Ты умрешь следующей

Аманда и Тутти болтали. Лючия, вытянув губы, внимательно рассматривала один из натюрмортов, висящих на стене. Это была картина, выполненная в кровавых тонах: на ней изображены гранаты и несчастные ощипанные пернатые. О том, чтобы приготовить что-нибудь поесть, пока не говорили, казалось, ни у кого не было аппетита, да и рано еще для обеда.

Солнечный свет заливал комнату.

Одинокая муха, жужжа, кружила по комнате, пролетела совсем рядом. Мария-Луиза раздраженно отмахнулась от мухи, потом открыла окно и минут десять пыталась прогнать ее на улицу. В итоге ей пришлось прибить муху свернутым в трубочку журналом.

Она ненавидела мух.

Наконец-то можно заняться сотовым телефоном. Она вызовет такси, номер которого ввела в память незаметно от Дэды сразу же, как только они приехали, запомнила на всякий случай: мало ли что, вдруг Дэда сочла бы ее компанию невыносимой.

Нужно всего несколько минут подождать такси и умчаться отсюда как можно скорее.

Если остальные пожелают уехать с ней, хорошо, а нет, их дело. Она не собирается дискутировать на эту тему.

Ей наскучила и вилла Камерелле, и компания подруг. Она с нетерпением ждала той минуты, когда окажется дома. Остальные? Если они пожелают остаться до конца уик-энда, то дождутся водителя микроавтобуса, который, по идее безголовой Пьеры, вроде как подъедет к семи вечера, чтобы отвезти их домой: идеальное завершение уик-энда, проведенного среди подруг.

Сотовый телефон лежал на дне сумки, под ворохом носков, чулок и двумя полотенцами. Она положила его подальше от пытливых глаз Дэды, надежно спрятав.

Только сейчас телефона на месте не было.

Мария-Луиза хорошенько поискала еще раз, методично и терпеливо, потом начала неистово шарить по всей сумке, в итоге перевернула ее и вывалила содержимое сумки на пол.

Сотового телефона не было.

Она, как ненормальная, стала бродить по комнате, охваченная отчаянием, растерянная, и вдруг увидела телефон рядом с пуфом у ножек кровати.

Как странно, Мария-Луиза не помнила, чтобы доставала его, но, с другой стороны, накануне вечером она, возможно, много чего вытворяла, о чем не могла, слава богу, вспомнить.

Сотовый телефон, небольшой, компактный, последняя модель Nokia, вселял уверенность. Она нажала кнопку включения.

Не получилось.

Попробовала еще раз, потом поняла — телефон разрядился.

Нет проблем. Зарядное устройство лежало на полу, оно выпало из сумки, когда она неистово все перетряхивала.

Мария-Луиза воткнула зарядное устройство в розетку рядом с тумбочкой, подсоединила телефон и попробовала включить его еще раз.

Опять безрезультатно.

Она перепробовала все розетки в комнате и сдалась. Села и какое-то время смотрела на телефон, потом открыла панель с обратной стороны телефона. В нем не было батарейки.

Все это я посвящаю тебе, моя подруга, которая беззаветно любила меня, хотя в любой момент, похоже, была не прочь изменить мне.

Я же изменила тебе сто, тысячу раз за эти годы, и ты об этом знала, но делала вид, что ничего не происходит. Ты всегда прощала меня.

Я изменила тебе ради крох снисходительности и терпения, я изменила тебе ради любви.

На вилле есть кто-то посторонний. Мария-Луиза была в этом уверена. Кто-то прятался в доме все это время, пока они, ни о чем не подозревая, занимались пустяками.

Кто-то шпионил за ними, кто-то взял трусики Дэды, а потом забрал и ее.

А еще Джованну, и абсолютно точно Пьеру, и теперь батарейку от сотового телефона, который она не должна была привозить с собой. Телефон, с которого можно было позвонить и попросить о помощи.

Мария-Луиза должна была сказать это остальным, они все должны бежать отсюда, пока не поздно. Кто-то прятался в доме, может, в кладовках или подвалах, которые уходили глубоко под землю. Мария-Луиза смутно помнила о них еще с прошлого раза, они внушали тревогу, она знала, что в подземелье находятся комнаты, темные и закрытые на ключ с давних пор. В подвалах был подземный ход, как рассказывала Аманда. Возможно, Дэда и две другие подруги находятся там.

Не было смысла стоять и рассуждать об этом, для тех троих она не могла уже ничего сделать, сейчас нужно было думать, как спасти себя и остальных трех подруг, которые еще ни о чем не догадывались.

Ее вещи лежали в комоде, она подумала, что сможет собрать сумку позже, пока будет ждать такси. Она на мгновение взглянула на телефон с сожалением, но сейчас важнее было срочно убегать. Мария-Луиза схватила жемчужное ожерелье, засунула его в боковой карман джинсов.

Дверь она оставила распахнутой настежь и сбежала по лестнице. Мария-Луиза не осмелилась громко позвать подруг (а вдруг неизвестный находится рядом и услышит ее?).

Внизу никого не было.

Не было никого в гостиных, рядом с кухней у лестницы, и на кухне тоже.

Мария-Луиза поднялась по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Должно быть, Лючия, Тутти и Аманда вышли. Пошли погулять, чтобы отвлечься, а ее оставили одну в доме с каким-то сумасшедшим.

Им же хуже, она не могла больше оставаться здесь и охранять дом, как сторожевой пес.

Нет, назад она не вернется ни за что на свете. В коридоре даже днем стоял полумрак, да какое, собственно говоря, имеет значение, вернулись ли в свои комнаты Тутти, Аманда или Лючия? Она оставит им записку, прежде чем уйти, и пешком доберется до главной дороги и до спасения.

Бумага, бумага, где же бумага? А ручка? Неужели здесь нет даже ручки?

Ручки нигде не было, но, может, это даже к лучшему, поскольку непрошеный гость мог бы найти записку раньше подруг. Все к черту, она доберется до первого телефона и предупредит их.

Вот глупая. Телефонная линия виллы Камерелле заблокирована. Ладно. Тогда она предупредит полицию. Полиция приедет и спасет их, они точно успеют приехать вовремя, но сейчас она должна уйти как можно быстрее.

Мария-Луиза добежала до входной двери и распахнула ее.

Она стояла за порогом с букетом цветов и блестящими садовыми ножницами в руке.

— Как хорошо, что ты здесь, — сказала Мария-Луиза, вздохнув с облегчением.

— Я тебя повсюду искала.

Жемчужные бусы покатились в разные стороны. У тебя не оставалось времени собрать их все. Нужно было смыть кровь, поднять цветы и унести прочь отсюда свою подругу Марию-Луизу, а остальные еще какое-то время будут собирать цветы вдоль тропинки около ручья.

Да уж, какая неприятность. Как можно додуматься класть в карман жемчужное ожерелье? К счастью, ты надела фартук садовника, очень пригодившийся сейчас, он испачкан кровью, но ее пятна можно легко смыть, а твоя одежда осталась чистой, и у тебя есть карманы, куда можно складывать жемчужины, которые ты собираешь.

Должно быть, ножницы разрезали нить с жемчугом, когда ты кромсала джинсы.

Ножницы отлично заточены — все, что находится на вилле Камерелле, сделано на совесть.

— Вы помните прозвище, которое мы дали Марии-Луизе в школьные годы?

— Подожди, дай подумать. Вспомнила! Карьеристка! Та, которая, однажды выбрав правильного мужчину, остается с ним навсегда! — и Лючия улыбнулась с победоносным видом.

Тутти держала ее под руку, они были похожи на двух кумушек.

«Точно, именно две кумушки, — подумала Аманда, — готовые разорвать одна другую на части, когда не находятся вместе. Представляю себе, что они говорят обо мне за моей спиной».

Они встретились в саду, Тутти и Лючия держали в руке по букетику полевых цветочков.

Ну не всем же повезло, как ей, прослушать курс лекций по цветочному дизайну, не всем дано знать, как выбирать и расставлять цветы. Аманда посмотрела на цветы, которые держала в своей руке, и почувствовала неловкость: иной раз ее разносторонние интересы становились поистине проклятием, и вот теперь цветов оказалось много больше, чем ваз в доме.

Непроизвольно она скорчила комичную гримасу.

— Чему это вы так радуетесь?

Подруги, входя в дом, продолжали смеяться. Они разделили между собой обязанности: кто-то занялся цветами, кто-то кухней. И только теперь они заметили отсутствие Марии-Луизы и решили отправиться на ее поиски.

Первой эту мысль высказала Аманда. Ей показалось странным, что Тутти и Лючия не придали значения исчезновению Марии-Луизы.

— Не может быть, чтобы она исчезла вот так запросто после того, как и Дэда, и Джованна уехали, никого не предупредив, а Пьера даже и не приехала. Вы думаете, что в этом нет ничего странного? Тогда я спрашиваю, а что вы считаете странным?

— Я за свободу мнений, — ответила Лючия, — и если нашим дорогим подругам наскучила наша компания или если они вспомнили о каких-то срочных делах, то кто я такая, чтобы их удерживать?

— А я бы сказала, что вопрос в том, как это все понимать! — Аманда была в отчаянии.

Тутти и Лючия смотрели на нее с выражением животного страха на лицах.

— Понять что? — спросила Тутти. — Дэде наскучило быть с нами, и она вернулась к мужу, у Джованны головка отъехала, а Мария-Луиза решила, что не стоит терять время без драгоценной Дэды. И что здесь нужно понимать, спрашиваю вас? Я ограничусь тем, что подумаю, обидеться на них или нет.

— Хорошо сказано, дорогая, я последую твоему примеру, — сказала Лючия с нотками судьи в голосе, но с улыбкой.

Лючия была толстокожей, ее не так легко было обидеть. Тутти, да, обидчивая, подумала Аманда, считая про себя до десяти, чтобы не взорваться от гнева. Но досчитала только до семи.

— Вы обе мне кажетесь глупыми! Вы потешаетесь, а вот три наши подруги сбежали из этого дома! Сбежали. Понимаете? Или исчезли, если это выражение вам больше нравится. О Пьере сейчас и говорить не будем. Она, возможно, где-то застряла по дороге.

— Да. Прямо как в том фильме… «И потом там никого не осталось», помните? — деланно бодро спросила Лючия.

— Ты права, это, кажется, фильм Хичкока, — услужливо заметила Тутти.

— Не Хичкока. По мотивам этой истории существуют три киноверсии: Рене Клера, Джорджа Поллока и Питера Коллинсона, — устало пояснила Аманда. Она же не зря прослушала еще и курсы по кинематографии. — Первые два фильма назывались «Десять маленьких индейцев». «И потом там никого не осталось» — это третья версия, снятая по мотивам книги, которую написала Агата Кристи. В оригинале книга называется «Ten Litter Niggers» («Десять маленьких негритят»). — Аманде удалось остановиться до того, как она начала бы перечислять главных исполнителей ролей, ей не хотелось выглядеть всезнайкой. Но подруг это нисколько не впечатлило.

— Хорошо, какое это имеет отношение к Марии-Луизе? Вчера мне показалось, она была немного странной, — сказала Тутти.

— Дорогая Тутти, вчера она была немного пьяна, и это то, что красноречивей всего характеризует Марию-Луизу, — вторила Лючия, не желая оставаться в долгу.

— Да, но какое это имеет отношение к ее исчезновению? — устало спросила Аманда.

— Я не знаю, какое это имеет значение, но негритят в эту историю ты приплела, моя дорогая.

— Лючия, хватит об этом, давай по-серьезному. Мы думаем, что у Марии-Луизы всего лишь немного расшалились нервы, — Лючия недружелюбно бросила на нее свой взгляд, и Тутти почувствовала своим долгом поправиться. — Пардон, она была пьяна, и ей показалась, что очень не хватает Дэды, а поскольку она была в неуравновешенном состоянии, то, наверное, решила вернуться домой пораньше.

— А сегодня утром она мне показалась очень даже нормальной. Я не нашла ее странной.

— Неправда! Когда упала люстра, она от страха едва не грохнулась в обморок!

— А потом она наелась, как свинья. Ума не приложу, как в нее все это вместилось.

— Как ты наблюдательна, дорогая, сказала Аманда, — а не могли бы вы мне сказать, как Мария-Луиза могла уехать? На велосипеде? На трамвае? Ушла пешком?

— Очень просто, — ответила Лючия, — она привезла с собой сотовый телефон и вызвала такси, на котором приехала сюда. Мария-Луиза всегда была предусмотрительной. С другой стороны, если бы она не была такой предусмотрительной, разве она смогла бы стать такой замечательной матерью пятерых детей.

— О боже, дети! — закричала Тутти, переглянувшись с Амандой.

Лючия соображала медленнее.

— Дети? — переспросила она, ничего не понимая.

— Если она привезла с собой сотовый телефон, ей могли позвонить из дома, вдруг она узнала о каком-то несчастье, о чем-то, что случилось с детьми! — пояснила Тутти.

— Мне эта версия кажется немного притянутой за уши, — сказала Лючия. Она всегда сомневалась в том, что не являлось ее собственными мыслями.

— И все-таки это вполне возможно, — подытожила Аманда, — пойдемте к ней в комнату и посмотрим, не оставила ли она какой-нибудь записки.

Так они и сделали. Войдя в комнату Марии-Луизы, первое, что увидели подруги, это брошенный на кровать телефон, открытый, без батарейки, абсолютно бесполезный.

После поодиночке отправились ее искать.

«Наилучшие, наилучшайшие, самые-самые наилучшайшие пожелания и поздравления с днем рождения моей сердечной подруге, единственной, которая меня понимает и любит. Я с тобой, я всегда с тобой и вся любовь мира с тобой.

Не беспокойся, я понимаю, что в классе ты не можешь показать вида, что ты моя подруга, остальные стали бы презирать тебя, смеяться над тобой.

Я даже не обиделась, что ты не пригласила меня на свой праздник: я отлично знаю, что ты не можешь пригласить меня, потому что другие, возможно, не пришли бы, если бы узнали, что я там тоже буду.

У меня есть для тебя подарок, но я отдам его, когда ты придешь навестить меня. Жду тебя, приходи, когда сможешь, я всегда жду тебя.

Ты — моя звезда, мой свет, ты и только ты освещаешь мой мир, молчаливый и мрачный. Передаю привет от Риты, которая тебя очень, очень, очень сильно любит».

