Глава тринадцатая

«Лэндровер» мчался всю ночь; горючее в запасном десятигаллоновом баке было израсходовано, и только теперь, когда машина поднялась на перевал и лучи утреннего солнца ударили водителю в глаза, тот почувствовал, насколько устал.

Гуннар Нильсон съехал на обочину узкой каменистой проселочной дороги. Выпрыгнув из открытого «ровера», он подошел к ближайшему дереву, достал из кармана носовой платок, собрал им утреннюю росу с листвы и аккуратно протер платком глаза и лицо. Чувство прохлады длилось лишь мгновение, платок стал влажным, горячим и потным, но Нильсон вновь смочил его росой и еще раз протер лицо, после чего ему полегчало.

Ласе потребовалось время, чтобы заинтересовать Гуннара своим проектом, но теперь Гуннар Нильсон был решительно настроен выполнить контракт на миллион долларов. Миллион долларов!.. На это он мог бы купить целую больницу. Он мог бы купить нормальное медицинское оборудование и медикаменты, вместо тех крох, что ему перепадали. Миллион долларов мог бы сделать его жизнь осмысленной, а в его возрасте только это и необходимо.

Они с Ласой были последними из Нильсонов. Больше никого не будет. Не будет продолжателей фамилии и мрачной традиции, но трудно представить себе более достойный финал, чем заключительное убийство во имя жизни, во имя человечества, во имя исцеления.

Цель оправдывала средства, по крайней мере в данном случае, так же как и двенадцать лет назад, когда он вырезал у Ласы аппендицит, и пока младший брат находился под наркозом, стерилизовал его, дабы пресечь продолжение рода Нильсонов-убийц.

Как старший, Гуннар был хранителем традиции, и он решил, что продолжать традицию не стоило. За исключением этого контракта. Ради добра людям.

Гуннар Нильсон сел в «ровер», уже не боясь уснуть за рулем, и, преодолев крутой трехмильный спуск, подъехал к маленькому поселку на берегу реки, где было все необходимое для жизни, включая телефон в доме у одного из британских офицеров.

Предполагалось, что к этому времени уже придет ответ. От этого зависело, становится ли Гуннар миллионером и врачом-миссионером или останется ученым лекарем без гроша в кармане, пытающимся лечить аборигенов, которые, в общем-то еще не готовы принять иное лечение, кроме традиционного, составной частью которого являются маска, танец и песня.

Лейтенант Пепперидж Барнз был дома и искренне обрадовался встрече с доктором Нильсоном. Он частенько беспокоился о добром безобидном джентльмене, жившем в горах среди этих грубых безумцев, и все собирался как-нибудь проведать его.

Нет, никакого сообщения для доктора Нильсона не было. Что-нибудь важное? Просто весточка от брата, уехавшего отдохнуть? Ну, разумеется, пользуйтесь телефоном сколько угодно. Лейтенант Барнз собирался прогуляться до своего офиса, взглянуть, не натворили ли что-нибудь за ночь недоразвитые обитатели этой отсталой страны. Может быть, после того как доктор Нильсон позвонит и отдохнет, он зайдет в офис к лейтенанту Барнзу, и они сыграют партию в шахматы?

После ухода Барнза Гуннар Нильсон долго сидел, глядя на телефон, надеясь, что он зазвонит. Он и не представлял, что у Ласы могут возникнуть трудности. В конце концов он же был Нильсоном, имевшим нильсоновские инстинкты. Гуннар объяснил ему, как это делается, а Нильсоны действовали без промаха. И все-таки он уже должен был позвонить.

Гуннар ждал и ждал, но по прошествии часа стал тщательно набирать номер в Швейцарии, который сообщил ему Ласа.

Он просидел еще час рядом с телефоном, разглядывая свою ладонь, с удовольствием думая о том, что именно эта старая и загорелая рука по доброй воле сложила оружие, передававшееся в семье Нильсонов по наследству шестьсот лет, из поколения в поколение, от отца к сыну, через века.

Больше никаких убийств. Только это, последнее, – и все.

Он почувствовал, как под его рукой завибрировал, телефон, и снял трубку.

– Ваш номер в Швейцарии, – возвестил женский голос.

– Благодарю вас, – ответил он.

– Говорите, – сказала она.

– Алло, – раздался мужской голос.

– Я бы хотел узнать насчет денег, причитающихся мистеру Нильсону за выполнение одной работы, – сказал Гуннар.

– С кем я говорю? – после некоторой паузы поинтересовался мужской голос.

– Я – доктор Гуннар Нильсон. Я брат Ласы Нильсона.

– А, да-да. К сожалению, должен вам сообщить, доктор Нильсон, что деньги по этому контракту не выплачены.

Рука Нильсона сжала трубку.

– Почему?

– Потому что условие контракта не было выполнено.

– Понятно, – медленно произнес Нильсон. – А от Ласы ничего не слышно?

– И вновь должен вас огорчить, доктор. С вашим братом я не беседовал, однако слышал о нем. Мне неприятно вам об этом сообщать, но вашего брата нет в живых.

Нильсон моргнул и, поймав себя на этом, широко раскрыл глаза.

– Понятно, – медленно повторил он. – Вам известны какие-нибудь подробности?

– Да. Ноя не могу обсуждать их по телефону.

– Разумеется. Я понимаю, – сказал Нильсон. Он откашлялся, прочищая горло. – Я позвоню вам через несколько дней Но сейчас я хочу вас кое о чем попросить. – Он откашлялся.

– О чем же?

– Закройте контракт. Я беру его на себя.

– Вы твердо решили?

– Закрывайте контракт, – сказал Нильсон и, не прощаясь, положил трубку.

Его морщинистая загорелая рука лежала на телефоне. Он снова взял трубку. Гладкая и прохладная на ощупь, она напоминала рукоятку револьвера.

Он продолжал сидеть, представляя, как держит в руке теплый револьвер, думая о детях, которые могли бы быть у Ласы, которые заставили бы расплатиться мир, погубивший их отца. Но у Ласы не было детей. Гуннар позаботился об этом.

И что же оставалось теперь?

Сжав телефонную трубку, он медленно поднял ее в вытянутой руке, нацелившись микрофоном куда-то в стену. Указательным пальцем он нажал на воображаемый курок. В какое-то мгновение он вдруг почувствовал, что ему хочется моргнуть, но подавил это желание. Как легко возвращаются старые привычки! Кашлянув, он нажал пальцем в середину трубки. И улыбнулся этому звуку.

Ласа будет отмщен и без детей.

Загрузка...