У стен великой Намазги

Кризис древнеземледельческих культур

Мы рассказали о работах советских ученых, открывших одну из блестящих страниц всемирной истории. Свой рассказ мы не случайно начали с «России» П. П. Семенова-Тян-Шанского: сравнение с томом, посвященным Средней Азии («Туркестанский край»), позволило, как нам кажется, с достаточной наглядностью показать, сколь существенно изменились наши познания по истории этого региона с начала XX в. Однако на многие вопросы ответа еще нет. Так, до сих пор неизвестны прародина древних земледельцев Южного Туркменистана и причины, вызвавшие кризис II тысячелетия до н. э.

Изучение древнеземледельческой культуры продолжается, проявляются новые факты, позволяющие по-иному осветить различные периоды ее истории, пересмотреть некоторые концепции, еще вчера представлявшиеся бесспорными. Со временем будут, несомненно, получены ответы и на те вопросы, которые остаются пока что нерешенными. Сейчас существуют лишь предположения о том, что же послужило причиной (или причинами) запустения Алтына и Намазги.

Необходимо прежде всего подчеркнуть, что во II тысячелетии до н. э. кризис отмечается не только на юге Туркменистана — он охватил обширные территории Ближнего Востока и Северной Индии. Так, в Иране в первой половине II тысячелетия до н. э. замирает жизнь на Шах-тепе, Тюренг-тепе, Тепе-Гиссар. Раскопки на Гиссаре показали, что здания верхнего слоя этого поселения разрушены в результате пожара. В развалинах найдены скелеты людей, раздавленных рухнувшими крышами. В этот же период забрасываются и города цивилизации Хараппы — сама Хараппа и Мохенджо-Даро. В Вавилонию во второй половине XVIII в. до н. э. вторгаются различные племена, в том числе и касситы, которые в XVI в. до н. э. захватывают всю страну. Словом, факты свидетельствуют о том, что в Средней Азии, на Ближнем Востоке, в Северной Индии происходили какие-то грандиозные для того времени события, оказавшие сильное воздействие на жизнь обитавших там племен.

Б. А. Куфтин, говоря о причинах упадка культуры древних земледельцев Южного Туркменистана, называет среди них наступление засушливого периода («ксеротермический максимум») и обострившуюся борьбу за водные источники.

В. М. Массон полагает, что причиной упадка этой культуры послужило совокупное действие ряда факторов: наступление засушливого периода сократило площадь пригодных для обработки земель и тем самым усилило борьбу между общинами за пастбища и водные источники; переход части оседлого прежде населения к скотоводству; кризис общин подгорной полосы, достигнувших максимума возможного в развитии земледелия, базировавшегося на ограниченных водных источниках.

Можно указать и на другие причины, например засоление почв и вырубку горных и тугайных лесов. Однако решить вопрос о причинах кризиса II тысячелетия до н. э. сейчас еще невозможно. Пожалуй, действие лишь одного из перечисленных факторов, послуживших, возможно, причиной этого кризиса, поддается более или менее рациональному объяснению — речь идет об ухудшении природной обстановки.

В главе о Джейтуне подробно рассказывалось о том, что относительно влажный период на рубеже III–II тысячелетий до н. э. сменился более сухим. Возможно, что как раз на середину II тысячелетия до н. э. и пришелся пик, максимум сухого периода. Если это действительно так, то естественное уменьшение количества влаги должно было иметь поистине трагические последствия для части населения Ближнего Востока и Средней Азии. Ведь необходимо учитывать, что естественное ухудшение природных условий усиливалось разрушительной деятельностью человека.

Люди рубили леса, а это приводило к смыву почвы со склонов гор, к обмелению рек, а то и к полному пересыханию небольших речушек и ручьев. Люди орошали поля и, вымывая соль из глубоких пластов на поверхность, нередко превращали плодородные земли в мертвые солончаки. С обезлесенных, обнаженных склонов гор на поля древних земледельцев обрушивались сели; скот, выбивая пастбища, превращал закрепленные пески в подвижные барханы, засыпавшие при своем движении целые оазисы…

Видимо, совокупное действие усушения климата и разрушительной деятельности человека особенно сильно сказалось там, где крупных рек нет, где мало воды, где площадь плодородных земель невелика. Именно таким районом и является Южный Туркменистан.

