Тьма на ладони

18

Когда я вернулся в рекламный, работа уже началась и по отделу растекался обычный производственный галдеж. В стройной веренице столов, точно в расческе с отломанными зубьями, зияли пустующие места. Еще двое сотрудников помимо Томидзавы вчера получили волчий билет и сразу взяли отгулы. У многих на столах раскрыты ноутбуки. Видимо, следят за сообщениями из отдела кадров. Что и говорить, за какие-то пару лет система рассылки информации по конторе изменилась до неузнаваемости.

Санада говорил по телефону. Охара, также прижимая к уху трубку, зачитывала вслух какую-то смету.

Я уселся на свое место и ощутил себя полным изгоем. Никаких дел у меня уже не было. Оставшихся мелочей еле хватит, чтобы дотянуть по просьбе Какисимы до конца месяца. Ничего, что я бы назвал работой, в голову не приходило. Все, что я теперь действительно мог, это лишь терпеливо ждать своей участи.

Охара не подходила и ни о чем не заговаривала.

Думая, чем бы заняться, я прогулялся к стойке с утренними газетами. Заглянув в газету, впервые сообразил, что сегодня пятница. Ну вот, уже начинаю забывать дни недели. И постепенно выхожу из роли саларимана. Даже смерть Исидзаки каких-нибудь три дня назад казалась теперь событием далекого прошлого.

Насчет предстоящих выборов газеты пока молчали. Эту тему массмедиа начнут пережевывать не раньше чем по окончании «золотой недели»…[40]

Зазвонил мобильник. Я достал из кармана трубку и услышал голос Киэ Саэки:

– Извините, что беспокою. Вы, наверное, очень заняты. Хотела поблагодарить за вчерашнее.

Совершенно не занят, хотел было ляпнуть я, но сдержался.

– Как у вас дела? – спросил я.

– Пока ничего нового, – ответила она. – Сегодня иду с сыном в Музей японских садов. Даже не знала, что такой есть. День сегодня хороший, вот и решили куда-нибудь выбраться…

– Рад за вас, – сказал я.

– Я уже и забыла, что такое никуда не торопиться. Столько времени для себя… Может, это и есть прощальный подарок господина Исидзаки?

– Очень может быть, – согласился я.

– Ну, ладно. Не буду от важных дел отвлекать… Всего доброго.

И она повесила трубку.

Я ощутил в голове странную пустоту. Может, из-за того, что она так упорно намекала на мою занятость? А может, потому, что звонков больше ждать было не от кого?

Но уже в следующую секунду я понял, что ошибаюсь.

– Господин Хориэ, к телефону!

Я снял трубку. Необычайно учтивый голос произнес:

– Доброе утро. Сугино из фирмы «Ёсинага».

– А… Спасибо за вчерашнее.

– Вы не могли бы найти время для встречи сегодня вечером?

Вот ведь, усмехнулся я про себя. Может разговаривать по-человечески, когда ему нужно.

– По какому вопросу?

– По поводу ресторана, который вы открываете. Мы все обдумали и хотим предложить вам один неплохой вариант. Нижайше прошу извинить, если вчера возникли какие-либо недоразумения. Если можно, хотелось бы обсудить детали при личной встрече.

– Сегодня вечером, пожалуй, время найдется.

– Тогда как насчет девяти, в нашем офисе? Уж не сочтите за труд… Здание, о котором идет речь, от нас в двух шагах.

– Значит, во внерабочее время?

– У нас, риелторов, любое время рабочее.

– Хорошо. Но с одним условием.

– С условием?

– Да. Чтобы в разговоре участвовал ваш директор Хидэки Кацунума. Я слыхал, он признанный эксперт в подобных вопросах.

– Понимаю вас. Думаю, это возможно.

– Ну, тогда до девяти.

– Будем ждать, – сказал он и повесил трубку.

Не беседа, а цирк с обезьянками, опять усмехнулся я. В подобном тоне им следовало говорить со мною еще вчера. Впрочем, теперь мне есть чем заняться. И за то спасибо.

