У финишной черты

У финишной черты

КОГДА Клокер Локк вошел в ресторан «Синяя лента» на 49-й Стрит, к западу от Бродвея, он сразу понял, что никто еще не рассказал Доку Хокинсу о его беде.

Док, завсегдатай пивных баров и давно не практикующий терапевт, автор ежедневной медицинской колонки в местном таблоиде, отмечал свое освобождение из лечебницы для алкоголиков, но гости, собравшиеся за дальним столиком, отнюдь не разделяли его веселья.

Проходя мимо торговцев ювелирными изделиями, которым всегда отводили столики, самые близкие к окнам, поскольку их бизнес, видите ли, нуждался в естественном дневном свете, Клокер слышал недовольный голос Дока:

– Да что с вами? С каких это пор у вас иммунитет к выпивке? Я же говорю, пойло с меня, разве не понятно? – надрывался тот. – Наливайте, наливайте, я жду вашего смеха и искрометного остроумия, или вы считаете, что, пока не заявился Клокер, никакое веселье в этой палате не уместно?

Заметив, что гости повернули головы к выходу, Док тоже обернулся и увидел друга, после чего открыл рот и словно онемел, что было впервые на памяти Клокера.

– О, господи! – вымолвил Док после некоторой паузы. – Да наш Клокер настоящий оригинал !

Клокеру стало неловко. Он все еще не мог привыкнуть к своему новому деловому стилю: взамен яркой спортивной куртки, слаксов и двухцветных замшевых башмаков на нем был костюм приглушенного серого тона и черные классические туфли; вместо расписного шейного платка, к которым он раньше питал страсть, теперь Клокер носил обычный галстук с мелким рисунком; а взамен эффектного хронографа – простые наручные часы.

Он знал, что по всем бродвейским понятиям выглядел странно и чудаковато. Док был прав: действительно, оригинал.

– ЗЕЛЬДЕ бы понравилось, – оправдываясь, угрюмо сказал Клокер. Он занял свое место и подал знак официанту. – Она всегда хотела сделать из меня джентльмена.

– Хотела? – изумленно переспросил Док, – Да вы, дети мои, только-только поженились перед тем, как они взялись за моего зеленого змия. Только не вздумай сказать, что ты… пффф… уже того!

Клокер умоляюще посмотрел на остальных. Но все уткнули взгляды в рюмки или делали вид, что рассматривают узоры на салфетках.

Естественно, Док Хокинс отлично знал Клокера. Тот был игроком-издателем, если так можно назвать владельца и составителя небольшой брошюры, где давалась информация о выгодных вложениях на скачках. И Док, постоянно нуждавшийся в деньгах на выпивку, частенько обращался к нему за профессиональным советом. Док также был в курсе, что Клокер женился на Зельде, известной стриптизерше с 52-й Стрит. Единственное, чего он не знал, так это того, что случилось за время его бесславного лечения.

– Никто не хочет объяснить мне, что происходит? – потребовал Док.

– Это случилось сразу после того, как ты пытался заразиться бородавками от пожарного гидранта, и скорая приехала забрать тебя, – начал рассказывать Клокер. – Зельда слышит голоса. Это просто ужасно.

– Насколько ужасно?

– Она в Глендейльском Центре, ее держат в комнате с мягкими стенами. Я только что оттуда. Навещал ее.

Док одним залпом проглотил свое горючее. Это говорило о том, что он либо расстроен, либо доволен, других вариантов не было. Сейчас, разумеется, он был серьезно расстроен.

– Психиатры уже поставили диагноз? – спросил он.

– Я выучил его наизусть. Кататонический синдром. Ранняя деменция, так они называют слабоумие. Их главный сказал мне, что это безнадежно.

– Скверно, – сказал Док. – Очень скверно. В таких случаях ничего хорошего ждать не приходится.

– Возможно, они не смогут помочь ей, – резко произнес Клокер, – но я сумею.

– Люди не лошади, – напомнил ему Док.

В их разговор вмешался Ловкач Сэм, безрукий феномен, выступавший с блошиным цирком, он потягивал пиво, потому что вросший ноготь на пальце ноги не позволял Сэму держать рюмку. Теперь, когда Клокер поведал свою мрачную историю, он не постеснялся высказаться и делал это с жаром:

– Если ты не забыл, Док, наш Клокер башковитый парень! Вспомни, кто угадал, что Колдун скиснет на третьем круге? Клокер – единственный из всех. И это лишь один пример…

– Да, Зельда была моим воплощением страсти, – оборвал его Арнольд Уилсон Уайл, процентщик, по которому давно плакала тюрьма за неуплату алиментов. – А как ее шикарное тело двигалось под музыку. Знаешь, Клокер, я, может быть, больше всех жалею о ее печальном положении, но ты ей уже ничем не поможешь. Лучше позаботься о своих друзьях. Не посоветуешь хорошую лошадку, а? Мой адвокат собирается выставить счет, и мне позарез нужна верная ставка.

Клокер ударил кулаком по столу.

– Эти горе-доктора и понятия не имеют, что случилось с Зельдой. А вот я знаю!

– Знаешь? – икнув, спросил Док.

– Ну, почти. Я так близко подобрался к разгадке, словно вот-вот услышу щелчок камеры у финишной черты.

Сидевший рядом Баттонхол, который был, наверное, самым преданным подписчиком Клокера, схватил Дока за лацкан и повис на нем.

– Угадать победителя – целая наука, – прогудел он, щедро дохнув перегаром. – Клокер, может быть, и не разбирается в людях, но он ученый малый и свое дело знает. Давай, скажи ему, Клокер!

ДОК Хокинс в задумчивости повертел стакан, на дне которого бегали капли спиртного.

– Было бы интересно послушать, – произнес он с иронией бульварного писаки, ясно понимая, что для Клокера было бы лучше не строить никаких иллюзий. – Наверное, можно было бы накропать статейку в какой-нибудь психиатрический журнал.

– Тогда слушай, – Клокер вытащил графики, напоминающие те, с которыми он работал, когда делал выборки для скачек. – У Зельды кататония, этот синдром считается одним из самых ярких проявлений шизофрении. До того как Зельда стала раздеваться за деньги, она была танцовщицей, и теперь она постоянно выполняет какие-то танцевальные па, днями напролет.

Док покосился на официанта, который сменил ему стакан.

– Стереотипные движения характерны для кататонии, – подтвердил он. – Это происходит из-за подавления или нарушения двигательной деятельности. В большинстве случаев больные будто возвращаются в детство.

– Она танцует весь день, да, Клокер? – спросил парень, которого все звали Нефтяной Карман, он был родом из Оклахомы, настоящий индеец чероки; имея доход от нескольких скважин, он славился своим шоу неоседланных ангелочков. Держа стакан текилы в одной руке, дольку лимона с солью в другой, он поинтересовался: – И все еще хорошо танцует?

– В том-то и дело, – ответил Клокер. – Она выполняет эти танцевальные шаги, как на репетиции, по десять, а то и по пятнадцать часов кряду. И при этом разговаривает, как будто дает уроки какому-то ребенку, который не может выполнять их правильно. Как будто вспоминает, как сама учила танцы, когда была малышкой.

– Зажигательной малышкой, – довольно подметил Арнольд Уилсон Уайл, – Зельда такая же гениальная самоучка, как Хейфец[2], игравший на свадьбах.

– А я до сих пор не отказался бы взять ее в свое шоу, – проворчал Нефтяной Карман, – У нее талия, как у пчелки. И лучшей танцовщицы не сыскать.

– Тебе придется долго ждать, несмотря на то, что рассказывает наш молодой друг, – подметил Док, сочувствуя Клокеру. – Продолжай, старина.

Клокер начал раскладывать свои листки. Для этого потребовался целиком стол. Пришлось убирать выпивку. Проще всех было Ловкачу Сэму, он поставил свое пиво на пол, так что мог легко до него дотянуться ногой.

– Здесь все, что я получил из разных источников, лично или по почте, – сказал Клокер. – Я обращался в разные места, говорил с врачами и пациентами, здесь у нас, и переписывался с теми лечебницами, куда не мог попасть лично. Я решил свести всю информацию воедино и составил что-то вроде списка фаворитов.

Баттонхол снова потянул Дока за лацкан.

– Это же все ненаучно, я полагаю? – с вызовом спросил он.

– Дурная работа, – согласился Док, терпеливо снося выходки Баттонхола. – Это все было сделано еще полвека назад. Но давайте послушаем человека.

– ВО-ПЕРВЫХ, – начал Клокер, – сумасшедших мужчин всегда больше, чем женщин.

– У женщин по своей природе более устойчивая психика, возможно, потому что у них более стабильный наследственный фактор, – пояснил Док.

– Далее. Шансов чокнуться у интеллектуала гораздо больше, чем у какого-нибудь тупоголового работяги.

– Интеллектуальная деятельность усиливает вероятность конфликта в психике.

– Безумие реже встречается в сельской местности, чем в городах, и практически отсутствует у дикарей. Я имею в виду настоящих дикарей, – Клокер повернулся к Ловкачу Сэму, – а не отдельных уличных коммерсантов.

– Намек понял, – кивнул тот.

– Сложная цивилизация создает основу для психической нестабильности, – возразил Док.

– Когда кататоники выходят из своего состояния, они многого не помнят, а порой, вообще ничего, – продолжал выкладывать Клокер, глядя на свои графики.

Док пьяно мотнул косматой седой головой:

– Защитная амнезия.

– Я видел сотни таких умственных калек. Они постоянно чем-то заняты, как одержимые, все время, даже если от них ничего не требуется, но они не вели себя так раньше, когда были обычными людьми.

– Разумеется. Дело в чрезмерной концентрации психической энергии.

– И они не получают за эту работу ни одного дерьмового цента!..

ДОК отставил наполовину опустошенный стакан.

– Не понял.

– Я же говорю, они работают как лошади, – сказал Клокер. – А между тем, любой, кто чем-то занят, должен быть уверен в том, что его труд будет вознагражден. Не обязательно это должны быть деньги, хотя для Зельды это был единственный вид оплаты, когда она работала. Верно, Арнольд?

– Ну, да, – с удивлением отреагировал Арнольд Уилсон Уайл. – Я как-то не думал о таких вещах. Но Зельда, танцующая по десять-пятнадцать часов в день, и задаром – это не Зельда.

– Если хотите знать, ей нравится ее занятие, – заявил Клокер. – То же самое я наблюдал и у других кататоников. И что они с этого имеют?

Обескураженный Док совсем отодвинул выпивку, будто перед ним встала неразрешимая медицинская загадка.

– Я вообще не понимаю, к чему ты клонишь?

– Насчет других не скажу, но я хорошо знаю Зельду, – снова оживился Арнольд Уилсон Уайл, – Если кто и заслуживает вознаграждения, так это она. И если Клокер говорит, что то же самое с другими, я верю ему на слово. Чего им даром пыжиться, если им не платят?

– Они вполне удовлетворены той эмоциональной разрядкой, которую получают, – пытался втолковать им Док.

– Кто, Зельда? – вспыхнул Клокер. – Если бы ты предложил ей такую сделку, бьюсь об заклад, она бы умерла от смеха.

– Я как-то предлагал ей ведущую роль, – проворчал Нефтяной Карман. – Хотел организовать для нее отдельное шоу, сделал бы всевозможную рекламу. А она мне говорит: чем тратить деньги на всякую ерунду, лучше мне их отдай. Не, Зельда не умеет просчитывать удачные ходы.

