Тысяча первый попаданец. Часть вторая

Глава десятая. Налет на МВД

В понедельник, 13 апреля, Карцев решил навестить министерство внутренних дел, в том числе самого министра Плеве и главу Особого отдела Департамента полиции Зубатова. С целью одного запугать, а другого поощрить к конструктивной работе с Витте.

Министр с утра оказался на месте и разбирал в присутствии статс-секретаря сводку происшествий в Петербурге за субботний и воскресный дни. Самой серьезной оказалась поножовщина около Народного дома на Лиговке.

– А я ведь говорил этой чересчур самостоятельной богачке, – оборотился Плеве к помощнику, – что ее заигрывание с городскими низами добром не кончится. "Надо сеять в народе семена просвещения и культуры" – передразнил он строптивую графиню. – Вот и увидела, каковы бывают "трудящиеся" во хмелю. Она ведь была там в субботу?

– Была, ваше превосходительство. Лично одного паренька нюхательной солью в чувство приводила.

– Лично… Солью… Сплошное позерство. Думает этим авторитет свой в глазах черни поднять. Вместо того чтобы продлевать свой графский род – ведь баба-то она видная. Но нет, офицер Половцев ей плебеем показался и других кандидатов в мужья всех забраковала. Вот я порадуюсь, если ей кто-нибудь из этих мужланов вдуетпо самые помидоры! Ну, все что ль у тебя? Так иди, свободен…

"До чего ж ты внутренне на себя внешнего похож…" – даже обрадовался висящий над столом Карцев, разглядывая тугощекое лицо министра с большими залысинами, гротескно распушенными светлыми усами, двойным голым подбородком, густыми бровками, мешками под маленькими глазками… – "Такого прессовать – одно удовольствие". И он вошел в активном варианте в сознание фигуранта, пережив и сам ряд пренеприятных ощущений. После традиционных ахов и охов Плеве замолчал в недоумении. Карцев, только что утвердившийся в заранее продуманной линии поведения, приступил к шельмованию министра:.

"Еще живешь, покойничек? Но приговор тебе уже вынесен и бомбы приготовлены. Думаешь, Гершуни пойман и тебе уже никто не страшен? Так революционеры еще больше на полицию обозлились, а особенно на тебя, их главу. Теперь благодари бога за каждый прожитый день и жди, жди – он придет, час расплаты".

– Это что? Ты как? – заплетающимся языком проговорил Плеве.

"Да вот так. Легко проник к тебе в голову, легко и уйду. Но после того как ты поймешь, в чем кроется твой шанс спасения".

"Я готов, я пойму…"

"Готов? Ой ли? Готов уйти с престижной царевой службы? В полную и окончательную отставку? Царь ведь может не понять и тоже обидеться… Так что отмазка твоя должна бытьубедительной, стопроцентной. Сможешь такую придумать?"

"Смогу, чего не смочь. А иначе никак нельзя поступить? Например, послабления в тюрьмах сделать, в ссылки совсем глухие не посылать…"

"Не торгуйся, Вячеслав Константинович, не надо. Ты себя в глазах революционеров замарал. Уйдешь – тебя не тронут. Останешься – ты труп".

"Хорошо, я все понял. А с какого числа уходить?"

"Лучше со вчерашнего. Тебя ведь и сегодня могут взорвать, еще не зная результата моих переговоров".

"Понял, понял. Сейчас рапорт о добровольной отставке и напишу. В Вашем присутствии".

"Напоминаю: отставка должна быть убедительно для царя мотивирована".

"Я хотел написать: в связи с необходимостью лечения за границей".

"Это можно, но следует подтвердить заключением врача. У тебя есть подходящий, который такую бумагу напишет?"

"Есть домашний врач. Есть и болезнь, мочекаменная".

"Тогда ладушки, поживешь еще. Но смотри, если схимичишь, я вернусь и просто устрою тебе апоплексический удар. Кого, кстати, будешь рекомендовать на свое место?"

"Не знаю… Может быть, фон Валя?"

"Для проформы можно. Но в запасе имей Святополка-Мирского, Горемыкина, Булыгина. Ладно, адью пока".

