Ужас в белом доме

Глава шестая

Лес Пруэл из охранного агентства «Палдор» молча смотрел, как блестящее лезвие поднималось над мокрой от пота шеей подростка. Подросток, на вид лет двенадцати, с изуродованной ступней, стоял на коленях перед двумя солдатами в ярких мундирах, в то время как Пожизненный президент Народно-демократической республики Умбасса расспрашивал Пруэла о безопасности и о том, какие гарантии он, Лес Пруэл, может предоставить его превосходительству, дабы незавидная участь многих других африканских лидеров не коснулась его.

– Никаких, ваше превосходительство. И никто не смог бы. Но к вашим услугам наш опыт и все новейшие достижения техники. Агентство «Палдор» хорошо понимает ваши проблемы, и мы еще ни разу не теряли клиентов, смею заверить вас.

– Ни разу? – сдвинул брови Пожизненный президент.

Лезвие со свистом опустилось; раздался чавкающий звук, словно разрубили пополам дыню. Вначале лопнули позвонки, затем – хрящи горла; именно поэтому палачи ставят свои жертвы на колени, лицом вниз – чтобы самый сильный удар пришелся на кости шеи. Голова подростка отделилась от туловища.

По крайней мере он больше не будет мучиться, – подумал Лес. – Долгая жизнь в такой стране – не подарок.

Да и вообще долгая жизнь – дело не стоящее. А он сам, похоже, зажился на этом свете. И так до сих пор и не оправился от потери Эрни Уолгрина. Его он помнил еще по Службе... Нет, его дом в Солнечной долине был абсолютно надежным. Пруэл уверен в этом до сих пор. И все равно не мог избавиться от саднящей мысли, что он сам, своими руками привел бывшего коллегу навстречу гибели. Это ведь он посоветовал ему переехать в этот дом... С таким же успехом можно было предложить ему положить бомбу под подушку.

Да, дурака он свалял порядочного. Его работа – прятать людей за крепкими стенами и надежными дверьми, а не в клетке с бомбой. С этой мыслью он и отсиживал свои дни в офисе, пока председатель правления «Палдора», – единственный из всех, кто никогда не был связан со Службой – не вызвал его к себе.

– Пруэл, как вам известно, у нас имеются две разновидности сотрудников. Те, кто способствует успеху нашего агентства, и те, кто у нас больше не работает. Бездельников у себя я не потреплю – да и ни одно дело их не потерпит. Нам нужно продавать наши услуги, Пруэл. А когда я говорю «продавать», я имею в виду П-Р-О-Д-А-В-А-Т-Ь, и ни что иное, вы поняли?

Именно так мистер Сильвестр Монтрофорт говорил с подчиненными – и его слушали, когда он говорил. Ведь это он после смерти Кеннеди принял уволенных сотрудников Службы под свое крыло, назначил им жалованье, которое выплачивал сам, и всячески опекал их, пока из безработных охранников они не превратились в преуспевающих бизнесменов. Он вернул им уважение к себе. Цель в жизни. Чувство собственного достоинства. Убедил их э том, что их товар – отнюдь не лежалый, и им осталось только получить настоящую цену за него, И они это сделали. Лес Пруэл уже забыл, когда, беря в руки ресторанное меню, он смотрел на цены. Теперь он обращал внимание лишь на те вещи, которые могли доставить ему удовольствие.

– Разница между богатым и бедным, Пруэл, не в количестве серого вещества, – сказал однажды Лесу мистер Монтрофорт. – А в количестве хрустящих зеленых долларов. И только в этом. Не позволяй никому утверждать, что ты беден, ибо мысли твои убогие. Ты, беден, если у тебя нет двух никелей, чтобы потереть их друг о друга – вот когда. Богатый вынимает пачку кредиток и покупает все, что ему захочется. Бедный того, что ему хочется, купить не может. В этом – различие. А вся эта брехня насчет силы интеллекта не стоит бейсбольного мяча десятилетней давности. Если бы за счет этого интеллекта кто-нибудь мог бы разбогатеть, самыми первыми пролезли бы в миллионеры разного рода гипнотизеры и телепаторы. Так нет же – никого из этой шараги там нет. И не спорьте со мной, Пруэл. Я знаю, о чем говорю.

