Убийство по-китайски: Смертоносные гвозди

Глава шестнадцатая Трое всадников возвращаются из ранней поездки; заблудшая женщина раскаивается в своем безумии

Около полудня к зданию управы подъехали трое всадников, чьи меховые шапки были густо запорошены снегом. К суду было не так-то просто пробраться — здание осаждала толпа народа.

— Похоже, сегодня будет заседание, — удивленно заметил Ма Жун.

— Давайте-ка побыстрее, — буркнул Цзяо Дай.

Дао Гань тем временем вышел к воротам, чтобы встретить друзей.

— Судья внезапно назначил внеочередное заседание, — сообщил он. — Выяснилось кое-что новое!..

— Так давайте пойдем к нему и спросим! — с нетерпением воскликнул Чжу Да-юань. — Неужели он узнал, кто убил Хуна?

— Сейчас начнется заседание, — ответил Дао Гань, — а судья попросил не беспокоить его до начала.

— Хорошо, тогда пойдем сразу в зал, — сказал Цзяо Дай. — Пойдемте, господин Чжу, мы найдем вам место в первом ряду!

— Ну, я и в последнем ряду могу постоять, — усмехнулся Чжу, — не придется продираться сквозь толпу. Хотя спасибо вам.

Народу и в самом деле собралось огромное количество — заседание, как видно, ожидалось особенно интересное.

Они вошли в зал суда через боковую дверь, через которую обычно входил судья, и оказались прямо у возвышения.

Сыщики заняли свои места на возвышении, а Чжу прошел в первый ряд зрителей и встал там, прямо за спиной приставов.

В толпе послышался шепот: все увидели судью Ди. Он не спеша прошел на свое место, и, когда он сел, Ма Жун и Цзяо Дай заметили, что его лицо еще темнее и суровее, чем было вчера вечером.

Судья ударил молотком о стол и заговорил:

— Суд Бэйчжоу собрался сегодня на экстренное заседание в связи с тем, что были обнаружены новые улики, касающиеся убийства в доме торговца древностями Бань Фэна. Принесите первое доказательство!

Последние слова относились к старосте, который вышел и почти сразу же вернулся с большой коробкой.

Ма Жун и Цзяо Дай обменялись непонимающими взглядами.

Начальник поставил коробку на пол около судейской скамьи и аккуратно открыл. Он постелил на край скамьи лист чистой бумаги, вынул из коробки то, что в ней лежало, и поставил на бумагу. Это оказалась огромная снежная голова, вместо глаз у которой были два ярко-красных рубина.

Все присутствующие впились взглядами в снеговика. В глазах-рубинах словно таилась угроза — таким холодным и враждебным светом они сияли.

Судья молчал. Он не сводил взгляда с Чжу Да-юаня.

Чжу медленно, будто во сне, сделал несколько шагов вперед и остановился у снеговика, едва не соприкасаясь с ним лбом.

— Отдайте мне мои рубины! — хрипло выдохнул он и поднял руку, обтянутую перчаткой.

Но судья Ди опередил его движение. Он ударил по голове молотком, и снежное покрытие слетело, обнажив отрубленную голову женщины.

Ма Жун зарычал и бросился было на Чжу, но судья успел схватить его за руку.

— Стой, где стоишь! — приказал он. Цзяо Дай подскочил к Ма Жуну и крепко сжал его плечо, не давая вырваться.

Чжу Да-юань неотрывно смотрел на голову; в зале повисла мертвая тишина. Наконец Чжу опустил глаза. Он наклонился и поднял рубины, упавшие вместе со снегом. Он снял перчатки и, бережно положив рубины на ладонь, принялся нежно поглаживать их пальцами другой руки. На губах его играла какая-то детская улыбка.

— О, мои камни, — шептал он, — о, мои прекрасные камни, алые, словно капли крови.