Зубатов тоже был еще в своем кабинете, в здании Особого отдела Департамента полиции. Карцев узнал его по обычному костюму-тройке с галстуком и вполне интеллигентному лицу, отчего он смотрелся немного странно в окружении сугубо деловых, "замундиренных" полицейских. Вселенец понаблюдал некоторое время за будущим реципиентом, но никаких дополнительных "штрихов к портрету" не обнаружил и в удобный момент аккуратно проник в сознание Зубатова. Тот покрутил недоуменно головой и вновь стал просматривать документы.

"Добрый день, Сергей Васильевич" – обозначил себя Карцев. – "Я смотрю, Вы донесение о проповедях Гапона читаете?"

Зубатов вновь недоуменно осмотрелся и потряс головой.

"Я у Вас внутри головы. Трясти ее бесполезно. Прибыл, между прочим, из будущего. Хотите проверить?"

"Это что, фокус? Гипноз?"

"Голая реальность. Вот я Вам подсказываю, что этот Гапон не так безобиден. В январе 1905 г. он выведет на улицы Петербурга многие тысячи демонстрантов с целью идти к доброму царю за справедливостью. Полиции придется стрелять, будет много убитых и раненых. Так что к нему стоить принять превентивные меры".

"Что за меры?"

"Ваши излюбленные, контрреволюционные: провести с одержимым попом беседу, не поможет – ошельмовать его в глазах поверивших, в крайнем случае, ликвидировать. Тем более что его все равно убьют эсеры, в конце 1905 года. Все будет лучше, чем революция, которая после этого расстрела начнет раскручиваться и в Питере и в России".

"Не могу поверить… Какой-то голос… Как у Жанны д, Арк?"

"А что, вполне возможно, что и к ней являлся кто-то из нашего высокотехнологического будущего. Хотите из него картинку посмотреть? Взлет самолета, например?"

"Самолета? Вроде планера Можайского?"

"Вроде вагона железнодорожного поезда, но с крыльями и мощными моторами. Смотрите…"

Минут пять он демонстрировал Зубатову избранные клипы из своей памяти, потом прервал.

"А что это было в конце? Ваше оружие?"

"Да, ковровые бомбардировки и пуски крылатых ракет воздух-земля".

"Невероятно! Такая мощь! Когда же это все будет?"

"Всего через 40–70 лет. Но после многих революций и двух мировых войн с десятками миллионов убитых".

"Ужас… А зачем Вы здесь? Что-то из этого предотвратить?"

"Именно так. С Вашей помощью и многих других русских людей".

"Что я должен делать?"

"Ваша линия на сотрудничество правительства с рабочими представляется мне наиболее правильной. Я буду Вам и Вашим сторонникам в ее проведении способствовать. И уже начал. Сегодня Ваш недруг Плеве под моим давлением написал прошенье об отставке. Я знаю, что министром МВД хотел бы стать Витте. На мой взгляд, ваши с ним взгляды сходны, но он, конечно, опытнее: войдите с ним в контакт и сотрудничайте. Что касается революционеров, то они люди во многих отношениях прекрасные, но с большим недостатком: перемен они хотят полных и сейчас. Знали б они, к чему их благие намерения приведут Россию и мир в целом…"

"Да. Гоняли Александра-Освободителя как зайца по всей стране, убили и получили 20 лет ужесточения режима царской власти: не глупость ли? А ведь могли уже сейчас иметь конституционную монархию с парламентом, как в Англии. И человеческие условия труда и быта у рабочих и крестьян. Без всяких революций…"

"С революционерами такая петрушка: их, во-первых, нужно знать персонально, а во-вторых, плотно с ними работать, в Вашем стиле: переубеждать, развенчивать или ликвидировать втихую. Но главное все-же делать обычных граждан своими союзниками, а не врагами. Ведь у вас почти весь образованный слой населения – явные или скрытые враги власти. Что прекрасно видно по газетам и журналам. И это объяснимо: жить человеку образованному и совестливому среди массы бедных, обездоленных людей очень тягостно. А для этого что надо делать? Поднимать уровень жизни всех людей: материальный, образовательный, культурный. Обкладывать прогрессивным налогом непомерные траты властьимущих господ и торгово-промышленных воротил. Религиозным деятелям хвост поприжать, к скромности вернуть. Да много еще чего… Согласны?"