Док Хокинс привлек внимание официанта, показав ему пять пальцев, вместо трех, как обычно.

– Давайте не будем препираться. Продолжай, – сказал он Клокеру.

КЛОКЕР снова посмотрел на свои расчеты.

– Я старался ничего не упустить, даже самой мелочи. Это как бег с препятствиями, только я сам был вместо лошади. И я пришел к выводу, что все эти бедолаги главным образом занимаются тем, чем занимались и раньше, зарабатывая себе на жизнь: рисуют картины, продают обувь, проводят лабораторные эксперименты, шьют одежду, танцуют, как Зельда. Часами. Только в воздухе!

– В воздухе? – вмешался Ловкач Сэм. – Летают, что ли?

– Воображаемые действия, – пояснил ему Док. – У них ничего нет в руках. Одни только галлюцинации. Мнимые видения.

– Типа языка глухонемых? – предположил Нефтяной Карман.

– Не торопись, Вождь, – сказал Клокер, успевая прежде, чем Док Хокинс попытался бы отвергнуть прозвучавшую мысль. – Ответ находится прямо перед носом. Вот Баттонхол говорит, что у меня чутье на скачки. Он прав. Я собираю ту информацию, что дают мне сборщики ставок, и просчитываю все вероятности. Точно так же и здесь, – он ткнул пальцем в графики, – у всех этих горемык есть что-то общее. Не их возраст, не работа, не пол, или то, какая у них, извините, половая ориентация. Тут другое. Они преподают!

Озадаченный Баттонхол, продолжая держать Дока за лацкан, будто отрезвел на секунду и немного ослабил хватку. Ловкач Сэм большим пальцем ноги задумчиво почесал затылок.

– Преподают? – спросил он. – Кому, Клокер? Ты же сказал, что их держат в одиночках.

– Да, держат. И я не знаю, кому именно они преподают. Но я пытаюсь это выяснить.

Док воинственно отпихнул листы с графиками, чтобы освободить место для своих крепких локтей. Он наклонился вперед и с негодованием уставился на Клокера.

– Твоя теория достойна воскресного приложения к газетенке, для которой я пишу. Не все кататоники чем-то одержимо заняты, как ты это называешь. А что ты скажешь о тех, кто впадает в ступор и стоит неподвижно, или о тех, кто бревном лежит в кровати?

– Я думаю, ты сам легко сможешь это объяснить, – парировал Клокер. – Попробуй как-нибудь, как это сделал я. Это именно занятия, говорю вам!

Он свернул бумаги и спрятал их обратно во внутренний карман своего костюма. Мука тоски и одиночества вновь овладела им.

– Я чертовски скучаю по ней. Я собираюсь спасти ее, Док. Неужели ты не понимаешь?

Док Хокинс, немного смягчившись, водрузил свою тяжелую руку на плечо Клокера.

– Конечно, понимаю, мой мальчик. Но на что ты рассчитываешь, если даже врачи не могут ничего поделать?

– Но как же Зельда? Она делала первые шаги в танцах, когда ей было, возможно, лет пять, и она только пошла в танцевальную школу.

– Вероятно, эти движения имеют для нее символическое значение, – сказал Док, не скрывая сожаления. – Я считаю, что в ее душе произошел какой-то внутренний надлом, что-то вроде неосознанного протеста ее психики.

– Такое впечатление, что она может делать эти движения даже с завязанными глазами, даже на коленях, если ей связать ноги, – не слушая, упрямо гнул свое Клокер. – Но они как будто не понимают ее.

Он высвободил Дока от хватки Баттонхола и обнял обоих.

– Я говорю вам, она именно преподает, будто пытается что-то втолковать какому-то болвану, который никак не может научиться.

– Да кому она может преподавать? – фыркнул Док. – Психиатрам? Медсестрам? А может, тебе? Ну, сам подумай, Клокер, она выполняет эти движения, но ведь ей все равно, одна она или нет? Да она и не может знать, есть ли кто-то рядом. Разве это не так?

– Да, так, – с неохотой кивнул Клокер, – Вот это меня и убивает.

Нефтяной Карман проворчал недовольно:

– Белые люди не верят в духов. А индейцы верят. Возможно, Зельда говорит с духами.

– Я думал об этом, – признался Клокер, с горечью глядя на лицо краснокожего друга. – Духи – это я могу понять. Призраки. Привидения. Но, если Зельда и другие кататоники учат призраков, то эти призраки – самые отъявленные тупицы на свете. Они заставляют ее и остальных бесконечно повторять свои движения, или шить, или продавать обувь, снова и снова. Если бы у них была хоть чуточка мозгов, они бы научились всему в мгновение ока.

– Может, они такие же поддатые, как мы, и не въезжают? – предположил Нефтяной Карман, с воодушевлением отнесшийся к тому, что его гипотеза близка Клокеру.

– Может быть, – посмотрел на него Клокер с некоторой убежденностью. – Если мы не видим их, так может быть, им тоже нужно постараться, чтобы увидеть или понять нас.

Нефтяной Карман заинтересованно придвинул ближе свой стул.

– Одна старая скво по имени Сухая Земля Без Дождей – то, что вы называете «старая дева», – все время слышит духов. Она постоянно передает нам, что они говорят. Но никто не слушает.

– Почему это? – полюбопытствовал Клокер.

– Она глухая, слепая. Не слышит гром. Ей хоть под ухо стреляй. Спрашивается, как она может видеть и слышать духов? А ведь только и делает, что бубнит, бубнит, бубнит, как заведенная.

Клокер, задумавшись, нахмурился.

– Кататоники не видят и не слышат нас, но они уверены, как ты говоришь, будто с кем-то общаются.

Док Хокинс поднялся, немного покачиваясь на ногах, и положил деньги на поднос.

– Я хотел посоветоваться с тобой, Клокер, – недовольно сказал он, – насчет ближайших скачек. У меня после лечения еще осталось немного денег, и я хотел разумно ими распорядиться. Но я вижу, что у тебя от переживаний поехала крыша. После того, что ты тут наплел, я прежде крепко подумаю, чем рискнуть хотя бы десятью центами и просить твоего совета.

– Я и не ждал, что ты поверишь мне, – с отчаянием ответил Клокер. – На вас, докторишек, лучше не рассчитывать.

– А я ничего не имею против твоих гаданий с психами, – объявил Арнольд Уилсон Уайл, – но мне больше нравится твое умение вычислить победителя еще перед стартом. Ну, так как насчет подсказки с хорошей лошадкой, если, конечно, есть подходящий вариант.

– Извини, я был слишком занят, пытался помочь Зельде, – ответил Клокер.

Друзья начали расходиться. Док Хокинс только ненадолго задержался в баре, прихватив еще бутылочку с собой – промыть мозги, перед тем как засесть за свои заброшенные газетные колонки.

Ловкач Сэм ловко напяливал ботинки, тоже собираясь уходить.

– Да брось ты это все, Клокер. Я не спорю, ты ученый малый…

– Это я сказал, – напомнил о себе Баттонхол. Он схватил Ловкача Сэма за ворот, чтобы подняться со стула. – Если кто и знает, что такое верный прыг-скок, так это Клокер.

Нефтяной Карман, пьяно щурясь, проводил их обоих взглядом.

– Врачи уверены, что духов нет, – сказал он. – Я заболел в резервации и пошел к доктору. Он дал мне лекарство. Мне стало еще хуже. Шаман видит, что злые духи делают меня больным. Достает свой бубен. Танцует. Злые духи уходят. Я поправляюсь.

– Я уже не знаю, черт возьми, что думать, – с неохотой признался Клокер. – Если бы это помогло Зельде, я перерезал бы себе горло, сам бы стал призраком и заставил бы всех этих духов освободить ее.

– Если ты призрак, а она жива, не слишком-то удобно заниматься любовью.

– Тогда что мне делать? Нанять посредника?

– Выписать шамана из Резервации. Он изгонит злых духов.

Клокер оттолкнулся от стола.

– Может, я и поступлю так, если не придумаю что-то более стоящее, чем вызывать сюда колдуна из самой Оклахомы.

– Вернешь Зельду, я оплачу расходы и сделаю ей шоу.

– Ты слишком добр, старина, не надо никаких шаманов. Сначала я попробую сам.

ВЕРНУВШИСЬ в гостиничный номер, и с нетерпением ожидая следующего утра, когда он снова сможет навестить Зельду, Клокер ни о чем другом не мог и думать. Несмотря на то, что он уже неделями не занимался своим вестником, изучая кататоников, Клокер интуитивно чувствовал, что эти старания не должны пропасть даром.

Большую часть ночи он провел, расхаживая по комнате и дымя напропалую, стараясь не смотреть на баночки и расчески, лежавшие на столике с зеркалом. Но все здесь напоминало о ней: случайно не замеченные на полу булавки, нейлоновые чулки, оставшиеся на перекладине душа, тюбик ее зубной пасты. Он спрятал духи в комод, но запах как будто преследовал его, и создавалось впечатление, что Зельда незримо находится рядом.

Как только взошло солнце, он поспешил на улицу и взял такси. Ему следовало явиться в приемные часы, но он не мог вынести томительного ожидания. Только находясь с нею в одном здании – почти рядом – Клокер чувствовал себя более-менее сносно.

Когда ему, наконец, разрешили войти в комнату Зельды, он сел в углу, молча наблюдая, ловя каждый ее жест и оброненное слово. Ее движения, несмотря на их раздражающее примитивное однообразие, стоили того, чтобы не сводить с нее глаз: у Зельды были шикарные черные волосы, ниспадавшие до покатых плеч, большие голубые глаза, чувственные пухлые губы и изумительная фигура. Ее одаренное от природы красотой тело, казалось, излучает страсть, однако взгляд оставался безучастно далеким.

Клокер терпел, сколько мог, наконец, не выдержал:

– Черт побери, Зельда, да сколько времени им нужно, чтобы выучить эти движения?

Она не отвечала. Не видела, не слышала, не чувствовала его. Даже когда он поцеловал ее в шею, в ее любимое место, она не отдернулась, внезапно испугавшись щекотки, как это всегда бывало.

Он вынул портативный фонограф, с которым ему разрешили пройти к ней. Словно на что-то надеясь, включил три ее любимых мелодии: фрагмент балета, ритмичный танец и ее самый любимый мотив, с которым она чаще всего выступала на сцене. Но ни одна композиция не привлекла ее внимания.

– Легче достучаться до мертвеца, – с тоской пробормотал Клокер.

Он потряс Зельду. Но, даже потеряв равновесие, она бы продолжала выстукивать ногами простейший ритм.

– Послушай, малышка, – сказал он. Его голос звучал напряженно и сердито. – Я не знаю, кто заставляет тебя все это делать, но скажи им: если они завладели тобой, то пусть заберут и меня тоже.

Независимо от того, чего он ждал, призрачные фигуры не явились на этот призыв, и сквозняк замогильного холода ни откуда не подул. Ничего не случилось. Она продолжала двигаться: раз-два-три, раз-два-три.

Он сел на ее кровать. Возможно «они» выбирали людей так же, как он выбирал лошадей, с той лишь разницей, что он выбирал, чтобы выиграть, а «они» – чтобы наблюдать.

Наблюдать? Ну, да. Зельда, вероятно показывала «им», как танцевать, и обучала их азам шоу-бизнеса. «Они», видно, выбрали ее специально, поскольку знали, что никто не сможет отдать всего себя с такой преданностью делу, как Зельда.