Аманде достались верхние комнаты и помещения на крыше, Лючия и Тутти поделили между собой первый этаж с гостиными, другие комнаты для гостей, кухню, кладовки и погреба. По мнению Аманды, ей досталось самое неблагодарное задание (масса лестниц и огромное количество комнат), но за дело она взялась с привычным усердием.

Прежде всего Аманда прошла по всем коридорам, открывая двери и осматривая помещения.

Сначала, непонятно почему, ей хотелось постучать перед тем как войти, и она с трудом сдерживала себя, вспомнив, что, кроме них, в доме никого нет. Очень быстро она привыкла к осмотру, да и комнат в итоге оказалось не так уж много.

Аманда распахивала двери, и говорила:

— Мария-Луиза, ты здесь?

После чего включала свет, входила, смотрела под кроватью, в шкафах, за шторами и за ширмой джакузи. Потом переходила в следующую комнату.

Но ни в одной из них не было Марии-Луизы, ни живой, ни мертвой. Мертвой? Не может быть! Она потом посмеется над своими страхами вместе со всеми, в том числе и с Марией-Луизой, когда вернется домой.

Однако с этого момента ее поиски приняли зловещую окраску.

Коридор становился все длиннее и темнее, бесконечное количество поворотов, лестниц, лесенок… Подняться по крутой лестнице в комнату Джованны было почти мукой еще и потому, что она не сразу заметила выключатель в конце лестницы и включила свет, только когда уже поднялась наверх.

Аманда и здесь постаралась тщательно все осмотреть, хотя ее сердце сжалось при виде вещей Джованны, разбросанных повсюду, будто бы никому больше до нее не было дела. Она поспешно закрыла дверь и поднялась на мансарду.

Чтобы подняться, нужно было пройти через дверь в конце главного коридора, потом начиналась лестница, опять маленькая черная дверь, опять лестница: кругом пыль и темень.

Аманда пришла в восторг, задержав взгляд на необычной паутине: тонко сотканный рисунок, в почти невидимых шелковистых путах отчаянно бьются насекомые. Она завороженно смотрела на паутину, пока не заметила паука, мохнатого и очень большого. Он скользил по паутине, как изголодавший монстр, поймавший в сети свою добычу. Ему оставалось лишь сожрать ее. Не задумываясь, Аманда сняла туфлю, каблуком разорвала паутину, раздавила паука, а заодно и насекомых.

Обследовать мансарду не составило труда, здесь никого не было.

Стояла гробовая тишина.

Аманда медленно спустилась по лестнице, держась за перила и стараясь не оглядываться. Когда сошла вниз, воздух ей показался много чище, дышать стало легче, хотя в какой-то момент она ощутила слабый металлический привкус во рту.

Тутти и Лючия к этому времени закончили осмотр первого этажа. Все пришли к выводу, что нужно поесть. А оставшиеся помещения они осмотрят позже.

Тутти забыла на включенной плите бешамель[5], и теперь от него осталась лишь клейкая пригоревшая смесь. Поэтому Лючия наскоро приготовила жареный картофель, который Аманде показался невероятно вкусным. Тутти сделала салат из моркови и выжатого чеснока: попробовала она его с подозрительным выражением лица, но съела с аппетитом. Потом втроем подруги вышли на солнышко и выпили по чашечке кофе.

— В котором часу придет микроавтобус? — спросила Тутти.

— В семь, согласно договоренности Пьеры, — ответила Лючия.

— Нам нужно будет собрать чемоданы, — сказала Тутти, и Аманда подумала о том же.

— Ты права, нужно собрать и их чемоданы, — кто знает, почему ей было трудно назвать отсутствующих подруг по именам.

— Правильно, — согласилась Тутти, отпивая кофе из чашечки.

— Вы ненормальные! — взорвалась Лючия. — Они бросили нас на произвол судьбы, а мы должны еще собирать их чемоданы? Вот вы этим и занимайтесь, если считаете нужным, у меня найдутся дела и поважнее.

Пять минут ушло на то, чтобы ее успокоить: Лючия всегда вспыхивала как спичка, но так же быстро успокаивалась. Мария-Луиза, возможно, помчалась к заболевшим детям, у Джованны наверняка началась депрессия, Дэда вернулась домой, чтобы убедиться, не изменяет ли ей муж, а теперь Лючия хотела создать им еще большие сложности?

Лючия, скрепя сердце, согласилась собрать чемодан Джованны.

— Она уж точно привезла меньше всех вещей, — насмешливо бросила Лючия, унося чашки на кухню.

Тутти вполголоса шепнула Аманде:

— В общем, я не хотела при ней говорить, чтобы не провоцировать ее, но, если хочешь знать, у меня тоже ощущение, что меня обвели вокруг пальца!

Тутти ушла, а Аманда осталась посидеть на солнце, чувствуя усталость и апатию.

Вечно такая правильная и воспитанная, такая пунктуальная во всем, но на самом деле ты просто профессиональная шпионка, подхалимка, умеющая угождать всем.

Беги к Дэде и Джованне, посмотри на них своими блестящими хитрыми и подозрительными глазками. «Посмотри, какую юбочку она надела. Она такая пафосная. Не находишь? Как тебе это кажется?» — и повиляй хвостом, улыбаясь. Ты, как и Пьера, хитрая, но намного хитрее ее.

«Ты больше не улыбаешься, Мария-Луиза? Почему? У тебя нет желания улыбаться? Как же так?» — спрашиваю я про себя.

Ты вместе с Дэдой и другими своими подругами. Ты теперь вместе с ними.

Их осталось только трое. Эта мысль вертелась у нее в голове, не давая наслаждаться солнцем. Почему именно они трое? Они никогда не были особо близкими подругами. Остальные — Пьера, Дэда, Джованна и Мария-Луиза — были связующими звеньями еще в школьные годы. Одна прочно связана с другой той паутиной запутанных человеческих взаимоотношений, которую нелегко разорвать.

А теперь Аманда осталась с Тутти и Лючией, хотя эти двое, по сути, были ей чужды.

Что конкретного она знала о своих подругах, не считая того, что осталось в памяти со школьных лет?

Ни Лючия, ни Тутти никогда не были ее закадычными подругами, и общалась она с ними не часто, да и за двадцать лет многое что меняется.

Какое отношение имела сегодняшняя Лючия, умная, саркастичная, циничная, работающая судьей и тратящая всю свою зарплату на одежду и украшения, к той Лючии, девчушке с комплексами из-за своего незначительного происхождения и из-за слишком большой груди и нелепых очков?

Теперь она носила контактные линзы, стала блондинкой, ее грудь вызывала такую же зависть, как и ее карьерный успех, — вот вам и судья Рабоне, любительница сексуальных утех и игрок в буррако, вечно на страницах газет по поводу шумных процессов, одна из тех, кто всегда смотрят вперед и цепляются за жизнь.

А Тутти? В семнадцать лет она тоже была дурнушкой, очков не носила, у нее были волосы мышиного цвета, некрасивая одежда, купленная неотесанной матерью-деревенщиной.

Сегодня школьница Мария-Кончетта, запечатленная на школьных фотографиях, осталась лежать в одном из ящичков стола, а настоящая Тутти пожинала славу, произнося свои блестящие речи. Она тоже часто появлялась на страницах газет, поддерживая свой имидж светской львицы.

Лючия и Тутти — две успешные женщины. Обе догнали Аманду, которая, казалось, состарилась в своей шкуре молоденькой девочки, так ничему и не научившейся.

Ничему, если не считать тех глупостей, которыми забила себе голову, чтобы скрыть внутреннюю пустоту.

Аманда очень рано открыла в себе главное ценное качество и, как она часто сама считала, свой главный дефект. У нее была идеальная зрительная память. Чтобы что-то запомнить, ей нужно было лишь бросить взгляд, и тут же это архивировалось в ее бесконечно емкой памяти, из которой она могла черпать информацию в любой момент без видимых усилий.

Небесный дар, думала Аманда об этом в школе, и в то время, как ее подруги корпели над книгами, она, рассеянно пролистав их, могла заняться чем-то другим.

Какое-то проклятие, решила Аманда позже, оценивая свою способность и замечая, что с годами накопила груды бесполезной и сумбурной информации, разложенной по ячейкам ее невероятной памяти, как файлы в компьютере.

Вот так бездарно она потратила свое время. Аманда ничем не занималась всерьез, поскольку все ей давалось слишком легко.

Сейчас ей казалось, что она собрала лишь внушительную коллекцию ошибок.

Например, ее муж. Аманда вышла замуж за слишком красивого человека, со всеми вытекающими из этого последствиями. Она давно перестала ревновать, но не находила в себе сил оставить его. А зачем?

Она продолжила список ошибок. Дети: у нее была маленькая девочка, которая росла в одиночестве, как и она, поскольку родители были вечно заняты развлечениями. Отец и мать Аманды умерли до того, как она достигла совершеннолетия, поэтому, если бы она умерла, ее Бенедетта тоже, наверное, даже не плакала бы. Безусловно, девочка сильнее переживала бы, если бы ее покинула няня-перуанка.

А работа? Семейный бизнес ей был преподнесен на блюдечке, и ее предприятие служило лишь возможностью оправдать те траты, которые она делала.

Подруги, влюбленности, интересы, пристрастия? Где все это?

Аманда еще немного пожалела себя, потом поднялась и пошла, пиная мелкие камушки гравия под ногами. Окна были распахнуты, шторы слегка развевались, она чувствовала аромат цветов вперемешку с каким-то едва уловимым другим запахом.

Сквозь кожаную подошву сапог она ощущала камушки так, будто бы пробовала их на зуб. Аманда опустила глаза, и увидела, как что-то заблестело под лучами полуденного солнца.

Аманда наклонилась и присмотрелась: это была сережка от пирсинга. Она осторожно взяла ее в руку.

Серебряная сережка была испачкана кровью. Она отчетливо вспомнила, где видела ее в последний раз: на верхней левой брови Джованны, она ей тогда даже позавидовала. Аманда никогда не отважилась бы надеть такую. Теперь этот серебряный шарик с колечком был у нее в руке, грязный от пыли и крови, а его хозяйка бесследно исчезла из этого дома ночью.

Аманда вздрогнула и повернула по направлению к дому. Сделав два шага, остановилась, сережку она держала, зажав в кулаке. Нужно засунуть ее поглубже в карман брюк.

Она не собиралась говорить Тутти и Лючии о своей находке и своих опасениях, ей вообще не хотелось с ними разговаривать. Она не понимала почему, не хотелось, и все.

В доме ее ждала прохлада. Переходя из света в полумрак, она на мгновение прищурила глаза, потом наклонила голову и решительно вошла внутрь. На верхнем этаже, прямо над ее головой, колыхнулась занавеска, и чья-то рука закрыла окно.

Створки платяного шкафа распахнуты, на полу стоит огромная сумка. Это единственное, что нарушает порядок в комнате Марии-Луизы. Мария-Луиза патологически аккуратна. Даже когда она впопыхах искала сотовый телефон, то автоматически закрывала ящички. Она положила на место все вещи, которые передвигала, идеально ровно расправила ковер, взбила подушки после того, как заглянула под них, спрятала торчащий краешек ночной рубашки, аккуратно расстелила пуховое одеяло и поправила простыни, расставила в ряд туфли у окна под шторой, и теперь носки туфель выглядывают и создают впечатление, будто бы кто-то прячется за ними, несколько женщин, которые посмеиваются и перешептываются между собой, подглядывая сквозь вышивку на ткани.

Они могли бы там быть, но их там нет. Сейчас в этой комнате нет никого, за исключением плавающей в унитазе мертвой мухи. От Марии-Луизы и следа не осталось, разве что идеальный порядок, который она оставила после себя.

Войдя в свою комнату, Аманда легла на кровать и уставилась в потолок. Ощущение было тягостное. Ей казалось, что все эти балки, древесина и кирпичи уложены именно так, чтобы свалиться на нее и похоронить под неподъемной тяжестью.

Аманда чувствовала тяжесть в груди, невероятную тоску, будто огромный камень давил на нее. Она повернула голову к двери. Аманда закрыла ее на ключ, но кто знает, сколько дубликатов разбросано по дому.

Ей казалось, что сейчас она все же надежно спряталась.

Спряталась от кого?

Она представила Тутти с Лючией, которые бродят по дому на цыпочках, открывая двери, обыскивая комнаты, ища пропавших подруг. Или, может, они искали ее?

Лючия посмотрела вокруг критическим взглядом. Скоро от присутствия Джованны в этой комнате не останется и следа. Она набила разными вещами и маечками Джованны дорогую, но потертую кожаную сумку. Это казалось странным, но Джованна одевалась очень легкомысленно — рубашонки, широкие брюки или очень-очень короткие мини-юбочки. Лючия никогда бы не надела на себя подобные вещи, хотя ее фигура была очень даже ничего. В таком возрасте дамам следует носить более солидные вещи.

Ей попалась бесформенная вещичка на резинке, которая оказалась штанами на резиночках с такой низкой талией, что наверняка из-под них даже выглядывала резинка от нижнего белья.

Кстати, о трусиках… Ей в голову пришла одна мысль, которую она решила проверить. Ей показалось, что среди белья Джованны вообще нет обычных трусиков. Только микроскопических размеров белые и черные танга, лоскуточки ткани с веревочкой между ягодицами, которые постоянно трутся о кожу. Ужасно неудобные, по мнению Лючии.

Она попробовала носить такие однажды ради того, чтобы разбудить фантазию у одного ленивого любовника, но сочла их крайне неудобными.

Нет-нет, танга не для меня, подумала она разочарованно, скомкала их и бросила на дно сумки. Потом Лючия заметила пакет с грязным бельем. Из любопытства начала перебирать вещички в пакетике. Лифчиков здесь не было, но, имея такую маленькую грудь, Джованна могла позволить себе вообще обходиться без них. Так, а это что?

Да, нет же, Джованна носила и другое белье, кроме танга, подумала она победно, извлекая двумя пальчиками кружевную вещичку — фирменные Perla.

Казалось, эта вещь скорее подошла бы Марии-Луизе или Дэде. У них обеих бедра были шире, чем у Джованны.

