Удача близнецов

– Гнедок на удивление хорош. Я даже не ожидал, что в этой глуши можно найти отличнейшего сальмийского скакуна! Я, правда, на нем еще не скакал как следует, но поверь – от такого коня и принц Серджио бы не отказался. Так что барашек будет наш.

– Погоди загадывать, – усмехнулась Жиенна. – Барашка еще удержать надо. Я рада, что дядюшкин конь тебе понравился, но кроме этого ты что-то узнал?

– Дядя был в таком восторге от того, что мне понравился Гнедок, что его можно было спрашивать о чем угодно, – махнул рукой Бласко. – И он мне много чего порассказал. Так что я покороче и о самом главном.

– Если б ты еще умел это самое главное правильно определить, – вздохнула сестра.

Бласко предпочел сделать вид, будто не заметил этой шпильки.

– Во-первых, я спросил про Роблеса. В общем-то дядя рассказал то же самое, что и лавочник, и староста с алькальдом. Разве что добавил, что Лопе Роблес помимо своих экспериментов еще гонит самогонку из каких-то местных ягод и постоянно пьян. А эксперименты его как-то с мясом связаны, потому он у селян и берет плату свиными и бараньими тушами. А точнее дядя не знает. Сказал еще, что Кармилла хоть и ведьма со странностями, но вроде в сглазах и порчах не замечена была. Во-вторых, про Рубио Ибаньеза. Дядя про него говорил только нецензурно. Я, кстати, даже парочку новых выражений узнал, представляешь?

И он процитировал сестре цветистые салабрийские выражения, услышанные от дяди. Жиенна восхищенно прищелкнула языком:

– Ого, надо запомнить. Сочно. Не хуже наших, сальмийских. Ну, а кроме этого что дядя сказал про Ибаньеза?

– Да опять всё то же самое: кутила, картежник, пьяница и развратник, норовит всех, кто мимо его усадьбы проезжает и вообще ему на глаза попадается, к себе силой затащить в гости, поэтому кроме поселян, которые его земли арендуют, там давно уже никто не ездит, а самого Рубио никто к себе не приглашает, кроме сеньоры Салисо, отчего он всех остальных соседей ненавидит лютой ненавистью. В-третьих, про сеньору Салисо. Дядя сказал про нее, что она жутко завистливая, и прямо спать не может, если у соседей что-то идет лучше, чем у нее. У нее двое детей, кстати, близнецы, как и мы, брат и сестра. Сестра еще ничего, а братец – полный раздолбай и лентяй, ни на что не годный – так дядя считает. И сказал еще, что близнецы Салисо нам по красоте в подметки не годятся, и если бы мы с тобой не были магами и посвященными, дядя бы нам посоветовал сходить к ведьме Кармилле и попросить наговор от сглаза, чтоб сеньора Салисо нас не сглазила, потому как про нее поговаривают, будто она сама ведьма. А так, мол, нам бояться нечего, мы и сами кого угодно сглазить сможем, если захотим. В-четвертых, про овец и волколаков. Дядя согласен с сеньором Канеро, что это волки и вожак-волколак. Ну, то есть на самом-то деле то, что будто бы волколаки обычными волками командуют – это глупые бредни, но народ в них верит. Дядя считает, что все эти убитые овцы на пастбищах – работа волколака, а пропавшие – волков. И что большая охота – это хорошая возможность решить проблему. Про вызов паладина я, как ты понимаешь, говорить не стал.

Сестра кивнула. Тоже улеглась у камина и сказала:

– Не очень и расходится с тем, что бабушка говорила. Про сеньору Салисо так вообще слово в слово. Не любит она ее, видимо, и очень сильно. А не приглашать в гости нельзя – соседи же. Еще намекнула, что Салисовы близнецы всем дают, кто ни попросит, а то и сами предлагают, и сеньора теперь боится с нашей стороны конкуренции. Потому так на нас и смотрела.

– Вот же озабоченные они тут все… Ну я понимаю, те, кто хочет с близнецами – они верят, что им удача будет и прочее. А самим близнецам что с того? – Бласко взял кочергу и немножко пошуровал в камине, сгребая угли так, чтоб они тлели, а не пылали.

– Я у бабушки спросила, – Жиенна махнула рукой. – Ничего особенного. Удача и как бы защита от злых сил и болезней. По-моему, любовные утехи здесь считаются средством от всех проблем.

– А про Рубио Ибаньеза что бабушка сказала?

– Ничего хорошего. Тоже, кстати, обозвала его кутилой, пьяницей и развратником.

– Это что ж надо такое делать, чтоб местные обозвали развратником? – удивился паладин. – Если тут все трахаются со всеми подряд и каким угодно способом, то что же у них тогда развратом считается?

– Я тоже спросила. И рассказала, между прочим, как к нам в селе клеились. Бабушка и объяснила мне. Оказывается, всё сложно, и вовсе тут не со всеми подряд, – хихикнула Жиенна. – Во-первых, если кто женат или замужем, то можно либо с супругом, либо с кем-то своего пола. Во-вторых, нельзя трахаться с родственниками по свойству, к примеру, с братом мужа сестры. В-третьих, инцест тут не одобряют, по крайней мере между первой и второй степенью родства. Впрочем, вроде бы если одного пола, то можно и с родственниками, и со свойственниками. Но вот все эти условия никак не касаются близнецов, там всё можно. А еще здесь, оказывается, трахать кого-то настолько пьяного, что он не может дать на это согласия – нельзя. И вообще пьяными трахаться нельзя. Что даже странно, если учесть, какие тут в старые времена культы бытовали, наверняка ведь с оргиями и прочим. Но считается, что трахаться пьяными – грех перед Матерью, а трахать кого-то пьяного, будучи трезвым – еще больший. Грех и страшный разврат. Да и пьянствовать тоже считается развратом. Здесь народ любит крепкую выпивку, но мало кто напивается допьяна – потому как это очень непристойно. Пьяниц тут презирают. А этот Рубио норовит всех, кто мимо его усадьбы ездит, поймать, к себе затащить, напоить до изумления и оттрахать. Он же там не один живет, с ним еще четверо каких-то неместных, вот они впятером и буйствуют. Так что бабушка нас очень просит даже в ту сторону не ездить, для нашего же блага.

Бласко некоторое время молчал, обдумывая услышанное, потом тяжко вздохнул:

– Ну здесь и нравы… А что еще ты выспросить сумела?

– Про овец и волков, – Жиенна посерьезнела. – Бабушка обозвала сеньора Канеро дураком, и сказала, что из этой затеи с охотой ничего не выйдет. Потому что дело тут вовсе не в волках, и даже не в волколаках. Бабушка думает, что тут какая-то нехорошая магия или нечисть замешаны. Потому что раньше, еще весной, волки таскали ягнят из загонов, поросят из свинарников… а сейчас нет. И вообще волчьих следов давненько тут не видели. А овец растерзанных, но при этом не особо съеденных, наоборот, очень часто находят. И страдают в основном овцы Гонзалезов, Канеро и тех, кто у Роблесов землю арендует, то есть поселяне из Подхолмья и Трех Оврагов. А из Дубового Распадка, на землях Салисо и Ибаньеза – нет.

– Интересненько… – протянул Бласко, раздумывая над ее словами. – Очень любопытно… А что еще бабушка тебе сказала?

– Сказала, что еще месяц назад хотела писать письмо в Овиедскую паладинскую Канцелярию насчет этого дела. Но Канеро и дядя Эрнандо со старостой Трех Оврагов ее отговорили – мол, сами справимся. А потом за неделю двадцать овец того… И тогда бабушка нас и пригласила. В надежде, что мы этим заинтересуемся и разберемся.

Бласко от обиды даже слегка покраснел:

–А я-то думал – она нас видеть хотела…

– Хотела, – вздохнула Жиенна. – Очень хотела, просто всё опасалась, что мы откажемся сюда приехать, в эту глушь, потому и не приглашала раньше. Только матери писала об этом. А матушка, оказывается, ей недавно написала – мол, пригласи, они всё равно не захотят в этом году в Ковильян ехать, чтоб с родней лишний раз не встречаться. Бабушка мне эти письма, свое и мамино, показала, чтобы я не думала, будто она нас позвала только ради того, чтоб мы тут отработали как паладин и инквизиторка. И очень просила, чтобы мы, если обнаружим, что это что-то очень опасное, не лезли на рожон, а ей сказали, и она тогда уж точно вызовет паладинов из Овиедской канцелярии.

Бласко аж сел:

– Вот еще. Ну нет. Сами справимся. Раз уж нас сюда ради наших профессий позвали… то мы им всем покажем, чего мы стоим!

– Успокойся, не только ради наших профессий, я же говорю. Бабушка нас и без наших профессий любит, уж поверь мне, – Жиенна налила в чашку чая из трав и протянула брату. – Выпей и успокойся. И давай подумаем еще над тем, что это может быть. И вообще что нам дальше делать.

Брат одним глотком выхлебал чай, налил еще чашку, потом налил и сестре. Распотрошил кулек с леденцами, высыпал их на блюдце, туда же горкой положил пастилу. Причин не верить словам Жиенны о бабушкиной искренности у него не было – Жиенна очень хорошо освоила инквизиторское умение чувствовать, говорят ли люди правду, искренни ли они, лукавят ли или нет. Но всё равно было немножко обидно.

– Ну, ладно. По крайней мере я уверен, что дядя нас рад видеть без всяких оглядок на наши профессии. Но, знаешь, как-то мне не по себе теперь… оттого, что наше заделье от безделья на время отпуска вдруг превратилось в серьезное дело. И мы его не можем бросить, когда захотим. Такое чувство, будто я не младший паладин в отпуске, а странствующий на выезде...

– Так это даже хорошо, – Жиенна отпила чая и кинула в рот леденец. – Ведь когда-то надо начинать. Почему бы не сейчас? Вот что… Давай завтра утром пойдем к бабушке… так, чтоб дяди рядом не было, и покажем ей карту. И попросим показать, где находили этих растерзанных овец. Может, что-нибудь прояснится. А потом поедем по окрестностям, посмотрим на вчерашние находки… и наведаемся к Роблесу. А еще… Я бы как-нибудь и к усадьбе Ибаньеза прогулялась.

– С ума сошла? Связываться с пятью громилами? – встревожился Бласко. – Ну, конечно, мы с ними справимся… но это же значит себя раскрыть. Нет, я бы туда не совался.

– Да погоди ты. Глаза отводить нас уже учили, к тому же мы маги, и помимо этого еще и иллюзии наводить можем. И неплохие – не зря ж дедуля хотел нас на театральных иллюзионистов переучить… Только надо хорошо подумать, какую именно иллюзию будем наводить, чтоб у Ибаньезовых громил не возникло желания на нас напасть…

Бласко подумал, потом махнул рукой:

– Ничего в голову не приходит. Разве что гурт овец, но боюсь, эти бандиты на бесхозных овец только так набросятся. Так что будем просто отводить глаза.

– Отведение глаз действует только на тех, кто неподалеку, – Жиенна поболтала на донышке чашки остатки чая. – А вдруг у Ибаньеза кто-то в его башне наверху сидит и в подзорную трубу окрестности осматривает? Или хотя бы в такой лорнет, как у меня? Нет, надо и глаза отводить, и иллюзию навести… Знаешь, есть такое заклинание – «маскировочный плащ» называется. Разновидность иллюзии. Но оно довольно сложное. Зато действует на расстоянии и через оптику.

Паладин заинтересовался:

– Ух ты. А мне такого мэтр Джироламо не показывал. А ты уже пробовала?

– Один раз только, – вздохнула Жиенна. – Я же говорю – сложное. И очень много маны на него уходит, не только на сотворение, но и на поддержание. Потому его в основном боевые маги используют, для остальных очень трудно, особенно если резерв маны маленький и приходится из амулетов тянуть. Оно новое еще, толком не отработанное и не обкатанное. Его и считают по боевой формуле пятого порядка аж, вот и прикинь, какой резерв надо иметь, чтоб его долго поддерживать.

– Но ведь у тебя же получилось?

– Получилось, – кивнула инквизиторка. – Только я под ним почти ничего другого не могла кастовать – маны не хватало даже на мистических умениях. И держалось оно не очень долго, полчаса всего…

– Слушай… это вообще-то годная идея, – Бласко встал, прошел к гардеробной и со дна своей сумки вытащил маленький блокнот в кожаной обложке и с карандашом, вставленным в корешок. Такие блокноты имелись у очень многих практикующих магов и предназначались для магических расчетов новых или сложных заклинаний, для чего на каждой странице были напечатаны готовые схемы для разных формул. Блокнот был зачарован и для не-мага выглядел обычной записной книжкой с неразборчивыми заметками. Бласко сел у камина, раскрыл блокнот на нужной страничке и принялся чертить по точкам и клеточкам линии, руны и цифры, рассчитывая по магоформуле пятого порядка, сколько маны он может выделить на подобное заклинание и как долго его сможет удерживать. Показал сестре то, что получилось:

– Вот посмотри… допустим, заклинание сотворишь ты, потратишь всю ману и часть моей. Но сотворишь на нас обоих. И тогда мы можем обойтись только полуторным усилением вместо двойного, потому что мы близнецы и оба маги. Получается, что у меня останется немного маны на всё остальное. Например, на короткий телепорт, если вдруг нас все-таки застукают. На половинном резерве я смогу переместить нас обоих с лошадьми на пять миль по прямой видимости. Даже через озеро, лишь бы сразу видеть, куда. Эх… жалко, что никакого амулета-накопителя с собой нет…

Жиенна хлопнула его по плечу:

– Сообразил! До меня, между прочим, не дошло. А ведь и правда, так может получиться. Надо попробовать. Потренироваться бы только…

– Вот завтра на прогулке и потренируемся. Найдем местечко поукромнее, где никого, кроме овец, и попробуем.

Бласко проснулся перед самым рассветом, резко сел на кровати, сбросив одеяла, и прислушался. Стояла тишина – глубокая, предутренняя, и даже ветер не шумел кронами яблонь в саду. Он толкнул сестру:

– Жиенна!!! Слышала?

Та повернулась на спину, открыла глаза:

– А? Чего будишь в такую рань? Впрочем, спасибо. Мне кошмар снился.

Она села, потянулась:

– Приснился волколак. Будто бы мы нашли очередную растерзанную овцу, а там волколак. И он на нас бросился…

– А мне приснилось вообще черт-те что. Какая-то мутная дрянь… помнишь, батя нас как-то еще детьми возил в Кьянталусу к своему приятелю, в Расканью?

– На море, да… – мечтательно прикрыла веки Жиенна. – Давай в следующий отпуск на море поедем, а?

– Ага, только я не о том. Помнишь, там в море медузы плавали?

Жиенна кивнула:

– Ага. Такие забавные, как кисель застывший. И ты их боялся.

