Убийство в запертой комнате

Глава 13

Вытянутую ногу Анжелики Гомес прикрывала черная юбка. Юбка плотно облегала бедро, закрывала колено и заканчивалась над красивой икрой. Тонкую лодыжку опоясывал черный лакированный ремешок, ниже алела туфля с острым каблуком, похожим на стилет. Этот стилет и пригвоздил к полу руку Хэла Уиллиса.

Анжелика отдернула ногу, присела на корточки и подняла револьвер. Не подымаясь, она окинула огненным взором комнату и крикнула лейтенанту Бернсу, протянувшему руку к бутылке с нитроглицерином:

— Не трогать!

Бернс застыл на месте.

— Прочь от стола! — скомандовала она. — Назад! Все назад!

И все они отодвинулись, отступили, ретировались перед лицом новой угрозы, которая оказалась пострашнее предыдущей. Анжелика Гомес один раз уже пустила в ход бритву, и, судя по всему, ее жертва скончалась. Теперь она очутилась меж двух огней: с одной стороны закон, с другой — уличная банда, одержимая жаждой мести. Спокойствие, близкое к исступлению, читалось на ее лице. Анжелика Гомес поставила на карту свою голову, и горе тому, кто окажется у нее на пути.

Она встала, крепко сжимая в руке револьвер, и сказала:

— Я ухожу отсюда,и не вздумайте меня останавливать.

Вирджиния Додж тоже поднялась с пола. Она повернулась к Анжелике и сказала с улыбкой:

— Умница! Давай сюда револьвер.

Сначала Анжелика просто не поняла, что от нее требуют. Потом удивленно посмотрела на Вирджинию и спросила:

— Ты что, рехнулась? Я ухожу. Сейчас же.

— И уходи на здоровье. Только сначала отдай мне револьвер. Я прикрою тебя, чтобы ты могла спокойно уйти.

— Зачем я буду отдавать тебе револьвер? — удивилась Анжелика.

— Господи, неужели ты переметнулась на их сторону? Они же хотят упрятать тебя в тюрьму! Давай сюда револьвер.

— Еще чего! Я просила тебя по-хорошему: «Отпусти меня». Ты сказала: «Нет». А теперь ты просишь револьвер? Видать, совсем сошла с ума.

— Ладно, объясню тебе по порядку. Если ты заберешь револьвер с собой, они схватят меня, как только ты выйдешь из комнаты. А это значит, что они сразу же поставят на ноги всех полицейских в округе и тебя опять сцапают. А если ты оставишь мне револьвер, я тебя прикрою. Они у меня будут сидеть тихо, как мышки. Никуда не позвонят, ничего не передадут по рации, и ты будешь на свободе.

Анжелика задумалась.

— Давай револьвер, не бойся, — сказала Вирджиния и сделала шаг в сторону пуэрториканки. Та стояла, изогнувшись, словно тигрица, готовая к прыжку. Ноги широко расставлены, в дрожащей руке револьвер. Вирджиния сделала еще шаг.

— Давай его сюда, — повторила она.

— Ты прикроешь меня, да? — спросила Анжелика. — Ты их задержишь?

— Да.

— Подойди. Ближе.

Вирджиния протянула руку, и Анжелика вложила в нее револьвер.

— Я пошла, — сказала она. — Не выпускай их. Я ухожу. На свободу. На свободу…

Она повернулась и сделала шаг к коридору. Но едва пуэрториканка оказалась спиной к Вирджинии, та занесла руку и с размаха, жестоко ударила Анжелику по голове рукояткой револьвера. Девушка без сознания рухнула на пол, а Вирджиния, переступив через нее, быстрым шагом вернулась к своему столу.

— Кто еще думает, что я пришла сюда шутки шутить? — тихо спросила она.

Роджер, слуга в доме Джефферсона Скотта — а он занимал это место третий десяток лет, — подметал в коридоре, когда на втором этаже снова появился Карелла. Наклонившись и выставив вперед лысую макушку, окаймленную редкими седыми волосами, Роджер собирал в совок деревянные обломки и прочий сор, оставшийся после штурма двери. Щетка, зажатая в тонких пальцах, работала аккуратно и методично.

— Наводим порядок? — дружелюбно осведомился Карелла.

— Да, сэр, — сказал Роджер. — Мистер Скотт всегда любил чистоту.

— Вы хорошо знали старика? — спросил Карелла.

— Я проработал у него много лет, сэр. Очень много лет.

— Он вам нравился?

— Прекрасный был человек. Да, он мне нравился.

— У него были нелады с сыновьями?

— Нелады?

— Ну да. Может быть, они спорили или ссорились. Или кто-то из сыновей ему угрожал.

— Время от времени они действительно спорили. Но до ссор дело не доходило. И угроз тоже вроде бы не слышал.

— А что вы можете сказать про невестку? Как отнесся старик к ее появлению в доме?

— Очень хорошо. Она ему очень нравилась. Он часто повторял, что было бы неплохо, если бы и другие сыновья женились так же удачно.

— Понятно, — сказал Карелла и после паузы добавил: — Большое спасибо. Возможно, мне понадобится еще разок взглянуть на комнату. Вдруг что-то еще обнаружится.