Собственно, с мистером Сильвестром Монтрофортом никто и никогда и не спорил. Мистер Монтрофорт был инвалидом – без обеих ног и с сильно деформированным позвоночником, но обладал даром убеждать собеседника в чем угодно – даже в том, что они вдвоем могут составить на ближайшей Олимпиаде неплохую команду по теннису.

И поэтому мистер Монтрофорт не только не разделял апатии, охватившей всех после гибели Эрни Уолгрина, но высказывал убеждение, что именно в такие дни хорошая компания должна показать товар лицом. Каждый может продать нефтяную скважину бензиновому концерну, говорил он. А вы попробуйте продать им пустую скважину. Если удастся – значит, деньги на ваше обучение шли не зря.

И поскольку Лес Пруэл тоже не решился спорить с мистером Монтрофортом, то вскоре уже летел в столицу Республики Умбасса.

– Продай им побольше разных приборов. Они любят приборы. Они блестящие, – напутствовал его мистер Монтрофорт.

– Они же не смогут ими пользоваться.

– Какая нам разница? Если хотят – пусть получат! А пользоваться они не умеют даже большими пальцами. Так что побольше железяк. Например, радары.

– У них же нет самолетов.

– Неважно! Напугай их – якобы их собирается бомбить соседнее государство. А я как раз продам этим соседям пару списанных бомбардировщиков. Ну, вперед!

И он прилетел в Умбассу. И выяснилось, что Пожизнедному президенту Народно-демократической республики очень нужен радар. И даже не один, а много радаров. Лучше всего с блестящими кнопками. Ими он будет сбивать самолеты в небесах – над всем миром.

Лес Пруэл терпеливо разъяснил президенту, что радаром самолеты сбивать нельзя. Но при помощи его можно увидеть, где находятся самолеты, и тогда они не смогут прилететь под покровом ночи и сбросить бомбы на дворец, где президент мирно спит в окружении верных маршалов, генералов, генералиссимусов и главнокомандующих. Для этого – и только для этого – изобретены радары.

Но президенту был нужен радар, который может сбивать самолеты в небесах – над всем миром.

– Такого не существует, – развел руками Лес.

– Тогда его продадут мне русские.

В голосе президента слышалась угроза.

– А-а, – закивал Лес. – Вы имеете в виду дестабилизатор. Да, если он у вас есть, вас не достанет ни одна бомба. Но он имеет одно свойство, которое...

– Какое свойство?

И Лес объяснил.

– Дело в том, что вся сеть уловителей, обслуживающая этот агрегат, может оберегать жизнь только одного человека. Есть у вас в стране такой человек, жизнь которого следовало бы спасти, даже если при этом погибло бы все население?

Такой человек в стране был, разумеется. Им оказался сам Пожизненный президент. И Лес расположил на аэродроме рядом с самолетами, которые уже давно не могли летать, сложную электронную систему. Система эта целиком состояла из начищенных до блеска старых телевизоров, приемников и магнитофонов и стоила никак не меньше четырехсот долларов. Старому корпусу от рации «Зенит» умельцы из «Палдора» придали форму авиабомбы. В корпус была вставлена батарейка, а над ней – лампочка. Лампочка была красной. Она мигала.

Пожизненному президенту предлагалось все время носить этот хитроумный прибор в правом кармане кителя – и на его превосходительство никогда не упадет ни одна вражеская бомба. Стоило же спасительное устройство всего лишь два миллиона триста тысяч долларов – меньше, чем самый дешевый русский истребитель.

