Участковый. Назад в СССР

Глава 17 Первое МАЯ! (Утро)

Волочить за собой упаковки с джинсами оказалось труднее, чем я предполагал. Смотав их верёвкой, я привязал её к поясу, и теперь добыча перемещалась по узкому туннелю вместе со мной. Вопросов о правильности своих действий я не ставил. Надоело сидеть без копейки. Экспроприированный у цеховиков товар, не способен закрыть все потребности, но поможет закрыть финансовый вопрос на какое-то время.

В девяностые, материальное обеспечение сотрудников милиции приближалось к показателям математической погрешности, так что святые там надолго не задерживались. А мне самому, для пользы дела, приходилось проворачивать и не такое, так что совесть меня не мучала.

К тому же, взяв джинсу, я решил оказать цеховикам услугу, и ни при каких обстоятельствах об их подпольном бизнесе, никому не сообщать. Пусть работают на благо народа и зарабатывают, раз наша лёгкая промышленность не в состоянии наладить легальный и массовый выпуск модной одежды.

И всё-таки с двумя упаковками я погорячился. Пока полз до галереи, промок от пота. А вывалившись из лаза, почувствовал приближающуюся опасность и схватился за обрез. Пройдясь вдоль колонн, не обнаружил никаких изменений. Правда, теперь мне казалось, что само место высасывает жизнь по крупицам. Ведь это пятно на стене не просто так здесь образовалось. Теперь я был уверен, оно как-то напрямую связано с убийствами и всей остальной чертовщиной.

Моё сознание привыкло воспринимать только объективные данные и теперь немного притормаживало, столкнувшись с чем-то необъяснимым. Срочно нужен консультант. И иной кандидатуры нам эту должность, кроме Артёма Абрамовича Каца, я не видел.

Захотелось поскорее отсюда убраться. И именно этим я и занялся несмотря на физическую и моральную усталость. При этом собранные улики я уносил с собой. Возможно, их и не стоило брать по соображениям безопасности, но оставлять здесь, я ничего не хотел.

На второй отрезок маршрута я потратил ещё больше времени. А когда, наконец, добрался до туннеля, ведущего к колодцу, вконец вымотался и проклял себя за идею тащить за собой тюки с джинсами.

Выбравшись из колодца, привалился спиной к стене цеха и просидел минут десять, стараясь надышаться свежим воздухом. Ощущение было такое, словно я провёл неделю в старом склепе на кладбище. Снаружи было темно, и только звёздное небо и видневшиеся через кусты горящие окна общаги, сообщали, что жизнь продолжается.

В тот момент, когда я перелез через забор, стрелка на наручных часах показывала час ночи. Обратный путь до дома занял минут сорок из-за нежелания попадать на глаза группам молодёжи, кучкующейся во дворах и аллейках. Обходя уличные фонари, я буквально крался по микрорайону, с двумя трофейными свёртками джинсы.

Добрался до квартиры без приключений. Первым делом спрятал все собранные улики на антресоли, а палец завернул в пакет и поместил в морозилку холодильника. Обрез с амуницией убрал на место и только после этого разделся и отправился в душ.

Исследование находок отложил на потом. Тем более без Каца, я всё равно навряд ли разберусь. А поговорить с ним я смогу только второго числа в своей законный выходной.

С этими мыслями я и заснул.

Утро 1 Мая.

А в семь утра я уже стоял в строю на разводе, во внутреннем дворе здания милиции. Проводил его начальник милиции, полковник Перегудов, вместе с замом начальника штаба, майором Гамалеевым.

Рядом со мной в строю стояли сотрудники ППС и гаишники, отряжённые для сопровождения колонны. Возглавлял группу отец.

Разумеется, табельное оружие нам получать строго запретили. Зато всем выдали, хорошо мне знакомую по службе, новенькую, четырёхканальную рацию «Виола-Н». Говорят, их специально разрабатывали к Олимпиаде-80. А проработали они до конца девяностых. Вес рации в полтора килограмма для этого времени был вполне нормально. Это намного лучше, чем рации «Тюльпан» и «Сирена», с которыми мне тоже пришлось помучаться в начале службы. Они были намного тяжелее и быстро разряжались.

