Ты сильная (СИ)

Глава 2

Два дня назад.

Уже под утро рыдания вырвались из груди женщины помимо её воли

Оказывается, быть сильной, не быть обузой, гирей, висящей на плечах мужа, быть ему поддержкой — это плохо. Нужно быть слабой и тогда, быть может, он выбрал бы её, а не эту соплячку Ирку. Такая тихая, улыбчивая, скромная… Скромница! Вот объясните, как эта скромница оказалась в постели тридцатилетнего женатого мужика?

Он, конечно, с возрастом стал ещё более хорош собой. Возмужал, раздался в плечах. Он красив, настоящей мужской красотой, её Женька. Её, был её…

Теперь уже нет…

Больно, как же больно…

Екатерина ловила себя на мысли, что ей бы очень хотелось заснуть и проснуться в постели с любимым. И чтобы ничего того что случилось, просто не было. Чтобы всё плохое ушло и развеялось, словно страшный сон, под первыми лучами солнца.

Сердце упорно не хотело смиряться с утратой. Разум не верил в предательство. Кто угодно, только не её Женька! Вот именно уже НЕ её…

Дождавшись утра, она встала, приняла душ и приготовила детям завтрак.

— Вставайте сони. Хватит дрыхнуть. Данька, вставай! — проходя мимо комнаты сына, нарочито бодрым голосом произнесла она и вошла в комнату к дочке.

— Аринка, солнышко моё, поднимайся, — она присела на краешек кровати. Дочка открыла глаза, так удивительно похожие на глаза её мужа. У них, у обоих и у Даньки, и у Арины, были его глаза и волосы тоже у детей были тёмные, как и у отца. Аринка присела, посмотрела матери в лицо и прижавшись к ней, спросила,

— Мамуль, ты плакала? Что случилось? А где папа?

— Идёмте завтракать, и я потом вам кое-что скажу, — Катя поцеловала в макушку Аринку, погладила её по спине, потом поднялась и пошла в комнату сына.

— Встал сынок, вот умница. Жду вас на кухне.

Минут через десять близнецы появились в дверях. Катя улыбнулась детям и поставила на стол тарелки с кашей.

— Опять овсянка, — капризно протянул Данил. Аринка, молча села за стол и вопросительно посмотрела на Екатерину.

— Кушайте и идите собирать вещи. Вы две недели будете жить у деда с бабушкой. А я уезжаю в санаторий…

— С папой? — спросил Данька.

Катя помолчала, дала детям поесть, а потом сказала.

— Нет, я поеду одна. А папа… — Катя проглотила комок, застрявший в горле. Только бы не расплакаться перед детьми, только бы не расплакаться. Собравшись с силами, она продолжила — А папа остаётся здесь.

— Тогда зачем к деду с бабой, мы тогда с папой останемся, — тихо сказала Арина, внимательно наблюдая за матерью.

— Нет. Папа больше здесь не живёт. Он ушёл от нас… Мы с вашим папой разводимся. У него теперь будет другая семья. Но это не значит, что он вас не любит и не будет с вами общаться. Но я думаю, он и сам вам об этом скажет. Потом он вас, наверное, будет брать к себе. Просто пока к нему нельзя.

— Ты поэтому плакала? — не унималась Арина.

— Тебе показалось дочка. Я не плакала, у меня просто болит голова. Так. Идите, собирайте вещи, а я пока помою посуду.

Всё же сообщать эту новость детям пришлось ей. Но объясняется с ними пускай он сам.

Катя вымыла посуду, вытерла стол и встала у окна, грустно глядя на цветник под окном. Поливать его, она как раз хотела попросить Ирку. «Как же я не заметила, что она влюблена в моего мужа? Как не заметила его интерес к ней. В школе на раз-два определяла, кто из одноклассников к кому неровно дышал. А тут на тебе, под носом не разглядела…» Горло сжало и опять стало трудно дышать. Не думать об этом, не думать, не думать…

Дети поскидывали вещи в рюкзаки, и Катя отправилась с ними в дом родителей.

Мама полола в палисаднике пёструю цветочную клумбу, увидев Катю с внучатами, сняла с рук перчатки и пошла к ним навстречу.

— Дед, иди посмотри, кто к нам пожаловал? — позвала она мужа.

Отец показался в дверях веранды, — А Данька, Аришка, привет, разбойники. Здравствуй, дочь.

Катя поцеловала мать, подойдя, прижалась на минутку к отцу, тот, не ожидая такой нежности от дочери, встревоженно посмотрел ей в лицо, потом проговорил — Ну что сорванцы, несите вещи в комнату и пойдём купаться.