Любопытно, но стоять и рассуждать не имело смысла, и Лючия направилась в ванную. Интересно, какой крем Джованна использовала для кожи лица? У нее, видимо, была повышенная склонность к фурункулам, хотя не было ни одной морщинки.

Лючия стала рассматривать туалетные принадлежности Джованны, пытаясь найти нечто, способное пролить свет на ее странное исчезновение…

…Ничего, только глупые причуды дам, находящихся на пороге менопаузы. К такому выводу без всякого труда пришла Аманда после того, как в течение сорока минут внимательно осматривала рисунок подвесок люстры.

Ей уже все надоело, она нервничала и чувствовала себя кретинкой. Лючия и Тутти наверняка закончили собирать чемоданы, а теперь наслаждаются отдыхом в ожидании микроавтобуса, а вот ей еще предстоит заняться сборами.

Аманда оглядела комнату: повсюду хаос. К сожалению, такой она была. Она не могла жить без горничной, которая ходила бы за ней и убиралась.

Но ничего не поделаешь! Увиливать бесполезно, к тому же нужно еще собрать чемодан Дэды.

Аманда решительно принялась за работу, свалив в одну кучу одежду, книги, туфли и белье, стараясь класть вещи так, чтобы они все уместились в чемодане.

Хотя, как обычно, вещей оказалось много больше, чем она привезла с собой.

Ей никогда не удавалось уложить вещи в чемодан, каких бы размеров он ни был, он всегда был готов лопнуть от всякой всячины.

Наконец-то ей удалось застегнуть молнию. Сидя на корточках, Аманда посмотрела вокруг. Вроде бы все вещи сложила, во всяком случае, она на это надеялась. Если что и забыла, то ей это доставят домой.

Теперь подошла очередь вещей Дэды. Аманда надеялась, что их окажется не так уж много.

Последний день — именно тот, который ты помнишь лучше всего. Он, как клеймо, ясно отпечатался в твоей памяти, кадр за кадром.

Рита обессиленно сжимает твою руку, в ее несчастном лице ни кровинки, в глазах пустота, на голове осталось всего несколько волосиков.

Ты садишься с ней рядом, ты понимаешь, что этот кошмар вот-вот закончится, и ты благодарна ей, что, по возможности, она всегда старалась щадить тебя.

Рита держала тебя подальше от своей болезни, но сейчас ты не можешь убежать, поскольку у нее осталась только ты.

Она уже сказала, что завещает все тебе: деньги, дома, земельные участки, вещи — все, накопленное трудами ее предков. Это совсем не то богатство по милости божьей, к которому привыкли твои подруги, его не выставляют напоказ. Вот что вас еще объединяет, тебя и Риту: ваши деньги пахнут слезами и потом. Иногда ты боишься, что именно этот их запах ты чувствуешь при дыхании.

Дыхание у Риты тяжелое, она разлагается, еще не умерев.

Ты дрожишь, ты хотела бы только одного — убежать подальше от этой постели, пропитанной потом и болью.

Тебе хочется выйти на улицу и подышать холодным и чистым декабрьским воздухом, но ты сдерживаешь себя, улыбаясь и отвечая на Ритины вопросы.

Рита о чем-то тебя спросила, ты с трудом вслушиваешься в ее шепот, и она тогда опять повторяет вопрос, но ты не должна наклоняться к ее уху.

— Тебе холодно? — спрашивает Рита.

— Нет, не холодно, — отвечаешь ты, и это вовсе не ложь. Ты дрожишь не от холода, а от страха.

— Помни обо мне, — говорит Рита и проваливается в забытье, и не слышит твой ответ, произнесенный сдавленным голосом, а может, слышит, потому что улыбается, а тебя опять охватывает ужас от того, что уходит напрасно прожитая жизнь.

Потом только ожидание — долгое, временами томительное. Ее худая рука, которая становится все легче и легче, в твоей, а твои мысли улетают прочь, туда, где воздух, жизнь и звуки прекрасного зимнего дня. Ты скучаешь немного, но остаешься до конца, чтобы исполнить свой долг, и когда выходишь, чувствуешь облегчение, будто бы с твоего сердца сняли огромную тяжесть.

Наконец-то ты свободна от обязательств и угрызений совести, которые Рита соткала вокруг вас двоих. Можешь наконец-то посвятить себя жизни, которую она терпеливо выстроила для тебя. Ты, как и все остальные подруги, теперь — успешная женщина, еще молодая, и можешь нравиться, у тебя впереди интересное будущее, вокруг тебя личности, умеющие побеждать, как и ты, люди, которые тебя уважают и ценят.

Рита теперь только воспоминание или очень скоро станет воспоминанием.

Потом встречаешь на улице Дэду. Это не совсем случайно, ты искала ее, ты знаешь, что, выходя из университета, она часто заглядывает в тот бар, поэтому ты и оказалась рядом с ней.

Тебе необходимо ее увидеть, поговорить с ней, чтобы прогнать печаль.

— Привет, какой сюрприз! Выпьешь со мной кофе?

— Спасибо, но мне пора бежать, в другой раз — с удовольствием.

И вот она, Дэда, уже убегает по своим делам.

Тогда тебе ничего не остается, как пойти забрать свои результаты маммографии, сделанной просто так, для очистки совести (тебе скоро сорок), а еще потому, что ты поклялась Рите сделать это.

Рентгеновский кабинет как раз рядом, в двух шагах, и уже на протяжении нескольких недель ты забываешь зайти туда. Итак, сегодня ты туда идешь, а когда выходишь, мир уже кажется совсем иным.

В комнату Марии-Луизы Тутти вошла осторожно, почти робко. Кто-то немного раздвинул тяжелые портьеры по боковым сторонам окна, и теперь в комнате стоял полумрак, который Тутти сочла не таким уж неприятным. Она закрыла за собой дверь, прислонилась к косяку и осмотрелась, почти не дыша. Потом, передвигаясь мелкими шажками, начала собирать вещи подруги и укладывать в ее чемодан. Тутти чувствовала, как все больше и больше волнуется, заметила, что у нее трясутся руки, когда она открывает ящички, берет охапкой вещи и кладет их на кровать, чтобы потом сложить получше.

Она знала, что многим нравится копаться в чужих вещах, но ее смущало, что это довелось делать и ей.

Если кто-то из подруг, чтобы не отвлекаться, просил ее принести зажигалку из сумки или коллега просил взять брошюрку из ящика его стола, Тутти максимально стремилась уменьшить риск: приносила сумку подруге или открывала ящик двумя пальцами и осторожно брала нужную вещь.

Она не хотела, чтобы другие прочли бы в ее глазах интерес к чужому.

Сейчас комната Марии-Луизы была полностью в ее распоряжении, и Тутти могла обыскивать ее, шарить везде, трогать вещи руками, делать все, что угодно.

Мария-Луиза никогда об этом не узнает.

Под домом находится тайный туннель с выходом на улицу, неподалеку от дороги, что ведет в ближайший город.

На первом этаже, за мебелью, есть низенькая дверь, за ней три ступеньки, поворот и туннель, уходящий в темноту.

Камень здесь не обработан, на веревке подвешена лампочка, но она давно уже перегорела, однако здесь много следов от крюков для факелов, потом подземный ход теряется во мраке. В одном месте ход завален красными кирпичами, которыми перегораживают дорогу, но это всего лишь маскировка, потому что сбоку от стены проход открыт и тянется еще на сотни метров.

Дом, как обычно, казался безлюдным.

«Смотри, нас стало меньше на трех человек, и как все изменилось», — думала Аманда, пока шла по коридору к комнате Дэды.

Кто знает, где они сейчас и чем занимаются.

Дэда, наверное, уже дома, сидит за своим письменным столом с чашкой чая и, возможно, готовит список подруг, которых пригласит поиграть в бурраку в ближайшее время.

Мария-Луиза, скорее всего, хлопочет на кухне, одним глазком присматривает за детьми, другим — за горничной, одной рукой держится за ручку духовки, другой тянется к трубке, чтобы позвонить Дэде. Телефон зазвонит, Дэда нахмурит брови, перестанет грызть ручку и с легкой досадой на лице пойдет отвечать на телефонный звонок, передвигаясь лениво, словно кошка.

Воображаемая сценка казалась столь реальной, что Аманда рассмеялась.

Как странно, когда знаешь кого-то так хорошо. Когда вместе с ним вырос, провел детские и юношеские годы, этот человек будто бы становится частью тебя. Могут пройти месяцы, годы в разлуке, но стоит встретиться, а она все та же девчонка, с которой ты делилась первыми секретами. Еще не до конца прочитанная книга, но уже очень знакомая.

«Кто знает, почему я все постоянно свожу к книгам, — спросила она сама себя, немного раздосадовавшись. — Вся действительность воспринимается как книга. Мне нужно было стать библиотекарем».

Комната Дэды выглядела пустой и безупречной, как и она сама. Собрать ее чемодан оказалось крайне просто, потому что Дэда никогда не брала лишних вещей, и у нее к тому же для всякой вещи существовало свое место. Аманда хорошо понимала Дэду и Марию-Луизу тоже.

Джованну нет. Джованна оставалась такой же непонятной, как и в лицее, непонятным был и мотив, по которому она приехала на эту встречу, а еще больше неясно, почему она сбежала раньше времени. Аманде вспомнилась запачканная кровью сережка от пирсинга, но она отбросила эту беспокойную мысль. Объяснений было множество, самое очевидное: возможно, Джованна потеряла сережку и не смогла потом найти. Зачем об этом беспокоиться?

Аманда позвонит Джованне, как только вернется домой, и они договорятся о встрече.

Ей понравилась идея, что найдется повод вновь увидеть Джованну. Они поболтают, Аманда попросит ее рассказать о своей немного необычной, не такой, как у других, жизни.

Аманда вспомнила о том неприятном обвинении, что высказала ей Джованна днем накануне. Что это было? Просто нездоровое любопытство?

Она постаралась заглянуть в себя и, по возможности, быть честной с самой собой. Да нет, речь шла не об этом, хотя она и смотрела на Джованну с интересом, который испытывают к исследователю, нашедшему неожиданные и оригинальные решения каких-либо проблем.

«Мужчины …Мы никогда, ни за что не освободимся от них», — подумала Аманда, укладывая в чемодан Дэды фотографию ее детей и мужа, которого она, очевидно, очень хотела привезти с собой даже на этот уик-энд.

И тут же вспомнила Стефано.

Стефано.

Странно, как это она даже на мгновение не подумала о Стефано, начиная с того утра, даже скорее со вчерашнего дня.

Аманда на секунду попробовала представить его лицо, но тут же раскаялась в этом, потому что сразу на нее накатила волна угрызений совести.

Она не знала, где и когда ошиблась, возможно, еще в самом начале своего жизненного пути. Но сейчас у нее было то, что она заслужила.

Аманда столько времени убегала от этой простой истины и теперь охотно поговорила бы об этом с кем-нибудь из подруг, может, именно с Джованной, если бы она сейчас находилась здесь.

Аманда исследовала ванную комнату, собрала безделушки Дэды в ее косметичку. Сколько всякой всячины использовала эта женщина!

Она прочитала понимание и интерес в глазах Джованны, когда рассказывала ей легенду о девочках, убитых на этой вилле, но потом пришла Мария-Луиза, а позже не нашлось вообще времени о чем-либо поговорить…

При встрече она рассказала бы ей конец этой ужасной истории.

…Мужчины медленно двигались по кровавым следам, туда, откуда шел запах смерти, пока не обнаружили растерзанных дичайшим образом девушек. Тела их были расчленены, но собраны с аккуратной тщательностью, как в игре «собери картинку», только вместо пазлов — искромсанные куски тел, повсюду пятна крови.

Тела лежали по всему подземному ходу, и мужчины прошли много десятков метров, пока не обнаружили последнюю голову.

А она? Она все собрала?

Аманда в последний раз обвела взглядом комнату, чтобы проверить, не забыла ли чего-нибудь.

Туннель, а не подвальные помещения. Она сказала Джованне, что тела находились в подвальных помещениях, но это было неверно. Аманда видела перед глазами страницу открытой книги, перечитывала строки, будто бы они были написаны в воздухе: «В подвальных помещениях они обнаружили следы от убийства и пыток, но не тела. Тогда мужчины поднялись до тайной двери, ведущей в подземный туннель. За дверью они увидели картину более жуткую, чем представляли».

Выходя из комнаты Джованны, Аманда закрыла за собой дверь.

Кто знает, где находится дверь, ведущая в этот зловещий подземный туннель?

Несколько мелких незначительных эпизодов, перенос встреч на другое время или отказ от приглашений, иногда в последний момент.

Выпьешь со мной кофе? Нет, спасибо, я уже убегаю, в другой раз. Вот такие вещи.

Естественно, совсем ничего не значащие.

Но не для тебя.

Собранный багаж стоял рядом с входом.

Подруги втроем сидели в гостиной и молчали.

Семь вечера миновало. У Аманды стали побаливать мускулы на шее. Ей казалось, что она уже несколько часов сидит неподвижно, прислушиваясь, не слышно ли подъезжающей машины.

Ожидание, беспокойство, некое странное смирение — на лицах Лючии и Тутти.

Аманда видела, как они напряжены.

Машина не приедет. Это все понимали, но ни одна из них не хотела произносить это первой.

Они останутся здесь навсегда, станут узниками этого ужасного дома, как служанки много лет назад.

Аманда чувствовала, что находится на грани истерики, беспокойство душило ее, хотя она осознавала, что сидит неподвижно. Ей казалось, что она умирает, более того, уже умерла, и это, что очень странно, помогло ей заговорить.

— Микроавтобус заказывала Пьера. Верно?

— Да, — мрачно подтвердила Лючия, — во всяком случае, как мне известно.

— Хочешь сказать, что, возможно, это не так? — спросила Тутти. Ее голос казался неуверенным, почти детским и на Аманду подействовал раздражающе.

— Я хочу сказать, что мы ничего не знаем! — взорвалась Лючия.

Голос Лючии, каким ответила Тутти, Аманде тоже показался неприятным.

— Ты нам сказала, что разговаривала с Пьерой? Совсем недавно, если я не ошибаюсь.

— А как бы я это могла сделать? Ее же здесь нет! — плаксиво ответила Тутти.

