Ты всего лишь Дьявол

Глава IV Начало дороги в ад

После ланча Джо вернулся в библиотеку, но уже больше не писал и не читал. Он долго сидел неподвижно, опершись головой на спинку кресла и глядя в окно невидящим взором. Потом прикрыл веки и сказал вполголоса:

— Да, но тогда никто бы не повернул портрет. Там нет детей или подростков, а взрослый человек не может так поступить, просто не может. Значит, она действительно убита? Нет, не обязательно. Может иметь место интересная цепочка случайно сложившихся обстоятельств. Это довольно неправдоподобно, но возможно… Тогда, конечно, ничего никому не грозит, а я потеряю массу времени и поеду в Грецию, не закончив книгу, или буду заканчивать книгу, но не поеду в Грецию. Разумеется, произойдет первое. Но зачем я размышляю об этом, раз уже пообещал? А пообещал я потому, что убежден: дело тут нечисто… Я даже уверен в этом, хотя не сумею объяснить кому-нибудь, например, Паркеру, почему я уверен. А Паркер наверняка спросит меня: почему?.. Ну ладно! Это неважно.

Джо открыл глаза, встал и медленно прошелся по библиотеке, проведя пальцами по корешкам книг.

— Ну, а если все же иначе?.. — пробормотал он. — Тогда может состояться грандиозный спектакль. Дьявол и его аудитория. Все свои. Здравствуй, шестнадцатый век! Но почему именно я? А потому, что он должен нанести удар, если все обстоит так, как я думаю… А ведь, пожалуй, все так и есть, как я думаю…

Он вышел в холл и снял телефонную трубку. Потом, не глядя на диск, набрал номер:

— Да… с суперинтендантом Паркером. Спасибо. Это ты, Бен?.. Да, я. Нет, ничего. Хотел бы с тобой повидаться… Да, сейчас. У тебя в офисе. Да, мне очень нужен Скотленд-Ярд. Как видишь, такое тоже в жизни случается… Что?.. Нет, нет, спасибо! Буду у тебя через пятнадцать минут.

Он вызвал Хиггинса, продиктовал список вещей, которые хотел бы видеть в своем обычном дорожном чемодане, и велел приготовить еще один чемодан — пустой. Потом вышел.

Машина стояла в тени дерева, растущего на тротуаре напротив дома. Несмотря на это, внутри было жарко. Джо сел и опустил стекло. Он ехал, тихо посвистывая и наслаждаясь теплым, слабым ветерком, обдувающим плечи и шею. Его худощавое лицо, обычно безмятежное, стало серьезным и выражало все нарастающую озабоченность. А когда он подъехал к Вестминстеру и остановил машину перед выходящим на реку огромным зданием, которое семьдесят лет назад Норманн Шоу так живописно спроектировал для главного управления Лондонской полиции, лицо его стало просто угрюмым.

Дежурный полицейский сразу провел его в кабинет Паркера, который находился за одним из тысячи поворотов коридора на втором этаже. При виде гостя суперинтендант поднялся из-за стола.

— Мы давно тебя здесь не видели, Джо. Надеюсь, ничего страшного не случилось? — рассмеялся он и придвинул гостю стул.

Но Джо не ответил улыбкой. Его бледное, слегка веснушчатое лицо было мрачным, и он не делал ни малейшего усилия, чтобы это скрыть.

— Нет, ничего страшного не случилось. Если, конечно, не считать того, что ты, как и все чиновники, имеешь отвратительную привычку говорить о себе во множественном числе, когда к тебе зайдешь на работу. А потом — этот стул. Я понимаю, что такую мебель можно подсовывать на допросах. Посидев на таком стуле десять минут, сознаешься в чем угодно, лишь бы поскорее усесться на уютный тюремный табурет. Откуда вы берете такие жуткие вещи? — Он встал, отодвинул от себя стул и присел на угол стола, сдвинув лежащие на нем бумаги. Паркер рассмеялся и хотел что-то сказать, но Джо добавил: — И еще один вопрос. Каким чудом вы попадаете утром в свои кабинеты? Я миновал по пути к тебе, по крайней мере, сто одинаковых дверей. Каждый раз бывая тут, я пытаюсь угадать, которая же из них твоя, и всегда ошибаюсь.