— Мама, пойдём, пошепчемся, — позвала Катя, мать.

— Э нет, так не пойдёт. Давай рассказывай, что у тебя там случилось. Я тоже хочу знать. — возразил отец, — С мужем, что ли, поругались, так на курорте помиритесь…

— Не хотела я говорить… Но лучше, если вы от меня узнаете, чем от кого другого… — Катя перевела дыхания и, опустив глаза, сказала. — Я одна еду. Женька ушёл от меня к Ирке, внучке тёть Клавы.

— Как ушёл? Почему к Ирке? Она же молодая, да и беременная — вскрикнула мать, а последние слова почти прошептала, поражённо охнув в догадке, — От него, что ли…

Катя кивнула. Отец раздражённо хмыкнул и ушёл в дом, шугнув по пути Аринку.

— Как ты дочка? Давно узнала-то? — жалостливо проговорила мать, вытирая глаза кончиком платка.

— Вчера узнала. Пока плохо мама. Хорошо хоть есть куда уехать. Не могу я здесь… Душит всё. Успокоиться мне надо или убью их обоих. — Катя всхлипнула и протянула ключи матери, — Держи мама, это запасные. Я уеду сегодня через два часа. Не бойся за меня, я справлюсь. Просто здесь я точно не смогу. Не смогу их видеть…

— Ну поезжай, конечно. Ты звони, доча. Мы же переживать будем за тебя, — мать прижала к себе Катю и как маленькую погладила её по голове.

— Обязательно. Я буду звонить. Как прилечу, так сразу и позвоню. Обещаю.

Они стояли, обнявшись минут десять, потом Катя расцеловала мать в щёки и пошла прочь. А пожилая женщина горько вздохнула и перекрестила спину дочери.

Через три часа Екатерина уже ехала в аэропорт. Времени до самолёта ещё было достаточно, но она боялась оставаться дома одна. Сейчас ей лучше было быть на людях.

Настоящее время.

Катя свернулась на камне в клубочек, уговаривая израненное сердце успокоиться.

— Я справлюсь, я справлюсь, я же справлюсь… — шептала она. — Мне надо только разлюбить его. Убить любовь, как убил он… А потом будет легче, обязательно будет легче…

Слёзы безостановочно катились из глаз, и глухие надрывные рыдания сотрясали тело женщины. Не сразу, спустя какое-то время горький плач перешёл во всхлипывание, а вскоре стихли и они. Екатерина ещё долго лежала на камне, вслушиваясь в умиротворяющий шёпот волн. Солнышко с утра, ласкавшее кожу, словно нежные мамины ладони, сейчас разошлось не на шутку и палило почём зря. Женщина села, достала из сумочки зеркальце и платочек, привела себя в порядок и пошла в корпус санатория. Голова кружилась, то ли оттого, что перегрелась на солнце, то ли от голода, она не ела ничего уже вторые сутки, то ли от пролитых слёз.

Обед уже заканчивался, когда Екатерина вошла в зал и прошла к своему столику. Хоть желудок и сосало, ела Катя без аппетита, совсем не ощущая вкуса. Надолго замирала с ложкой в руке. Съев половинку первого, а это была солянка, она отодвинула, даже не попробовав второе блюдо. Выпила компот из абрикосов и встала из-за стола. Вернулась в свой номер и легла на диван.

Свежий ветерок играл со шторами и солнечный зайчик то появлялся на стене, то пропадал. Катя лежала на диване, свернувшись калачиком, подложив ладошки под щёку, спала. Видимо, ей снилось, что-то хорошее, так как на пухлых губах время от времени появлялась улыбка. Она словно солнечный зайчик, играющий в прятки, то исчезала, то вновь озаряла бледное лицо спящей женщины.

Семнадцать лет назад.

В начале седьмого класса в их школу пришла молодая учительница по географии, которая заменила ушедшую в декретный отпуск их классную. Галина Ивановна, кроме того, что вела у них уроки и была классным руководителем, вела ещё и кружок краеведение. И наша неугомонная четвёрка, как они себя называли, Д’Артаньян и три мушкетёра, конечно же, записалась в этот кружок. Ну а как было не записаться, если планировались походы. Вначале это были походы вокруг их городка, однодневные или же с ночёвкой. А вот на начало июня был запланирован поход к пещерам аж на целую неделю. Вот, казалось бы, какие могут тут быть пещеры, здесь у них, когда до ближайших гор ехать более ста километров. Однако как сказала Галина Ивановна пещер этих порядка десяти и как минимум в трёх они побывают.

