Убийство в поместье Леттеров

Глава 25

Старший инспектор Лэм расположился за письменным столом в кабинете Джимми. Уперев руки в колени, он искоса поглядывал то на Фрэнка Эбботта, то на мисс Силвер. Та, казалось, вся ушла в свое вязанье. На этот раз это были толстые серые чулки для Дерека — младшего сына ее племянницы Этель. Спицы стрекотали, как кузнечики. С висевшего над камином портрета, писанного маслом, на эту сцену уныло взирал покойный Фрэнсис Леттер. Все, кто его знал, были единодушны во мнении, что художник воспроизвел внешность мистера Фрэнсиса фотографически дотошно. Однако при взгляде на портрет невольно думалось о том, какими непохожими бывают даже самые близкие родственники: никто бы не догадался, что Джимми его сын. Со стены смотрел высокий темноволосый и тощий господин. Какое-то сходство с ним скорее можно было обнаружить у Энтони, но Энтони мрачное выражение лица было абсолютно не свойственно, зато угрюмый вид мистера Фрэнсиса вполне соответствовал тому разговору, который происходил в кабинете.

Слово взял Лэм.

— Похоже, все указывает на него. Вы согласны со мной?

Мисс Силвер покашляла.

— Я еще не готова возражать вам, но мне бы хотелось, господин старший инспектор, напомнить одно из самых мудрых высказываний лорда Теннисона:

Если лугом вето пройдет

В пору всходов иль цветенья,

Что желает, то найдет, —

Собразуясь с настроеньем.

У Лэма глаза полезли на лоб.

— Ну, не знаю, как там насчет лугов и цветочков, но мне лорд Теннисон не указ, когда я точно знаю, что есть человек, который обнаружил, что его жена ему неверна и есть завещание, составленное в его пользу; то бишь у Джимми Леттера было целых два мотива, чтобы отравить миссис Леттер.

— Два мотива — это уже на один больше, чем требуется.

Фрэнк Эбботт с живостью проговорил:

— Вы хотите сказать, что если бы он потерял самообладание из-за ревности, то не стал бы думать о деньгах, и наоборот: если бы его больше всего интересовали именно деньги, то вряд ли он вышел бы из себя из-за сцены в спальне Энтони Леттера.

Лэм в запальчивости ударил кулаком по колену.

— Вот тут-то вы и не правы! Тут вы, зеленая молодежь, и допускаете самую серьезную ошибку! Человек не схема: он не всегда действует, сообразуясь с логикой. Вы были бы поражены, если бы узнали, как в одно и то же время он может думать совершенно по-разному: сначала так, а сразу потом — эдак. Допустим, он ревнует свою жену, но не настолько, чтобы убить ее, и тут у них происходит ссора совсем по другому поводу. После этого до него вдруг доходит, что она вообще не собирается считаться с ним. При этом он знает, что находится от нее еще и в финансовой зависимости, и это решает все. К тому же и разногласия в семье становятся все острее: он хочет, чтобы все продолжали жить вместе, она желает всех разогнать. У самого Леттера денег явно недостаточно, чтобы содержать поместье, а оно принадлежит его роду уже много лет. Это тоже его волнует. В это время он узнает, что жена возобновляет отношения с его двоюродным братом. Похоже, что она собирается его бросить, и тогда у него не останется средств. Затем всего за одну ночь развод становится неизбежностью: он застает жену в комнате брата. Неужели вам непонятно, как тут одно связано с другим?! Если бы дело было только в деньгах, он бы на это не решился; если бы она не вела себя так вызывающе, он мог бы закрыть глаза на измену. Я продолжаю настаивать, что здесь два мотива, и в данном случае один усиливает другой.

— Вы прекрасно иллюстрируете приведенное мной высказывание, инспектор, — кашлянув, сказала мисс Силвер. — Вы нашли то, что желали найти.

Румянец на багровых щеках Лэма сделался гуще.

