Ты умеешь хранить секреты? (ЛП)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Мне снится сон, что я бегу по грязи, в развевающейся белой ночной сорочке. Я слышу «шлеп-шлеп-шлеп», которое доносится из под моих босых ног, мягко ступающих по сырой земле.

Я бегу по холодным лужам и ясно чувствую их прохладу, хоть и совершенно уверена, что сейчас сплю. Я знаю, что шепот, который я слышу, издает дрожащая на деревьях листва, колышущаяся на сильном теплом ветру.

Я чувствую, как он овевает мое лицо и все еще слышу шепот, оставшийся позади звуков «шлеп-шлеп», которые издают мои босые ноги, разбрызгивая грязь, вздымая ее волнами по обе стороны от меня подобно волнам.

В небе пурпурного цвета, над мерцающими деревьями сияет полумесяц луны. Он похож на улыбку, только повернутую немного вбок, и напоминает серебряную луну — кулон на цепочке, который висит на моей шее.

В моем сне месяц кажется настолько близким, что если бы я до него дотянулась, наверное смогла бы схватить его своей рукой. Но я не могу остановиться, чтобы забрать этот кусочек луны. Меня преследуют. И я знаю, что если сейчас обернусь, то непременно увижу его.

Хоть я и знаю, что мне нельзя оборачиваться, я не могу уберечь себя от этого. В моих снах я не подлежу контролю. Я не могу делать так, как мне хочется.

Я бегу босиком по грязной дороге, под низко склонившимися ветками деревьев. Мне страшно. Я знаю, что мне страшно. И на это у меня довольно веская причина.

Ведь если я обернусь назад… если я брошу хотя бы быстрый взгляд назад… волк будет там. Черный волк из моих снов.

Он скалится и рычит, почти бесшумно подкрадываясь ко мне. Я вижу, как он опускает голову, словно готовясь к атаке, как щетинится черная шерсть на его спине. И вновь я вижу эти глаза. Такие же голубые, как и мои. У черного волка мои глаза.

У меня черные волосы и голубые глаза и мне снится волк с черной шерстью и с такими же глазами, как мои. И я твержу себе в своих снах, что не сошла с ума. У всех бывают кошмары. Многим снятся раз за разом одни и те же сны.

Но не все видят во сне животных с глазами, как у них самих. И почему меня это так сильно пугает? Я сплю, но отчетливо чувствую, как сильно бьется мое сердце.

Я смотрю на волка. Взгляды наших голубых глаз встречаются и замирают друг на друге. Я вижу, как дрожит его длинная морда. С обеих сторон его пасти сочится густая белая слюна. Черный волк скалит свои белые зубы, из глубины его глотки раздается низкий угрожающий рык, звук которого вызывает приступ панического удушья.

Я хочу отвести взгляд, но мои глаза продолжают смотреть на него. Меня как будто парализует.

И внезапно я становлюсь волком.

Я становлюсь волком. Черным волком.

В моем сне, я превращаюсь в волка. Моими глазами смотрит другой волк.

И мы нападаем. Мы сталкиваемся. Мы яростно рычим и пускаем слюни. Мы ударяемся головами, кусаемся и рвем друг друга на части.

Я свирепею. Меня буквально разрывает от гнева. Разрывает.

Я кричу и просыпаюсь. Я пытаюсь выбраться из моей постели. Запутавшись в простынях, я падаю на пол. Рядом со мной с мягким стуком сыплются кусочки земли.

Я тяжело дышу. Сердце буквально выскакивает из моей груди. Я моргаю несколько раз, прогоняя сон прочь. Прогоняя застывшие воспоминания… волчью морду… ярость… голубые глаза…

Я в своей комнате. Серебристый лунный свет просачивается сквозь открытое окно.

— Эй, — бормочу я, все еще дрожа от пугающих воспоминаний. — Эй, это просто еще один кошмарный сон. Просто кошмар. И только.

Голос с кровати напротив заставляет меня вздрогнуть.

— Что стряслось?

Софи — моя сестра — потягивается. Ее глаза смотрят на луну, свет которой просачивается через окно. Такие же голубые глаза, как у меня.

— Кошмар приснился, — отвечаю я, все еще дрожа.

— Тебе опять приснился сон про волка? — Она идет ко мне через комнату и кладет свою теплую руку на мое плечо.

