Ты — любовь

Глава V

Селия пришла в себя в комнате с белыми стенами и огляделась с любопытством и легким страхом. Она не произнесла обычного в таких случаях: «Где я?», но ее глаза яснее слов спрашивали это, и у нее было совсем испуганное лицо, когда она поздоровалась с входящим доктором.

Вильям Уоллес был молодой, высокий и очень добрый шотландец; у него было очень мало денег, но много честолюбия, и ему приходилось вести жестокую борьбу с жизнью, чтобы кое-как свести концы с концами. Несмотря на это, он был постоянно в хорошем настроении, и хотя его обед часто состоял из селедки, хлеба с маслом и чая, он всегда был прекрасно одет и имел вид врача из Вест-энда с обширной практикой, что было его заветной мечтой.

Он подошел к кровати и приветливо улыбнулся.

— Ну-с, маленькая леди, как дела? Голова все так же или стало легче?

— Как я попала сюда и чей это дом? — вместо ответа спросила Селия.

— Какой-то автомобиль заметил вас, но, к сожалению, вы не, заметили его. Он сбил вас с ног, вы упали на мостовую и нанесли ей сильный удар, а мостовая возвратила вам его. Вот и все.

Продолжая говорить тем же мягким приятным голосом с легким шотландским акцентом, он холодными пальцами нащупал пульс Селии.

— Вы несколько пострадали при падении и слегка разбили голову. Но теперь уже все в порядке: раны зашиты, и если вы сейчас не будете слишком быстро вертеть головой, то даже не почувствуете этого; кроме того, у вас еще сломано ребро — вот почему вы так забинтованы; но это тоже скоро пройдет. А вот ваша сиделка — сестра Харнер. Скажите, сестра, как наша больная провела эту ночь?

— Совершенно так же, как и предыдущую, доктор, — ответила сиделка, протягивая ему листок с температурой.

Быстро просмотрев его, доктор Уоллес сказал:

— Не правда ли, приятно, что мисс Лоринг поправляется? Еще немного и она подымется.

Он отошел в сторону, разговаривая с сиделкой. Селия впала в странное полудремотное состояние. Какие-то люди входили и выходили из комнаты, что-то говорили и, расплываясь в туман, пропадали, сливаясь со стеной или исчезая за окном. Она не могла уловить звуки их голосов и шаги, но ясно видела, как они разговаривали. От этих неясных видений ей стало страшно, и она снова заметалась в бреду. Кто-то ласково взял ее за руку и настоящим, вполне достигающим сознания голосом, сказал:

— Успокойтесь, дорогая, все в порядке.

Селия широко открыла глаза и встретила взгляд очень больших серых глаза. Она узнала сиделку, которая, как бы отвечая на вопрос Селии, сказала:

— Вы находитесь в доме лорда Хайса. Такси сбило вас с ног совсем близко отсюда, и лорд Хайс велел вас перенести к нему. Он прислал вам эти красные розы. А теперь выпейте лекарство и постарайтесь уснуть.

Алые розы… она в доме Дикки… Он может каждую минуту войти сюда… И в первый раз за время болезни она погрузилась в крепкий здоровый сон.

Хайс вошел в комнату, когда Селия спала. Он подошел к окну и остановился там, любуясь садиком, который так понравился Селии. Сиделка, бесшумно двигаясь, приводила в порядок и без того чистую комнату. Когда она прошла мимо Хайса, он тихо сказал:

— Как хорошо, что мисс Лоринг, наконец, пришла в себя!

— Конечно. Но, вообще, пять дней не такой уже большой срок для данного случая.

— Пять дней в бессознательном состоянии! Пять дней совершенно вычеркнутых из жизни! По-моему, это ужасно, — прошептал Хайс.

Он подошел к кровати и остановился около нее, заложив руки в карманы… Она выглядела совсем крошкой во сне… какие у нее пушистые волосы и тонкое личико… как она похудела, бедняжка!., какие у нее необычайно длинные ресницы… какая нежная прозрачная кожа.

