Ужас в белом доме

Глава десятая

– Приветствую, мой юный друг!

– Как поживаете, мистер президент?

Спикер Палаты представителей был лет на двадцать старше президента и стяжал лавры в политических баталиях, когда президент еще учился на старших курсах университета. Однако это несколько своеобразное приветствие он воспринимал с неизбывным оптимизмом профессионального политика, каждый раз убеждая себя, что со стороны президента это не обычная вежливость, а признак некоего более глубокого чувства – возможно, привязанности или доверия. Убедить себя в этом было не так-то легко – ибо он понимал в глубине души, что нынешний президент, как и все остальные, не моргнув глазом отдаст приказ содрать с него живьем кожу и бросить псам – если того потребуют интересы национальной безопасности или просто каприз хозяина Белого дома.

– Как насчет обеда? – осведомился президент.

– У вас или у нас?

– Я здесь, несомненно, человек новый – но тем не менее в прошлый раз я впервые ошибся в выборе места, – президент шутливо покачал головой. – Потому что тогда я обедал как раз в Капитолии – и там, представьте, полным-полно тараканов. А я их не выношу. Так что лучше отправимся ко мне, если не возражаете.

– О, разумеется... Но, честное слово, у нас в здании уже давно нет тараканов, мистер президент!

– Охотно верю вам на слово, мой юный друг – но обедать предлагаю в Белом доме.

– Время, сэр?

– Мм... ну, скажем, в час. – Президент на секунду задумался. – И пожалуйста, не тащите за собой этих кошмарных ирландцев из Бостона. Нам с вами предстоит очень серьезный разговор.

Рассказу президента спикер послушно внимал над тарелкой супа, не проронил ни слова, ковыряя вилкой салат, но когда подошла очередь жареной печенки с луком, наконец не выдержал:

– Это невозможно. Вы ни под каким видом не пойдете на эту чертову демонстрацию!

Президент упреждающе приложил палец к губам, и двое мужчин в неловком молчании наблюдали, как официант убирает со стола суповые миски и ставит перед ними тарелки с дымящимся жарким.

Наконец, убедившись, что в зале малой столовой не никого, кроме них, президент ответил:

– Я уже думал над этим. И пришел к выводу, что я не могу туда не идти.

– Но вы же президент, черт вас возьми! И права не имеете добровольно подвергать опасности свою жизнь!

– Может быть. Но подумайте – если президента может загнать в угол сумасшедшая выходка какого-то шизофреника, его избиратели должны немедленно об этом узнать – потому что он больше не может управлять ими, как вы считаете? И я не собираюсь четыре года прятаться по углам и гнуться в три погибели всякий раз, когда придется идти мимо окон!

– Ваш взгляд на все это, сэр, несколько ограничен, – спикер обеспокоено покачал головой. – На моей памяти одного президента застрелили прямо у меня из-за спины – а еще один вылетел из кабинета по собственной глупости. И я предпочел бы, чтобы президент прятался, как вы выразились, по углам и спокойно дожил до конца срока, а не бросался на опасность грудью, дабы получить в нее кусочек свинца. И где к тому же – на ступенях Капитолия! Нет, сэр, вы не можете этого позволить. Считаю тему закрытой.

– Я с самого начала знал, что вы, чертов янки, повернете дело каким-нибудь эдаким образом, – губы президента дрогнули, он силился улыбнуться. – Но подумайте сами. Если даже я и буду прятаться, – что же, мне это поможет высидеть срок до конца? Жизнь любого президента висит на волоске с девятьсот шестьдесят третьего года. Одного из моих предшественников убили, другой все четыре года не высовывал из Белого дома нос, а третий и вовсе изображал из себя Людовика Четырнадцатого. К чему мы пришли? Президентские апартаменты – это тюрьма, и президент в них – всего лишь узник! Четыре года прятаться за этими стенами – и президентство вообще изживет себя! Править этой чертовой страной станет уличная толпа, и вы сами это прекрасно знаете! В общем, как бы то ни было, я иду. – Спикер не успел ответить ему – после секундной паузы президент заговорил снова. – А позвал я вас на самом деле сюда вот зачем. Я должен быть уверен, что всю первую половину дня в субботу вице-президент проведет за своим столом и ни на минуту не покинет здание! И вас рядом со мной у Капитолия тоже не должно быть. И вообще никого – по возможности! Так что урезоньте, пожалуйста, ваших коллег.