Я киваю.

— Да. Опять.

Софи смотрит через меня и тут ее глаза расширяются от ужаса, широко открывается рот. Она проходит мимо и наклоняется над моей кроватью.

— Эмми? Почему твои простыни все порваны и изодраны?

Я почувствовала, как по телу пробежала дрожь. Потом обернулась и уставилась на разодранные в клочья простыни. Софи включила настольную лампу, которая стояла на тумбочке возле кровати и мы вдвоем смотрели, не проронив ни звука.

Мой мозг просто гудел. Я изо всех сил пыталась объяснить это себе. Я чувствовала как будто все еще нахожусь в этом ужасном сне. И все время пыталась проснуться, пыталась вытащить себя.

Софи обняла меня. Ее короткие черные волосы были влажными и слипшимися на лбу. Софи пятнадцать, она на два года младше меня. Но несмотря на разницу в возрасте, мы выглядим одногодками. У нас одинаковые высокие скулы, бледная кожа и голубые глаза. Поэтому она коротко остригла свои волосы и несколько прядей зачесала на одну сторону. Мои же волосы спадают до самых плеч. Просто Софи надоело, что некоторые называют ее моим именем, Эмми.

— Эти ужасные сны… — начала она, выпустив меня и позволив отступить на шаг. На лице ее читалось беспокойство.

Но я смотрела в сторону окна.

— Софи? Окно ведь было закрыто, когда мы легли спать?

Она повернулась.

— Не знаю. Как будто закрыто. Хотя я действительно не помню.

Я выглянула в окно, серебристый полумесяц висел высоко в небе. Порыв холодного ветра растрепал мои волосы. И меня снова пробрала дрожь.

Далеко не сразу я снова смогла уснуть. Еще и мама разбудила меня с утра пораньше, громыхая на кухне всем, что попало. Разве нельзя было включить посудомоечную машину немножко попозже? Неужели ее обязательно нужно включать именно в семь утра в субботу?

Я натянула выцветшие джинсы, которые носила вчера, футболку, еще не успевшую скомкаться, и поспешила на кухню. Мама, наклонившись над посудомоечной машиной, в белом халате и с непричесанными волосами, курила сигарету. Проснувшись, она первым делом выкуривает одну сигарету и потом еще одну после обеда… Две за день. Хотя всем говорит, что не курит.

Папа говорит, что если бы она выпивала еще одну чашку кофе по утрам, то сигареты бы ей не понадобились. Он в нашей семье самый правильный. Думаю, именно поэтому его никто никогда не слушает.

Вообще-то, Софи во многом похожа на папу. Она такая же тихая и застенчивая, и предпочла бы лучше сидеть в углу и читать книжку, чем выходить на улицу просто так. А мы с мамой как раз-таки наоборот — очень общительные. Мне всегда нравилось, что многие семьи делятся на два разных лагеря.

— Мама, мне снова приснился сон про волка, — сказала я, прочистив горло. Мой голос был все еще сонным.

Мама затушила сигарету и раздраженно убрала выбившуюся прядь волос со лба. У нее соломенно-белые волосы и карие глаза. И она смотрит на вещи иначе, не так, как Софи и я.

Мама покачала головой.

— Тебе тогда исполнилось пять, — сказала она. Потом вздохнула и продолжила — Тебе тогда исполнилось пять лет и тебя укусила собака… Именно тогда тебе начали снится эти сны.

— Я знаю, — ответила я и добавила. — Ну скажи мне что-нибудь!

Она выпрямилась.

— Не разговаривай со мной так резко.

— Мы просто продолжаем наш прежний разговор, — ответила я ей, стараясь, чтобы мои свои слова звучали помягче. — Но почему я не помню того, чтобы меня кусала собака?

Мама поправила пояс на своем черно-белом халате.

— Ты еще была так мала, Эмми. Кто вообще помнит хоть что-то о себе в пятилетнем возрасте?

— Я кое-что помню, — возразила я. — У меня есть кое-какие воспоминания о детском саде. Но, чтобы меня укусила собака… Мама, я думаю, это было бы очень страшным воспоминанием, такое не забывается.