Пожизненный президент с гордостью рассказал в интервью американскому репортеру, как он, с помощью технического прогресса, получил абсолютно надежную систему противовоздушной обороны, которая стоит меньше, чем самый дешевый самолет. О самой системе он, конечно, не станет рассказывать – это военная тайна, но ни одна вражеская бомба отныне не достанет его. На протяжении всего интервью президент не вынимал руку из правого кармана.

В благодарность президент Республики Умбасса решил подарить Лесу Пруэлу меч. Но, разумеется, нельзя было дарить меч, не обагренный кровью – это было бы оскорблением чести воина. И поэтому его превосходительство велел принести меч в резиденцию, охрана притащила с улицы мальчишку с искалеченной ногой – и Лес Пруэл, глядя, как кровь подростка заливает бетонный пол, понял, что больше он не будет работать на «Палдор». Он превратился в одного из коммивояжеров мистера Монтрофорта – а это занятие не очень-то нравилось ему. Ему не нравился товар. Не нравились покупатели, и чрезвычайно не нравился в этой роли он сам.

– У вас невеселый вид, – заметил Пожизненный президент. – Что, не нравится подарок? О, это очень, очень хороший меч – ну нас очень, очень много мальчишек, и не хромых, а совсем здоровых, мой друг! Мы идем семимильными шагами по пути прогресса – и на этом пути нам они не понадобятся.

– Кто «они»? – спросил Пруэл. Он думал об Эрни Уолгрине.

– Те, кого без устали плодят наши женщины! От них и так один толк – работа в трудовых бригадах. Ах, мы бы продавали их, если бы вы хотели купить – но ваши гнусные капиталистические законы не позволяют вам этого!

Лесу Пруэлу удалось выдавить улыбку и поблагодарить Пожизненного президента за оказанное внимание – а заодно отказаться от предложения самому опробовать меч. Лес следил, как проворные черные руки заворачивали меч в потертый бархат. Он не отрываясь смотрел на эти руки – ему не хотелось смотреть в глаза.

– Фирма «Палдор» желает его превосходительству Пожизненному президенту долгой жизни и процветания.

– Да, это лучше, чем русский радар! – президент похлопал по правому карману. – О, теперь нам не нужно сбивать самолеты в небесах – эти самолеты нам ничего не сделают! Пускай капиталисты бросают свои атомные бомбы – все напрасно! Мы защищены от всего мира, от гнусных грязных сионистских орд, которые хотят обратить в рабство страны народной демократии!

– И с этого момента вы – почетный клиент «Палдора», – вставил Лес.

– А есть у вас такая штука, которая так же защищает от пуль? – радостно вопросил президент Умбассы.

– Нет.

Лес Пруэл знал, что президент непременно пожелает опробовать «эту штуку» еще на одном мальчике.

Вечер этого дня Лес Пруэл встретил уже в салоне самолета компании «Эйр Умбасса». Самолет был построен компанией «Макдонел-Дуглас», в кабине сидели пилоты из ФРГ, на земле его обслуживали французские механики. По салону сновали три выпускницы Женского колледжа Умбассы в форме стюардесс. Они могли читать по радио объявления для пассажиров почти без посторонней помощи.

В рамках государственной программы Умбассы по повышению образовательного уровня все три девицы по окончании колледжа получили степень магистра, а переспав по очереди с Пожизненным президентом – доктора философии. Две из них могли считать до десяти без помощи рук, третьей на счете «девять» приходилось помогать себе пальцами.

Лес Пруэл отказался от предложенных стюардессами кофе, чая и молока. От спиртного он тоже отказался.

– Вы совсем ничего не желаете? – удивленно спросила выпускница Женского колледжа.

– Я желаю снова возлюбить себя, – мрачно ответил Лес Пруэл.

– Тогда вам нужно перестать любить кого-то еще!

Лес Пруэл не ожидал такого простого ответа.

– В смекалке ей не откажешь, – усмехнулся он. – Вы очень умная, – громко сказал он девушке.