Он рассеянно закурил… Странно, как он волновался все время, как часто справлялся о ее состоянии, пока Селия была без сознания…

Селия пошевельнулась. Сиделка предостерегающе взглянула на Хайса и свирепо уставилась на его папиросу. Хайс понял и вышел из комнаты.

Когда он спускался по лестнице, его остановил лакей:

— Вас хочет видеть полицейский офицер, милорд… Я не сказал ему, что вы дома. Он вас ждет.

Хайс остановился.

— Не Твайн ли это, Диксон?

— Да, милорд.

— Я сейчас выйду к нему. Проводите его в маленький кабинет.

Когда Хайс вошел в кабинет, Твайн стоял около стола с фуражкой в руке.

Хайс предложил ему сигару. Инспектор заботливо спрятал ее в карман и сказал своим несколько тягучим, но приятным голосом:

— Я пришел узнать, не сможете ли вы мне помочь, милорд? Бывший денщик мистера Лоринга, некто по имени Рикки, был у меня сегодня утром и рассказал странную историю. Вы знаете, конечно, что следствие не установило точной причины смерти Лоринга, и мы имеем полномочие продолжать дальнейшее расследование по этому делу. У этого Рикки не все в порядке после войны; он вбил себе в голову, что откроет истинную причину смерти своего господина. Он был предан мистеру Лорингу как собака. Его смерть разбила ему жизнь, и единственная цель, ради которой он теперь живет, это желание узнать правду. Он мне подробно рассказал, как нашел в той комнате, где умер мистер Лоринг, черную жемчужину. Мисс Селия взяла ее у него в тот самый день, когда с ней случилось несчастье. Он говорит, что она ушла из дому в два часа сорок пять минут, а попала под автомобиль, согласно показаниям дежурного полисмена, в три часа тридцать при выходе отсюда. Значит, нет ничего невероятного, что она прямо из дому направилась к вам. А если это так, то не можете ли вы мне сообщить, что знаете вы об этой жемчужине? Не упомянула ли о ней мисс Лоринг?

Ни один мускул не дрогнул в лице Хайса. Спокойно глядя на бесстрастное и вместе с тем приятное лицо инспектора, он сказал:

— Нет. Мисс Лоринг пришла ко мне по личному делу, мы повздорили, и поэтому она так стремительно выбежала из дома.

— Благодарю вас, милорд. Когда доктор разрешит, я поговорю лично с мисс Лоринг. Я не стану вас дольше задерживать. Простите за беспокойство, милорд. До свидания.

Он ушел странно легкой для такого большого человека походкой. Когда входная дверь за ним захлопнулась, Хайс раздраженно, с легким презрением к себе, подумал: «Зачем я солгал? Почему я не рассказал ему всю правду? Право же, я впутался в прескверную историю!»

Он откусил кончик сигары, закурил и стал ходить из угла в угол по маленькой прохладной комнате.

Теперь нужно предупредить Селию, чтобы она не выдала его. Просьба такого рода ясно покажет, что за ней скрываются веские причины к молчанию. Он совершенно растерялся, когда инспектор рассказал ему о намерениях Рикки.

— О, будь все проклято! — громко выругавшись, он швырнул сигару в сторону и позвонил.

Десять минут спустя в костюме для игры в поло он ехал в Ренли.

Он играл долго и ожесточенно. Партия была очень трудная. Он скакал до тех пор, пока его шелковая рубашка не прилипла к плечам от пота, а на руках не появились мозоли, которые он натер, сдерживая лошадей. Кончив игру, он пошел в клуб, принял сначала горячий, потом холодный душ, оделся и, выйдя опять на свет Божий с единственным желанием чего-нибудь выпить, столкнулся лицом к лицу с леди Виолой Трент.

— Дикки! — весело удивилась она, протягивая ему обе руки.

— Пенси! — весело ответил он, подражая ее тону. — Какой счастливый случай привел вас сюда? — продолжал он, сжимая ее руки.