— Вот именно. Значит, мы ничего не знаем. Не знаем, почему Пьера не приехала и почему Дэда, Джованна и Мария-Луиза исчезли или почему водителя, который должен был заехать за нами, до сих пор нет. Мы даже не знаем, что еще может произойти. Мы заперты в ловушке, в этом кошмарном нелепом доме, даже не предполагая почему! — сказала Лючия и откинулась на спинку кресла, раскрасневшись от гнева.

Тутти же, наоборот, стала бледной как полотно.

— Не говори так, — прошептала она, — ты меня пугаешь.

— Наверное, это и к лучшему, что ты начинаешь бояться. Потому что сейчас я действительно не понимаю, что происходит.

— Может, это все шутки Пьеры… — попыталась выдвинуть предположение Тутти.

— Ты так считаешь? А мне она никогда не казалась человеком, у которого буйная фантазия. Тебе и вправду это кажется делом ее рук?

— Лючия, возможно, ты все слишком драматизируешь, — встряла Аманда и крепко сжала сережку Джованны, лежащую в кармане брюк.

— Думаешь? — Лючия смерила ее холодным взглядом. — Хорошо, тогда, возможно, ты знаешь что-то, чего не знаю я.

— Как по-твоему, что происходит?

— Итак, как я вижу эту ситуацию. — Лючия начала загибать пальцы, будто бы перед ней сидели несмышленыши. — Первое: наши подруги исчезли. Второе: мы здесь заперты, как в ловушке, не имея возможности общаться с внешним миром и не имея никакой, повторяю, никакой надежды, что кто-то приедет спасти нас, во всяком случае, до завтрашнего дня.

Тутти негромко застонала, но Лючия сделала вид, что не услышала этого. Блестящими глазами она пристально смотрела на Аманду.

— Третье: в доме много дверей, запасных входов, любой может войти и выйти, оставшись незамеченным. Четвертое: я не думаю, что нам следует пойти пешком по дороге, ведущей к автостраде. Эта дорога в несколько километров, абсолютно безлюдная, а уже начинает смеркаться. Любой, кто на ней окажется, может стать жертвой без всякого труда.

— Ты думаешь, что там, на дороге, кто-то есть? — Аманде собственный голос показался спокойным, почти отчужденным.

— Внутри мы все осмотрели. Помнишь? Значит, других вариантов нет: человек, разыгрывающий злую шутку, вне дома и сейчас ждет.

— Ждет чего? — спросила Тутти, зрачки ее глаз расширились.

— Что мы сделаем неверный шаг. Что мы разделимся, уйдем отсюда в темноту, да все, что угодно, — ответила Лючия надменно. — Я-то знаю, как рассуждают преступники. Мы — жертвы.

— Но почему? — простонала Тутти. — Почему мы? Что мы сделали?

Лючия нахмурилась и впервые не ответила.

Аманда хотела сказать, что существует еще один вариант, но промолчала.

Они поели наспех, в скорбном молчании. Съели булочки с какой-то начинкой, выпили воды. О вине никто даже не вспомнил, потому что подруги знали, что лучше сохранять ясный рассудок.

После ужина зажгли свет в гостиной и побродили по ней немного. Аманда пролистала все книги, расставленные на полках книжных шкафов. Это была «сборная солянка», начиная от книг Сен-Симона в двадцати томах до последних изданий бестселлеров на английском, немецком или французском языках. Тутти и Лючия тоже выбрали себе книги и делали вид, что читают, но одна пролистывала страницы слишком быстро, другая сидела, уставившись в одну и ту же строчку минут десять.

Вздохнув, Аманда отложила том, который держала в руке, и вышла из комнаты. Она почувствовала взгляды двух подруг, устремленные ей в спину, будто буравчики. Но сейчас это было неважно, как, впрочем, и то, что она теперь находилась одна в огромных темных комнатах. Она предпочитала делать все что угодно, только не сидеть в нервном ожидании.

Аманда стала бродить по комнатам, включая в них свет. Ночная тьма опустилась над виллой, из окон ничего не было видно, все двери были заперты, но Аманде казалось, что тьма давит на стекла. Неужели там, снаружи, и вправду есть кто-то, кто шпионит за ними? Кто постарается проникнуть в дом и застать их врасплох спящими?

Ну а зачем? Какое ужасное преступление они совершили, именно они, все вместе, чтобы заслужить подобное?

Это могла бы быть шутка, типа праздника с сюрпризами? Но… Ее день рождения еще не скоро… Или нет? Может, с минуты на минуту приедут все: мужья, друзья, сестры и братья, появятся Джованна, Дэда, Пьера и Мария-Луиза, с тортом и зажженными свечами, и все хором споют «Happy Birthday» или какую-нибудь глупость в этом духе. Нет, дурацкое предположение.

Слезы щипали и обжигали глаза, еще немного, и они хлынут из глаз, а Аманда бродила из комнаты в комнату, распахивая двери, всматриваясь в темноту, ища что-то, преследуя кого-то, сама даже не зная зачем.

Обессиленная, она ничком бросилась на кровать в комнате, в которую вошла.

Это оказалась ее комната. Аманда уткнулась лицом в подушку. Она лежала, не включив даже светильника на прикроватной тумбочке, слезы падали на свежую наволочку, в конце концов у нее не осталось сил даже плакать. Она встала, вытерла лицо руками. На белоснежной простыне увидела огромное темное пятно. Не нужно было включать свет, чтобы понять, что это кровь.

Карцинома грудной железы Т1 N0 М0.

Даже если ты порвала все бумаги, диагноз всплывает в памяти в самый неподходящий момент. Ты усиленно гонишь от себя эту мысль, но все равно знаешь, что это приговор.

Ты умрешь, как и Рита, и ты спрашиваешь себя: почему именно я?

И еще ты задаешь себе вопрос: почему только я?

— Как ты думаешь, что она сейчас делает?

— Кто? Аманда?

— Нет, оборотень! Ладно, хватит, Тутти, включи мозги! Ну что ты так корчишься от страха, тебе, наверное, стоит выйти из гостиной и… хватит, успокойся!

— А ты и вправду думаешь, что мы в опасности? Мне это кажется странным. А может быть, этому есть еще какое-нибудь объяснение?

— Если тебе удастся его найти, считай, что тебе повезло, — пробормотала Лючия. — Ты думаешь, я развлекаюсь? Я жду не дождусь, когда наступит утро, тогда мы сможем выйти на улицу и постараемся добраться до ближайшего населенного пункта.

— А это не опасно?

— Да не говори таким жалобным голосом! Все равно лучше это сделать утром, чем сейчас. Видишь, как темно на улице. На несколько километров ни одного огонька. Завтра, когда взойдет солнце, все будет иначе. К тому же мы выйдем все вместе и пойдем одна за другой, вот увидишь, у нас все получится. — Лючия ободряющее хлопнула Тутти по плечу, и та посмотрела на нее влажными глазами, полными благодарности.

— Учти, если будешь делать такое лицо, я тебя ударю. Или выйду на улицу навстречу маньяку и оставлю тебя здесь одну!

— Лючия, как ты можешь шутить надо всем этим, ты такая, такая… — Тутти не могла найти нужных слов, но теперь она улыбалась.

Лючия тоже улыбнулась, и они впервые посмотрели друг другу в глаза. Но длилось это всего мгновение.

— Тебе не кажется, что ее слишком долго нет?

— Аманды?

— Нет! Синей Бороды! Этот разговор, мне кажется, мы уже закончили. Прошло уже много времени, как она ушла.

— Ты думаешь, мы должны пойти поискать ее?

— А ты что скажешь? Если нас осталось только двое, то лучше узнать об этом сейчас же. Поищи ее на этом этаже, а я поднимусь наверх.

— Лючия?

— Ну что на этот раз?

— Я не хочу оставаться одна. Мы не могли бы пойти поискать ее вместе?

— Гусыня, если мы разделимся, то найдем ее быстрее. Если ты найдешь первой, дай мне знать.

— Но это как из фильма ужасов: выжившие разделились и были убиты поодиночке.

— Вот именно, из фильма ужасов, в реальной жизни так не бывает. Мы одни в доме. Не помнишь? Маньяк снаружи, а если попытается войти, мы это заметим. Ладно, Тутти, встряхнись: чем быстрее мы найдем Аманду, тем скорее пойдем спать.

«Ну вот, когда они нужны, их никогда не сыщешь».

Аманда шарила в чемодане, повторяя сквозь зубы эту никогда не умирающую аксиому. В чемодане она не нашла того, что искала, но, может, посмотреть в кармашке сумки? И действительно, вот же они!

Она извлекла тампончики из протершегося цветного пакетика. В такой несуразной ситуации не хватало только начавшейся менструации, подумала она.

«Представь, как неприлично, если тебя найдут истерзанной и к тому же без прокладок, — рассмеялась Аманда, — кошмар какой!»

По дороге в ванную она подумала, что было бы более эстетично, если бы тебя, убитую в критические дни, нашли с тампоном, а не с прокладкой. Да, но что если врач судебной экспертизы не заметит его во время вскрытия?

Мысль, что ее могут похоронить с необнаруженным тампоном, показалась ей ужасной. О чем она думает? С чего это вдруг подсознание услужливо подсунуло ей такие странные мысли?

И вдруг Аманда поняла почему.

Она все вспомнила.

Вспомнила Риту. И в тот же самый момент услышала голоса.

Аллея, что ведет от виллы Камерелле к дороге, засыпана гравием.

Здесь много белых камешков, которые поскрипывают, если кто-то ступает по ним, иногда они шуршат даже если никого нет.

В начале аллея прямая, потом поворачивает и, кажется, становится немного уже.

Днем то, что она сужается, не заметно, но вечером, когда не видно просветов между листьями деревьев, она явно сужается, и густые ветви клонятся к свободному пространству. Некоторые ветки перехлестываются ближе к кронам, образуя своеобразный туннель, что некоторые иногда считают очень романтичным.

Правда, сейчас на аллее виллы Камерелле ничего романтического нет.

Разве что единственная темная тропинка, опасная, похожая на ловушку…

Нужно было найти какое-нибудь оружие. Какое-нибудь надежное, хорошо заточенное, из металла, которым можно защититься.

Проблема в том, что Тутти не была худенькой да и проворной ее не назовешь.

Столкнись с ней кто в рукопашной или загони ее в угол, и все — она пропала, в этом Тутти была уверена. И что тогда делать?

Тутти нашла грабли в кладовке рядом с раздвижной стеклянной дверью, что выходила к бассейну. Ручка была удобной, зубчики заточены, оружие необычное, но смертельное, если правильно им пользоваться.

Или лучше взять садовые ножницы? Они, правда, заржавели, но все же еще достаточно острые.

Голоса подруг долетали до Аманды.

Они искали ее.

Аманда скрылась в темноте кухни, а потом пошла вниз, где за кладовыми располагались заброшенные комнаты. Она слышала голоса, но тяжелее всего было то, что звуки отвлекали и путали мысли. Только чуть позже она поняла, что в висках неистово пульсирует кровь, которая приливала к голове. Она закрыла глаза. Ничего не видно вокруг, но голоса ищущих ее подруг продолжали звать ее.

Сейчас Аманде нужно было успокоиться, сосредоточиться, чтобы вспомнить робкую и незаметную девочку, сидевшую когда-то на задней парте.

Как странно, что ей удалось похоронить глубоко внутри своей памяти воспоминания о Рите и то, что с ней случилось. Но теперь все вдруг всплыло настолько явно, будто произошло только вчера.

Неловкость, стыд, трусость. Неприятные воспоминания. Она похоронила их вместе с Ритой, вместе с воспоминаниями о той глупой нехорошей игре, иначе ее и не назовешь… Теперь ей нужно было все вспомнить.

Неприятный, незначительный эпизод, о котором стоило просто забыть. Ничего не значащая для них история.

Только не для Риты.

Это случилось именно здесь много лет назад, и, возможно, именно происшедшее и является объяснением того, что творится сейчас.

Того, что сейчас происходило со всеми ними. Что уже случилось с Дэдой, Джованной и Марией-Луизой, а может, и с Пьерой. И возможно, теперь настала ее очередь.

Аманде было необходимо подумать, чтобы понять все. Она знала, что если останется на некоторое время наедине сама с собой, то все поймет. Но подруги продолжали искать ее, звать, их голоса иной раз звучали издалека, а иногда угрожающе близко.

Она не хотела, чтобы Лючия и Тутти нашли ее. Ей нужно было найти какое-нибудь укромное местечко, чтобы спрятаться.

Подземный ход. Ловушка, где, по легенде, погибли девушки. И неожиданно, как озарение, она увязала старую историю с нынешней, они показались ей созвучными.

Люди, которые нашли девушек, думали, что они погибли от рук молодого человека. Но еще раньше заподозрили в убийствах одну из девушек.

Убийство было совершено в доме одной из ревнивых служанок, чье тело не обнаружили тогда среди других.

Одна из них.

Но кто? Кто из них двоих и почему?

Большой тупой нож оказался грязным, и его нужно было помыть.

Идея вонзить его, испачканный жиром, кому-нибудь в живот ей казалась мало подходящей.

Поэтому Лючия тщательно вымыла нож под проточной водой с моющим средством и вытерла кухонным полотенцем.

Потом на цыпочках вышла из кухни и поднялась по лестнице, готовая к любой неожиданной встрече.

Дэда делает вид, что не понимает. Она смотрит на тебя, изогнув от удивления бровь, криво улыбается, да нет, она не делает вид, она и вправду не понимает.

Не понимает, к твоему счастью. С твоей стороны это была ничтожная попытка робкой атаки приблизиться, которая даже у противоположного пола никогда не пользовалась успехом, несмотря на твою приятную внешность. А теперь представим, что ты оказалась в этой непонятной ситуации.

Ласковое касание, умоляющий взгляд, руки на горле чуть дольше, чем на несколько секунд, ничего более, и Дэда не поняла.

Последний ее вздох для тебя как оргазм, ты даже не знаешь, что это за ощущение, может, даже это просто мысль, что у тебя слишком мало времени, слишком мало времени.

Ты благословляешь ее и прощаешься с ней. И Дэда не поняла, и в этом твое спасение.

Потом ты оборачиваешься, чтобы еще раз попрощаться. Но, может, ты слишком быстро поворачиваешься, а может, опоздала повернуться и видишь на ее лице снисходительную улыбочку, ты не знаешь, что это, но ты уже не думаешь. Ты прячешь свое пылающее лицо, и тебе кажется, что ты слышишь ее смех, который гулко звучит в твоих ушах, и кровь бешено пульсирует.