— Ты заблокировала его в своей памяти, — произнесла она и, наконец, посмотрела мне в глаза. — Мы ведь уже говорили об этом. Это очень болезненно. Некоторые люди блокируют такие ужасные воспоминания, как твои. Они не хотят больше думать об этом.

— Но, мама…

— Ты совсем ничего не помнишь? — спросила она. — Мы приехали в гости к вашей тете Марте на ее деревенскую ферму за Прагой. Меня не было рядом, когда это случилось. Но Марта все видела. Эта собака выскочила из-за деревьев и набросилась на тебя. А потом…

Софи споткнулась и с шумом ввалилась в кухню. Ее босые ноги шлепали по желтой плитке на полу. Она зашмыгала носом и пару раз чихнула.

— Кажется, меня знобит.

— У тебя аллергия, — сказала я. — У тебя каждую весну аллергия, и ты все время про нее забываешь.

Она снова закашлялась.

— А почему у тебя весной нет аллергии?

— Мы ведь с тобой не близнецы, — ответила я. — У меня не должно быть всех тех болячек, что есть у тебя.

Мама налила себе чашку кофе из кофеварки.

— Софи, ты же была с тетей Мартой в тот день? — спросила она. — Ты помнишь, как из леса выбежала собака и укусила Эмми?

Софи закатила глаза.

— Мы снова об этом говорим? Мама, мне было всего три. Как я вообще могу что-либо помнить?

Я уже не хотела продолжать этот разговор, но чувствовала, как расстраиваюсь. У меня было сильное ощущение того, что мама скрывает от меня правду. Хотя знала, что она не будет мне врать. Но ее объяснение тому, что мне снятся эти сны про волка, просто не складывались логически.

— Тогда где шрам? — не отступала я. Я подняла правую ногу и закатала штанину у джинсов. — Вы сказали, что она укусила меня за ногу. Где шрам от укуса?

— Он зажил, — ответила мама, вертя в руках чашку кофе. — Тебе повезло, он довольно быстро зажил.

Я уставилась на нее. На столе, за моей спиной, говорило радио — два голоса что-то увлеченно обсуждали, наверное новости.

— Но, мама, — продолжала я настаивать на своем. — Почему эти сны не могут просто отпустить меня? И тем более я вижу во сне не собаку, а волка.

Она пригладила волосы рукой.

— Доктор Гольдман объяснит тебе это лучше, чем я, — наконец ответила она. — И я не понимаю, почему ты до сих пор не хочешь увидеться с ним. Иногда в снах мы переживает события ужаснее, чем в реальной жизни. В своих снах ты представляешь себе волка вместо собаки. Но это еще не значит…

— Тсссс! — Я подняла руку, чтобы заставить маму замолчать. Мое внимание привлек голос из радиоприемника. Я подошла к нему поближе, чтобы лучше слышать.

— В чем дело? — спросила мама.

— Тсссс! — Я поближе наклонилась к маленькому черному радиоприемнику.

— Нападение произошло вчера вечером в Шейдисайдском парке за зданием средней школы, — говорил диктор. — Делмор Хокинс с Норт-Хиллс сообщил о происшествии в полицию. По словам Хокинса, он выгуливал свою собаку и направлялся в сторону реки, как вдруг из-за деревьев выскочил большой черный волк и набросился на несчастное животное. В полиции подтвердили, что собака была разодрана самым жестоким способом. Полицейские уже начали прочесывать парк в поисках волка. Также для поисков был отправлен вертолет. В это же время…

Диктор продолжал говорить, но его слова утратили для меня всякий смысл. Просто приглушенные звуки. Я вдруг почувствовала холод во всем теле. Ощущение было такое, словно кровь застыла в жилах.

Меня одолевали безумные мысли. Прошлой ночью мне снился черный волк. И в это же время, когда я спала, черный волк появился в Шейдисайдском парке. Настоящий черный волк выскочил из-за деревьев и разодрал в клочья собаку.

Конечно, это не имеет ничего общего со мной. Это всего лишь странное совпадение.

Тогда почему меня всю трясет? Почему я так странно себя чувствую?

— Эмми? Что стряслось? — ворвался в мое сознание голос Софи.

Я не ответила. Почему-то я вдруг вспомнила свои простыни. Все разорванные в клочья. Я схватила маму за руки и оттащила подальше от кухонного стола. Ее руки были теплыми. Мои же были ледяными.

