Тяжелый рок

Глава двадцатая

Солнце стояло высоко, воздух был неподвижен, и жара окутала двадцатипятиакровую площадку концерта, словно воздухонепроницаемое стальное одеяло.

Римо с Чиуном медленно шли по полю в поисках чего-нибудь похожего на эстраду или сцену.

– А где тут эстрада, приятель? – поинтересовался Римо у молодого бородача, сидевшего, скрестив ноги, на земле и раскачивавшегося взад-вперед.

– Какая эстрада, старик?

– То место, где они будут играть.

– Да. Они будут играть, а я буду слушать.

– Понятно. А где?

– Я буду слушать прямо здесь. Своими ушами. Своими драгоценными ушами, которые слышат все хорошее и отбрасывают все плохое. Хорошее – туда, плохое – обратно. – Он захихикал. – Это мой секрет искусственного дыхания.

– А секрет своего кретинизма тебе неизвестен? – раздраженно спросил Римо и, развернувшись, вновь нагнал Чиуна.

– Весьма любопытно, – заметил Чиун. – Они собираются смотреть и слушать, не зная, кого и где. Просто интересно, насколько же вы, американцы, мудры. А что это за дым вокруг?

– Это просто «травка» тлеет, – произнес Римо.

– Нет, пахнет не паленой травой, – определил Чиун. – Но если это так, как ты говоришь, то почему же никто не беспокоится? Разве им не страшен пожар?

– Когда спалишь много «травки», уже ничего не боишься, – сказал Римо.

– Это бессмысленный ответ.

Римо выглядел довольным.

– Таким он кажется только тебе.

Около четверти миллиона людей уже заполонили площадку, а народ все продолжал прибывать, практически исключая возможность передвижения по полю. Идея проверки билетов была давно оставлена, и теперь вся территория представляла из себя концертный зал под открытым небом. Устроители концерта здорово подзаработали на предварительной продаже билетов, и теперь, когда деньги лежали в банке, количество безбилетников их не волновало.

Территория старого фермерского хозяйства была сплошь и рядом усеяна точками; каждая точка представляла из себя группу из трех, четырех или пяти человек, из которых кто-то лежал на надувном матрасе, кто-то в палатке, кто-то просто сидел на земле под открытым небом. В обычном случае Римо попробовал бы определить, куда смотрят палатки, но здесь в этих маленьких бесформенных группках все смотрели в никуда, потому что они пришли не смотреть или слушать, а показать себя. Все ревностно охраняли свои клочки земли, и Римо с Чиуном, бродя в поисках сцены, ловили на себе недобрые взгляды, выслушали отдельные проклятия и массу мелких оскорблений.

Впереди Римо послышался звук заводимого мотоциклетного мотора.

– Мы на правильном пути, – сообщил он Чиуну.

– Откуда ты знаешь?

– Где мотоциклы, там и сцена, – ответил Римо.

– Они являются частью музыки? – спросил Чиун.

– Нет, но на слух – почти одно и то же, – пояснил Римо.

Он решительно двинулся дальше, Чиун – за ним, вертя головой по сторонам, с удивлением рассматривая толпу.

– Смотри-ка, Римо, – сказал он, – этот – в костюме вашего дядюшки Сэмюела.

– Обалдеть, – не глядя бросил Римо.

– А вон Смоуки – медвежонок.

– Замечательно.

– А почему тот оделся в форму генерала Кастера? А там кто-то в костюме гориллы.

– Невероятно.

– Почему тебе не интересно? Какова молодежь – такова и страна. Неужели ты не хочешь знать, в чьих руках будущее страны? Гляди! Какой-то мальчик оделся Микки Маусом, а девочка – Доналдом Даком.

– Отлично. И чем же они занимаются? – поинтересовался Римо, продолжая пробираться вперед.

– Я, пожалуй, промолчу, – ответил Чиун. Он поспешил поравняться с Римо. – Если так же будет выглядеть будущее поколение правителей твоей страны, мне кажется, нам с тобой следует поискать другого императора, – предположил Чиун.

– Пожалуй, – согласился Римо. – Только сначала позаботимся о том, чтобы увезти отсюда Викки Стоунер целой и невредимой.

– И разберемся с мистером Нильсоном, – добавил Чиун.

