У самого синего моря

3

Павлик сидел под развесистой акацией и следил за божьей коровкой. Его глаза стали большими и светлыми. Он улыбался. Красной летучей искрой божья коровка слетела на теплый шершавый ствол дерева.

На ее спине совсем, как на Томкиных матрешках, были нарисованы черные точки — глаза. Две прямых линии — нос и рот.

Павлик затаил дыхание. Он догадался: это совсем и не лицо. Это просто так, чтобы пострашнее было. Чтобы враги испугались и не съели. А рот у божьей коровки совсем маленький. И сама она очень полезная. Оберегает растения от вредителей.

Неподалеку от Павлика в кустах притаилась Томка. Она все придумывала, как бы отомстить ему.

Наконец она тихонько подошла к Павлику и сказала.

— А у меня желуди есть. Давай из них бусы сделаем? Павлик молча отмахнулся, как от надоедливой мухи. Глаза его сразу стали скучными. Он ждал, когда Томка уйдет.

Но Томка не уходила. Она вспомнила, что больше всего на свете Павлик любит возиться со всякими букашками. Вот хоть вчера, например. Был уже вечер. Павлика везде искали, а он заигрался у муравейника и уснул.

Томка высыпала желуди в траву и села рядом с Павликом. Он сердито отодвинулся.

— А хорошо бы… — Томка мечтательно подняла глаза, — хорошо бы такой зоопарк сделать из разных там жуков и муравьев.

Павлик слегка оживился и недоверчиво покосился на Томку. Она как ни в чем не бывало придвинулась к нему поближе и, ласково заглядывая в глаза, начала тараторить.

— Хочешь, ты будешь директором зоопарка? Хочешь? А клетки для зверей сделаем из спичечных коробок. Или можно в матрешек посадить жуков. Хочешь? А дождевые червяки — они же будут как змеи. Я такое место знаю — там дождевых червей много! Хочешь, покажу!

Блестящие Томкины глаза торчали почти возле самого носа Павлика. Он слушал ее, словно завороженный. Он боялся шевельнуться. Томка не вытерпела и потрясла его за плечо.

— Ну хочешь, что ли? Говори!

Павлик покраснел и молча кивнул.

— Тогда побежали — червей накопаем, — обрадовалась Томка. — Они в старом сарае.

Томка бежала впереди. Она то и дело оборачивалась и говорила Павлику:

— Там… этих червей… сколько хочешь… Я сама видела…

Остановились они возле заброшенного рыбацкого сарая на берегу моря.

Заглянула Томка в дверь и поморщилась. В сарае темно и сыро. С потолка свисает паутина.

Павлик нерешительно выглянул из-за Томкиного плеча.

— Вон в том углу копай… — прошептала Томка. — На тебе лопату. — Она протянула ржавую железку и опять ласково посмотрела на него. — Ну иди, иди, чего же ты?

— Темно… — поежился Павлик.

— Да ты не бойся! — горячо зашептала Томка. — Это ведь сначала только кажется, что темно. А потом ничего — привыкнешь. Меня когда бабка в чулан сажает, так мне вначале тоже темно и даже страшно. А потом хоть бы что! Зато червей там сколько!

Павлик нерешительно топчется на месте, а уж Томка прямо из себя выходит — все придумывает и придумывает:

— Мы сто зверей поймаем для нашего зоопарка. Мы даже тысячу поймаем! Ты будешь директор, а я кассир. И к нам будут ходить по билетам дети и даже взрослые!

Павлик вздохнул и вошел в сарай.

Ласковые Томкины глаза сразу стали злыми. Старая скрипучая дверь захлопнулась. Томка щелкнула засовом и захохотала:

— Вот тебе за абрикосы! Вот тебе твой зоопарк! Сиди тут со своими червями. Смотри на них в телескоп.

Она прижалась лицом к нагретым солнцем шершавым доскам, чтобы через щелку глянуть, как Павлик плачет. Но увидеть ей ничего не удалось.

— Другой раз будешь знать, как ябедничать! — крикнула на прощанье Томка и очень довольная собой побежала прочь от сарая.

Конечно, обо всем этом мы узнали позже. А сейчас Мишка обшарил весь двор, не нашел своих друзей и заскучал. Сел он у окна и стал рисовать.

Нарисовал сначала синее море, потом желтые лодки с белыми парусами.