У КЛОКЕРА сложился план, о котором он не стал рассказывать Доку, потому что это была совершенно безумная затея. Но, во всяком случае, он на нее очень рассчитывал. Недели без жены казались ему адом одиночества, но не для Зельды, она, вероятно, даже не подозревала о его ужасной потере. Он готов был согласился, что план его безумен, но других вариантов попросту не видел. Существовал лишь один способ установить, кто управлял ею, и чего «они» добиваются. Впрочем, Клокер не знал, чем это ему поможет, кроме того, существовала вероятность, что его застукают, но в данную минуту это его беспокоило меньше всего.

Главный замысел состоял в том, чтобы заинтересовать «их» теми знаниями, в которых он хорошо разбирался: чтобы они захотели узнать от него как можно больше о скачках и игре на тотализаторе. После этого… Ну, следует хотя бы с чего-то начать, а там уже видно будет.

Клокер вплотную приблизился к автоматической машине для танцев, в которую превратилась его жена. Он заговорил с ней, очень громко, детально рассказывая все, что знал: как выбрать победителя на основе данных от конезаводчиков, результатов прошлых выступлений и опытности жокеев, оперируя состоянием беговой дорожки и погодными условиями – говорил обо всем, что имело смысл в его сложной работе, которая очень походила на невероятно запутанную сеть нитей, из которых следовало выбрать единственно нужную. Он порой рисковал, но игра стоила свеч. Сейчас же он только боялся, что хрипота остановит его прежде, чем он сумеет достучаться до «них».

Санитар, проходивший мимо палаты, заинтересованно заглянул.

– Да ты, Клокер, никак тоже намерился попасть в этот загородный клуб? – грубо пошутил он.

Клокер смущенно заулыбался.

– Э-э… работаю над одной теорией, – ответил он и начал собирать вещи, быть может, с излишней поспешностью, чего не хотел показывать, после чего поцеловал Зельду и, не получив никакого ответа с ее стороны, удалился до следующего дня.

Он продолжал приходить каждое утро. Он уже готов был сдаться, как вдруг в какой-то момент его ослепило невероятное ощущение нереальности. Он старательно подавил волнение и начал рассказывать о скачках еще более громко. Казалось, мир уплывал из-под ног. Он, возможно, сумел бы воспарить, если бы захотел. Но не стал этого делать. Неопределенные и далекие, искаженные, не совсем бессмысленные, но в то же время непонятные голоса постепенно проникали в его сознание.

А потом, в один прекрасный день, он не заметил, как вошел санитар, чтобы сказать ему об окончании приемного времени. Клокер как раз объяснял основные принципы скачек… подробно, с огромным терпением, снова и снова… и вдруг совершенно утратил контакт с реальностью.

ЭТО оказалось так просто, что Клокер был разочарован. Вначале голоса заспорили о нем, осторожно и разумно, каждый выдвигая свои доводы о том, стоит или не стоит вмешиваться, пока один из них не принял решение. Этот голос, который Клокер продолжал слышать, – тихий, спокойный – то исчезал, то становился более сильным, как будто на него влияло большое расстояние или какие-то помехи, что заставило Клокера вспомнить об игрушечном детекторном приемнике, который когда-то давно подарил ему отец.

Затем нереальность исчезла, и на смену ей вдруг явился иной мир.

Клокер очутился где-то очень далеко. Он знал, что это не Земля, поскольку ничто вокруг не походило на то, что он видел раньше, за исключением, пожалуй, посещения Всемирной выставки. Он видел невысокие, красивые здания, впечатляющие своей архитектурой, и в то же время окрашенные в мягкие пастельные тона. Он стоял в огромном сквере, покрытом плотным ковром зелени, с тенистыми деревьями и классическими скульптурами вдоль аллей. Сотни людей стояли рядом с ним, и все они выглядели ошеломленными и напуганными. Клокер же не ощущал ничего, кроме восторга от того, что очутился где-то. Он и понятия не имел, где находится, ему было все равно. Главное, что он там, где Зельда.

– Как я сюда попал? – обратился к нему маленький человек в бифокальных очках и в безрукавке с кучей воткнутых в нее булавок и швейных иголок. – Я не могу тратить время для поездок на отдых. Миссис Джейкобс завтра должна явиться на примерку, и она точно убьет меня, если ее платье не будет готово.

– Не убьет, – сказал Клокер, – Это вам больше не грозит.

– Хотите сказать, что мы мертвы? – раздался испуганный возглас. Это была полнотелая женщина в цветастом халате, с обесцвеченными волосами и щедро нанесенной на губы красной помадой. Она посмотрела вокруг и с явным одобрением подметила: – Эй, а здесь не так уж и плохо! Я всегда говорила, что не хуже и не лучше других и уж чего-то заслуживаю. Ну, а как тебе тут, нравится, дорогуша?

– Не спрашивайте меня, – уклонился Клокер. – Я думаю, это чья-то попытка завладеть нашим вниманием, но вы не мертвы. Это одно я могу сказать точно.

Женщина, казалось, была разочарована.

Некоторые люди в толпе жаловались, что у них остались семьи, в то время как другие волновались по поводу брошенных дел. Однако все замолчали, когда какой-то мужчина взобрался на мраморный постамент, используя его в качестве трибуны. Он был высок, осанист, в строгой одежде и с длинной белой бородой.

– Пожалуйста, чувствуйте себя непринужденно, – его голос был глубоким и успокаивающим, словно у какого-нибудь диктора, читающего анонс радиопередач. – Вам ничего не грозит. Вы в совершенной безопасности.

– Ты уверен, что мы не мертвы, голубчик? – спросила женщина в цветастом халате. – Разве это не…

– Нет, – сказал Клокер. – Тогда бы у него был нимб над головой, верно?

– Да, пожалуй, – недоверчиво кивнула она.

Человек с белой бородой продолжал.

– Если вы внимательно прослушаете вводную лекцию, вы поймете, где вы и почему здесь. Разрешите представить вам Джеральда Хардинга. Доктор Хардинг отвечает за этот призывной пункт. Дамы и господа. Доктор Хардинг!

МНОГИЕ из собравшихся зааплодировали по привычке… словно были в аудитории или в студии какого-нибудь телешоу. Остальные, включая Клокера, в ожидании наблюдали, как престарелый человек в белом лабораторном халате, очках с тяжелой оправой и гладкими розовыми щеками, похожий на какого-нибудь доброго врача, рекламирующего жидкость для полоскания рта, поднялся на трибуну и посмотрел на толпу. Он заложил руки за спину, покачался немного с пятки на носок, и благодушно улыбнулся.

– Спасибо, мистер Кэлхун, – сказал он бородатому человеку, который переместился на мраморную скамью. – Друзья, и я полагаю, что скоро вы расцените нас именно друзьями, я знаю, что вы озадачены всем этим. – Он взмахнул рукой, показывая вокруг. – Позвольте мне объяснить. Вы были выбраны, да, именно тщательно проверены и выбраны, чтобы помочь нам, вероятно, в самый сложный для нас момент. Я вижу, что вы хотите знать, для чего вы отобраны, и по какой причине. Я буду краток. Вы больше узнаете, когда мы все вместе начнем сотрудничать в этом обширном и благородном эксперименте.

Женщина в цветастом халате выглядела чрезвычайно польщенной. Коротышка-портной кивал, демонстрируя, будто он все прекрасно понимает. Оглядев остальную толпу, Клокер заметил, что он единственный, кто на самом деле хотя бы не делает вид, что понимает истинный смысл речи. Это был чей-то план. И все эти люди для прибыли сюда ради какой-то цели.

Он пожалел, что нет рядом Дока Хокинса и Нефтяного Кармана. Док, несомненно, принял бы все за иллюзию и объяснил бы ее подсознательным влиянием пережитых в детстве травм. Приятель-индеец, со своей стороны, так или иначе, наверняка попытался бы найти что-то общее между мистером Кэлхуном, доктором Хардингом и духами своего племени. Клокер чувствовал, что вероятная позиция Нефтяного Кармана ему ближе.

Впрочем, он мог и пребывать в закоулках собственной психики, в то время как у индейца возникли бы свои видения, более подходящие для его понимания. Так духи или вымысел? Независимо от того, кем являлись эти двое, выглядели они столь же реально, как все люди, с которыми когда-либо общался Клокер, однако могли оказаться как проявлением сверхъестественного, так и порождениями безумия.

Клокер в предвкушении ждал ответа. Точно он знал лишь одно: чтобы понять, свидетель он феноменальных событий, или сошел с ума, нужны решающие доводы и аргументы. Поэтому он внимательно наблюдал и слушал, словно пытливый зритель, пытающийся разгадать трюк умелого фокусника.

– Вы, возможно, испытываете что-то вроде шока, – продолжал доктор Хардинг с легкой, сочувствующей улыбкой. – Уверен, что сумею развеять все ваши сомнения. Позвольте мне прибегнуть к самым простым объяснениям. Вы знаете, что во Вселенной существуют миллиарды звезд, и что у звезд бывает множество планет, это так же естественно, как для кошки иметь котят. Многие из этих планет населены. Некоторые формы жизни разумны, даже очень, в то время как на других этого не наблюдается. Почти во всех случаях доминирующая форма жизни очень отличается от… от вашей.

Клокер почувствовал раздражение, нервно ожидая чего-то конкретного, а не пустой болтовни.

– Вы спросите, почему я говорю «вашей», а не «нашей»? – спросил доктор Хардинг. – Потому что, друзья мои, мистер Кэлхун и я – мы оба – не с вашей планеты, и даже не из Солнечной системы. Не волнуйтесь, пожалуйста! – призвал он, подняв руки, когда толпа недоуменно загудела. – Наши имена вовсе не Кэлхун и не Хардинг. Мы назвались так лишь потому, что наши собственные имена настолько чужеродны для вас, что мы даже не способны воспроизвести их на вашем языке. И выглядим мы совсем не так, как вы нас видите сейчас, в облике обычных людей, кем мы, конечно, не являемся. Наш истинный облик… э-э-э… скажем так, недоступен для человеческих глаз.

ДА ВЫ ЧТО! – без почтения подумал Клокер. Может быть, стоит перейти к делу…

– Я не думаю, что сейчас время для подробных объяснений, – поспешил объявить доктор Хардинг, предвосхищая возможные вопросы. – Мы – обитатели планеты, находящейся в 10000 световых лет от Земли. Вы можете быть уверены в нашем бескорыстии и дружелюбии. Вы спросите, как мы преодолели такое огромное расстояние? Правда в том, что мы «не здесь». И вы тоже. То, что вы можете назвать словом «здесь», является проекцией мысли, гипотетической точкой в пространстве, местом, которое существует только за счет ментальной силы. И мы, и вы – не более чем телепатические образы. На самом деле наши тела находятся на наших собственных планетах.

– Все это очень запутанно, – пожаловался человек, похожий на банкира. – Вы хоть понимаете, к чему он клонит?

– Пока нет, – ответил Клокер и добавил, с долей цинизма: – Наверное, хочет всучить нам подарки к Рождеству.

Человек, похожий на банкира, метнул на Клокера презрительный взгляд и отодвинулся. Клокер пожал плечами. Его больше беспокоило странное отсутствие усталости, а еще нежелание стоять и слушать скучную лекцию. Где-то в глубине души ему хотелось все бросить и кинуться на поиски Зельды, чему мешал этот ненужный доклад. Однако владевшие им эмоции были не настолько сильны, чтобы повлиять на его решимость.