И теперь, именно теперь, ты понимаешь, что делать.

Она думала, что научилась не бояться темноты. Уже много лет, как она не чувствовала необходимость оставлять включенным свет на ночь. Но сейчас, находясь в темном коридоре, Тутти опять почувствовала себя ребенком, одна и испуганная, как тогда, много лет назад.

В первые дни она не нашла подземный ход, хотя как следует и не искала. Может, сейчас как раз подходящий момент, чтобы это сделать.

Спускаясь вниз по лестнице на кухню, она опять почувствовала странный, какой-то особенный запах. Аманда пошла на этот запах в конец лестницы, к кладовкам за кухней, и обнаружила его источник.

Запах шел из-под вороха скомканных старых газет, под которыми лежала горстка гравия с копошащимися в нем неприятными насекомыми, и влажный фартук для садоводов, на котором виднелся след чего-то непонятного.

Аманда носком туфли перевернула этот ворох, не прикасаясь к фартуку, и уж совсем ей не хотелось прикасаться к испачканным камушкам, на которых налипла темная и засохшая грязь.

Теперь запах стал еще отчетливее, резче.

Она поглубже копнула туфлей и ощутила, что прикоснулась к чему-то твердому. Аманда наклонилась пониже, чтобы получше разглядеть, и увидела, что из кармана фартука выкатились два или три шарика бело-коричневого цвета.

Кончиками пальцев она подняла один из них, поднесла поближе к глазам, чтобы рассмотреть получше.

И все-таки сначала она поняла, что это за запах, а потом — что это были за шарики.

Она нашла жемчуг Марии-Луизы.

И кровь Марии-Луизы: на ее жемчужных бусах, фартуке, гальке, в воздухе, повсюду…

Темно, и, естественно, ты боишься.

Рита — девочка робкая и скованная, пугливая. Но сейчас она не чувствует опасности: ты пришла позвать ее, ты ее подруга, и ты сжимаешь ее руку в своей руке.

Другой рукой ты придерживаешь бронзовый канделябр со свечой, ты приподняла его вверх, чтобы получше освещать путь. Поэтому Рита может видеть, куда вы направляетесь, и ей совсем не страшно глубокой ночью идти путаными темными коридорами виллы Камерелле.

Вы вышли из ее комнаты.

Она уже спала, но ты, ее подруга, тихонько разбудила ее, растормошив и прошептав ее имя.

Вы вышли на цыпочках. Нужно было идти тихо, потому что в номере, как раз рядом с комнатой Риты, спала одна из преподавательниц. Уже очень поздно, вы точно не знаете, который час, но предполагаете, что уже очень поздно. Вы проходите через гостиные, ступая по мягким ворсистым восточным коврам.

Лунный свет просачивается сквозь небольшие щелки между закрытыми тяжелыми шторами на окнах, поэтому Рите удается разглядеть очертания массивной мебели вокруг.

Мебели здесь, на вилле Камерелле, очень много. Рита никогда не видела столько старинной мебели, столько картин и ковров.

Она не уверена, что ей нравится это место, но у нее не хватило смелости поговорить с кем-либо об этом, даже с тобой.

Возможно, ты бы посмеялась над ней, а может, и нет, но Рита не хочет рисковать. Ее подруга — вот единственное, что у нее есть.

Пройдя гостиные, холл, вы доходите до лестницы, ведущей на кухню. Здесь еще темнее, и свет свечи слепит вам глаза.

Ее горячая рука в твоей руке, и это вселяет в нее уверенность. Сквозь просвет между ступенями лестницы она смотрит вниз, чтобы не оступиться.

Здесь высокие ступени, неодинаковые по высоте, и оступиться очень легко. Рита представляет, какой может подняться шум, включат свет, преподаватели и другие девочки начнут задавать вопросы, от которых можно будет со стыда сгореть.

Что вы вдвоем тут делаете? На этот вопрос, даже при желании, она не ответила бы.

Она не сумела бы ответить на него.

Рита говорит очень мало, ей не нравится разговаривать. Она очень замкнута.

Пройдя через несколько коридоров, вы останавливаетесь у двери, что с правой стороны. Рита слышала одну историю, произошедшую в этих подземельях, и ей страшно, даже находясь здесь вместе со своей подругой. Едва покачивая головой и шепча что-то, она отказывается входить внутрь, отступает назад, но ты, ее подруга, первой переступаешь порог и заходишь в комнату, а она остается одна за дверью в темноте, потому что свечу ты унесла.

Здесь к тому же еще и холодно, ничего не видно, и поэтому Рита не может уйти.

Она слышит шум, потом дверь опять открывается, вот и свет от свечи, но это не ее подруга вышла со свечой, чтобы проводить ее, это другая приятельница из класса, та, которая говорит слишком быстро и никогда не смотрит в глаза.

Она и сейчас не смотрит Рите в глаза, но говорит ей, что ты споткнулась, упала и лежишь в темноте, именно за этой дверью, и что тебе больно.

Рита не колеблется больше: ее подруге нужна помощь, и этого достаточно, чтобы она, Рита, пошла помочь ей.

Первое, что она видит в полумраке, это твое лицо. Слышен ее вздох облегчения, когда она понимает, что с тобой все в порядке. Но это длится совсем недолго. Почему у тебя такое тревожное выражение лица, почти, да, вот это важно, почти виноватое?

Рита растеряна и поэтому, когда ее хватают за руки и удерживают, никак не реагирует, но, с другой стороны, вас семеро против одной, даже если двое, кажется, стараются не участвовать в этом.

Ну ладно, девочки, я считаю, что эта шутка заходит слишком далеко, не видите, она уже плачет?

Одна девочка держит Риту за плечи, другая за талию, двое за ноги и снимают с нее трусики, кто-то придерживает ступни, и лишь двоим это неприятно до отвращения. А может, они просто выражают робкое несогласие с тем, что происходит, но уже слишком поздно?

Не нужно было бы столько рук, чтобы пленить Риту, она и так не сопротивляется, только смотрит на тебя, как ты держишь ее вместе с другими.

Она читает в твоих глазах стыд, и это самое ужасное — то, что она долго будет помнить.

Рита могла бы закричать, но не делает этого, никто бы не услышал, а если бы услышал и пришел, то было бы еще хуже.

Она беззвучно плачет во время этого насилия над собой.

Почему кровь?

Мы совсем не хотели этого, но она слишком резко дернулась.

Как много крови.

Не то что мы на самом деле хотели этого. Но теперь это не имеет значения. Вот если бы она вела себя спокойно, то было бы неопасно, так все делают, это описано даже в инструкциях.

Во всем Рита сама виновата. Она дернулась.

Мне жаль. Я не знала, что сказать.

Не важно, не важно.

Девочки молча расходятся, оставив ее одну в темноте.

Ни у какого не хватает смелости, чтобы что-то сказать ей, только ты, ее подруга, решаешься позвать ее по имени.

Рита.

…Слабый шепот в темноте, но она не поднимает головы, и тогда ты тоже уходишь.

Не важно, не важно, не важно.

Она сумасшедшая.

В этом Аманда уверена.

Только сумасшедшая могла таить ненависть столько лет.

Ведь это произошло двадцать лет назад. Нелепая шутка двадцатилетней давности. Отвратительная, трусливая, глупая выходка. Маленький, ничтожный эпизод из прошлого.

Просто шутка, во всяком случае, вначале это была просто дурацкая идея одной из них. Это была Дэда? Ей было скучно, и она предложила показать этой, как она ее назвала, святоше, как пользоваться тампонами. Потом она заманила ее в ловушку, а покорный страх Риты еще больше раззадорил всех.

Может, вначале и не было такого намерения, но в итоге все выглядело как насилие.

Риту держали, а Дэда и Мария-Луиза надели резиновые перчатки, найденные на кухне, и с этого момента это уже была не игра и даже не жестокая шутка, а групповое изнасилование слабого и беззащитного существа, к тому же Дэда явно переусердствовала.

Они стерли этот эпизод из своей памяти, но осознание, что они совершили насилие над невинным и беззащитным существом, тяготило и отдаляло их друг от друга. Окончание непродолжительных каникул, а также последнего года обучения в лицее было воспринято с одинаковым облегчением.

Теперь Аманда хорошо все вспомнила. Она вспомнила, как не хотела никого больше видеть из этих девочек, никого и никогда.

Потом жизненные обстоятельства, тот же круг общения опять свели их вместе.

Но Риту она больше не видела. Нет, после выпускных экзаменов она ее не видела.

Рита ничего не сказала о той истории преподавателям. Она никому ничего не рассказала, в классе она спряталась подальше, сидела за последней партой, как призрак, бледная и молчаливая.

Аманда отлично помнит, как приступ тошноты подкатывал к горлу, когда смотрела на Риту.

Поэтому она старалась больше не смотреть на нее. Она не знала, как сложилась ее жизнь, не спрашивала никого об этом да и не хотела ничего знать.

У Риты были все основания возненавидеть их, затаить желание отомстить, вплоть до того, чтобы хотеть их смерти.

Но Рита умерла в декабре, немного не дожив до Рождества. Она узнала об этом от… от Пьеры. Возможно, ей об этом сказала Пьера с каким-то странным выражением лица, а она ее рассеянно спросила: Рита? Она не из нашего класса? И как она умерла?

И потом, когда Пьера сказала ей шепотом, как будто речь шла о постыдной вещи, что Рита умерла от неоперабельного рака груди, Аманда забеспокоилась, зная, что такие неприятности начинаются к сорока годам, и прошла ультразвуковое обследование, сделала маммографию, после чего успокоилась и о Рите не вспоминала больше никогда.

Однако теперь ей надо было об этом подумать, потому что Рита умерла и кто-то решил, что пришло время отомстить за нее.

Кто-то из тех, кто находился в доме рядом с ней.

Лючия или Тутти.

Лючия?

Тутти?

Рано или поздно умирают все. Во всяком случае, так успокаивала себя Лючия.

Но умереть как кретинка, нет. Ей так не хотелось. К тому же ей хотелось бы иметь ребенка. Не то чтобы она постоянно о нем думала, но эта мысль нет-нет да и приходила ей в голову.

Придет время, найдется подходящий мужчина, а можно и без мужа, если работа не будет так давить. Может, после, долгожданной поездки в Африку, после хорошего отдыха и диеты, в общем, подходящий момент почти настал.

И уходить из жизни именно сейчас было несправедливо.

Они отправили Аманду поискать Марию-Луизу наверху.

Лючия и Тутти поделили между собой оставшиеся помещения в доме.

Чья же это была идея, чтобы Аманда пошла осматривать комнаты наверху?

Сейчас она никак не могла вспомнить, к тому же знала, что это не имеет никакого значения.

Одно слово, оброненное почти случайно, и вот они едут провести вместе уик-энд здесь, ни о чем не задумываясь, как глупые гусыни, идущие на бойню.

Невинная подсказка, что сотовые телефоны следует оставить дома, и они все принимают предложение провести два дня без связи с внешним миром.

Пьера не появилась? Кто-то сказал о возможной уважительной причине, и все поверили, не спрашивая даже, кто об этом узнал и каким образом.

Дэда исчезла? Вот тоже повод для размышлений, а также исчезновение Джованны и Марии-Луизы. Конечно, все возможно, но на самом деле стоит понять, чья это была мысль.

Но Лючия и Тутти, во всяком случае одна из них, отправили ее искать Марию-Луизу наверх и притворились, что сами ищут ее на нижнем этаже.

Аманда нашла свечу и три спички в ящике на кухне и пошла вниз по лестнице, идущей из кухонной кладовки, что находилась за неприятно пахнущим ворохом с жемчугом и кровью Марии-Луизы.

Аманда два года проучилась на архитектурных курсах. Это была пустая трата времени, но ей казалось важным получить диплом, хотя самим проблемам архитектуры было отведено мало времени. Зато она получила массу сведений о несущих конструкциях, ключах свода, перегородках и о многом другом. Таким образом, имея на вооружении эти знания, она шагнула в темноту в поисках подземного хода и пропавших подруг.

Так уж судьба распорядилась, что сначала она нашла подруг, и поэтому в который раз поиски подземного туннеля отошли на второй план.

В низу лестницы, как раз там, где заканчивались ступеньки, находился коридор, в который выходило несколько дверей.

Именно здесь остановилась двадцать лет назад перепуганная Рита и кто-то убедил ее пройти дальше. Дверь направо вела в подвал, где они в полутьме, освещенной только свечами, ждали ее, посмеиваясь и подталкивая друг друга, стараясь не сильно шуметь.

Аманда толкнула массивную дверь, которая беззвучно открылась.

Темно. Резкий запах плесени ударил в нос. И хотя у нее было хорошее обоняние, какой запах примешивался еще, невозможно понять.

Наклонив голову, она вошла туда, куда никогда бы не хотела возвращаться.

И она нашла их, своих подруг, которые оказались здесь раньше нее.

Аманда сдержала крик, закрыв обеими руками лицо; свеча упала на пол и покатилась, освещая отдельные детали жуткой сцены. Она смотрела на этот ужас и не могла шелохнуться.

У Дэды было перерезано горло, и казалось, что порез — еще один рот, только накрашенный помадой, которой Дэда никогда бы и не подумала накраситься. А вот ее груди… На месте одной из них зияет огромная дыра.

Вот видны стопы ног Пьеры с аккуратным маникюром на пальцах. У нее слегка дряблый живот. И зад Марии-Луизы, и окровавленная спина, и ее рот, искривленный ехидной усмешкой…

Бесформенное тело Джованны, искореженные руки и ноги, высовывающаяся голова с торчащими короткими волосами и ухо с тремя серебряными сережками.

Волосы Дэды, одна прядь прикрывает голубой зрачок…

Вот босоножки с тесемками-шнурками стоят рядышком. Купальник, трусики, ночная рубашка с запекшейся кровью, пара джинсов в лохмотьях, разорванная рубашка и другие вещи, что на мгновение высвечиваются и вновь исчезают во мраке.

Аманда, не переставая, кричала, но кричала беззвучно, закрыв руками рот, горло перехватило, только едва прорывался приглушенный хрип.