— Да, сэр.

Роджер не спешил уйти. Он стоял с совком в одной руке и со щеткой в другой. Он явно чего-то ждал.

— Я вас слушаю, — сказал Карелла.

— Сэр, обычно мы обедаем в семь часов. Сейчас уже половина седьмого. Я просто подумал… Вы предполагаете обедать с нами?

Карелла взглянул на часы. 6.37.

— Нет, — сказал он. — Собственно, в семь я должен быть в участке. Там меня будет ждать жена. Нет, спасибо, я не останусь обедать. — Он помолчал и ни с того ни с сего добавил: — У нас будет ребенок. У жены, если говорить точнее.

— Понятно, сэр, — ответил Роджер с улыбкой.

— Вот такие дела, — сказал Карелла и тоже улыбнулся.

В полутемном коридоре двое мужчин с улыбкой смотрели друг на друга.

— Ну что ж, — сказал Карелла. — За работу?

— Да, сэр.

Карелла вошел в комнату. Он слышал, как по коридору зашаркали башмаки Роджера.

Итак, господа, мы снова тут. К вам обращается Стив Карелла, уединившись в берлоге, где пляшут веселые призраки под музыку трио Скоттов. Что там они играют? Ах да, знаменитый венский «Вальс палача».

Стоп, Стив, сказал он себе. Ты начинаешь сходить с ума. Давай-ка еще раз осмотрим комнату, зададим пару вопросов и потом уже будем считать, что дело закончено.

Так.

Значит, комната.

Окон нет. Уж это по крайней мере несомненно.

Потайных дверей тоже нет.

Джефферсона Скотта обнаружили здесь повешенным, метрах в трех от двери. У ног валялся перевернутый стул.

Веревка переброшена через потолочную балку и привязана к ручке двери.

Дверь открывается наружу, в коридор.

Одной тяжести тела Скотта недостаточно, чтобы дверь нельзя было открыть снаружи.

Стало быть, дверь была заперта. Иначе трое здоровых мужчин без труда проникли бы в комнату.

Дверь была заперта изнутри, вдобавок требовалось с силой прижать ее к косяку, чтобы закрыть на засов. А если так, то, значит, не проходят фокусы с веревкой, продетой снаружи и накинутой на засов, которые так любят описывать в детективных романах.

Выходит, что сыновья Скотта сбили засов ломиком и только тогда смогли проникнуть в комнату и вынуть отца из петли.

Таковы факты, мэм!

Если бы здесь был Шерлок Холмс…

Но его здесь нет. Есть лишь Стив Карелла. И он в совершенной растерянности.

Давай еще раз прикинем.

Карелла снова подошел к двери и осмотрел скобу, висевшую на одном шурупе. Косяк весь в отметинах. Ломиком поработали не за страх, а за совесть. Старый Роджер вымел столько щепок, что фабрике зубочисток их хватило бы на год. Карелла затворил дверь. Ну да, дверь обита железом, и с ней пришлось порядком повозиться, чтобы отодвинуть засов. Карелла распахнул дверь, вышел в коридор и затворил ее за собой. Присел на корточки.

Между дверью и полом была щель чуть больше сантиметра. Карелла просунул в нее палец. Нащупал край металлической окантовки. Опять открыл дверь. В порожке был желобок, в который входила металлическая окантовка, когда дверь закрывалась. Карелла снова затворил дверь. И снова просунул под нее палец. В одном месте окантовка была погнута — во всяком случае, ему так показалось. Нет, под пальцами действительно была вмятина. Он еще раз провел пальцем по металлу: гладко, гладко — и вдруг вмятина. Интересно!

— Что-нибудь потеряли? — услышал он голос у себя за спиной.

Карелла обернулся. Марк Скотт казался высоким, даже если встать с ним рядом. Если же сидеть на корточках, как сейчас сидел Карелла, он и вовсе выглядел великаном. Как и его брат Дэвид, Марк был светловолос и коренаст, только еще шире в плечах. Лицо словно выточено из кости: плоский крепкий лоб, плоский нос. Только скулы ниже, чем следовало бы, и это нарушало правильность черт. Рот полный, губы пухлые. Серые глаза под кустистыми светлыми бровями в полумраке коридора казались совершенно бесцветными.

Карелла выпрямился и отряхнул брюки.

— Нет, — сказал он вежливым тоном. — Я ничего не потерял. Напротив, я хотел бы кое-что найти.

— Что же именно? — поинтересовался Марк, улыбнувшись.

— Точно и сам не знаю. Наверное, способ, позволяющий проникнуть в комнату, запертую изнутри.

— И вы ищете его под дверью? — по-прежнему улыбаясь, спросил Марк. — Но чтобы пролезть в такую щель, надо быть сверхтощим субъектом. Вы не находите?

— Разумеется, — отозвался Карелла.

Он еще раз отворил дверь и вошел в комнату. Марк последовал за ним.

Карелла потрогал пальцем висящую на шурупе скобу, отчего та закачалась.

— Насколько я могу понять, — сказал Карелла, — засов нелегко вогнать в паз. Это верно?