— Мама, пойдем со мной, — сказала я. — Я хочу кое-что тебе показать.

Она попыталась высвободить свои руки из моих.

— Не тяни меня. Я иду. Да в чем дело, Эмми?

— Я покажу тебе, — сказала я, продолжая идти дальше по коридору. — Ты должна это увидеть, мама.

— Ну, ладно, ладно. Я иду.

— Мой сон прошлой ночью… Я бежала по лесу. — У меня вдруг перехватило дыхание. — Босиком. По грязи… А когда я проснулась… Мои простыни… Они были разодраны… Все разодраны в клочья…

Мама ничего не ответила. Я услышала, как на кухне чихает Софи. Потом схватила маму за руку и потянула к своей кровати.

— Посмотри.

Мы обе уставились на смятые простыни, лежавшие на моей кровати. Мой рот приоткрылся от удивления, в горле застрял комок.

Простыни были в полном порядке.

В дверях моей спальни появилась Софи с салфетками «Клинекс» в руке.

— Это становится слишком странным, — сказала она. Затем подошла к моей кровати и потянула на ней простыни так, что они стали похожи на вздымающиеся паруса. — Ты должна послушать маму, Эмми, и показаться доктору Гольдману.

Я начала было возражать, но слова застряли комком в горле.

Неужели я и вправду сошла с ума?

— Н-н-но… Софи, — наконец произнесла я, с трудом подобрав нужные слова. — Ты же видела, что простыни были разодраны. Я разбудила тебя. Ты тоже это видела.

— А? Ты не будила меня. — Она внимательно посмотрела меня, ее лицо выражало озабоченность. Я видела, что она серьезно беспокоится за меня. — Возможно, тебе это приснилось, Эм. Я не видела ни простыней, ни чего-либо еще.

Я снова почувствовала, как тело пронизывает холод. Мама и Софи пошли обратно на кухню, и я последовала за ними. Мама предложила приготовить яичницу, но мне не хотелось есть. Я села за стол и насыпала в миску кукурузных хлопьев, но пока не спешила заливать их молоком.

— Давайте сменим тему, — произнесла мама, придав голосу веселые нотки. — Чем вы сегодня займетесь?

— Я пойду в библиотеку, поработать над своим докладом, — сказала Софи. Вообще, библиотека является ее вторым домом. Там у нее даже есть свое личное место, в главном читальном зале, за полками с книгами. Придет туда, усядется на пол, разложив вокруг себя свои принадлежности и материалы, и как давай зубрить… Ее там уже все библиотекарши знают. Не возьму в толк, почему она столько времени проводит наедине с собой. А ей это нравится.

Я думаю, это самая большая разница между нами обеими. Я терпеть не могу оставаться одной. В отличие от Софи, я очень общительная. Завожу друзей, бойфрендов, постоянно нахожусь в больших компаниях, хожу на вечеринки, все время смеюсь и просто весело провожу время.

Софи намного привлекательнее меня. Я действительно так думаю. Хотя у нее никогда не было ничего серьезного с парнями. И я никогда не обсуждаю с ней этот вопрос. Стоит мне хотя бы упомянуть об ее отношениях с парнями, как она тут же замыкается в себе.

— А чем ты сегодня займешься? — спросила мама, повернувшись ко мне.

Голос по радио бубнил не переставая. Там, похоже, началось какое-то ток-шоу. Неужели до сих пор обсуждают нападение волка? Даже если и так, мне не хотелось больше об этом слушать. Я выключила радиоприемник.

Кто вообще слушает радио целый день напролет? Да никто. Только мой отец. Он все время слушает какую-нибудь радиостанцию. А еще он любит коллекционировать старые радиоприемники, 1940-1950-х годов, например. Они выглядят просто ужасно, но отцу это нравится. Его хлебом не корми, а дай только разбирать их, полировать и приводить в рабочее состояние.

Мама ждала, когда я отвечу на ее вопрос.

— Мне нужно занести Эдди его рюкзак, — сказала я. — Он оставил его вчера в тренажерном зале.

Мама нахмурилась. Стоит мне упомянуть Эдди, как она тут же становится недовольной.

— Сегодня он первый день на новой работе, — продолжила я. — На кладбище домашних животных. В Мартинсвилле.

— Какая ужасная работа, — заметила мама, скорчив гримасу.