Я поднял голову и рассеянно огляделся. В поле зрения попала фигурка Охары. Немного подумав, я вытянул из пачки фирменный бланк и, обдумывая выражения, принялся его заполнять. Официальное заявление уже лежало в отделе кадров. Но мне вдруг расхотелось выполнять свое обещание Какисиме. Сверившись с календарем, я поставил на бланке сегодняшнее число и вложил бумагу в конверт, на котором крупными иероглифами вывел: «Заявление об отставке». Вложил этот конверт в еще один покрупнее, надписал и его. И поднял голову.

– Охара! – позвал я.

– Да, шеф?

– Ты все еще принимаешь дела? – спросил я. – Если я в понедельник на работе не появлюсь, передашь вот это Какисиме.

– Директору Какисиме? – Она скользнула взглядом по надписи на конверте. – Но что значит «прощальный подарок»?

– То и значит, что написано. «На долгую память» и все такое.

Охара замешкалась, словно собираясь что-то спросить, но передумала.

– Хорошо, – сказала она и вернулась на свое место.

По этажу раскатилась механическая мелодия. Обеденный перерыв.

Я вышел на улицу и у западного выхода станции «Синдзюку» заглянул в магазинчик уцененных товаров. Внутри было полно народу. Уточнив у продавца мебельного отдела, куда идти, я протолкался по узенькому коридору к лестнице и поднялся на второй этаж. Здесь продавались вещи, которых никогда не встретишь в больших универмагах. То, что я искал, оказалось двух разновидностей. Я начал прикидывать, которая лучше, когда за спиной раздалось:

– Что покупаем?

Ясное дело, не продавец. Я узнал голос Санады и обернулся.

– В забавных местах встречаемся, босс! Часто сюда заходите?

– Бывает. Жена иногда просит чего-нибудь прикупить. Вот вчера обесцвечиватель для волос понадобился. Во всем районе больше нигде не продается.

– Ого. Да вы просто образцовый супруг! А я вот это решил купить. Надо же костюм в порядке держать, пока новую работу не найду…

Санада глянул, куда я показал, и озадаченно наклонил голову. На полу перед нами стояла простенькая прямоугольная конструкция из тонких стальных труб. Две по вертикали, две по горизонтали. Каждая труба раздвижная: задай любую длину и закрепи винтом.

– Ты смотри, – удивился Санада, – какую теперь мебель делают! А я-то свой костюм всю жизнь на плечики в шкаф убирал… Прямо целевой товар для одиноких салариманов!

– И не говорите, – сказал я, вертя в руке ценник. Пять тысяч восемьсот иен. – Вешалка «Изи хангер»… Замечательное название![41]

Санада усмехнулся:

– А ты, я смотрю, тот еще трудоголик! Даже вешалки оцениваешь с точки зрения маркетолога.

– А что? С любой точки зрения – отличная штука! Легко складывается. Места много не занимает. Если о красоте особо не заботиться – можно вздернуть хоть десять костюмчиков сразу. Ни молотка, ни гвоздей не требует. И стоит дешево, и стены в доме целы…

– Значит, собрался-таки новую работу искать?

– Сначала думал, отдохну какое-то время. Да вдруг понял, что от такой кучи свободного времени скоро с ума сойду. Вот, прямо сегодня утром и понял. Никогда в жизни не думал, что сидеть без дела – такое тяжелое занятие! Век живи – век учись…

– Утром? Так, может, это на тебя выходка Томидзавы так повлияла?

– Ну что вы! Не берите в голову. Я и без него пришел бы к тому же самому.

Он помолчал и с неловкостью выдавил:

– Ты уж прости…

– Ох, босс! Раньше я от вас таких слов не слышал, – сказал я, стараясь, чтобы это не звучало насмешливо. – Что же вас сейчас заставляет их произносить?

– Я сегодня уже говорил. Я никогда не считал тебя лишним. На самом деле именно такие, как ты, и нужны компании. Поверь, я много думал об этом. И теперь мне искренне жаль, что ты сдался так просто.

– Ладно, чего уж теперь. Закрытый вопрос.