— Привычка… — сказал Паркер. — Верблюды тоже знают, где их дом, даже когда находятся в центре пустыни. Это ответ на второй вопрос. Ответ на первый звучит так: такие стулья закупило для нас Британское королевство пятьдесят лет назад, и ничто не в силах убрать их отсюда, пока они не износятся. Полиция весьма бережливое учреждение. Мы не тратим зря ничего, даже времени, хотя, быть может, и употребляем, говоря о себе, множественное число, как и все правительственные чиновники.

Алекс, закинув ногу на ногу, с минуту балансировал на краю стола.

— Означает ли этот тактический намек, что я не должен мешать тебе в установлении достопамятного факта, свидетельствующего о том, что мистер А. Б. Шоукросс, «Импорт мехов и ценных звериных шкур», преступно уклонился от уплаты вышеупомянутому Британскому королевству суммы в размере двух фунтов четырех шиллингов и одиннадцати пенсов налога с оборота, подделав при помощи резинки и химического карандаша счет от мистеров «Бенби и Бенби», которые приобрели у него медвежью шкуру для украшения кабинета директора фирмы?

— Бог мой, когда ты успел это прочесть? — Паркер подошел к столу и собрал бумаги. — Спасибо, Джо. Ты учишь меня прилежному исполнению служебных обязанностей. А с завтрашнего дня мне это еще больше понадобится.

Он открыл ящик стола, вынул оттуда маленькую плоскую бутылку и два стаканчика.

— О! — сказал Алекс. — А я думал, ты на службе.

Несмотря на шутливый тон, в его голосе прозвучало удивление. Он взял стаканчик из рук Паркера и выпил виски одним глотком.

— Это как раз то, что мне сейчас нужно. Однако вернемся к теме: у вас что, какие-то перемены?

— Джо, — сказал Паркер торжественно. — Я начал работать здесь за шесть лет до начала войны. И кроме перерыва на время военных действий, когда, как ты знаешь, я был вынужден легкомысленно доверить свою жизнь бортового стрелка твоему пилотажному искусству, я не пропустил ни одного рабочего дня и ни разу не нарушил служебный устав. Признаюсь со стыдом, что устав этот казался мне порой бессмысленным в некоторых его пунктах, но я всегда подчинялся ему…

— Что же здесь удивительного? — вздохнул Алекс. — Такие, как ты, всегда строили пирамиды… для других.

— Возможно, но я исходил из менее фундаментальных предпосылок. Просто мне казалось, что те, кто стоят на страже закона, не должны его нарушать…

— «А на висках пастушки милой горит венок из белых лилий…» — пропел Джо, но Паркер не дал себя перебить.

— И вот вчера моего непосредственного начальника, уважаемого мистера Джошуа Беллоуза, перевели на более высокий пост в Министерство, а я назначен на его место в должности заместителя начальника Департамента уголовного розыска. С завтрашнего дня я буду исполнять свои обязанности в кабинете этажом ниже, а когда ты придешь меня навестить, то сядешь уже не на стул, а в кресло, и поставишь свои стопы на служебный ковер второго класса. Ковры же первого класса лежат только в кабинетах начальников отделов.

Он рассмеялся и снова наполнил стаканчики.

— Поздравляю, Бен! — лицо Джо прояснилось впервые в этот день. — Это действительно прекрасная новость. Передай от меня миссис Паркер и мальчикам, что я за тебя очень рад. Не знаю более заслуженного повышения!

— Ты как всегда преувеличиваешь.

Паркер встал и обошел стол. Он раскраснелся и выглядел настолько счастливым, что Джо, который любил его больше всех известных ему людей, за исключением, может, лишь Каролины, ласково похлопал его по плечу.

— Я знаю, как многим тебе обязан, Джо… — сказал Паркер серьезно. — Если бы не ты, я пару раз дал бы маху, а может, и того хуже: допустил бы осуждение невиновного человека.

— Ерунда, — сказал Алекс. — Просто я, как частное лицо, могу работать с развязанными руками. А имея в распоряжении помощь всего вашего аппарата и доступ к вашим архивам, нахожусь в превосходной ситуации.

