У нас (не) получится (СИ)

Глава 31

НИНА

Космос.

Я в космосе? Да.

Кругом все черное. Не похожее на небо. Бесконечная темнота, ни конца ни края, ночь и звезды.

Точно я в космосе.

Я не вижу себя.

Что — то не дает меня увидеть себя.

Как будто прозрачное стекло, которое я не вижу, закрывает мое отражение.

Не могу видеть себя.

— Я не смогла………… родить не смогла? Да???

Космический корбаль. Я вижу корабль космический, состоящий из частей черного и серого цвета. Как лего.

Да. Лего.

Это я — космический корабль? Да. Состою из мелких частиц лего.

Разбиваюсь на мелкие частицы и разлетаюсь по всему космосу.

Боюсь.

Я не могу собрать себя.

Не смогу.

Я разлетелась. Вижу все кусочки себя. Лего. черного и серого цвета, летаю по космосу. Не могу собрать. Обратно в корабль не могу собрать.

Я не соберусь.

Останусь разбитая не кусочки.

— Я не могу, не смогу, собраться не смогу.

Ухмыляюсь.

Больно.

— Я даже родить не смогла. Родить ребенка я не смогла.

— Я потеряла его. Сама разбилась…….теперь и сама не соберусь…..

— А мама смогла меня родить?

— Смогла. Она меня родила, раз я у нее есть.

— Мама….

— Соберите меня…….. я разлетелась по всему космосу.

— Я корабль, космичексий корабль. Я сломалась. Я не смогу собраться. Я вижу мои частитцы, они застряли в космосе.

— Мама! Помоги мне! Собери меня!

— Тихо, все в порядке. Ты сейчас проснешься, — слышу незнакомый голос девушки.

— У меня есть мама? — в сквозь сон шепчу в некуда.

— Да, есть, она стоит за дверью. Ждет тебя. — мне отвечает тот же голос девушки.

С трудом разлипляю глаза. Яркий свет фонраей слепит глаза с потолка.

Больно глазам.

Отключаюсь. Сколько проходит времени не знаю.

— Мама? Мама…..- еле шепчу.

— Я тут дочка! Я с тобой…….

Я слышу мамин голос, значит правда у меня есть мама?

Она смогла меня родить?

А я? Я не смогла родить….не смогла…

Разлипляю глаза…… я в палте. Все плывет перед глазами.

— Воды, — я не могу говорить. Во рту все высохло. Мне не хватает воздуха. Чувствую влагу на своих губах. Мало. Я присосатся к вате не успела, вода закончилась.

— Водыыыы.

— Нельзя дочка. Не разрешают после наркоза…..

— Дайте мне пить…….я хочу питььььь- еле слышно по слогам произношу. Я сама себя не слышу, до того тихо говорю.

Мою голову поднимают мужские руки. Я чувствую холодное стекло на губах.

— Пей, — знакомый голос…….. мужской…Артем?

Вода льтеьтся по шее……. мимо губ. Я пью. Как после засухи поливают растение, так и поливают меня. Чувствую как по пищеводу льется приятно холодная жидкость. Как хорошо.

Открываю глаза. Мама сидит с краю на кровати, Артем на корточках возле моей кровати, держит в руке стекляный стакан.

— Мама…..- не успеваю ничего сказать…..

У меня начинается озноб.

Я дрожу. Мне холодно.

Стучу зубами.

Кровать трясется вместе со мной. Боже. Что это такое?

Мама обняла меня, дрожит вместе сомной.

— Я позову врача! — перепуганными глазами Артем вылетает из палаты.

Возвращается с врачом.

— Укройте ее, это реакция на накроз. Пройдет. Ей бы поспать. Не разговаривайте с ней, пусть по спит.

— Уходи, — смотрю на Артема. Зубы стучат. Не могу разговаривать, — у х о д и…….

Проваливаюсь в темноту.

***

Меня будит мама.

— Дочка! Проснись, — чувствую ее губы на своей щеке.

Открываю глаза и вижу Виолетту Геннадьевну. Подрываюсь сажусь, от этого резкого движения, голова кружится.

— Ложись, ты еще слабая, — говорит врач, я слушаюсь.

— Здрасти… — слезы застывают на глазах, когда приходит осознание где я и что тут делаю.

— Привет, как себя, чувствуешь? Я конечно хотела тебя, увидеть сегодня утром тут, но не в таком положении, — нежно и любя отвечает Виолетта Геннадьевна, присаживаясь на край кровати, — только никого не вини. Так должно было случиться.