— Для того у меня и ум, чтобы толковать то, что я вижу — вы это имели в виду? Если знаете иной способ его применения, извольте его объяснить. На мой взгляд, завещание миссис Леттер — факт достаточно серьезный, от этого никуда не деться. Вдобавок, у нас есть еще и заключение Смэрдона. Аптечку мисс Мерсер обследовал наш врач. Помимо обычных для каждого дома медикаментов, там обнаружено четверть бутылочки с таблетками морфия. Они немецкого производства и гораздо сильнее наших. Далее: на всех упаковках есть отпечатки пальцев мисс Мерсер — одни совсем свежие, другие — давние, что и следовало ожидать. На бутылочке с таблетками морфия ее отпечатки очень четкие, но, кроме того, на ней же и отпечатки пальцев мистера Джимми Леттера, немного смазанные, правда, но не настолько, чтобы вызвать какие-то сомнения. Его же пальчики и на бутылке с хинином. Думаю, что он искал морфий, но сначала взял по ошибке хинин. Там же пузырек с рвотным корнем, но на нем никаких следов. Если ваша, мисс Силвер, теория относительно предыдущих приступов тошноты у миссис Леттер верна, то тогда, очевидно, поначалу он был более осторожным — либо надевал перчатки, либо обтирал пузырек. Не знаю, зачем ему понадобилось прибегать сначала к этому, но думаю, что и это прояснится до конца следствия. Я не упоминал об этом во время недавнего разговора с Леттером только потому, что хочу прежде выяснить мнение мисс Мерсер на этот счет. Она держала в руках пузырек с морфием уже после него, и хотелось бы знать, как она это объяснит. Может, она искала что-то другое и просто переставила его. Тогда любопытно было бы знать, стоял ли он до этого на своем обычном месте. Или же, — он сделала паузу и в упор посмотрел на мисс Силвер, — она действовала с ним заодно. Может, оно так на самом деле и было.

Раздался стук, Лэм крикнул «войдите», и на пороге появилась миссис Мэнипл. Вид у нее был чрезвычайно торжественный, можно сказать, даже величественный. Она неторопливо подошла к дальнему концу стола. Во всем ее облике читалось достоинство, обретенное за пять десятков лет верной службы. Голова ее была высоко поднята, лицо невозмутимо спокойно. Инспектор оказался по правую руку от нее, сержант Эбботт — по левую, а мисс Силвер — как раз напротив. Все в ее облике говорило о том, что само ее появление должно воспринять как событие чрезвычайное. Все молча ждали, пока она заговорит. Лэм, не вставая, тяжело повернулся в ее сторону:

— Вы здесь служите кухаркой, миссис Мэнипл?

— Да, — ответила она.

Фрэнк Эбботт встал и подвинул ей стул:

— Присядьте, пожалуйста.

Она окинула его внимательным взглядом и сказала:

— Спасибо, сэр. Лучше постою.

Кажется, впервые в жизни Фрэнк несколько потерялся. Чуть покраснев, он вернулся к своему месту и стал перелистывать записную книжку. Лэм взглянул исподлобья на особу, которая приберегла почтительное «сэр» для его подчиненного. Было в этом что-то такое, что вызвало в нем невольное уважение к этой женщине. Но тут же ему подумалось, что и этому молодцу Фрэнку следует намекнуть, чтобы не очень-то заносился.

— Вы собираетесь нам что-то сообщить, миссис Мэнипл? — наконец спросил он.

Она выпрямилась и с достоинством произнесла:

— Для того я и пришла. Перед смертью миссис Леттер несколько раз бывало плохо. Это потому, что я кое-что ей в кофе добавляла.

Настала полнейшая тишина. Мисс Силвер даже вязать перестала и устремила на нее долгий, пристальный взгляд.

— Если вы намерены сделать признание, то обязан вас предупредить, что все, сказанное вами, будет зафиксировано и предъявлено на суде, — произнес наконец Лэм.

Миссис Мэнипл и бровью не повела. Голос ее не дрожал, когда она ответила:

— Насчет того, чтобы все было записано, я ничего не имею против. Если бы была против, то и не пришла бы сама. И я не собираюсь делать никаких признаний насчет того, почему и отчего умерла миссис Леттер. Я хочу только сказать про те приступы рвоты, которые у нее были до того: я ей рвотный порошок несколько раз подсыпана в кофе и один раз во фруктовый салат.

Лэм откинулся на стуле. Лицо его было так же бесстрастно, как и у миссис Мэнипл.

— Зачем вы это делали? — спросил он.

— Хотела наказать, — прозвучал мрачный ответ.

— За что?

— За то, как она поступала со всеми.

— С кем, например?

— Слишком долго объяснять.

— Ничего, мы потерпим. Рассказывайте.

Миссис Мэнипл свела свои густые брови.