— Кстати, чуть не забыл! — Паркер вернулся к столу и перелистал бумаги. — Я же вынул из ящика перед твоим приходом… Ага, вот! — он взял продолговатую белую карточку. — Это твое удостоверение. С сегодняшнего дня ты официальный криминальный эксперт Скотленд-Ярда.

Алекс взял удостоверение и осмотрел его.

— А зачем это мне? — спросил он.

— Приближаются выборы, и мы опасаемся, что какая-нибудь оппозиционная газета может поднять шум. Пресса тебя любит, но когда начинается предвыборная кампания, все симпатии идут побоку. А так никто не посмеет написать, что частные лица допускаются к следствию. Так что: посвящаю тебя в почетные полицейские!

— Ну что ж, это может когда-нибудь пригодиться… — Алекс спрятал удостоверение в карман. — Но я пришел сюда не для того, чтобы получить бумажку, которую, вероятно, никогда никому не покажу… — Вопреки своим недавним словам, он сел на неудобный стул и посмотрел на друга. — Бен, я сегодня уезжаю. Я еду в Велли Хауз, в графстве Саффолк, и буду жить несколько дней в доме сэра Александра Джилберна, поблизости от деревни Норфорд. Ты знаешь, где это?

— Нет, — Паркер отрицательно покачал головой, — никогда не слышал об этой местности. Зато слышал о сэре Александре Джилберне. И даже знаком с ним лично.

— Тогда сейчас ты мне о нем расскажешь, если можно. Но сперва я попрошу тебя о другом. Дело в том, что меня интересует не столько сэр Александр, сколько местность Норфорд Мэнор, находящаяся по соседству с его домом. Исходя из простейших логических выводов, в прошлом месяце там была убита одна женщина. Полиция пришла к выводу, что это самоубийство. Я, впрочем, не виню полицию, поскольку убийца, как мне кажется, личность весьма хитрая и ловкая.

— Ты уверен в том, что говоришь?

— Не только, — покачал головой Джо. — Я просто убежден, что так было. Я еще не знаю героев этой мрачной драмы, кроме двоих. Но… — И он рассказал Паркеру о визите Джилберна и Кемпта.

Когда Джо закончил свой рассказ, его друг кивнул головой.

— Да, это выглядит серьезно. Хотя я не могу сказать, что убежден в полной невозможности самоубийства.

— Во-первых, — Алекс загнул палец правой руки, — почему она не оставила записки этому бедняге? Во-вторых, зачем она вынула ключ из замка и положила на стол? В-третьих, откуда взялись следы в гроте и на книжке? В-четвертых, зачем перевернут портрет?.. В-пятых… в-пятых — есть огромное богатство, владелица которого доживает парализованная, сломленная годами и болезнью, отгороженная от мира обездвиженностью и отсутствием возможности общения. В-шестых… Сомневаюсь, угадаешь ли ты.

— Нет… — Паркер покачал головой. — И эти пять пунктов, которые ты перечислил, тоже меня не убедили. Бывает и большее скопление отягчающих обстоятельств, а потом они порой оказываются либо случайным совпадением, либо теряют свою силу, если рассмотреть их в другом порядке, чем того хочет разыгравшееся воображение. Но что в-шестых?

— А то, что портрет снова перевернут на минувшей неделе.

— Ну и что из этого? Это могла быть просто шутка.

— Возможно. Но по пути сюда я продумал все это дело еще раз. В Норфорд Мэнор нет ни одного ребенка и ни одного подростка. Исключительно взрослые люди. Несколько недель назад в доме умерла дочь владелицы поместья. Не могу представить, чтобы шутка, которая имела место за несколько часов до смерти Патриции Линч, могла быть кем-то повторена. Взрослые люди относятся к трауру иначе, чем дети. Ребенок мог бы недооценить ситуацию, наконец, просто не понимать ее. Дети не принимают близко к сердцу ничего и никого, кроме самих себя. А кроме того: что это за шутка? В чем она заключается? Кто и почему должен был увидеть нечто смешное в том, что портрет основателя Норфорд Мэнор повернут лицом к стене?

— А ты видишь какую-либо причину, по которой это могло кому-то понадобиться?

— Вижу.

— И какую же?