– Это просто потому, что я знаю то, чего вы не знаете. Скажите что-нибудь, чего не знаю я – и вы тоже покажетесь мне очень-очень умным!

Лес Пруэл закрыл глаза – но сон, который вскоре пришел, был еще хуже реальности. Во сне он смотрел в театре марионеток Панча и Джуди. Вот Панч взял огромный нож. И прыгнул прямо на Леса – и мимо него, в пылавшую огнем печку, в мгновение ока сгорев дотла. Но он успел увидеть – у Панча было его лицо, лицо Леса Пруэла. Он, Лес Пруэл, был марионеткой, посланной убивать – и убитой.

Во время прошлого приступа депрессии он добрался-таки до психоаналитика – и тот рекомендовал ему анализировать сны. Якобы то, что мы пытаемся сказать себе наяву, появляется в них в наглядных и зримых образах. Но что пытался он сказать себе в этом сне? Он – марионетка? Его дергают за веревочки? Лес проснулся от собственного крика.

– Мистер Пруэл, мистер Пруэл! – над ним склонилось испуганное лицо стюардессы.

Она пыталась успокоить его. На его прерывающиеся извинения, – ему приснился не очень хороший сон, – она, покачав головой, заметила, что на такой высоте к снам следует относиться серьезно.

– Вы, белые, не верите в сны, но мы знаем, что они предсказывают будущее. Особенно если уснешь на большой высоте. Это не шутки, мистер!

– Разумеется, но я не вижу здесь ничего серьезного, – рассмеялся он.

Потом заказал джин – и почувствовал себя много лучше.

За время своей работы он успел отложить достаточно, чтобы спокойно уйти – на роскошную жизнь этого бы не хватило, но вполне могло обеспечить его и семью, и какую бы он теперь ни нашел работу, ему не нужно будет по крайней мере смотреть, как падают с плеч головы, и продавать полуграмотным уголовникам бесполезные блестящие железки.

«Реактивный синдром» его беспокоил мало – главное, чтобы ясно работала голова. По правде сказать, он и раньше не был подвержен этой странной болезни, от которой после дальних перелетов почему-то страдают многие.

Когда шасси самолета коснулось бетона полосы, в Вашингтоне был полдень. Ровно через час Лес Пруэл поднимался по пандусу к дверям здания, в котором помещался офис мистера Монтрофорта. Офис его был знаменит тем, что разные участки пола могли с помощью гидравлической подачи, пульт управления которой находился в столе мистера Монтрофорта, подниматься и опускаться на любую высоту. Делалось это отнюдь не для того, чтобы мистер Монтрофорт мог ощутить власть над посетителем, глядя на него сверху вниз; наоборот, посетитель должен был чувствовать себя во всеоружии, взирая сверху вниз на хозяина кабинета. Мистер Монтрофорт не любил, когда сделка проходила слишком уж гладко. Чем круче – тем лучше, – бывало, наставлял он сотрудников. Если впаришь все покупателю без сучка и задоринки – чувствуешь себя не в своей тарелке, а потому пускай поартачатся.

Но когда вместо покупателя перед взором мистера Монтрофорта предстал небритый и хмурый Лес, мистер Монтрофорт страшно удивился.

– Я ухожу, шеф, – слова прозвучали как удар грома.

Темные пронзительные глаза на красном заостренном лице мистера Монтрофорта вспыхнули вдруг выражением внезапной радости. Одарив Леса самой обворожительной улыбкой, какую только могли гарантировать усилия зубных техников, он нажал кнопку на подлокотнике инвалидного кресла.

Лес Пруэл следил, как кресло мистера Монтрофорта начало медленно опускаться, словно уходило в зыбучий песок. Когда безволосая голова мистера Монтрофорта оказалась на уровне колен Пруэла, пол остановился.

– Выкладывай, что там у тебя, парень.

– Я больше не желаю работать здесь, мистер Монтрофорт.