— Я знаю. Это противно, — сказала я. — Но ему очень нужны деньги. Тем более, что его отчима отстранили от должности полицейского.

— Он это заслужил, — сказала мама. Она опять крутила в руках чашку с кофе. — Ни за что ни про что избил какого-то парня.

Я застонала.

— Мама, ты сама знаешь, что это не так. Он думал, что у того парня был пистолет. Да, он совершил ошибку, но это еще не значит, что…

— Не понимаю, почему ты связалась с этим Эдди и семейкой Коваксов, — прервала меня мама. — Ведь Дэнни Франклин такой милый парень.

— Мам, да хватит уже, — вступилась Софи. — Ты прекрасно знаешь, что Дэнни сам бросил Эмми, а не она его. Теперь он встречается с Келли Ньюман.

Мама покосилась на меня.

— И поэтому ты начала встречаться с его лучшим другом?

Мне перестал нравится этот разговор. Я почувствовала, что буквально закипаю от гнева. Я попыталась сдержать себя, но не смогла. И взорвалась.

— Это не бизнес, мама! — кричала я. — Дэнни не помогло бы даже то, если бы он стал невероятно богат! Он полный придурок!

Конечно, стоя здесь, теребя свои волосы и все еще чувствую, как ярость переполняет мою грудь, я и представить себе не могла, что через несколько часов мы с Эдди вдруг неожиданно разбогатеем.

Я бросила рюкзак Эдди на заднее сидение маминой «Короллы» и села за руль. Моя мама преподает английский язык в частной школе для мальчиков в Довер-Фоллс — это чуть южнее Шейдисайда. Ее класс выпустился в мае, и все лето она почти безвылазно проводит дома. Так что пока ее машина полностью в моем распоряжении.

На улице было жарко и туманно. Небо, которое сегодня было жуткого желтого оттенка, возвышалось над дорогой, по обе стороны которой стелился туман. Ранним субботним утром дороги еще не были заполнены машинами и я без проблем выехала из Шейдисайда.

Мартинсвилль представлял из себя небольшой промышленный городок в пятнадцати минутах езды. Как только я слышу его название, перед глазами сразу всплывает их сине-голубая школьная форма. Ребята из их спортивной команды — «Синие Дьяволы» — являются нашими самыми главными соперниками в футболе и баскетболе.

Эдди говорил мне, что кладбище домашних животных находится на окраине города — возле старого молокозавода, там, где заканчивается шоссе. И я легко его отыскала. Я проехала по узкой грунтовой дороге, вдоль кирпичной стены завода, пока не оказалась у высоких железных ворот. Там висела табличка, на которой по трафарету была выведена надпись: Рай для питомцев.

На маленьком участке парковки находилась только одна машина — старый Понтиак, заднее стекло которого было все в трещинах. Я припарковалась недалеко от него, взяла рюкзак Эдди и направилась к воротам.

За высоким металлическим забором, который простирался по обеим сторонам от ворот, я увидела Эдди — он опирался на лопату и вытирал пот со лба рукавом рубашки. Я окликнула его по имени и он повернулся в мою сторону.

Он убрал со лба свои волнистые каштановые волосы — его лицо было потным и раскрасневшимся. Наверное, от работы, догадалась я. Эдди даже не улыбнулся мне. Он вообще почти никогда не улыбается. Он посмотрел на меня и показал жестом, чтобы я вошла через ворота.

У Эдди нереально красивые серые глаза. Все думают, что он носит контактные линзы, хотя это не так. У него на самом деле такой необычный цвет глаз.

Эдди высокого роста, его постоянно серьезное выражение лица заставляет его казаться взрослее, чем на самом деле. На его подбородке есть шрам, но он не помнит откуда тот появился — это придает ему больше суровости. Хотя в целом Эдди очень спокойный парень. У него мягкий голос и приятный характер. Он всегда уверен в себе и никогда не беспокоится по пустякам.

Я думаю, именно по этому мы хорошая пара. Я иногда взрываюсь как вулкан, а он на все реагирует гладко и ровно. Когда я очень сильно волнуюсь, Эдди всегда находит способ меня успокоить.

Ха. Я говорю о нас так, как будто мы пожилая супружеская пара. Должна сказать, что на самом деле я не знаю Эдди настолько хорошо. Мы встречаемся еще меньше месяца.

