквина, выщербив большой кусок, сбив капитана с ног и едва не вывернув ему руку из сустава. Джелайна коротко охнула, и следом Бенвор почувствовал резкую боль. В его грудь, на секунду оставшуюся без щита, тотчас ударила стрела. Наконечник застрял в кольчуге и вонзился наискось, но при этом сломал и вдавил ребро. Бенвор вскрикнул, но на боль он почти не обратил внимания, помертвев от ужаса. «Что-то темное» оказалось перелетевшим стену копьем из прострела. Пробив капитану щит, копье попало в Джелайну и пронзило ее насквозь.
Локти и колени разъезжались на мокром льду. Олквин попытался подтянуться поближе к жене, но задел стрелу, и мышцы свело болезненной судорогой. Задыхаясь, он повалился на бок, барахтаясь в талом снегу и не видя лица Джелайны. Только торец сразившего ее копья задрался в алое небо, зловеще чернея на фоне стремительно исчезающего краешка солнечного диска.
Неровные, заполошные удары сердца, казалось, остались единственным звуком в мире. И вдруг словно прорвало и помчалось — крики, звон железа, ржание лошадей, топот, треск пламени… и какой-то странный, ни на что не похожий гул — нарастающий, будто издалека, ввинчивающийся в барабанные перепонки.
В нескольких шагах от них стало твориться что-то невообразимое. Воздух помутнел и стал плескаться, как потревоженная вода. Образовавшийся на высоте четырех футов непрозрачный сгусток покрылся рябью, потом будто вывернулся наизнанку и выплюнул из себя наружу троих людей. Лучники закричали, снова открыли стрельбу, но стрелы так и отскакивали от черных доспехов пришельцев. Одна за другой сверкнули несколько ослепительных вспышек, больно ударило по ушам. На какое-то время Бенвор ослеп и оглох, а когда это немного прошло, различил три силуэта, возвышающиеся уже рядом. Лица их были скрыты странными полупрозрачными забралами.
— Тень Патруля, что здесь творится?! — по-английски воскликнул один из рейдеров, озираясь на полыхающие стены крепости.
— Время уходит, — одернул его второй. — Судя по сигналу маяка, радиус поиска — десять метров.
— Там! — крикнул первый, указывая в сторону Бенвора. Все трое сорвались с места, подбежали и опустились рядом с Джелайной. Третий стащил шлем, рассыпав по плечам светлые волосы и тонко ахнул девичьим голосом.
— Джа, ты слышишь меня? — второй рейдер склонился ниже и пощупал шею Джелайны.
— Жива? — нетерпеливо воскликнула блондинка, вцепляясь в руку подруги.
— Чуть не опоздали! — парень поднял Джелайну под мышки, крепко прижал к себе и скомандовал: — Драйверы!
Бенвор попытался позвать их, но голос не слушался, а все тело будто налилось свинцом. Не обращая на капитана никакого внимания, рейдеры встали рядышком. Воздух снова начал плескаться, утягивая пришельцев в никуда. Когда диковинное волнение утихло, Олквин из последних сил продолжал вглядываться в темноту, озаряемую вспышками на пылающей крепости, пока не понял окончательно, что никто уже не вернется. Только тогда он потерял сознание.