Стоило пройти через круги ада, чтобы услышать заветные два слова:
— Трубы проходимы! — Виолетта Геннадьевна еще не вернувшаяся с кабинета за стеной, где делала рентген труб, кричала мне результат.
Слёзы стекали по лицу, то ли от счастья, услышать свой диагноз, то ли от того, что адская боль прекратилась. Я не знаю как другие переносят данную процедуру, но я думала я умираю. Пока врач вводила во влагалище катетер, чтобы пополнить полость матки и маточные трубы контрастным веществом, я думала пришла моя смерть. Резкая тянущаяся боль внизу живота, от которой я перестала дышать, и моментально покрылась потом. И в этот момент еще делала указания врача, дышать, не дышать, выдыхать, задержать дыхание. Такую боль никогда прежде не испытывала. Мне можно поставить памятник, за то что выжила. Боль длилась не долго, но остро, резко, потом я прикрывала к боли, меня начало отпускать, и все началось опять, когда Виолетта Геннадьевна вернулась и вытащила катетер и все тому подобное, это был второй круг ада.
— Прости меня моя девочка, — она обняла меня за голову, и кажется прослезилась, — это самый действенный метод. Я так рада, что трубы проходимы.
Потом она помогла мне одеться, помогла мне усесться на кресле, она врач с большой буквы, одевала мне трусики и джинсы. Голова как в тумане, вернее в белом облачке. Нет слов описать свое состояние, главное болеть перестало.
— Артем, можете зайти, — чуть громче сказала она и Артем пошёл.
— Как ты моя маленькая? — он смотрит на меня испуганными глазами, а по моему лицу все тихо стекают слёзы.
— Все в порядке…. уже в порядке, — я еле прошептала.
— Артем, положи ее сюда, на эту кушетку, — Виолетта Геннадьевна указала на кушетку, застеленную белой простынёй. Артем поднял меня на руки и осторожно спустил кушетку, укрывая белым одеялом.
— Можно домой? — я хочу домой.
— Нет, полежи два часа, потом домой. Артем надеюсь вы помните, все что я, вам говорила в прошлый раз, — она обращается к Артёму, а тот кивает, — мне пора удалится, ждут другие пациенты.
Попрощавшись она оставляет нас одних. Артем держит меня ща руку.
— Я хочу домой, отвези меня домой.
— Малыш, ты же слышала, что сказала врач, — не знаю почему, я сейчас обижена на Артема. Он ничего не сделал, правда, сидит на корточках и целует мои пальцы короткими поцелуями, а я с ним даже разговаривать не хочу.
— Я сама тогда поеду домой, оставь меня, — я встаю, обуваюсь. Немного пошатывает, чувство невесомости. Я как будто парю на облаках, как будто под ногами вовсе не бетонный пол, а мягкие ватные облака.
— Я боюсь, но я тебя отвезу.
— Я не хочу Артем. Я хочу на трамвае. Пожалуйста, отпусти меня.
— Я не могу, это опасно.
— Со мной все в порядке, видишь, — я делаю пару шагов, — Я устала, я хочу на трамвае. Прошу, не иди за мной, я, сама.
Беру сумочку, ухожу.
На улице прохладная погода, но мне не холодно. Чувствую его взгляд на своей спине. Но мне сейчас обидно.
Он ни в чем не виноват, он не заставлял меня идти на это. Да вообще всегда оставлял выбор за мной: ходить по врачам или нет, это мое решение. Но убейте меня сейчас, через ту адскую боль, которую я прошла, я обижена почему то на него.
— Нина! — он бежит, догоняет, — не делай так, я сам тебя отвезу, — хватает за локоть, поворачивает к себе, — не плач пожалуйста, я тебя не отпущу.
— Я на трамвае, — вырываю руку и иду к остановке. Он идёт следом.
В окно трамвая, я вижу его отражение, он стоит руки в карман. Проважает меня, до исчезновения из вида удаляющегося трамвая.
Гром гремит, молнии сверкают, по окнам трамвая тихо стекают капли дождя, как и по моему лицу.
Успешно до езжаю до дома, Артема машина уже стоит у ворот, мысленно благодарю его, что отпустил. Десятки звонков я игнорировала всю дорогу. Не хотела говорить ни с кем, я была уверена, что это он.
Дождь прекратился, но повсюду грязь и слякоть. Открываю ворота, захожу во двор, мне до дома метров пять, но резкая боль внизу живота скручивает и я падаю на колени, как будто мне кто то ударил под дыхалку, потом отпускает так же резко. И так по кругу, по всей брюшной полости, по бокам, я не могу встать пойти дальше.