Быстро осмотрев форму всех присутствующих, Перегудов произнёс торжественную речь, одновременно поздравляющую с праздником и заранее предупреждающую тех, кто плохо исполнит свои обязанности. И каждому его слову, подобострастно кивал майор Гамалеев. Тот самый человек, который в 1992 году подставит ему подножку и навсегда отлучит от службы в органах.

Затем выступил Гамалеев. Он в отличие от Перегудова поздравлять никого не стал, а сразу принялся рассказывать о возложенной на нас ответственности. При этом он благодарил коммунистическую партию за оказанную нам честь, и не забыл насыпать с горкой цитат Леонида Ильича Брежнева. В процессе Гамалеев посматривал на меня с явной неприязнью, а я старательно этого не замечал.

После развода группа милиционеров отправилась к центральной проходной комбината. А уже на месте батя распределил всех по автобусам и отправился общаться с местным начальством.

К тому моменту как мы прибыли, народ уже начал активно подтягиваться. А сам директор комбината Егоров, рулил всеми процессами, находясь возле своей чёрной «Волги». Разумеется, его угрюмый водитель Антоша и весьма сексапильная секретарша Леночка, были при нём.

Антоша тоже меня заметил и теперь неприязненно поглядывал, при этом невольно повторяя ужимки майора Гамалеев. И это было нехорошо. Похоже, он не успокоился, так что расслабляться на его счёт, пожалуй, рановато.

Мне в попечение достался автобус «Икарус-250» венгерского производства. Перекинувшись с шофёром парой фраз, я занял позицию рядом с передними закрытыми дверьми и принялся наблюдать за собравшимися гражданами.

В связи со спецификой ткацкого производства количество женского пола преобладало. Одеты все по-праздничному, то есть во всё самое лучшее. Мужики в костюмах и рубашечках с галстуками. Женщины по большей части в лёгких плащах и жакетах, из-под которых виднелись цветастые платья. Самые молодые барышни не пренебрегали ультрамини юбками. В эти годы советская мода подобное веяние приветствовала.

Но больше всего меня удивило количество ветеранов войны, чьи костюмы были увешаны орденами и медалями. В том времени, откуда я прибыл, такое количество реально воевавших в Отечественную ветеранов, собрать в одном месте было невозможно, по естественным причинам. А сейчас в восьмидесятом, многие из них ещё работали.

Едва количество собравшихся перевалило за пару сотен, тут и там в толпе начали оживать гармошки и баяны. Ветераны запевали военные песни, а молодёжь их охотно подхватывала. В процессе ожидания торжества меня тоже начала захватывать атмосфера происходящего. Ведь она была сугубо позитивная и вызывала только положительные эмоции, порождающие психологический подъём и даже воодушевление. Это всё мигом сняло усталость, остававшуюся после посещения катакомб.

А пока я хлопал глазами и старался унять улыбку, самопроизвольно выползающую на лицо, ко мне кто-то подобрался сбоку и похлопал по плечу. Повернувшись, я увидел сосредоточенную рожу Кошеля.

— Иваныч, ну как там наша договорённость? С вами можно? — спросил парень, и я кивнул, хотя ещё не видел старшего группы, заведовавшего отправкой автобуса.

— Конечно, можно. Гена, надеюсь, ты у нас не отрицалово и состоишь в комсомоле?

— Да меня ещё в восьмом приняли — возмущено ответил парень и указал на комсомольский значок, который я на нём ни в этой жизни, ни в прошлой, ни разу не видел. — Нет, конечно, в прошлом году меня хотели исключить после того, как я вмазал на дискотеке комсоргу, но потом передумали.

— Вот и молодец. Готовься к посадке, хулиган. Но сразу предупреждаю, сидячие места не занимай. Всю дорогу стоять будешь и обдумывать своё поведение.

Предупредив Кошеля, я оценил количество и состав граждан, кучкующихся возле автобуса. Кое-кого узнал. А первым приметил футбольного судью. Гена гаишник говорил, что он был начальником ОТК в чулочно-носочном цеху. Как я прошлой ночью выяснил, в том самом цеху, на минусовом этаже которого, шьют джинсы цеховики. И сдаётся мне, наш футбольный судья, в этом тоже как-то замешан.

