Старший инспектор Джереми Уоттс искренне восхищался Роджером Уэстом. Он ценил не только умение шефа четко вести расследование, но и его знаменитый нюх – Роджер часто полагался на интуицию, и она его ни разу не подводила. За долгие годы службы под началом суперинтенданта Уоттс крепко уверовал в необыкновенный дар Уэста предчувствовать опасность и вовремя принимать меры.
Поэтому, услышав от шефа, что Реймонду Греаторексу угрожает беда, Уоттс, не раздумывая, помчался на студию "Борили". Его ничуть не взволновало, что приказание Уэста также основано исключительно на предчувствии и что, если это предчувствие не оправдается и они напрасно посеют панику среди актерской братии, весь Скотленд-Ярд будет потешаться и над суперинтендантом, и над ним, Уоттсом.
Вскоре после пополудни полицейский "хэмблер" с Уоттсом и сержантом-водителем подъехал к студии телефильмов. По дороге старший инспектор успел связаться с местной полицией, вовремя вспомнив, что студия расположена на границе графства и, следовательно, не зависит от муниципальных сил охраны порядка. Он выяснил, что охрану "Борили" обеспечивает крупная страховая компания "Оллсэйф Инкорпорейтед". Ее персонал, состоящий в основном из отставных следователей, тесно сотрудничает с местной полицией, и, судя по всему, обе службы полностью доверяют друг другу. Помимо обычной работы, "Оллсэйф" следит за сохранностью костюмов актеров и актрис, оберегает павильоны от налетов юных вандалов и охраняет покой "звезд" от назойливого любопытства публики.
Уоттс выяснил также, что с шефом охраны, отставным суперинтендантом Дэвидом Сэнделлом, следует обращаться так, словно он все еще занимает важный пост в полиции. Когда старший инспектор позвонил Сэнделлу и сообщил о своем приезде, тот не преминул предупредить его, что любого, кто впервые переступает порог "Борили", охватывает странное ощущение, будто он оказался в особом мире, живущем по своим собственным законам.
И в самом деле, когда "хэмблер" довез Уоттса до места, старший инспектор подивился тому, что узрел. Высокие стены, выкрашенные в белый цвет, отделяли от внешнего мира четыре огромных строения, где располагались основные подмостки, два небольших домика, предназначенных для администрации, и множество рассыпанных тут и там павильонов. Чуть на отшибе стоял невероятных размеров ангар. Там, понял Джереми, ставились уличные декорации, воспроизводящие самые разные эпохи английской цивилизации.
У главного входа на студию, за высоченными стальными воротами дежурили четыре охранника в серой униформе и кепи с крупной надписью "Оллсэйф". Как только какая-нибудь машина въезжала в пределы "Борили", к ее ветровому стеклу на самом видном месте прикреплялась зеленая карточка (на обратном пути ее, тоже стало понятно старшему инспектору, следовало вернуть).
Один из охранников оставил служебную будку и заглянул в машину к полицейским:
– Нас только что предупредили о вашем приезде, инспектор. Обогните первое здание, там вас уже ждут и проводят к мистеру Сэнделлу.
Уоттс уже начал нервничать, но он знал, что стоит кому-то из служащих "Оллсэйф" заметить его дурное настроение, потом об этом придется горько пожалеть. Как только под "дворник" сунули зеленый пропуск, шофер медленно покатил по аллее мимо длинной цепи трейлеров, на одном из которых было написано: "Реймонд Греаторекс". Обогнув указанное здание, они остановились возле служащего "Оллсэйф". При виде полицейской машины тот приветливо замахал рукой. Уоттс узнал старого знакомого по Скотленд-Ярду и сразу успокоился.
– Привет, Чарли! – крикнул он, высунув голову в окошко автомобиля.
– Добрый день, сэр. Почти как в старые добрые времена, правда? Сейчас я вас провожу к мистеру Сэнделлу.
– Вы не знаете, где сейчас Реймонд Греаторекс?
– В третьей студии, сэр. Но сегодня к нему лучше не подходить даже на пушечный выстрел.
– Это еще почему?
– Греаторекс терпеть не может статистов, а нынче снимают сцену, где целая толпа изображает бунт.
– Бунт?.. – удивился Уоттс.
Чарли толкнул дверь вытянутого в длину здания, внутри оказавшегося точной копией оборудованного по последнему слову техники полицейского участка. Напротив двери с надписью "Бюро жалоб", у которой явно скучали два "отставника", инспектор увидел табличку "Начальник службы безопасности". Туда и направился Чарли и, постучав, открыл дверь.