Потом свеча перестала кружиться, пляска света прекратилась, и она смогла рассмотреть темную и бесформенную кучу, которую вначале приняла за одежду.

Аманда упала на колени, но не смогла прикрыть глаза, потому что теперь она разглядела дыры в груди у Джованны, Пьеры, Марии-Луизы, и нужно было разложить их сердца по местам, сначала во вспоротую грудную клетку Дэды, потому что она ждала и улыбалась; потом вернуть сердца другим, переворачивая и передвигая тела, ласково поглаживая подруг по холодным щекам, улыбаясь и разговаривая с ними, потому что они могли ее слышать и к тому же так долго ее ждали.

Ты виляла хвостом, чтобы заполучить свои тридцать сребряников. Но они все избегали тебя, будто бы стыдились смотреть тебе в глаза.

Зачем винить их? К тому же после всего того, что случилось, ты сама — предательница.

Окончив школу, они все разлетелись в разные стороны, кто с сердечным другом, кто в одиночку, кто продолжил учиться, а кто пустился в новые приключения. И тебя забыли.

Тогда ты вернулась к Рите.

И Рита тебя простила.

Она утешила тебя.

Она затаила свою ненависть.

Рита сидит дома, не работает и не учится, она дома с матерью и тетушкой, старой девой, потом эти двое умирают, и Рита остается одна.

Но не совсем одна. У нее есть ты, которая учится и работает. И ты планомерно выстраиваешь свое будущее так, как сама хочешь.

Ты мечешься между двумя мирами, той достойной тебя жизнью, блистательной и успешной, от которой ты не желаешь отказаться, и тем миром воспоминаний, замкнутым в темном углу, где закончилась ваша юность и в котором Рита продолжает жить.

Рита не вышла замуж, у нее не было жениха, у нее вообще не было мужчин.

Ты видишь ее стыд и страх перед жизнью и понимаешь, что в этом ее ощущении мира есть и твоя вина.

Но ты решила искупить свою вину, тебя простили, а другие об этом даже не помнят.

Иногда тебе кажется, что ты преодолела все, что наконец-то стала как они, что перешагнула через пропасть между вами.

Иногда ты приходишь к Рите зализывать свои раны.

Когда успех по работе и когда покупаешь очередную квартиру, всякий раз, когда какой-нибудь мужчина находит тебя красивой, — всегда, когда ты делаешь еще один шаг вперед подальше от той пропасти, ты приходишь к Рите.

И еще тогда, когда тебя не приглашают на праздники, когда игнорируют или не замечают, пренебрегают и незаслуженно обижают, когда тебя отталкивают в спешке, от скуки или по рассеянности. Всякий раз, когда ты понимаешь, что они знают, что ты не такая, как они, и что ты только притворяешься, вот тогда ты скользишь назад, в никуда, откуда пришла.

Вот тогда ты и возвращаешься к Рите.

Приходишь к ней, когда терпишь поражения.

И в конце концов ты навсегда возвращаешься к ней, но решаешь, что и другие пойдут в ад вместе с тобой.

И теперь ты почти уже это сделала.

Ты неспешно ищешь Аманду, поскольку знаешь, что она не могла уйти далеко, и в углу коридора ты случайно сталкиваешься с другой. Она вооружена, так же как и ты, но по ее глазам ты видишь, что она не догадывалась.

Ты пока можешь подождать и не убивать ее сейчас, продлить терпкий вкус ожидания еще немного, а тем временем поискать Аманду. Вы обе смеетесь над своим странным вооружением, и тебе удается убедить ее сложить оружие рядом с твоим.

Да и какой прок от этого оружия?

Постепенно Аманда стала приходить в себя и возвращаться в реальный мир.

Сначала она почувствовала боль в горле. В нем горело так сильно, как Аманда никогда и представить себе не могла. В горле застыл ужасный крик, который она сдержала, крик, вырвавшийся из груди, поднялся до гортани и там застыл, придушенный скорее страхом, чем осознанным желанием не кричать. Казалось, будто железные ногти расцарапали ей горло изнутри.

Потом подступила тошнота. Запах мертвечины и вывернутых наружу человеческих внутренностей витал в воздухе, впитывался в поры и волосы, обложил ей язык и пропитал одежду. Аманда, плача, попыталась искусственно вызвать рвоту, засунув пальцы в рот, несмотря на то, что руки были запачканы кровью и грязью, оставшейся после прикосновения к телам.

Амавда повернулась к стене, ей удалось вызвать рвоту, она старалась не смотреть на то, что осталось от ее подруг. За несколько минут до этого у нее было смутное воспоминание, что в какой-то момент ей не хватит силы воли, мужества, чтобы копошиться почти обезумевшей в жуткой кучке внутренностей.

Хриплые всхлипывания содрогали все ее тело, и она старалась очистить запачканные руки.

Аманда тоже может оказаться здесь, в темном подвале, голая со вскрытой грудной клеткой, вырванным и брошенным в ту же кучу сердцем.

Рано или поздно они придут сюда, спустятся в самое чрево дома. Они, Лючия и Тутти, одна — ни о чем не ведающая и невиновная, другая — готовая еще раз почувствовать запах крови. Они найдут Аманду.

Это будет встреча только с подругами, отчетливо вспомнила она голос Пьеры по телефону, когда та с энтузиазмом рассказывала ей об этой идее. Бедняжка Пьера! Она ждала их во мраке подвала в то время, как подруги спрашивали друг друга, где бы она могла быть.

Ни о чем не догадываясь, они приехали на бойню, и убийца убрала их одну за другой, как делает хищник: сначала отгоняет свою жертву от стада, а потом набрасывается на нее.

Но теперь, поскольку она многое узнала, может, есть какая-то возможность спастись?

Аманда встала, ноги дрожали. Умирать здесь, внизу, ей не хотелось. Ни таким образом, ни вообще. Она что-нибудь придумает. Обязательно придумает.

Аманда медленно, с трудом поднялась по лестнице.

Она не могла позволить себе произвести хоть малейший шум. Они ничего не должны были понять.

Уже на первом этаже Аманда поняла, что не сможет вернуться в комнату. Совсем близко она слышала голоса, они проверили очень тщательно одну половину дома и теперь направлялись в ее сторону.

Аманда находилась в самой большой гостиной, погруженной в темноту. Отсюда ей хорошо было видно, как постепенно включается свет в других комнатах и в доме становится светлее.

С минуты на минуту щелкнет выключатель, зажгутся тридцать лампочек центральной люстры, ослепляя ее, и тогда эти двое увидят Аманду, испачканную кровью и рвотными массами, увидят в ее глазах ужас и поймут, что она узнала правду.

Она слышала приближающиеся шаги. Спряталась за портьеру и позади себя почувствовала холодок от стекла двери, на ощупь нашла ручку и повернула ее. В одно мгновение оказалась снаружи. Стояла глубокая ночь.

Аманда побежала к освещенному светом бассейну, под ее ногами шуршал гравий.

Плавно она скользнула в холодную воду бассейна, и в то же мгновение зажегся свет в гостиной.

Она прямо в воде резкими движениями сбросила с себя одежду, вытерла ею лицо, волосы, руки. Створки раздвижной стеклянной двери она всего лишь прикрыла, поскольку времени было мало: теперь они увидят, что портьера колышется от ветерка с улицы. Аманда быстро сняла туфли, поставила их на бортик, потом сняла рубашку и брюки — теперь это была кучка мокрой одежды, и она надеялась, что сумела смыть предательские следы ее ужасных открытий.

Бюстгальтер и трусики по-прежнему плавали в воде, она чувствовала себя свободной, легкой, как один из тех листьев, что плавали на поверхности воды.

Она запрокинула голову, перевернулась, нырнула, почти коснувшись дна, и поднялась на поверхность, неслышно гребя руками и ногами.

Теперь она отдалилась от ужаса и смерти и была опять той Амандой, легкомысленной, порочной Амандой, вечной девочкой… Она ведь никому ничего плохого не сделала…

Нет, с ней, именно с ней, ничего плохого не может произойти.

— Что ты здесь делаешь, в воде? Ты сошла с ума?

Пронзительный голос Лючии эхом пронесся над ее головой. Аманда развернулась, продолжая плыть, и улыбнулась ей. Лючия присела на корточки прямо на бортике бассейна. Взгляд у нее был сердитый, волосы спутанные. Тутти стояла сбоку, руки скрещены на плечах, губы поджаты, вид тоже рассерженный.

— Мы тебя повсюду искали. Перепугались до смерти, а ты… ты… ты в это время плавала здесь как ни в чем не бывало.

Гнев прямо-таки душил Тутти.

— Да что на тебя нашло? Можно узнать?

Аманда, стоя в воде, с невинным видом развела руками.

— А что в этом плохого? Мне захотелось искупаться в одежде. В буквальном смысле окунулась в прошлое, — она глупо усмехнулась.

— Ну да. Я вижу, — ответила Лючия. Поднимаясь, она с неприязнью посмотрела на кучку мокрого белья и пнула его ногой. Аманда нырнула под воду, чтобы скрыть свой страх, который, она была в этом уверена, читался на ее лице. А вдруг на белье остались следы крови? А если они о чем-нибудь догадались?

Вынырнув из воды, Аманда выплюнула воду. Подруги смотрели на нее с раздражением, и не более того.

— Знаете, плавать в одежде совсем неудобно, и к тому же… Почему бы вам тоже не поплавать? Вода — отличнейшая!

— Даже и думать не хочу об этом! — взорвалась Тутти, негодуя.. — Прежде всего, холодно, а потом, ты полагаешь, что сейчас именно тот случай, чтобы плавать, когда у нас столько неприятностей?

— Именно поэтому сделаем небольшую передышку. Я уже не могу больше думать об этих проблемах. Мы сюда приехали, чтобы развеяться, забыли? Разве нет?

Ей казалось, что она читает их мысли, запрятанные за непроницаемыми масками на лицах. Вот такая она, обычная Аманда, легкомысленная и глупая, даже в неподходящих ситуациях.

Она позволила убедить себя выйти из воды, которая теперь стекала по ее телу. Была прохладная ночь, и она радовалась, что причину ее дрожи можно было объяснить прохладой, а не страхом, что сжимал ее крепкими тисками.

Кто из них двоих? Кто?

У Аманды не хватало смелости посмотреть им в глаза, она боялась прочитать в глазах Тутти или Лючии подтверждение приговора. Достаточно будет одного взгляда, она это знала, одного многозначительного взгляда, что она знает правду, и все, тогда настанет конец.

Если она до сих пор жива, так это потому, что убийце было удобнее подождать еще.

Подождать, разделить их и расправиться с ними поодиночке.

— Да ты же дрожишь. Ты продрогла!

Тутти подошла к ней заботливо посмотрела ей в лицо.

— Вы посмотрите! Эта глупышка не прихватила даже полотенце. Пойду принесу его. — И Лючия повернулась, чтобы пойти в дом.

— Нет! — Крик остановил Лючию, она оглянулась и внимательно посмотрела на Аманду. Тутти тоже поглядела на нее. И Аманда поняла, что ей нужно контролировать себя, она не могла позволить себе проявлений паники. — Нет, — повторила она, взяв себя в руки. — Спасибо, мне действительно холодно. Я тоже пойду в дом, хотя нет, мы вместе пойдем в мою комнату, там я смогу высушить волосы, а вы составите мне компанию.

Они должны были по возможности как можно дольше оставаться вместе. Аманда не хотела ни с одной из них оставаться наедине или ждать здесь на улице, пока одна из них принесет ей смерть.

Они вошли в дом через раздвижную застекленную дверь.

Аманда несла в руках мокрую одежду, оставляя за собой мокрые следы, но никому из них не было до этого никакого дела. Теперь весь дом был освещен, и Аманда, проходя по нему, видела боковым взглядом мелькающие картины, ковры, мебель…

Чемоданы, стоящие на ковре.

Кресло, уже потертое, но удобное для сидения.

Низенький столик с пепельницей и спичками, оставленными для курящих.

Несуразное нагромождение в углу разных инструментов: ножницы, огромный тесак и грабли. Но они стояли слишком далеко, чтобы кто-то мог подойти и схватить их незаметно.

Она начала подниматься по лестнице, которая тоже была освещена. Подруги шли за ней следом, не отставая. Аманда двигалась, опустив голову, как старушка, рассматривая ковровую дорожку под ногами, и между тем не переставала думать.

Как она могла оказаться такой глупой и по собственной воле проигнорировала все сигналы, идущие из одного и того же источника? Знание ситуации дает свободу. Или, что касается ее случая, это поможет ей выбраться из ловушки. Может, еще не слишком поздно? К тому же одна из них была невиновна, так же, как и она, но кто — Лючия или Тутти? Ей нужно было предупредить невиновную об опасности, возможно, вместе они смогут спастись.

Под струями горячей воды ее мысли пульсировали, словно бьющаяся в тесной клетке птица.

Аманда намылила тело, смыла пену, намылилась еще раз, потом еще. Сквозь шум воды из-за дверей в ванную доносились приглушенные, почти придушенные голоса. Она не слышала ни слова, но выключать воду ей не хотелось. Тутти и Лючия могли бы поинтересоваться, чем она там занимается так долго в ванной, и она не нашла бы подходящего ответа.

Оставив включенной воду, она на цыпочках, оставляя за собой лужицы, подошла к двери и приложила к ней ухо.

Тутти посмеивалась. Лючия сказала:

— Да, это так, действительно, поверь мне, — и Тутти опять засмеялась. Потом спросила:

— Ты так полагаешь… — Окончание фразы, сказанное шепотом, Аманда не расслышала. Она вернулась под душ. Вода стала почти обжигающей, и она простояла под ней столько, сколько смогла выдержать. Потом накинула халат и вышла к подругам.

— Нам необходимо пережить эту ночь, а потом мы сможем уехать отсюда. Спать будем вместе, чтобы быть на виду друг у друга, тогда никто не сможет напасть на нас. — Она говорила рассудительным тоном, мысль сбить их с толку казалась ей правильной.

Аманда понимала, что нападение было бы возможным в тот момент, когда одна из них захотела бы пойти в ванную, взять что-нибудь из комнаты или если бы одна из них просто уснула. Она была готова провести бессонную ночь, если бы другие согласились с ее планом, а почему бы им было не согласиться с ним?