– У моего секретаря в столе лежит бланк контракта на десять лет – и прежде чем ты выйдешь из моего офиса, в нем будет стоять твое имя, Пруэл. Мне нравится твоя хватка, старик. Черт возьми, ты думаешь, я отпущу того, кто способен продать старый металлолом на четыреста долларов за два миллиона? Брось, парень, ты же не уйдешь от меня! Я же ведь люблю тебя. Лес Пруэл, Л-Ю-Б-Л-Ю – вот такими большими буквами!

– Такими же большими буквами заявляю – я У-Х-О-Ж-У, мистер Монтрофорт.

– Черт возьми, что-то ведь гложет тебя, и совершенно напрасно! У тебя самая клевая работа в самой клевой компании – и самое клевое будущее во всем мире! Тебе же нигде больше не будет так хорошо – а потому давай, парень, как раньше, работать вместе! Ты же ведь не новичок с парой акций и видом на повышение, которое будет Бог знает когда. Ты – кусок жизни нашей команды, и если перестанешь вместе с нею дышать – нам всем будет не хватать воздуха, понял? Так в чем дело, в конце концов?

– В Эрни Уолгрине. Мы потеряли его – а мы не должны были этого позволить. Я уже освоился с ролью продавца и почти забыл, что по профессии я – охранник. А ведь в свое время я гордился этим, мистер Монтрофорт! Гордился тем, что я делал. И вот этой-то гордости мне и не хватает сейчас.

Лес Пруэл почувствовал, что наконец выговорился. Машинально взглянув на свои руки, он с удивлением почувствовал, как слезы – слезы облегчения – подступают к глазам.

– Когда я охранял президента, то получал столько, что мог сосчитать на пальцах одной руки, не мог даже сводить семью в ресторан – и все равно страшно гордился своей работой. Даже когда потеряли Кеннеди... Было ужасно горько, но я все равно гордился, потому что мы сделали все, что могли. А сейчас я не чувствую этой гордости, мистер Монтрофорт.

Над краем ямы в полу показалось мощное безволосое темя, затем – горящие темные глаза, нос, напоминавший острый фаянсовый осколок, и щеривший два ряда великолепных зубов рот, словно пересаженный от двадцатилетней старлетки с рекламы зубной пасты. У самых колен Пруэла закачались хилые покатые плечи; затем появились подлокотники, верх колес, и вскоре лицо шефа оказалось на уровне лица Пруэла. Мистер Монтрофорт улыбался.

Лес Пруэл вдруг осознал, что никогда не видел шефа без улыбки на красной физиономии – и каждый раз это был верный признак того, что в уме у мистера Мотрофорта созрела какая-то сделка.

– Я вообще никогда не чувствовал гордости, Пруэл, – сказал мистер Монтрофорт.

На мочке его уха повисла большая капля пота – и, вздрогнув, сорвалась вниз, как будто собравшиеся в ней микробы единогласно проголосовали за невозможность дальнейшего пребывания на лице этого человека.

В первый раз Сильвестр Монтрофорт не пытался предложить – пардон – продать что-то Лесу Пруэлу. Вместо этого он открыл нижний ящик стола и извлек оттуда квадратную бутылку с темной жидкостью. Ловким движением левой руки он вынул из ящика два стакана и, поставив на стол, наполнил их доверху.

Мистер Монтрофорт не предлагал выпить с ним – он приказывал сделать это.

– Ну, хорошо, ты уходишь. На-ка вот, глотни. Пей и слушай.

– Я знаю, что у вас некоторые проблемы, мистер Монтрофорт...