– Старший инспектор Уоттс, сэр, – доложил он и, пропустив Джереми в кабинет, исчез.
Удобная комната сразу понравилась инспектору, оценил он и подробные карты местности, покрывающие стены. Дэвид Сэнделл, пожилой ладный блондин в хорошем костюме, чуть привстал из-за массивного стола и, сдержанно улыбаясь, предложил сесть, но руки не подал.
– Может быть, сядете, старший инспектор?
Немного поколебавшись, Уоттс принял предложение и тут же приступил к делу:
– Мы очень обеспокоены, поскольку есть основания предполагать, что убийца Дэнни О'Хары попытается расправиться и с Реймодом Греаторексом.
– Мы? А не слишком ли вы обобщаете, инспектор?
– Честно говоря, я имел в виду мистера Уэста, – признался Уоттс.
– Надо полагать, это одно из его знаменитых "предчувствий"?
– Мистер Уэст настолько обеспокоен, что счел нужным послать меня и еще двух агентов следить за всеми передвижениями актера. Сам суперинтендант задержался у начальника отдела и приедет немного позже.
Судя по всему, эта тирада не произвела на Сэнделла сильного впечатления. Тем не менее он включил селектор и приказал дежурному удвоить охрану третьей студии, потом, удобно откинувшись в кресле, с наигранным безразличием спросил:
– Вы, наверное, хотите сами отправиться на место?
– Может быть, мы пошлем моих ребят на выручку вашим, а я тем временем попытаюсь изложить вам суть дела?
На сей раз начальник охраны нажал другую кнопку, и в дверях тут же вырос часовой.
– Проводите двух офицеров полиции в студию номер три, к мистеру Греаторексу. Речь идет об особом наблюдении.
– Но актер не должен ни о чем догадываться, – поспешил уточнить Уоттс.
– Само собой разумеется, – кивнул Сэнделл, провожая глазами часового.
Уоттс вдруг подумал, что дисциплина в "Оллсэйф" куда выше ярдовской, и то, что у Сэнделла такая маневренная связь с подчиненными, очень поможет делу.
А начальник охраны уже снова включил селектор:
– Пусть нас больше не беспокоят. – Подняв глаза на собеседника, он добавил: – Я слушаю вас, мистер Уоттс.
– Нам пока неизвестно, кто убил О'Хару. Это мог быть человек, у которого актер увел подружку, или отец этой подружки, или какое-то третье лицо. В последнем случае мотив преступления остается неясен. Однако, как бы то ни было, мы рассчитываем, что сведения, которые сообщит нам Греаторекс, существенно продвинут дело.
– С чего вы взяли?
Уоттс пожал плечами:
– Честное слово, не знаю. Мистер Уэст не счел нужным посвящать меня в детали.
– Но в конце-то концов, стоило ли устраивать переполох, даже не представляя толком, что к чему?
Уоттс чуть не вспылил. Ему ужасно захотелось напомнить Сэнделлу, что ни его фирма, при всем ее могуществе, ни даже местная полиция не имеют ни малейшего права не только вмешиваться в ярдовское расследование, но даже жаловаться. Однако он вовремя сообразил, что, заупрямившись, его собеседник может изрядно навредить следствию, и Роджеру Уэсту придется расхлебывать всю эту кашу. Проглотив обиду, инспектор примирительным тоном попросил:
– Может быть, вы мне опишете сцену, в которой снимается сейчас Реймонд Греаторекс? Там должен быть какой-то бунт...
– Греаторекс играет роль очень богатого промышленника, который решил уволить со своего завода несколько тысяч рабочих. Эти последние, подстрекаемые агитатором, врываются в зал, где в полном одиночестве размышляет Греаторекс, и... Одним словом, взгляните-ка на это сейчас сами.
Мужчины одновременно встали и, выйдя из здания охраны, сели в белый "ягуар" Сэнделла. Машина на полной скорости помчалась к третьей студии. По пятам за своим спутником Уоттс миновал длинный коридор и оказался перед дверью, над которой горела табличка с красной надписью: "Входить на красный свет строго воспрещается". Однако Сэнделл решительно толкнул дверь.
В зале возле камер суетились техники, рабочие волокли огромные кабели, время от времени поглядывая на сцену. У дальнего окна комнаты, обставленной в викторианском стиле, Реймонд Греаторекс невозмутимо созерцал ему одному видимый пейзаж. Никто из деловито сновавших вокруг людей не обращал на актера ни малейшего внимания.