– Думаешь, он тут будет?

– Я уверен.

– Ну что ж, тогда раскрой глаза и не упусти его, – с усмешкой сказал Римо.

– «Раскрой глаза и не упусти его», – передразнил Чиун. – Нет, я свои глаза закрою.

Они миновали последнюю кучку тел и оказались на участке земли в виде громадного полукруга на краю поля. По одну сторону этой полоски травы находились зрители рок-фестиваля; по другую – в пятнадцати футах от них – тянулась длинная цепочка мотоциклистов-рокеров в кожаных куртках, стоящих плечом к плечу перед своими машинами, напустив на себя как можно больше суровости. По обеим сторонам сцены и сзади нее высились чудовищные башни из динамиков, из которых звук будет разноситься по всей округе.

Римо с Чиуном пошли дальше.

– Эй, вы! Вы на нейтральной полосе. Назад!

На них смотрел одетый в черное мотоциклист. Услышав его голос, к нему подошли еще трое-четверо. Они были одинаково одеты. На их «гестаповских» фуражках Римо прочел: «Отродье дьявола».

– Все в порядке, – отозвался Римо. – Мы друзья хозяина.

– Ничего не знаю, – сказал горластый тип.

– Теперь ты знаешь хотя бы то, что я тебе только что сказал, – возразил Римо. – Разве тебя в школе не учили, что нельзя использовать в разговоре двойное отрицание? Если ты вообще в школе учился. В зоопарках есть школы?

– Ну, ладно-ладно, приятель. Уматывай отсюда вместе со своим старичком.

– Дашь нам пройти – получишь пять центов, – сказал Римо. – Подумай хорошенько. Собственные пять центов! Сможешь купить пакет орехов, а твои дружки тебе их пощелкают.

Чиун положил руку Римо на плечо.

– Подождем. Здесь пока еще никого нет, и времени хватит.

Задумчиво посмотрев на Чиуна, Римо кивнул. Он повернулся к «кожаным» мотоциклистам и сказал:

– Все понятно, ребята. Пока.

Они с Чиуном отошли от нейтральной полосы и оказались в тесной кучке молодежи.

Какая-то маленькая блондинка, подпрыгнув, обняла Чиуна.

– Это же сам Боди-Дарма во плоти! – воскликнула она.

– Нет. Я всего лишь Чиун, – ответил Чиун.

– Разве ты пришел не для того, чтобы забрать меня в Великую Пустоту? – огорченно спросила она.

– Никто не может забрать никого в Великую Пустоту. Потому что найти ее значит заполнить ее, и тогда это уже больше не пустота.

– Если так, то дзэн-буддизм теряет смысл, – сказала девчушка.

У ее ног сидели еще три девочки-подростка – все, как заметил Римо, с туманным взглядом. Вокруг них на первый неопытный взгляд все было в простом табачном пепле и простых сигаретных окурках.

– Одного Мастера как-то спросили о том же, – начал Чиун. – Он побил того, кто спрашивал, палкой и затем сказал: "Вот я и объяснил тебе, что такое «дзэн». Вот и все объяснение, дитя мое.

– Лом, старик, лом. Садись с нами и расскажи еще что-нибудь. И ты тоже, чувак, – предложила девушка Римо.

Чиун посмотрел на Римо. Тот пожал плечами. Одно место мало чем отличалось от другого, а это находилось близко от сцены, что было удобно, если им придется действовать. Чиун медленно опустился в позу лотоса. Римо сел рядом, поджав колени к подбородку, оглядывая толпу, не обращая внимания на Чиуна и четырех девчушек.

– Ты изучаешь «дзэн»? – поинтересовался Чиун у блондинки.

– Пытаюсь. Мы все пытаемся, но ничего не можем понять, – ответила она.

– В том-то и дело, – сказал Чиун. – Чем больше стараешься, тем меньше понимаешь. А когда перестанешь пытаться понять, все станет ясно.

Эта «мудрость» привлекла внимание Римо.

– Это бессмыслица, Чиун, – сказал он.

– Для тебя все бессмыслица, кроме собственного желудка. Почему бы тебе не оставить в покое меня и этих безобидных детей и не поискать себе гамбургер, эту отраву?

Обиженно засопев, Римо гордо поднял голову и отвернулся.