Они отправлялись в поход пятого июня их седьмой, теперь уже восьмой «а» в полном составе. Кроме Галины Ивановны вместе с ними шёл и физрук Олег Андреевич и ещё двое родителей. В рюкзаках, тёплая одежда и сменка, так как в одной из пещер, температура ожидается минусовая и даже лёд. Запасы воды и еды, спальники. Всё подсчитано, расписано и укомплектовано. Мальчишки, кроме всего прочего, тащат ещё и палатки, верёвки, костровое оборудование, лопатку и топор. Идти довольно жарко А неудобные лямки рюкзака натирают плечи.

— Кать, устала? Давай я возьму твой рюкзак.

— Спасибо Жень, но я сама справлюсь, — Катька не может позволить себе быть слабой. Женька должен восхищаться ею.

Сенька ухаживает за Инночкой. Девочка-одуванчик уже умудрилась ударить о камень ногу и теперь идёт, и хромает.

Наконец, привал на берегу небольшого озера. Парни разбегаются, собирать хворост. На костре кипятят чай. Из рюкзаков извлекаются, огурцы, варёные яйца и картошка, консервы «Килька в томате» и шпротный паштет, пирожки, булочки и банка сгущённого молока, которая целиком выливается в десятилитровый котелок с чаем.

Аппетит у всех зверский, и еда исчезает в мгновение ока.

— Посуду помыть, рюкзаки уложить. Полчаса купаться и идём дальше. На всё сорок минут. Время пошло, — отдаёт приказание физрук. Через пять минут все уже были в воде. Визги, хохот.

Инночка уже забыла про больную ногу, смеясь и визжа, удирает от Сеньки. Женька хитро посматривает на Катю, — Поплыли вон до тех камышей наперегонки, — предлагает он.

— А давай, — соглашается Катька.

— Ковалёв, Никитина, — летит им вслед, — далеко не заплываем. Ну-ка вернитесь обратно.

А они уже доплыли, Катины глаза сверкают, капельки воды блестят на аккуратном носике.

— Я первая, — говорит она и смеётся.

А Женька, как зачарованный трогает её нос и говорит, — У тебя опять веснушки вылезли. Веснушка ты моя.

Катя опускает глаза вниз и бормочет, — С чего это твоя, я своя собственная. Поплыли лучше обратно, а то попадёт нам.

После купания идти было немного легче. Вскоре показался и остался позади рабочий посёлок. Ребята прошли по улицам с песней, сопровождаемые звонким лаем собак и любопытными взглядами местной детворы.

И потом снова степь, поля и небольшие берёзовые и осиновые колки.

Голова, как на шарнирах поворачивается из стороны в сторону. Глаза отмечают последние цветы степных и́рисов. Яркие головки купавок, белоснежные лепестки ромашек, синие колокольчики. Цветёт уральская земля. Обширные поля сменяются небольшими рощицами. Понемногу усталость накапливается, песни смолкают и девчонки начинают потихоньку ныть, — когда же наконец привал.

Блеснув на солнце, вдали показалась речушка. Ребята невольно ускорили шаг. Пройдя вдоль берега до ближайшей рощицы, слышат долгожданное, — Привал. Ставим палатки. Собираем хворост.

Мгновенно сброшены рюкзаки, и куда-то подевалась усталость. Вечером сидят у костра и поедают ароматную и вкусную гречневую кашу со свиной тушёнкой, пьют чай с собранными по дороге душистыми травами. Потом начинает звенеть гитара и над рекой летит песня,

«Милая моя, солнышко лесное.

Где в каких краях встречусь я с тобою…»

Катя сидит, прижавшись спиной к Женьке, а он тихо целует её в макушку. Девчонка делает вид, что ничего не чувствует, слушает его голос и подпевает сама. Небо над головой высокое-высокое и в его бархатной темноте мерцают необычайно яркие звёзды. Красиво, романтично, здорово.

На следующий день после завтрака они, налегке взяв с собой только тёплую одежду, верёвки и прочее снаряжение для спуска в пещеру, идут её искать. Вот только где она может быть? Ребята теряются в догадках. Впереди нет ничего похожего на гору или скалы перед ними поле и берёзовая роща. Негромко переговариваясь, проходят мимо рощицы и идут дальше. Провал в земле открылся внезапно. Если бы взяли чуть в сторону, то прошли бы мимо.