Уоттс, впервые увидевший знаменитость вблизи, восхитился его величественной осанкой и приятным лицом.
Маленький человечек, сидевший на складном стуле с надписью "Постановщик", давал последние распоряжения ассистенту, а тот выкрикивал их в мегафон. Подняв глаза, Уоттс заметил, что примерно на половине высоты от пола по стене тянутся своего рода антресоли из подвижных деревянных и металлических конструкций. Там стоят прожекторы, высвечивающие каждое движение актеров. На одной из платформ техник что-то пояснял ассистенту в наушниках. Неожиданно раздался возглас: "Тихо! Начинаем!" – и, словно по волшебству, на площадке воцарилась тишина. Заурчали камеры, помощник режиссера выкрикнул номер дубля, и, как только он ушел, за окном без всякого предупреждения послышался гомон толпы. Злобные крики мужчин, звон разбитого стекла звучали все громче, словно толпа быстро приближалась. Но Греаторекс по-прежнему неподвижно стоял у окна, и в облике его было что-то почти патетическое. Шум перерос в грохот, казалось, толпа вот-вот взбесится, уже явственно слышались угрозы. Какая-то женщина истерически кричала: "Убейте его! Смерть тирану!". Наконец окно разлетелось вдребезги, и Греаторекс отшатнулся, с удивлением разглядывая свои окровавленные руки.
– Черт, что за... – начал Уоттс.
– Тихо!
– Так надо по сценарию, – шепнул ему на ухо Сэнделл.
В окне появилось лицо какого-то мужчины, и одновременно в дверь отчаянно забарабанили. Греаторекс посмотрел на другой выход, но, видимо передумав, встал перед сотрясаемой ударами дверью. Брошенный в окно кирпич, отскочив от стола, упал к его ногам. В ту же секунду замок поддался и рассвирепевшие люди, ворвавшись в комнату, окружили все так же невозмутимо спокойного Греаторекса. Камеры передвинулись, и на мгновение на площадке все стихло. "Рабочие" сверлили глазами "промышленника". И тут он впервые заговорил:
– Предупреждаю, если вы сейчас же не уйдете из моего дома, я закрою этот завод навсегда.
Кто-то из "бунтовщиков", стоявших у самой двери, насмешливо хмыкнул:
– Завод будет работать, даже когда вы умрете!
– Ну что ж, могу вам сообщить, что в моем завещании есть распоряжение ликвидировать его и передать клиентуру конкурирующей фирме Мидленда, – сухо заметил "промышленник". – Так что все это кипение страстей к добру не приведет. Отправляйтесь-ка восвояси по домам.
– А что будет, если мы согласимся? – недоверчиво спросил немолодой "рабочий".
– Бесполезно, – крикнул другой, – мы уже не сможем удержать толпу. Мистер Стерн, если хотите спасти свою шкуру, удирайте, пока не поздно!
Но тут под давлением толпы в комнату ворвалась еще одна группа "рабочих". Камеры снимали их со спины – как сплошную стену угрожающе поднятых кулаков. Яростные крики становились все громче, напряжение явно нарастало. Кто-то словно наугад швырнул камень, за ним полетел другой и попал в голову актера. Греаторекс рухнул как подкошенный, а камень с глухим стуком упал на площадку.
Уоттс услышал гневный вопль стоящего рядом Сэнделла:
– Это же настоящий кирпич!
Начальник охраны, как на пружинах, рванулся вперед, расталкивая подошедших к сцене техников, но бросивший камень рабочий уже отступил в толпу и затесался среди других статистов. Уоттс попытался было добраться до охранников и показать им беглеца, поспешно пробирающегося сквозь толпу, но быстро сообразил, что все его усилия тщетны. Оставалось лишь надеяться, что этого типа схватят, прежде чем он выберется за пределы студии. Если охранники "Оллсэйф" и вправду такие асы, какими себя считают, они сделают это.
И одно Уоттс знал точно: он никогда не забудет перекошенного страхом круглого лица, голубых глаз, толстых губ и сломанного носа кинувшего кирпич.
Сэнделла нигде не было видно. Вероятно, он помчался к себе в кабинет объявлять всеобщую тревогу. Понимая, что сам он ничего не сможет сделать, инспектор закурил и вернулся к Греаторексу. Несколько молодых людей с трудом сдерживали плотное кольцо любопытных. На иссиня-бледном лице раненого под левым глазом явственно выделялась глубокая рана. Склонившиеся над ним мужчина и женщина растерянно переглянулись.
– Не может быть, чтобы он умер, – прошептала женщина, – не может быть...