— Тот же, что и вас, — ответила Пенси, не выпуская его рук и не сводя с него глаз. Оба рассмеялись. Хайс освободил руки и немного отодвинулся.

— Пошли выпьем чаю, а потом я отвезу вас домой. Хотите? — предложил он.

— О, конечно. Я в восторге, — просто ответила Пенси, и Хайс слегка раздраженно подумал, что было бы лучше, если бы она не была так откровенно «в восторге» от его предложения. Мысль о том, что так недавно он никогда не находил скучными ее слова и поступки и совершенно не испытывал желания критиковать ее, неприятно кольнула его. Сейчас, следуя за Пенси по густой низко срезанной траве, он думал о непостоянстве человеческой натуры, о том, что даже самые сильные привязанности со временем меняются и могут даже совсем исчезнуть. А ведь только месяц тому назад он готов был жениться на ней; Он любил ее красоту, веселый характер и живой ум.

Она была очень богата — он был очень беден; оба принадлежали к одному кругу: он очень хорошо знал ее родных, его семья была бы очень рада этому браку. Одним словом, женившись на Пенси, он бы доставил много радости своим близким, а ему этот брак мог бы принести известное удовлетворение, а, может быть, и счастье. Однажды вечером шесть недель тому назад, оставшись наедине с Пенси, он уже собирался сделать ей предложение, но кто-то вошел в комнату и помешал ему. Какой-то пустяк задержал тогда ход событий. На следующий день Пенси уехала из Лондона, и они встретились после этого на квартире Роберта только в ту ночь, когда началась вся эта кутерьма. Теперь он уже больше не думал о браке; он не мог точно назвать причину, но ясно чувствовал, что у него нет ни малейшего желания связать свою жизнь с ней.

Он видел, что отношение девушки к нему совершенно не изменилось, она слишком ясно показывает ему это; может быть, поэтому он чувствовал себя немножко негодяем и испытывал угрызения совести.

— Отчего вы так молчаливы, Дикки, милый? — спросила Пенси.

Хайс взял себя в руки.

— Разве? Возмутительно с моей стороны! Но, может быть, мою вину искупит то, что если я не разговаривал с вами, то думал о вас.

Пенси зарделась и очень нежно сказала:

— Тогда расскажите мне, что именно вы думали. Я вправе знать это, раз вы думали обо мне.

Хайс, глядя на красные фраки музыкантов на эстраде и на яркие пятна цветов на террасе, совсем непринужденно ответил:

— Я думал о том, что вы — мой единственный друг среди женщин, которому я могу все рассказать, всем поделиться; который никогда не истолкует превратно моего поведения и всегда снисходительно и одинаково хорошо относится ко мне.

Краска сбежала с лица Пенси, она постаралась улыбнуться, хотя ее губы дрожали.

— Говорят, — заметила она, — что дружба между мужчиной и женщиной невозможна. Но ведь мы с вами другого мнения, не правда ли, Дикки? Вы мне очень льстите, милый! Посмотрите, вот Бар. — Она слегка повысила голос и окликнула его.

— Здравствуйте! Вот повезло! Я знал, что вы играете, Дикки, Но, по-видимому, пропустил вас, и партия была уже закончена. Что мы будем пить? Пойдем в зал, я вас угощу отличным коктейлем. Это замечательно, что я вас встретил! Я уехал из дому один. Если хотите, Пенси, я вас отвезу домой в моем автомобиле. Согласны?

Было очевидно, что она ждала возражений со стороны Хайса, но так как тот молчал, она быстро сказала:

— Конечно, я согласна, Бар. Спасибо…

Они пили коктейль, искусно скрытый в чайных чашечках, в большом, прохладном и пустом зале, сидя втроем на диване, Пенси посередине.

Бар не сводил глаз с Пенси — он обожал ее, значение слова «непостоянство» было ему чуждо. По его лицу было видно, что в настоящий момент он окончательно сбит с толку. «Неужели у них ничего не вышло? Разве все кончено? Они почему-то не такие, как всегда. Может быть, они поссорились? Дикки ведь большой чудак, его не всегда поймешь. Я мог бы поклясться, что у них уже все условлено… Если она не хочет, если она не любит… то, может быть… в конце концов…» — думал он.