— Ребята. Тут дыра в земле, глубокая, — закричал Никитка. И все кинулись смотреть, что там такое.

— Ребята аккуратнее. Не торопитесь. Сейчас всё осмотрим. — притормозила учеников Галина Ивановна. Олег Андреевич привлёк их внимание, — Так все подошли сюда. Слушаем внимательно, дважды повторять не буду. Сейчас мы спустимся в пещеру, которая называется «Казачий стан», почему она так называется, истории, связанные с ней вам, расскажет Галина Ивановна вечером у костра. Основные правила; не орать, не лезть, куда не просят. Быть осторожными, не ломать, не портить и помогать девочкам. Сейчас одеваем тёплые вещи, сапоги, шапки, перчатки и по одному вслед за мной спускаемся.

Спускались, держась за верёвку, «вприсядку» так как под ногами лёд и мокрая глина. Было немного страшновато. Верёвка была длиною двадцать метров, привязанная за стоя́щую поодаль берёзу, она до дна провала не доставала. Метров пятнадцать глубины, здесь точно было. Спустились вниз. Ого, здесь можно встать в полный рост. Под ногами лёд. На стенах иней, красиво переливающийся от света фонариков. Галина Ивановна говорит, — Здесь лёд не тает даже в самую сумасшедшую жару. Мы сюда приезжали в августе, здесь также лежал лёд.

— Ничего себе холодильничек, — протянул кто-то из ребят. В ответ раздался дружный хохот.

Когда все наконец спустились, по коридору двинулись вглубь пещеры. Вскоре вышли в грот под названием Светлый, как назвала его классная. Грот округлой формы с куполообразным сводом небольшой всего метров пять в диаметре. А Светлый, потому что в потолке образовалось несколько узких щелей, откуда вовнутрь попадает свет. Этакие своеобразные окна. Дав ребятам хорошенько осмотреть всё, Олег Андреевич пошёл вперёд, и все тихонько двинулись за ним. Ход коридора понижался и метров через пятнадцать вышли к развилке, из которой вели три хода.

— Налево пойдёшь- голову потеряешь, направо пойдёшь — коня потеряешь, а прямо пойдёшь — жену либо мужа найдёшь, — ляпнул Сенька, и все захохотали.

Налево пути не было, там проход был почти полностью подтоплен и забит льдом. Ход, что вёл прямо, тоже был частично в воде, а лезть в холодную воду никому не хотелось.

— Рановато вам жениться, пойдём направо, тем более что и коней у нас нет, — подхватил шутку физрук, — этот коридор называют зелёным, обратите внимание на стены, здесь можно увидеть окаменелые водоросли, кораллы и даже древних морских моллюсков.

Коридор был шириной где-то от метра до полутора, потолка у него не было, край стены терялся вверху метров в десяти от пола. Кое-где над головой нависали громадные известковые глыбы. Стены почти сплошь покрыты мхами и лишайниками, а местами росли совершенно шикарные куртины папоротников. То там, то тут раздавались вскрики ребят, — Ого смотрите, тут водоросли окаменели. А это походу водяная лилия!

— Красотень какая!

— Ага, здорово. Представляешь, ей миллионы лет…

Закончился коридор широким и низким проходом в самый большой грот в этой пещере.

Налазившись вволю ребята, поднялись на поверхность и отправились к лагерю. По дороге оживлённо делились впечатлениями. Никто из них не ожидал, что пещера окажется не в скале. А вот так под ногами. В этот день они больше никуда не пошли, купались в речке, один берег которой был скальным, а другой, тот на котором стоял палаточный лагерь — лавовый.

А вечером сидя под берёзой, за спинами ребят, собравшихся у костра. Женька первый раз поцеловал Катю.

Пещер они в этом походе осмотрели ещё три, «Копейско-Зауральскую» она была неподалёку, «Притон» — пещеру, в которой когда-то жили старообрядцы, скрываясь от гонений, там кое-где сохранились даже дверные косяки. И пещеру Большой Жемеряк. На самом-то деле пещер там было довольно много, но времени на осмотр всех не хватало, да и продукты уже подходили к концу.

А Катю с Женькой захватило чувство новизны в отношениях. Они теперь целовались всякий раз, когда удавалось скрыться от наблюдательных глаз одноклассников. Это было какое-то безграничное чувство эйфории и безудержного счастья.

Настоящее время.

Катю разбудил телефонный звонок. Она протянула руку и взяла телефон, лежащий на тумбочке, посмотрела на экран. Звонила мама.

— Здравствуй, мама. — охрипшим со сна голосом, проговорила Катя.