Другое дело — долины великих рек Азии. Ресурсы воды в этих районах были (для той эпохи) неограниченными, а площади плодородных земель гораздо большими, нежели на юге Туркмении или на севере Афганистана. А так как развитие общества в долинах великих рек шло наиболее быстрыми темпами, то обитавшие там племена встретили кризис II тысячелетия до н. э. более подготовленными, чем, скажем, племена Прикопетдагской подгорной полосы. В этом, несомненно, сказалась положительная роль великих рек, роль географического фактора.

В свое время английский историк и социолог Г. Бокль утверждал, что «самое могущественное влияние на род человеческий» оказывают «климат, пища, почвы и общий вид природы…»^{156}. И всю вторую главу книги «История цивилизации в Англии» он посвятил доказательству этой точки зрения, стремясь обосновать прямую зависимость развития человечества от природных условий.

Этот географический детерминизм не признается ныне не только советскими учеными, но и большинством буржуазных. Однако отрицание такой крайности, как географический детерминизм, не должно бросать нас в другую крайность — к принижению роли природных условий в истории человечества.

По словам Ф. Энгельса, различия в природных условиях между Старым и Новым Светом привели к тому, что «население каждого полушария развивается с этих пор своим особым путем…»^{157}. Речь тут идет о древних культурах, на которые географические условия оказывали наиболее сильное влияние. Эти условия в одних случаях могли замедлять развитие общества, в других — ускорять.

Огромное количество новых материалов, полученных археологами, историками, этнографами уже после смерти Ф. Энгельса, убедительно доказало особую важность учета воздействия географического фактора именно на ранних ступенях истории человечества, когда, как пишет акад. Е. М. Жуков, «роль географического фактора была, безусловно, гораздо более значительной, чем при последующих, классовых формациях»^{158}.

Другой известный советский историк и археолог, акад. Б. Б. Пиотровский, писал: «На ранних ступенях истории человечества географические условия имели чрезвычайно важное значение, что отразилось в зональном распределении начальных форм производящего хозяйства, классообразования и становления государств в определенной полосе земного шара. Так, первые государства возникли примерно между 20 и 40 параллелями северного полушария»^{159}.

Переходя теперь от общих соображений к конкретному материалу, мы видим, что первые цивилизации не случайно возникли между 20° и 40° с. ш., и не вообще в поясе, расположенном между 20° и 40° с. ш., а именно в долинах великих рек, пересекающих этот пояс.

Великие реки, о которых мы говорим, — это еще с детства знакомые нам по учебникам истории и географии Нил, Тигр, Евфрат, Инд, Хуанхэ. Возникновение первых цивилизаций в долинах этих рек было в значительной мере обусловлено исключительно благоприятными природными условиями. Однако только благоприятных природных условий мало — нужны еще и коллективы людей, находящиеся на определенном уровне социально-экономического развития и способные оптимально использовать те условия, которые их окружают.

Только сочетание этих двух факторов может послужить толчком к более быстрому развитию культуры и сложению на ее базе цивилизации, классового общества, государства. Сами по себе природные условия, даже самые благоприятные, даже при наличии великих рек, ни к какой цивилизации привести не могут.

Роль, которую сыграли некоторые великие реки в истории человечества, объясняется тем, что аллювиальные почвы в их долинах были исключительно плодородны и давали устойчивые высокие урожаи. В Шумере, например, урожаи ячменя достигали в среднем сам-36. Вот этот-то огромный рост прибавочного продукта и оказался той материальной базой, на которой стремительно развивалось общество^{160}.