Поэтому Аманда оказалась совсем не готова к непредвиденной контратаке.

Очевидно, подруги договорились между собой, пока она была в душе, поскольку ответили одновременно:

— Даже не говори об этом!

— Ты что, сумасшедшая? Я уже и так почти засыпаю. А потом, невозможно представить себе, что значит спать втроем!

— Действительно, Аманда, иногда тебе удается удивить меня. — Лючия плавно спустилась с кровати и быстрым легким движением поправила одежду. Для нее разговор был закончен.

Аманда повернулась к Тутти, пытаясь сдержать нотки отчаяния, прорывающиеся в голосе.

— А почему нет? Мы отлично устроимся, к тому же вы что, забыли, что мы в опасности?

— Ну сколько можно! Даже если это и так, мы закроемся каждая в своей комнате, и все, спокойной ночи. Правда, Аманда, мне жаль, что ты нервничаешь, но у меня очень чуткий сон, мне даже нужно затыкать уши, а потом, если я плохо высплюсь, знаешь, какие у меня завтра будут мешки под глазами? Приди в себя, детка, не впадай в истерику, прошу тебя!

Я и вправду, должно быть, кажусь ненормальной, подумала Аманда, стоя с мокрыми, растрепанными волосами, в полураспахнутом халатике и безвольно опущенными руками.

Лючия уже стояла в дверях. Аманде нужно было удержать ее. Она схватила ее за руку, и вдруг острая дрожь пробежала у нее по всему телу. Возможно, это рука, которая перерезала горло Дэды, рука, что вонзила нож в тело Марии-Луизы… но сейчас она не должна была об этом думать, она не могла сейчас об этом думать. «Об этом я подумаю завтра. Завтра будет новый день». Мысль пришла ей в голову так неожиданно и неуместно, что она против воли засмеялась, и слезы потекли ей прямо в открытый рот.

— Аманда, да ты не в себе, — спокойно заметила Лючия, хотя в ее глазах стояла тревога. Она осторожно подвела ее к постели и заставила прилечь. Тутти погладила ее по лбу пальчиками, которые могли задушить Пьеру и сделать месиво из тела Джованны.

— Мы и не представляли, что тебя это могло так потрясти. Я останусь спать с тобой, не беспокойся. — И Лючия села рядом на краешек кровати.

— Нет! — Аманда резко подскочила и присела на кровати, не обращая внимания на распахнувшийся халат. — Нет, это невозможно! Тутти окажется в опасности, если останется одна. Либо все вместе, либо каждый сам по себе!

— Золотце, будь благоразумной! Спать втроем в двуспальной кровати очень неудобно. К тому же мне нужно немного побыть одной. Я буду чувствовать себя в безопасности, к тому же мы несколько раз осмотрели все комнаты, пока искали тебя. Кроме нас, в доме никого нет.

«В этом-то вся загвоздка, — в отчаянии подумала Аманда. — Никто нас не спасет, разве что убийца опомнится».

— Вы правы, — сказала она, тяжело вздохнув. — Мне жаль. Извините меня. Каждая из нас закроется в своей комнате, и все обойдется. Я не знаю, как это я потеряла над собой контроль. Извините меня.

— Ты уверена? — спросила Лючия. Теперь она могла вернуться в свою комнату, ей не нужно делить постель с полусумасшедшей. Аманда понимала, насколько Лючии стало легче.

— Поспи хорошенько и увидишь, что завтра с первыми лучами солнца все будет казаться иным. Хочешь, я сделаю тебе чай из ромашки? — предложила Тутти, ставшая опять заботливой, поскольку теперь ее драгоценному сну ничего не угрожало.

— Нет, спасибо, я попробую уснуть сейчас.

— Ты уверена? Чтобы приготовить чай, нужно всего лишь пару минут, я тебе принесу его наверх в комнату, и еще немного печенья.

— Нет, лучше не надо, спасибо.

— Ладно, пойди приготовь его ей, тогда она лучше будет спать.

— Нет, спасибо, правда, не надо. У меня на цветочный чай аллергия.

— Аллергия на ромашку? Такого я еще не слышала, — сказала Лючия.

— Да, это бывает редко, но такое возможно. А теперь идите, и кто завтра первый проснется, разбудит остальных.

Аманда с трудом выпроводила их.

Теперь они не хотели уходить с тем же упрямством, как вначале не желали остаться. Но ей было уже невыносимо смотреть на их лица. Кто из них? Кто из них? В голове вертелась только одна мысль, ответа не было, и она опять начинала вспоминать детали разговоров, выражения лиц, малейшие колебания и молчание. Они решили спать порознь в своих комнатах, но, может, Лючия слишком с явной готовностью решила остаться с ней, озабоченная ее психическим состоянием? А может, Тутти упорствовала, желая отстоять свое право на сон без подруг?

Голова шла кругом. Нужно сосредоточиться. Амавда быстро надела удобные брюки и легкую футболку. Туфли решила не надевать, чтобы передвигаться бесшумно.

В одном она была уверена: ни Лючии, ни Тутти она не откроет дверь ни при каких обстоятельствах, а возможно, не откроет, даже если услышит голоса их обеих сразу. Теперь ей нужно было решить, что лучше: остаться в комнате, запереться и сидеть, как мышь в клетке, или выйти на улицу в темноту и найти там укромное местечко.

Твоя голова на подушке, глаза закрыты, но ты не спишь. Под подушкой лежит оружие, которое ты для себя выбрала. Окна открыты, и в комнату проникает свежий ночной ветерок. Шторы развеваются от него, словно белые призраки в темноте.

Еще немного, и кроме шорохов в доме ты сможешь услышать ровное дыхание твоих заснувших подруг.

Пока ты не знаешь, как это сделаешь. Это решит судьба, так же как было с Дэдой и Джованной, Пьерой и Марией-Луизой. Способ тебе подскажет твой инстинкт, и произойдет это в течение этой длинной ночи. Ты не знаешь, кто окажется первой, возможно, Аманда.

Аманда что-то поняла, но не знает, с какой стороны ждать опасности. Что она что-то поняла, ты прочитала в ее глазах, но что? Поэтому, возможно, она следующей и умрет.

Хотя тебе безразлично, кто будет следующей.

Ты не спишь, ты ждешь.

В тот день был день рождения Дэды.

Ты об этом знаешь, потому что отметила эту дату в своем календаре за несколько месяцев до этого дня. Ты тщательно выбирала подарок, потратила недели на его поиски, желая купить что-то подходящее именно для нее, но не слишком броское, какую-нибудь оригинальную вещь, чтобы она поняла, что вы — родственные души. Что это ты подарила, самая близкая подруга из всех девочек в классе, а не жеманная Мария-Луиза, которая вьется вокруг Дэды.

В конце концов тебе это удалось: твой подарок великолепен, он упакован в красивую бумагу и перевязан белой лентой. Это газовый шарфик бледно-зеленого цвета. Ты смотришь на него каждый вечер перед тем, как пойти спать, и представляешь выражение лица Дэды, когда она возьмет его в руки: радостные вскрики, как она нетерпеливо пальцами рвет упаковку, ее лицо сияет, и она благодарно смотрит на тебя. Дэде исполняется пятнадцать лет, предстоит очень веселый праздник, о котором все говорят уже несколько дней.

Однако…

Однако ты пока еще не приглашена. Ты говоришь себе, что это какая-то ошибка, и Дэда об этом скажет кому-нибудь, скажет, что забыла, и чтобы тебе передали ее приглашение, или что она еще не закончила раздавать приглашения. Ты так успокаиваешь себя изо дня в день, а в это время другие уже возбужденно болтают между собой, в какие наряды оденутся и какие прически сделают.

И вот сегодня день праздника настал, и ты единственная, не считая, естественно, Риты, которую тоже не пригласили.

Ты тактично спросила подруг, не передавала ли чего для тебя Дэда, но нет, никто ничего не забыл передать тебе от Дэды. Ты не можешь больше спрашивать, унижаясь и подвергая себя насмешкам.

Отчаяние нарастает с каждой секундой в ритм перемещающимся стрелкам часов, что висят в классе над кафедрой, те стрелки, что все ближе приближаются к тому часу, когда закончатся уроки.

И вот они закончились, звенит звонок, все твои подруги спешат, на ходу снимая с волос ленты, желая побыстрее убежать: книги разбросаны, фартуки брошены на парты.

Ты мешкаешь, укладывая свои книги.

У тебя нет никаких дел, смех и разговоры других подтверждают, что тебя не пригласили, на праздник ты не идешь. Нет, к сожалению, даже Риты рядом, она дома, у нее высокая температура, но ей все равно никогда не было никакого дела до праздника Дэды.

Слезы пощипывают в уголках глаз, ты берешь свои книги и направляешься к двери. И вдруг она вбегает в класс, ее прическа как сияющий нимб над головой.

Это Дэда.

Она забыла что-то, тетрадку какую-то на своей парте. Ее голубые глаза встречаются с твоими, но она тут же отводит свой взгляд в сторону, слегка краснеет от смущения.

Может, именно поэтому ты осмелела?

Ты, волнуясь, подходишь к ней и говоришь: «Дэда, я хотела поздравить тебя. Сегодня у тебя день рождения, правда?»

Но она не смотрит на тебя, на ходу берет тетрадку и запихивает ее в сумку, потом смущенно улыбается и говорит: «Я бы пригласила тебя, но мама не хочет, чтобы было много народу, нас будет всего человек семь или восемь, это почти никакой и не праздник».

Потом она машет тебе рукой и убегает. Ты еще минут на пять остаешься в классе. Ты знаешь, что если выйдешь сразу же, то встретишь ее опять среди подруг, увидишь их насмешливые улыбочки, лицемерное сочувствие или смущение.

Потому что на праздник Дэда пригласила полшколы, об этом знают все и ты тоже, придут из лицея Святого Бартоломея даже мальчики, которые были запретной мечтой для всех вас. Обслуживать будут два официанта, и состоится праздничный салют, о котором, ты это отлично понимаешь, будут говорить еще много дней.

Подарок для Дэды все еще лежит в шкафу. Ты берешь ножницы и хладнокровно разрезаешь его на мелкие кусочки, даже не снимая упаковку.

Ты никогда больше не покупала газовых шарфов бледно-зеленого цвета. Ты вообще перестала носить газовые шарфы. Ты возненавидела бледно-зеленый цвет.

В полумраке слышно ее прерывистое дыхание.

Аманда слышала только его и попробовала сосредоточиться и сделать несколько дыхательных упражнений, которым она когда-то обучалась, но подзабыла со временем. Она не очень верила в подобную технику, поэтому очень удивилась тому, что она довольно действенна. Сделав упражнения, она почувствовала себя расслабившейся, мысли поплыли, как бы растворяясь в спокойной воде…

Незаметно для себя она задремала и, когда неожиданно проснулась, вздрогнула от ужаса.

Сколько времени она спала? И что ее разбудило?

Ручка двери была неподвижна, но брелок на ключах легонько колыхался. Аманда притихла; сидя на кровати, она пристально смотрела на дверь, ожидая услышать какое-нибудь движение или шорох по другую сторону двери.

Минуты, а может, часы тянулись долго. Она не смогла бы сказать, сколько прошло времени, но в какой-то момент ей показалось, что она слышит звуки удаляющихся шагов, пошлепывание босыми ногами. Хотя, возможно, это всего лишь ее фантазия.

При ней не было никакого оружия, и ей необходимо раздобыть его любой ценой. В комнате не было ничего, что могло бы сгодиться для этого, ей обязательно надо выйти и спрятаться где-нибудь до утра. Может, кто-нибудь появится, чтобы спасти ее, а может, и нет, но ей казалось, что при свете дня ей будет менее страшно смотреть в лица двух оставшихся подруг. Особенно в лицо одной из них, которая хочет ее убить.

Она немного постояла, прислонившись ухом к двери, ей показалось, что прошла вечность.

Ничего не слышно — ни вздохов, ни шорохов, ничего.

Замок она открыла почти бесшумно, неслышно пробежала по коридору и скрылась во тьме.

Спускаясь по ступенькам, Аманда одной рукой держалась за стену: в каком-то детективе она прочитала, что так делала героиня, чтобы ступеньки под ногами не скрипели. Она была уже почти в конце лестницы и позволила себе вздохнуть. Но едва нога коснулась следующей ступеньки, раздался скрип, который, казалось, эхом разлетелся по всему дому.

Она резко обернулась, спина покрылась горячим и липким потом. Ей показалось, что во тьме коридора метнулись плотные тени.

Аманда побежала вниз через огромные темные гостиные.

Входная дверь была заперта, она подергала за ручку, стараясь не шуметь, потом обернулась посмотреть, нет ли кого-нибудь в темноте за ее спиной, и споткнулась о какой-то острый предмет, холодный и твердый, который поранил ей ногу.

Она наклонилась и подняла с пола садовые грабли. Ручка у них была длинная. Она схватила грабли и, прихрамывая, побежала к запасной лестнице.

Аманда подумывала закрыться в одной из комнат за кладовками, но не в той, где лежали трупы подруг, а в одной из тех, что подальше, в которой, может быть, был ключ. Она ступила пораненной ногой на первую каменную ступень и из мрака под лестницей услышала шепот, от которого у нее мурашки побежали по телу.

— Аманда. — Кто-то звал ее по имени, кто-то поднимался к ней.

Аманда остановилась, не произнеся ни слова, в это время из темноты появилась фигура Лючии, но не той Лючии, которую она всегда знала. Это была некая, похожая на призрак фигура с синюшным лицом и бесцветными глазами. Она направлялась к ней, неловко пряча за спиной что-то блестящее.

Аманда сделала еще один шаг, наткнулась на что-то острое и почувствовала сильную боль и жжение в левой руке. Она резко обернулась — позади нее стояла Тутти, сжимая в руке ножницы.

Аманда заметила, как дрожит ее рука: еще мгновение — и ножницы воткнутся ей в живот. Тутти смотрела на нее остекленевшими, почти обезумевшими глазами, это Аманда рассмотрела отчетливо. И еще она увидела расширенные зрачки Тутти, неподвижно уставившиеся на что-то позади нее.