– Не боялся, просто они мерзкие, – Бласко передернул плечами. – Так вот мне приснилось, что за мной летает такая вот дрянь, только огромная. И воет. Я от воя и проснулся. И теперь понять не могу – вой был на самом деле или только приснился.

Сестра задумалась, покачала головой:

– Ну, в моем сне волколак тоже выл. Так что может быть, что вой и на самом деле был. А может, и нет. Тихо ведь, даже собаки не гавкают. А ведь должны бы, если бы вой услышали.

– Вот. Ладно, то, что тут какая-то дрянь завелась, мы уже знаем, узнать бы теперь, какая именно… – вздохнул Бласко и вылез из постели. – Пойду на озеро, попробую водяников выгнать.

– Я с тобой. На всякий случай, – Жиенна тоже выбралась из вороха одеял. – Мало ли…

Солнце еще не встало, только лишь посветлело немного небо на востоке. В доме все спали, и никто не увидел и не услышал, как близнецы тихонько спустились вниз, прошли через вестибюль во двор, а там прокрались к мосткам на берегу озера. Свет они не зажигали, просто задействовали мистическое зрение.

Мостки оказались длинными, но невысокими – если сесть на край, то ногами можно достать до воды.

Жиенна встала на колени у края, наклонилась и опустила руку в воду.

– Теплая, надо же!

– А дядя говорил, что вода в озере почти всегда одинаковая, зимой теплее воздуха, летом холоднее… оттого и купаться здесь – милое дело. Если бы не водяники.

Бласко огляделся, создал целый рой крохотных поисковых огоньков и рассыпал их частой сетью над водой. Потом быстро разделся догола, подышал размеренно и нырнул. Жиенна даже спросить не успела, надо ли ему помочь и чем.

Еще не успокоилась вода там, где паладин нырнул, как начала бурлить в другом месте, футах в двадцати. Там появился небольшой водоворот, и сеть огоньков устремилась туда. Жиенна встревожилась – но надо ли помогать, по-прежнему не знала. Брат, ныряя, применил заклинание, позволяющее находиться под водой дольше, чем обычно могут люди, и она решила немножко подождать.

Появился второй водоворот, недалеко от первого. Потом почти сразу на воде вспух большой пузырь, лопнул, плеснув вокруг брызгами, и Жиенна увидела Бласко, крепко сжимающего за длинные зеленые волосы и горло водяника. Второй водяник всплыл рядом пузом кверху, раскинув по воде тощие руки с перепонками. Его длинный гребенчатый хвост вяло шевелился, и с него осыпались и тонули круглые серебристо-зеленые чешуйки. На бледном лбу водяника стремительно вспухала темная шишка.

Жиенна вскочила, потянула ману, чтобы сбросить на второго водяника, но Бласко выпустил его, и тот тоже распластался по воде, как и его приятель. Паладин быстро подплыл к мосткам, вылез на них, и тут же набросил на водяников сеть силы. Выдохнул:

– Ну, полдела сделано. Сейчас очухаются – и выпинаю их в Фейриё.

Он быстро отжал волосы, но одеваться пока не стал. Жиенна потратила лишнюю ману на согревающее заклинание, и Бласко благодарно ей улыбнулся.

– А я слыхала, что для того, чтоб выманить водяников, не надо нырять, – удивилась Жиенна.

Бласко смутился:

– Ну, не обязательно, вообще-то. Это просто один из способов. Многие… многие пользуются другим… особенно когда нырять неохота или холодно. Надо в песке на берегу выкопать канавки, складывающиеся в знак призыва водяных фейри, а потом, когда вода заполнит эти канавки, туда помочиться. И тогда ни один фейри не стерпит, тут же явится.

Сестра рассмеялась:

– Надо же, я про такое слыхала, но думала – байки.

– Нет, на самом деле работает. О, они очнулись, отлично.

И верно, водяники задергались в путах, переворачиваясь на животы. Уставились на паладина большими круглыми желтыми глазами и что-то пробулькали на эллилоне. Бласко вздохнул, махнул рукой, выдал им в ответ длинную тираду. Водяники возмущенно забулькали, но Бласко повторил свое высказывание. И они перестали брыкаться, присмирели и закивали. Тогда паладин снял с них сеть силы. Тут же воздух над озером прочертила серебристая полоска, раздернулась Завеса, и оба фейри устремились туда.

Через полминуты Завеса успокоилась.

– Ну вот, – Бласко пригладил мокрые волосы. – Разобрался, хвала Деве.

– А что ты им сказал? Нас-то эллилону не учат, только спеаху, – полюбопытствовала Жиенна.

– Да ничего особенного. Сказал, что это наше озеро, что их сюда не звали, что я их победил и взял трофей, а значит, они должны выполнить мой приказ. И приказал им убираться. Вот и всё. Сейчас еще печать наложу, чтоб их приятели не явились.

Бласко показал сестре две чешуйки.

– Трофей сомнительный, конечно, и у меня таких чешуй уже штук десять. Толку с них никакого, даже украшение не сделаешь, ломкие. Хоть и красивые.

Он положил чешуйки на мостки, залез в воду, но нырять не стал, остался стоять по пояс в воде, уцепившись за опоры мостков. Прикоснулся к силе, старательно, чтобы не пропустить ни детали, создал печать и наложил ее на озеро. Это было утомительно – всё же озеро довольно большое, а Бласко еще слишком молодой и неопытный паладин. Но получилось – благодаря Жиенне и их странной мистической синергии, вдруг сработавшей сейчас. Эта синергия возникала совершенно непредсказуемо, и даже не всегда при этом они были рядом.

Жиенна тоже почувствовала:

– Вот странно, правда? Никак нельзя вычислить, отчего оно получается…

– Угу, – Бласко вылез на мостки, быстро оделся. – Мне наставник, сеньор Теодоро, сказал, что это божественное изволение, а оно логике не поддается. Так… быстро бежим в дом, надеюсь, в камине еще остались угольки, которые можно разжечь. А то как-то мне холодно.

Спать после этого маленького приключения пока не хотелось. Жиенна спустилась на темную кухню, подсвечивая себе карманным светошариком, а Бласко сгреб в камине недогоревшие угли в кучку и поджег магией. Сам закутался в плед и улегся на подушки и овчины возле камина. Тут вернулась Жиенна с полным чайником и большой тарелкой. Чайник она поставила на таганок, сама тоже завернулась в плед и подсунула тарелку к брату:

– Думаю, мы имеем полное право пошарить ночью на кухне, а?

Бласко взял тонкую лепешку, завернул в нее кусок сыра и неровно накромсанной ветчины, откусил:

– Само собой. Ну, теперь хоть одной задачей меньше. В озере спокойно можно купаться и рыбачить… И сырости такой больше не будет по вечерам и утрам.

– Жаль, что, похоже, задачу с растерзанными овцами мы так просто не решим, – Жиенна разлила по чашкам остатки вечерней заварки.

– Да уж… начнем с того, что мы до сих пор не поняли, что это такое, – вздохнул паладин. – Но уж точно не волколак.

Попив чая и перекусив, близнецы прихватили пледы и вышли на крышу пристройки, где улеглись на топчаны, да и заснули под разгорающийся рассвет.

Как и вчера, их разбудило блеянье овец.

– Как вставать не хочется… – пробормотал Бласко, высунув голову из-под пледа.

– Угу… Но надо, – Жиенна отбросила плед, слезла с топчана и принялась разминаться. – Нечего расслабляться.

Из пристройки во двор вышел дядя, зевая, потянулся и пошел к мосткам – видимо, проверить сети, которые еще утром заметил Бласко. Но дядю перехватил невысокий кряжистый мужик с длинным пастушьим посохом-герлыгой. Он что-то тихо принялся дяде говорить, и сеньор Эрнандо резко погрустнел.

Причина выяснилась за завтраком: дядя зашел в столовую последним, сел рядом с бабушкой и сказал:

– Двенадцати овец не досчитались под утро на Горбках. И ведь там не только собаки были, два пастуха тоже. Ночью проснулись от жуткого воя, похватали посохи, из шалаша выскочили – и ничего… а когда утром обошли ночевку, с самого края нашли двенадцать туш. Совсем эти волколаки обнаглели, матушка.

Бабушка покачала головой:

– Если это волколаки, то уж точно не один и не два. Говорила я – надо паладинов вызывать. Давай все-таки вызовем, а?

– Да зачем. Канеро охоту готовит, я к нему сегодня же съезжу да и расскажу. И сразу после таскания барашка устроим облаву на тварей. Сам самопалы все перечищу и проверю, вооружим побольше народу – и справимся.

Близнецы молча ели овощное рагу и бараньи котлеты, запивая узваром.

– Ну попробуйте, посмотрим, – вздохнула сеньора Людовика. – Но я сомневаюсь, что это поможет. Ладно, хоть развлечетесь. Бласко, как, не желаешь поучаствовать?

– Ну, можно, – уклончиво сказал паладин. – Жиенна тоже не откажется, а?

Сестра кивнула.

Дядя повздыхал:

– Надо положить этому конец! А то так у нас и овец не останется… еще и водяники эти в озере… черти б их побрали. Сети портят, лодку перевернуть норовят… Нет чтоб возле Ибаньезовой усадьбы обосноваться – рядом с нами поселились, сволочи рыбохвостые!

– Водяников, кхм, больше нет, – сказал Бласко. – Я их ночью выгнал.

Дядя и бабушка уставились на него. А потом спросили одновременно:

– Никто не видел?

– Ты не пострадал?

– Всё в порядке, – заверила их Жиенна. – Я проследила, никто ничего не видел. Зато теперь в озере спокойно купаться можно. И рыбу с лодки ловить. И сырости такой по вечерам больше не будет.

– Спасибо, – искренне поблагодарил дядя. – Хоть одной заботой меньше… Надеюсь, и с волколаками справимся. Но это только толпой, я вам запрещаю в это влезать самим. Все-таки волколаки – не шутка…

Бласко и Жиенна многозначительно промолчали.

Улучив после завтрака минутку, они подошли к бабушке с картой, попросили ее показать, где были найдены все убитые овцы. Бабушка быстро поотмечала карандашом, потом сказала:

– Вы-то сами как думаете – что это такое?

– Не знаем, – честно ответила Жиенна. – Но обязательно выясним.

– Вы только, ради всех богов, не лезьте сами разбираться, – попросила бабушка. – Я не переживу, если с вами что случится.

– Не беспокойтесь, мы ведь не дураки, – Жиенна вздохнула. – Но нам очень интересно, что это такое. Потому что ни на что нам известное это не похоже… И уж особенно – на волколаков.

Этакое ее признание бабушку совсем не утешило, но сеньора Людовика ничего им не сказала. Так что близнецы, переодевшись в старые костюмы, оседлали своих лошадей и отправились на осмотр окрестностей, стараясь наведаться во все места, где находили убитых овец. А потом, ближе к обеду, набрели на очень укромное местечко: небольшую впадину между двумя взгорками, усыпанную валунами. Здесь никого не было, и они с большим удовольствием размялись, пошвырявшись друг в друга слабыми боевыми заклятиями, потом опробовали новое заклинание маскировки, с удовольствием убедившись, что догадка Бласко оказалась правильной: если его набрасывать на двоих, пользуясь их спонтанной синергией, то у одного из близнецов остается довольно много маны на другие нужды. Главное, чтоб синергия сработала.

А после этого, уже для физической зарядки, близнецы еще и помесились на кулачках. И Бласко, между прочим, стоило труда одолеть сестру в рукопашном поединке. И то – он понимал, что если бы драка была всерьез, еще неизвестно, кто вышел бы победителем. Сам он был очень сильным и быстрым, но Жиенна, уступая ему в силе, была зато еще быстрее, ловчее и гибче, и упор делала не на силу удара, а на захваты, броски и подсечки. Инквизиторок-беллатрис учили особому виду рукопашного боя, специально для них созданному, там были свои секреты и хитрые приемы, так что они могли драться на равных с очень серьезными противниками. К тому же милость Девы к своим посвященным (неважно, какого пола) проявлялась не только в виде особых мистических умений, но и в усилении их физических способностей, в том числе и силы, и ловкости, и выносливости.

После драки оба повалились на травку и лежали, выдыхая.

– Если бы местные решили подраться с тобой, у них не было бы никаких шансов, – сказал Бласко.

– С тобой – тем более. Что мы, собственно, и наблюдали, – Жиенна сорвала травинку и закусила ее. – Интересно… если они узнают, кто ты такой, испугаются задним числом? Ведь если бы дрались по-настоящему, ты легко мог бы им головы проломить или челюсти посворачивать.

– Потому я почти и не бил их, боялся перестараться, – Бласко закинул руки за голову. – У меня удар неплохо поставлен, хотя до нашего учителя рукопашного боя, старшего паладина Ливетти, мне далеко. Он ударом кулака ломает доску толщиной в семь дюймов. А ребром ладони раскалывает надвое стопку из двенадцати черепиц. Каждую черепицу на два ровнехоньких кусочка.

– Наша наставница Паула тоже так умеет, – хмыкнула Жиенна. – С черепицей, я имею в виду. А семидюймовую доску ломает ударом ноги. Я так пока не могу. Не хватает силы удара, но сеньора Паула говорит – научусь. Правда, при том добавляет – мол, зачем мне это, если боевая магия есть…

– Магия, конечно, это большое преимущество, но хороший удар – тоже неплохо, – Бласко сжал и разжал кулак. – Конечно, среди младших паладинов я не самый крутой, хоть и числюсь в лучших. Вот Жоан – тот, пожалуй, покруче будет. Он в рукопашной как-то раз Ливетти одолеть смог и однажды дольше всех нас сумел продержаться против самого Джудо Манзони, представляешь?

– Ого! – восхитилась Жиенна. – Надо же. Вот что. Ты меня обязательно с этим Жоаном познакомь. Да и вообще со своими друзьями. А то ты с моими девочками знаком, а я с твоими приятелями – нет. Непорядок. Познакомь – и надо будет устроить дружеское махалово. Наставники, я думаю, только одобрят – ведь хорошая же тренировка.

– Мне нравится эта идея, – ухмыльнулся Бласко. – Хотя ни у одной из вас против Жоана ничего не выйдет. Даже у этой вашей здоровой, как ее… Иоланды.

Жиенна махнула рукой:

– Посмотрим. Ты недооцениваешь Иоланду. Она-то как раз доску в семь дюймов проламывает… Да и мечом машет весьма искусно.

Она посмотрела на небо, достала из кармашка жакета часики на плоской серебряной цепочке:

– Скоро обед. Давай-ка собираться, да по дороге к Роблесу всё-таки наведаемся.