Не глядя на часы, он чувствовал, что было без пяти час. До начала концерта оставалось совсем немного.

Пока Римо разглядывал окружавшую их толпу, Чиун говорил; его голос звучал тихо и приглушенно на фоне несмолкаемого гула собравшейся на обширном лугу четвертьмиллионной массы народа. Время от времени среди этого гула, словно от далекого поезда, раздавались то крик, то визг, то многоголосое почти в унисон пение. Римо чувствовал знакомый запах и впервые заметил, что марихуана притягивает комаров. Они были повсюду, и наиболее часто повторявшимся звуком был шлепок ладонью по руке. Только Чиуна комары не трогали, несмотря на то, что девушки курили «травку» во время его проповеди. Римо почувствовал, что людей вокруг прибавилось. Их тесная компания расширялась. Все больше и больше народу подсаживалось к кучке слушателей Чиуна.

– Ты – проповедник? – спросила одна из девиц.

– Нет, просто мудрый человек. – Чиун сверкнул глазами на фыркнувшего Римо.

– А чем ты занимаешься? – последовал вопрос.

– Я добываю деньги, чтобы кормить голодных детей моей деревни, – скромно и вдохновенно произнес Чиун, наслаждаясь моментом.

– Поведай им, как ты это делаешь, – буркнул Римо.

– Не обращайте на него внимания, – призвал Чиун группу, которая выросла уже до двух дюжин расположившихся вокруг него на земле людей. – Вы слышали притчу «дзэн» о том, как хлопать одной рукой? Так вот, перед вами еще более любопытная загадка: рот, неустанно работающий вне зависимости от работы мозгов.

Послышались смешки. Все, повернувшись, посмотрели на Римо, которому так и не удалось придумать достойный ответ.

Наконец до Римо долетел шум, знакомый ритмичный звук. Через минуту он стал слышен по всему полю. Напряжение резко нарастало по мере того, как голоса становились все громче. Возбуждение распространялось из дальнего уголка фермерского хозяйства по всему полю, охватывая 250 000 человек, которые, словно заряженные энергией, говорили все сразу. Вот ОНИ. Они летят. Уже близко. Их вертолет. Это Мэггот. И «Лайс». Подлетают. Все стояли, вытягивали шеи, пытаясь разглядеть приближавшийся вертолет. Он показался несколько секунд спустя.

Четверть миллиона людей увидели его одновременно, и от их радостных эмоций в виде громогласного рева земля под сидевшим на ней Римо задрожала. Но две дюжины сидевших возле Чиуна подростков не шелохнулись, слушая только Чиуна, говорившего о любви и благородстве в мире, полном лжи и ненависти.

Римо наблюдал за вертолетом. Как и Гуннар Нильсон, остановившийся перед одним из стражей слева от возвышавшейся сцены.

– Я – врач, нанятый устроителями концерта, – сказал Нильсон, для пущей убедительности поднимая свой чемоданчик. – Мне необходимо быть рядом со сценой.

– У меня нет никаких инструкций относительно вас, – заявил «дьявольский отрок». Другой мотоциклист направился было на подмогу, но первый жестом остановил его. С шестидесятилетним стариком он справится и сам.

– Зато у меня есть, – сказал доктор Гуннар Нильсон.

Вертолет уже был прямо над ними. Охранник смотрел через плечо, как вертолет начал снижаться на большую площадку между сценой и деревьями, обозначавшими границу фермерского хозяйства.

Открыв медицинский чемоданчик, Нильсон запустил в него правую руку и схватил шприц. Он выждал, когда охранник отвлечется на вертолет, и, резко проткнув кожаную куртку, вонзил шприц парню в левый бицепс.

Нильсон, нажав на шток, выпустил содержимое. Схватившись за руку, охранник сердито повернулся. Он уже было открыл рот, чтобы выругаться, но проклятие застыло на его губах, и он рухнул на землю.

Глухой звук падения тела услышал охранник слева.

– Скорее, – воскликнул Нильсон. – Я – врач. Этому человеку нужно срочно оказать медицинскую помощь.

Охранник посмотрел на своего приятеля, лежавшего без сознания.

– Я думаю, это от жары, – сказал Нильсон. Он взмахнул медицинским чемоданчиком, подавая знак другому охраннику. – Скорее. Ему нужна помощь.