Но внезапно он увидел нечто, что заставило его сердце болезненно сжаться: Хайс поднес спичку к папиросе Пенси и, чтобы защитить пламя от ветра, взял ее руку и заслонил ею огонь. Когда он это сделал, Пенси сильно покраснела, и ее другая рука, лежавшая на коленях, нервно сжалась.

«Я ошибся, она его любит», — подумал Бар, снова испытывая безнадежность.

Он почувствовал облегчение, когда в дверях показалась Анна Линдсей и, весело улыбаясь, направилась к ним.

— Четверо — это уже общество, а трое — ничто, — ответила она на их приветствие. — Один даст мне хорошую папиросу и зажжет ее, другой скажет, что я интересна, — кстати, это новое платье и стоит гораздо больше, чем я когда-либо буду в состоянии заплатить, — третий закажет для меня чай, а четвертый нальет его мне, когда он будет подан.

Анна вышла замуж и овдовела в течение одного года. Она обожала своего покойного мужа и до сих пор не забыла его. Она была со всеми в приятельских отношениях и очень любила свою кузину Пенси.

Обернувшись к Хайсу, она спросила:

— Как поживает ваша пострадавшая? Что за обуза для вас, Дикки, держать у себя эту мисс — как, бишь, ее зовут?

— Кто эта девушка? — спросила Пенси без всякого любопытства. Она читала о несчастном случае с Селией в газете, но это имя ей ничего не сказало, так как в ту ночь, когда они встретились, Хайс назвал Селию иначе.

— Она некая мисс Лоринг, — ответил Хайс и прибавил: — Она, наконец, пришла сегодня в себя.

Анна выпила чай и сказала:

— Бар, обратно я поеду с вами, а Пенси пусть едет с Дикки; я хочу, чтобы вы помогли мне выбрать ракетку для Давида.

Бар считался отличным игроком в теннис. Давиду, крестнику Бара, было семь лет, и он до известной степени связывал Анну с жизнью.

Бар послушно поднялся.

— Хорошо. Вы готовы, Анна? Ну, пока! Пойдемте сегодня вместе обедать, а потом — в дансинг. Хотите?

Хайс спросил Пенси:

— Вы согласны? — и, получив утвердительный ответ, сказал: — Прекрасная идея, Бар! Значит, мы встретимся в половине девятого.

Хайс и Пенси прошли к реке. Был тихий, теплый вечер. Они гуляли почти до семи, изредка обмениваясь короткими фразами. Наконец, Пенси сказала:

— Мне пора, Дикки. — Они вместе направились к автомобилю.

Обычно Хайс пускал свою машину полным ходом. И сейчас, на Барнском мосту, где вследствие большого движения очень трудно проехать, он взял небольшой подъем со скоростью сорок миль в час. Он сообразил об опасности только тогда, когда, стараясь избежать столкновения с идущим навстречу автобусом, чуть не попал под колеса огромного экскурсионного автомобиля. Хайс не мог остановиться, так как дорога была слишком запружена целым потоком автобусов, автомобилей и такси. Он мчался вперед, искусно лавируя между ними.

Тогда он услышал задыхающийся шепот:

— Дикки… милый… замедлите ход, пожалуйста, милый… Может быть, это глупо… но я боюсь…

Он послушно замедлил ход, свернул налево и остановил автомобиль.

Пенси подняла к нему испуганное лицо и, сжимая его руки, сказала:

— Я не могла… Дикки, любимый… поймите, ведь вы могли погибнуть!

Она была настолько потрясена, что потеряла свое обычное самообладание. Она прижалась щекой к плечу Хайса, руки ее сплелись с его руками. Ее глаза молили о том, что трепещущие губы не решались произнести.

