Ужас в белом доме

Глава пятая

Мисс Виола Пумбс пребывала в радостном волнении. Разумеется, именно она найдет таинственного убийцу! И этот симпатичный маленький азиат – ой, он столько рассказал ей про... про покушения. Пупси и его комиссия будут просто в восторге! Может быть, его даже сделают сенатором или губернатором, а она... она тогда тоже должна получить хорошую должность, не какого-то там инспектора, а вице-губернатора... в общем, как там у них называется второе лицо после шефа?

Но сначала ей нужно еще кое-что сделать...

– Не снимая лифчика? – разумеется, такие вопросы может задавать только этот противный Римо.

– Лифчика? Я никогда не снимаю его при людях, мистер Уильямс! Я не эксгибиционистка. Я – сотрудник аппарата федерального правительства Соединенных Штатов Америки, и сниму лифчик только по прямому распоряжению избранного законным путем представителя американского народа!

Выпад мисс Пумбс, как ни странно, убедил Римо. Ладно – может, он и больше нее знает об убийствах и всяких таких вещах, но в конце концов, свои права есть и у нее тоже. И помогала она, надо отдать ей должное, как могла – связалась со Службой безопасности, договорилась с заместителем ее начальника о приеме, и они все втроем прибыли в Вашингтон, и сейчас собираются встретиться с этим самым заместителем и задать ему пару вопросов. Важных вопросов. Виола Пумбс уже знала, что они важные – ей заранее объяснили, что она все равно в них ничего не поймет. Это могло означать лишь две вещи: либо они не хотят говорить ей, в чем дело – либо она действительно ничего не сможет понять. Она вообще мало что понимала, но твердо знала, одно: если попросить мужчину о чем-нибудь, пока он весь дрожит от желания – он ни за что и ни в чем не откажет; зато потом, когда он удовлетворен и чувствует себя прекрасно, просить у него что-нибудь – дело гиблое.

Подобная душевная простота принесла Виоле Пумбс в ее двадцать четыре года семьдесят восемь тысяч в будущем пенсионном фонде, три тысячи в акциях «Филипс Додж», восемь с лишним тысяч на текущем счету и по меньшей мере четырнадцать тысяч в год от американских налогоплательщиков. Ей удалось совершенно правильно рассчитать, что ее лучшие годы приходятся на промежуток между нынешним возрастом и цифрой «тридцать» – и именно в этот промежуток придется как-то научиться обращаться с данным ей от природы серым веществом. Если, конечно, она не выйдет успешно замуж. Но в наши дни это, увы, отнюдь не легко – особенно если учесть, что предпочтителен жених, зарабатывающий несколько больше, чем сама мисс Виола.

И сейчас, пока ни один из ее новоявленных друзей не переступил еще порога заместителя начальника Службы, она собиралась позвонить своему шефу – председателю президентской комиссии.

– Привет, Пупси! – взвизгнула она, когда секретарша наконец соединила ее с кабинетом.

Секретарша шефа уже несколько месяцев пыталась освоить навыки управления телефоном, но каждый раз, когда она уже была близка к заветной цели, приходило время брать отпуск для подготовки к очередному конкурсу – на будущий год секретарша надеялась получить титул Мисс Индианы.

– Я в Вашингтоне, милый, – прощебетала Виола.

– Черт, ты не должна здесь быть! Мы ведь договорились встретиться в этот уик-энд в Миннеаполисе. Ты хоть помнишь, в чем дело? Ну, насчет того, что убийство этого Уолгрина как-то связано с угрозами в адрес президента? Я ведь за этим тебя и послал туда!

– О, да, да, милый, я все расследую. И благодаря мне ты скоро прославишься! Ты будешь знать все-все, что только есть об убийствах!

– Я хочу знать только одно – как бы выбить побольше деньжат для нашей комиссии.

– А на убийствах можно заработать? – спросила Виола.

– Целое состояние. Ты что, не читаешь книжек и не смотришь детективов по телевизору?

– А сколько именно? – пожелала уточнить мисс Виола.