Эдди смотрит на меня, ждет, когда я зайду на кладбище. Я потянула за ручку у ворот… и остановилась.

Я почувствовала, как меня снова прошиб озноб. В воздухе разлился какой-то неприятный холодок… Я даже не поняла, откуда он появился. Это было похоже на какое-то предупреждение. Я вся напряглась, будто готовилась от чего-то защищаться. И покрылась гусиной кожей, ощущение было такое, словно мои нервные окончания навострились.

Я отошла от ворот и огляделась по сторонам. Никого нет. Вокруг не было никого и ничего, что могло бы меня так сильно напугать.

Но все же я что-то чувствовала. Я чувствовала, что здесь что-то не так.

Я вдруг поняла, что затаила дыхание. Видимо из-за этого ужасного гнилостного запаха, который словно изливался через ворота кладбища.

Чем здесь так ужасно пахнет?

— Эмми? Все в порядке? — вернул меня в сознание голос Эдди.

Я сделала глубокий вдох и вошла в ворота. Рюкзак зацепился за железную раму и мне пришлось высвобождать его. Ворота захлопнулись за мной, и я поспешила к Эдди.

— Эдди, с этим местом что-то не так, — произнесла я. — Я считаю, что ты не должен здесь работать.

Его серые глаза вспыхнули.

— И тебе тоже привет, — произнес он тихо.

— Ой, прости. Привет, — ответила я. — Мне кажется, здесь есть что-то зловещее, Эдди. Я чувствую это.

Он пожал плечами.

— Это кладбище, Эмми. Здесь полным-полно мертвых кошек и собак. Это тебе не Волшебное Королевство.

— Я… Я знаю, — слова дались мне с трудом. Я уже начала сомневаться в том, что почувствовала совсем недавно. Но холод по прежнему пронизывал мой затылок, а тошнотворный запах гниения только усилился.

— Спасибо, что привезла рюкзак, — сказал Эдди. — Повесь вон на то дерево, — показал он и направился к свежевырытому прямоугольнику земли между двумя надгробиями. — Мак заставил меня рыть могилу. Ощущение, будто сегодня больше сотни градусов. Я весь в поту.

— Поэтому здесь так воняет? — спросила я, стараясь, чтобы мои слова воспринимались как шутка.

— Смешно, — пробормотал он и вонзил острие лопаты в землю.

— Мак — это твой босс? — спросила я.

Эдди кивнул.

— Да, он владеет этим местом. Его офис вон там, — он показал головой в сторону каменного двухэтажного дома, который стоял на поле. — Живет над своим офисом. Представляешь? Он живет здесь, на кладбище домашних животных.

— Да уж, странно, — сказала я. И тут увидела у дерева зеленый мешок для мусора. — Эдди, а что в нем? Неужели там…

— Ага. Там дохлая собака, — ответил он. — Та, что разодрали прошлой ночью.

Я заморгала.

— Ого. Прошлой ночью?

Эдди отбросил лопату в сторону.

— Хозяин сказал, что ее задрал волк. — Он повернулся в мою сторону. — Можешь в это поверить? Волк в Шейдисайдском парке! Так близко от твоего дома.

Вдруг он пристально уставился на меня.

— Эй, Эмми? Что с тобой? Ты вся дрожишь, как осиновый лист.

Прежде чем ответить, я услышала окрик. Мы с Эдди обернулись на голос. К нам бежал высокий мужчина в серой мешковатой толстовке.

— Эй, в чем дело? — спросил он.

Эдди представил его. Maк Стэнтон, владелец этого места. Это был высокий и толстый мужик с большой сумкой, которая висела на свитере, утыкаясь ему в живот. У него было совершенно круглое лицо и налысо обритая голова, в правом ухе поблескивало серебряное кольцо, а на шее красовалась черная татуировка, но что она изображала я никак не могла разглядеть.

— Привет, Эмми, добро пожаловать в рай для питомцев. — Его голос был хриплым и скрипучим. Он улыбнулся и я увидела, что один из его передних зубов золотой. — Я работодатель этого парня. — Он похлопал Эдди по плечу.

— Я уже почти закончил, Maк, — сказал Эдди, снова вытерев пот со лба.

Maк, потирая второй подбородок пальцами, осматривал яму, которую выкопал Эдди.