— Как ты там дочка? Хорошо устроилась, — излишне бодрым голосом спросила мать.

— Нормально мам. Санаторий хороший. Номер так вообще отличный. Красиво очень. Море уже тёплое. Спала вот после обеда. А как у вас, всё в порядке?

— Ну и слава богу. А что у нас? У нас всё хорошо, дед с внуками на рыбалку ходил. Уху вот сегодня варить будем. Я у тебя там огород полила, завтра пойдём с ребятишками морковку прополем.

— Спасибо мама. — Катя вздохнула.

— Кать, тут Женька приходил. В дом побоялся зайти, видно, стыдно ему. Спросил, где ты, я сказала. Хотел, чтобы дети домой вернулись. Данька-то вышел к нему, а Аринка ни в какую. Сказала, что не хочет его больше видеть. Видать, слышала наш разговор-то.

— Мама, пожалуйста. Не надо о нём пока. Не готова я, — взмолилась Катя.

— Прости меня дочка, дуру старую, опять тебе больно сделала… — мать всхлипнула.

— Ну, что ты мама, ты у меня совсем не дура и нестарая. И больно не ты мне сделала. Не расстраивайся родная, всё хорошо будет. Не плачь…

— Не буду, не буду. — пообещала мать и добавила, — Ты только звони, дочка.

— Хорошо мама. Я вам завтра позвоню. Привет детям и отцу передай скажи им, я скучаю.

— Хорошо, передам. До завтра милая…

— Пока, мам, — Катя положила трубку и закрыла глаза.

Там во сне было так хорошо. Ещё всё впереди. Их с Женькой любовь только зарождалась, раскрывалась, как цветок на солнце. Ещё не было предательства, обиды, непонимания. Не было всепоглощающего чувства пустоты и этой чудовищной боли, разрывающей грудь, мешающей нормально дышать. Слёзы опять побежали из-под закрытых век, одна за другой скатывались на подушку. А в голове один и тот же вопрос, как такое могло произойти с ними, с ней?

Новый телефонный звонок.

— Да, алло, — голос Екатерины дрожит от сдерживаемых рыданий.

— Кать, как ты систер? — голос Арсения, Катя не ожидала услышать, но была рада. Они были очень близки с братом.

— Сенька, — ахнула женщина, — как же я рада тебя слышать.

— Катюнь, мне мама позвонила, сказала, вы разводитесь. Ну как же так, а? Что у вас там произошло систер? Неужели развод — единственный выход? Простить совсем никак, да Кать?

— Сень, так он и не просит прощения. Он просто ушёл к молодой любовнице. Представляешь, она ребёнка от него ждёт. Я не понимаю, за что он со мной так? Что ему не хватало? Неужели так захотелось свежего мяса? — Катя всхлипнула.

— Странно, всё это. Я думал, что крепче вашей любви и быть не может. Может это ошибка?

— Ну какая ошибка, Сень. Он мне сам сказал, что она беременна от него, — простонала Екатерина.

— Понятно. Как ты там сестрёнка? Держишься? Может мне приехать? — голос Арсения был наполнен неподдельной тревогой и нежностью.

— Я не знаю Сень. Я пока никого не хочу видеть. Плохо мне Сень. Всё поверить не могу, что это происходит со мной.

— Я приеду. Ты не падай духом. Ты же у меня боец систер. Жди, я скоро приеду. Всё иди умывайся и хватит плакать. До встречи…

— До встречи, Сень…

Звонок и поддержка Арсения немного взбодрили Катю, и она пошла в ванную. Принимала душ, думая о брате. Сеньку призвали в армию сразу после института. Вернулся он оттуда с невестой. Погостили у родителей полгода, сыграли свадьбу, и Сенька отбыл на родину жены. Оксана была у матери единственной дочкой и очень за мать переживала. Вот с тех самых пор Арсений и жил во Владивостоке. Вначале трудился инженером на заводе, а сейчас открыл свою небольшую автомастерскую и растил дочку. Оксана работала заместителем главного бухгалтера на том же заводе, где раньше трудился Сенька и, само собой, вела бухгалтерию у мужа. Катя уже лет пять не видела брата и очень по нему скучала.

Она вытерлась пушистым полотенцем и подошла к зеркалу, — М-да, видок у меня ещё тот.

Выглядела женщина действительно не лучшим образом. В зеркале отражались искусанные губы, бледное лицо и потухшие измученные глаза.

Катя снова надела сарафан. Положила в сумочку купальник и вышла из номера.