– Да в том-то и дело, что не закрытый… Не знаю, насколько ты в курсе, но моя очередь тоже не за горами.

Он попрощался, вяло махнул рукой и двинулся к выходу. Глядя на его удаляющуюся фигурку, я вспомнил о Томидзаве. Такие же сутулые плечи.

Я постоял какое-то время в раздумье – и направился к кассе.

Получив от продавца длинную картонную коробку, я зажал ее под мышкой и вернулся на работу. В переговорной я вскрыл покупку, повыкидывал весь пенопласт. Потом разобрал «Изи хангер» на самые мелкие части, сложил все трубы обратно, закрыл коробку и спрятал ее в раздевалке.

После обеда заняться опять было нечем. Я взял два толстенных рекламных журнала, что висели на стойке у выхода, и прочел их от корки до корки.

Ближе к вечеру Охаре кто-то позвонил, и она с невозмутимым видом ушла, даже не сообщив мне куда. Я проводил ее глазами и снова уткнулся в газету.

И тут на моем столе зазвенел телефон. Звонили из города.

– «Напитки Тайкэй», рекламный отдел, – отозвался я.

В трубке ничего не ответили. Абсолютная тишина.

– Алло! – сказал я.

Никакого ответа.

– Вы говорите с Масаюки Хориэ…

По-прежнему ничего. Я вслушивался в чье-то молчание. Картинки из прошлого мелькали в памяти одна за другой. И тут меня словно прошило электрическим разрядом.

– Простите… Это случайно не госпожа Кагами? Дзюнко Кагами, не так ли?

В трубке резко щелкнуло, и связь прервалась. С полминуты, наверное, я оторопело разглядывал трубку в руке. И наконец обругал себя последним идиотом. С какого перепугу я решил, что этот звонок должен быть именно от Дзюнко Кагами? Я вздохнул и повесил трубку.

Меня охватила страшная вялость. К горлу подступила странная тошнота, словно внутри отказали какие-то органы. Может, температура опять поднимается? Я подумал, не достать ли градусник, но махнул рукой. Более не в силах читать журналы, я сидел в прострации и тупо ждал, когда кончится день.

Еще через час вернулась Охара. Как только она вошла, мелодичный звонок известил об окончании работы.

– Шеф! Дело есть. В порядке передачи обязанностей.

– Давай завтра. У меня сегодня важная встреча.

– Завтра суббота. А на Ногидзаку вам аж к девяти, не правда ли?

Я вспомнил, как ляпнул по телефону «спасибо за вчерашнее». Черт бы ее побрал…

– Предупреждаю. Когда будешь старшим клерком – завязывай с частной слежкой. Тот, кто подслушивает телефонные разговоры своих подчиненных, никогда не станет большим начальником.

– Перестаньте, шеф! Разговор действительно очень срочный!

Что говорить, на бедняжке и правда лица не было. От ее обычной уверенности не осталось и следа.

– Ладно, – сказал я. – Пошли в переговорную.

В переговорной я уселся за стол. Она опустилась на стул напротив и сразу заговорила:

– Первым делом я должна перед вами извиниться. Наш обет молчания я нарушила.

– Обет молчания? Ты о чем?

– Вчера вечером я все рассказала мужу.

– Ого… И когда мне теперь идти к нему с повинной?

– Это еще зачем?

– Ну, как же. Заманил тебя ночью к себе домой. И вообще…

Она не дала мне договорить:

– Да я не об этом!

– А о чем?

– Я рассказала ему все, что случилось за эти несколько дней. Вплоть до истории с видеороликом.

– Это еще зачем?

Она наконец-то улыбнулась.

– Решили меня передразнивать? Что значит «зачем»?

– По-моему, нормальный вопрос. За каким чертом расписывать мужу свою работу в таких деталях? Конечно, если это укрепляет вашу семейную жизнь, я за вас только счастлив, но…

– Обычно мы с ним о работе не говорим. Но дело в том, что сейчас он работает в редакции одного журнала. Да не какого-нибудь, а еженедельника «Сан».