Все взгляды были прикованы к его фигуре, все смотрели на этого высокого, статного человека, в приступе безумия разглядывающего свои сокровища, словно ребенок — любимую игрушку. И не сразу заметили собравшиеся женщину, которую ввел Дао Гань.

Высокая женщина, закутанная в покрывало, остановилась, пристально глядя в лицо Чжу.

— Ты узнаешь отрубленную голову Ляо Лень-фан? — прорезал тишину голос судьи Ди.

Одновременно с этими словами Дао Гань сорвал покрывало, закрывающее лицо женщины. Чжу словно очнулся ото сна. Он в смятении переводил взгляд со стоящей женщины на отрезанную голову и обратно и, наконец, выдавив на лице улыбку, сказал:

— Лучше снова покрыть ее снегом. Покройте ее, покройте быстрее!

Он упал на колени и низко опустил голову. В толпе зашумели, и судья поднял руку, призывая к тишине.

— Где Е Дай? — спросил он у Чжу Да-юаня.

— Е Дай! — Чжу поднял лицо. — Е Дай! Он в снегу. Как и она. — Он внезапно изменился в лице и, дрожа от страха, прокричал женщине: — Помоги мне. Мне нужен снег! Дай мне снега!

Женщина в ужасе прислонилась к скамье и закрыла лицо руками.

— Снега! Снега! — кричал Чжу Да-юань. — Больше снега! — Он снова упал, и слезы полились на каменный пол.

Судья дал знак старосте приставов. Двое приставов схватили Чжу Да-юаня и поставили его на ноги. Он снова упал, изрыгая проклятия, и изо рта его шла пена. На помощь подоспели еще двое приставов, и вчетвером им удалось связать его и вывести из зала.

— Суд Бэйчжоу, — отчетливо объявил судья, — обвиняет землевладельца Чжу Да-юаня в убийстве девицы Ляо Лень-фан, а также подозревает его в убийстве Е Дая. Сообщницей его была жена торговца древностями Баня, урожденная Е. — Подняв руку и призывая к молчанию присутствующих в зале, судья продолжал: — Сегодня утром я произвел обыск в доме Чжу Да-юаня и нашел жену Баня, занимавшую отдельную комнату. Голова убитой Ляо Лень-фан была спрятана в голове снеговика, украшавшего внутренний сад. То, что вы видите перед собой, — деревянная подделка. Ты же, женщина, сейчас перед лицом суда расскажешь всю правду о том, как познакомилась с Чжу Да-юанем и каким образом Чжу Да-юань похитил и убил девицу Ляо Лень-фан. Суд располагает доказательствами твоего соучастия в преступлении и будет ходатайствовать перед столичными властями о смертной казни для тебя. Однако чистосердечное признание может смягчить твою участь, и ты будешь казнена без мучений.

Женщина медленно подняла голову и заговорила тихо, но внятно:

— Я впервые встретила Чжу Да-юаня около месяца назад у витрины ювелирной лавки. Он покупал золотой браслет с рубином и заметил мой завистливый взгляд. Чуть позже, когда я остановилась у лотка с гребнями и заколками, он подошел ко мне и заговорил. Я назвалась, и он сказал, что знает меня, поскольку несколько раз покупал старинные изделия у моего мужа. Я была польщена его интересом к моей особе, и когда он спросил, нельзя ли ему прийти ко мне домой, немедленно согласилась. Мы договорились, что он придет на следующий день, когда мужа не будет дома. Он отдал мне купленный браслет и ушел, ничего не объясняя…

Она остановилась и, еще ниже склонив голову, продолжила:

— В тот день я нарядилась в свои лучшие одежды, как следует натопила в спальне и приготовила горячее вино. Чжу пришел ко мне; он разговаривал со мной вежливо и почтительно, как с равной. Он выпил вино, которое я подала, но, к моей неожиданности, не спешил делать мне никаких предложений… Тогда я, не дожидаясь его слов, сама сняла платье. Чжу резко побледнел, но я продолжала раздеваться. Когда я сняла нижнюю рубашку и осталась нагой, он отвернулся и велел мне одеться, но потом мягко пояснил, что считает меня очень красивой и мечтает сделать своей любовницей, но должен сначала убедиться, что мне можно доверять. Он попросил меня оказать ему одну услугу. «Все что угодно!» — немедленно согласилась я, поскольку отчаянно желала этой связи — связи со знатным, богатым мужчиной, который щедро вознаградил бы меня… Я ненавидела ту жизнь, которую вела в своем доме. Все деньги, которые мне удавалось скопить, постоянно забирал мой брат Е Дай, и…

Ее голос прервался. По знаку судьи пристав поднес ей чашку крепкого чая, и, выпив чай одним глотком, она снова заговорила:

— Чжу рассказал, что через несколько дней мне нужно будет прийти на рынок. Там будет девушка с воспитательницей, и я незаметно уведу эту девушку за собой. Мы договорились, где и когда встретимся, чтобы он мог показать мне девушку. Тогда Чжу подарил мне второй золотой браслет и ушел. Через несколько дней мы встретились у рынка. Чжу пришел в капюшоне, полностью закрывавшем лицо. Я попыталась пробраться к девушке, но ее воспитательница все время была рядом и следила за ней, и у меня ничего не получилось…

— Ты узнала эту девушку? — спросил судья.

— Нет, ваша честь, я клянусь, я не узнала ее тогда! — вскричала Бань. — Я подумала, что это какая-нибудь известная куртизанка. Еще через пару дней мы снова пришли на рынок. Они с воспитательницей засмотрелись на дрессированного медведя, и мне удалось подойти к девушке и прошептать ей, как велел мне Чжу, что ее хочет видеть Ю Ган. Она тут же пошла за мной, ни о чем меня не спрашивая. Я привела ее к пустому дому, который мне показал Чжу. Он следовал за нами и, когда мы подошли, втолкнул девушку в дверь, сказал мне, что придет ко мне позднее, вошел сам и запер дверь прямо передо мной. Когда я увидела развешанные по городу листки, я поняла, что Чжу похитил девушку из богатой и известной семьи. Под каким-то предлогом я убежала из дома к нему и стала умолять отпустить ее, но Чжу ответил, что привел ее к себе и запер в потайной комнате своего дома, где ее ни за что не найдут. Он дал мне денег и пообещал вскоре снова прийти ко мне.

Три дня назад я встретила Чжу на рынке. Он признался, что его пленница пытается привлечь внимание прислуги, и держать ее дома дальше может быть опасно. «Ты живешь на отшибе, — сказал он мне, — так не позволишь ли привести ее к тебе на одну ночь?» Я вспомнила, что вечером муж как раз должен уехать из города на два дня, и согласилась. Чжу пришел после ужина и привел девушку, переодетую монашкой. Я попыталась было заговорить с ней, но Чжу выставил меня за дверь и сказал, чтобы я не входила в дом до второй стражи.

Бань остановилась провела рукой по лбу. Когда она заговорила снова, ее голос был хриплым и прерывающимся.

— Наконец я вошла. Чжу сидел в прихожей и смотрел вперед невидящим взглядом. Я спросила, что случилось, и он ответил, что девушка мертва. Я бросилась в спальню и увидела труп. Он задушил ее. В диком страхе я выбежала в коридор и закричала, что позову квартального. Я готова была помогать ему в любовных делах, но я не хотела становиться соучастницей убийства!

Чжу был странно спокоен… Он сказал, что я и так уже стала его соучастницей, что я виновата и заслуживаю казни, но он скроет убийство и возьмет меня к себе жить, причем так, что никто ничего не заподозрит. Он втащил меня в спальню и заставил раздеться. Он осмотрел мое тело, убедился, что у меня нет ни родинок, ни шрамов, обрадовался и стал уверять меня, что все будет в порядке.