Каса Роблес при ближайшем рассмотрении выглядела далеко не так убого, как казалось с дороги. Окна были все целые, дыр в крыше не виднелось, сад, хоть и неаккуратный, все-таки был довольно ухоженным – по крайней мере сорняки не росли, поваленные деревья не валялись, высохшие ветки по большей части были обрезаны. Даже кое-какие грядки виднелись между деревьями. Бродившая по саду коза всё пыталась дотянуться до морковки и репы на этих грядках, но длины веревки ей не хватало, так что всякий раз, возмущенно мемекнув, коза возвращалась к общипыванию живой изгороди.

Близнецы заехали во двор усадьбы и остановились, оглядываясь. Из трубы на крыше боковой пристройки шел дым, из открытого окна доносились лязганье, стук и чья-то ругань. С другой стороны, с галерейки на второй пристройке, слышался громкий размеренный храп.

Бласко пожал плечами:

– Похоже, им нет никакого дела до возможных гостей. Может, мы тут лишние?

Не успела Жиенна ответить, как бесшумно открылась дверь центральной «башни» и на пороге появилась молодая высокая женщина в зеленой юбке в коричнево-бело-черную клетку, белом переднике, вышитой сорочке и клетчатом же жилетике по здешней моде. Рукава сорочки были закатаны до локтей, и на тонких белых руках звенело по меньшей мере с дюжину браслетов. На шее болталось множество разнообразных бус и шнурков с подвесками, пояс тоже был отягощен всяческими висюльками. Черные длинные косы женщины, утыканные засушенными цветочками, двумя петлями лежали на плечах. Обуви на ней не было, зато на худых голых щиколотках тоже звенели браслеты.

И она была несомненно ведьмой – Жиенна и Бласко углядели это как маги да и почуяли чутьем посвященных. Бласко прошептал:

– Наверное, это и есть та самая Кармилла. Интересно, насколько она хорошо в магии разбирается, почует ли в нас магов?

– А вот не знаю, – тоже шепотом ответила Жиенна. – Но посвященных почует точно.

Кармилла пристально посмотрела на них, потом повернулась в сторону пристройки, приложила ладони ко рту рупором и крикнула:

– Лопито, а у нас гости!

Крикнула вроде бы негромко, но в пристройке расслышали. Лязганье, стук и ругань прекратились, распахнулась дверь и в нее высунулся взлохмаченный полноватый мужчина средних лет в поднятой на лоб гномьей рабочей маске с окулярами и в изрядно засаленном и местами прожженном кожаном фартуке.

– Гости? Кого еще черти принесли… – пробормотал он на салабрийском и уставился на Бласко и Жиенну, моргнул, опустил на лицо маску и покрутил ободки окуляров. – Я вас не знаю, кто такие? Явно ж не из села…

Он опять сдвинул маску на лоб.

Бласко учтиво приподнял треуголку:

– Добрый день, сеньор Роблес. Мы – внуки сеньоры Гонзалез, студенты, приехали на каникулы. Вот, прогуливались и решили зайти, засвидетельствовать почтение. Как принято у нас в Сальме…– он говорил по-фартальски, все-таки салабрийский близнецы знали недостаточно хорошо. Понимать – понимали, а говорить было сложнее, хотя мать их и учила в детстве.

– Но если наш визит вам некстати – вы уж простите нас, мы тотчас покинем вашу усадьбу, – добавила Жиенна.

– Да чего ж некстати… То есть конечно некстати, – растерянно посмотрел сначала на Бласко, потом на Кармиллу сеньор Роблес, потом перевел взгляд на Жиенну, и тут же расправил плечи, втянул живот и принялся вытирать руки о фартук. – Но всё равно я рад. А то ко мне гости не особо ходят. Вы это… спешивайтесь, лошадок привяжите вон к той яблоне, и заходите. Кармилла, у нас есть что пообедать и чем гостей угостить?

Кармилла склонила голову к правому плечу, потом к левому, вглядываясь в близнецов. Потом сказала:

– Варево сварено, печево спечено, и стол гостей ждет.

– Ну и славно, – сеньор Роблес подошел ближе, снял маску и куртуазно махнул ею перед собой, поклонившись Жиенне. – Лопе Роблес, к вашим услугам, сеньорита…?

– Жиенна Гарсиа, – мило улыбнулась инквизиторка. – И мой брат Бласко Гарсиа.

– Весьма рад вас видеть, сеньорита, сеньор… А это моя экономка, Кармилла. Вы не обращайте внимания на ее странности, так-то она женщина хорошая и добрая. Просто немножко… хм… тронутая. В детстве ее фейри утаскали в Фейриё, вот с тех пор она слегка не в себе.

– В себе, не в себе, а вся своя как есть, – сказала на это Кармилла, крутанулась на босых пятках, звеня браслетами, и ее складчатая юбка разлетелась колоколом. – Милости просим, юные стражи Границ и Пределов!

И с этими словами она скрылась в доме. Роблес, словно извиняясь за ее странное поведение, развел руками.

Бласко спешился, подал руку Жиенне, потом привязал лошадей к указанной яблоне. После чего близнецы вошли в дом следом за хозяином, как здесь и было принято.

В доме, вопреки их ожиданиям, вовсе не было ни беспорядка, ни запустения. В гостиной, через которую их провели, мебель была накрыта рогожными чехлами, но при этом на полу не было пыли. Столовой явно не пользовались – стулья были подняты на стол ножками кверху, но пыли опять же не было. Да и кухня выглядела чистой и опрятной. Кармилла сдернула с подоконника толстую пеструю скатерть и одним движением расстелила ее на столе у окна. Пританцовывая, схватила ухват и принялась вынимать из печи один за другим горшки и сковородки, выставляя их наверх печки.

– Вы уж простите, у нас тут всё просто, слуг-то нет, – смущаясь и краснея, словно юноша, сказал Роблес, глядя на Жиенну. Сам он стянул фартук и рабочую маску, бросил на сундук в углу. – Вот умывальник, вот полотенце… Мойте руки да и садитесь. Кармиллина стряпня, как по мне, очень неплоха.

Умывальник был простым – прикрепленный к стене бачок с краном-клапаном, и тазик на скамеечке, но рядом с тазиком лежал кусок душистого мыла, а на крючке висело чистое полотенце. Моя руки, Жиенна задумалась о том, как же Кармилле удается поддерживать в этом старом доме чистоту и порядок. Неужели целыми днями только этим и занимается? Мэтр Роблес не производил впечатления аккуратного человека, совсем наоборот. Это явно был ученый из той породы, что непременно нуждается в няньке, иначе зарастет грязью по самые уши и будет вечно ходить голодным и оборванным.

Когда хозяин и гости уселись, Кармилла схватила с полки четыре тарелки и через плечо бросила на стол. Бласко даже руку было вскинул – поставить щит, чтоб не получить тарелкой в лицо. Но простые глиняные тарелки шлепнулись на столешницу точнехонько перед каждым из сидящих, и одна – перед пустым стулом. Таким же манером Кармилла «сервировала» суповые миски, оловянные ложки с вилками и чашки. Бласко руку опустил, но наконец догадался включить мистическое зрение и увидел, что вся кухня затянута паутиной тонких голубоватых линий силы, и Кармилла то и дело к ним прикасается. Стало понятно и то, как она поддерживает чистоту: ведьма дернула одну ниточку силы, из угла выковыляла швабра с мокрой тряпкой и принялась шустро затирать натоптанные башмаками мэтра Роблеса следы какой-то копоти или пыли.

После мисок и тарелок с приборами посреди стола шлепнулась большая круглая доска, на которую Кармилла ухватом поставила широкий низкий горшок с крышкой. Подняла крышку и большим половником разлила по мискам густую баранью похлебку с бобами, сельдереем, луком, морковкой и брюквой. Опустевший горшок она бросила через плечо, и он по нити силы скользнул прямо в большое корыто со щелоком, где за него взялась щетка из свиной щетины. Место горшка на доске заняла стопка румяных ячменных лепешек. Кармилла села за стол. Мэтр Роблес разломил лепешку:

– Ну, вкусим, что боги послали и Кармилла сготовила!

И впился в лепешку с явным удовольствием. Бласко откусил – лепешка оказалась удивительно мягкой и пышной для простой ячменной. Жиенна шепнула ему тихонько:

– Не без магии приготовлено.

Бласко кивнул. Впрочем, какая разница, как приготовлена еда на частной кухне. Это в городах гильдия заведений общественного питания запрещает применять магию при готовке (во избежание нечестной конкуренции и злоупотреблений), а у себя дома, на собственной кухне – да на здоровье. Матушка близнецов и сама приколдовывала, когда на нее находило желание повозиться на кухне и порадовать семью чем-нибудь этаким (так-то в доме Гарсиа была своя кухарка, конечно же).

Кармилла пристально смотрела на близнецов, но молчала, только улыбалась уголками губ. Жиенна под ее взглядом чувствовала себя неуютно – казалось, что ведьма видит ее насквозь. Инквизиторка подумала, что идея навестить Роблеса была не такой уж и хорошей – ведь если ведьма Кармилла сообразит, что они с Бласко маги, она же может разболтать об этом всем в округе… Остается только надеяться, что мало кто захочет общаться с «чокнутой ведьмой» и слушать, что она там несет.

Похлебка оказалась очень вкусной, вкуснее всего, что близнецы до сих пор ели в Салабрии. Мэтр Роблес опустошил тарелку первым, отодвинул ее и сказал:

– Благодарю, Кармилла. Как всегда – выше всяких похвал!

– Немудреное дело варево заварить, мудреное потом его расхлебать, – невпопад ответила пословицей ведьма, и звонко рассмеялась.

Бласко насторожился. Он-то, как паладин, знал: ведьмы и ведуны (особенно те, чьи способности порождены контактом с Фейриё) могут городить чушь, но на самом деле эта чушь вполне значима и игнорировать ее не стоит. Ему остро захотелось проверить еду на яды и всяческие зелья, но как сделать это незаметно для Роблеса? Он глянул на Жиенну и понял, что она думает о том же. Он тихонько вздохнул, надеясь на то, что их медальоны все-таки должны защищать их от большинства известных ядов и магических зелий.

Кармилла же выставила на стол второй горшок, в котором оказалось фрикасе из баранины с овощами и фасолью, разложила большой ложкой по тарелкам и отправила горшок в корыто в компанию к предыдущему. К фрикасе мэтр Роблес принес бутылку какой-то темной настойки и разлил ее по кружкам со словами:

– Ну, давайте за знакомство выпьем. Настоечка на самогоне моего собственного производства, на черной рябине. Крепкая, ну да вы студенты ведь, а студенты должны быть к спиртному стойкими, а?

Бласко кивнул. Конечно, он бы предпочел как-нибудь обойтись без дегустации роблесовского самогона, но… по крайней мере он надеялся, что с сытной закуской опьянеть не сможет.

Они выпили – все, кроме Кармиллы, причем ей Роблес и не наливал, туманно объяснив это словами «А Кармилле оно не на пользу будет». Сама Кармилла никак на это не отреагировала, только налила себе в кружку из кувшина то ли местный «чай», то ли компот.

– А скажите, вы студенты-то каких факультетов? Что изучаете? – от настойки глаза мэтра заблестели, но больше ничем пока самогон себя не проявил. И вообще пока что мэтр Роблес вовсе не выглядел как «постоянно пьяный» человек (как охарактеризовал его дядя Эрнандо).

Бласко даже растерялся, но Жиенна быстро припомнила, что они вчера врали бабушкиным гостям, и сказала:

– Философию, сеньор Роблес. Хотим познать тайны бытия и разума.

– Дело серьезное. Но скучное, – мэтр опрокинул еще кружечку, но близнецам доливать не стал.

– Не соглашусь, – сказала Жиенна, снова вооружаясь своей милой улыбкой, перед которой до сих пор не мог устоять ни один мужчина. – По крайней мере пока что на скуку не жалуемся. Да и потом – философия ведь способна объяснять суть самых разных вещей, и потому применима к чему угодно. Мы решили – поизучаем сначала философию, а потом определимся с дальнейшим обучением… А скажите, вы сами… бабушка сказала, что вы ученый мэтр. Какие науки изучаете вы?

Лопе Роблес хлопнул еще самогона, икнул, покраснел и сказал:

– Натуральные, сеньоры. Изучаю насущные, натуральные науки, с повседневной жизнью связанные. Прикладные и осязательные, в отличие от философии. Подхожу, так сказать, к познанию сути вещей с другой стороны. Как там великий Иппократиос сказал? «Я есть то, что я ем».

– Вы изучаете еду? – Жиенне даже удивленный вид делать не пришлось, она удивилась по-настоящему.

Кармилла встала, отправила тарелки из-под фрикасе в корыто, покидала на стол новые, и перевернула над доской глубокую сковородку. Из нее выпал закрытый пирог. Сковородку ведьма в корыто отнесла сама, не стала полагаться на магию. И нож для пирога тоже принесла, а не швырнула магией. Неудивительно: если ее колдовство основано на фейском «подарочке», то у нее вполне могут быть сложности с предметами из железа и стали.

Сеньор Роблес взял ножик и разрезал пирог. Кармилла разложила куски по тарелкам. Ее веселость, с которой она «сервировала» стол в начале обеда, улетучилась, и сейчас она была задумчива и серьезна, и к магии не прибегала. Даже щетка в корыте со щелоком перестала шуровать горшки и сковородку.

– В каком-то смысле да, – мэтр Роблес сел на свое место и расковырял вилкой пирог. – Но не совсем. Попробуйте. Да не корку, а начинку!

Бласко и Жиенна осторожно подцепили на оловянные вилки начинку из рубленого мяса с луком и перцем.

– Вкусно, – сказала Жиенна.

– Вот. Это салабрийский бараний паштет. Его в соленом тесте запекают, и в погребе или зимой в кладовке такой паштет может храниться месяц или даже два, лишь бы корка была целой. Но стоит корке чуть треснуть – и всё. Паштет надо либо немедленно съесть, либо выкинуть. Потому – а как его можно долго сохранять, каким другим способом?

– Магией, – пожал плечами Бласко. – Существуют же хладопечати для такого. И амулеты с магическим стазисом. Грудинку свиную так хранят, в бочонках с такими печатями. Молоко там, бульоны разные, тушенку. В кувшинах и банках зачарованных…

– Это так, – кивнул мэтр Роблес. – Но это дорого. И не очень надежно. Была история во время последней войны с Алевендой, когда в обоз прокрались диверсанты и попортили весь провиант массовым «разочарованием». А я вот придумал, как мясо хранить без всякой магии… Надо сделать такой вот паштет. Или тушенку. А потом положить в жестяные банки, залить жиром и запаять. Ведь мэтр Пастель открыл, что болезнетворные споры могут и гниение вызывать, и брожение… И оттого припасы часто портятся. А если припас плотно закрыть, чтоб никакие споры туда не проникли – то он будет храниться долго. Жир вообще издавна для хранения колбас, например, используют. Варенье, опять же – там сахар от спор защищает. И соленья – а там соль. В маринадах – соль и уксус… Но всё равно плесень бывает и на вареньях, и на соленьях с маринадами, а жир горкнет. Значит, посудины плохо закрываются. Вот я и ищу способы, как бы так заделывать банки, чтоб в них тушенка не портилась. И как только найду – сразу патент, и королю представлю. И контракт на армейские и флотские нужды! И разбогатею!

