Ты на меня не смотришь

Глава 29

Университет, второй курс

Полина

— Ты на тачке? — спрашивает рыжий побледневшего Яна.

Тот кивает.

— Я не пил, поехали.

А дальше ураганом накрывает. Рыжий утягивает за собой оцепеневшего Яна, вцепившегося в мою руку. Я еле успеваю следом. Музыка уже стихла.

Через гостиную мы попадаем в гараж, а оттуда на стоянку, по пути прихватив свои куртки.

Ни Тани, ни Тимура нигде не видно. Ян достает из кармана ключи и передает рыжему, как оказалось, Севе. Я усаживаюсь на заднее сидение, и мы трогаемся.

Спустя пару километров впереди сверкают проблесковые маячки машины скорой помощи, сливающиеся в единое пятно из-за моросящего дождя. Там уже полно народа. На обочине валяется покореженный черный байк с серебристыми элементами, а чуть подальше припаркованы еще два.

Врачи скорой грузят на носилки парня. Тот не подает совершенно никаких признаков жизни. Черные, вываленные в грязи брюки, грубые ботинки и некогда белая майка. Подаренной кожанки на парне уже нет.

Даже не верится, что еще совсем недавно Соколов открыл нам дверь, лукаво улыбаясь. Совсем недавно он стрелял шампанским в девчонок, совсем недавно он смеялся, а сейчас… Его покалеченное тело с залитым кровью лицом едва убирается на носилках.

Происходящее напоминает оживший страшный сон. Мерцающие огни, голоса, крики, паника, плач. Ян велит мне оставаться рядом с машиной, а сам находит Тимура, который о чем-то переговаривается с врачом.

Не хочу оставаться в стороне. Замечаю Таню, обнимающую себя за плечи со стеклянными глазами, и направляюсь к ней.

— Тань, как так случилось то?

Та ежится в свой тоненький тренч и косится на меня. Сначала, словно не узнает, а потом протяжно вздыхает.

— Дураки. Гонки устроили, адреналина им мало. Ладно хоть не задели никого. Парни сказали, что Соколов выбился вперед, а на повороте его занесло. С управлением не справился на скользкой дороге.

Тут врачи забираются в салон, и скорая, врубив проблесковые огни и звук сирены, трогается с места. Те, что на байках, остаются здесь. С ними еще пара парней, а остальные разбегаются по машинам, припаркованным, не доезжая до места аварии.

— Могу вызвать тебе такси — предлагает Ян.

Но я мотаю головой. Мне хочется поддержать, подбодрить и просто быть рядом, пока Ян будет дожидаться вестей о состоянии своего друга. Я просто не могу его сейчас оставить.

— Нет, поеду с тобой, если место есть.

Набиваемся в салон. Рыжий Сева и Тимур впереди, а я, Таня и Ян на заднем сидении. Всю дорогу до клиники я сжимаю горячую ладонь парня, которому совсем недавно хотела сказать, что готова попробовать, но не успела, а теперь и вовсе не до этого.

В клинике целая толпа. Соколова Никиту увезли на операцию. А в это время подъехали его родители с младшим братом и Лиля.

— Боже мой, где наш сын? — кричит мать Никиты, стройная и ухоженная женщина, на распахнувшую огромные карие глаза медсестру.

— Нина, не кричи, сейчас все выясню — успокаивает ее высокий мужчина с такими же каштановыми, как у Никиты, волосами, только более коротко стриженными.

Лиля же находит ошалели от ужаса глазами Тимура и бросается к нему. И пока они разговаривают, я рассматриваю ее.

И внутри такой оглушающий шум. Один вид Лили, всегда такой красивой и безупречной, а сейчас с покрасневшим глазами, в мятой толстовке и с небрежным хвостом на голове, раскрывает все до мельчайших подробностей.

Она по уши влюблена в этого Соколова. Ее колотит. Но Лиля не плачет, лишь с силой сжимает в кулаки тонкие пальцы, впиваясь ногтями в нежную кожу на ладонях.

И меня накрывает от мысли, что я тоже могла вот так потерять Яна, даже не успев все ему рассказать. Даже не объяснившись.

Как же страшно терять любимых. Невыносимо страшно.

Спустя пару часов всеобщего балагана, в котором пребываем и мы с Яном, вернее я сижу рядом с Таней на диване, возле кофейного аппарата, а парни вместе с родителями Никиты и Лилей нарезают круги у дверей в операционную, из блока выходит хирург, оперирующий Соколова.

Он объясняет, что операция прошла успешно, Никиту переводят в реанимацию, но просит остаться на ночь лишь паре — тройке человек, а остальным покинуть клинику, чтобы не мешать работе отделения.

Отец Соколова уходит вместе с врачом, а мать и Лиля остаются.

— Давай к восьми завтра — договаривается Ян с Тимуром.

— Да, родителей сменим — соглашается Тим. — Поспят хоть.

Марек похлопывает друга по спине.