– Проблемы, Пруэл? Так я тебе скажу – больше это напоминает процедуру распятия. Тебе никогда не приходилось видеть на лице человека, с которым встречаешься в первый раз, широченную улыбку – и знать, что у него внутри уже включился сигнал «пожалей убогого»? Чтобы не скривиться от отвращения, он скалит зубы! А женщины? Представляешь, чего стоит мне наладить хоть какие-то отношения с женщинами? Я ведь не такой, как вы все – и даже не инвалид, Пруэл! Уродливый гном, скрюченный и безногий – вот кто я такой! Мерзкий карлик! И не нужно пудрить мне мозги – я-де просто-напросто «человек с физическими недостатками»! Я вовсе не человек! Мерзкий карлик – и по-другому относиться ко мне вы никогда не сможете! Человек – это ты. И все остальные. А я мутант! И если бы естественный отбор работал нормально – способности оставлять потомство я тоже был бы лишен. Но выживают, как известно, сильнейшие. Остальные уроды вроде меня лишены этой приятной функции, Пруэл.

– Простите, но во многом вы даже превосходите обычных людей. Ваш разум, ваша воля... – От волнения Лес Пруэл глотал слюну. Тело мистера Монтрофорта изогнулось, словно у него заболел живот. Кивком он указал Пруэлу на стакан с зельем.

Напиток оказался сладким, как кленовый сироп. Однако вкус был вместе с тем резким – как будто кто-то выдавил в него цедру горького цитруса, например, лимона или грейпфрута. По телу Пруэла разлилось приятное тепло. Залпом осушив стакан, он почувствовал, что не прочь отведать еще – и, к своему удивлению, обнаружил у себя в руке стакан мистера Монтрофорта.

– Так вот, Пруэл, я уже сказал – я мутант. Мой разум в десять раз сильнее твоего, воля – раз во сто крепче, и вообще из теста нас лепили разного... Может быть, я лучше тебя. Может, хуже. Но главное – я не такой, как ты. А ты – просто бывший полицейский, который начал обрастать жирком. Да и все вы в вашей службе просто-напросто бывшие легавые.

– Да. Бывшие, – согласился Лес Пруэл.

– Я никогда не говорил тебе, Пруэл, каково это на вкус – наблюдать, как все эти грудастые телки идут мимо, плюнув от отвращения?! У меня нет ни одной ноги – но похоти хватит на двоих, понял? И как ты думаешь, что делает тот, кого эдак вот любят женщины? Как прикажешь ему утолять свою страсть? Лучше всего стать продавцом – не просто продавцом, а лучшим продавцом в мире!

– Лучшим в мире, – кивнул Лес.

Он допил стакан мистера Монтрофорта, но ему хотелось еще, и, привстав, он взял из рук у шефа бутылку. Отличная бутылка. Прекрасный шеф. И мир стал, как никогда, прекрасен.

– А ты любил Эрни Уолгрина, – прищурился мистер Монтрофорт.

– Любил.

Лес Пруэл припал к горлышку бутылки. Боже, как хорошо. Какая эта бутылка прекрасная. Какая замечательная бутылка...

– И ты убьешь тех, кто убил его.

– Убью тех, кто убил, – подтвердил Лес.

И понял, что немедленно сделает это.

– Ты – ангел мщения, Лес.

– Ангел. Мщения.

– Тебе нужно будет расквитаться с двоими. Один белый, другой – желтый, азиат. Кореец. Тебе расскажут, где их найти. Вот их фотографии. При них – блондинка с потрясающими сиськами... прямо как колокола господни, честное слово!

– Убью, – кивнул Лес, и кисло-сладкий лимонный вкус разлился по его жилам.

Чувство приятной расслабленности прошло, мозг стал ясным на удивление. Теперь он знал, кто убил Эрни Уолгрина. Доброго старого Эрни. Те два подонка на фотографиях, которые показал ему мистер Монтрофорт.

Изнутри медленно поднималась волна беспокойства – ведь он еще не отомстил этим двоим. Но он отомстит – и сразу все снова будет в порядке. Будет, потому что есть верное средство раз и навсегда расставить все по местам. Это средство – убить двух мерзавцев. Все это время он жил ради этого.