Сеньор Роблес начал говорить громче, размахивать руками и вообще вошел в раж. Видно было, что и впрямь одержим этой идеей.

Жиенна осторожно спросила:

– Получается, что вы пока не нашли такого способа?

– Ну… способ заделывать банки нашел, но тушенка в них всё равно как-то портится. Не пойму, что я делаю не так, потому как по всем расчетам должно получаться! – загрустил Роблес. – Кармилла готовит тушенку по разным рецептам. Я ее в банки складываю, запаиваю. Ставлю на галерее, под солнцем… ну, чтоб проверить – выдерживают ли. И через неделю-другую почти у всех крышки вздуваются – то есть гнилостные процессы идти начинают. А у которых не вздуваются – те Кармилла всё равно мне пробовать не дает. Открываю, она только глянет – и говорит: «ни за грош под камень пойдешь». Это у нее значит – несъедобно оно, отрава натуральная.

Словно в подтверждение его слов, Кармилла покивала.

– Я и солить пробовал – так заванивается… Что-то, видать, делаю неправильно. Но я своего добьюсь!!! – снова разгорячился Роблес, налил себе самогона и залпом выпил. – Я сначала ведь хотел особым способом мясо обрабатывать. Один гном как-то мне рассказал, что у них машина есть, которая искусственные молнии создает. А молнии им нужны чтоб големов собирать и кобольдов в них удерживать как-то в подчинении. И сказал – мол, один раз из баловства его ученик тушку земляной собачки в эту машину бросил, так ее там молниями хорошо прожарило – неделю мясо не портилось. Я и подумал – надо попробовать мясо молниями обрабатывать. Шпиль у меня на крыше видели? Вот я к нему проволоку прицепил, в лаборатории на стол лист жести положил и проволоку другим концом к нему. И стал грозы ждать. Как только тучи собрались, я навалил на стол тушу баранью свежую… Молния ударила, мясо задергалось, словно живое, аж жутко сделалось… Но почему-то не особо прожарилось, черт его знает почему. Может, одной молнии мало. Кармилла сказала, что с утра вторая гроза будет, я тушу на столе оставил… Да только утром ее кто-то умыкнул. Как ни искал – не нашел вора. И алькальду жаловался – а он, зараза, только посмеялся.

Роблес долил себе еще самогона, выхлебал всю кружку и всхлипнул:

– А потом буря была, шпиль погнулся, проволока лопнула. А когда я Симона – это сторож мой – послал туда поправить, под ним ступеньки лестницы провалились, еле ему потом ногу Кармилла залечила. Так больше молниями и не пробовал. Да и то – невыгодно это. От грозы зависеть, от магии или машин гномьих – нет. Надо другой способ искать, подешевле. И я его найду! Пусть даже десять лет искать буду! Найду и докажу этим козлам и козам из Патентного Бюро, что я не какой-то там шарлатан!!!

Он еще выпил и заплакал. Кармилла встала, подошла к нему и принялась поглаживать по плечам и голове, что-то шептать. Близнецы поняли, что пора уходить – хозяину усадьбы уже явно не до них.

Они встали, поблагодарили за вкусный обед и откланялись. Роблес даже не обратил внимания, продолжил всхлипывать и бурчать в кружку свои жалобы и рассуждения. Кармилла же помахала им рукой, но тоже ничего не сказала.

Вышли во двор. Там кто-то – видимо, упомянутый Роблесом сторож – положил их коням по охапке сена, которые те уж дожевывали. Бласко поблагодарил в пространство (сторожа нигде не было видно), отвязал своего мерина и забрался в седло. Жиенна тоже села на коня, и они покинули усадьбу. И только спустившись вниз, на дорогу, Жиенна, похлопав себя по животу, сказала грустно:

– А ведь еще у бабушки обедать… Слушай, давай-ка поскачем до Роблесовых камнечленов, ты моего Лютика держи в поводу, а я рядом побегу. А потом оттуда до бабушкиных знаков ты побежишь.

Бласко кивнул:

– Да уж. Если мы так будем жрать и дальше, мой паладинский ремень на мне точно не сойдется… Ну, поскакали.

Пока добежали до камнезнаков с грубым изображением желудей и дубовых листьев, Жиенна была уже мокрая и часто дышала, но не отстала ни на шаг. Подождали, пока она отдышится, потом поскакали дальше – теперь бежал уже Бласко. Держать скорость наравне с лошадью было трудно, даже при том, что Жиенна не гнала во весь опор. Бег рядом с лошадью входил в паладинские тренировки, а в старые времена этому учили всех рыцарских оруженосцев. Считалось, что тот, кто не сможет так бежать хотя бы минут десять, никогда не станет рыцарем.

Возле камнезнаков с эмблемой Гонзалезов Бласко наконец сел верхом, и близнецы поехали в Каса Гонзалез размеренным шагом. И тогда только заговорили о деле.

– По-моему, Лопе Роблес – совершенно безобидный и очень милый, – сказала Жиенна. – Злоупотребляет самогоном, правда, но, кажется, не чрезмерно. Кармилла, полагаю, не позволяет ему упиваться в хлам.

– Мне тоже так показалось, – кивнул Бласко. – Конечно, эта его идея про немагические консервы выглядит странной, при том что магией прекрасно можно всё запечатывать, даже с «разочарованием» можно побороться, видно, в том обозе просто дешевые печати-амулеты были, кто-то проворовался, да и всё. Но… идея, во всяком случае, не безумная и вполне практичная. Хотя про машину с молниями я бы так не сказал. Но он от машины и сам отказался.

– Потому что тушу кто-то спер и шпиль потом погнулся, – Жиенна почесала кончик носа. – Вот интересно – ты говорил, будто тут почти не водится воровства. А тушу, тем не менее, украли. Кому и зачем понадобилась плохо прожаренная баранья туша? Народ тут, как я смотрю, не голодает. Волки? Волки бы не стали в дом залезать. Да и пастушьи собаки тоже.

– Знаешь, я подозреваю, что тушу Кармилла выбросила тайком, – усмехнулся Бласко. – Она мне показалась очень рассудительной женщиной, несмотря на все ее странности.

– Возможно, ты прав. Кстати о Кармилле… Она и правда с фейским «подарочком» или просто успешно притворяется? Как на твой паладинский взгляд?

– А ты сама разве не видишь? – удивился паладин.

– Ну… я же инквизиторка. У нас немножко иначе. Я вижу, что она не очень сильный маг со способностью к предметной и целительской магии. То, что она делает, может делать любой самоучка-предметник. Но фейское влияние мне обнаружить трудно. В нашем ремесле это самое сложное…

– Хм… – Бласко призадумался. – Нас учили, что люди могут стать магами разными путями. Первое – родиться с даром. Второе – научиться кровавой магии. Это ты и так знаешь. Третье – заиметь покровителя-фейри. Иногда по каким-то неведомым причинам высшие фейри заинтересовываются людскими детьми и приходят к ним – благословить по-своему.

– Названные тетушки и дядюшки, – кивнула Жиенна. – Знаю. Кармилла имеет таких фейских «покровителей»?

– Сомневаюсь, – вздохнул паладин. – Те, у кого есть «названные тетушки», обычно не сходят с ума и ведут себя как нормальные, обыкновенные люди, их магические способности проявляются в какой-то одной области. Или вообще не проявляются, просто им везет во всех делах или они никогда ничем не болеют, или их все любят, или еще что-нибудь в этом роде. Четвертый способ сделаться магом – это получить «подарочек» от фейри. Кармилла именно что с «подарочком». Слышала же рассказ старосты – ее в детстве украли фейри и затащили в Фейриё. И наверняка накормили там фейской едой. Для фейри это развлечение – завести собственного человека, забавную игрушку-зверушку… а для ребенка это беда, если его никто вовремя не вытащит или не выкупит. Нам Джудо Манзони рассказывал о таких случаях. Говорил, что такое делают только очень молодые фейри, и обычно они толком и не понимают, что к чему, а потом удивляются, почему похищенные дети быстро чахнут и умирают. Старшие фейри стараются такие забавы пресекать, потому что это нарушает Равновесие и дает людям право вмешиваться в дела самих фейри. Но по тому же Равновесию считается, что такого ребенка нельзя просто вернуть назад, за него нужно взять выкуп, раз уж ребенок получил «подарок»... Паладины в том числе и такими вещами занимаются, потому что если простые люди за это берутся, то… нехорошо выходит. Видимо, мать Кармиллы умерла именно из-за этого выкупа… или в Фейриё ушла вместо дочери, и там быстро зачахла. Правды мы уже не узнаем. А сама Кармилла без фейского вмешательства была бы обычной слабенькой деревенской ведьмой-целительницей.

– Понятно… Как думаешь, она поняла, кто мы такие? – вздохнула Жиенна.

– Поняла, конечно, – Бласко тоже почесал кончик носа. – Помнишь – она назвала нас «стражи Границ и Пределов»? Так частенько называют паладинов фейри. Углядела ли она в нас еще и магов – тут я не могу сказать точно. Но это неважно. Думаю, она не станет трепаться. А если и станет – то ее болтовню, похоже, только Роблес всерьез и воспринимает.

– Кстати, очень интересно, что она имела в виду, когда про варево сказала, которое расхлебывать надо, – задумалась Жиенна.

– Боюсь, мы этого тоже не узнаем. Может, это она про опыты Роблеса, – Бласко оглядел долину с озером и с удовлетворением отметил, что на воде появились лодки, с которых кто-то расставлял сети. Видимо, дядя сказал своим работникам, что водяников больше нет. Любопытно, как он им эту уверенность объяснил.

– Может… Между прочим, она с ним спит. И беременна от него. Так еще не очень заметно, но я углядела, – сказала Жиенна. – Ты не увидел, наверное, потому что мужчина. Или просто не смотрел так, как я. Но сам Роблес знает – потому ей спиртного и не наливал.

– Не удивлен. Мне кажется, что они нашли друг друга, – хмыкнул паладин. – Ну и славно. Знаешь, мне бы хотелось, чтоб у них всё было хорошо. Пусть сеньор Роблес наконец найдет правильный способ заделывать эти свои банки. Разбогатеет, женится на Кармилле, нарядит ее в шелка и бархат на зависть всем здешним сплетникам.

Жиенна только покивала, соглашаясь.

Четверть часа они спускались молча, потом она заговорила:

– А что скажешь про вчерашних овец?

– Ничего хорошего, – вздохнул паладин. – Очищение и экзорцизмы явно что-то убрали, и за ночь овечек неплохо обработали муравьи, какие-то мелкие падальщики и вообще природа наконец взялась за них как следует.

– Угу. А значит – там что-то было плохое. И меня очень беспокоит то, что мы так и не поняли до сих пор, что именно, – Жиенна потеребила свой шарфик. – С равным успехом это может быть как некромантия, так и малефикарья магия. А точнее определять я еще не умею. Одно только ясно – никакие это не волколаки. И я теперь точно не успокоюсь, пока не выясню, что это такое. Тем более что, судя по карте, почему-то растерзанных овец находили пока что на землях Гонзалезов, Роблесов и Канеро. А у Ибаньеза и Салисо – нет.

– Может, они просто никому не говорили, – предположил Бласко. – Надо у поселян поспрашивать.Уж слухи какие-нибудь наверняка ходят.

– Само собой, только осторожно. Но вообще не нравится мне всё это. Как-то жутковато, а?

– Угу. Но бабушке пока ничего не скажем, – Бласко посмотрел на усадьбу Каса Гонзалез. – А то она тут же напишет запрос в Овиедскую канцелярию и попортит нам дело.

– А если… если это и правда что-то серьезное? – искоса глянула на него Жиенна. – Настолько серьезное, что мы вдвоем не справимся?

– Сначала выясним, что это, а там посмотрим, – уклончиво сказал Бласко. Любопытство разбирало его чем дальше, тем сильнее. – Что вечером делать будем?

– Знаешь, не хочу никуда ехать. Погода хорошая, тихая… давай в озере поплаваем. Заодно растрясем то, что успели наесть. А завтра поедем в село, будешь тренироваться для таскания. А потом в гости к сеньоре Салисо заглянем. Хочу на ее близнецов глянуть. Да и просто из любопытства.

Обед оказался, как обычно, плотным и обильным. Наевшиеся у Роблеса близнецы осилили только похлебку и съели по куску пирога с ягодами. На вопрос бабушки, почему не едят остальное, сказали, что поели в селе в траттории.

После обеда, как и собирались, пошли на озеро, но не на мостки, а чуть дальше, выбрали местечко поудобнее. Между двумя пышно разросшимися вербами расположился серпик чистого желтоватого песка, хорошо прогретый на солнце. Берег тут был пологий, с ровным твердым дном – одно удовольствие купаться. Близнецы наплавались вволю, а потом Жиенна расстелила на песке широкое полотенце, сняла купальный костюм (короткая сорочка без рукавов и штанишки до середины бедер), развешала его на ветках вербы и улеглась позагорать под вечерним солнцем. Бласко тоже снял короткие купальные панталоны, повесил на куст, уселся рядом с сестрой на своем полотенце и сказал:

– Между прочим, у меня ощущение, что за нами подсматривают.

Сестра вяло махнула рукой:

– Я бы удивилась, если б не подсматривали. Хе, небось ждут, что мы сейчас трахаться начнем, раз уж разделись. Черт с ними, пусть ждут. Не собираюсь я сидеть в мокрой сорочке из-за каких-то озабоченных местных.

Бласко шевельнул пальцами, создавая несколько крохотных поисковых огоньков, и пустил их в разные стороны. Усмехнулся:

– Один из любопытных – дядин конюх. Второй – садовник. Залез на башенку на левой пристройке и пялится. А вот двое других – вон на том острове, – паладин махнул рукой, указывая на островок, поросший ивняком и камышами. До островка было около полумили.

– С той стороны длинная коса, и тянется она от владений Ибаньеза, между прочим. Может, это как раз Ибаньезовы громилы на нас пялятся.

Жиенна повернулась на живот, подставив солнцу округлые мускулистые ягодицы. Сказала:

– Они далеко. И пусть только попробуют подобраться поближе. Мы ведь им вломим и без всякой магии, а?

– Конечно. И вообще это бабушкин берег, не должны бы они сюда лезть. А всё-таки мне не нравится это… Учитывая дурную славу Ибаньеза и его приятелей, и всеобщую местную озабоченность, – Бласко сосредоточился на том огоньке, который сновал по островку. – Сейчас я им устрою веселье.

