Вечер понедельника. Примерно в то же время, когда Смайли вернулся в гостиницу после беседы с мистером Кардью, Тим Перкинс — староста корпуса Филдинга — собрался уезжать от миссис Харлоу, которая давала ему уроки игры на виолончели. Это была добрая женщина, хотя и страдавшая легким неврозом, и ее огорчал чем-то явно встревоженный вид ученика. Он был самым талантливым из всех ее питомцев в Карне, и она его искренне любила.
— Ты сегодня играл прескверно, Тим, — заметила она, прощаясь с ним у дверей. — Совсем плохо. Но я все понимаю. У тебя остался последний семестр, чтобы сдать все экзамены и преодолеть финальный рубеж, а потому ты немного не в себе. Если нет настроения, в следующий понедельник мы можем отменить урок, а просто попить чая с булочками и послушать пластинки.
— Да, пожалуй, миссис Харлоу. — Он пристроил футляр с инструментом на багажник велосипеда и закрепил его.
— Фара работает, Тим?
— Да, миссис Харлоу.
— Тогда постарайся не бить сегодня рекордов скорости. У тебя достаточно времени до вечернего чаепития в корпусе. Помни, что дорожка сейчас очень скользкая из-за снега.
Перкинс промолчал. Он поставил велосипед на крытую гравием дорожку и повел его к воротам.
— Ты ни о чем не забыл, Тим?
— Простите, миссис Харлоу.
Он повернулся и пожал ей руку — ритуал, на исполнении которого она всегда настаивала.
— Послушай, Тим. Я же вижу: с тобой что-то случилось. В чем дело? Ты совершил какой-то глупый проступок? Мне ты можешь рассказать обо всем. Я внештатный преподаватель вашей школы, как тебе известно.
Перкинс помялся, а потом сказал:
— Вы правы, это все из-за экзаменов, миссис Харлоу.
— С родителями все хорошо? У них никаких проблем?
— Нет, миссис Харлоу, с ними все в порядке.
Он снова какое-то время колебался, но из его уст прозвучало лишь обычное:
— Доброй ночи, миссис Харлоу.
— Доброй ночи.
Она смотрела, как он вышел за ворота, оседлал велосипед и покатил по узкой дорожке. Он будет в Карне меньше чем через четверть часа. Ехать ему предстояло все время вниз по склону холма.
Обычно ему нравилось возвращаться домой. Для него это были едва ли не лучшие минуты недели. Но сегодня он не чувствовал и не замечал ничего. Как обычно, ехал он быстро; каменная ограда стремительно мелькала мимо на фоне темного неба, а свет фар забавно вспугивал зайцев, но нынешним вечером даже это не отвлекало от мрачных мыслей.
Ему надо кому-то обо всем рассказать. Следовало поделиться с миссис Харлоу Он уже жалел, что не сделал этого. Она бы знала, как ему поступить. Был еще мистер Сноу, но Тим больше не занимался в его классе. Его передали под опеку Роуда. Вот в чем отчасти состояла проблема. И еще в Филдинге.
Но он ведь может поговорить с Тру. Точно. Так он и сделает. Он расскажет обо всем Тру. Пойдет к мисс Трубоди после вечерней молитвы и выложит ей всю правду. Конечно, отец никогда не простит его, потому что это будет означать полный провал, да и стыда не оберешься. Ему не поступить в королевскую военную академию Сандхерст после окончания семестра, а значит, понадобится гораздо больше денег, чем есть у его семьи…
Он приближался к самому крутому участку склона холма. Ограда в этом месте заканчивалась, и отсюда открывался великолепный вид на замок Солеев, вырисовывавшийся на фоне закатного неба, словно декорация к «Макбету». Ему нравился театр. Жаль, что директор не разрешал в школе любительские постановки.
Он склонился ниже к рулю и позволил велосипеду набрать скорость, чтобы легко преодолеть мелкий брод у подножия холма. Холодный воздух обжигал лицо, и на какое-то время он почти сумел отвлечься… Но внезапно ему пришлось затормозить, почувствовав, как занесло заднее колесо велосипеда.
Что-то было не так, впереди горел свет — яркий свет, который бил в глаза, а потом из темноты донесся знакомый голос — его окликнули.