Поэтому он продолжал стоять и, постепенно теряя терпение, слушать доктора Хардинга.

– Наша цивилизация значительно старше вашей. В течение многих ваших столетий мы исследовали Вселенную. И физически, и телепатически. Так мы обнаружили вашу планету. Мы пытались установить контакт, но возникли серьезные трудности. Это было во время вашего Средневековья, и я с горечью должен признать, что те люди, с которыми мы вступили в контакт, по большей части были сожжены на кострах инквизиции. – Он с сожалением покачал головой. – Хотя ваша цивилизация с тех пор намного продвинулась вперед, контакт до сих пор все еще затруднен. Ему в равной степени препятствуют ложные знания и невежество. Вы поймете, в какой-то момент, почему это очень печально.

– Вот оно, – сказал Клокер тем, кто стоял рядом. – Он готов, наконец, показать свое жало.

– Побойтесь бога, разве можно говорить так о достойном, приличном джентльмене! – возмутилась женщина в халате.

– Даже слепой бы заметил, что он говорит искренне, – согласился с ней портной. – Подумать только, я участвую в глобальном эксперименте! Вот Молли удивится, когда узнает.

– Она не узнает. Держу пари, что она больше удивлена прямо в эту минуту, – заверил его Клокер.

– Человеческое тело – невероятно сложный организм, – говорил доктор Хардинг. Его голос остановил перебранку, и соседи Клокера вновь повернули к трибуне свои заинтересованные лица. – Мы поняли это, когда попытались взять под контроль отдельных людей для установления контакта. Миллиарды нейронных связей, тысячи разных функций – не будет преувеличением, если я сравню наши усилия с действиями обезьяны, оказавшейся перед пультом электростанции. Под нашим руководством, к примеру, некоторые писатели создали книги, идеи в которых, к сожалению, были сильно искажены. Не более успешными были наши попытки установить контакт с художниками. Частью виной тому были помехи межзвездного пространства, но главная причина неудачи в том, что мы не могли проложить себе путь сквозь лабиринт, которым является разум и тело человека.

ТОЛПА, казалось, прониклась к оратору симпатией. Один Клокер испытывал скуку и томление, скорее желая отправиться на поиски Зельды и чувствуя, что начинает закипать. Почему он должен торчать здесь, как эти болваны?

– Я не хочу вдаваться в длинную историю наших проблем. – Доктор Хардинг улыбнулся. – Если бы мы могли посетить вашу планету лично, не было бы таких трудностей. Но 10000 световых лет – непреодолимый барьер для всего, кроме мысленных волн, которые распространяются с бесконечной скоростью. И это, как я уже говорил, очень печально, потому что человеческий род обречен.

– Обречен? – в недоумении воскликнул портной. – А как же Молли? Мои дети? Все мои клиенты?

– Ваши клиенты? – взвизгнула женщина в халате. – А как же я? Что должно произойти? Что случится?

Клокер с восхищением отметил подход доктора Хардинга. Подобную линию обычно практиковали политики, но у них не было такой же аудитории, такого контроля над зрителями, поневоле согнанных в выдуманное пространство. Неплохой старт со стороны этих галактических затейников, он принесет им космические дивиденды, независимо от того, чего они добиваются. Но Клокер решил, что это не должно отвлекать его от главной цели – заполучить Зельду.

– Я вижу, вы потрясены, – заметил доктор Хардинг. – Но разве мое заявление действительно так неожиданно для вас? Вы прекрасно знаете историю своей расы – бесконечные непрекращающиеся войны, каждая последующая все страшнее и разрушительнее. А сейчас человечество обладает властью глобального разрушения. Следующая война, безусловно, будет концом не только цивилизации, но человечества в целом, может быть, даже и всей планеты. Мы – мирная и альтруистичная цивилизация, мы могли бы помочь вам предотвратить катастрофу, но это потребовало бы нашей физической высадки на Землю, которая невозможна. Но, даже если бы она была возможна, нам попросту не хватило бы времени. Армагеддон приближается.

– Так почему же мы доставили вас сюда? – после паузы спросил сам себя доктор Хардинг. – Ответ прост. Человечество, несмотря на грубейшие ошибки и промахи, являет собой уникальный пример развития. Оно не должно исчезнуть, не оставив полного отчета о своих достижениях.

В толпе понимающе закивали. Клокер пожалел, что нельзя закурить и за сигареткой-другой обсудить услышанное с Зельдой. До болезни она отличалась трезвостью мыслей и, наверное, могла бы вставить свой комментарий.

– Это и есть задача, над которой нам предстоит вместе работать, – убеждал доктор Хардинг. – У каждого из вас есть умение, талант, специальные знания, в которых мы нуждаемся для составления глобального хранилища информации. Ни одна сфера деятельности человека не должна остаться без внимания. Мы очень нуждаемся в вас. Ваши данные станут частью нетленного вселенского достояния, они будут существовать и в будущем, даже после гибели человечества.

ВИДИМО, сказанное произвело большое впечатление на женщину в халате.

– Они хотят сохранить то, что я могу им рассказать?

– И даже, как шить? – поинтересовался маленький портной с жилеткой, полной иголок, – Даже, как гладить и делать петлицы?

Человек, похожий на банкира, гордо поднял подбородок, на его пухлом лице возникла довольная улыбка.

– Я всегда знал, что в один прекрасный день меня по достоинству оценят, – самодовольно заявил он. – Я могу столько рассказать им о финансах, о чем идиоты в головном офисе даже понятия не имеют.

Мистер Кэлхун поднялся на трибуну и встал рядом с доктором Хардингом. Когда он вновь поднял руки, его низкий голос зазвучал с бесконечной добротой:

– Друзья, мы нуждаемся в вашей помощи, в вашем знании. Я уверен, вы не хотите, чтобы человеческий род исчез без следа, как будто его и не существовало. Я уверен, что вы с глубоким волнением осознаете, насколько важными могут показаться ваши знания тем, кто захочет воспользоваться ими в будущем. Только представьте, что значит оставить свой личный отпечаток в вечности! – Он сделал паузу и наклонился вперед. – Вы поможете нам?

Лица людей осветились, руки взметнулись вверх, раздались крики согласия.

Восхищенный успехом ораторов, Клокер в то же время наблюдал за людьми, которым весьма польстила эта речь, так что они, исполненные счастья, готовы были безоглядно следовать за своими поводырями, к тем самым зданиям, как оказалось, расположенным, сообразно широте направлений человеческой деятельности.

Его путь лежал к светло-вишневой конструкции с указателем «СПОРТ и РАЗВЛЕЧЕНИЯ», рядом шла женщина в халате. Она неугомонно болтала и, казалось, была недовольна тем, что никто не удосужился раньше пригласить ее на собеседование, но уж теперь она не упустит своего шанса поделиться опытом последних двадцати лет жизни.

Клокер старался не вникать в ее трепотню, он пытался высмотреть здание, где, вероятно, могла находиться Зельда. Заметив указатель «ИСКУССТВА и ДОСУГ», он хотел направиться туда, но почувствовал, что некая сила заставила его держать курс неумолимо к месту своего назначения.

Беспомощно оглядываясь, он вынужден был подчиниться.

ОН попал в небольшое помещение, где его встретил, по-отечески тепло улыбаясь, мужчина с тонкими седыми волосами и удивительно добрыми глазами, несмотря на решительные скулы. Он представился как Эрик Барнс и, узнав у Клокера имя, возраст, профессию, выдал регистрационный номер, который, как он пояснил, будет значиться в центральном архиве его родной планеты в качестве индекса для мгновенного доступа.

– Теперь, – сказал Барнс, – нам нужно сделать следующее, мистер Локк. Мы готовим два вида бессрочного учета. Один представляет собой микрозапись. Второй – удивительно точный слепок вашей памяти, на носителе гораздо более вечном, разумеется, чем ваш мозг.

– Согласен, – кивнул Клокер словно китайский болванчик.

– Словесный отчет для записи достаточно сложен, учитывая значительный объем чужеродных для нас понятий. Дублирование вашей интеллектуальной модели, однако, еще более хлопотно. Помимо искажений, неизбежных на расстоянии в 10000 световых лет, на что могут оказать влияние области тяготения и радиации, само вещество, которое мы используем вместо клеток мозга, поглощает память достаточно медленно. – Барнс улыбнулся, давая понять, что беспокоиться не стоит. – Но зато вы можете быть уверены, что этот однажды сделанный слепок никогда не будет потерян или уничтожен!

– Я рад, – решительно сказал Клокер. – Просто безумно счастлив.

– Я знал, что так и будет. Что ж, давайте приступим. Во-первых, начнем с основного определения скачек.

Клокер объяснил. Барнс велел ему повторить то же самое еще раз.

– Нужно проверить прием и сохранение, – объяснил он.

Клокер повторил предложение еще несколько раз, после чего голос из устройства связи произнес:

– Увеличить мощность. Слабый исходный сигнал. Искажение волн. Исправить и продолжить.

Барнс отрегулировал старательно шкалы, и Клокер начал повторять фразы, добиваясь того темпа, который просил Барнс. Через некоторое время он начал произносить их на автомате, что дало ему возможность немного подумать.

У него не было никакого плана, как заполучить Зельду, это был чистой воды экспромт – попасть сюда. И здесь ему не нравилось. Больше всего его озадачила сама система, в которой он оказался. Он знал, что не мог всего этого выдумать, поскольку существовали детали, которых не придумаешь даже в самом подробном кошмаре, а в существование духов, использующих научное оборудование, не поверил бы даже Нефтяной Карман.

Все остальные люди, казалось, поверили всему, что говорили эти странные личности, называвшие себя пришельцами. Но не Клокер. Он всегда с сомнением относился ко всему, чего не мог понять. Он не находил объяснения, но тем не менее, ему не требовались никакие доказательства, кроме собственного подозрения к любым, даже самым благородно звучащим начинаниям. Его жизненный опыт подсказывал, что в таких случаях в особенности следует искать подвох.

Не обладая всей информацией, он вынужден был смириться с происходящим, надеясь, что, в конечном счете, отыщет способ спасти Зельду и самого себя. Пока же, монотонно повторяя одно и то же, он задавался вопросом: что в этот момент происходит с ним там, на Земле. Наверное, лежит в кровати, поскольку ему не приходится выполнять физические движения, как Зельде, с ее бесконечными «раз-два-три».

Это заставило его вспомнить о Доке Хокинсе и психиатрах. Вот бы их сюда, мстительно пожелал он: чтобы они теперь сказали о своих теориях?

ЗАТЕМ, очевидно, наступил конец рабочего дня.

– Все замечательно, мы делаем успехи, – сказал ему Барнс. – Я знаю, как это утомительно, повторять одно и то же по многу раз, но расстояние – весьма серьезное препятствие. Я думаю, удивительно даже то, что мы можем преодолевать его. Только представьте – свет, который видят люди в данную минуту, наша звезда излучала, когда по Земле бродили мамонты, а человечество жило в пещерах. И все же, с нашими ускорителями мысленных волн, мы способны общаться в режиме реального времени.

«Обычная лесть», – подумал Клокер, внезапно почувствовав, что ему действительно хотелось бы верить, что он делает что-то важное.

– Но то, что вы делаете, это очень важно, – сказал Барнс, как если бы Клокер произнес свои мысли вслух.

В другой ситуации Клокер обязательно покраснел бы. Сейчас же он испытал тревогу и замешательство.