Вязкая духота Умбассы словно осела на нестерпимо зудевшей коже Леса Пруэла, липкая, много дней не стиранная одежда лишала поры притока воздуха, тело его горело.

Но все это было неважно. Важным было одно – неземное, благодатное тепло, наполнившее его после первого глотка из волшебной бутылки. Но вскоре он почувствует себя еще лучше. Когда сделает то, что все эти дни его мучило.

Неужели он уже попрощался с мистером Монтрофортом? Пруэл обнаружил, что стоит посреди улицы, Вашингтон раскален от солнца, и он сейчас выблюет все грейпфруты и все лимоны, которые когда-либо пробовал. Лимонно-желтый свет застилал глаза. Солнце вонзило свои лучи в его голову, оно пахло грейпфрутом. Что-то сильно ударило его по темени...

... Руки, чьи-то мягкие руки прижимали к его голове что-то мягкое, причиняя нестерпимую боль. Но это было неважно.

Внезапно он пожалел, что это ощущение не приходило к нему раньше, давно, когда его готовили к Службе. Тогда он думал, что ни за что не справится...

Что-то со звоном выстрелило около его уха. Свет солнца померк. Теперь к его голове прижимали что-то холодное. Он чувствовал жажду. Ему дали воды. Теперь ему хотелось грейпфрута. Грейпфрута поблизости, видно, не было... но после того, как он отомстит за Эрни Уолгрина, ему позволят, конечно же, вновь глотнуть из бутылки.

– Ты видишь вон там ребенка? Стреляй, – произнес чей-то голос.

– Да, да, – закивал Лес Пруэл.

Где его пистолет? Он не может стрелять, раз у него нет пистолета.

– Мы дадим тебе такой, из которого нельзя промахнуться, – пообещал голос.

Женский крик. Почему кричит эта женщина?

– Он убил его! Этот человек застрелил ребенка!

Она уже указывает на него...

– Убей ее! – приказал тот же голос.

Вот так. Больше ей кричать не придется. И правильно – потому что все шло правильно здесь, перед зданием центра Эдгара Гувера, от которого к нему приближались те двое, что убили Эрни Уолгрина. Скуластый парень в черной майке и сморщенный азиат в кимоно.

Он снова услышал голос и понял, что он идет не снаружи, а изнутри него, звучит где-то в его мозгу. Он будет слушаться его, и делать все, что он ему скажет – а потом все, совсем, навсегда будет спокойно и хорошо.

– Убей корейца! – приказал голос.

Азиат упал, взмахнув полами кимоно.

– Теперь белого.

Скуластый парень упал, беспомощно вцепившись в свою черную майку.

– Хорошо, – похвалил голос. – Теперь можно убить себя.

И тут Лес Пруэл понял, что у него действительно есть оружие, и увидел в своих руках винтовку; указательный палец правой лежал на спусковом крючке.

А как же грейпфрут?

И почему визжит вон та грудастая блондинка?

И что же будет с милым мистером Монтрофортом и его сексуальными проблемами?

И... Эрни Уолгрин? Добрый старый Эрни? Где он, что с ним?

– Нажимай, – голос зазвучал вновь.

– Ой, да. Простите, – испугался Пруэл.

Пуля тридцать пятого калибра вошла в его мозг, как грузовик, врезавшийся в бахчу с дынями. Разлетелась вдребезги пазуха решетчатой кости, разворотив осколками обонятельную луковицу – Лес Пруэл никогда больше не почувствует аромат грейпфрута. Медный нос пули в кашу размолол позвонки, и череп Леса Пруэла развалился на части, словно яичная скорлупа.

Мозг Пруэла умер на мысли о том, сумеет ли он увидеть вспышку пороха у дульного среза. Органы его зрения, правда, сумели дать ответ – но послать его в мозг они уже опоздали.

Ответ был положительный.

Других вопросов у Леса Пруэла не возникло.

И обонятельная луковица больше ему не понадобилась.