— Сначала подумай о чем-то другом: о довольно странном факте отсутствия отпечатков пальцев человека, который перевернул этот портрет. Совершенно невозможно предположить, что человек, который сделал это перед смертью Патриции Линч, мог опасаться, что кто-то будет снимать отпечатки его пальцев. Да и кто это мог сделать? Для этого нужна специальная передвижная лаборатория, пусть маленькая, это правда, — но тем не менее, должен был бы приехать полицейский эксперт. Из этого можно сделать лишь один вывод: портрет перевернул человек, который знал, что в этом доме вскоре будет совершено убийство. А знать об этом могли только Патриция Линч, если бы она действительно собиралась совершить самоубийство и по неизвестным нам причинам перевернула портрет, или… ее будущий убийца.

— Да, это разумно, — Паркер, который некоторое время улыбался, стал серьезным. — Это довод или почти довод того, что миссис Линч была убита. Поскольку портрет после ее смерти был повернут снова, ясно, что не она была тем лицом, которое не хотело оставлять отпечатки своих пальцев. Конечно, в нашем рассуждении могут быть некоторые небольшие пробелы… Но что вообще означает это идиотское переворачивание портрета?..

— Очень многое. — Алекс поднялся со стула. — Столь многое, что у меня даже мороз пробегает по коже, когда я об этом думаю. Вот это и есть наихудшее.

— Что именно?

— То, что ни этот поворот портрета, ни следы копыт в гроте и отпечаток одного из них на книге в комнате умершей пока ничего не значат.

— Ты не мог бы говорить чуть яснее? Я всего лишь скромный чиновник, и хотя по долгу моей неблагодарной службы вынужден разгадывать множество загадок, не хотелось бы, чтобы еще и мои друзья мне их загадывали.

— Это никакая не загадка, Бен. Просто мы должны обратить внимание на тот факт, что убийца сделал целый ряд непонятных ходов, которые были совершенно не нужны для убийства Патриции Линч. Мало того, он перевернул портрет уже после ее смерти и, пожалуй, преднамеренно вызвал немедленный всплеск подозрительности у Джилберна и Кемпта. Не забывай, что именно этот второй поворот портрета и явился непосредственной причиной их визита ко мне. Убийца, которому удалось внушить миру, что его жертва совершила самоубийство, добровольно отказывается от своей безопасности и как бы предупреждает окружающих, что он существует и что собирается нанести следующий удар. Зачем?

— Не требуй от меня ответа, — пробормотал Паркер, — думаю, что сейчас ты и сам от себя его не требуешь.

— Не совсем. Потому что, когда убийца совершает абсолютно ненужные поступки и возобновляет их после смерти жертвы, я вынужден прийти к выводу, что в его планы входит не только одно это убийство. Вот почему я сказал, что самое худшее — это с виду бессмысленное переворачивание портрета и появление следов копыт в гроте. Я уверен, что убийца действует необычайно точно и логично, а его бессмысленные на вид поступки окажутся в конце наиболее целенаправленными. Все как будто указывает на то, что удар будет нанесен уже в ближайшем будущем. Именно поэтому, хотя это и нарушает все мои планы на ближайшее время, я еду в Норфорд. И еду туда с очень тяжелой душой, потому что мне хотелось бы успеть вовремя и предотвратить удар. А между тем, это может оказаться вовсе не таким простым, тем более что убийца, похоже, не опасается никого и ничего. Это дьявольская история, Бен.

— Как и всякая история, в которой принимает участие Дьявол, — сказал Паркер. — А зачем ты приехал сюда? Тебе что-нибудь нужно от нас? Признаться, я уже несколько минут думаю, не должна ли полиция вмешаться во все это.