— Нина! — Артем бежит ко мне, хватает на руки, несет домой, — я же говорил, это опасно! Почему ты меня не слушаешься, — он осторожно ложит меня на диван, снимает обувь и куртку. Сует какую то таблетку, я глотаю.
— Ты знаешь что со мной? — скручиваясь в клубок на диване, по-моему так легче дышать, ан нет… о Боги! Так резко бьет по рёбрам, я становлюсь на колени. Не дышу.
— Это контрастное вещество, оно должно выйти, но ему некуда. Понимаешь, оно через маточные трубы попало в брюшную полость, там выхода нет, он будет бегать между органами и кишечнику, в поисках выхода, пока потихоньку не улетучится, он не в кишечнике, что бы вышло всем известным методом.
— Долго оно будет бить меня? — в перерывах между "схватками" спрашиваю.
— Пару дней. Но сильно больно будет только сегодня. Шас немного отпустит, когда обезболивающее начнет действовать.
Артем не отходил от меня ни на минуту, в туалет ходил следом, правда стоял за дверьми. В душ я ходила только с ним, и просто падала на колени, когда по ощущениям как шарик, бил меня из внутри, заставляя меня прогибаться, согнуться, и падать на колени.
Вместе с этим я была в невесомом состоянии.
Все эти дни я не разговаривала, иногда отвечала на вопросы Артёма. Обида на него никак не проходила.
— Я умру, если с тобой что нибудь случится, — шептал он мне, когда я падала на колени он становился рядом.
В эти мгновения слезы обиды, чувство удушья, тяжесть в грудной клетке не покидали меня.
Я была обижена на весь мир, за что я должна проходить через все это?
Единственное, что я решила для себя, проходя все эти страдания, что я больше ничего не буду делать, чтобы забеременеть.
Если Бог не даёт мне ребёнка, я не буду бороться. Против воли Бога я не пойду.
За свой язык я понесу наказание. Одна. Без Артема. Пусть он не страдает из за меня, если Бог не даёт мне ребёнка, Артём не должен страдать вместе со мной.
Его родители правы: мы должны расстаться. Он еще встретит ту, которая родит ему ребенка. Да, я один раз слышала его разговор с мамой. Клянусь случайно. Я не знаю, что на том конце телефона говорила ему Света, я лишь слышала Артёма ответ, что если я и не рожу, он не оставит меня. Я молчала, делала вид, что я ничего не знаю. Но теперь хоть знаю причину, по которой мы не ездим к ним в гости.
От мысли, что ему родит другая мне становится еще хуже, я реву. Плачу в голос, как маленький ребенок. Но я знаю, другого варианта нет. Я здорова, но я не беремению, это Бог наказывает меня, и Артем тут не при чем. Он не должен остаться бездетным из за меня.
На все вопросы Артема, я лишь прошу, чтобы он оставил меня одну.
***
— Малыш, — Артем будит утром поцелуем, — я на пару часов отеъду. Я постараюсь быстро, без моего присутствия ребята не справятся.
— Я буду тебя ждать, — он целует, отходит от кровати, я хватаю за руку возврашаю, мысленно с ним прощаюсь, знаю, это последние мгновения рядом.
— Тебе плохо? — смотрит в глаза, — очень грустная, — гладит волосы.
— Все хорошо, — глотаю ком в горле, чтобы не разревется.
— Обещаю до обеда буду дома, — я киваю, целую его руку и отпускаю.
Слышу как закрывается дверь. Встаю, боли поутихли, мне намного лучше, одеваюсь.
Это лучшее решение, которое я приняла за свою хизнь, сама.
Артем не должен страдать из за меня.
Господи, тогда почему же так больно?
Сердце разрывается на части. На мелкие кусочки, я же потом не соберу, не смогу жить без него. Но обречь его на бездетную жизнь тоже не могу.
Подхожу к фотографии на стене, там мы улыбаемся, мы счастливы, я в свадебном платье, Артем держит меня на руках.
— Прости меня, — смотю на глаза Артема.
Мы тогда и не подозревали, что не сможем стать родителями.
Артем сразу хотел детей, а я нет. Я не хотела. Бог — он услышал меня, и выполнил мое желание. Не Артема желание, а мое.
— Прости меня…любимый….я не знаю как буду жить без тебя, — плачу? нет, я не плачу, я вою как волк.
Складываю самое необходимое в дорожную сумку. Перед глазами все плывет от слез.
Звонок дверь.
Кого принесло в такую рань. Вытираю глаза иду открывать.
Света.
Смеюсь. Да, мне смешно.
— Смотрю у тебя хорошее настроение? — она проходит внутрь.