Жиенна встревожилась:

– Что ты задумал?

– Ничего особенного, не беспокойся. Просто там… на острове… о. Ага! Ну, теперь получите! – Бласко быстро влил в огонек побольше маны, пошевелил пальцами, сплетая заклинание, и отпустил его, лег на полотенце, закинув руки за голову.

– Слышишь, как вопят? – удовлетворенно сказал он.

И правда, по воде с острова донеслись неразборчивые вопли.

– Что ты сделал?

– Осиное гнездо на них уронил. Как раз над ними на вербе висело, – усмехнулся паладин. – Пусть попрыгают и побегают.

На островке на берег выскочили два здоровенных парня и попрыгали в воду, нырнув с головой. Над ними кружилось темное облако осиного роя. Парни вынырнули, глотнули воздуха и тут же занырнули снова.

– Так им и надо, – Жиенна снова повернулась на спину. – Жаль, что нельзя было приказать осам искусать им задницы и морды. Но так тоже неплохо.

Преследуемые осами здоровилы, время от времени высовывая из воды головы, поплыли в сторону зарослей камыша – видимо, сообразили, что там осам будет сложнее их атаковать.

Солнце спустилось ниже, стало прохладно, и близнецы, свернув полотенца, оделись и покинули пляжик.

Как Бласко и говорил, этим вечером уже не было никакой сырости, потому ужин на галерее всем был только в удовольствие.

Утром следующего дня близнецы наткнулись на новую жертву неведомой напасти. Овца валялась у самой дороги на общинной земле сразу за камнезнаками Гонзалезов. И была убита не больше чем полчаса назад.

Осмотрев ее, Бласко глубоко задумался. Жиенна же вошла в транс и стала прощупывать окрестности, выискивая малейшие нарушения в тонком плане.

– А может, мы не то ищем? – вдруг сказал паладин, прерывая ее медитацию. Жиенна встрепенулась:

– Что ты имеешь в виду?

– Вот ты только что просматривала тонкий план. И что ты там увидела?

– А ничего. Почти ничего. Совсем немножко темных воздействий, слабенький след некротической энергии… но всего этого очень мало для вот такого, – показала она на овечий труп. – Фон здесь самый обычный, ничего этакого нет.

– Если бы это было что-то вещное, осязательное, так сказать, то были бы и зримые следы, – Бласко почесал нос. – Но их нет. Я их даже в тонком плане не вижу. Но чувствую легкую, едва уловимую вонь. А что, если это… если это результат действия какого-то заклинания? Заклинания, направленного на овец извне… Отложенного и избирательного заклинания… Как думаешь?

Сестра посмотрела на овцу, перевела взгляд на брата и медленно проговорила:

– Хм… Теоретически… Теоретически это возможно. Но… Только если это магия крови. И не простая, а очень хитровывернутая.

– Подробнее, – попросил брат. – Нас-то пока не особо этому учили. Способам распознавать и противостоять кровавой магии как раз и будут учить после отпуска. А до этого только самое основное – как почуять, чем опасно… Вас ведь наверняка подробнее обучали, а?

– Да. По сути нас обучали теории магии крови – да и вас должны будут учить, особенно тех, кто в храмовники собирается. Видишь ли… По крови можно сделать много чего, это ты и так знаешь. И даже можно создать такое заклятие, которое будет убивать на расстоянии, выбирая жертву по целому списку признаков. Точное, узко направленное, отложенное, с кучей условий заклятие. Простому самоучке это не под силу, Бласко. Это должен быть очень опытный, очень хорошо магически образованный человек. Сам ведь понимаешь, где попало такие знания не получишь – а значит, кровавый маг где-то у кого-то учился…

Она огляделась, выбрала подходящий камень и села на него. Достала из кармана широких брюк свой мажеский блокнот, раскрыла там, где были общие схемы, и принялась чертить карандашом сложный узор линий:

– Смотри. Выбор цели – овцы. Добыть здесь овечью кровь дело нехитрое. Все здешние овцы родственны, для улучшения породных качеств даже стараются скрещивать близкородственных. Так что просто слепить заклинание и запустить по крови – не получится. Наступит овечий мор во всей округе.

– А если овечий мор – это и есть цель?

– Сомневаюсь. Его можно вызвать куда более простым способом, и не таким зрелищным. Просто наслать болячки – это может любой самоучка как раз. Нет, тут явно другие намерения. Смотри на схему. Итак, цель – какие-то определенные овцы. Помнишь ведь – страдают только овцы Гонзалезов, Канеро и поселян, кто у Роблесов арендует. Да и мы находили только овец с соответствующими клеймами. Значит, вот здесь стоит ограничение на выборе цели, – Жиенна ткнула карандашом в схему и изобразила соответствующую руну. – Кровавый маг должен вплести в заклинание указание на принадлежность овец определенным людям. Это сложно, но можно. Не знаю толком, как. Но вроде бы для этого кровь этих людей не нужна. Потом… способ убийства овец тоже надо прописать. Это где-то здесь, – она начертила на схеме несколько рун и черточек. – А время действия заклятия – здесь.

– Сложно как-то, – покачал головой Бласко. – Да это же магоформула шестого порядка получается, не меньше. Это должен быть какой-то уж очень хорошо обученный маг крови. Или обычный, но все равно хорошо обученный.

Жиенна нарисовала на схеме еще несколько линий и рун и вздохнула, разглядывая получившееся:

– Да. Очень сложное, многокомпонентное заклинание… Тот, кто его делал, имеет уровень не ниже магистра. И тут не только магия крови. Сдается мне, тут еще и некромантия… Не просто так же черви и падальщики туши не трогали, пока мы очищение и экзорцизмы не применили. Очень сложная схема, очень…

Бласко взял ее блокнот, принялся разглядывать схему. Вздохнул:

– Да уж. Но ты-то раскусила эту схему. Ты точно уверена, что хочешь быть беллатрисой, а не дознавательницей по заклинаниям?

Сестра пожала плечами:

– Скучно ведь. Да и то – где дознавательнице магию боевую применять? Ну нет, зря я, что ли, тренируюсь как проклятая. В лаборатории засяду только на старости лет.

Брат вернул ей блокнот:

– Понимаю. Слушай… Положим, это и правда магия крови. Но… зачем? Чего хочет этим добиться неведомый кровавый маг?

– Доставить неприятности владельцам овец хотя бы. Мор… мор бы затронул всех. А тут страдают только вполне определенные люди. Значит – это какие-то недоброжелатели бабушки, сеньора Канеро и поселян из Трех Оврагов и Подхолмья.

– И почему я сразу подумал про Ибаньеза и Салисо? – хмыкнул Бласко. – Но все-таки как-то глупо – ради мелочной пакости прибегать к такой сложной магии. И знаешь… я вот еще кое-что вспомнил. Среди паладинов ходит такая байка… про черного паразита. Слыхала?

– Нет.

– В общем, байка она и есть байка, материальных подтверждений никаких, только рассказы тех, кто вроде бы такое видел. Кто-то верит, кто-то нет. Этот черный паразит внесен в «Кодекс сомнительных тварей», и там написано, что его существование не доказано. Но все-таки свойства описаны. Так вот, это такая дрянь, которая, по мнению тех, кто с ней сталкивался, возникает в местах, где есть паутины сил, и при этом в старые времена слишком много занимались некромантией или демонопоклонством. Ну, по крайней мере все, кто утверждает, что имел дело с черным паразитом, говорят, что это происходило именно в таких местах. Они считают, что это какое-то порождение потоков сил и остаточных малефикарских заклятий с некротическими эманациями. Сама по себе эта штука существовать долго не может, потому обязательно вселяется во что-то живое и жрет его изнутри. А когда жрать уже нечего, то паразит вылезает и ищет себе нового носителя. Магия и мистические силы на него почти не действуют, но зато очень хорошо действуют железо и призрачное пламя. Если в него всадить меч и призвать призрачное пламя на клинок, паразита можно уничтожить. Но с концами, никаких остатков, которые можно было бы исследовать.

– Хм… И ты думаешь, что тут может быть черный паразит? – Жиенна посмотрела туда, где валялась мертвая овца. – Но… если это так, то он тут точно не один. Помнишь же – прошлой ночью двенадцать овец за раз.

– Ну, это возможно, – пожал плечами Бласко. – И если это правда, то я не знаю, как с ним разобраться. Вроде бы он покидает носителя только когда внутри жрать нечего… или когда носитель гибнет от других причин. А как обнаружить его в живой овце – понятия не имею.

Жиенна встала с камня и опять пошла к овце. Бласко двинулся за ней.

Инквизиторка вынула из ножен свой кинжал, закатала рукава жакета и блузы, и, наложив на руки и клинок очищающие чары, а потом защитные, принялась копаться внутри овцы, вороша остатки внутренностей кинжалом.

– Знаешь, какой-то этот черный паразит слишком переборчивый и обожравшийся, – сказала она, вынимая из овечьего брюха кусок печени на острие кинжала. – Смотри сколько жратвы оставил. А ведь хищники первым делом печень стараются сожрать подчистую. А потом уже остальное.

– Тоже верно. Значит – малефикарья магия? – погрустнел Бласко.

Жиенна очистила клинок кинжала, огляделась и, никого постороннего не увидев, скастовала водяной шарик, раздавила его в руках, чтоб смыть овечью кровь, и на всякий случай еще раз наложила очищающие чары.

– Может быть. И если так, то тогда мы просто обязаны сказать бабушке, и пусть она напишет и в вашу канцелярию, и в местную коллегию Инквизиции.

– Я бы… я бы немножко еще подождал, – паладин посмотрел на овечью тушу.

– Чего?

– Не знаю. Но мне кажется, грядущее таскание барашка как-то с этими овечьими убийствами связано, – признался брат. – Не могу понять, почему и как оно может быть связано. Но вот кажется мне так, и всё тут.

Из них двоих интуиция была лучше развита у Бласко, и сестра знала: его «кажется» – это не просто придурь, и есть все основания к этому «кажется» прислушаться.

– Хорошо. Когда там оно намечается?

– А в эту седмицу. Бабушка говорила, что сразу после таскания они с дядей в Сакраменто уедут, заранее, там же во вторник собрание гидальгос, так она хочет пораньше, чтоб про нас поразузнать. Они бы и в седмицу уже поехали, но хотят посмотреть, как я на Гнедке выступлю.

– Как думаешь, чего нам ждать?

– Понятия не имею. До седмицы еще три дня, за это время мы что-нибудь выясним, я надеюсь, – вздохнул паладин. – Кстати… давай сегодня местных порасспрашиваем. Бенито этого, например. Понимаю, тебе с ним лишний раз общаться не хочется, но… всегда ведь можно прибегнуть к воздействию, а?

Жиенна кивнула.

Они вернулись к лошадям и поехали в село, больше ни о чем не говоря. Каждый думал об одном и том же: странной, пугающей загадке, с которой они тут столкнулись нежданно-негаданно.

Бенито с приятелями поджидал близнецов сразу на въезде в село. Парни сидели на каменном низком заборе, угощались пивом из тыквенных фляг и грызли местное лакомство – жареные коренья лопуха. Бласко еще в детстве, когда близнецы приезжали к бабушке в гости, жареный лопух пробовал, и никак не мог понять, что местные в нем находят.

– О, явились! День добрый, сеньоры, – ухмыляясь и обмазывая близнецов сальным взглядом, сказал Бенито. – А конь знатный, дядя, небось, дал?

– День добрый, – ответил Бласко. – Да, дядя Эрнандо, узнав, что я записался на таскание, решил дать мне своего Гнедка.

– Ну, хороший конь – уже половина дела, – сказал Эугено. – Лишь бы ты на нем держался крепко, студент.

Бласко пожал плечами:

– Да пока не жаловался. Ну, парни, где тут потренироваться можно?

Бенито закрыл свою флягу, скомкал бумажный кулек из-под жареных лопуховых корней, заодно вытирая им руки, и бросил под забор. Свистнул, и из распадочка слева от дороги выбежал буланый конь под седлом. За ним поднялись еще две лошади – пегая кобыла и такой же мерин. Бенито легко взобрался на буланого, Эугено и Ксавиер запрыгнули на своих.

– Поехали вон туда. Там у нас дальний выпас, на нем тоже ручьи есть, как на выгоне, а овец почти нет. Можно погонять хорошо, посмотрим, на что ты годен.

– А ты, я полагаю, лучше всех местных верхом скачешь? – спросил Бласко. Бенито расплылся в самодовольной ухмылке:

– А то. Подхолмские говорят, что их Хуан лучше, но врут. Просто ему везло так, что он трижды подряд выигрывал. Немудрено, ведь он, засранец, перед каждым тасканием к Салисовым близнецам бегал, подарками их обсыпал, вот они только ему и давали, остальным отказывали… А теперь вообще дают только тем, кто из Дубового Распадка, сволочи… Своих ублажают и удачей одаряют… А мы вот без ничего остались… Лавочниковы близнецы слишком малы, им пятнадцать лет только, еще нельзя – грех ведь перед Матерью и Девой. А больше в наших трех селах близнецов-то и нет… Слушай, ну может, все-таки… а? – уставился Бенито на Бласко и Жиенну чуть ли не умоляющим взглядом. Позади хихикнул Ксавиер и вздохнул Эугено.

– Нет.

– Ну… ну может даже без присовывания и взаимности, а? Я ртом всё сделаю, я хорошо умею, вам понравится, вы только позвольте, – уже всерьез взмолился Бенито.

Жиенна приложила руку ко лбу и покачала головой.

Бласко оглянулся. Эугено и Ксавиер тут же сделали вид, будто разглядывают пейзажи. Паладин посмотрел на Бенито – пристально, взглядом посвященного. Чуток пришпорил Гнедка и поманил Бенито пальцем. Тот, расценив этот жест как намек на согласие, обрадовался и пришпорил своего буланого, догнал Бласко. А Бласко, убедившись, что Ксавьер и Эугено их не услышат, поехал шагом и тихо сказал:

– Видишь ли… Я бы и рад тебе как-то помочь, но не могу. Правда не могу. Я… уже дал обещание, дал не просто так, а у алтаря, в храме. И не могу его нарушить. И Жиенна тоже не может по той же причине. Я знаю, в Салабрии у вас свои обычаи, но мы же не салабрийцы. И у нас в Сальме такие обещания не нарушают, для нас это очень серьезно. Даже если никто не узнает – но мы-то будем знать.

Он не стал воздействовать, решил, что не стоит. Бенито показался ему все-таки довольно порядочным (на свой лад и по местным обычаям), и Бласко надеялся, что тот все же поймет.

Бенито понял и опустил голову:

– Ясно. Жалко. Эх… Ну, оно конечно, если у алтаря – то надо держать обещание. Надеюсь, они, эти ваши избранники, хоть того стоят.