— Ладно, я постараюсь как можно короче. Во-первых, за то, как она поступила с миссис Марш.

— Вы имеете в виду эту молодую особу, которая была личной горничной миссис Леттер?

— Вовсе нет. Я имею в виду мать ее мужа, Лиззи Марш, которая со мной в родстве и которую эта Глэдис упекла в работный дом. Это миссис Леттер все устроила. Без ее поддержки Глэдис не посмела бы это сделать, да и сам Джое не позволил бы, а миссис Лоис мистеру Джимми все наврала.

— И поэтому вы подсыпали ей в кофе рвотный порошок.

— Не только поэтому. Еще из-за многого другого. Хотя бы из-за Элл и, то есть миссис Стрит. Я бы не позволила так гонять своих кухонных девушек, как миссис Леттер — Элли. А теперь, когда она выжала из Элли все силы, то вообще, оказывается, собиралась указать ей на дверь: она не пожелала принять в дом ее мужа, мистера Ронни, чтобы Элли смогла выхаживать его сама. А с мисс Минни? Мисс Минни жила здесь с тех пор, как умер ее отец, доктор Мерсер. Миссис Леттер и ее загоняла до смерти. Теперь, видите ли, она стала не нужна и может идти куда глаза глядят, и миссис Леттер дела нет до того, что с ней станется. И опять это вранье мистеру Джимми: мол, мисс Минни сама хочет уехать отсюда. Ну вот, за это все я и решила ее наказать. Может, не следовало этого делать, но я хотела ее проучить. Ничего такого с ней от рвотного порошка не случилось бы: его даже ребенку малому дают, если что проглотит. Это я и пришла вам рассказать.

С этими словами миссис Мэнипл повернулась, чтобы уйти, но ее остановил голос Лэма.

— Подождите. У нас еще будут вопросы. Лучше присядьте на стул.

— Ничего. Я и постоять могу.

— Ну, как вам удобнее. Сейчас я буду задавать вам вопросы. Если хотите, можете не отвечать.

— Там увидим. Смотря какие вопросы.

— Начнем с самого простого. Сколько лет вы здесь?

— На Рождество будет пятьдесят три года, — сказала она с гордостью.

— Вы не выходили замуж?

Миссис Мэнипл вздернула голову, посмотрела на Лэма сверху вниз и произнесла:

— Я незамужняя. Когда вы прослужили на одном месте столько лет, само собою разумеется, чтобы к вам обращались как к почтенной женщине, а не как к девчонке и называли вас «миссис».

— Понятно. Вы очень преданы семейству, не так ли?

— После пятидесяти-то лет? А вы как думали?!

— И к мистеру Джимми вы очень привязаны?

— Я была здесь, когда его крестили. Его все любят, его нельзя не любить. Он такой: для каждого доброе слово найдет. Спросите хоть кого в округе — его все любят.

Лэм подался вперед, положил ладонь на поверхность стола и задал свой следующий вопрос, уже непосредственно относящийся к делу:

— Теперь расскажите подробно про все случаи, когда вы подсыпали рвотный порошок в кофе миссис Леттер. Когда вы сделали это в первый раз?

Он с удовлетворением отметил про себя, что миссис Мэнипл ответила без малейших колебаний.

— В тот вечер, когда приехали мисс Джулия и мистер Энтони. Оба они не бывали здесь последние два года, и я хотела, чтобы вечер у них прошел так, как если бы все оставалось по-прежнему и не было никакой миссис Леттер. Та целый вечер издевалась над мисс Элли: заставила ее переставлять цветы из одной вазы в другую, хотя и без того Элли еле держалась на ногах и с цветами все было в полном порядке. Тут я и подумала: «Ну уж нет, госпожа хорошая, этот номер у вас не пройдет!» Потому что, уж я-то знала, как это все будет: ни у мисс Элли, ни у мисс Джулии не будет и минуточки спокойной, чтобы поговорить с мистером Энтони или с мистером Джимми. Она была такая: ей хотелось, чтобы мужчины занимались только ею одной. Ну вот, я и подложила рвотный порошок в ее кофе. Я знала, что эту пакость — кофе по-турецки — пьет только она одна. Все вышло, как я хотела: ее стошнило, она вела себя тихо и никому не мешала.

Было слышно, как Фрэнк Эбботт торопливо перелистнул страницу, стенографируя ее рассказ.

