Поставлена последняя точка. Книга окончена. Еще раз, мысленно, встретилась я с моими палестинскими друзьями, вспомнила наши беседы. Однажды речь зашла о том, что западная пресса постоянно твердит о нарушении прав человека. Как возмутился тогда Марван.
— Убивать безоружных стариков и детей, сделать заложниками целый народ, лишить израненный город воды, хлеба, электричества, устроить бойню даже в день памяти жертв Хиросимы, 6 августа, сбросить на Бейрут вакуумную бомбу и после всего говорить, что где-то нарушаются права человека? — взволнованно говорил он.
В эту ночь мне было не до сна. Снова видела я палестинцев, их глаза, слышала их голоса.
Яхя Цобхе:
— Мой брат, он уже убит в Бейруте, говорил, что ракеты запускались специально по подвальным помещениям, где прятались люди. Американцы дали Израилю новейшую военную технику, чтобы испытать ее на мирных жителях Ливана. Вначале все засняли с воздуха. Потом данные аэрофотосъемки закладывались в компьютеры, а они наводили ракеты точно в цель. Все, что могло гореть, выжигали фосфорными бомбами.
Джехад Сааси:
— От них страшные ожоги. Я видел таких раненых, когда лежал в госпитале. Вся кожа у человека — сплошная рана. Во время израильского налета меня ранило кассетной бомбой. Этот большой контейнер падает прямо с неба, а в нем снаряды, размером с кулак. И таких снарядов в одном контейнере сотни штук. Они разлетаются в разные стороны. Каждый снаряд разрывается на двести осколков. Эти бомбы изготовлены в Америке.
Араб Салех:
— Моего брата изрешетила насквозь такая бомба, а бабушку сжег фосфорный снаряд. Ей сделали пересадку кожи, и она бы выжила. Но израильтяне окружили Бейрут, не пропускали лекарства. Она просила все время пить… Я выбежал на улицу и выпросил у чужой женщины флягу воды, но когда принес, моя бабушка уже умерла.
Амар Абурашед:
— Наши отцы ушли из Бейрута, чтобы прекратить этот ад. Израильтяне говорили, что уничтожат палестинцев за семьдесят два часа, а не взяли Бейрут и за три месяца. Четырнадцать тысяч палестинцев сражались против стотысячной армии, у которой танки и авиация. Бейрут горел, но не сдавался. Тогда бойцы решили оставить город, чтобы избавить людей от новых страданий.
Яссир Бодави:
— Я не знаю, где мои братья. Они сражались в Западном Бейруте. Мухаммеду девятнадцать, а Мустафе нет и семнадцати.
Саид Юсеф:
— Моих старших братьев убили в Бейруте. Фейсал и Реяд погибли вместе, в один день. Их смерть видел друг нашей семьи. Он рассказал все моей маме. Она ответила: «Саиду тринадцать лет, он скоро отомстит за своих братьев».
Амдьжад Аббас:
— Я видел, как уезжала первая партия наших палестинцев. Видел, как они поднимались на борт кипрского судна «Георгиос». Вначале собрались на стадионе рядом с арабским университетом. Туда ясе чуть свет пришли матери, жены, невесты, сестры. Пришли палестинцы, ливанцы, старики, дети. Очень много детей. Они пришли не только проститься с близкими, родными, товарищами по оружию, а расспросить о тех, кого давно уже не видели, о ком не было вестей. У многих — повязки на ранах. Матери плачут… Но все-таки больше в тот день было улыбок, смеха, радости. Все понимали: это первая наша победа. Израильская военная машина забуксовала у ворот Бейрута. Его защитники уходят непобежденными, не сложив оружия. Они уходят, получив гарантии, что будет обеспечена безопасность палестинских лагерей.
Безопасность лагерей беженцев…
Теперь мы знаем, чего стоили гарантии их безопасности, знаем и то, что, не овладев Бейрутом в открытом поединке, агрессор нанес удар в спину. Устроив резню в Сабре и Шатиле, он выдал себя с головой: физическое уничтожение палестинского народа — вот его цель. Запугать народ, потопить в крови волю к сопротивлению, захватить новые земли ливанского народа — эти планы провалились. Началась месть. Она прошлась по безоружным старикам, женщинам, детям. Они молили о пощаде. Но их убивали и расстреливали в упор. Бабий яр, Лидице, Хатынь, теперь — Сабра и Шатила. Сорок лет спустя после Бабьего яра история повторилась в еще более зловещем виде. Конечно, можно было бы не думать об этом — утром вставать, умываться, завтракать, спешить на работу — жить, как обычно. Но с тех пор, как я заглянула в глаза палестинских детей, меня не покидает тревога за них.
Не помню, где и когда я услыхала слова о том, что главный дар человека — это умение ощущать чужое страдание, как свое собственное. Много людей, наделенных этим даром, встретила я в Артеке. Встретила и подружилась с ними; их любовь, заботу почувствовали и палестинские дети. Марван Абу Гуш сказал мне как-то:
— Брат не всегда бывает другом, но истинный друг — всегда брат. Сколько у нас теперь братьев-друзей — весь советский народ.
Марван не ошибся. Все люди нашей страны с тревогой и болью следят за событиями на Ближнем Востоке. Они солидарны с народом Палестины в его благородной борьбе и верят, что недалек тот час, когда палестинцы вновь обретут свою любимую родину.