– Еще как, – улыбнулся Бласко. – А насчет таскания… справимся и без всяких Салисовых близнецов. Особенно если будем сообща действовать. От Трех Оврагов еще кто-то будет участвовать?

– Кроме нас? Да полно народу записалось, – Бенито, окончательно осознав, что любовных утех ему не обломится совершенно точно, перешел к делу. – Но они все будут делать что я скажу. А я им скажу, чтоб подхолмским и распадковским мешали сначала до барашка доскакать, а потом – отобрать. А вот мы четверо как раз и будем пытаться барашка удержать. Правила-то знаешь?

– Знаю. Дядя рассказал. Думаешь, он мне Гнедка просто так дал? Он надеется, что я выиграю. Или что по крайней мере Три Оврага выиграют, для Каса Гонзалез это тоже хорошо.

– Сеньор Эрнандо так в тебе уверен? – прищурился Бенито. Без сального взгляда он стал намного красивее выглядеть и вообще оказался довольно приятным человеком.

– Основания у него есть, – уклончиво сказал паладин.

Дальний выпас действительно оказался очень подходящим для тренировки. Эугено вытащил из-под камней баранью шкуру, сшитую в грубое подобие барашка, даже с головой и деревянными «рогами» из изогнутой палки, и набитую чем-то тяжелым. Поставил посреди выпаса, подперев палками.

Пока Бенито и остальные готовились к тренировке, Жиенна улучила момент и тихонько спросила у брата, что тот такое сказал Бенито, отчего не то что непристойные предложения прекратились, а даже раздевающие взгляды.

– Правду сказал, – чуть усмехнулся Бласко. – Ну, не пугайся. Конечно, ничего прямо я не говорил, но по сути сказал правду – что мы дали обещания у алтаря и должны хранить верность тем, кому обещались. И что у нас в Сальме это очень серьезно, в отличие от Салабрии. Он решил, что я про обручение или брачный договор. Ну да нам какая разница, что он решил, если он больше не будет к нам лезть со своими интересными предложениями.

– Ну хорошо, если так. А если он все-таки догадается?

– Не думаю. Здесь никому в голову не придет мысль, что мужчина может добровольно дать обет целомудрия. Салабрийцы в паладины очень редко идут, только по сильному зову сердца. Или как наш полуальв Энрике – из-за суровой необходимости, чтоб от своей фейской родни уберечься. Энрике нам говорил об этом, я вспомнил. О, они возвращаются. Ну, пора тренироваться. Хоть наеденное растрясу.

Жиенна только завистливо вздохнула, спешилась, стреножила своего мерина и пустила попастись в сторонке. А сама села на камень и стала наблюдать за тренировками.

Таскать «барашка» оказалось весело, но при том весьма непросто. Неудобная, тяжелая «туша» так и норовила вырваться из рук, а соперники, наскакивая со всех сторон, пытались дернуть «барашка» то за ноги, то за голову. Наконец, Бласко сообразил перекинуть его через седло перед собой и каждый раз, когда кто-то приближался, крепко хватал «барашка» за загривок, не давая противнику сдернуть его. Очень пригодилось и то, что в Корпусе паладина научили отлично держаться в седле, всяческим хитрым приемам конного боя и вольтижировке.

Нагонявшись по выпасу и выдохшись, парни наконец решили, что надо бы и отдохнуть. «Тушу» спрятали туда, откуда взяли, сами расселись на камнях, пустив лошадей бродить и щипать траву. Бенито наконец развязал вьюк, перед тренировкой снятый им со своего седла, и раздал всем по тыквенной фляге с пивом.

– Славно погоняли. Сейчас выдохнем, пивка хлебнем да и поедем тихим шагом в село, пообедаем. Я заказал у Санчо знатный обед, – сказал он. – А ты, Бласко, наездник хоть куда. Правду, значит, про сальмийских кабальерос говорят, что они в седле рождаются.

На это паладин предпочел промолчать. Впрочем, некоторая доля правды в этом была: бабушка близнецов по отцу происходила из кабальерос, родственных донам Энборсадо, а Энборсадо славились в Сальме своим конным заводом и лучшими лошадьми. И как отличные наездники тоже.

– Бенито, – подал голос Эугено. – А давай Бласко будет барана таскать? Конь у него лучше наших, сам тоже парень ловкий. А мы будем щемить подхолмских и распадковских, чтоб ему не мешали?

– Угу, первым делом Хуану ввалим, и Аймабло, который из Дубового Распадка кожемякин сын, тоже. Потому как удачи у него будет выше головы, к барану его пускать никак нельзя, потом не отберем, – поддержал Ксавиер. – Мне Эмилла сказала, что этот Аймабло как приехал в Каса Салисо позавчера, так из кровати близнецов и не вылезает. Трахаются втроем так, что дом трясется. Даже жрать не выходят, Эмилла им полные подносы таскает прямо в покои.

Жиенна усмехнулась:

– Ну и пусть трахаются. Он все силы на это и потратит, а на таскании вареный будет.

Местные парни переглянулись. С такой точки зрения они на это еще не смотрели. Ксавиер усмехнулся, Эугено фыркнул в кулак:

– Бьюсь об заклад, Салисо это в голову не пришло! А хорошо бы, чтоб так и было.

– Если бы… Салисо, выходит, хотят, чтоб Аймабло за них выступал… А значит, сеньора Салисо уж о таком точно подумает. Да и сам Аймабло не дурак… – поморщился Бенито. – Плохо. Это еще тот хитрозадый сучий вылупок. Подлый, юркий, мелкий, при том очень ловкий и сильный. Его прабабка неблагой альвой была... Его, сучонка, надо сразу будет ущемить попробовать, тут Ксавиер прав.

Бласко пожал плечами:

– Справимся. Не хочу показаться хвастуном, но я как-то дрался с полуальвом. Бока ему намял изрядно, хотя, конечно, и сам люлей отхватил. А полуальв – это всяко посерьезнее, чем восьмушка.

Парни с уважением посмотрели на широкие плечи Бласко, и Ксавиер, допивая пиво, сказал:

– Мы этого восьмушку гуртом уделаем. Скажем нашим парням, пусть сразу Хуана и Аймабло щемят, их, конечно, свои защищать кинутся, будет свалка, но нам главное, чтоб ты и Бенито первыми до барана доскакали. Барана хватать будешь ты, Бенито только вид сделает. И того… ты дубинку прихвати маленькую, чтоб барана сразу оглушить. И шило длинное, чтоб ему в глаз вогнать да и убить, только смотри, без крови. Ударишь в уголок глаза, или лучше в ухо, и обломишь сразу, чтоб не видно было. Так, конечно, не очень по правилам, ну да лучше так, чем если у него живого что оторвут. Это ведь хуже не придумаешь. Сумеешь барашка сразу укотрупить?

Бласко вздохнул:

– Дядя говорил мне. Думаю, справлюсь.

– Не справишься – я тогда у тебя барана заберу и сам сделаю, – сказал Бенито. – А потом обратно махнемся. Как вот только что менялись. И того… ты сапоги потяжелее надень. И с голенищами повыше, чтоб колени прикрывали. Пригодится. Когда с боков наскакивают, то норовят лошадь пнуть покрепче или всаднику по колену врезать. Так что ты стерегись, чтоб не пнули. Некоторые в носки сапог гвозди вбивают... Это не по правилам, но кто там видит… Так что если видишь, что к тебе чужой норовит вплотную сбоку наскочить – пинай первым.

Бенито закрутил флягу, поднялся:

– Ну, поехали обедать.

В траттории явно их ждали. И вообще похоже, что среди местной молодежи Бенито пользовался авторитетом и был заводилой. В тратторию набилось довольно много парней и девушек, потому пришлось сначала вытерпеть громогласное представление близнецов местным, а потом заявление от Бенито, что «к Гонзалезовым с предложениями всякими не приставать, они никому не дают, потому как обручены, и у них в Сальме после обручения чужим давать не принято, всем понятно?». На это в траттории раздался разочарованный гул, но спорить с Бенито, конечно же, никто не стал. Сам же Бенито уселся в эркере за лучший стол, усадил рядом близнецов, и к ним присоединились Ксавиер и Эугено. Остальные заняли столы в зале.

Еда была вкусной, хотя, конечно, не особо изысканной. Подали суп с потрохами и лапшой, потом – перловку с бараниной и овощами, приготовленную в широком плоском котле или даже скорее глубокой сковороде, салат из рубленых яблок, местной белой редьки, не горькой и хрустящей, и шпината, ячменные лепешки с маслом и много светлого, довольно хорошего пива, к которому полагались маленькие сырные бублички. Несмотря на опасения близнецов, что обед затянется, плавно перетечет в танцы и прочее веселье, а потом в ужин и пьянку, никто не упился, и после обеда все довольно быстро разошлись по своим делам. Провожая близнецов, Бенито спросил, куда они сейчас, и, узнав, что в гости к сеньоре Салисо с визитом вежливости, помрачнел:

– Не надо бы вам туда ехать. Ну, конечно, из вежливости требуется. Но… про старую Салисо говорят, что она ведьма. Сглазить может – как мне сплюнуть. Вы того… потом, как домой ехать будете, заехали бы в Каса Роблес. Кармилла за полреала хороший наговор от порчи и сглаза делает.

– Спасибо за совет, – Жиенна решила воспользоваться моментом для расспросов и, прибегнув к своей безотказной улыбке, принялась за дело. – А скажи, Бенито… Я слышала от садовника бабушки, что сеньора Салисо за что-то Гонзалезов не любит. Не знаешь ли, за что?

– Да кого она вообще любит-то, эта старая лиса! – Бенито сплюнул. – Злобная, завидущая баба, спит и видит, как бы кому гадость какую сотворить. В прошлом году в Овиеде выставка была, князь решил устроить большую ярмарку, чтоб на ней все доны и гидальгос с доминами выставляли кто что хочет и кто во что горазд. Со всей Салабрии туда посъезжались. Ну, старый Роблес нам от своего имени дал право участвовать, и мой отец пиво повез, пили же только что – хорошее, правда?

Жиенна и Бласко кивнули. Бенито продолжил:

– Ну вот, а ваша бабушка отправила на выставку лучших овец. И сеньор Канеро тоже. А у Салисо кроме овец тоже пивоварня есть. И когда присуждали награды по округам, то за пиво отец и сеньор Роблес получили первое место, за курдючных овец – ваша бабушка, а за тонкорунных – сеньор Канеро. Вот Салисо и обзавидовалась. Народ болтает – зимний овечий мор и копытная гниль с паршой ее рук дело. Наколдовала, не иначе. Только кто ж докажет… и своим близнецам она запретила трахаться со всеми, кроме тех, кто на их землях живет и в Дубовом Распадке… А теперь волколаки появились. Тоже, думаю, она их вызвала. Потому как пока что волколаки грызли овец у всех, кроме Салисо и распадковских. Ну еще те подхолмские не пострадали, кто у Ибаньеза землю арендует. Вот наши и думают, что это Салисо…

– А почему Ибаньеза не трогали? – счел нужным влезть Бласко.

– Да потому что два сапога пара! Рубио к Салисо постоянно таскается, и с ее близнецами трахается. Эмилла, кузина Ксавиера, в Каса Салисо горничной служит, рассказывала…

Ксавиер, доселе молча стоявший рядом, кивнул, и сказал:

– Хотя я думаю, что Ибаньеза не трогают, потому что с него и взять нечего. И вообще в Дубовом Распадке болтают, что порчу наводят Кармилла и Роблес. Даже хотели пойти Кармиллу в озере утопить, если овцы болеть продолжат.

– Я что-то не поняла, – помотала головой Жиенна. – Бенито же говорит, что в Дубовом Распадке с овцами порядок?

– Я такого не говорил, сеньорита, – возразил Бенито. – Я сказал, что волколаки их не трогают. А мор и копытная гниль и там тоже хорошо прошлись. Не знаю, как они справились, говорят, все-таки мага вызывали из Сакраменто. Наших-то Роблес вылечил, мазь сделал целебную. Ну… насчет Кармиллы и чтоб ее топить – тут наши парни возмутились, сказали – Кармилла же из Трех Оврагов, хоть и ведьма. И если кто и имеет право ее топить – так только свои же. Ну мы и дали понять распадковским, что пусть только попробуют к Роблесу сунуться – сильно пожалеют.

– Вот еще, выдумали – единственную нормальную ведьму в округе топить. А к кому мы тогда за наговорами от Салисова сглаза ходить будем? – добавил Ксавиер. – Эх… словом, вы там, у Салисо, осторожнее. Чтоб чего не вышло часом. Там, фигу в кармане держите, когда с ней говорить будете – ну, по возможности. Еще можно завязки панталон двойным узлом завязать, и в сапоги по серебряной монете кинуть… И обязательно к Кармилле за наговором потом зайдите.

Близнецы поблагодарили за совет, распрощались с парнями и поехали в сторону владений Салисо. Дорога шла через Дубовый Распадок. Заезжать туда не хотелось, и близнецы, не сговариваясь, повернули в сторону, на очень плохо наезженную дорогу, отмеченную на карте, но на самом деле заметную только по низеньким стоячим камням на обочинах.

На гребне холма, объехав село, они свернули к большой дороге, и там, возле камнезнаков, отмечающих земли Салисо, Жиенна остановилась:

– Знаешь… болтовня болтовней, а меры надо принять.

– Какие меры? – не понял Бласко.

– От сглаза и порчи, – вздохнула инквизиторка. – Конечно, нас сглазить нельзя, но помолиться всё равно не помешает.

Она достала из кармана четки и погрузилась в молитву.

Паладин последовал ее примеру. Он не особо верил в то, что сеньора Салисо – глазливая ведьма, но… здесь и без того творилось много странного, так что лучше принять меры заранее, тут Жиенна права.

Помолившись, они снова двинулись в путь. Село Дубовый Распадок осталось позади, в распадке между двух холмов. Впереди же простирались такие же вересковые пустоши, как и в той стороне, где располагались владения Роблесов и Гонзалезов. По пустошам были разбросаны купины деревьев, узкие ручейки и россыпи известняковых валунов, кое-где торчали древние менгиры разных размеров. Словом, типичный салабрийский пейзаж, недаром вся северная часть Салабрии называлась «Брезалес» именно из-за этих пустошей. Правда, именно здешние места к Брезалес не относились, в отличие от них были хорошо обжитыми и довольно богатыми. И, в общем-то, безопасными, не то что собственно Брезалес. Здесь нечасто встречались бестии, фейские шалости были довольно безобидными и тоже нечастыми, и даже местное население, тихонько соблюдая некоторые языческие обряды, совсем уж в ересь не впадало и в храмы ходило исправно.

Об этом Бласко и сказал сестре, когда они остановились оглядеть окрестности.