– Хорошо, – ответил наконец охранник. – Хэри, подсоби тут мне! – крикнул он своему напарнику.

Нильсон поспешил мимо лежавшего без сознания охранника к высокой двухпролетной лестнице, ведущей на левый край пустой сцены.

Вертолет приземлился в двадцати футах позади сцены. Гуннар Нильсон поднялся но лестнице до первой площадки, откуда он мог смотреть через головы этих болванов-мотоциклистов, оцепивших пространство перед сценой. Вся толпа была уже на ногах, вытягивая шеи и подпрыгивая, пытаясь увидеть Мэггота и его команду, но никто не осмеливался перейти полосу безопасности, отделявшую зрителей от сцены.

Глядя на толпу, Нильсон видел массовую одержимость, глупость и кретинизм. Как грустно – столько народу пришло сюда лишь ради того, чтобы доказать самим себе, что они существуют.

Глядя на волнующееся людское море, Нильсон заметил тихий неподвижный островок. Группа человек из двадцати сидела на земле, многие – спиной к сцене, а в центре – пожилой азиат в шафрановом кимоно. Сложив на груди руки, он что-то говорил, судя по движениям его рта. Возле азиата Нильсон увидел американца – моложавого спортивного на вид мужчину, который оглядывался по сторонам, словно подсчитывая количество собравшихся на концерт.

Нильсон почувствовал, как от волнения у него по спине побежали мурашки. Инстинкт подсказывал ему, кто они. Тот самый азиат с неким Римо, убившие Ласу. Им и быть первыми. А потом уже – Викки Стоунер за полтора миллиона долларов. Это тоже было важно, потому что, если контракт не будет выполнен, смерть Ласы окажется бессмысленной.

Поставив чемоданчик на перила, сколоченные из брусьев, Нильсон открыл его и внимательно проверил револьвер, не вынимая его из чемоданчика.

Внизу, в тихом оазисе среди шума, смятения и хаоса, царившего на поле, восседал и вещал Чиун. И ничто не ускользало от его взгляда.

– Главный секрет заключается в том, чтобы видеть, – говорил он, – а не просто смотреть. Один посмотрит на другого и ничего не увидит. А другой человек не только посмотрит, но и увидит. Он увидит, например, что человек не моргает. Кажется, ерунда, но это – кое-что. Что с тою, что человек не моргает? Он не моргает, потому что он научился не моргать, и полезно знать, что он этому научился, потому что это помогает тебе понять, что он за человек.

Под его высокий дрожащий голос Римо продолжал оглядывать толпу в поисках Нильсона. До него дошли отдельные слова и фразы. «Человек, который не моргает… опасен… нужно не просто смотреть, а видеть».

Чиун хотел ему что-то сообщить. Что? Он взглянул на Чиуна, и их глаза встретились. Подняв голову, Чиун повел его в сторону сцены. Римо увидел стоявшего на лестнице мужчину, который смотрел в направлении Чиуна. Римо уже встречал этого человека, когда столкнулся с ним в вестибюле питтсбургского театра.

Гуннар Нильсон объявился здесь, чтобы убить Викки Стоунер. Но почему же он тогда не смотрит на только что приземлившийся за сценой вертолет? Викки появится оттуда. Она окажется беззащитна.

Римо легко поднялся на ноги.

– Я пойду, папочка. Ты – со мной?

– Я побуду здесь, чтобы доставить удовольствие нашему другу.

– Будь осторожен.

– Да, доктор Смит, – ответил Чиун с едва заметной улыбкой на губах.

Римо стал бочком пробираться сквозь толпу, которая была уже на ногах, пытаясь смешаться с массой народа. Двинувшись налево, он затем свернул направо, к нейтральной полосе с противоположного от Нильсона края сцены. Приблизившись к пятнадцатифутовой полоске травы, Римо увидел Мэггота, «Дэд Мит Лайс» и Викки Стоунер, стоящих на площадке под сценой. Там присутствовал и какой-то агрегат, в котором Римо узнал нечто вроде лифта.

Римо пересек полоску травы, отделявшую зрителей, от сцены. Большинство охранников стояли спиной к аудитории, глядя на Мэггота и тем самым нарушая первую заповедь телохранителей.