Я вспомнил, как единственный раз встретился с ее мужем. Кажется, Охара сказала тогда, что он мечтает стать свободным журналистом. Значит, теперь этот робкий парнишка протирает штаны в редакции толстого еженедельника? Вот, значит, как человек осуществил свою мечту! Или просто застрял на полпути к цели? Теперь понятно, почему Охара вчера так легко согласилась идти домой. С самого начала, наверное, собиралась. И небось, расставшись со мной, тут же позвонила ему…

– Первый раз слышу о том, где твой муж работает. Ну, так и что из этого?

Она закусила губу.

– Получается, я выболтала все газетчикам?

– Н-да… Действительно, так получается.

Она посмотрела на меня как на сумасшедшего.

– Вы что, и правда ничего не понимаете? На следующей неделе у «Сан» выйдет спецвыпуск. Главная тема – «Выборы в Палату советников: самый ранний прогноз». А мой муж отвечает за передовицу.

– С ума сойти, – сказал я.

– Только что я говорила с ним. Сегодня он весь день проверял то, что я ему вчера рассказала. И сказал, что моя информация ему здорово помогла.

– Я просто счастлив…

– Послушайте, шеф! Перестаньте делать вид, будто вас это не касается! А если из-за этого всю компанию втянут в скандал?!

– А что, в журнале выйдет статья о видеоролике?

Она решительно покачала головой:

– Не выйдет. Имена президента и гендиректора «Напитков Тайкэй» нигде всплывать не должны. Я потребовала, чтобы муж проследил за этим очень внимательно. А также чтобы вся сопутствующая информация хранилась в секрете, только для обработки в редакторском отделе. А он не из тех, кто нарушает обещания. К тому же я поклялась, что, если хоть словечко лишнее просочится наружу, – я тут же с ним разведусь!

– Ну, об этом могла бы и не рассказывать. В твоем искусстве убалтывать людей я еще ни разу не усомнился… Но, ей-богу, для чего ты все это затеяла?

– Чтобы получить хоть какие-то ответы на вопросы.

– Ну и что, получила?

– На один вопрос, по крайней мере, ответила.

– А именно?

– Насчет той статьи, что вы из газеты вырвали. Ваши догадки подтвердились на все сто. Этот генсек, Сато, действительно хотел пропихнуть в Парламент профессора Ёду! Есть доказательства. Муж не назвал мне источника, но лица, близкие к Сато – не то коллега, не то секретарша, – подтвердили это в частной беседе.

– Ты сказала «хотел»?

– Да, хотел. Но буквально вчера Сато снова выступил в Парламенте с речью. И поразил всех присутствующих. Его будто подменили. Заявления, которые он сделал вчера, были полной противоположностью всему, что он говорил до сих пор…

Она в двух словах описала ситуацию. Продвигая Ёду в Парламент, Сато неоднократно намекал окружающим, что правительству нужны свежие, энергичные кадры. И всерьез подумывал, как лучше использовать для этой кампании телевидение. Тут-то Ёда и предложил ему идею с видеороликом. Скорее всего, Ёда не сообщил генсеку, что видеозапись подделана: ни один партийный лидер на подобный риск никогда бы не согласился. Таким образом, Сато был убежден, что в эфире покажут хронику реальных событий. После его выступления журналисты кинулись проверять, кого именно лидер ведущей фракции считает своим избранником. Однако ни до самого Ёды, ни до настоящих причин его «избранности» никто докопаться не смог, и вскоре об этом забыли. Все-таки Сато толкнул свою речь в самом начале апреля, и до жарких дебатов вокруг предвыборной гонки было еще далеко.

– В общем, вы попали в точку, – закончила Охара. – Время для своего самоубийства Исидзаки выбрал совсем не случайно.

– М-да… – протянул я. – Полезная история. Очень тебе благодарен.

Она удивилась:

– Но ведь я разболтала все журналистам! Разве вы на меня не злитесь?

– Прежде всего, я сам тебе все разболтал. Куда бы эта информация дальше ни потекла – винить я могу лишь себя самого. К тому же ты сама позаботилась о том, чтобы ни имени президента, ни названия компании в газетах не выплыло. Чего же мне злиться?