– Ах, оставь, – досадливо поморщился на том конце провода конгрессмен Крил. – Возвращайся обратно в Миннеаполис и следи за домом. Или не следи. Но сиди там, пока я сам не приеду.

– Ну так сколько все-таки?

С подобной темы Виолу было нелегко сбить.

– Понятия не имею. Я слышал, что один парень только что получил триста тысяч от издателя за свою книжку – «Вопль о пощаде», кажется. Это про то, как продажные американские чиновники инспирируют убийства, моя дорогая.

– Ты сказал – триста тысяч долларов? – медленно повторила Виола.

– Ну да. Давай, детка, возвращайся в Миннеаполис.

– А в мягкой или твердой обложке? – вопросы посыпались из Виолы, как из мешка. – У кого осталось право на перевод? И на экранизацию? Плата за телеверсию была тоже оговорена в контракте? И... и гонорары от читательских клубов – был там этот пункт или нет?

– Да не знаю я! Когда речь заходит о его величестве долларе, ты словно с цепи срываешься, детка! Ты просто маленькая жадина. Виола. Виола! Виола! Где ты?

Под звуки своего имени, рвущегося из трубки с разными интонациями, Виола Пумбс медленно нажала на рычаг.

Выйдя из телефонной будки в здании Министерства финансов, она направилась прямо к ожидавшему в вестибюле маленькому милому азиату и наградила его звонкими поцелуями в обе морщинистые щеки.

– Не следует до меня дотрагиваться, – поморщился Чиун. – Если уж тебе непременно хочется трогать, трогай вот этого. – Он указал на Римо. – Он это любит.

– Вы уже готовы, мисс Пумбс? – тяжко вздохнув, спросил Римо.

– Готова, – кивнула Виола.

– Первое, что ты должна запомнить, дитя мое, – вещал Чиун, пока они шли к лифту, – что само по себе убийство пользуется дурной славой в этой стране, потому что здесь всем заправляют любители. Именно они, с их жаждой убивать без разбора и четких условий, представляют позор любой нации. Я говорю это тебе для того, чтобы ты рассказала все слово в слово своей Комиссии и они узнали наконец правду – ибо я опасаюсь, что если что-то не сладится, обвинение падет на меня. А не сладится ничего – потому что мне так и не дали руководить этим делом.

– Чиун, – попросил Римо, – заканчивай, а?

Заместитель директора Службы безопасности отвечал непосредственно за охрану президента. Он никогда никого не принимал в своем кабинете – потому что там хранились списки тех, кто отвечал за охрану Белого дома, охрану президента в официальных поездках, на отдыхе и, что хуже всего – во время публичных выступлений.

Заместителю директора было сорок два года; выглядел он на шестьдесят с хвостиком. Седые волосы, глубокие морщины на щеках и вокруг рта, темные набрякшие мешки под глазами, в которых застыло выражение затаенного ужаса.

Разговаривая, он то и дело подносил к губам стакан с разведенным «Алка-зельцером», которым запивал желудочные таблетки. Они единственные могли справиться с тем количеством сока, которое вырабатывал его давно расстроившийся пищеварительный тракт. Борьба с этой жидкостью давно превратилась в навязчивую идею; и если другие мужчины его возраста просыпались среди ночи, разбуженные желанием бежать в туалет – он в этих случаях тянулся к столику с таблетками. Вообще спал урывками, редко.

Когда он только получил должность ответственного за охрану президента, то впервые обратился к ведомственному врачу с жалобой на нервное расстройство. На что доктор ответил, что состояние его куда лучше, чем у его предшественников, и что ему повезло – с этого года вводится новый стандарт на нервные расстройства.

– Новый стандарт? – переспросил заместитель начальника. – И какой же?

– Признаки нервного расстройства считаются несомненными, если вы начнете кромсать себе щеки ножом для бумаг. Притом если пострадает не только верхний слой кожи, но и мягкие ткани и кость. А парень, что сидел тут до вас, сжевал свои зубы до десен.