– В этих местах, как нам наставник Карлос говорил, редко паладинов приходится вызывать, – сказал он. – Вот севернее – совсем другое дело. Он за шесть лет, что служил в Салабрии, сюда, в округ Сакраменто, только два раза ездил, и то по мелочи – один раз медоваров-вересковиков приструнить, а второй – из-за магии приворотной. А зато на север, в Брезалес, чуть ли не каждый месяц мотаться приходилось. Из-за бестий и нежити.

– Значит, то, что тут творится – для этих мест дело непривычное, – сказала на это Жиенна. – Тогда почему же местные до сих пор паладина не вызвали?

– Полагаю, если бы мы не приехали, они бы попробовали поохотиться на волколаков, конечно же, безуспешно – и тогда бы уж и вызвали, – пожал плечами брат. – И если мы с тобой так и не разберемся с этим, то и вызовут… Но знаешь… если так, то мне будет стыдно.

– С чего бы? Ты всё-таки младший паладин, студент по сути. Никто от тебя и не ждет, что ты справишься со сложной задачей, – рассудительно сказала Жиенна. – То есть конечно, если ты справишься, твои наставники тебя похвалят, это само собой. Но если нет – не вижу причин стыдиться. С водяниками же ты разобрался, например. А тут явно дело куда как посерьезнее.

Бласко вздохнул:

– Всё равно. Эх, ладно. Но согласись – было бы очень здорово, если бы мы с этим разобрались сами, а?

– Это точно.

Они спустились со взгорка, поднялись на еще один, и с его гребня увидели усадьбу Салисо, расположившуюся на склоне следующего взгорка. Как и остальные усадьбы гидальгос в этих местах, Каса Салисо отличалась очень своеобразной архитектурой, то есть была попросту нагромождением как попало прилепленных друг к другу построек разных времен. Ее окружал яблоневый сад, большой и ухоженный, а ниже, у подножия взгорка, протекал довольно широкий ручей, по берегам которого раскинулись огороды. На склоне недалеко от усадьбы виднелся виноградник, а на ручье стояла мельница с большим водяным колесом. Рядом с мельницей по берегу ручья протянулась вереница домиков – видимо, приусадебный хуторок. Главенствовало над вереницей здание, похожее на пивоварню. Может быть, это она и была: во дворе громоздились бочки и ящики.

Жиенна достала свой гномский лорнет и принялась рассматривать усадьбу:

– Богато живут. Уж точно богаче бабушки. И чего сеньора Салисо всем завидует? – она навела лорнет на большое окно третьего этажа центральной «башни» и замерла. – О… Ого. Мда-а…

Бласко забрал у нее лорнет и посмотрел туда же.

– Ох ничего себе! Я думал, местные преувеличивают…

На третьем этаже происходило полнейшее непотребство, отлично видное в трехкратный лорнет. Большое многостворчатое окно было раскрыто, вечернее солнце как раз светило прямо в него на широкую кровать. А на кровати, привалившись к высокой спинке, сидел голый парень с длинными светлыми патлами и внушительным членом, перед ним стояла на карачках костлявая молодая женщина с маленькой грудью и ублажала его ртом, а сзади, взяв за бедра, ее резво трахал такой же тощий чернявый молодой мужчина.

– Любопытно даже, откуда у них столько сил, они же такие тощие, – Бласко вернул сестре лорнет. – Если правда всё остальное, что про них говорят, то они только то и делают, что трахаются.

– Наверняка пьют какое-то зелье, причем необязательно магически приготовленное. Фейский корень какой-нибудь или что-то в этом роде, – пожала плечами Жиенна. – Ничего удивительного.

– Фейский корень? Тьфу, – скривился паладин. – Тогда мне их даже немножко жаль. Я один раз его настойку пил, ну, когда перед поступлением в Корпус хотел на всю жизнь натрахаться, а от каждодневного траха стоять плохо стало.

– Хм… кажется, я что-то такое помню, была одна ночка… очень, м-м-м, веселая. А это ты, оказывается, фейский корень принял. И как оно? – полюбопытствовала сестра, пряча лорнет. – Правду говорят, что от него членом можно гвозди забивать?

– Ну, гвозди забивать не пробовал, – Бласко мрачно усмехнулся. – Первые два часа радовался могучему стояку, а потом стало как-то тревожно. Повезло, что девушка попалась понимающая, может, помнишь – наша однокурсница Мариэтта? Ну вот, я ей сказал, отчего это, так она еще подружку привела, как потом оказалось – с кафедры целителей. Мы полночи втроем трахались, а потом ее подружка заклинанием действие фейского корня убрала. Как сказала – могла и сразу, но очень хотелось досыта потрахаться, а дураки, которые бы рискнули целый стакан настойки фейского корня вместо ложки хлопнуть, как я, ей еще не попадались. Хорошо, что она это сказала уже потом, наутро. Мне так стыдно стало, что провалиться под землю захотелось. Очень надеюсь, что она об этом не трепалась потом налево и направо.

Жиенна покачала головой:

– Да, вот это ты тогда чуть не влип. От стакана этой настойки и помереть можно.

– Не напоминай, я уже потом об этом в справочнике зелий вычитал, – вздохнул Бласко. – Знаешь, всё-таки в нашем целомудрии есть большое преимущество: по крайней мере подобных глупостей не наделаешь.

– Это точно, – улыбнулась сестра.

– Если они, – он махнул рукой в сторону усадьбы. – Если они принимают это зелье, то сеньора Салисо рискует остаться без сына. Тем более что у него телосложение не самое здоровое.

– Да уж, – согласилась Жиенна. – Ну что, поехали? Интересно, ради гостей они прекратят свое веселое занятие?

– А вот увидим. Поехали.

Гостей в Каса Салисо углядели только когда Бласко и Жиенна въехали на мостик через ручей, от которого поднималась к крыльцу усадьбы мощеная дорожка. Встречать вышла только хозяйка Каса Салисо, и она гостям ничуть не обрадовалась, и даже не приложила никаких усилий, чтоб хотя бы из вежливости изобразить улыбку. Смотрела на них мрачно и с кислой миной, говорила недовольным голосом и даже пообедать не предложила, как вообще-то полагалось по салабрийским законам гостеприимства. Близнецов провели в столовую, а не в гостиную, на столе отвернули с краю тканую узорчатую скатерть и застелили столешницу простой льняной, даже без мережки и бахромы по краю. Подали чай и к нему – корзинку с овсяным печеньем и розетку с яблочным повидлом. Сеньора Салисо всячески давала понять, что гостям не рада и хорошо бы им не задерживаться. Жиенна же назло ей делала вид, будто намеков не понимает, щебетала вовсю и изображала из себя наивную веселую горожанку, не знающую сельских обычаев. Между делом поинтересовалась:

– А где ваши наследники, сеньора Салисо? Бабушка говорила мне, что они близнецы, нам так интересно! Мы еще ни разу не встречали других близнецов, ведь это такая редкость!

Бласко, не рискнувший участвовать в этом балагане полноценно, старательно закивал.

Сеньора Салисо при этих словах стиснула в пальцах печенье так, что оно рассыпалось крошками, и процедила сквозь зубы:

– Они в отъезде. Надолго. Они у меня очень занятые люди, не то что кое-кто другой.

Паладин еле удержался, чтоб не расплыться в похабной усмешке. К тому же сверху благодаря раскрытым окнам слышны были очень недвусмысленные ахи, охи, стоны и требования «наяривать», «лизать поглубже» и «крутить жопой».

– Очень жаль, нам бы так хотелось познакомиться! – махнула длинными пушистыми ресницами Жиенна, и сеньора Салисо, собрав губы в куриную гузку, уставилась на нее завистливым взглядом. Бласко тут же сунул руку в карман под столом и скрутил фигу. Паладина и инквизиторку, конечно, нельзя сглазить, и этого он не боялся совершенно. Просто очень захотелось ткнуть сеньоре Салисо фигу в нос, а приличия не позволяют.

– Не сегодня. И вряд ли в ближайшие дни, – выдавила сеньора Салисо и раскрошила второе печенье. – А вас разве сеньора Людовика не ждет к ужину? Уже вечер скоро, а после заката на пустошах опасно.

– Правда? – изобразила удивление Жиенна. – А мы пока ничего такого не заметили. У вас тут очень спокойно, тихо и красиво по вечерам, гулять по пустошам так хорошо! Не то что в Фартальезе, там даже ночью шумят и на улице могут пристать всякие лаццароне.

– В Фартальезе нет волков. А у нас есть.

– Мы не боимся волков, – сказал Бласко. – У меня пистоль имеется.

Сеньора Салисо хотела на это что-то ответить, но тут во двор кто-то влетел верхом, стуча копытами, вскрикнула служанка, раздалась крепкая салабрийская ругань, грохнула входная дверь, прогремели подкованные сапоги и в столовую ввалился высокий плечистый мужик с неаккуратной бородой и красноватым носом. И с порога заорал:

– Ты охренела, ведьма старая? Ты чего творишь-то!!! Мы так не договаривались!

– У меня гости, Рубио, не видишь, что ли? – холодно ответила на это сеньора Салисо.

Мужик запнулся, перевел мутный взгляд на близнецов:

– Го-ости? Это еще кто такие?

– Внуки Людовики, – хищно оскалившись, представила близнецов Салисо. – Детки ее старшей дочки. К бабушке на каникулы приехали. Близнецы, как видишь.

– Во как. Приехали, стало быть, на каникулы, – Рубио с грохотом отодвинул стул и уселся прямо напротив Жиенны, уставился на нее похабным взглядом. Жиенна прикрыла глаза ресницами, сохраняя на лице полную невозмутимость. Бласко напрягся.

– Какая милашечка! Прямо конфетка, так бы и облизал всю с ног до головы! А что, не всё ж твоим засранцам заноситься, теперь есть кому людей радовать кроме них. А, милашечка? – и Рубио наклонился к Жиенне, протянул руку к ее колену, но тут она резко распахнула ресницы и глянула на него пронзительным инквизиторским взглядом. Рубио отшатнулся, руку убрал.

Бласко встал, надел шляпу и процедил сквозь зубы, едва сдерживаясь:

– Приятно было познакомиться, сеньор Рубио. Нам пора ехать, сеньора Салисо. Позвольте откланяться.

Жиенна тоже встала, легким движением пальцев отряхнула ткань брюк на правом колене (за которое ее хотел, да не схватил Рубио):

– Спасибо за угощение, сеньора Салисо. Было невероятно вкусно.

Сеньора Салисо одарила ее крайне неприязненной миной, но Жиенна сделала вид, будто не заметила. Рубио попытался было встать и все-таки ухватить ее за рукав, но теперь уже Бласко пригвоздил его взглядом, Рубио даже икнул.

Быстро покинув усадьбу, близнецы отвязали от перил крыльца лошадей, и, пришпорив, поскакали через мостик, а выехав на дорогу, припустили рысью. Доехав до начала подъема на взгорок, пустили лошадей шагом, и Бласко наконец отвел душу, выдав целую тираду цветистой сальмийской нецензурщины.

– Полностью с тобой согласна, – сказала Жиенна, когда он замолчал. – Мы чуть не попались… А может, и попались – если эти двое сообразят, с чего вдруг Рубио так сразу от меня отцепился. Полагаю, сеньора Салисо тут же станет всем рассказывать, что внуки сеньоры Гонзалез – колдун и ведьма.

– Черти б ее взяли, эту Салисо! На одно надеюсь – не сообразят, – вздохнул Бласко. – Да и то, что нам еще было делать? Этот Рубио, по-моему, из тех, кто по-хорошему не понимает. С ним или так, или морду набить.

– Это точно. Знаешь… Когда Бенито меня взглядом раздевал, мне его пришибить хотелось – а теперь, как этот урод на меня попялился, так те Бенитовы взгляды мне кажутся очень невинными, – поморщилась Жиенна. – Я и не сдержалась, пришлось к воздействию прибегнуть… Да и твои глаза увидела и поняла – еще немного, и ты его пристрелишь прямо там. У тебя даже рука к пистоли потянулась.

Бласко моргнул:

– Что, правда? Ну, я, конечно, очень разозлился, когда он тебя «милашечкой» и «конфеткой» назвал… Но про пистоль не думал. Решил – если он тебя лапнуть попытается, в ухо ему двину… Чем бы это кончилось – одни боги ведают.

– Ничем хорошим уж точно… Зато хоть на Ибаньеза посмотрели. Хорошо, что мы не стали на его земли соваться, – вздохнула Жиенна. – Как-то мне теперь страшновато. Он настоящий выродок, способен на что угодно.

Жиенна поежилась. Ее способности к восприятию были больше, чем у брата, и наставницы в инквизиторском колледже обучили ее особым умениям допрашивать и вообще видеть людскую сущность глубже и основательней. Паладинов тоже обучали такому, конечно, но дознавателями становились только самые способные.

Паладин оглянулся, посмотрел на усадьбу и встревожился:

– Зараза, он за нами скачет. Давай-ка пришпорим лошадей. Не хочу, чтобы он нас догнал. Мы с ним, конечно, справимся, но лучше пока не связываться.

– Чтоб его разорвало! – бросила в сердцах Жиенна, ткнула пятками своего Лютика, и близнецы поскакали на взгорок, надеясь перевалить через его гребень раньше, чем туда поднимется скачущий во весь опор Рубио Ибаньез, к которому присоединились еще три всадника, видимо, те самые его приятели. Они выехали откуда-то со стороны то ли мельницы, то ли пивоварни.

Рубио и его громилы нахлестывали лошадей и догоняли близнецов, а Жиеннин Лютик, как назло, вдруг начал прихрамывать – то ли подкову потерял, то ли забил ногу, да и вообще скакуном был неважным, в отличие и от Гнедка, и от Ибаньезовых салабрийских верховых.

– Холера!!! – выругался Бласко. – Выхода нет, надо как-то за гребень перевалить, чтоб они нас хоть полминуты не видели. Набросим «маскировочный плащ» и переждем в сторонке. Или попробуем кастануть телепорт.

– А если увидят, как мы кастуем?

– Предлагаешь позволить им нас догнать? – Бласко приблизился к Жиенне, наклонился к ней и схватил за талию. – Давай, ко мне на седло! Гнедок двоих вынесет, а Лютику легче будет.

Сестра послушалась, высвободила ноги из стремян и, придерживаемая братом за талию, ловко перебралась на Гнедка, уселась позади Бласко и обхватила его за пояс. Паладин, одной рукой держа поводья своего коня, второй схватил поводья Лютика. Прихрамывающий мерин всхрапнул облегченно и побежал ровнее, но всё равно из-за него и Гнедок сильно замедлился.

– Готовь каст, как только за гребень перевалим – набрасывай.

– А если не получится? – Жиенна оглянулась. Четверка громил их догоняла, и быстро. – Может, пусть догонят? Разве мы с ними не справимся?