В ее глазах как будто забегали странные лучики света. Где и когда я уже видел такое? Ах да. В ту ночь, когда она дежурила у моей постели.

Все-таки забавная у нее привычка, подумал я: смотреть на людей с таким детским выражением лица… Не успел я подумать об этом, как она заявила:

– Вот уж не знала, что вы такой горячий патриот своей компании! Особенно после того, что эта компания с вами сделала.

– Глупости. Просто в этой компании есть несколько человек, включая покойника, которым я не хочу причинять неудобства. Вот и все… Кстати, а самого Ёду в прессе помянут?

– Вполне возможно… Но если и помянут, то вскользь и в шутливом тоне. Насколько я догадываюсь, журналисты достигли с ним какого-то компромисса, и это – самое крайнее, что они могут себе позволить.

Я вспомнил, как вчера говорил с Ёдой по телефону.

– Догадливости тебе не занимать, – кивнул я. – Я тоже предполагал, что этим кончится. Хотя репутация его, конечно, пострадает. Как говорится, что посеешь…

– Но и это еще не все, что я узнала.

– А что еще?

– Кое-что об отношениях генсека Сато и профессора Ёды. Мало кому известно, но эта парочка плывет в одной лодке уже очень давно. Говорят, до последнего времени Сато использовал Ёду как свой политический мозг. И похоже, идея с видеороликом – далеко не первый тактический ход, который Ёда ему предложил.

– Ну, все-таки Ёда – известный авторитет в своей области. Мало ли где они могли встретиться…

– Как выяснилось, сразу по возвращении из Америки Ёда стал частенько появляться в здании Парламента. Зацепившись за это, муж стал копать дальше и наткнулся на интересные факты. В официальной биографии Норио Сато есть одна любопытная строчка: «Председатель совета директоров университета Эдо». То есть именно он и назначил Ёду на пост завкафедрой.

– Ух ты! – невольно восхитился я. – Похоже, твой благоверный и правда очень крутой журналист.

– Ну, пока он еще только учится… В общем, отчего у этой парочки такие тесные личные отношения – это муж еще уточняет. А я на всякий случай раздобыла еще кое-что…

Она достала из сумочки две ксерокопии. Те же документы, что я видел вчера. Свидетельство о регистрации фирмы «Ёсинага» и выписка из домовой книги на «Кагами-билдинг».

Я озадаченно покачал головой:

– Но когда ты успела смотаться в Юридический департамент?

– Что мне, больше делать нечего? Вы же сами вчера общались с Майком! А я потом, как домой пришла, так сразу и вспомнила. Позвонила Нами-тян, и Майк мне все это прямо на дом по факсу отправил. А муж еще долго с Нами-тян по телефону болтал. Уж очень она его развеселила…

Я еще раз заглянул в документы. Бумага оригинала как будто слегка отличалась от того, что я видел вчера, а кроме того – ни на одной из бумаг не стояло штампа «заверено».

– Да… – сказал я. – Частный детектив из тебя вышел бы просто блестящий.

– Мне тоже так подумалось..

Я просмотрел свидетельство «Ёсинаги». Как уже заметил вчера, пунктов в тексте было немного. Но с тех пор, как я увидел эти бумаги в руках Нами-тян, я слегка поумнел. А потому сразу же обратил внимание на год основания фирмы. Восемьдесят девятый. Как раз тогда же была основана «Тиоэфу». Я рассеянно добежал взглядом до конца страницы – и вдруг застрял. Покрутил головой, подумал пару секунд. И наконец догадался. Помимо президента Сугино в списке учредителей стояло еще семь фамилий. Видимо, вчера, переписывая их в блокнот, я пропустил одну по рассеянности.

– Так вот в чем дело… – пробормотал я.

– Вы о чем?

– Пока не уверен, но, похоже, твоему супругу придется еще немного потрудиться. Я бы и сам проверил, да время потребуется. А его журнал уже совсем скоро выходит.

– А что такое?

– В этом свидетельстве список всех учредителей, так?