— Я думал, она будет глубже, — сказал он. Потом уперся кулаком себе в спину и потянулся. — Ну да ладно, я тебе подсоблю. Хоть и повредил спину. — Он подмигнул мне. — Не буду рассказывать, как именно.

— Без проблем, — сказал Эдди, перекладывая лопату в другую руку. — Я просто счастлив, что ты взял меня на работу, Maк. Ты же знаешь, моя семья сейчас очень нуждается в деньгах.

Мак кивнул. Затем почесал свою лысую голову.

— Надо уйти из под солнца. Я слишком гладкий. — И засмеялся над собственной шуткой. — Рад повидаться, Эмми, — сказал он. Потом развернулся и направился обратно в сторону офиса.

— С виду он грубоват, но в целом ничего мужик, — сказал Эдди.

Я наблюдала за тем, как Эдди рыл могилу еще глубже. Это не займет много времени. Потом взглянула на выпуклый мешок для мусора. Я представила себе, как большой волк нападает на собаку. Черный волк. Опять это мое воображение. Можно представлять себе сколько угодно, но вряд ли это снова сбудется. Вроде бы разумно. Но…

Эдди со стоном вылез из могилы. Вытерев потные руки о джинсы, он ухватился за мешок для мусора. И начал тянуть его вниз в могилу.

— Блин! — вскрикнул он, когда мешок разорвался. Тело мертвой собаки вывалилось прямо к моим ногам.

Я вскрикнула и попятилась назад. Труп собаки уже успел окостенеть и вонял чем-то кислым. Все это выглядело, как черное месиво, в котором с большим трудом можно было узнать собаку. Ее глаза глубоко запали в глазницы. А ее шерсть… Ее шерсть… Шерсть на ее спине была исполосована когтями. На клочьях засохли куски запекшейся крови. Разодранная кожа была сырой и красной.

Как гниющий кусок мяса.

— О-о-о-о-о-о! — У меня вырвался стон. Я не могла ничего с этим поделать, как и не могла оторвать взгляд от этой отвратительной вещи.

Больше я на это смотреть не смогла. Мой желудок сжался в комок и меня вырвало.

— Ты в порядке? — Я слышала, как Эдди позвал меня. Но почему-то мне показалось, что он очень далеко от меня. — Ты в порядке?

Нет, я не в порядке.

— Урррррррр! — Я сглотнула, пытаясь удержать внутри содержимое желудка. И, зажав рот рукой, бросилась прочь.

Я обхватила руками тонкий ствол дерева. Задыхаясь и судорожно сглатывая, я удерживала рвоту в себе. Я до сих пор чувствовала этот гнилостный запах, пыталась проморгаться, но перед глазами все еще был образ этого красноватого, разодранного тела, покрытого царапинами и прожилками засохшей крови.

Меня всю трясло. Волны тошноты накатывали снова и снова. Я прижалась к стволу дерева так крепко, словно от него зависела вся моя жизнь.

Собака была растерзана. Растерзана заживо.

И как бы я не старалась выкинуть из головы сон, который снился мне прошлой ночью, он снова всплыл в моем сознании. И я опять увидела черного волка с жуткими голубыми глазами, увидела, как его лапы скребут по земле и то, как он рычит, раскрыв свою пасть, капая слюной и обнажив зубы. Вот он готовится к прыжку и бросается в атаку, яростно царапаясь и кусаясь.

Это просто сон.

Но ведь и я была волком во сне. Я была голубоглазым волком с шерстью вороного цвета. И я тоже бросилась в атаку.

Эта бедная собака была убита в то же время, когда мне снилось, что я волк.

Это сумасшествие, но могу ли я быть к этому причастна?

— Конечно же да, — сказала я сама себе. — Ведь такая связь между этими событиями вполне возможна?

Это совпадение. Просто ужасное совпадение.

Перестань пугать себя этими безумными предположениями, Эмми.

Я почувствовала, что успокаиваюсь. Хоть мой желудок все еще бунтовал, чувство тошноты было уже не таким сильным. Да и сердце билось уже не так часто.

Я огляделась, чтобы увидеть Эдди — по выражению его лица было видно, что он очень встревожен.

— Эмми? Ты в порядке? Мне очень жаль, что тебе пришлось увидеть это месиво. Ты из-за этого так расстроилась?