— Ладно, это в первый раз. А когда во второй?

— На следующий день во время ленча. Я подала фруктовый салат со сливками в отдельных фужерах. Я знала, что миссис Леттер сливок не ест, поэтому и добавила рвотный порошок в ее порцию салата.

— В следующий раз когда вы это сделали?

— Один раз в тот день, когда мистер Джимми уехал в Девоншир по делам мисс Элизы Равен, и еще один раз, когда он уже вернулся. По-моему, это было в четверг на прошлой неделе. А в субботу мистер Джимми вернулся из Лондона и велел подать наверх две чашки кофе по-турецки. Он сказал, что теперь всегда будет пить такой же кофе, как и миссис Леттер. Это меня и остановило.

— В тот раз вы уже не клали рвотный порошок?

Она взглянула на Лэма с неподдельным удивлением.

— Неужели вы думаете, что я стала бы подвергать опасности здоровье мистера Джимми?

— Да, пожалуй, я не прав. Ладно, значит, рвотного порошка вы больше не подсыпали. А где вы взяли морфий?

Миссис Мэнипл и глазом не моргнула. Она недоуменно посмотрела на него и сказала:

— Про что это вы?

— Про яд, который оказался в кофе миссис Леттер в среду вечером. Это был морфий. Откуда вы его достали?

— Ничего я про это не знаю.

— Миссис Мэнипл, сыпали вы что-нибудь в чашку миссис Леттер в среду или нет? Если не хотите, можете не отвечать.

— С чего бы мне не отвечать? — отозвалась миссис Мэнипл с легким презрением. — Ничего я туда не клала, и мисс Джулия может вам это подтвердить. Даже если бы я во сто раз сильнее хотела убить миссис Леттер, неужто вы думаете, что я положила бы в чашку яд, а потом позволила Джулии понести кофейный поднос, чтобы они там сами разбирались — то ли миссис Леттер чашку возьмет, то ли мистер Джимми?! Чтобы я помыслила подвергнуть опасности жизнь мистера Джимми?! Да я его люблю, как собственное дитя! Глупости, и вы это понимаете не хуже меня.

— Пожалуй, так. Теперь поговорим подробно про четверг. Миссис Леттер к завтраку не спускалась. Значит, ей подали его наверх, так? Кто его подал, и что было на завтрак?

— Поднос забрала из кухни Глэдис Марш. Там были поджаренные тосты и яблоко.

— Слабовато. Ну а потом? Она спустилась к ленчу?

— Да, спустилась. Я точно не знала, где она будет есть, послала к ней Полли, чтобы та спросила, и выяснилось, что миссис Леттер сойдет в столовую.

— Значит, она ела то же, что и другие? Что именно?

— Два вида овощей с фаршем и кекс со сливками.

— А к дневному чаю?

— После ленча миссис Леттер уехала на машине и вернулась около семи. Так что во время чая ее не было.

— Что подавалось на обед?

— Копченая треска и сладкий омлет. Но никто почти ничего не ел.

— Всем было не по себе?

— Похоже на то.

— Позже вы приготовили кофе, и мисс Вейн его понесла?

— Мисс Джулия следила, пока я его готовила.

— Да, теперь еще одно: где вы брали рвотный порошок? В аптечке мисс Мерсер?

— Нет, не там.

— То есть как?

— Она мне еще весной дала целый пузырек, чтобы я принимала его с медом и уксусом от кашля. Она сказала, что я могу не возвращать пузырек. Он был уже наполовину пустой, когда она мне его давала.

— Вы знали о том, что в ее комнате есть аптечка?

— Все в доме про это знали.

— Она ведь не закрывалась, и каждый мог ею попользоваться, ведь так?

— Никто в доме не позволил бы себе этого, — с негодованием откликнулась миссис Мэнипл. — Никто, за исключением разве что Глэдис Марш. Слава богу, в этом доме никогда ничего не требовалось запирать. Но я понимаю: аптечку следует держать под ключом.

— Сами вы ничего оттуда не брали?

— Мне ничего такого не требовалось, а и нужно было бы, все равно без спросу не взяла.

— Но вы не спрашивали?

— Нет.

— Ладно, миссис Мэнипл. Сейчас сержант Эбботт все напечатает на машинке, прочтет вам и вы все это подпишите, — устало произнес Лэм.