Из-за сцены Римо теперь не было видно Нильсона. Подойдя сзади к одному из охранников, Римо взял его рукой за шею. Если кто-то и смотрел на них, то это выглядело, словно один по-приятельски положил другому руку на плечо. Наблюдавшим не была заметна маленькая деталь: пальцы Римо, погрузившись в мышцы толстой шеи охранника, тихо перекрыли главную артерию, обеспечивающую приток крови к мозгу.

Через три секунды страж обмяк. Прислонив его к дереву, Римо направился к подъемнику под сценой.

Стоявший на лестнице по другую сторону сцены Гуннар Нильсон вынул из медицинского чемоданчика пистолет и лег на пол лестничной площадки. За досками его не было заметно, ему же открывался превосходный вид на собравшуюся толпу. Нильсон просунул дуло револьвера между досок и навел его на Чиуна, который безмятежно сидел, продолжая вещать что-то собравшейся вокруг него молодежи.

А куда же делся этот белый? Этот Римо? Нильсон посмотрел в щелку налево, направо, но так его и не увидел. Ладно, не важно. Далеко не уйдет. А первым будет азиат.

Он навел дуло револьвера Чиуну в лоб, пока примеряясь. Но лоб вдруг сместился. Он оказался левее. Сдвинув дуло пистолета влево, Нильсон вновь прицелился в лоб. Но лоб вновь сместился. Он оказался ниже прицела. Как это могло случиться? Азиат ведь не двигался с места. В этом Нильсон был абсолютно уверен. И тем не менее он все время уходил из-под прицела.

Это напомнило ему о чем-то, связанном с давним прошлым его семейства. Но что это было? Какое-то изречение… Он рылся в памяти, но никак не мог найти ответ. Что же это было за высказывание?

Тут думать стало невозможно: динамики разразились таким громогласием, словно сам Господь возглашал наступление Страшного суда.

– Друзья! – ревели динамики. – Люди! Слушайте все. Перед вами Мэггот и «Дэд Мит Лайс»! Последние шесть слов прозвучали таким истошным воплем, что его могли услышать в Латинской Америке.

Держа револьвер у бедра, Гуннар встал на ноги. Сцена была окутана клубами дыма; Гуннару был виден источник – висевшие под сценой дымовые шашки. Дым заволакивал сцену тяжелыми красными, желтыми, зелеными и фиолетовыми облаками, плавно клубящимися в неподвижном летнем воздухе. Гуннар услышал, как заработал мотор. Находившийся под сценой лифт пошел наверх. Нильсон продолжал следить за сценой.

Новый звук. Гигантская вытяжка начала высасывать дым. Сцена очистилась, и там оказались Мэггот и трое «Лайс». Позади них стояла Викки Стоунер. «И все-таки она будет последней», – подумал Гуннар.

Девушка отошла в глубь сцены, а Мэггот и «Дэд Мит Лайс» оглушительными аккордами начали первую композицию. «Мугга, мугга, мугга, мугта!» – взвыли они. Толпа завизжала, заглушай динамики, исключая возможность услышать музыкантов, ради которых четверть миллиона человек преодолели в общей сложности миллионы миль.

У Римо заложило уши. Пройдя под площадкой, он легонько ударил по ступеням находившейся слева лестницы и стал подниматься наверх.

В восьми футах над Римо Гуннар Нильсон ощутил, как задрожали доски. Эта вибрация была вызвана не музыкой; те колебания он уже успел мысленно зафиксировать. Нагнувшись, Гуннар посмотрел вниз. У подножия лестницы стоял американец, тот самый, Римо.

Ну что ж. Значит, первым быть американцу.

Римо сделал шаг по лестнице.

– Ты знаешь о том, что твой брат моргнул? – спросил он.

– Да, но я – не он, – ответил Нильсон.

Он медленно поднял пистолет до уровня груди Римо.

Их никто не видел: все глаза были устремлены на Мэггота и «Лайс».

Римо поднялся еще на одну ступень.

– А еще он откашлялся, прежде чем напасть на меня.

– Это свойственно многим, но не мне, – сказал Нильсон.

– Забавно, – продолжал Римо, делая очередной шаг, – а я-то думал, что это вроде семейной черты. Ты понимаешь, о чем я, есть такие врожденные слабости, которые в конце концов и губят людей.