Я кивнула.

— Да. Оно было таким… мокрым и красным.

— Все уже позади, — сказал он, положив руку мне на плечо. — Я похоронил ее. — Он моргнул: на его ресницах блестели капельки пота. Солнце уже начало скрываться за деревьями. Но воздух все еще был жарким и влажным.

— Я собираюсь уходить отсюда, — сказал Эдди. — Пойдем со мной. Мне нужно спросить кое о чем Мака.

Мы пошли вверх по холму в офис, минуя ряды низких надгробий. В одной руке Эдди нес лопату, а другой обнял меня за плечи. За стеклянной дверью офиса я увидела Мака — он стоял, прислонившись спиной к стене, и что-то увлеченно нажимал пальцами в своем телефоне.

В таком положении он простоял еще долгое время и потом наконец поднял голову.

— Эдди, приятель, ты уже закончил?

Эдди кивнул ему в ответ.

— Да. Где мне оставить лопату, Мак?

Мак махнул рукой.

— Да поставь ее вон у той стены. Ну что ж, увидимся в понедельник после школы?

— Да, — сказал Эдди немного поколебавшись. — Слушай, Мак… мне нужно тебя кое о чем попросить.

Мак убрал телефон в карман своих серых треников и покосился на Эдди.

— Попросить?

Эдди посмотрел на меня. Он был настроен решительно, но я увидела, что он немного нервничает.

— Мак, не мог бы ты выдать мне небольшой аванс в счет зарплаты?

Выражение лица Мака не изменилось. Он, слегка прищурившись, продолжал смотреть на Эдди своими черными глазами. Наконец, он ответил:

— Ты шутишь, верно?

— Нет… — начал было Эдди.

— Да ты только сегодня начал, — сказал Мак. — Ты выкопал всего одну могилу. И уже просишь меня выдать тебе аванс?

Щеки Эдди вспыхнули.

— Я действительно на мели, Мак. Я полностью сломлен. Я…

— Держи, — закончил за него Мак. Он вытащил рваный кожаный бумажник из кармана треников. — Вот. Ты же знаешь, что я хороший парень, Эдди. Твой отчим Лу мой двоюродный брат, и я помогу всем, чем смогу. Ты знаешь что я имею в виду? Я ведь дал тебе эту работу, не так ли? Потому что ты кровный. Ты моя семья.

Мак улыбнулся мне.

— У тебя хорошая подружка, Эдди. Я хочу сказать, что она классная. Не как те заучки, с которыми гулял Лу.

Эти слова заставили Эдди покраснеть еще сильнее. Он опустил глаза, но так ничего и не ответил.

— На, возьми, — Мак протянул Эдди десятидолларовую купюру.

Я увидела разочарование на лице Эдди.

— Мак, десять долларов не спасут положение, — сказал он. — Ты думаешь…

— Может быть, Лу одолжит тебе немного денег, — ответил Мак, убирая бумажник обратно в карман.

— Вы прекрасно знаете, что Лу отстранили, — сказал Эдди. — В полиции перестали платить ему зарплату после того слушания. И он зол, как черт. У него нет ни гроша. Он…

— Я очень сожалею, но это все, что у меня сейчас есть. Давай я заплачу тебе на следующей неделе, идет? У вас обоих все образуется. — С этими словами он удалился обратно в офис.

Эдди так и стоял, сжав в руке десятидолларовую купюру.

— Ну ладно. За спрос не бьют в нос, — сказал он, вздохнув.

Мы пошли в сторону моей машины.

— Сдается мне, что он просто пытается казаться хорошим, — сказала я. — Я видела, его бумажник набит наличкой.

Эдди помрачнел.

— Мне нужна эта работа. Я не хочу с ним ругаться.

Мы шли по краю кладбища. Высокие деревья, которых здесь было много, красиво колыхали листвой в лучах заходящего солнца.

Внезапно Эдди остановился и повернулся ко мне. Потом обнял меня и близко притянул к себе. И наши губы слились в долгом поцелуе.

— Эй, мы с тобой сегодня здорово оторвемся, — сказал он, когда мы закончили целоваться. — Ты же не говорила своим родителям, что мы будем сегодня делать, ведь так?

— Разумеется нет, — сказала я.