– Они же сразу завопят, что вы лишаете их возможности попасть в телепередачу, и что, мол, это все заговор.

– И пусть вопят! Пусть хоть воют, как стая гончих. Но если нам повезет – то к концу дня мы сможем им объяснить, чем все это было вызвано.

– А если нам не... мы не... – слова застряли у спикера в горле.

– Если нет – вы по крайней мере будете твердо звать, что мы старались все сделать правильно. А мы все делаем правильно. Поверьте.

После долгого молчания, мрачно кивнув, спикер склонился над тарелкой. Да, возможно, они все делают правильно. Все равно у него нет другого выхода, кроме как верить в это – да и потом, ведь не скажешь, что президент строит из себя этакого супермена, символ удали и бесстрашия. Нет, рассуждает, как обычно – трезво, взвешенно. Однако мысль о том, что в субботу президент окажется лицом к лицу с предполагаемым убийцей без какой-либо серьезной защиты, тревожила спикера. Подняв голову, он взглянул на сидевшего напротив человека – хозяина самого главного кабинета страны. Лицо президента уже тронули морщины – неизбежный след каждодневных обязанностей и бессонных ночей, кожа приобрела темный оттенок – наследие предков, с боем отбиравших кусок хлеба у неприветливой каменистой земли в те легендарные дни, когда бороться значило жить и жить – бороться, потому что земля сдавалась с трудом, и выживали сильнейшие.

Он, не отрываясь, смотрел на президента.

И верил ему.

Римо Уильямс не верил.

Словно струйка сигаретного дыма по узкому отверстию мундштука, он скользил по коридорам погруженного в ночную тьму Белого дома.

Охранники стояли на каждой площадке, прятались за каждым углом, скрывались в нишах у дверей президентских апартаментов на третьем этаже здания. Дворцовая стража – первая в истории, подумал Римо, которой по инструкции полагается сначала задавать вопросы и лишь потом стрелять на поражение. Хотя почему нет? Америка ведь тоже первая в истории. Здание, в котором находился Римо, было некогда построено в стиле английской архитектуры архитектором-ирландцем для главы американского правительства. Именно так и были созданы сами Соединенные штаты. Брали у остального мира все лучшее – потому и было здесь все чуточку лучше, чем в остальном мире. Не потому, что это государство было как-то лучше устроено – просто в нем жили лучшие люди на всей земле. Именно поэтому, как ни пытались политики, они не могли привить американскую демократию в других странах. Эта система была создана лучшими для лучших – и требовать ее понимания от всех прочих было бы явной переоценкой их умственных способностей.

Еще Римо подумал, что ведь и отношения Америки с остальным миром строились на новой основе – весьма, надо сказать, простой и действенной.

Держи поводок коротким, а порох – сухим, припомнил он главный принцип.

И понял, что говорил вслух – ибо откуда-то из темноты вдруг раздался голос:

– А я и держу сухим. Есть потребность проверить?

Медленно повернувшись, Римо увидел перед собой массивную фигуру охранника. Серый костюм, рубашка с расстегнутым воротом, автоматический кольт, направленный прямо в живот Римо – в руке, у бедра. Надежное положение – самый быстрый и неожиданный удар достигнет цели уже после того, как раздастся выстрел.

– Ты кто такой? И какого черта тут делаешь?

Римо понял, что парень – в Белом доме новичок, иначе не стал бы задавать вопросы прямо на месте. По инструкции требовалось отвести нарушителя за пределы зоны охранения и там уже подвергнуть допросу.

– Ищу Розовые апартаменты, – признался Римо.

– Это еще зачем?

– Да я остановился здесь переночевать, ночью вот пошел в ванную – и заблудился на обратном пути. А вообще меня зовут Далай-лама.

Охранник колебался всего секунду, всего на мгновение тень сомнения пробежала по его лицу – но для Римо этого оказалось достаточно, чтобы приблизиться к нему с правой стороны, а затем резко метнуться влево. Пистолет вылетел из руки охранника, а большой и указательный пальцы руки Римо оказались у его шеи – и надавили на артерию как раз достаточно для того, чтобы страж потерял сознание, что позволило Римо усадить его на стул, стоявший под большим зеркалом в позолоченной раме.