– Вы представляете масштаб и ценность этого проекта? – продолжал Барнс. – У нас есть самая подробная информация о человеческом обществе, которой не обладает ни один человек! Даже самые незначительные явления вашей цивилизации не остались без внимания. Ваша жизнь, моя жизнь, жизнь Зельды, за которой вы пришли сюда, желая спасти ее, – не настолько ценны, поскольку мы, в конечном счете, все умрем, но проект будет существовать вечно!

Клокер поднялся. Цепким взглядом он с тревогой уставился на Барнса.

– Так вы знаете, для чего я здесь?

– Чтобы добиться возвращения вашей жены. Еще я знаю, что вы добровольно попали под наш контроль. Это указано в вашем досье, которое направили мне из отдела Допусков.

– Тогда почему вы впустили меня?

– Потому, мой дорогой друг…

– Я вам вовсе не друг. Я здесь по делу.

Барнс пожал плечами.

– Как хотите. Мы впустили вас, поскольку вы обладаете знанием, которое мы должны включить в наши архивы. Мы надеялись, что вы поймете степень оказанного доверия и масштаб ответственности. То же самое касается и остальных.

– И Зельды тоже?

– О, да, – настойчиво кивнул Барнс, – у меня есть подтверждение из отдела Статистики. Она чрезвычайно отзывчивая и очень убежденная в…

– Хватит! Вам меня не провести!

БАРНС решительно поднялся.

– Хотите поговорить с нею лично и убедиться? Это было бы логично.

Он вышли из здания. Через большую площадь он повел Клокера к крупному, но невысокому строению, которое Барнс назвал Центром Образования и Отдыха.

– Если нет каких-то особых задач, – сказал Барнс, – наши люди-партнеры трудятся по двенадцать или четырнадцать ваших часов, оставшееся время они тратят на себя. Для экстрасенсорной проекции сон не требуется, хотя это не относится к телу на Земле. А что, мистер Локк, как вы думаете, что они выбирают в качестве основного развлечения?

– Автоматы для игры в пинбол? – иронически усмехнулся Клокер. – Азартные игры?

– Лекции, – с гордостью доложил Барнс. – Они хотят узнать как можно больше о нашем проекте. Фактически, мы организовали это по их просьбе! О, это очень впечатляюще, мистер Локк. Цветные трехмерные фильмы, демонстрирующие большую часть наших знаний, миллионы синтетических копий памяти, каждая с запечатленными навечно воспоминаниями о навыках и ремеслах, профессиях и опыте, которого больше не будет…

– Хватит. Найдите мне Зельду, а затем исчезните. Я хочу поговорить с ней наедине.

Оказавшись в Центре, Барнс обратился в окошко, напоминающее что-то вроде театральной кассы. Он объяснил Клокеру, что посетители аудиторий и штатные сотрудники обязаны отмечаться, перед тем как войти, на случай чрезвычайных ситуаций.

– Что за ситуации? – спросил Клокер.

– Вы слишком недоверчивы, – терпеливо ответил Барнс. – Например, повреждение в цепях нейронов синтетического дубликата мозга. Или, если фотонная буря вносит помехи в прием. Неприятности подобного рода.

– А в чем же чрезвычайность?

– Мы не можем ждать. Мы просим человека-партнера еще раз записать все, или озвучить то, что было потеряно. Никто не отказывается! Разве это не удивительно?

– Это будет получше любого допроса с пристрастием, – процедил Клокер сквозь зубы. – Полицейские на Земле с радостью приняли бы ваш метод на вооружение.

ОНИ нашли Зельду в небольшом лекционном зале, где пышная женщина с другой планеты убеждала своих слушателей, что делая запись, нельзя ничего скрывать, даже подробностей личного характера.

– Потому что, – сказала она, – необходим полноценный психологический, культурный и социальный портрет.

Увидев Зельду, Клокер ринулся к ней, буквально схватил в охапку, выдернув ее со стула, и, крепко обнимая, расцеловал.

– Малышка! – сказал он, растерявшись от волнения. – Давай поскорее уберемся отсюда!

Она посмотрела на него, нисколько не удивившись.

– О, Клокер, привет. Обожди немного. Я хочу дослушать лекцию.

– Разве ты не рада видеть меня? – с болью спросил он. – Я схожу с ума, месяцы напролет стреляю каждый цент, лишь бы только найти тебя…

– Я тоже рада видеть тебя, милый, – сказала она, пытаясь через его плечо смотреть на докладчика. – Но это так важно…

Подошел Барнс, вежливо поклонился.

– Если вы не возражаете, миссис Зельда, я думаю, вы должны поговорить с вашим мужем.

– Но как же лекция? – обеспокоенно спросила она.

– Я могу позже дать вам копию в записи.

– Ну, хорошо, – с неохотой согласилась Зельда.

Барнс оставил их вдвоем на странно теплой каменной скамье посреди площади, с просьбой сообщить о возвращении на работу в положенное время. Зельда, вместо того, чтобы смотреть на Клокера, наблюдала за удаляющимся Барнсом. Ее глаза как будто источали тепло.

– Разве он не замечателен, Клокер? – спросила она. – Разве они все не прекрасны? Настоящие ученые, каждый из них посвящает этому потрясающему делу всю свою жизнь.

– И что же в этом потрясающего? – он почти прорычал.

Она повернулась, и некоторое время смотрела на него, словно не понимая.

– Они могли позволить Земле просто погибнуть. Могли ничего не делать. И все мы исчезли бы, словно нас, людей, никогда и не существовало. Мы не оставили бы после себя ничего, что имело бы смысл, – как динозавры. Разве это не заставляет тебя ужаснуться?

– Мне все равно. – Взяв ее за руку, он не почувствовал отклика. – О чем я волнуюсь, так это о нас, малышка. Кого волнует весь остальной мир, если этот мир должен исчезнуть?

– Меня волнует. И многих других тоже. Не все так эгоистичны, как некоторые. Не будем говорить, кто.

– Значит, я эгоистичен? Проклятье, а ведь ты права – да, я такой!

ОН притянул Зельду к себе и поцеловал в шею, в ее любимое место. И был раздосадован ее более чем сдержанной реакцией.

– Я эгоистичен, – сказал он, – потому что у меня жена, по которой я схожу с ума, и я хочу ее вернуть. Они оболванили тебя, детка. Разве ты не видишь этого? Ну, хоть сейчас вспомни, как мы с тобой мечтали завести собственное жилье, вспомни хотя бы тот дом, который я нашел на Риверсайд Драйв: семь больших комнат, три ванны, одна даже с душевой кабиной. Все, как ты хотела. Прямо с лужайки перед домом – вид на Гудзон и Джерси.

– Это все в прошлом, милый, – с достоинством, сдержанно ответила она. – Я должна помочь им в этом проекте. Это меньшее из того, что я могу сделать для истории.

– Да к черту историю! Что в ней проку для нас? – Он прикоснулся губами к ее уху и нежно подул, как когда-то, чтобы заставить ее извиваться в его руках от невыносимой щекотки. – Иди, и скажи им, что все кончено, девочка. Скажи им, что у тебя встреча со мной на Земле.

Она вырвалась и вскочила.

– Нет! Их работа – она и моя тоже. А, может, даже и больше. Они не держат здесь никого против его желания. Я остаюсь, Клокер, потому что я этого хочу.

Он рассерженно схватил ее и взял на руки.

– Ты возвращаешься со мной, я сказал! Если не хочешь, заставлю, понятно?

– Как? – спокойно спросила она.

Медленно и, словно обманувшись в своих ожиданиях, он вернул ее на землю.

– Попроси, чтобы они отпустили тебя, малышка. Нефтяной Карман сказал, что поставит для тебя мюзикл. Ты же всегда хотела славы и успеха…

– Больше нет. – Она поправила платье и пригладила волосы. – Что ж, мне пора. Любимый, я хочу дослушать оставшуюся часть лекции. Увидимся, если ты захочешь остаться.

Он сел и угрюмо наблюдал, как она, грациозно двигая бедрами, направляется к Центру. У нее всегда была соблазнительная походка: профессиональный навык. Однако он заметил другое – Зельду словно подменили, она стала более спокойной и безмятежной.

Клокер нашел ответ на вопрос: что кататоники получали за свою работу. Теперь было ясно – все дело в самой изощренной лести и гипнотическом воздействии. Вот и вся плата.

Но что эти скользкие пришельцы получали взамен?

КЛОКЕР вызвал Барнса, оставив сообщение в окошечке Центра. Тот вскоре явился, покинув лекцию для исследователей со своей планеты. Сейчас на его лице скорее читалось сдержанное любопытство, нежели отеческая доброта. Клокер вкратце, и не скрывая горечи, передал ему разговор с Зельдой, после чего спросил прямо: что они, пришельцы, рассчитывают получить с него.

– Мне кажется, вы и сами в состоянии ответить на это, – сказал Барнс. – Ведь вы тоже в некотором роде ученый. Вы определяете вероятности в забегах, основываясь на наследственности лошадей, результатах их предыдущих состязаний и многих других факторах. Чтобы оперировать такими сложными параметрами, нужны особые способности и мастерство. С той же затратой сил и энергии, разве вы не смогли бы заработать больше в каких-нибудь других областях?

– Я думаю, да, – сказал Клокер. – Но мне нравятся скачки.

– То-то и оно. Единственная форма выгоды, из тех, что приняты у людей, и которую мы разделяем – это стремление к знаниям. Вы используете свое умение, чтобы предсказать результат соревнования, которое вот-вот начнется. Мы, в свою очередь, посвящаем наши записи этим гонкам, которых вот-вот не станет.

Клокер грубо схватил пришельца за ворот и придвинулся к его лицу.

– Думаете, я попадусь на этот крючок? Оставьте ваши россказни кому-нибудь другому!

– Я не понимаю, – изумленно воскликнул Барнс.

– Слушайте, предположим, все так и есть. Допустим, вы те самые добродушные парни, которые действительно задумали все это из благих намерений, потому что вбили себе в голову, будто мы собираемся уничтожить сами себя.

– О, да, – мрачно кивнул Барнс. – Вы сомневаетесь в этом? Вы искренне верите, что ваше самоуничтожение можно предотвратить?

– Я уверен, что его можно остановить. Но у меня такое впечатление, что вы этого не хотите. Вы только лишь желаете подстраховаться, собирая отдельных людей, чтобы скоренько получить от них информацию, пока не случилось глобальное кровопролитие.

– А что еще мы можем сделать? Мы ученые, а не политики. Кроме того, мы неоднократно пытались распространить среди вас предупреждения, но нисколько в этом не преуспели.

Клокер ослабил хватку и выпустил Барнса.

– Отведите меня к вашему президенту или специальному уполномоченному, или кто там у вас заправляет этим сборищем. Возможно, мы сможем вместе что-нибудь придумать.

– У нас есть совет директоров, – ответил Барнс. И добавил с сомнением: – Но я не вижу…

– Вот только не надо. Просто отведите меня туда и позвольте мне с ними поговорить.

Вздохнув, Барнс покорно опустил плечи. Он повел Клокера в здание отдела Администрации. Там, в большой комнате со стенами с витражами, за длинным и огромным столом, в тяжелых креслах заседали люди, казавшиеся столь же солидными и почтенными, как сама мебель. Клокеру подумалось, что эти пришельцы будто нарочно имели такой облик, – да еще вся декорация была им под стать, – только для того, чтобы произвести впечатление на клиента. Что-то подобное он встречал в некоторых букмекерских конторах, где умели мастерски жульничать.