Хайс наклонился и поцеловал ее. Губы Пенси страстно прижались к его губам, она вся задрожала от его прикосновения. Потом, оторвавшись от него, с глазами, сияющими счастьем, сквозь слезы она взволнованно спросила:

— Значит, это все-таки правда, значит, вы все-таки любите меня? О, Дикки! Я так хотела этого, ведь я с самого начала полюбила вас.

— В самом деле? — машинально спросил Хайс. В его голове был целый водоворот мыслей.

Когда они подъехали к дому, где жила Пенси, она спросила, не снимая руки с его колена:

— Вы не подыметесь со мной, дорогой?

Он вошел вслед за ней в дом и рассеянно выслушал целый поток восторженных поздравлений и наилучших пожеланий.

Потом он поехал домой, чтобы переодеться к обеду и снова заехать за Пенси.

В своей комнате Хайс постарался собраться с мыслями.

«Может быть, это к лучшему. Пенси — это как раз то, что нужно. И потом, я ее люблю, как будто…»

— Как будто, — вслух, с оттенком горечи, повторил он. Как он мечтал о настоящей любви. Несмотря на свой образ жизни и репутацию бессердечного человека, он в глубине души сберег неясную мечту о том, какой должна быть подлинная любовь и любимая.

Пенси не была той, о которой он грезил, но он давно решил, что это прекрасная партия, кроме того, он любил ее красоту и ему искренне нравились ее взгляды, ее прямота, а главное — она так необычайно подходила ему.

— Итак, я помолвлен, — сказал он громко и, устало поднявшись, стал одеваться.

— Не могу ли я его повидать? — умоляла Селия, — только на одну минуточку! Я хочу только поблагодарить его.

— Хорошо. Я посмотрю, — пообещала, наконец, сиделка, — только вы должны лежать спокойно, иначе у вас поднимется температура и тогда, конечно, нельзя будет позвать лорда Хайса.

Когда она вышла, Селия прижала руку к сильно бьющемуся сердцу: «Я совсем не хочу благодарить его, я просто хочу видеть его, слышать его голос, я хочу…»

Она находилась в возбужденном состоянии с того самого момента, как уяснила, где находится. Ведь она жила под одной крышей с Хайсом, который ее так целовал тогда!.. О, эти поцелуи были настоящие, и ничто не могло изгладить их из ее памяти!

Дверь открылась, и в комнату вошел Хайс.

Он был во фраке, который был ему очень к лицу.

Он приблизился к кровати. Селия протянула ему руку. Хайс сжал ее в своей.

Сиделка разговаривала с доктором Уоллесом в коридоре; Селия и Хайс были совершенно одни.

Пожатие длилось долго; никто не отнимал рук. Селия сильно побледнела, изменился в лице и Хайс.

Тогда Селия притянула его к себе за руку и, не сводя с него глаз, подняла к нему лицо.

Доктор Уоллес с сиделкой вошли в комнату.

— Здравствуйте, — сказал он, — я слышал, что моя пациентка прекрасно себя чувствует. Не так ли, лорд Хайс?

— Отлично! — ответил Хайс, не отходя от кровати и смачивая внезапно пересохшие горячие губы.

Доктор Уоллес не отличался нетактичностью. Щупая пульс, он думал: «Ну и дурак же я! Вот не пришло бы в голову!» — Быстро попрощавшись, он поспешил уйти.

— Дикки, — шепнула Селия. Их руки вновь встретились, и опять обоих охватило сладкое томление.

— Вы не должны… Я не должен… — бессвязно бормотал Хайс, — вам нельзя волноваться, вы снова заболеете…

— Разве я могу быть спокойной, когда вы со мной, — сказала Селия, — я не могу… Вы не хотите меня поцеловать?..

— Очень хочу, — вздохнул Хайс, и, обняв Селию, склонился к ней.

Наступившую тишину нарушил холодный и удивленный голос Пенси, раздавшийся с порога.

— Так вот кто ваша пострадавшая, Дикки! Девушка, которую я видела тогда с вами! Но я не знала, что ее фамилия Лоринг!