— Вы знали вчера, что….- замолкаю, когда Артем заходит в палату, здоровается, становится за спиной врача, руки в кармане брюк, вид сломанного человека, глаза покрасневшие, опухшие, волос взъерошенный, он что всю ночь не спал? Провел ночь коридоре? Такое ощущение, что он постарел за ночь лет на десять. Смотрит на меня, а я сразу отвожу глаза в сторону. Мама выходит из палаты.

— Тсс. Герман Шаевич говорил, что в течении месяца после лечения Артему нужно пить витамины, мужские, Спем*** форте?

— Говорил, — отвечает Артем.

— Пьете?

— Пью, — Артем опускает глаза.

— Надо было еще и предохраняться! Сперматазодиты были слишком слабые для зачатия. Так бывает, после такого лечения, — она тяжело вздыхает, а я плачу, — Только не опускаем руки. Мы еще родим с вами здорового, крепкого малыша.

Я плачу. Артем трет переносицу, опускает голову, смотрит на пол. Сердце разрывается на части.

— Если так будешь себя вести, я не выпишу тебя через пару дней. Домой хочешь?

Хочу ли я домой? Нет. Не хочу.

Заставляю себя успокоиться. Но на Артема вообще не смотрю.

— Артем, — она поворачивается к нему, — проследи, чтобы она не плакала, не отпускала руки, и не дай Бог впала в депрессию, — он кивает, не знает, что у него не будет такой возможности, проследить, — ты должна покушать, чтоб вернуть силы, я посмотрела все результаты анализов, которые брали ночью, все хорошие. Могу выписать тебя домой уже послезавтра. Но если есть не будешь, будешь плакать — не выпишу.

— Виолетта Геннадьевна, — оба поворачиваемся на голос Артема, — скажите что нужно для скорейшего выздоровления, я все привезу, все сделаю.

— Нужно есть и набираться сил. И желательно свежий воздух, а сейчас я должна идти, ты де знаешь, — теперь она обращается ко мне, — у меня до обеда прием пациентов, а после стационар. Я не могла не прийти. Я дам вам обоим все рекомендации при выписке. Строго соблюдать, Артем, желательно бросить курить, это для, вас же. Чтобы зачать здорового малыша.

Она уходит, остаемся с ним в палате одни. Артем подходит опускается на корточки, хочет взять за руку, но я убираю ее под одеяло.

— Нинуль… прости меня… — слезы застыли в его взгляде.

— Уходи Артем, я не хочу видеть тебя.

— Выслушай меня, прошу тебя.

— Когда я приду домой пьяная, с засосом и за пол ночь, тогда и поговорим.

— Ты же щас не серьёзно?

— Ты мне противен! И я сейчас не хочу смотреть в твою сторону! Твой засос! Фу! — отворачиваюсь к стенке, — мерзко!

— Я ничего ни сделал! Клянусь! Нина очень прошу тебя, выслушай меня.

— Уходи Артем! Я потеряла ребёнка, ребёнка! Это страшнее, чем твой поступок. Будь добр оставь меня. Ни видеть, ни слышать тебя не хочу! От тебя пахнет ужасными духами!

— Не проси, знаешь же я не могу… не смогу тебя оставить, я же сдохну без тебя.

— Выйди п о ж а л у й ст а из палаты.

Слышу шаги и звук закрывающейся двери.

Спустя некоторое время мама заходит с подносом в руке, а следом папа.

— Папа? — он подходит, наклоняется обнимает.

— Не плач, не разрывай мое сердце, — папа вытирает мои слезы, — покушаешь?

— Нет, — мотаю головой в стороны, — не хочу и не могу.

— Пожалуйста, ради нас, ты должна, — он берет кусочек мяса протягивает е моему рту, со слезами на глазах я открываю рот, жую. Глотаю. Заставляю себя кушать, чтобы скорее уйти отсюда.

— Папа, мама, когда меня, выпишут, я хочу домой, к вам… можно?

— Что за вопрос? — отвечает папа.

Потом меня позвали на УЗИ, кула мы пошли с мамой, где сказали, что никаких остатков нету, и я могу не волноваться.

До вечера они были со мной, потом я уговорила их ехать домой. Артема не было весь день.

— Я не маленькая! Клянусь я ничего плохого ни сделаю! Я даже не думаю! Буду спать, клянусь!

— Хорошо, что привезти завтра?

— Костюм, тот спортивный костюм, который ты купила для меня в одиннадцатом классе, ты же никому его не отдала?

— Не отдала, привезу, — говорит мама и странно смотрит на меня, — зачем он тебе?