МИСТЕР Кэлхун, тот тип с длинной белой бородой, оказался председателем совета. Увидев Клокера, он изобразил сожаление.

– Я опасался, что возникнет проблема, – сказал он. – Я голосовал против вас, и хочу, чтобы вы это знали. Мои коллеги, однако, посчитали, что вы, как наш первый добровольный партнер, могли бы подсказать новые методы, но теперь я вижу, что был прав.

– Но, что, если он знает, как предотвратить их исчезновение… – начал доктор Хардинг, тот, который принимал людей с приветственной речью.

– Он ничего в этом не смыслит, – решительным басом заявил тип с несколькими подбородками. – Человек – самое деструктивное доминантное существо, с каким мы когда-либо сталкивались. Он разграбил собственную планету, уничтожил множество низших видов, крайне важных для его собственного существования. Он угнетает, притесняет, он развращен и жесток – и это самый печальный факт во всей Вселенной.

– Поэтому его достижения, – возразил доктор Хардинг, – заслуживают особого признания!

Клокер не выдержал.

– Может быть, вы бросите трепать языком, и позволите мне вставить хотя бы словечко?

– Простите, – сказал мистер Кэлхун. – Пожалуйста, можете говорить, мистер Локк!

Клокер уперся в стол костяшками пальцев и наклонился к сидящим.

– Я должен верить вам на слово, хоть вы и не люди. И, возможно, вы не поверите мне. Я никогда ни о ком не заботился, кроме себя и Зельды. И тем не менее, я вправе назвать себя человеком. Все, что я хочу – это жить и не мешать жить другим, и стараюсь следовать этому правилу. Таких как я, называют обыкновенными людьми. Многие из моих лучших друзей – обыкновенные люди. Задумайтесь об этом. Никто из них не хочет исчезнуть, и даже если это произойдет, в этом не будет нашей вины.

Некоторые из его слушателей сочувственно закивали, соглашаясь.

– Я почти ничего не читаю, кроме спортивных ведомостей, но я знаю, что можно сделать, – продолжал Клокер. – И это неправда, утверждать, что в любой стране все решают деньги. Мы хотели бы остановить войны ради будущего всех нас. Мы, маленькие люди, вынужденные воевать и умирать. Да и среди крупных шишек таких найдется немало. Но мы не можем ничего сделать в одиночку.

– Это лишь подтверждает нашу точку зрения, – сказал Кэлхун.

– Я говорю о тех, кто сейчас на Земле. Люди боятся, но они просто не знают, чем мы можем освободить себя от этой напасти. Но я и другие кататоники, мы могли бы рассказать им об этом. Я заметил, что у вас здесь собрались люди со всех континентов, и все меж собою прекрасно ладят, потому что у них есть чем заняться, и совершенно нет времени, чтобы ненавидеть друг друга. Это может случиться и на Земле. Если вы позволите нам вернуться, то увидите, как все изменится. И того, что было прежде, уже не будет.

Мистер Кэлхун и доктор Хардинг посмотрели друг на друга и перекинулись взглядами с остальными вокруг. Никто не был готов ответить.

Мистер Кэлхун, наконец, вздохнул и отодвинул свое тяжелое кресло, чтобы встать.

– Мистер Локк, пытаясь достичь взаимопонимания между народами, мы экспериментировали точно таким же образом, как вы предлагаете. Мы освобождали многих наших партнеров-людей, чтобы они сообщили о том вероятностном прогнозе, который выдвинула наша наука. К сожалению, барьер человеческой психики оказался сильнее нас.

– Да? – осторожно спросил Клокер. – Что за барьер?

– Защитная амнезия. Они целиком и полностью забыли все, что узнали здесь.

КЛОКЕР ощутил разочарование.

– Да, теперь я понимаю. Я разговаривал с некоторыми из этих «излеченных» – тех людей, от которых вы, вероятно, получили все, что хотели. Они ничего не помнили.

Но он не хотел сдаваться.

– Подумайте, должен быть выход. Возможно, если бы вы схватили всех этих политиков со всех стран и выдернули их сюда, они не смогли бы заставить нас воевать между собой.

– Взгляните на ваше прошлое, – с сожалением произнес доктор Хардинг, – и вы поймете, что мы и это пытались сделать. Не получилось. Всегда находятся другие люди, часто более бездумные, невежественные, глупые и порочные, готовые занять освободившееся место.

Клокер с вызовом обвел взглядом всех присутствующих, прежде чем заявить:

– Какой шанс у меня запомнить все?

– Вы наш первый доброволец, – ответил маленький тип на другой стороне стола. – Тут невозможно ничего утверждать заранее.

– Ну, хотя бы предположительно.

– У нас есть теория, что в отношении вас психологический барьер может не сработать. Конечно, вы понимаете, что это только теория.

– Я надеюсь, это не вся информация. Как ваш метод работает?

– Чтобы установить связь, как это ни прискорбно, нам фактически приходится взламывать человеческий разум. И освобождение из-под нашего контроля приводит к амнезии, которая является психологической защитой от тревожных воспоминаний.

– Я сам пришел сюда, не забывайте, – напомнил Клокер. – Я не знал, куда отправлялся, но у меня была цель.

– Это еще неучтенный фактор, – возразил маленький человек. – Да, вы действительно подчинились добровольно, и у вас была цель, но готовы ли вы были к этому психологически? Мы не знаем. Мы допускаем, что могут быть какие-то нехарактерные проявления при потере контакта.

– Иными словами, есть шанс, что у меня не будет амнезии?

– Я бы скорее сказал, может не быть. Все-таки нельзя быть уверенным, пока опыт не состоялся.

– Тогда… – сказал Клокер. – Я хочу заключить с вами сделку. Мое требование вы знаете – это Зельда. Вы утверждаете, что копите ваши записи на тот случай, что мы уничтожим себя. Но вы так же говорите, что не хотели бы этого. Я верю вам. Я тоже этого не хочу, тем более что есть шанс, что мы вместе сможем предотвратить трагедию.

– Очень небольшой шанс, – заметил мистер Кэлхун.

– Возможно. Однако, это шанс. Теперь, если вы освободите меня, и я окажусь первым, у кого не будет амнезии, я смогу рассказать об это всему миру. Я мог бы привлечь других людей, ученых и достойных политиков, уговорить их добровольно прийти сюда, чтобы испытать то же, что и я. Возможно, именно так у Земли появится шанс избегнуть катастрофы. Но даже если это не сработает, мне эта затея нравится больше, чем слушать радио, ожидая конца.

ДОКТОР Хардинг подышал на свои очки и в задумчивости вытер их; жест, очевидно, навевала роль, потому что он, казалось, прекрасно мог обходиться и без них.

– В этом есть смысл, мистер Локк. Но тогда мы лишимся вашего вклада в наши архивы.

– А что для вас важнее? – ждал ответа Клокер. – Получить мой отчет или использовать шанс на то, что мы спасем сами себя?

– Хотелось бы и то и другое, – сказал мистер Кэлхун. – Но мы не можем особо рассчитывать на ваш успех, в то время как знание мы расцениваем как важный социологический фактор. Поэтому ваше знание для нас очень желательно.

Остальные согласились.

– Послушайте, если ничего не выйдет, я вернусь, – в отчаянии предложил Клокер. – Вы и сами можете забрать меня в любой момент, когда захотите. Но если я добьюсь успеха, тогда вы отпустите Зельду.

– Ну что же, это разумное предложение, – согласился доктор Хардинг. – Я призываю голосовать.

Это не заняло много времени. К радости Клокера, компромиссное решение было принято.

– МЫ снимем наш контроль, – сказал мистер Кэлхун, – в необходимое время. Если вы сможете создать соизмеримое противодействие тем настроениям, которые могут привести к самоуничтожению вашей расы – соизмеримое, заметьте, чтобы остановить человечество, которое сегодня похоже на леммингов, несущихся без оглядки к пропасти. Если у вас получится, мы освободим вашу жену и полностью пересмотрим нашу политику. Если же вы, что представляется более вероятным…

– Я возвращаюсь сюда и продолжаю диктовать вам все, что знаю о скачках, – закончил за него Клокер. – Сколько времени вы мне дадите?

Доктор Хардинг водрузил свои руки на стол.

– Мы не хотим надеяться на удачу. Мы искренне желаем, чтобы вы осуществили вашу цель, и мы предоставим вам все возможности для этого. Ваша неудача будет неудачей и для нас тоже.

– Вы как будто заранее уверены, что меня прежде времени снимут с заезда? – сердито спросил Клокер. – Это все равно как я бы твердил жокею, что у него нет ни единого шанса и даже нет смысла идти в стойло за лошадью. Любой, кто объявляет себя благодетелем человечества, как вы утверждаете, на вашем месте пожелал бы мне удачи.

– Но мы желаем! – воскликнул мистер Кэлхун. Он искренне и тепло пожал руку Клокера. – Разве мы не согласились освободить вас? Разве это не доказывает нашу честность и беспокойство за вас? Если освобождение всех наших людей-партнеров спасло бы человечество, мы бы давно так и сделали. Но мы пробовали не раз, пытались снова и снова. И если использовать вашу собственную профессиональную терминологию, мы предпочитаем застраховать наши риски, и продолжить составлять наш антропологический отчет, до тех пор, пока вы не покажете нам другой путь… если у вас получится.

– Хорошо, хорошо, – согласился Клокер. – И на том спасибо.

Остальные члены правления по очереди пожали ему руку, желая удачи.

Барнс, будучи последним, сделал то же самое и добавил:

– Вы можете встретиться с вашей женой, перед тем, как отправиться. Если, конечно хотите.

– Хочу ли я? – спросил Клокер. – А для чего же, черт возьми, по-вашему, я здесь нахожусь?

ЗЕЛЬДУ привели к нему, и оставили их двоих в приятной тишине читального зала. Спокойная музыка лилась прямо из сияющих стен, которые давали достаточно света для чтения. Когда Зельда села рядом и позволила Клокеру взять себя за руки, прекрасное лицо ее раскраснелось от волнения.

– Они сказали мне, что ты уезжаешь, Клокер, милый, – она вздохнула.

– Я заключил сделку, детка. Если выгорит – хорошо. Все будет как раньше, даже еще лучше.

– Мне не хочется расставаться с тобой. Это так не просто для меня, – добавила она, заметив надежду в его взгляде. – Я все еще люблю тебя, милый Клокер, но теперь немножко иначе. Раньше мне хотелось, чтобы мы были рядом каждую минуту. Теперь я люблю тебя, но без того ужасного голода чувств. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

– Просто это их способ воздействия на тебя. Я тоже под их контролем, только я понимаю, что происходит, а ты нет.

– Но этот проект – очень важная затея. Ведь мы останемся в истории! Не уходи, милый. Я чувствовала бы себя намного лучше, если бы знала, что ты рядом, и что ты готов сделать свой вклад, как они просят.

Клокер поцеловал ее в губы. Они были мягкими и теплыми, и ответили ему взаимностью, после чего она обвила руками его шею. Это больше напоминало ту Зельду, по которой он скучал.

– Они заставили тебя грустить, любимая, – сказал он, – Ты на крепком крючке. А я нет. Может быть, превратиться в сноску в их архиве более важно, чем сделать хоть что-то, чтобы спасти наши души, но я так не думаю. Если я могу это как-то решить, я это сделаю.

– Но что?

– Еще не знаю, – ответил он. – Надеюсь, что пойму, когда они меня освободят.