— Если что-то станет известно, позвоню.

Тимур вместе с Таней, кивнувшей мне на прощание, усаживается в салон подъехавшего такси.

— А тебя я сам довезу — Ян разворачивается ко мне. — Не переживай, я уже успел протрезветь.

Соглашаюсь, но стоит нам вырулить с парковки на трассу, понимаю, что не хочу сейчас с ним расставаться. Не хочу оставлять одного.

— Меня, наверное, в общагу не пустят до утра. Сегодня комендантша на посту — зверь. — захожу издалека, потому что никак не могу найти в себе сил и во всем признаться.

Ян заметнее сжимает руль и переводит внимание с дороги ко мне. Всего несколько секунд, но меня опаляет острой волной, хлынувшей по телу в район живота. И теперь тянет и приятно ноет.

— Поехали ко мне — произносит он, откашливаясь.

Я утыкаюсь взглядом на руки, сложенные на коленях и сжимающие край крохотной серебристой сумочки.

— Не бойся, не трону… Если сама не захочешь.

И как признаться, что я хочу! Где найти столько смелости?

— Хорошо — согласно киваю в ответ и отворачиваюсь к боковому окну.

Вскоре въезжаем в уже знакомый охраняемый двор, направляясь к знакомому дому. Ян молча берет меня за руку и ведет за собой через просторный холл в сторону лифта. Поднимаемся под звучание ненавящивой мелодии, льющейся из динамика, но ладони так и не разжимаем. Она у Яна горячая и сухая. Родная и внушающая трепет по всему телу.

— Хочешь перекусить или, может, чай? — спрашивает, когда забирает мою куртку, чтобы повесить на вешалку.

— А есть что-нибудь покрепче чая? — вылетает так быстро, что я даже не успеваю сообразить, где нахваталась такой дерзости.

Ян проходит к открытой кухне и с интересом рассматривает меня.

— Помнится в последний раз, когда ты просила меня захватить с собой виски, на следующий день я предстал для всей семьи насильником.

— Прости — прикрываю глаза, не выдерживая искрящейся боли, отразившейся на его красивом лице.

Он лишь хмыкает в ответ и нагибается вниз, чтобы достать из выезжающей полки бутылку коньяка.

— Как же тяжело было тебя ненавидеть, Чижик — достает из прозрачной дверцы два пузатых бокала на короткой ножке.

— Тебя тоже — тихо соглашаюсь, осторожными шагами ступая по паркетной доске. — И забыть.

— А в итоге смогла? — спрашивает, примагничивая меня своими нереальными небесными глазами, засасывающими, как морская пучина, и протягивает бокал.

Делаю за раз пару глотков, жмурясь от разливающегося тепла.

— Что смогла? — переспрашиваю, не уловив сути.

Ян отпивает горячей янтарной жидкости и ставит бокал на столешницу.

— Забыть — встает невозможно близко. — Иногда мне казалось, что, наконец, отпустило, и я даже могу смотреть на девчонок, не как на бездушный предмет, понимаешь? Но стоило вновь тебя увидеть, и все всплыло. Снова удавкой на шее.

Но я не хочу быть для Яна удавкой. Не хочу, чтобы мысли обо мне приносили ему лишь боль.

— Давай попробуем? — решаюсь сказать самое главное, пока еще не поздно.

И в следующую секунду теплые сильные руки сгребают меня в охапку, а горьковатые мягкие губы касаются моих, затягивая в волнующий, распаляющий изнутри поцелуй.

Я хватаюсь за его плечи, чтобы не упасть, потому что ноги дрожат, и все тело прошибает током. Тепло яркими всполохами затопляет изнутри. Ян то нежно касается, то грубо цепляет губы, кусая, наказывая. И я не уступаю. Мне тоже было больно. Я тоже страдала.

— Не отпущу тебя больше, слышишь? — его голос разливается истомой. — Даже не думай от меня убегать… Все равно найду и заберу себе.

— Не отпускай — прошу, обнимая ладонями его скулы, чувствуя пробивающуюся щетину. — Пожалуйста.

— Такая красивая — шепчет хрипло, вязко. — Моя.

Ян сбрасывает бретель с моего плеча и прижимается губами, а я нахожу пуговицы на его рубашке и трясущимися пальцами, от накатившего волной неконтролируемого возбуждения, пытаюсь достать их из петель, чтобы, наконец, коснуться шелковистой на ощупь кожи.

И я уже настолько не контролирую всего происходящего между нами, что даже не замечаю, как Ян подхватывает меня за бедра, подсаживая к себе на талию, и уносит в спальню. Только цепляюсь крепче и целую родинки на шее.

Лишь бы больше никогда не отпускал. И не верю, что Ян — мой. Самый лучший, самый красивый и мой. Прокричать бы на весь мир, чтобы самой в это, наконец, поверить.

— Люблю тебя — раздается у самого уха сквозь ласкающие поцелуи, когда холодный шелк касается обнаженной спины.