— Во что именно? — спокойно спросил Алекс. — В мои предположения? Патриция Линч покончила жизнь самоубийством. Так, по крайней мере, утверждает заключение властей, и вероятно, сейчас не удалось бы собрать достаточного количества доказательств для его пересмотра. А какие у тебя есть основания полагать, что один житель Норфорд Мэнор хочет убить другого жителя Норфорд Мэнор? Одни лишь мои гипотезы. На этом основании ты не только не можешь возобновить следствие по делу смерти Патриции Линч, но даже просто допросить кого-либо. Не потому, что ты не имеешь права это сделать, а просто потому, что, допрашивая людей, нужно их о чем-то спрашивать. А о чем бы ты их спрашивал? Что бы ты искал? Все пока серо, туманно и бессмысленно, а главное, совершенно друг с другом не связано. Чудовищность этого дела заключается в том, что факты могут сложиться в логичное целое лишь тогда, когда свершится следующее преступление. Но тогда, можешь быть уверен, — они сложатся так, как хочет того убийца. Ведь само то, что он не скрывает факты, а напротив, старается сообщить о них как можно большему числу лиц, может означать лишь то, что: а) они несущественны для дела и тогда не имеют никакого смысла или б) они существенны, но таким образом, что помогут убийце в его планах. Конечно, есть еще третья возможность: весь этот кошмар создан безумцем или кем-то симулирующим безумца и желающим создать полный хаос. Так что не говори, что полиция должна решительно вмешаться. Сам видишь, как сейчас трудно хоть приблизительно описать, что там произошло и происходит.

— Но ведь мы не можем допустить, чтобы убийца спокойно действовал рядом, а мы сидели сложа руки, Джо! Я отлично понимаю, что не могу приехать туда в полицейском автомобиле с воющей сиреной, наручниками в кармане и разработанной операцией по задержанию преступника. Но ведь можно установить негласное наблюдение и надзор за объектом, где действует возможный преступник. Иначе он может не только совершить преступление, но и навсегда остаться безнаказанным.

— Конечно. Но разве мое посещение Норфорд Мэнора не будет как раз таким негласным наблюдением и надзором над местом, где он действует? Неужели ты думаешь, что я принял бы приглашение Джилберна, если бы видел какой-нибудь иной выход из этой ситуации? Но главное, что поражает меня в этом деле уже с самого его начала, — это смерть человека, окруженная бессмысленными фактами, относящимися к давно минувшей эпохе. И отсутствие какого-либо ключа. Но корни этого дела находятся там, на месте, и я думаю, нет смысла говорить больше на эту тему, пока я не окажусь там и не сориентируюсь в ситуации. А пока хотел бы получить из архива Скотленд-Ярда все возможные данные о сэре Джилберне, Томасе Кемпте, Ирвинге Эклстоуне, Джоан и Николасе Робинсонах, а также, если это возможно, мне бы хотелось, чтобы вы тщательно изучили прошлое доктора Арчибальда Дюка и сестры милосердия Агнес Стоун. Если в биографии кого-нибудь из этих лиц есть что-либо, что покажется неясным или важным для нашего дела, прошу немедленно мне сообщить, хорошо? И наконец, последняя в списке, но отнюдь не последняя для нашего дела проблема: парализованная старушка, Элизабет Эклстоун. Я хотел бы знать о ней как можно больше. Быть может, вся эта история имеет свои корни где-то в прошлом. Может, это месть? Эклстоуны достигли богатства без больших скандалов и драматических конфликтов, но ведь не все попадает в печать. Кроме того, это времена довольно давние. Муж миссис Элизабет действовал главным образом в Малайзии. А ведь ты знаешь, сколько людской крови пролилось в битве за каучук и какие чудовищные вещи происходили на плантациях. У людей, сколотивших в колониях миллионы, не может быть чистых рук ни по отношению к туземцам, ни по отношению к конкурентам. Там все решал закон джунглей, и если Эклстоун победил, то наверняка ему пришлось совершить пару поступков, которые не совсем совпадают с нашими представлениями о поведении джентльмена. Это все может иметь значение, хотя против этого свидетельствует тот факт, что человек этот умер много лет назад, а его вдова давно удалилась от дел… Я думаю, однако, что решение следует искать в другом месте, тем более что Дьявол, о котором я думаю, — фигура, весьма тесно связанная с окрестностями Норфорда. Но сейчас еще ничего не ясно, и мне хотелось бы иметь полную картину как можно скорее.

— Ты совершенно прав… — Паркер снял трубку и связался с архивом. Он сообщил невидимому собеседнику фамилии, записанные на листке, и попросил выполнить работу срочно. Потом положил трубку. — Если когда-нибудь кого-то из этих лиц хотя бы в минимальной степени коснулся уголовный кодекс или они оказались в кругу подозрений, касающихся какого-либо дела, связанного с преступностью, мы узнаем об этом через десять минут.