– Сама же сказала – Рубио полный урод, он на всё способен. Приятели его небось такие же отморозки. Лучше попробовать обойтись без драки. Ну, давай же, готовь каст! Не получится – я нас телепортирую на тот выпас, где тренировались, я его хорошо запомнил. Если что – в селе заночуем или попросим Бенито нам сопровождение устроить.

Жиенна вздохнула и принялась тянуть ману и строить заклинание. Бласко почувствовал сработавшую мистическую синергию и возблагодарил за это Деву. Теперь точно маны и сил хватит и на «Маскировочный плащ», и на такой дальний для него телепорт.

Он не боялся драки как таковой – был уверен, что они вдвоем справятся с четырьмя отморозками. Вопрос только в том, как именно. На поясе Ибаньеза Бласко заметил большой тесак и бандольер с патронами для пистоли. Значит, в седельной кобуре у Рубио хоть одна пистоль да есть. И у его прихлебателей тоже. И наверняка они попробуют пристрелить Гнедка и Лютика, как только приблизятся на выстрел. А могут попытаться и Бласко пристрелить. Этого паладин не боялся – святая броня у него получалась хорошей, и несколько выстрелов должна была выдержать. У Жиенны тоже, да еще оба умели кастовать щиты. Но это означало выдать себя. К тому же на лошадей бы щитов не хватило, а лошадей было жалко. А еще придется стрелять в ответ. Не то чтоб Бласко сожалел бы, убей он того же Рубио, но убивать всё равно не хотелось. Да и в ближнем бою ведь придется бить наверняка – а значит, насмерть. Так что паладин решил по возможности попробовать этого всего избежать.

Рубио выстрелил, когда близнецы уже были на гребне. Жиенна рефлекторно потратила часть маны на щит, и только поэтому пуля прошла мимо. Выстрел напугал лошадей, и даже хромающий Лютик поднажал, рванул вперед, чуть ли не обгоняя Гнедка. Почти готовый «Маскировочный плащ» разрушился, Бласко это почувствовал, тут же перетянул на себя оставшуюся у Жиенны ману. Крикнул:

– Их не видно?

– Нет пока! Мы уже ниже гребня! – ответила Жиенна, еще не поняв, чего хочет брат.

– Хвала Деве!

И он начал быстро строить какой-то боевой каст, вкладывая в него почти всю ману. Сестра, почуяв движение сил и боевую магию, тут же потянула ману, передавая ее брату.

Позади глухо ухнуло, земля под ногами лошадей дрогнула так, что они чуть не покатились кубарем, сбились с галопа, но замечательный Гнедок тут же выровнялся, и перепуганный, но сообразительный Лютик – тоже.

Взметнулось облако пыли, зашуршало что-то и тут же послышались отборные салабрийские матюки.

А паладин, подтягивая ману из сестриного резерва, быстро построил телепорт, впервые в жизни – на полном скаку, и у него это получилось.

Хлопнуло, на миг ослепило голубоватой вспышкой. Кони проскакали еще немного, сбитые с толку резко изменившейся обстановкой, и остановились. Лютик жалобно заржал.

– Слава Пяти, у меня вышло, – выдохнул Бласко. – И тут никого нет.

Жиенна огляделась:

– Это же бабушкины камнечлены!

– Угу. Я в последний момент поменял ориентиры. Не знаю, почему. Но получилось.

Бласко снял шляпу и платком вытер вспотевший лоб. Потом они оба спешились, Бласко подошел к Лютику и осмотрел его ногу:

– Подкова на одном гвозде болтается. И копыто треснуло…

Сестра погладила своего мерина по морде:

– Бедняга, натерпелся. Ничего, у дяди Эрнандо хороший конюх, сумеет помочь.

Бласко подтянул маны и кастом «Плевок василиска» прилепил подкову на место и заделал трещину:

– Надеюсь, продержится, пока доберемся до бабушкиной усадьбы. Но поедем всё равно оба на Гнедке. Хорошо хоть Ибаньеза и его приятелей сейчас и здесь можно не опасаться.

– А кстати, что именно ты там кастанул?

– «Дрожь земли», – Бласко забрался в седло и подал сестре руку. – Мне как раз перед отпуском этот каст мэтр Джироламо показал. Это больше стихийная магия, чем боевая, но строится по второй боевой формуле. Покажу как, он несложный, только маны требует до черта много.

– А эти уроды не поймут, что это была именно магия? – Жиенна устроилась позади брата, и они потрусили в сторону усадьбы Гонзалезов.

– Не думаю, для них оно было больше похоже на оползень. Я постарался направляющие пустить параллельно склону, чтобы большой кусок дороги обрушить, они должны были в самый низ взгорка съехать. Боюсь, сеньоре Салисо придется заново прокладывать там дорогу.

– Так ей и надо. До чего же мерзкая тетка! И жадная какая! Обедом не угостили, мало того – скатерть отвернули, а нам постелили какую-то тряпку, и чашки поставили старые, у меня даже со сколом была. А печенье! Тьфу! Пересушенное и несладкое. И повидло засахарившееся… Жадина она, эта Салисо.

– И завистливая до ужаса, – добавил Бласко. – И она правда ведьма. Слабая, но что она сглазить может и порчу навести – охотно верю. Нас-то не получилось, а вот Лютику досталось. Я не сообразил, что ведь лошадей надо защитить… а должен был. Сеньор Теодоро мне бы за такое высказал много… неприятного.

Сестра вздохнула:

– Ну, мы оттуда убрались, и слава богам. Раздумывать и рассуждать будем попозже, сейчас я соображаю плохо. Веришь, нет – испугалась. Даже стыдно теперь.

– Да чего уж там, – Бласко тоже вздохнул. – И я испугался. Хм… Как думаешь – расскажем бабушке и дяде?

– Даже не знаю. С одной стороны, я бы не стала. Но с другой… а что если этот урод Ибаньез сунется на бабушкины земли? Надо предупредить.

– Эх. Тогда расскажем, только… как-нибудь без особенных подробностей. И рассказывать будешь ты, у тебя лучше получается.

Жиенна только вздохнула, и до самой усадьбы они ехали молча – сказывались пережитый испуг (хоть и не сильный, но близнецы до этого уже давно никого и ничего не пугались) и магическая усталость.

Сдав Лютика конюху (Бласко не забыл незаметно снять заклятия с его копыта), близнецы, помыв руки в рукомойнике возле конюшни, пошли прямо на крышу пристройки, где уже накрывали ужин. В этот раз на столе были рыбные блюда, и близнецы с удовольствием отдали им должное, особенно пирогу с рыбой и карасям в сметане. Запивали светлым пивом.

– Хорошее пиво, – похвалил Бласко. – По-моему, мы такое же сегодня в траттории в Трех Оврагах пили. Нас Бенито угощал.

– А, пивоваров сын? Стало быть, подружились? – обрадовался дядя. – Ты его попроси, чтоб поучил тебя разным приемам для таскания.

– Так уже, мы еще во второй день с ним сначала на кулаках помесились, а потом подружились, – улыбнулся Бласко. – Сегодня тренировались барана таскать.

– А-а, то-то, смотрю, проголодались, – бабушка придвинула к нему блюдо с пирогом. – Может, надо было бы мяса подать?

– Спасибо, рыба тоже хорошо, – Бласко подумал недолго и взял еще кусок пирога.

Дядя поинтересовался:

– А как вы ему объяснили, что вы хоть и близнецы, но никому, хм, не даете?

– Сказали, что у нас в Сальме так не принято, – ответил Бласко. – И что мы вроде как обручены, и оттого никому не даем.

– Молодцы, это вы правильно додумались, – похвалила бабушка. – И не соврали, и прямо не сказали.

Жиенна положила себе карася в сметане, ковырнула его вилкой и сказала:

– М-м… Мы сегодня еще к сеньоре Салисо с визитом вежливости ездили.

Бабушка и дядя переглянулись. Дядя спросил:

– И как она вас приняла?

– Очень плохо, – скривилась Жиенна. – Ужином не угостила, чай подала какой-то бледный, как будто его уже два раза перед тем заваривали… И печенье овсяное. А чашки были надколотые! Да еще она на нас так смотрела, что я прямо порадовалась, что нас с Бласко сглазить нельзя.

Дядя прижал пальцы ко лбу, благодаря богов:

– И хвала богам за это!

Бласко повторил его жест и сказал:

– Нас-то нельзя. А вот лошадей – можно… Мы об этом как-то не подумали, и у Лютика копыто треснуло и подкова отпала.

– Плохо, – вздохнул дядя Эрнандо. – Но справимся. А пока, Жиенна, возьми какого хочешь в конюшне.

– Спасибо, дядя, – искренне поблагодарила его инквизиторка. – Но на этом ведь неприятности не кончились… Когда мы у сеньоры Салисо были, к ней приехал Рубио Ибаньез, вломился как к себе домой и стал на нее орать. А потом нас увидел. Сообразил, что мы близнецы, и начал ко мне приставать. Пришлось мне на него, хм, по-особому, по-инквизиторски посмотреть. Иначе никак не мог угомониться.

– Вот сучий вылупок, чтоб его поплющило да искорячило! – выругался дядя. – Он там один был или с громилами своими?

– В дом зашел один. Мы побыстрее убрались оттуда, но оказалось, что громилы с ним были. И когда мы уж на склон стали подниматься, они погнались за нами. Тут-то и оказалось, что Лютик захромал. Пришлось мне Жиенну на седло взять, – признался Бласко. – Не хотелось, чтоб они нас догнали. Потому что кончилось бы плохо. Может, я бы его даже пристрелил.

– Если бы ты его пристрелил, тебе бы все спасибо сказали, – вздохнула бабушка. – А тебе самому ничего бы и не было. И поверь – даже не пришлось бы алькальду говорить, что ты паладин. Достаточно было бы сказать, что Рубио на тебя напал и к Жиенне приставал с непристойными желаниями.

– Руки марать не хотелось. Правда… правда, когда мы от них удирали, пришлось к магии прибегнуть, телепорт построить. Но они не видели. Да и не до того им было – оползень случился, половина склона под ними обрушилась. Ну а мы этим и воспользовались, чтоб оттуда убраться, – закончила рассказ Жиенна.

– Всё равно эти сволочи так просто не отцепятся, – дядя потер лоб. – Так что вы будьте осторожны. И, Жиенна, я тебе тоже пистоль дам. На наши земли они не сунутся, конечно, но в селе и на общинных землях прицепиться могут. Вы там старайтесь сами не ходить, Бенито расскажите. Треховражные парни терпеть Ибаньеза не могут, так что на них можно рассчитывать. Ну и, само собой, к Салисо больше не надо ездить.

После ужина и мыльни Жиенна и Бласко поняли, что как-то слишком устали, потому, помолившись, повалились на кровать и, улегшись поудобнее, принялись наконец обговаривать сегодняшние приключения.

– Ну, что мы теперь знаем совершенно точно? – спросила Жиенна. И тут же сама загнула один палец:

– Первое: сеньора Салисо – ведьма.

– Угу, – кивнул брат. – А Рубио Ибаньез – полный урод. А также то, что сеньора Салисо очень заинтересована в победе своего игрока в таскании барашка. И еще то, что у нее с Рубио какие-то дела. Помнишь, он орал, что они так не договаривались?

– Помню. Значит, второе, третье и четвертое. И это всё связано между собой. А еще мы узнали, что неведомая напасть почему-то не трогает овец Салисо и тех поселян, кто арендует у Ибаньеза. И поселян из Дубового Распадка. Смекаешь?

– Угу, – снова кивнул Бласко. – Неведомая напасть для Салисо очень даже ведомая. Хочешь сказать, что это она сотворила такое могучее заклятие крови?

– Возможно, – Жиенна накрылась одеялом. – Но я не почуяла в доме Салисо никакой кровавой магии. Ни в доме, ни от нее самой.

– А от Рубио? – Бласко тоже завернулся в стеганое одеяло, наполненное шерстью. – А то я не успел…

– Я тоже, – вздохнула она. – Не успела. А потом не до того было. И вот поэтому я думаю, что все-таки надо как-то за ним последить. Но как-то так, чтобы на его земли не соваться. Самим, в смысле.

– Ну и как ты собираешься это провернуть? – Бласко даже высунул голову из-под одеяла.

– Пока не знаю. Завтра подумаем, – Жиенна зевнула. – А теперь давай спать.

Утром после завтрака дядя позвал близнецов в самую дальнюю комнату одноэтажной пристройки. В этой пристройке жилых помещений не было, только всякие кладовки, и у многих из них имелись отдельные двери во двор. У дальней комнаты тоже, а еще из нее можно было попасть в башенку.

Кроме дяди в комнате обнаружились еще четверо мужчин – его пастухи и объездчик, и крепкая мускулистая тетка, которую дядя представил как старостиху приозерного хуторка, прилегающего к Каса Гонзалез. А сама комната оказалась битком набита самым разным оружием. Дядя Эрнандо занялся проверкой самопала, один из пастухов натягивал тетиву на арбалет, второй молотком обстукивал крепление рогатины, третий чистил старый охотничий самопал, тетка примерялась к большому копью, а объездчик крепил на древко наконечник с двумя заточенными крюками.

– Готовимся к охоте на волколаков, Бласко, – пояснил дядя. – Вот проверяем оружие. Хочу побольше народу собрать, глядишь, и изведем тварей. Простые пастухи загонщиками будут, а вот эти ребята и Анья – забойщиками. И ты тоже, если хочешь. С самопалом-то обращаться умеешь?

– Конечно. У вас хороший, кстати, хоть и не гномий, а ингарийский. Надо попробовать, как он в деле. Патроны к нему есть?

Дядя ногой придвинул к нему ящик:

– Да целая куча. Как раз недавно купил, правда, пришлось самопал с собой аж в Овиеду тащить, чтоб там под него подобрать. Так что можешь пострелять, проверить. А для остальных самопалов самим заряды крутить придется… Очень уж они старые у меня. А тебе, Жиенна, может, лук дать? Умеешь пользоваться?

– Какая сальмиянка не умеет? – пожала плечами инквизиторка. – Только можно я сама выберу?

– Да пожалуйста, выбирай. Наконечников вон полно, тоже набери какие надо, Дамиан стрел с ними наделает. А то стрел маловато у нас хороших.

Жиенна стала пересматривать луки, проверяя каждый на изгиб. Бласко подошел к стойке с ручным оружием и стал примеряться к палицам. Конечно, они с Жиенной не верили в то, что в здешних землях завелся волколак, но не говорить же это дяде. К тому же поохотиться на волков вполне можно было бы. Бласко покрутил в руке шипастую палицу:

– Я бы еще вот эту штуку взял. Как раз хорошо волколака в лоб приложить… А когда сама охота будет?