Подобрав с пола пистолет охранника, Римо сунул его обратно в кобуру под пиджаком владельца. Следовало поторопиться – времени у него оставалось не больше пяти минут.

Найдя, наконец, нужную ему комнату, Римо быстро произвел необходимые действия – и спустя несколько минут вновь двинулся по темному коридору. Его гибкое тело бесшумно появлялось в полосах света и исчезало в тени, ритм его движения не имел ничего общего с бегом или ходьбой – это было плавное скольжение, подобное дуновению ветра и так же, как ночной ветер, не слышное и не видное.

Наконец Римо оказался в спальне президента. На широкой кровати, повернувшись на правый бок, почивала Первая леди, сунув под подушку сложенные руки и тихонько всхрапывая. На глаза был надвинут сбившийся козырек – свет ночника на тумбочке мужа, который читал в кровати допоздна, мешал ее отдыху. Сам президент, укрытый лишь легкой простыней, лежал на спине, сложив на груди руки.

Руки вздрогнули – президент почувствовал, как что-то мягко упало на его грудь Армейская служба приучила президента спать чутко – вмиг проснувшись, он нащупал загадочный предмет и, пытаясь разглядеть его, потянулся к выключателю В этот момент на запястье его легли чьи-то крепкие пальцы.

– Это пустышка изо рта вашей дочери, – произнес над ним голос Римо. – Принести ее сюда было нелегко – но вам выйти отсюда в субботу будет еще труднее.

Спокойствие, которое президенту удалось придать своему голосу, произвело впечатление даже на Римо.

– Вы ведь тот самый Римо, да?

Президент говорил тихо, вполголоса.

– Верно. Тот самый и единственный. Пришел, дабы известить вас о том, что в субботу вы останетесь дома.

– Вы что-нибудь узнали? – быстро спросил президент.

– Вполне достаточно для того, чтобы доказать вам – вы будете последним дураком, если потащитесь выступать перед этими молокососами в то время, когда вам грозит нешуточная опасность.

– В этом и есть разница между нами, Римо. Я пойду.

– И будете самым храбрым трупом во всем западном полушарии, – кивнул Римо. – Вы, можно сказать, уже труп. Я ведь предупреждал вас об этом.

– Такова ваша точка зрения, – возразил президент. Он замолчал, услышав, как замер на секунду мерный храп его супруги, затем продолжал. – Я не собираюсь все четыре года прятаться в этом здании.

– Речь идет только о ближайшей субботе.

– Конечно. Только о ближайшей субботе. Потом о ближайшей неделе, ближайшем месяце, годе, двух... Завтра я выступаю.

Голос президента был по-прежнему мягким, но в нем зазвучали упрямые нотки. Услышав их, Римо подавил вздох.

– Я ведь могу удержать вас здесь, – напомнил он.

– Каким образом?

– Например, сломать ногу.

– Я выйду на костылях.

– Или могу вам устроить фокус с голосовыми связками – и в ближайшие девяносто шесть часов вы не сможете произнести ни слова.

– Я все равно выйду – а мою речь зачитает кто-нибудь другой.

– Вы, черт возьми, самый упрямый тип, которого я когда-либо встречал, – с досадой произнес Римо.

– Запугивать меня вы закончили?

– Видимо, да. Если только не придумаю что-нибудь посерьезней.

– Ну и прелестно. Так вот, я пойду. Это решено. Если вы не можете сделать совсем ничего – не отчаивайтесь. Мне случалось полагаться на судьбу.

– Бог мой, как я устал от политиков.

Римо медленно пошел по темной комнате к двери.

Сзади раздался голос хозяина комнаты.

– Я ведь вовсе не боюсь, Римо.

– И это доказывает, что либо вы безрассудно смелы – либо глупы, как пробка.

– Нет. Я просто уверен в себе.

– У вас есть основания для подобной уверенности? – кисть Римо замерла на дверной ручке.

– Вы, – просто ответил президент. – Я доверяю вам. Вы что-нибудь придумаете.

– Нет уж, – Римо мотнул головой. – Не потеряйте пустышку. С детей-сирот дантисты берут недешево.