Она кивнула:

– И среди них – Хидэки Кацунума, который на вас бандитов натравил. А вы с ним сегодня встречаться собрались.

– Я признаю, что ты у нас крутая шпионка. Но больше чтоб я этих разговоров не слышал. Лучше взгляни-ка сюда. Ничего не заметила? Я сам только сейчас внимание обратил.

– Уставной капитал в двенадцать миллионов, а покупают здание за десять миллиардов с хвостиком… Так?

– Да нет. Похожие сделки при «раздутом пузыре» заключались довольно часто. Я не об этом!

– О чем же тогда?

– Акционерные компании с таким уставным капиталом, как правило, создаются членами одной семьи или близкими родственниками. Именно это приходит в голову, когда впервые встречаешь их название. «Ёсинага» – имя собственное. Похоже на чью-то фамилию. Фирма создана в восемьдесят девятом. То есть девять лет назад. За этот срок ни одного учредителя не сменилось. Даже если бы кто-то из них уже помер, за него получала бы прибыль его семья, поэтому имя все равно остается в списке. Тем не менее никакого Ёсинаги в списке не значится…

Охара взглянула на меня и снова уставилась в документ.

– Да, действительно… Об этом я не подумала.

– Ну, и что тебе приходит в голову в этом случае?

Она задумалась, наклонив голову, и я продолжил:

– Насколько я помню, Норио Сато баллотировался в Парламент от округа Северного Канто. Вообще-то, я тот район знаю плохо…

– Ага! – сообразила она. – Вы хотите сказать, что Ёсинага – не фамилия, а географическое название?

– Очень может быть. Например, многоэтажку Киэ Саэки назвали «Розовые холмы Гайэн-Ниси» потому, что она стоит на улице Гайэн-Ниси. Хотя, конечно, название фирмы и название дома – вещи разные… Возможно, я и ошибаюсь.

– И все же проверить стоит! Ведь если в избирательном округе Северного Канто отыщется населенный пункт Ёсинага, то и связь между генсеком Сато и фирмой «Ёсинага» станет очевиднее. Разве не так?

– Может, и так.

– Тогда я скажу об этом мужу! У журнала «Сан» свои эксперты по связям с якудзой. Может, вместе с ними что-нибудь и поймут!

– А может, и ничего не поймут…

– Да что это вы, в самом деле? То новые идеи предлагаете, то сами же их спускаете на тормозах… Нравится людей дразнить, да?

– Ничего я не спускаю на тормозах. И людей дразнить не люблю. Просто версии перебираю из любопытства… К старости, знаешь ли, любопытство принимает довольно нудные формы. И все больше похоже на подглядывание в замочную скважину. Странное такое любопытство, когда никакой истины выяснять не хочется. Аж самому противно.

– Однако причину самоубийства Исидзаки вы решили выяснить до конца, не так ли?

– Это да… Почему – сам не знаю.

– Может, потому, что у вас это не любопытство, а чувство долга?

– У такого, как я, не может быть чувства долга!

Возможно, я сказал это слишком резко. Охара замолчала, пристально глядя на меня. И наконец спросила:

– Можно, я дам мужу ваш телефон?

– Тебе решать. Если считаешь, что нужно, то ради бога.

– Вы все-таки пойдете на эту Ногидзаку?

– Ну конечно. Я же сам эту встречу назначил. Чего это ты вдруг?

– А как температура?

– Близко к норме. Не волнуйся, в обморок не упаду.

– Вообще-то, я за другое волнуюсь. Там же будет главарь якудзы, верно? По вашему же приглашению…

– Послушай. Я тебя, кажется, просил не лезть в мою личную жизнь?

Охара глубоко вздохнула.

– Ладно… – пробурчала она себе под нос. – Такого упрямого осла все равно ничем не остановишь!

– Охара! Ты делаешь успехи.

– В чем это?

– У тебя появилась женская интуиция, – улыбнулся я. – Привет мужу!

Я повернулся и пошел в раздевалку.

– Кретин! – еле слышно прозвучало у меня за спиной.