Они сели и закурили. С минуту Паркер молчал. Он был мрачен, и Джо с удовольствием думал, что его друг все же, наверно, очень хороший полицейский, если трудное дело смогло омрачить его радость по поводу столь значительного служебного повышения.

— Я все еще не уверен, хорошо ли это, что у меня нет никакой концепции по поводу того, как взяться за это дело, если исключить твое в нем участие, — сказал, наконец, Паркер. Движением руки он остановил Алекса. — Знаю, знаю, что это простейший выход, но я не могу сидеть спокойно, думая о том, что, быть может, в эту минуту Дьявол потирает руки и спокойно приближается к своей жертве. Твоей поездки туда недостаточно, тем более что ты хочешь скрыть свою фамилию и преступник даже не будет предупрежден о твоем присутствии. Значит, факт твоего приезда не остановит его. А ведь самое важное, мне кажется, не допустить следующего преступления, если, разумеется, твоя гипотеза верна, а надо признаться, я не вижу в ней слабых мест. Плюс ко всему, ты даже не будешь жить в этом доме.

— Тут уж, к сожалению, ничего не поделаешь… — Джо развел руками. — Я сделаю все, что смогу, чтобы предотвратить удар. В то же время я не очень представляю, что может сделать полиция по отношению к еще не совершенному преступлению. Не зная при этом, кто и кого хочет убить. Даже если бы ты с сегодняшнего вечера приставил к каждому жителю Норфорд Мэнор ангела-хранителя в мундире, Дьявол подождет. Это мы проходили еще в воскресной школе: Дьявол всегда ждет, пока ангел-хранитель зазевается. Кроме того, у меня сложилось довольно необычное впечатление, что он хочет, чтобы в Норфорд Мэнор началось расследование, и очень заинтересован в том, чтобы полиция занялась смертью Патриции Линч.

— И это тоже совершенно непонятно, — сказал Паркер.

— А у меня есть одна маленькая гипотеза на этот счет… — тихо сказал Алекс. — Но она пока так же туманна, как и все мои остальные предположения. Я знаю точно лишь одно: приезд полиции в Норфорд Мэнор никого бы не уберег от Дьявола, а даже, в известной мере, помог бы ему в его замыслах. А знаю я это от самого Дьявола, который в воскресенье снова перевернул картину и снова оставил отпечаток своих копыт в гроте.

Паркер тряхнул головой.

— В таком случае мы имеем дело с исключительной личностью в преступном мире.

— А кто же тебе сказал, что Дьявол принадлежит к заурядным личностям? — Алекс мрачно усмехнулся.

В ту же минуту зазвонил телефон. Паркер снял трубку и некоторое время молча слушал. Наконец сказал:

— Благодарю, Питер, — и положив трубку, обратился к Алексу: — Ни одно из названных тобой лиц не фигурирует в наших архивах. Ты, конечно, понимаешь, что это значит.

— Понимаю. Это значит, что мы имеем дело с исключительно добропорядочными гражданами. Этого следовало ожидать. — Он встал. — Остается еще прислуга. Но о ней, пожалуй, лучше всего расскажет начальник местной полиции, верно?

— Верно, — Паркер тоже встал. — Будем надеяться, что ничего не случится. — Он вздохнул. — Меня беспокоит еще кое-что. Когда ты будешь на месте, тебе наверняка захочется выяснить, кто совершил первое преступление, ибо в таком случае мы автоматически сможем предотвратить второе, отправляя нашего Дьявола в ад при помощи столь надежных и определенных законом средств, как веревка и высокая поперечная балка. Но следует также принять к сведению и то, что такая перспектива покажется Дьяволу отнюдь не самой забавной и он может прийти к выводу, что ты должен оказаться в аду раньше него.

— Я еду туда под псевдонимом…

— Да, но, по крайней мере, двоим среди немногих действующих лиц этой истории известно, кто кроется за этим псевдонимом. А ведь кто-то из Норфорд Мэнор, согласно нашим предположениям, и является Дьяволом. Не говоря уже о том, что им может быть один из твоих сегодняшних гостей или кто-то из них может просто проговориться. Кроме того, Дьявол может знать тебя по твоим многочисленным фотографиям в газетах и на обложках твоих книг. Твой издатель имеет, к сожалению, привычку таким образом рекламировать своих авторов. Ты очень популярен. Следует об этом помнить.