Кстати, рядом с автобусом бродил начальник того самого цеха и по совместительству футбольный тренер команды комбината Поликарпов. На его груди я заметил орден за трудовые заслуги.

Если честно, то я был не против, что такие заслуженные товарищи занимаются цеховым промыслом. Пусть зарабатывают, раз Госплану СССР интереснее набивать склады несметным количеством калош большого размера.

Обдумывая всё это, я внезапно расслышал знакомый звук звякнувших в ящике бутылок и мигом на него среагировав, принялся оглядываться по сторонам. Искомое обнаружилось с другой стороны автобуса.

Воспользовавшись тем, что я стоял на страже закрытых дверей, трое граждан обошли меня с тыла вместе с ящиком водки, с явной целью перегрузить её в автобус через водительскую дверь. Когда я появился рядом, они уже сунули водиле автобуса бутылку, и тот вылез, чтобы им не мешать.

Вынырнув из-за автобуса, я перегородил дорогу контрабандистам и только после этого узнал в одном из них дружка сивого, вратаря команды комбината. Да и остальные, кажется, тоже принимали участие в матче. Сорвав с ящика, прикрывающую бутылки замшевую куртку, я недовольно покачал головой.

— Лейтенант, ну ты же сам понимаешь. Праздник и всё такое — начал вратарь, но тут же осёкся, когда я резко сделал шаг в его сторону.

— Насчёт праздника понимаю. Но это перебор. — Я посмотрел на ящик. Затем повернулся к водителю и указал на багажное отделение. — Давай открывай.

Тот без разговора выполнил приказ. После этого я забрал ящик из рук парней и поставил его внутрь отделения. А перед тем как водила его прикрыл, достал одну бутылку и сунул её вратарю.

— Держи, этого для поднятия настроения вполне достаточно. Остальное заберёте у водилы после возвращения из Москвы. И предупреждаю сразу, не советую клянчить у меня по дороге ещё один пузырь, а то остановлю автобус и высыплю бутылки на обочину.

Конечно, мои действия настроения молодым передовикам производства не прибавили, но лучше уж прослыть конченым гадом, чем потом разбираться с несколькими пьяными демонстрантами.

А через несколько минут после происшествия в толпе началось брожение, предшествующее началу посадки в автобусы. После этого начальник ОТК вместе с Поликарповым, двинулись в мою сторону.

— Лейтенант, значит, ты наш сопровождающий от МВД — фамильярно констатировал откашник и указал на Кошеля. — А этот чего здесь делает?

— А этот школьник очень хочет увидеть красную площадь и демонстрацию Советских трудящихся. Разумеется, ответственность за его поведение, я беру на себя — ответил я, при этом про себя отметив, что футбольный судья и тренер комбинатовских, со мною так и не поздоровались.

Да и разговор судья начал с претензии. Видимо, разгром команды комбината на футбольном поле их очень задел и им нас с Кошелем видеть, не особо приятно. А пока тренер с судьёй переглядывались, сзади подошли те самые парни, что хотели загрузить водку. И, разумеется, их привёл вратарь. И только сейчас я заметил, что он облачён в знакомые мне джинсы.

— Нет, он с нами не едет — уверенно заявил судья и, вынув из папочки, протянул мне распечатанную пишущей машинкой бумагу с рядами фамилий и инициалов. Причём сделал это так, словно показывает красную карточку — Список утверждён на собрании профкома нашего цеха. И добавить в него кого-либо прямо сейчас попросту невозможно. Да и места для него в автобусе не найдётся. К тому же парень не является членом коллектива чулочно-носочного цеха и не имеет никакого права, вообще с нами ехать.

Я видел, что футбольный судья упёрся. Поликарпов стоял невдалеке и свысока наблюдал за происходящим. А на рожах игроков их команды начали появляться ехидные улыбочки. Кошель, наоборот, сразу приуныл. Правда, окружившие меня граждане ещё не знали, с кем связались. А между тем в этот момент я почувствовал, что из принципа пойду до конца, и всё равно своего добьюсь, чего бы мне этого ни стоило.