Племена же, обитавшие в стороне от великих рек, развивались более медленно, ибо их ирригационная база — небольшие речки и ручьи — сдерживала накопление прибавочного продукта. Именно этим и объясняется, что городская цивилизация формируется в Южной Туркмении лишь на рубеже III–II тысячелетий до н. э., тогда как в Египте и Месопотамии этот процесс проходил на тысячу лет раньше. Столь же замедленно, как и в Южной Туркмении, происходило сложение раннеклассового общества в Малой Азии и Афганистане.

По расчетам В. М. Массона, в Южном Двуречье от появления первых земледельцев до сложения раннеклассового общества прошло около двух с половиной тысяч лет, а в Малой Азии — пять тысяч лет! Вот вам пример воздействия географической среды: не она определила путь развития человеческого общества, но в одном случае замедлила его развитие, в другом — ускорила.

Поэтому-то кризис середины II тысячелетия до н. э., обрушившийся на народы Ближнего Востока и Средней Азии, застал их находящимися на разных уровнях развития. Племена, уже достигшие стадии цивилизации, легче перенесли кризис, нежели племена, еще не достигшие этого уровня. Древние земледельцы Южного Туркменистана, не успевшие создать своих государственных образований, обитавшие в условиях подгорной полосы с ее хрупкой экосистемой, не смогли найти выхода из тупика. Города и селения забрасывались, население массами уходило в другие края — и на запад Туркмении, на Мисрианскую равнину, и на восток, в дельту Мургаба. Культурные традиции не прерывались (комплекс Намазга V сменился комплексом Намазга VI), но развитие общества в этом регионе замедлилось.

Еще раз подчеркиваем, что ухудшение природной обстановки не было ни главной, ни единственной причиной, вызвавшей кризис II тысячелетия до н. э. Возможно, некоторое ухудшение природной среды сыграло лишь роль спускового механизма, вызвав действие других факторов.

В Прикопетдагской подгорной полосе решающей причиной кризиса была скорее всего ограниченность водных ресурсов. Речки и ручьи, стекающие с Копетдага, не позволяли в силу своей маловодности увеличивать площади пахотных земель, жестко ограничивали численность населения и тем самым замедляли становление цивилизации и сложение государства.

За пять тысяч лет своего существования культура древних земледельцев Южного Туркменистана прошла путь от века камня до века бронзы. В течение этого длительного периода примитивное земледелие Джейтуна, основанное на лиманном орошении, сменилось более развитым земледелием Геоксюра и Алтына, которое базировалось уже на относительно сложных ирригационных системах. Но прогресс отмечается не только в земледелии— он заметен решительно во всем: в скотоводстве и металлургии, в керамическом производстве и ткачестве. Ремесло выделяется в самостоятельную отрасль хозяйства, мелкие поселения превращаются в протогорода. Эволюционируют семейные и общественные отношения, обычаи и культы; сменяются стили в искусстве; появляются имущественные и социальные различия, на смену первобытному обществу идет классовое, на основе древнеземледельческой культуры складывается цивилизация древневосточного типа…

Вот, пожалуй, то основное, о чем мне хотелось рассказать в популярной книге, посвященной древнеземледельческой культуре Южного Туркменистана. Для того чтобы эта книга могла быть написана, нужны были десятилетия упорной работы многих ученых. За эти десятилетия было все: блестящие открытия и сказочные удачи, тяжкие разочарования и ошибки, подтвердившиеся гипотезы и неоправдавшиеся предположения…

Но не меньше открытий ждет нас в будущем. Кто знает, какие сюрпризы преподнесут археологам не тронутый раскопками Илгынлы, малоизученный Песседжик, давно знакомые Анау и Кара-депе, нижние слои Алтына и неисчерпаемая Намазга… Исследования продолжаются, и можно с полной уверенностью сказать, что работы ближайших лет значительно расширят наши представления о древнеземледельческой культуре Южного Туркменистана и заставят во многом по-иному взглянуть на те проблемы, о которых рассказывалось в этой книге.