— Я спокоен за себя. Даже если любая из этих возможностей реализуется, я не думаю, что Дьявол захочет нанести удар мне.

— Откуда ты можешь это знать?

— На основании того предположения, которое я уже высказывал. Если Дьявол хочет заманить полицию на место преступления, то ведь он это делает не затем, чтобы убивать полицейских, а для того, чтобы их руками совершить убийство какого-то ни в чем не повинного человека.

— Не выношу, когда ты с такой уверенностью говоришь о вещах, на счет которых у нас обоих нет пока даже самого туманного представления. — Паркер по-прежнему хмурился. — Я принимаю твою гипотезу потому, что она эффектна и может оказаться правдивой. Но ведь в действительности все может обстоять совершенно иначе. В конце-то концов, это же могло быть и самоубийство, верно?

— Если господа Кемпт и Джилберн обманули меня, что кажется совершенно невозможным, или скрыли от меня что-то, что более вероятно, хотя и не совсем правдоподобно, то, по моему скромному убеждению, Патриция Линч была убита.

— Тогда зачем преступник снова раскапывает это дело? — Паркер вытер со лба пот.

— Чтобы привлечь к нему внимание полиции, направить ее на ложный след и обвинить кого-то невиновного. Будь я Дьяволом, то всегда поступал бы таким образом. Извращение истины — основное развлечение властелина ада. Неслучайно его еще называли Князем Притворства.

— Кого? — спросил Паркер, тяжело опускаясь в кресло. — О ком ты говоришь?

— О Дьяволе. Все время только о Дьяволе. Но скажи мне еще: на территории какого отделения полиции находится Норфорд?

Паркер вздохнул, снова вытер лоб и усталым движением вынул из ящика большую, сложенную несколько раз, карту страны. Она была разбита на маленькие разноцветные поля. С минуту он двигал по ней пальцем.

— Блю Медоуз… Маленький городок. Сержант и четыре констебля. Как же этого сержанта зовут? — Он снял с полки толстую книгу, похожую на телефонную. — Так… Блю Медоуз… Вот. Сержант Хью Кларенс. Я его даже знаю. Это был наш человек из Ярда. Ему прострелили легкое, и начальство перевело его в деревню с хорошим климатом. Умный парень.

— Это хорошо. — Джо встал. — Я задержусь у него на пару минут по пути в Велли Хауз. Может, он расскажет мне что-нибудь об окрестностях, этот Хью Кларенс. — Джо полез в карман. — Этого удостоверения будет достаточно? Смотри-ка, оно начинает быть полезным, прежде чем я успел его хорошо разглядеть.

— Конечно. Только есть ли в Англии полицейский, который бы о тебе не слышал?

— Я совсем забыл, что придется сообщить ему настоящую фамилию. Я еще никогда не пользовался чужой.

— Привыкнешь… — угрюмо пробормотал Паркер. — Ко всему можно привыкнуть, даже к Дьяволу. Тогда он становится менее эффектным, но зато более опасным, потому что становится очень похожим на человека. — Он подмигнул Алексу, который протянул ему руку.

— Спасибо за добрый совет. — Джо задержался в дверях. — Старина Платон утверждал, что стремление судорожно держаться за чувства и невозможность оторваться от них является наибольшей помехой в поисках истины.

— Твой приятель Платон забыл, что в Афинах тоже была тайная полиция, не говоря уже об эринниях. Это были добрые старые времена, когда преступников еще терзали угрызения совести… — Он снова стал серьезным. — Если я тебе там понадоблюсь — появлюсь через час. Звони сюда. Здесь всегда знают, где меня найти. Оружие взял?

— Ну разумеется. Буду стрелять без предупреждения во всех встречных граждан с рогами.

Они вышли. Паркер в молчании проводил его до самого выхода и, оглянувшись в дверях, смотрел вслед удаляющейся машине. И хоть, расставаясь, они шутили, Джо заметил в зеркальце заднего вида, что новый заместитель шефа Департамента уголовного розыска Скотленд-Ярда смотрел ему вслед озабоченным взглядом.