Так что, когда в его кабинете появились фигуристая блондинка, пожилой азиат и невысокий парень в черной майке и серых слаксах, который тут же развалился в кресле самым непринужденным образом, весь стол уже был завален пустыми пакетиками от желудочного зелья.

– Мне кажется, – начал Римо, – что существует связь между смертью бизнесмена из Миннеаполиса в результате взрыва в Солнечной долине и угрозами в адрес президента Соединенных Штатов Америки.

Заместитель начальника Службы кивнул, вытирая носовым платком губы – горький вкус желчи уже начал ощущаться во рту. Сделав большой глоток «Алка-зельца», он проглотил целиком облатку желудочных пилюль. Появилось ощущение, что его кишки жарят на сильном огне в подсолнечном масле. Кажется, полегчало, удовлетворенно подумал он.

– Притом прямая связь. Поэтому мы и волнуемся. Способ, которым был убит Уолгрин, заставляет нас предположить, что мы имеем дело с профессионалом – возможно лучшим в своей области.

– Вовсе нет. Лучшие на вашей стороне, – заверил Чиун.

– Простите?..

– Нет, нет, ничего, – поспешил Римо. – Не обращайте внимания.

– А вы действительно... из президентской КОЗы?

Виола Пумбс продемонстрировала ему свое удостоверение. Заместитель начальника Службы вновь закивал головой в такт пищеварительным процессам.

– Ну, хорошо. Значит, прямая связь. Абсолютно прямая. И если бы не президент Соединенных Штатов, Уолгрин и его супруга были бы живы сейчас. Я правильно понял вас, джентльмены?

– Боюсь, – признался Римо, – что не совсем понял я.

– Объясните, – попросила Виола.

– Нечего тут объяснять, – встрял Чиун. – И так все понятно.

– Вам понятно? А как же вы догадались? – изумился заместитель начальника.

– Нечто подобное происходит каждые сто лет, – с презрением отмахнулся Чиун.

И по-корейски объяснил Римо, что это – вариант все той же истории. Притчи о яме. Если кто-то хотел не убивать, а лишь устрашить императора, то выбирал себе хорошо защищенную жертву – и лишал ее жизни. Мастера Синанджу не занимались этим – убивать посторонних не входило в их правила, а получать деньги задаром вообще считалось постыдным – это расхолаживало, в членах появлялась слабость, а от слабости до смерти, как известно, один шаг.

Римо кивнул. По-корейски он понимал неплохо – правда, только северный диалект Синанджу, дальше дело пока не шло.

– Простите, что он... что он сказал? – заморгал глазами заместитель начальника.

– Он сказал, что кому-то, видимо, нужны деньги.

– Абсолютно верно – но как, ради Бога, как он узнал?!

– Старый трюк, – отмахнулся Римо. – А сколько и кому именно, если не секрет?

– Это-то как раз и секрет... Выплаты производились обычно с ведома президента – а наш новый хозяин просто не понял, в чем дело, и велел остановить платежи. Подобное случалось и раньше, при других президентах, но тех мы хотя бы могли убедить нас выслушать. А нынешний не слушает никого и ничего; у меня, говорит, есть заботы поважнее – судьбы страны и все такое прочее.

– Вы сказали, что такое случалось и раньше. Когда именно? – спросил Римо.

– Они угрожали президенту. Бывшему, я имею в виду. Тогда они дали той сумасшедшей бабе пушку сорок пятого калибра и научили ее, как подобраться поближе к трибуне. Это не сработало, тогда они подослали еще одну и передали, что если и эта провалится, они подготовят третью – и мы, вы понимаете, сочли за лучшее заплатить.

– И как долго все это продолжается?

– С того года, как убили Кеннеди. Когда кончились старые добрые времена... – Заместитель начальника поднес трясущимися руками к губам стакан и залпом выпил остаток жидкости. Он специально заказывал себе серые рубашки с разводами – чтобы пятна от «Зельцера» и просыпавшегося желудочного порошка были не так заметны. – Стеречь президента – все равно что спать на мине замедленного действия, – опустив глаза выдавил он.