Он снял у меня с пальца кольцо и велел надеть монашескую рясу, которая валялась на полу. Лишь я взяла свою нижнюю рубашку, чтобы переодеться, Чжу стал кричать, отнял ее у меня, силой натянул на меня рясу, вытолкал за дверь и сказал, чтобы я ждала его там.

Не знаю, сколько времени я просидела у двери, дрожа от холода и страха… Наконец Чжу вышел с двумя большими узлами в руках. Он спокойно сказал: «Я отрубил ей голову и забрал твою одежду и обувь. Теперь все решат, что это твое тело, а я поселю тебя в своем доме, и мы, наконец, будем вместе!» — «Но ты сумасшедший! — закричала я. — Как ее могут принять за меня, ведь она невинна, а я — взрослая женщина!» И тут с Чжу произошло что-то странное — от его спокойствия не осталось и следа, на губах выступила пена, и он стал орать: «Невинна?! Да эта маленькая сучка путалась с моим письмоводителем прямо у меня на глазах, в моем собственном доме!» Он дрожал от гнева и злобы, но быстро взял себя в руки. Я подхватила узел с одеждой, и мы вышли. Чжу велел мне запереть дверь. Он повел меня к себе, мы шли вдоль городской стены, а я была в таком ужасе, что не чувствовала холода… Наконец мы пришли. Чжу бросил узел с отрубленной головой на землю в саду и провел меня через внутренний дворик и несколько темных коридоров в комнату. «Там уже есть все, что тебе нужно», — сказал он, и действительно, комната была великолепно обставлена, а глухонемая служанка подала мне изысканный ужин.

Назавтра Чжу пришел ко мне. Он был чем-то очень озабочен, сказал, что сейчас у него нет времени ни на что, и только спросил, где я храню браслеты, которые он мне подарил. Я объяснила, что они лежат в потайном отделении сундука с одеждой, он пообещал принести их мне и заодно захватить мои платья. И он ушел. Однако на следующий день он принес только платья: казалось, что браслеты исчезли из сундука. Я попросила его остаться и побыть со мной, но Чжу ответил, что не может — он сильно поранил руку. Он обещал прийти к вечеру… Вот и все.

Судья Ди велел писцу зачесть вслух весь рассказ. Бань внимательно выслушала и приложила к бумаге большой палец.

— Женщина, — сказал судья, — ты совершила много ошибок и поплатишься за них жизнью. Но поскольку ты действовала по чужому приказу, я буду просить о наиболее мягкой форме казни.

Староста взял тихо плачущую Бань за плечи и повел к двери, где ее уже ждала госпожа Го, чтобы увести в тюрьму.

Судья сказал:

— Суд выражает глубокие соболезнования старейшине цеха Ляо в связи с утерей горячо любимой дочери. Но в то же время суд обязан предостеречь всех отцов: когда дочери ваши достигают брачного возраста, долг отца — не только найти достойного жениха, но и способствовать скорой свадьбе. Так поступали древние, по чьим законам мы живем и поныне. Пусть услышат меня все, кто присутствует сегодня в суде!

Лекарь Го осмотрит Чжу Да-юаня, повинного в убийстве, и мы узнаем, полностью ли поврежден его рассудок. Если это не так, суд будет просить для убийцы казни в самой жестокой форме, ибо он убил не только Ляо Лень-фан и Е Дая — впрочем, последнее еще не доказано, — но и служителя суда, десятника Хуна. Суд незамедлительно организует поиски тела Е Дая. Бань Фэн пусть передаст гроб с телом Ляо Лень-фан старейшине цеха Ляо, дабы отец мог похоронить тело дочери вместе с головой. Столичные власти определят наказание для убийцы, а до тех пор из состояния Чжу Да-юаня должен быть выплачен штраф в пользу семейства Ляо. Само же состояние переходит под попечительство суда.

На этом судья Ди закончил речь и закрыл заседание.