— Да. Чтобы запереть дверь на засов, приходилось прижимать ее к косяку изо всех сил. Сколько раз я говорил отцу, что надо бы ее переделать, но он всегда отвечал, что его лично это вполне устраивает. Дает возможность слегка поразмяться.

Марк снова улыбнулся. У него была ослепительная улыбка.

— Сильно ли приходилось толкать дверь? — спросил Карелла.

— Простите?

— Когда дверь запирали на засов, надо было прикладывать большие усилия?

— Не то слово.

— Как вы считаете, одной тяжести тела вашего отца хватило бы, чтобы дверь прижалась к косяку настолько, что ее можно было запереть на засов?

— Чтобы закрыть дверь — безусловно. Но запереть ее на засов? Нет, вряд ли. Вы, наверное, думаете, что кто-то мог исхитриться запереть засов снаружи? Скажем, с помощью веревки?

— Что-то в этом роде, — признался Карелла.

— Нет, это невозможно. Спросите моих братьев. Спросите Кристину. Или Роджера. Это не засов, а какой-то кошмар. Отцу давным-давно следовало его поменять. Сколько раз мы ему об этом говорили!

— И даже спорили об этом?

— С отцом? Слава Богу, нет. Я никогда с ним не спорил, принципиально. По крайней мере, с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать лет. Именно тогда я принял такое решение. И, поверьте, мне это далось нелегко.

— Мучительное испытание для Марка Скотта?

— Что? А, да-да, конечно, — согласился Марк и улыбнулся. — Когда мне исполнилось четырнадцать, я решил, что споры с отцом не приносят никакой пользы. С той поры мы с ним неплохо ладили.

— Да.

— Кто обнаружил, что дверь заперта, мистер Скотт?

— Алан.

— А кто побежал за ломиком?

— Я.

— Зачем?

— Чтобы взломать дверь. Мы звали, звали отца, но он не отвечал.

— Лом помог?

— Разумеется.

— После того как вы пустили в ход ломик, кто из вас попробовал открыть дверь?

— Я.

— Получилось?

— Нет. Ее держала тяжесть тела. Когда мы слегка приоткрыли ее — опять-таки с помощью ломика, — Алан просунул руку и перерезал веревку.

— Кто-нибудь пытался поддеть дверь ломиком снизу? — спросил Карелла.

— Откуда?

— Вот отсюда. У порога.

— Нет, с какой стати?

— Не знаю. Вы вообще-то чем занимаетесь?

— Простите?

— Вы работаете?

— Я, как бы сказать…

— Да или нет?

— Я проходил практику на одном из заводов. С тем, чтобы впоследствии занять административную должность. Отец полагал, что хороший администратор должен знать процесс снизу доверху.

— Вы с ним согласны?

— Конечно.

— И где вы проходили практику?

— На заводе в Нью-Джерси.

— Как долго?

— Примерно полгода.

— Сколько вам лет, мистер Скотт?

— Двадцать семь.

— А что вы делали до того, как попали в Нью-Джерси?

— Несколько лет провел в Италии.

— Чем вы там занимались?

— В основном развлекался, — сказал Марк. — После смерти матери мне достались по завещанию кое-какие деньги. Я решил потратить их, как только благополучно закончу колледж.

— Когда это было?

— Я получил диплом в двадцать два года.

— И уехали в Италию?

— Нет. Правительство помешало. Пришлось провести два года в армии.

— А после армии отправились в Италию, так?

— Именно так.

— Нам тогда было двадцать четыре?

— Да.

— Сколько денег вы получили по завещанию?

— Мать оставила мне тридцать тысяч.

— Почему вы уехали из Италии?

— Кончились деньги.

— Вы потратили тридцать тысяч долларов за три года?

— Да.

— Но для Италии это очень большие деньги, не так ли?

— Сущая правда.

— Я хочу сказать — вы жили в Италии на широкую ногу?

— Я всегда живу на широкую ногу, мистер Карелла, — сказал Марк и ухмыльнулся.

— М-да. Значит, вы готовитесь занять административную должность. И чем же вам предстоит заняться?

— Сбытом продукции.

— Это высокий пост?

— Нет, самая рядовая должность.

— Какое вам положили жалованье?

— Отец очень боялся испортить своих детей, — сказал Марк. — Он считал, что фирма развалится, если он будет платить детям огромные деньги, а они станут отлынивать от работы.

— Сколько же он положил вам для начала?

— За эту дожность? Пятнадцать тысяч.

— Для Америки маловато, верно? При ваших-то запросах.

— Но это было лишь начальное жалованье, мистер Карелла. Отец предполагал, что в конце концов его фирма перейдет к детям.

— Да, в его завещании так и говорилось. Вы знали о его завещании, мистер Скотт?

— О нем знали все. Отец не делал из этого секрета.

— Понимаю.

— Скажите, мистер Карелла, не думаете ли вы, будто я убил отца?

— А вы не убивали, мистер Скотт?

— Нет.

— Он покончил с собой, так, мистер Скотт?

— Именно так.

Марк Скотт помолчал, затем сказал:

— Или вы все же думаете, что я прополз в эту щель под дверью?