Дальнейшее случилось в какую-то долю секунды, хотя ей показалось, что прошло намного больше времени, пока она увертывалась от Тутти, крича ей что-то и убегая к ближайшей раздвижной стеклянной двери. Позади она услышала затихающий шум, стон, в первое мгновение она хотела вернуться, но передумала. Это было бы равносильно самоубийству. Она оставила раздвижную дверь распахнутой, побежала к следующей, открыла и ее, и еще одну, поняв, что смерть здесь, рядом с ней.

Аманда отважилась выйти на улицу, босые ноги утопали во влажной траве.

Она не знала, куда идти, что делать, и, всхлипывая, направилась к освещенному бассейну.

Когда Аманда была уже у бортика, она поняла, что в кулаке правой руки все еще сжимает грабли. Левая рука онемела, она не чувствовала ее. Возможно, удар Тутти ножницами повредил ей сухожилие. Аманда не чувствовала боли, но ей казалось, что рука полностью бездейственна — она свисала неподвижно, по ней прямо в бассейн стекала кровь.

Мгновение она изумленно смотрела, как красные капли собираются в тоненькие ручейки и капают вниз, в голубую воду бассейна. Аманда посмотрела на ступни ног. Пораненная граблями нога тоже кровоточила, оставляя следы, подобные тем, что тянутся за смертельно раненными животными. По этим следам убийце легко будет найти ее.

Но кто из них двоих? Они обе вооружены. На мгновение Аманда с ужасом подумала, что они объединились и обе решили убить ее, но потом вспомнила глаза Тутти, изумление и панику в ее расширенных зрачках.

Вдруг шторы резко колыхнулись, и из дома, задыхаясь, выбежала Тутти. Она была растрепана, волосы спадали на лицо, ночная рубашка путалась вокруг ног. В руках она сжимала ножницы.

Когда Тутти приблизилась, Аманда увидела, что лезвия ножниц в крови, кровь течет и по руке Тутти.

Аманда отступила на шаг назад, держа грабли перед собой, как шпагу. Когда-то, когда ей было четырнадцать лет, она целый год занималась в школе фехтования. Потом ногой нащупала край бассейна.

— Аманда! Подожди! Я ничего тебе плохого не сделаю! — Голос Тутти, надтреснутый от отчаяния и ужаса, заставил ее остановиться на мгновение, прежде чем нырнуть в бассейн.

— Это Лючия! Она сумасшедшая! Я не знаю, что на нее нашло, но она попыталась войти в мою комнату, пока я была в ванной. Она ножом искромсала подушку на моей кровати. Она, наверное, думала, что я сплю. Я побежала, она преследовала меня, я спряталась и потом увидела тебя, но ты убежала, и она опять напала на меня, а я защищалась и думаю, что ранила ее… Аманда, что нам делать?

Тутти плакала почти навзрыд, руки тянулись, готовые обнять Аманду, но в правой руке она все еще сжимала ножницы, испачканные кровью. Аманда сделала небольшой шаг вперед и резким ударом вышибла граблями ножницы из ее рук, после чего опять отскочила на шаг назад.

Казалась, только теперь, когда ножницы упали на землю, Тутти поняла, что размахивала ими перед лицом подруги.

— Я ее ранила, не знаю как, было плохо видно, я размахивала ножницами, прямо острием, вслепую. Но она тоже ударила меня… Посмотри. Правда, мне не больно. — И она показала Аманде царапину на бедре. — Аманда, я никогда не испытывала такого дикого страха. Да что, в конце концов, происходит?

— Она всех убила, — ответила Аманда, глядя ей в глаза. Тутти внимательно посмотрела на подругу, ничего не понимая, потом побледнела.

— Ты хочешь сказать?..

— Да, это она их убила. Не знаю только за что.

— Это я могу тебе сказать. Пока Лючия ножом кромсала мою подушку, она, не переставая, повторяла: «Рита, это за тебя, Рита, и это тоже за тебя, и это, и это!» И всякий раз втыкала нож! Это за Риту, за то, что мы тогда сделали! Ты помнишь? Ты помнишь? — Тутти начала рыдать.

Аманда хотела было ее обнять, но не верила, что та действительно безопасна.

Конечно, доводы были правдивы, к тому же Тутти выбросила ножницы, но Аманда не могла забыть тех четверых в подвале. Они все доверились убийце, именно поэтому Тутти могла знать о них, да и Лючия могла сейчас лежать где-нибудь в доме с перерезанным горлом, хотя была вооружена и безуспешно старалась защититься. Возможно, Лючия и изрезала ножом подушку, возможно, Тутти приплела Риту, потому что это мог быть ее собственный голос, который призывал Риту в моменты убийств. И потом, почему Тутти не заперлась на ключ в своей комнате?

Аманда еще чуть отступила к бортику бассейна, постоянно отгораживаясь от Тутти граблями, а та стояла и смотрела на нее невидящими глазами, будто в оцепенении.

— Послушай, давай поступим так. Войдем в дом с разных сторон и поищем Лючию. Войдя порознь, мы легче сможем обезвредить ее. Что скажешь? — Аманде самой показалось это по-идиотски глупым, но что еще предпринять, она не знала. Не могла же она вечность стоять вот так напротив Тутти на улице, нужно хоть что-то делать. К тому же она уже и так потеряла много крови, она может потерять сознание, и тогда…

Ей непременно нужно отыскать Лючию.

Тутти покорно кивнула и так же в оцепенении подняла ножницы и направилась к раздвижной двери, откуда выбежала. Аманда пошла к дальней двери, откуда она до этого выходила и которая так и осталась распахнутой. Она открыла рот и глубоко вдохнула холодный, свежий воздух, прежде чем войти в темноту ожидающих ее комнат.

В комнате Аманды никого нет. Простыни валяются на полу, ее вещи повсюду разбросаны, потому что чемодан она открыла в спешке. Мокрая одежда валяется на полу в ванной: скомканная куча тряпья в луже воды вокруг. Пара туфель стоит на низеньком кресле, книги валяются на полу.

С другой стороны, она никогда не была аккуратисткой, в отличие от других своих подруг, погибших и живых.

Все в этой комнате напоминает об Аманде, но ее здесь нет, и сюда она не вернется. Сцена пуста, ведущая актриса сошла с нее, и больше у нее не будет возможности вернуться, никогда.

Комната пуста, наполнена лишь воспоминаниями о женщине, молодой и импульсивной, которая жила в этом номере до недавнего времени, но которой здесь нет и не будет больше никогда.

Аманда спряталась в темноте, она почти не дышит, боясь, что ее обнаружат. Она слышит голос, который бьет по нервам и мышцам, почти парализуя их.

«Ты не убежишь от нас. Глупая, нас двое. Ты ничего не поняла. Она со мной, и мы жаждем твоей крови».

Ты знаешь, что она спряталась и что почти не дышит из боязни, что ее обнаружат.

Но это не важно, ты прекрасно знаешь, где она, но сейчас не она на первом месте в твоих планах.

Тебе хочется еще немного повеселиться.

Они тебя разозлили, она и Аманда. Теперь ты и в самом деле взбесилась, сильно, очень сильно. Но сначала ты еще немного поиграешь с ними. Твой голос — как пропитанные ядом миазмы — просачивается в ее мозг, бьет по нервам.

Ты не убежишь от нас. Глупая, нас двое. Ты ничего не поняла. Она со мной, и мы жаждем твоей крови.

Ты так близка к ней в этой темноте, что чувствуешь запах мочи, что течет по ее ногам.

Ты уходишь от нее, но знаешь, что она чувствует твое присутствие.

Лючия.

Возможно, тоже возможно, нет ничего невозможного.

Лючия — проницательная и коварная, которая, казалось, уже все испытала и никогда не возмущается ни по какому поводу.

Лючия, которая еще в юности черпала уверенность в себе из какого-то таинственного и на первый взгляд неиссякаемого источника.

Лючия, от чьего ненасытного взора ничто не ускользало, с безжалостным язычком, ничего не забывающая, но способная со всем согласиться и все понять.

Лючия, циничная Лючия, у которой не было принципов, но которая работала судьей.

Аманда перечитала так много детективов, в которых убийцей оказывался судья, часто толкаемый на преступление из-за превратно понятого чувства справедливости.

Это могла быть Лючия, очень вероятно, что это Лючия.

Аманда должна стать последней.

Не то чтобы ты составила четкий план действий. Ты только следовала моменту и полагалась на случай, как, например, с Пьерой: ты предвидела, что она приедет раньше других, это было в ее стиле, и ты воспользовалась возможностью.

Что касается других, то никакой очередности ты не устанавливала. Лишь знала, что первой будет Дэда, как теперь знаешь, что последней должна стать Аманда.

Ты не знаешь, почему в таком порядке.

То есть почему первая Дэда, знаешь, а почему последняя Аманда?

Аманда — симпатичная и легкомысленная и никогда слишком тебе не докучала.

Она даже никогда не смотрела на тебя. Ты для нее и сейчас не существуешь, как не существовала и двадцать лет назад.

И поэтому ты решила, что она будет последней.

Той, которая все поймет. Той, которой ты все объяснишь. Той, которая поймет, почему умирает.

И ты дашь ей время, чтобы она поняла и умерла. Она умрет, глядя тебе в глаза. И это будет самым важным делом в ее жизни…

Тутти.

В обычных условиях Аманда никогда бы не смогла считать ее возможной убийцей.

Мария-Кончетта, которую все называли Тутти. С виду вежливая, приятная, сочувствующая. Немного боязливая, нелепая, не слишком хорошо сложена. Заботливая. Она и в юности была такой: старательная, всегда готовая позаботиться о других.

С виду.

Но она была одной из тех, кто добивается своей цели, несгибаемая, как клинок, которая в суде могла пригвоздить, как и в школе, своей рассудительностью и убедительным голосом. И в тот момент, когда она тебе улыбалась, ты понимала, что она уже распяла тебя на кресте.

Это могла быть Тутти, очень даже вероятно, это могла быть Тутти.

В школе твоим кумиром была Дэда, но потом, в течение нескольких лет, ты попыталась подружиться со всеми. Ты старалась разными способами стать подругой для каждой, старалась страстно и отчаянно, но никто из них не позволил тебе слишком приблизиться к себе.

С Джованной ты какое-то время ходила в кино смотреть невыносимо скучные авангардные фильмы в компании с ее прыщавыми друзьями-очкариками, но очень умными и из хороших семей, и по этой причине ты позволяла себе относиться к ним презрительно.

Сама Джованна терпела тебя так же, как мух на оконных стеклах: да, вот муха, но пока она не беспокоит тебя, ты ее не гонишь.

Она смотрела на тебя, но на самом деле не видела. А ты пыталась высказать свои глубокие мысли по поводу последнего скучнейшего фильма.

Ты даже попыталась одеваться в ее стиле, но дырявые джинсы, которые подчеркивали ее изящные стройные бедра, на тебе сидели совсем иначе, и то же самое касалось и рваных на локтях бесформенных кофточек, торчащих волос или странного макияжа.

Ты скрепя сердце отстранилась от них, как ветвь дерева, которая, разрастаясь, удаляется от ствола все больше и больше. И никто не пытался удерживать тебя.

Никто не постарался удержать тебя, а тем более Джованна.

Ты перестала звонить ей, и она тоже не звонила тебе. Возможно, она даже не заметила, что муха улетела с оконного стекла.

Теперь той назойливой мухой стала она сама, и ты ее раздавила.

Аманда опять вернулась в ненавистный дом. Она передвигается тихо, ступая босыми ногами, по темным коридорам и комнатам, расположение которых помнит с закрытыми глазами. Она идет теми же коридорами, по которым когда-то проходили другие, задолго до нее, вдыхая запахи дома, те запахи, что сейчас ей кажутся ужасными: воздух дома, в котором умерло в страшных муках столько людей.

Аманда ступает тихо, держа перед собой грабли. Она осторожно продвигается, внимательно смотря по сторонам, готовая уловить любое движение.

Иногда она резко поворачивает голову, чтобы посмотреть, не отделилась ли от стены чья-либо фигура.

Мария-Луиза симпатичная, очень симпатичная.

С ней смешно.

Классический тип приятельницы. Но хорошая приятельница она только для тех, кто ей нравится, когда она считает, что человек достоин ее внимания.

Ты нет, ты никогда не была достойной ее внимания. Она никогда не приходила к тебе домой, никогда не принимала твоих предложений позаниматься вместе у тебя дома.

За исключением одного случая. И ты о нем будешь помнить всегда.

Ты вернулась домой из школы очень возбужденная. Мария-Луиза согласилась прийти к тебе заниматься через пару дней.

Ты настойчиво попросила мать прибрать весь дом, повесить в ванной комнате полотенца с вышивкой и положить ароматические салфетки, купить и расставить в твоей комнате всякие безделушки, испечь печенье и торт и приготовить шоколадный напиток.

Но в назначенный день Мария-Луиза не пришла.

Вы, ты и твоя мать, молча прождали ее. Ты сидела с приготовленными книгами и словарями, ручками, мать — с горячим шоколадом и выпечкой, в ванной комнате лежало приятно пахнущее мыло. Но Мария-Луиза не пришла и даже не перезвонила тебе.

На следующее утро в классе ты не осмелилась подойти к ней, чтобы спросить, почему она не пришла. Но на перемене она стояла в своем привычном окружении подруг, громко смеялась и хитровато посматривала по сторонам, глазки у нее блестели, как будто она удачно пошутила и теперь не может сдержаться, чтобы не рассказать об этом подругам.

Сегодня Мария-Луиза рада принимать все твои приглашения, но не стоит сохранять ей жизнь, как не стоит ей носить жемчуг, чтобы выглядеть состоятельной дамой.

Жемчуг не уберег ее от твоего ножа.

Сейчас дом кажется пустым. Аманда знала, что те двое тоже перемещаются по дому и тоже вдыхают его воздух, что они где-то рядом, но ей никак не удавалось ни уловить какой-либо шорох, ни расслышать их дыхание. Грабли представляли собой жалкое оружие, она это понимала, но ничего лучше она не нашла, а спуститься на кухню, где лежали ножи, она не осмеливалась.

Аманда не смогла бы больше пройти по той темной лестнице, пропахшей кровью ее убитых подруг. Кухня представлялась ей настоящей ловушкой, и если бы она в нее вошла, то вернуться назад ей вряд ли бы удалось. Поэтому она и решила смириться с этим выбором, оставив для себя в качестве оружия грабли.