Я качнула головой, стараясь отвлечься, отвязаться от затихающих аккордов песни и гула восхищенных возгласов слушателей.
— Генри, а твой папа…
— Владелец «Свободы», этой забегаловки. Я давно предлагал ему продать бар и спокойно заняться только своими автомагазинами, чтобы не пачкать репутацию семьи, но отец не особенно считается с моим мнением. Продолжает зависать со своими дружками в этом адском притоне, тешит свое эго. Сейчас увидишь.
Начался новый проигрыш. Гитарист старался во всю, девица на сцене принялась страстно постанывать в микрофон, еще больше смущая меня и заводя толпу. Слева раздался грохот. Детина за крайним столиком, роняя банки пива и тарелки с пиццей, завалил свою пассию. Принялся ее страстно целовать. Генри тяжело вздохнул и, неразборчиво пробормотав что-то, направился в противоположную сторону, увлекая меня за собой. Отмахнулся по пути от текила-герл, попытавшейся предложить нам выпивку и положил мне руку на талию, подталкивая к барной стойке.
Я двинулась к стулу и уже собиралась сесть, но Генри остановил меня.
— Подожди, — чуть заметно нахмурился он. Идеально гладкий лоб пересекла маленькая складка. — Что с твоим воротником?
— А что с ним не так?
— Он помялся, — это прозвучало так, словно меня только что уличили в краже миллиона долларов. Или в том, что я бегаю голой по улице. — И перекрутился. Где ты умудрилась привести его в такое состояние? Мама будет недовольна, ты же знаешь, она любит, чтобы все было идеально.
И он шагнул мне за спину, поправляя воротник.
Генри все еще возился с моим платьем, когда позади нас раздался низкий, чуть рокочущий голос. Заставивший меня похолодеть от ужаса.
— Привет, малыш. Ну, как тебе мое выступление?
Нет! Этого просто не может быть! Господи, если я упаду в обморок, можно меня так и унесут с закрытыми глазами? Желательно в больницу на краю города, где я приму постриг, напьюсь и усну минимум на столетие, только чтобы не поворачиваться сейчас лицом к подошедшему мужчине.
— Здравствуй, отец, — Генри обернулся и ловко, как марионетку, потянул за плечи меня.
Питон. Дик Питон его отец? Хуже этого могло быть только… Нет, хуже этого ничего не могло быть. Какого черта он такой молодой?! Лет тридцать… Нет, каких тридцать, уже понятно, что ему тридцать шесть, не меньше. Шерон, не тупи!
— Ты же знаешь, я не любитель подобных развлечений, — говорил Генри, не подозревая, что сейчас творится в моей душе.
Дик молчал. Его лицо превратилось в холодную маску, только глаза неспешно путешествовали по моему шелковому платью, аккуратно застегнутым пуговичкам, ладоням Генри, лежащим на плечах.
— Я приехал сюда по делу, а не слушать твои песни. Но ты похоже, специально меня игнорируешь. — продолжил Генри, несколько грубо с моей точки зрения. Но сейчас ему ответят еще более жестко.
Например, «Я не игнорировал, потому что был занят. Щупал в кладовке твою подружку… малыш».
У меня ослабели ноги, и губы высохли как пустыня Сахара. Пришлось их облизывать под внимательным взглядом отца моего парня. По-мо-ги-те! Сейчас я сдохну от стыда.
— Генри, — медленно начал Дик Питон, — я пою раз в неделю, и ребята специально приезжают послушать. Но теперь я весь к твоим услугам… Познакомишь с… красавицей?
— А, да, конечно. Это моя девушка — Шерон Уайти. Мама и Кшиштоф ее одобряют. Шерон, знакомься, мой отец, Ричард Торн. Постарайся быть с ним милой, — произнес Генри отступая.
Ты даже не представляешь, дорогой, как я была с ним мила. … адовы небеса!
Я выдохнула и медленно кивнула:
— Здравствуйте, мистер Торн. Очень приятно.
— Хм. Рад.
Че-е-ерт! Надо вообще молчать, у меня сейчас как у преступницы — «любое слово может быть использовано против».
Глаза Дика сузились, в них мелькнуло то ли раздражение, то ли холодная ярость… Но это длилось лишь мгновение. Потом его лицо разгладилось — он словно надел бесстрастную маску.
— Что ж… — он остановился и мне показалось, сейчас скажет: «Вишенка», но мужчина ровно продолжил: — Рад знакомству, Шерон.
Всю последующую часть встречи я сидела тихо, как мышь под веником. Говорил преимущественно Генри, рассказывал о проекте, что его реализация поможет его учебной практике и важна для работы в корпорации Кшиштофа Завельски.
Ему нужны были небольшие спонсорские средства, потому что отчим поощрял самостоятельность. Генри готов был работать над развитием… и так далее, бла-бла-бла.
Дик кивал, барабанил по стойке сильными загорелыми пальцами и время от времени через плечо Генри бросал на меня скользящие нечитаемые взгляды. От которых мой желудок скручивало ужасом, и начинало подташнивать. Сутулиться и прятаться за спину Завельски я посчитала ниже своего достоинства. Поэтому пришлось просто закрыть глаза, когда Дик потер пальцы, проводя подушечкой большого по кончикам остальных. От такого просто жеста почему-то стало жарко.
Когда мужчины пожали руки и попрощались, я помчалась к выходу первой. Чуть не врезалась в откуда не возьмись появившегося на моем пути рыжего громилу… которого так боялась совсем недавно. А сейчас он показался мне совершенно не страшным. Правильно говорят — все познается в сравнении.
— С дороги, я спешу! — веско рыкнула я, и он отшатнулся. Мелькнуло ошарашенное лицо. Еще пару шагов, и я, наконец, вырвалась на улицу, на свежий воздух.
Все. Спаслась…
Только спину странно жгло, словно я чувствовала чей-то тяжелый взгляд прямо между лопаток.