— И вам доброе утро, — прохож следом, она садится на диван.
— Нина, свари мне кофе, я пришла поговарить.
Удаляюсь на кухню, за кофе.
— Садись напротив меня, — забирает у меня чашку, — только пожалуйста не перебивай.
— Хорошо, говорите.
— Знаешь Ниночка, я тебя люблю как дочку, — делает глоток кофе, — и мне больно сейчас тебе говорить, но я должна, — а мне уже плохо от ее слов, не хорошее она собралась мне говорить, любит как дочку, ага, — Артем мой единственный сын. Я конечно жалею, что больше не родила, но наверное так Богу было угодно. Мы когда женили Артема, хотели внуков, много внуков. Ты понимаешь, — она прокашливается, — бывает пары обсолютно здоровы, но детей не бывает, это когда они не совместимы, то есть не подходят друг к другу. У тебя может получится забеременить от другого, и у Артема получится с другой, — она тяжело вздыхает, а я разрываюсь от боли, сдерживаю предательские слезы, которые норовят выйти наружи, — а вместе у вас не получается. Запомни, ты потом мне еще спасибо скажешь. Вам надо расстатся. Артем уже не такой молодой как ты, понимаешь, — она допивает кофе, — он еще сейчас может встретить другую, создать семью, а если будет ждать еще пару лет, пока ты забеременеешь или нет, тогда он уже никому не будет нужен, — слезы предательски вырываются на ружу, устраивая настоящий потом на мое лице. тихо скатываяь по шее к груди, — только прошу не плачь, все друг без друга могут, не усложняй. Я же для тебя стараюсь, разве ты хочешь стать мамой в сорок лет, чтобы в первый класс повела седоволосая женщина, вместо молодой? Нет, правильно. Мы хотим стать мамаи по молодости, а не в старости. Дочка успокойся, вот увидишь так будет лучше. Ты здоровая женщина, хотя сейчас сомневаюсь, уж больно бледная. Вообщем уверена ты еще выйдешь замуж и родишь прекрасных деток.
Киваю, да выйду конечно замуж. И еще рожу.
— Не реви так, не рву свою душу. Береги себя и нас. А то у меня сердце слабое, я не выдержу, глядя на твое слезы, — она произносит это равнодушным тоном.
Вытираю рукавом, как когда то в детсвте, слезы сопил. Успокоиватся не могу. Слова не могу выговарить.
— Надеюсь ума хватит, обдумать все мною сказанное, и принять верное решение, — она встает, — я уйду, пока мой Артемка не вернулся. Надеюсь на твое благоразумие. Артем не должен узнать о моем приходе.
Закрываю дверь за ней, тих сползаю по стенке.
Я и так ухожу.
Господи! Я молча собирала вещи, хотела отпустить Артема.
Вещи? Которые купил мне Артем. Нет, я не возьмю ничего с собой. Ничего.
Звонок в дверь. Наверное Света забыла, еще что то забыла сказать, хочет добавить.
Открываю деврь…ан нет.
Алекс и Амаля.
— Что с тобой? — Амаля обнимает крпко крепко, от чего я разрыдаюсь.
— Нина, что случилось? — интересуется Алекс.
— Ничего, все в порядке, заболела немного, — отпускаю Амалю, пропускаю внутрь.
— Да, мы знаем, что тебе немного не здоровится, — Алекс пртягивает мне пакет, — тут немного вкусностей, Артем звонил просил заехать, сказал, что ты одна есть не будешь, держи.
— Артем звонил? — всхлипываю.
— Алекс, подожди меня в гостиной, — говорит Амаля, уводя меня за руку в спальню, — рассказывай.
И я все рассказываю. Она плачет вместе со мной.
— Нина, Артем тебя любит, вы не сможете друг без друга! Не уходи.
— Не могу! Тем более, что я не желанная в его семье.
— Как мне тебе помочь? Скажи? Что нам делать? — Амаля ходит по комнате взад, вперед.
— Ничего не надо. И переубеждать тоже. Света сегодня утром поставила жирную решаюшую точку наших отношений, нашей любви.
Амаля еще в течении часа старалсь переубедить, искать какой — нибудь другой выход. Но его нет.
Они ушли с Алексом, пожелав мне удачи. Алекс конечно не в курсе ничего, о чем было сказано в спальне. Иначе я его тоже знаю, он бы не отпустил, сразу бы набрал Артема.
Я одела куртку, сапоги, взяла сумку и мелочь, лишь бы хватило за платить за дорогу.
Закрыла дверь, спрятала ключ под ковриком перед входом.
Я ушла.
Ни разу не оглянувшись назад.