— Нет, парень с нами едет — начал я вкрадчиво. — А свою принципиальность вам, судья, надо было на футбольном поле показывать. Я ещё раз повторяю, ответственность за него я беру на себя. Места ему не нужно, ноги молодые, так что постоит. А список можно и дополнить.

Вынув из кармана шариковую ручку, я приложил бумагу к кузову автобуса, дописал фамилию и инициалы Кошеля и расписался рядом.

После этого судья посмотрел на начальника цеха. После этого Поликарпов подошёл ближе.

— Что тут у вас? Почему не грузитесь? По графику отъезд колонны через пятнадцать минут — Начал он, при этом, сделав вид, что не слышал нашего диалога.

— Да вот. — Начальник ОТК указал на Кошеля. — Товарищ участковый хочет взять с собой в цент нашей столицы, одного всем хорошо известного школьного хулигана.

— Лейтенант, это невозможно — безапелляционно заявил Поликарпов.

Я же в ответ только ухмыльнулся, почувствовав, что теперь точно не отступлю.

— А скажите-ка мне, товарищи начальники, это невозможно точно так же, как, к примеру, невозможно, наладить серийный пошив джинсовых брюк, ну, к примеру, в вашем чулочно-носочном цеху? А то граждане нашей необъятной страны, жаждут купить в магазине модную обновку, а в итоге вместо этого идут на рынок и покупают всякие подделки, в три дорога, ну вот прямо как эта. — Я указал на джинсы, в которые был облачён вратарь комбинатовской команды.

Судя по лицам, мой рискованный спич попал в самую точку. Щёки начальника ОТК мигом покраснели, а Поликарпов, наоборот, побледнел. Это подтверждало мою догадку, насчёт их причастности к цеховому бизнесу.

— Ну так что, граждане, начальники, ну разве мы не найдём в автобусе немного места, для восходящей звезды Советского футбола. Ведь парню реально хочется побывать на демонстрации и пройтись в колонне передовиков производства и ветеранов по красной площади? — с явным нажимом спросил я.

После этого Поликарпов сумел вернуть на лицо каменное выражение и, кивнув, посмотрел на начальника ОТК.

— Петрович, а ведь, правда. Зачем мы включили в этот праздничный день излишнюю принципиальность. Не стоит третировать парня. Пусть едет. Тем более что товарищ Расторгуев сам за ним присмотрит. — После этого его потяжелевший взгляд перевёлся на меня. — И кстати, спасибо вам большое за последнюю игру. Иногда проиграть менее подготовленной к противостоянию команде, очень даже полезно. Но предупреждаю сразу. К следующему матчу мы подготовимся получше и будем во всеоружии. Так что вам придётся туго — предупредил Поликарпов, причём с явным намёком на нечто большее.

— Мы ещё посмотрим кто кого. А за парня вам, Семён Александрович, большое спасибо. За его допущение в автобус я вам по гроб жизни обязан буду. Так что, если что обращайтесь. Помогу чем смогу.

После этого Поликарпов кивнул и ушёл, а покрасневший судья вынул из папки ещё одну копию списка и сам дописал туда Кошеля, а затем на него указал.

— Надеюсь, у него есть с собой комсомольский билет.

После уточнения некоторых несущественных деталей, из висящих на столбах громкоговорителей, зазвучала песня про Первомай. И в автобусы началась торжественная погрузка будущих демонстрантов. А пока они все с прибаутками заходили, Кошель как-то с подозрением посмотрел на меня и спросил:

— Иваныч, а почему мне показалось, что вроде как добазариваясь обо мне, ты с этими двумя упырями договаривался о чём-то совсем другом.

Если честно, то в этот момент меня весьма удивила его врождённая проницательность.

— Да не бери в голову, это так, тебе только показалось — ответил я, при этом украдкой следя за Поликарповым, который уже добрался до служебной «Волги» Егорова и теперь что-то шептал на ухо директору комбината, в то время как тот смотрел в мою сторону.