В комнате вдруг стало темно. С гор поползли на море седые лохматые тучи. Во дворе заволновалась от ветра вишня, под окном заплясали ветви жасмина, переплетенные колючими гирляндами вьющихся роз.

Неожиданно выглянула из-за веток Томка. Она показала Мишке язык и крикнула:

— Твой лунатик в сарае сидит!

— Какой лунатик? — удивился Мишка.

— А такой! Который очень уж много в свою трубу видит!

— Что ли, Павлик? — все еще не понимал Мишка. — А чего он там делает?

— Червей копает.

— Сейчас ведь гром будет, — заволновался Мишка. — Пусть он лучше домой бежит!

— Сказал тоже! — усмехнулась Томка. — Убежит он, когда дверь заперта.

Тут налетел сильный ветер. Накрыл он Томку с головой ее голубым сарафаном, стукнул оконной рамой и тряхнул вишню.

— Шлеп, шлеп, — услышала Томка и побежала искать в траве крупные спелые ягоды.

Дерево все еще качалось от ветра, и на Томку падали тяжелые черные вишни.

Мишка мигом очутился во дворе.

— Говори, где Павлик?

— Я же сказала — в сарае, — невозмутимо ответила Томка, отправляя в рот вишни.

— Говори сейчас же, где заперла Павлика? — закричал Мишка и сжал кулаки. Ну, я кому сказал!?

Томка выплюнула косточки и нехотя проговорила:

— Ну, в сарае, на берегу моря. Помнишь, мы еще там худой чайник нашли.

В пыльную дорогу стукнули первые капли дождя. Томка завизжала и, как коза, прыгнула за калитку.

Дождь забарабанил в окно. Томка припустила домой. Не успел я опомниться, как Мишка тоже выскочил на улицу и помчался к морю.

— Бум-бу-ру-рум… — глухо заурчало где-то в горах. Это ворочались и задевали друг друга тяжелые лиловые тучи. Ползли они теперь со всех сторон и падали на землю густым дождем.

Вдруг ослепительно сверкнула молния, и тут же затрещало и загрохотало все вокруг.

Мишка испугался. Он присел и сжался в комочек. Гром ворчал теперь где-то над морем. Мишка покрутил мокрой головой и побежал еще быстрее.

Когда он прибежал к сараю, небо снова расколола молния.

— Трам-тара-рам-бум!

Тяжело дыша, дернул Мишка запертую дверь.

— Павлик!

Никто не ответил.

Налег Мишка на засов, но он был ржавым и не открывался.

Тогда Мишка прильнул к щели между досками и снова крикнул, чуть не плача:

— Па-влик!.. Не бойся, я тебя сейчас открою.

В сарае по-прежнему было тихо.

Мишка изо всех сил вцепился в засов, но пальцы его скользили по мокрому железу.

Тут к сараю подбежал я. Мишка не знал, что я бежал за ним следом. Он бросился мне навстречу и радостно крикнул:

— Ой, папка!

Прижал я к себе его мокрую растрепанную голову, а он сказал печально:

— Ты знаешь, папка… Мне тут засов такой крепкий… и дверь такая тяжелая… А Павлик молчит. Может, он и совсем уже умер?

— Ну, что ты! Он уж, наверное, убежал отсюда сто раз. Я распахнул дверь, и Мишка храбро двинулся за мной. Мы не угадали. Павлик не убежал и не умер. Он лежал на соломе и крепко спал. В кулаке его была зажата спичечная коробка.

Разбудили Павлика. Обрадовался он очень, улыбнулся и говорит:

— Смотрите, что я здесь нашел.

Осторожно раскрыл коробку, и нам показалось, будто он зажег фонарик. В коробке были два светлячка. Они сияли холодным, но необыкновенно нежным изумрудным светом.

Налюбовались мы светлячками вдоволь. А тут и дождь кончился, солнце выглянуло.

Пошли мы Павлика провожать. По дороге Мишка спросил его:

— Страшно было одному?

— Нет, — ответил Павлик. — Сначала немножко страшно было, а потом я поймал светлячка и все смотрел на него. А когда дождь пошел, я уснул.

Жил Павлик рядом с Томкой. Поэтому пришлось нам проходить мимо ее окон. Увидала нас Томка из окна и спряталась. Думала, мы жаловаться идем.

А возле калитки встретила нас мать Павлика. Она тоже была вся мокрая, потому что бегала под дождем, искала своего сына.