Она потерлась щекой о его подбородок.

– Милый, я хочу, чтобы ты и я стали сносками. Пусть тебе покажется, что это ужасно плохо, но я хочу.

– Это не то, что по-настоящему имеет значение, детка. Разве ты не понимаешь? У тебя и у всех нас, у человечества, есть возможность не превратиться в архивы дурацкого хранилища. Как только мы найдем решение, всегда можно будет вернуться сюда и сделать свой отчет, если он так много значит для тебя.

– О, да, много значит!

Он встал и притянул ее к себе, чтобы как можно крепче обнять.

– Ты действительно все еще хочешь быть моей женой, малышка?

– Конечно! Только я надеялась, что мы можем остаться здесь.

– Нет, это невозможно. Однако мне достаточно того, что я услышал. Остальное – мелочи.

Клокер поцеловал ее снова, и в шею тоже, почувствовав, как она слегка задрожала от удовольствия, после чего он вернулся в отдел Администрации, где должно было состояться его освобождение.

ПРОБУЖДЕНИЕ оказалось не таким уж сложным – он просто открыл глаза и почувствовал легкий туман в голове и тяжесть, которая быстро исчезала. Клокер увидел, что он лежит в белой палате, а вокруг его кровати стоят доктор, медсестра и санитар.

– Рефлексы в норме, – произнес доктор.

Он обратился к Клокеру.

– Вы видите и слышите нас? Вы понимаете, что я говорю?

– Конечно, – ответил Клокер. – Почему я не должен этого понимать?

– В самом деле, – озадаченно произнес доктор. – Как вы себя чувствуете?

Клокер задумался. Он немного испытывал жажду и от хорошего стейка не отказался бы, но в остальном не чувствовал ни боли, ни беспорядка в организме. Он вспомнил, что не ощущал голода или желания пить в течение долгого времени, и это в свою очередь заставило его вспомнить о том, как он отправился на поиски Зельды через границы реальности.

В его воспоминаниях отсутствовали какие-либо пробелы!

И у него не было защитной амнезии!

– Знаете, на что это похоже? – нетерпеливо воскликнул он, обращаясь к доктору. – Огромная территория, где люди собраны со всех континентов и рассказывают этим пришельцам о своей работе или досуге.

Он нахмурился.

– Я только что вспомнил один забавный факт. Удивительно, что я не замечал его в свое время. Все говорят на одном и том же языке. Возможно, это потому, что наш разум использует единый язык.

Он отмахнулся от этой мысли.

– Те существа, что заправляют всем этим делом, собирают у нас подробнейшую информацию для тех, кто захочет узнать о людях через непостижимое количество лет. Это из-за нас, людей, им придется прикрыть эту лавочку и отправиться восвояси.

Доктор наклонился и пристально посмотрел на него.

– Это то, чему вы верите сейчас, или… пока были в беспамятстве?

Клокеру хотелось выложить все, что он помнил, но он вовремя заставил себя остановиться. Уж слишком внимательно доктор уставился на него. Наверное, стоило пока поостеречься рассказывать свою историю. Требовалось время, чтобы все обдумать. А для этого нужно сначала выбраться из больницы и поменьше болтать.

– Вы шутите? – спросил он, используя ту же усмешку, с которой встречал незадачливых клиентов, когда его предсказания, бывало, не подтверждались. – Разумеется, когда я чуть не выпал из седла.

Он заметил, что доктор, медсестра и санитар несколько расслабились.

– Я ДОЛЖЕН написать книгу, – продолжая улыбаться, заявил Клокер. – Подумать только, какие эксцентричные идеи могут возникнуть в голове! А кстати, как я себя вел?

– Неплохо, – ответил санитар. – Когда я увидел, как вы без умолку разговариваете в комнате вашей жены, я решил, что это заразно и грешным делом решил поискать другую работу. Но доктор сказал, что у меня слишком устойчивая психика, чтобы сойти с ума.

– То есть, я не создал вам никаких проблем?

– Не-а. Все, что вы делали, так это трепались о своих безумных скачках. Я почерпнул довольно много интересного. Черт, да вы просто дока в этих делах, любой бы захотел вас послушать, денежки никому не помешают!

– Я рад, что хоть кому-то оказался полезен, – и Клокер обратился к доктору: – Когда я смогу выйти отсюда?

– Сначала вам нужно будет пройти ряд тестов.

– Ну, так тащите их сюда, – уверенно потребовал Клокер.

Тесты оказались достаточно хитроумными, чтобы из них стало понятно, верит ли он все еще в свои видения. Но, как только Клокер догадался об этом, пройти их оказалось пустячным делом.

– Ну, что? – спросил он, покончив с вопросами.

– Вы в порядке, – резюмировал доктор. – Только постарайтесь не волноваться так о вашей жене, избегайте переутомлений и побольше отдыхайте…

Перед тем как покинуть больницу, Клокер должен был увидеть Зельду. Ей, очевидно, удалось сделать запись начального этапа обучения, потому что теперь она перешла к балетным движениям, которыми она овладела, должно быть, годам к десяти.

Он поцеловал ее в безразличные губы, зная, что сознание Зельды и душа ее пребывают где-то далеко в пространстве, и она не могла ни чувствовать, ни слышать его. Он ощутил неимоверно глубокую тоску, доброе искреннее желание оказаться с ней рядом – все те эмоции, которые недоступны были людям, находящимся под контролем.

– Я вызволю тебя, моя родная, – сказал он. – Я ведь тебе не говорил, но тот большой дом на Риверсайд Драйв все еще продается. У нас будет время пожить в нем вместе, и мы не станем лишь отдельными сносками в истории. Увидимся… как только я покончу со всем этим.

Идя по коридору, он слышал легкий перестук ее ног в балетках, и этот ритм продолжал стучать в его голове всю дорогу от больницы до города.

КЛОКЕР убедился, что финансовое состояние его было довольно плачевным, к тому же он давно не собирал информацию для своего листка. Да, впрочем, это его не волновало. Были проблемы посущественнее.

Он старательно изучил газеты, прежде чем дать себе время подумать. Новости были скверными, как обычно. Стоило ему закрыть глаза, и он мог представить себя сгорающим в эпицентре ядерного взрыва, видеть города и деревни, исчезающие в ослепительном, все уничтожающем пламени. Насколько он сейчас понимал, Барнс, Хардинг и все остальные работали недостаточно быстро: мир исчезнет прежде, чем они сумеют составить хотя бы половину намеченного архива.

Первое, что он должен был сделать – это снова выпустить свой бюллетень. Однако, главное, что ему действительно было необходимо – это написать историю пережитого опыта, все как есть, и отправить в журнал.

Когда он, наконец, начал работу над информационным листком, ему пришлось сократить данные о скачках до нескольких колонок, а остальную часть заполнить прокламациями с воззваниями.

– И вы что, хотите в таком виде отправить это в печать? – спросил наборщик, глядя на копию, которую ему дал Клокер. – Вы уверены?

– Уверен, разумеется, уверен. Готовьте к выпуску и постарайтесь напечатать пораньше. Я удваиваю тираж.

– Удваиваете?

– Именно так.

Когда издание поступило в продажу, Клокер ошивался поблизости от крупных киосков на Бродвее, наблюдая, как его клиенты покупают выпуск и пробегают по нему взглядом, но с таким изумленным видом, как будто все ипподромы в стране сгорели дотла одновременно.

Здесь его и нашел Док Хокинс.

– Клокер, мой мальчик! Ты даже не представляешь, как мы все волновались за тебя. Но я рад видеть, что у тебя все в порядке.

– Спасибо, – рассеянно сказал Клокер. – Мне жаль, что я не могу сказать того же о тебе и обо всем человечестве.

Доктор рассмеялся.

– Нет необходимости беспокоиться за нас. Мы уж как-нибудь, помаленьку.

– Ты так думаешь? Ха!

– Ну, если конец света близок, так давай встретим его в «Синей ленте». Я думаю, наши парни все еще там.

Так и оказалось, и друзья приветствовали Клокера с весельем и выпивкой. Они были весьма тактичны и если намекали на изменения в его издании, то старались высказывать их как можно дипломатичнее.

– Это все равно, что первый блин комом, вот и все, – успокоил его Арнольд Уилсон Уайл. – Пройдет немного времени, и все станет как прежде.

– Я этого не хочу, – раскипятился Клокер. – Вся проблема в том, что это единственный способ заставить людей читать то, что я действительно хочу им сказать.

– Мне пришлось потратить несколько минут, прежде чем я нашел таблицу с лошадьми, – вставил Нефтяной Карман. – Я, значит, смотрю, хочу сделать ставку, а тут вдруг эти лозунги вызывают у меня такое волнение, что я уже не могу сделать верный выбор. Хотел поставить на Индейца… а он, падаль, проиграл. Давай-ка бросай свои штучки, делай газету, как обычно, пускай другие думают про мир во всем мире.

Баттонхол по обыкновению схватил Клокера за лацкан.

– Все верно, старина. Пока всякая падаль в чести, кого заботит, что происходит вокруг?

– Возможно, я выбрал слишком легкий путь, – напряженно произнес Клокер. – Я и напечатал-то не все, что хотел, только небольшую часть. А все остальное…

ОНИ молчали, пока он рассказывал, и, ошеломленные, внимательно дослушали его историю до конца.

– И ты докторам это тоже? – спросил Док Хокинс.

– Думаешь, я совсем рехнулся? – вырвалось у Клокера. – Они бы сразу усадили меня в комнату с мягкими стенами.

– Не позволяй этим мыслям одолеть тебя, – сказал Док. – Следует ожидать, что часть галлюцинаций еще сохранится на некоторое время, но постепенно ты избавишься от них. Я верю в твою способность различать выдуманное и реальное.

– Но все это было на самом деле! Если уж вы, парни, не верите мне, то кто поверит? Да ты пойми, ведь только так я могу вернуть Зельду!

– Конечно, конечно, – торопливо сказал Док. – Мы обязательно обсудим это, только в другой раз. Мне правда нужно бежать, я сегодня еще даже не приступал к своей колонке.

– Ну, а что ты скажешь, Ловкач? – с вызовом повернулся Клокер.

Ловкач Сэм, держа одну ногу на столе, с карандашом между пальцами, рассеянно рисовал на бумажной салфетке.

– У всех нас водятся подобные мысли, Клокер. Я во сне вижу себя с руками, и даже когда просыпаюсь, все еще не могу поверить, что их на самом деле нет. Я думаю, Док прав, когда говорит, что ты, рано или поздно, поймешь, где истина, а где вымысел, и это больше не смутит твой разум.

– Хорошо, – произнес Клокер, воинственно уставившись на Нефтяного Кармана. – Значит, и ты тоже считаешь, что моя история – фантазии чокнутого?

– Может быть, это матерые злые духи, может быть, добрые, – флегматично ответил тот. – Индейские духи, хотя… почему бы и не белые.

– Но я же говорю вам – они не духи. Они даже не люди. Они – с других миров, с другого края Вселенной…

Нефтяной Карман покачал головой.

– Индейские духи могут быть весьма хитрыми, Клокер. А если они не духи, то какой в этом здравый смысл?

– Послушай, разве ты не видишь, в каком мы все дерьме? – Клокер повернулся к остальным. – Иначе говоря, если вдруг вы упадете и случайно вывихнете сустав, то ни за что не станете его вправлять? Разве вы не хотите прекратить весь этот бардак?