– От любого врожденного недостатка можно избавиться, – ответил Нильсон. – Я не страдаю дурными привычками своего брата.

С едва заметной улыбкой он смотрел, как Римо поднялся еще на ступеньку. Глупый американец думал, что, медленно приближаясь, он может обмануть Гуннара Нильсона. Неужто он думает, что ему удалось бы подняться на эти несколько ступеней, если бы Гуннар Нильсон ему не позволил?

Нильсону нужно было кое-что узнать. Из-за грохота музыки ему пришлось повысить голос.

– Как ты убил его? – крикнул он. – Из его же оружия?

– Нет, – ответил Римо. – Я вообще не убивал его. Это Чиун.

– Старик-азиат? – Что подтверждало слова черномазого, однако Гуннар никак не мог в это поверить.

– Да, – сказал Римо. – Думаю, что он уложил его ударом ноги в горло, но точно сказать не могу, так как сам при этом не присутствовал.

Еще шаг. Теперь он был слишком близко. Нильсон нажал на курок. Раздался грохот выстрела, но из-за рева музыки его никто не услышал. Белый американец упал. Замертво. Нет, не замертво. Едва коснувшись лестницы, он сделал кувырок вперед и ногами выбил из руки Нильсона пистолет, полетевший через перила вниз.

А американец был на ногах и с улыбкой приближался к Нильсону.

– Прости, – сказал он. – Вот так-то, дорогой.

Нильсон взревел гортанным ревом викингов-берсеркеров.

«Вероятно, – мелькнуло у него в мыслях, – вероятно, на роду Нильсонов лежало проклятие Синанджу». Но он еще мог оправдать гибель Ласы, выполнив семейный контракт. Он повернулся и бросился вверх по лестнице. Девчонка. Он оторвет ей голову.

Он несся, перепрыгивая разом через три ступеньки.

Римо было поспешил за ним, но остановился.

Остановился и Нильсон. На верхней площадке лестницы спокойно и безмятежно стоял древний азиат, в желтом кимоно, с улыбкой на лице.

Римо не расслышал слов, но Чиун, похоже, сказал:

– Рад вас видеть, мистер Нильсон. Приветствую ваш знаменитый Дом.

Нильсон решил, что сможет справиться со стариком. Римо с усмешкой заметил, как плечи Нильсона напряглись, он приготовился броситься на Чиуна, что было равнозначно попытке укусить аллигатора за нос. Нильсон взревел и плечом вперед ринулся на Чиуна. Старик легко увернулся, и Нильсон проскочил мимо. Римо устремился наверх.

Викки стояла позади Мэггота и музыкантов и, глядя на них, притоптывала ногой. Повернувшись, она увидела мчащегося на нее Нильсона. Ее глаза округлились от страха, когда она заметила выражение его лица. Она попятилась.

Римо уже добрался до верха лестницы и заметил только молнией промелькнувшее шафрановое кимоно. Нильсон уже вытянул вперед руки, чтобы схватить девушку.

Рев викингов вновь заклокотал у него в горле, но захлебнулся сдавленным писком, когда Гуннара сзади достала стальная рука. Последние мысли Нильсона были мыслями врача, а не убийцы. Знакомый хруст проломленной височной кости, резкая боль от осколков черепа, вонзившихся, подобно ножам, в мозг. И медленно обволакивающее тепло объятий смерти.

Повернувшись к Чиуну, он посмотрел в карие глаза азиата и не увидел там ничего, кроме уважения. Вновь повернувшись, он, шатаясь, шагнул на сцену прямо перед Мэгготом и «Дэд Мит Лайс», продолжавшими играть, несмотря ни на что. В предсмертных судорогах Нильсон оказался на краю площадки, упал, скатился со сцены и, пролетев пятнадцать футов, приземлился на плечи одного из охранников, который с кулаками набросился на бездыханное тело Нильсона, призывая на помощь напарников, дабы вместе проучить смутьяна.

Наверху, на сцене, Мэггот возопил:

– «Дэд Мит Лайс» превыше всех!

Внизу охранники навалились на беспомощный труп Нильсона. Кордон между сценой и зрителями исчез.