— Ну Виолетта Геннадьевна же сказала, свежий воздух, в нем завтра прогуляюсь.

— Я рада конечно, но…. Артем тебе столько всего купил, зачем тебе это костюм?

— Мама просто привези его и все.

— Что у вас случилось? — все не иймется мама.

— Ничего мама, кроме того, что мы потеряли ребёнка, ничего не случилось.

— Артем винит тебя? Он утром как уехал, до сих пор нет его.

— Нет не винит. Просто….Я… Не хочу его видеть, и все, — не хочу ничего говорить. Никому.

— Просто так не бывает Нина! Что случилось?

— Мама я прошу тебя! Ничего не случилось.

— Оставь ее, и так не легко! — говорит папа и тянет ее ща руку, — мы уже поедем.

Они прощаются и уходят.

Белые стены давят, душат. Мне плохо. Я, встаю, чувствую слабость и головокружение, подхожу к окну, открываю, пропуская прохладный осенний ветер.

— Девочка моя, — поворачиваюсь и вижу Виолетту Геннадьевнну, — как себя чувствуешь?

— Хорошо, чуть еще слабая, но в целом….- закрываю окно, возвращаюсь на кровать, — как я могу себя чувствовать? Плохо.

— Все проходит, и это пройдет, — она меня обнимает, — ты для меня как дочка, никого из своих пациентов не любила так, как тебя.

— Спасибо вам за все.

— Через пол года можете попытаться еще раз…. Хотя Артем пропьет витамины и полностью будет здоров, вам нельзя, тебе нужно восстановиться.

— Мы не будем больше, ни сейчас ни через пол года… Я не хочу. Не смогу пережить подобное еще раз…

— Нина! Зачем сразу подобное? Поверь, вторая беременность закончится родами.

Мотаю головой и снова слезы рекой. Виолетта Геннадьевна зовёт медсестру, мне дают успокоительное и я засыпаю.

.

***

Бабушкин дом. Да.

Старая хата, но самая уютная, теплая и родная. Внутри все стены выкрашены в белую побелку. весь дом обставлен старой мебелью. Сервант сверкает, весь уставленный бабушкиным хрусталём, из которой нам категорически запрещалось пить, даже трогать. Бокалы сверкают. На верху на серванте, старые фото в рамке. Даже мое фото есть, улыбаюсь. Надо же, никто не выбросил.

Рядом с сервантом старый диван. На котором мирно, скрючившись в клубок, спит кошка. Телевизор тоже советских времен, стоит на тумбочке, на против дивана.

В другой комнате старая русская печь, которая не смотря на холодную погоду, почему не затоплена. В этой комнате две кровати. Спинки из металлических труб, сетка на кровати железная, матрас ватный, но так уютно было спать на них. По середине комнаты гладильная доска… Но у бабушки не было гладильной доски!

Гладильная доска? Да.

Я сижу на против гладильной доски, на которой какая то девочка, лет пятнадцати, гладит пеленки и складывает их рядом на стопку уже выглаженных и красиво сложенных пеленок. Кто это девочка? Я ее не знаю!

Только сейчас вижу перед собой люльку. В которой лежит младенец. В пеленках и маленькой белой шапочке. Интересно кто ее пеленал? Эта девочка?

Младенец улыбается, правда глаза не вижу, не знаю спит или нет. Знаю только, что это девочка. И что это мой ребёнок! Моя дочка.

Тяну руки, хочу взять, обнять.

Не успеваю.

— Не трогай! Она не твоё! — я вздрагиваю от голоса сзади.

— Я только обниму! Один раз, почувствую родной запах.

— Я же сказала нельзя, она не твое. Я буду за ней ухаживать.

— Пожалуйста, я только один раз. Обниму. Всего лишь раз… Пожалуйста…

— Нельзя, — повторяет тот же голос, от которого у меня мурашки.

Краем глаза замечаю, что девочка закончила гладить, выключает утюг, берет стопку выглаженных пеленок и отварачивается, хочет положить на место.

Я пользуюсь моментом, что она не видит, тяну руки, беру младенца, но обнять не успеваю.

Девочка бьет по руке, отбирает младенца.

— Я же сказала не трогай, она не твоя!

Просыпаюсь. Подрываюсь. Часто дышу. Плачу, обидно, больно, я хотела только обнять. Своего ребёнка! Своего.

— Тихо тихо, — оказываюсь в объятиях знакомого мужчины.

Артём, переодетый в водолазку и в джинсы, сидит у кровати. Пахнет своим, до боли родным запахом.