– С удовольствием, мой мальчик, если бы мы могли, – сказал Док. – Однако что могут сделать отдельные люди или даже группы людей.

– Но, черт возьми, с чего-то же нужно начать? Сначала один, затем двое, и так далее, не успеешь оглянуться, и уже команда, политическая партия, целая страна…

– Другие страны? – спросил Баттонхол. – Ну, допустим, твоей истории поверят в Америке. И что дальше? Как убедить весь остальной мир присоединиться?

– Мы научим их, – в отчаянии объяснил Клокер. – Мы начнем здесь и будем распространять свои идеи повсюду. Не обязательно доносить их до каждого. Мистер Кэлхун сказал, что мне достаточно убедить хотя бы нескольких человек и дать понять им, что все возможно, и после этого я смогу забрать Зельду.

Док встал и обвел всех взглядом.

– Клокер, я полагаю, что говорю от имени каждого. Я заявляю, что мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь тебе.

– И, значит, расскажете другим людям? – с нетерпением спросил Клокер.

– Ну, это будет довольно…

– Тогда забудь об этом. Иди и строчи свою колонку. Увидимся, болваны… когда ядерный гриб расплывется над нашими головами!

Он выскочил из-за стола и затопал к выходу, пылая от гнева, даже позабыв оплатить счет, что было совершенно для него нетипично.

КЛОКЕР потерпел фиаско с со своим изданием, настолько ужасное, что затраты на печать даже не окупились: люди отказывались брать его листок. Тогда он изготовил плакаты и нанял людей в качестве ходячей рекламы, чтобы они ходили по городу с лозунгами напоказ. Он и сам выступал с резкими заявлениями на площади Колумба, где вся его аудитория разбежалась, посчитав его за какого-то очередного религиозного фанатика; он выступал на Юнион-Сквер, откуда его прогнали на Уолл-Стрит, а затем на Таймс-Сквер, где полиция требовала от него не мешать движению. Он послушно следовал, туда, куда ему указывали, выкрикивая свои призывы, и вспоминал, как он сам когда-то с насмешливым изумлением слушал тех, кто кричал о близости Судного Дня. Сейчас ему хотелось знать – возможно, они тоже были когда-то кататониками, отпущенными пришельцами. Но, как бы там ни было, никто не обращал серьезного внимания на их призывы, впрочем, как и на его воззвания.

Следующим шагом, по логике, должно было стать обращение с открытыми письмами к главам стран, к ООН, к аудитории виднейших газет. Но только некоторые из его писем были напечатаны. Да и те, в таблоиде Дока, который не придумал ничего лучше, как снабжать их комментариями читателей:

«…С чего этот сопляк решил, что все мы будем уничтожены? Если уж что-нибудь и случится, то только не в Бруклине!..»

«…Когда я была молодой девушкой, приблизительно пятьдесят лет назад, у меня был подобный опыт, как у мистера Локка. Но мое объяснение этому довольно простое: люди, которых я видела, были моими предками. Новооткрытые друзья мистера Локка, я уверена – точно такие же предки. В потустороннем мире все знают и ничего не скрывают, и те духи, с которыми я нахожусь в постоянном общении, уверяют меня, что человечеству не грозит никакая опасность, кроме зла от воздействия табака и алкоголя и непочтительности молодежи к старшему поколению…»

«…Гнать его в шею! Этому парню одна дорога – в Россию. Он или болван или красный, и то же самое я утверждаю в своей книге. Читайте…»

«…Он не рассказал нам ничего нового. Все мы знаем, кто наш главный враг. Единственный способ защитить нас – это иметь ДВЕ ПУШКИ ПРОТИВ ОДНОЙ…»

«…Этот ваш персонаж, Локк, пытается всучить нам идею, будто все мы должны рехнуться, чтобы спасти мир?..»

Опустошенный и разгромленный, Клокер перебирал скопившуюся почту. Среди вежливо неопределенных заявлений из посольств и ООН, ему попался чек за статью, которую он отправил в журнал. Сумма показалась на удивление приличной.

Часть денег он использовал на объявления по радио, часть потратил на заметки в провинциальных изданиях. Городским жителям, как он убедился, претила навязчивость любых призывов, и ему следовало переключиться на менее привередливую сельскую и провинциальную аудиторию. Тем не менее, ответы на его воззвания тоже не радовали – тамошние жители сходились на том, что будут даже рады, если большие города, включая столицу, постигнет участь уничтожения, отчего всем станет только лучше.

Журнал вышел в тот же самый день, когда Клокер попытался войти в здание ООН, чтобы толкнуть речь. Однако спокойные, уверенные действия охраны вынудили его добровольно отказаться от этого замысла.

ОН вернулся, подавленный, в свой отель. И просидел там безвылазно несколько дней, наугад выбирая номера из телефонного справочника, но все отказывались его слушать, будь то офисные работники, домохозяйки или горничные. Либо ссылались на занятость, либо хозяев не было дома, либо они ждали важных звонков.

И вдруг пришло письмо с теплым приглашением от редактора журнала, который купил его статью.

Окрыленный, впервые с того дня, как его выпустили из лечебницы, Клокер взял такси и поспешил на встречу. Очутившись в солидном здании, он показал приглашение учтивому и симпатичному администратору, после чего его сопроводили в весьма богатый офис, где в кабинете с огромным столом из красного дерева его встретил улыбающийся человек. Они пожали друг другу руки.

– Мистер Локк, – сказал редактор, – я рад сообщить вам, что ваш рассказ вызвал у нас замечательный отклик читателей.

– Статья, – поправил Клокер.

Редактор улыбнулся.

– Вы пишете их так много, что не можете вспомнить, что вы продали нам? Это было около…

– Я помню, – перебил Клокер. – Но это был не рассказ. Это была статья. Это действительно…

– Хорошо, хорошо. Но первое, чему должен научиться писатель – не относиться к своим идеям слишком серьезно. Это очень опасно, особенно в отношении таких произведений, как ваше.

– Но все это было взаправду!

– Разумеется, особенно в тот момент, когда вы писали об этом.

Редактор достал груду конвертов и через стол придвинул их Клокеру.

– Вот некоторые из писем, которые пришли к нам. Я полагаю, вам должно быть приятно видеть такую реакцию.

Клокер пробежался по ним взглядом, с тревогой осознавая, что в этой куче нет ни одного письма, до автора которого он сумел бы по-настоящему достучаться. Он отложил их и безучастно посмотрел на редактора.

– Вы не понимаете? – спросил редактор и с важным тоном добавил:

– Вы – просто находка.

– Новый Марк Твен или Джонатан Свифт. Юморист.

– Сатирик, – поправил редактор. Он водрузил локти на стол и придвинулся к Клокеру. – Такое количество писем говорит о перспективности вашего таланта. Мы хотели бы обсудить с вами серию рассказов…

– Статей.

– Независимо от того, как вы их называете, мы готовы…

– Вы когда-нибудь пытались бросить все? – внезапно спросил Клокер.

РЕДАКТОР откинулся на спинку кресла, с улыбкой недоумения на лице.

– Нет, – ответил он.

– Вы должны попробовать, хотя бы ненадолго, – Клокер поднялся со стула и направился к двери. – Это именно то, о чем я хотел сказать в своей статье. Мы должны пойти в лечебницы и попытаться добровольно войти в тот мир, чтобы пришельцы могли показать нам, к чему мы катимся.

– Вы думаете, что от этого станет лучше?

– Почему бы и нет? – спросил Клокер, открывая дверь. – Ну, а насчет серии…

– У меня есть ваш адрес, и я дам вам знать, как только мы все решим. Я позвоню вам.

Клокер закрыл за собой дверь, покинул солидное здание и вызвал такси. Всю долгую поездку он смотрел на жалкие островки зелени между домами, на скучно однообразные кварталы пригородов, редкие лужайки и куски леса, которым пока еще дозволено было жить.

Он доехал до Глендейльского Медицинского Центра, расплатился с водителем и, войдя в здание, подошел к окошку регистратуры. Медсестра встретила его с улыбкой.

– А мы все интересовались, когда же вы навестите свою жену? – сказала она. – Куда-то уезжали?

– Что-то вроде того, – ответил он, ощутив, насколько слабы его эмоции по сравнению с тем, когда он находился под контролем пришельцев. – С этого момента я буду видеться с ней чаще. Я хочу вернуться в свою палату.

– Но ведь вы совершенно здоровы!

– Это как посмотреть. Дайте мне десять минут, и любой мозгоправ будет рад выделить для меня уютную мягкую комнату.

Сунув руки в карманы, Клокер направился к лифту, поднялся наверх и направился по коридору в свою палату. Он прошел мимо комнаты Зельды, но даже не остановился. Он хотел видеть настоящую Зельду, а не танцующий автомат.

Он вошел и закрыл дверь.

– ДА, вы были правы, а я нет, – сказал Клокер совету директоров. – Передайте Барнсу, что я поведаю ему оставшуюся часть информации о скачках. Только позвольте мне время от времени видеться с Зельдой, и у вас не будет со мной никаких проблем.

– Значит, вы убеждены, что потерпели неудачу? – спросил мистер Кэлхун.

– Я не тупой. Я знаю, что проиграл. И я готов платить по счетам.

Мистер Кэлхун расправил плечи.

– И мы тоже, мистер Локк. Естественно, у вас нет возможности понять, сумели вы добиться чего-либо или нет. Но мы это знаем. Результат превзошел все ожидания. Из-за вашего эксперимента мы с удовольствием пересмотрим нашу политику.

– Что? – Клокер изумленно озирался, глядя на пришельцев, сидевших в своих удобных креслах. – Вы не шутите?

– В больницах значительно выросли посещения кататоников, – объяснил доктор Хардинг. – Когда посетители приходят к нашим людям-партнерам, они следуют тем указаниям, которые вы дали в своей статье. Конечно, не всем это удается, а только тем, кто действительно сопереживает своим близким, настолько сильно, что желают оказаться с ними рядом, как вы захотели быть вместе с женой.

– Мы приняли четырех добровольцев, – добавил мистер Кэлхун.

Клокер будто онемел от удивления, и даже не знал, что сказать.

– И теперь, – продолжал доктор Хардинг, – мы создаем отдел Информации, чтобы научить добровольцев тому опыту, который был получен в общении с вами. Мы уверены, что в скором времени нам придется увеличить штат сотрудников, поскольку число людей-партнеров будет увеличиваться в геометрической прогрессии, после того, как состоится первый выпуск, и они продолжат ту работу, которую вы так превосходно начали.

– Так, значит, у меня все-таки получилось? – недоверчиво прохрипел Клокер.

– Возможно, это убедит вас, – улыбнулся мистер Кэлхун.

Он дал кому-то знак. Дверь открылась, и вошла Зельда.

– Привет, – сказала она Клокеру. – Я очень рада, что ты вернулся. Я так скучала по тебе.

– Не так, как я скучал, родная! Не дай бог кому-нибудь пережить.

Мистер Кэлхун положил руки на их плечи.

– В любое время, когда захотите, мистер Локк, вы и ваша жена, вольны уйти.

Клокер взял Зельду за руки и нежно, с уверенностью посмотрел на нее.

– Мы в долгу перед ними, детка, – сказал он. – Давай поможем им записать наши знания, прежде чем уйдем отсюда. Ведь это то, чего ты хочешь?

– О, да, любимый! И еще я хочу быть с тобой.

– Тогда начнем прямо сейчас, – ответил он. – Чем быстрее мы это сделаем, тем скорее вернемся.