"Совершенно. Со многим согласится и Николай, наш император. Он просто не знает, как сделать так, чтобы всем в его государстве стало хорошо".

"Чтобы всем стало хорошо, надо, чтобы кое-кому было не слишком хорошо. Умереннее надо быть в желаньях".

" Когда-то Сократ, выйдя на афинский рынок, сказал: как много на свете вещей, без которых я прекрасно обхожусь…"

"Припоминаю, хоть и смутно. Подзабыли в нашем мире этого мудреца, в основу развития общества положено как раз потребление, вещизм. Товарами завален весь мир, периодически возникают кризисы перепроизводства. Ну, да ладно, каждому времени – свои проблемы".

"Да, у нас всего нехватка. По крайней мере, для подавляющего числа людей".

"Ладно, вернемся к революционерам и мерам борьбы с ними. Знаком вам лично еврейский активист Азеф?"

"Да. Он сейчас в партии эсеров".

"Но является также вашим осведомителем? Под псевдонимом Раскин?"

"Ну… да".

"И много сдал функционеров и акций?"

"Весь состав ЦК партии; акции же по мелочи или задним числом".

"То есть террориста Гершуни сдал не он?"

"Нет. На допросе этого Гершуни описал Качура – рабочий, стрелявший в губернатора Оболенского".

"Так вот, Азеф после Кишиневского погрома стал очень опасен. После Гершуни именно он возглавит боевую организацию партии эсеров, которая совершит ряд громких убийств, в том числе дяди царя, Сергея Александровича".

"Когда?!"

"В феврале 1905 г. Впрочем, теперь даты вряд ли будут иметь значение, да и сами эти факты".

"Что ж, тут надо крепко подумать. Он ведь нам до сих пор вполне регулярно поставлял информацию и получал за это неплохие деньги… Хотя если агент готов совершать теракты, да еще такого значения… Надо его однозначно убирать".

"Не против. Человек этот всем не симпатичен. К сожалению, свято место пусто не бывает. Придет, несомненно, другой, незнаемый".

"Разве вы знаете не всех террористов?"

"Я специально ими не интересовался. Помню, что Плеве убил, вроде бы, студент, но теперь и этого не случится".

"Плеве тоже будет убит? Когда?"

"В августе 1904 г. Но этого, повторяю, не будет. Он подставит вместо себя фон Валя или кого-то другого. Если МВД продолжит политику репрессий".

"А я в списке убитых не фигурирую?"

"Вы фигурируете в списке отставленных. Буквально через 3 месяца, за "провокацию" забастовки в Одессе. Лишние слова были в письме активистам инициированной Вами Еврейской партии. А также лишние слова в присутствии некоего Гуровича. Знаете такого?"

"Мой сотрудник, один из самых исполнительных…"

"Впрочем, не будет Плеве министром, не будет и Вашей отставки. Особенно еслицарь согласится назначить на это место Витте. Помочь ему в этом что ли?"

"Каким образом?"

"Да точно таким же, вселившись в его царскую голову… Ладно, еще решу. Пока же Вы усиливаете поддержку новых рабочих союзов и прессуете при каждом удобном случае потерявших совесть предпринимателей. Это важнее борьбы с террористами. Будут люди чувствовать заботу правительства о себе – не будет никакой революции. Примерно так, как заботится о них графиня Панина".

"Софья Владимировна – святая женщина. Правда, вчера в ее Народном доме был инцидент с убийствами, но это обычная уголовщина, все уже пойманы. Хотя и тут она проявила характер".

"Я там был вчера и подтверждаю ее достойное поведение".

"Надо же, какая у Вас оперативность… Или Вы летаете?"

"Разумеется. Вот и сейчас от Вас полечу. Мы ведь обо всем договорились?"

"Далеко не обо всем, но этого пока достаточно. Как мы будем сноситься?"

"Я буду Вас периодически навещать. Ведь звонить по телефону не получится – рук у меня нет. Ну, все, полетел"