Первой вперед бросилась какая-то девчонка. Она быстро пересекла нейтральную полосу. Другие пока наблюдали. Увидев, что ее никто не остановил, за ней последовали другие – за каплями накатила волна, тут же превратившаяся в цунами. Мэггот смолк на полуслове. Он увидел рвущуюся к площадке и к нему толпу. Сотни людей. С немытыми руками. Липкими пальцами. Грязными ногтями. Пожелтевшей от табака кожей. Стремящихся дотронуться до него. Он нажал кнопку, находившуюся у него под ногой, и на сцену вновь повалил дым.

Музыка замедлилась и прекратилась. Внезапно наступившая тишина словно раздразнила толпу. Со звуком, похожим на лай своры собак, народ ринулся к сцене

– Скорее, Викки! – крикнул Мэггот. Он нажал другую кнопку, и под прикрытием дыма лифт в центре сцены начал опускаться.

«Лайс» спрыгнули на площадку вместе с Мэгготом. Подхватив Викки, Римо помог ей очутиться на спускавшейся площадке. Рядышком Римо увидел Чиуна.

Через считанные мгновения они все уже сидели в поднимавшемся вертолете вне досягаемости сотен поклонников, которые окружили вертолет, но были достаточно благоразумны, чтобы держаться подальше от его вращающихся лопастей.

Не успел вертолет подняться в воздух, как тут же, словно по сигналу, пошел дождь – большие тяжелые капли – так обычно начинаются летние ливни в горах.

– Ты в порядке, Викки? – спросил Мэггот.

– Да, Кэлвин, – ответила она.

Римо удивился. Она говорила чистым, сильным, ровным голосом.

– Что с тобой? – поинтересовался Римо. – Таблетки кончились?

– Нет. Я завязала. У меня теперь новый кайф.

– Это какой же?

– Кэлвин, – ответила она, взяв Мэггота за руку. – Мы решили пожениться.

– Поздравляю, – сказал Римо. Назовите первенца в мою честь.

– Ладно, хотя «сраный пижон» несколько необычное имя для малыша.

Римо улыбнулся. Он посмотрел вниз на дарлингтонскую ферму. Дождь шел всего несколько секунд, а поле было уже все в лужах. Народ метался взад-вперед; то и дело в разных местах возникали стычки. Сверху это напоминало картину гарлемских беспорядков. Любой, сталкивавшийся с понятием энтропии – меры высшей неупорядоченности, – узнал бы в картине внизу иллюстрацию из учебника.

Римо заметил, что Чиун тоже приник к окну вертолета.

– Скажи мне, Римо, – спросил Чиун, – это можно назвать событием?

– Чем, чем?

– Событием.

– Думаю… да, – ответил Римо.

– Хорошо, – сказал Чиун. – Мне всегда хотелось поприсутствовать на событии.

Вертолет уже несколько минут кружил над фермой, и один из «Лайс» сказал, обращаясь к пилоту:

– Полетели-ка отсюда, а то у этих умников и оружие может оказаться.

Пилот развернул вертолет, и они понеслись назад к городку и мотелю.

– Жду не дождусь, когда вернусь, – сказала Викки.

– А что? – поинтересовался Римо. – Случилось что-нибудь особенное?

– Нет. Просто хочу позвонить отцу. Сказать ему, что со мной все в порядке.

– Своему отцу? Ты звонишь ему?

– Каждый день. Чтобы он знал, где я и что со мной все в порядке.

– Ты же собираешься давать против него показания.

– Да, но одно – бизнес, а другое – личное, я имею в виду то, что я ему звоню. Я должна. Он так подавлен. Каждый раз, слыша мой голос, он говорит «Ах, это ты!» таким тоном, словно наступил конец света.

– Понимаю, – сказал Римо. Он на самом деле понял, кто был инициатором контракта на ее жизнь, и откуда взялось столько денег, и почему убийцы всегда точно знали, где находилась Викки Стоунер.

Теперь он многое понял.

Он взглянул на сидевшего напротив него в кабине Чиуна, которого, похоже, не укачивало, как это обычно случалось в вертолете.

– Теперь ты понял, да? – спросил Чиун.

– Да.

– Наступает время, когда даже скала поддается воде.

– А ты никогда не слышал, как аплодируют одной рукой? – спросил Римо.