На другой день Ноно разбудили рано. Пора было приниматься за работу.
Посадивъ его рядомъ съ собой на верстакъ, портной научилъ его подгибать подъ себя ноги, чтобъ занимать меньше мѣста. Потомъ онъ далъ ему стачать два куска сукна и показалъ ему, какъ ихъ нужно держать, какъ втыкать и выдергивать иголку.
Ради разнообразія портной посылалъ Ноно относить къ заказчикамъ оконченное платье.
Когда насталъ вечеръ, Ноно еще ни минуты не былъ безъ дѣла. Только для ѣды отрывался онъ отъ работы и то, быстро покончивъ съ ѣдой, принимался за работу. Къ вечеру Ноно изнемогалъ отъ усталости.
А ѣда? Прощайте всѣ вкусные фрукты и всѣ лакомства Автономіи! На ужинъ ему давали скверный супъ изъ обрѣзковъ овощей съ кусочкомъ сала и нѣсколькими ломтиками чернаго хлѣба. Въ полдень нѣсколько картофелинъ. Въ праздникъ къ картофелю добавлялся кусочекъ жиру или дешеваго мяса. И это не потому, чтобъ портной и его жена были дурные люди. Они не обижали Ноно, они сами работали не покладая рукъ и ѣли то же, чѣмъ кормили мальчика. И скупы не были портной и его жена, и денегъ не копили. Но съѣстные припасы въ Монайѣ были дороги, а за работу платили гроши. Чтобъ сводить концы съ концами, приходилось измучиваться за работой и ѣсть впроголодь. Такъ жили въ Монайѣ всѣ тѣ, кто былъ принужденъ работать на другихъ.
— Да я еще, — говорилъ портной, — сравнительно счастливъ, я шью прямо на заказчиковъ. Тѣ же, кто должны итти работать на фабрики, — и портной указалъ на большія зданія безъ оконъ, съ стеклами въ крышѣ, съ огромными, вѣчно дымящими трубами, — доля тѣхъ еще хуже. Они заперты цѣлый день въ душной, пыльной мастерской, они вѣчно работаютъ подъ надзоромъ надсмотрщиковъ, вѣчно ихъ подгоняютъ и стращаютъ хозяиномъ, они должны работать безостановочно, не смѣя ни минуты поднять головы, не смѣя говорить другъ съ другомъ, такъ какъ при малѣйшемъ нарушеніи правилъ имъ дѣлали вычетъ изъ ихъ заработной платы.
Эти фабрики принадлежали тѣмъ людямъ, которые катаются въ роскошныхъ экипажахъ тѣнистыми аллеями главной улицы Монайи. На фабрикѣ этихъ господъ никогда не видали. Наблюдали за работами на ихъ фабрикахъ смотрителя и управляющіе, набранные изъ рабочихъ же, имъ платили нѣсколько больше, чѣмъ простымъ рабочимъ, и они защищали интересы хозяевъ.
Тѣ богачи, у которыхъ не было фабрикъ, владѣли полями, лѣсами и лугами. Свои имѣнія они поручали управляющимъ, а управляющіе заставляли работать на нихъ крестьянъ. И когда крестьяне кончали сборъ хлѣба или винограда, управляющій бралъ большую часть урожая, оставляя имъ лишь столько чтобы они не подохли съ голоду.
Третьи владѣли домами. Тотъ человѣкъ, которому принадлежалъ домъ, въ которомъ жилъ портной, одинъ владѣлъ болѣе чѣмъ ста домами въ Монайѣ. И тѣ, у кого не было домовъ, были принуждены платить то, что вздумаютъ потребовать отъ нихъ за право жить въ этихъ домахъ.
Были и такіе богачи, у которыхъ не было ни фабрикъ, ни полей, ни домовъ, но они покупали у однихъ, перепродавали другимъ и на этомъ наживали богатство.
Ноно слушалъ разсказы портного и не понималъ, какъ это устроили богачи такъ, что на каждаго изъ нихъ работаютъ тысячи рабочихъ. Не могъ понять, почему эти тысячи соглашаются работать не на себя и свою семью, а на богача. Онъ пытался разспросить объ этомъ своего хозяина, но тотъ плохо понималъ его.
— Что ты говоришь! Какъ не на себя работаютъ рабочіе? Да если бы они не голодали, то развѣ они пошли бы работать? Нѣтъ, они еще рады, когда получатъ какой-нибудь заработокъ и смогутъ заработать что-нибудь.
— Но, вѣдь, если бы рабочіе не работали на фабрикахъ богача, на его поляхъ и въ его садахъ, вѣдь богачъ не былъ бы богатъ, у него ничего бы не было, — недоумѣвалъ Ноно. — Отчего же рабочіе не откажутся работать за гроши?
— Попробуй, откажись! А солдаты на что, полиція? Нѣтъ, они заставятъ работать.
— Да вѣдь и солдаты тотъ же народъ, какъ же они будутъ заставлять своихъ же братьевъ?
— Какъ? Да прикажетъ начальство и пойдутъ заставлять, а кто не пойдетъ, съ тѣмъ ужъ сумѣютъ расправиться.
Проходили дни въ разговорахъ и въ работѣ. Ноно познакомился съ городомъ, разнося заказы или бѣгая въ лавки за покупками.
Иногда въ воскресенье, когда не было очень спѣшной работы, портной выходилъ на прогулку съ своимъ ребенкомъ. Ноно сопровождалъ ихъ. Они гуляли по богатымъ кварталамъ, любуясь товарами, разложенными въ окнахъ магазиновъ.
Чѣмъ дальше, тѣмъ больше Ноно научался своему новому мастерству, становясь съ каждымъ днемъ все полезнѣе своему хозяину, и положеніе Ноно понемножку улучшалось. Однажды, когда портной смогъ отложить на черный день золотую монету, онъ далъ Ноно серебряную монетку. Это ему казалось огромнымъ великодушіемъ, хотя онъ далъ Ноно лишь одну двадцатую часть того, что получилъ благодаря труду Ноно.
Портной былъ недурной человѣкъ, но ему казалось, что такъ и должно заставлять Ноно работать и брать всю выгоду себѣ. Такъ всегда дѣлалось въ Плутократіи.
Если работы будетъ достаточно, портной, конечно, возьметъ себѣ и второго подмастерья, потомъ найметъ и хорошихъ рабочихъ, и тогда какъ будетъ хорошо, «зарабатывая» ихъ руками, разбогатѣть, и ему останется лишь выбирать: купить ли домъ или построить фабрику. Когда эти мысли овладѣвали имъ, Ноно казалось, что выраженіе лица его мѣнялось: вмѣсто овцы онъ становился похожимъ на коршуна.