– Ну ладно, – Римо кивнул. – Допустим, президент велел остановить выплаты. Что же из этого получилось?

– Нас предупредили, что жизнь президента в опасности.

– Каким же образом вас предупредили?

– Телефонный звонок. Мужской голос. Резкий. По-моему, южный акцент. Лет сорока-пятидесяти, кто такой – понятия не имею.

– Начните выплачивать снова. Это должно остановить его.

– Об этом мы уже думали. Но как выйти с ним на связь – вот в чем загвоздка. А может, он уже принял решение, и президенту осталось жить полчаса? Что у него в голове – кто знает? Решил выпустить джинна, так сказать.

– У вас есть какие-нибудь причины так думать?

– Только одна. Когда он звонил, то сказал, что перед тем, как убить президента, убьет еще кого-нибудь – в качестве демонстрации.

– И выбрал Уолгрина, – задумчиво кивнул Римо.

– Ну да, – обреченно кивнул хозяин кабинета. – А кем раньше был Уолгрин – вы знаете?

– Бизнесменом.

– И бывшим сотрудником Службы безопасности. И уже после ухода в отставку ему снова пришлось поработать на нее – выполнить спецзадание.

– Какое именно?

– Доставить по адресу деньги – чтобы предотвратить покушение... покушение на президента, – хозяин кабинета как-то обмяк. – И его смерть – это не просто демонстрация убийцей своей силы. Ведь он убрал как раз того, кто привозил ему деньги – вот что пугает меня. Словно он пытается показать нам, что денег у него уже достаточно – и они ему больше не нужны, а нужна ему жизнь президента.

Заместитель начальника снова по привычке потянулся к стакану с «Алка-зельцером».

Чиун быстрым движением выхватил стакан из его руки.

– Остановись, о глупец! Взгляни, что ты с собой делаешь!

Губы сидевшего за столом затряслись.

– Это не я. Это моя работа.

– Нет, ты сам! И я сейчас докажу это, – Чиун сердито втянул голову в плечи. – Если умрет кто-то из твоих домашних, будешь ты вот так трястись?

– За жизнь своей семьи я не отвечаю.

– Отвечаешь – только не знаешь этого! А про работу свою ты знаешь, что она мало того что важная, но и трудная сверх всякой меры – оттого-то и изводишь себя! Слышишь? Ты, именно ты сам себя изводишь!

– И как мне избавиться от этого?

– Пойми наконец, что нельзя предусмотреть все, а главное – думай о президенте, как... как о яйце в курятнике! Ты ведь тоже стерег бы яйца, чтобы их не стащила кошка, но вряд ли сходил бы из-за них с ума – не правда ли?

Неожиданно заместитель начальника Службы почувствовал, что его организм справился с химической атакой на желудок. А может, и в самом деле, президент – это не более чем яйцо... и тут он ощутил такое невероятное облегчение, какого давно уже не в силах были дать ему никакие таблетки. Ни с чем не сравнимое чувство полного покоя – а ведь всего-то надо было заставить себя перестать беспокоиться.

Виола Пумбс давно уже потеряла нить разговора Римо с хозяином кабинета, и бросила делать пометки в заигранном у кого-то блокноте одолженным еще у кого-то карандашом.

– Что, президент может умереть?

Интересно, не успеет ли она написать книгу, предсказывающую это событие. Может, ей даже удалось бы описать в точности, как все это произойдет. Еще пару эротических эпизодов... Ой, она и сама может сфотографироваться голой на разворот! Или на суперобложку. Только как увязать ее голое изображение с президентом, человеком скромным и набожным? А, но она же сама и напишет книжку. Вот она и связь. Издатели ведь очень часто украшают обложку портретом автора. И потом, мужчинам вообще редко требуется какой-то особый повод для того, чтобы пялиться на обнаженную женскую задницу. А у нее – Виола Пумбс знала – было что обнажать.

Вопрос мисс Виолы немедленно вызвал в мозгу у заместителя видение усопшего президента, и он снова потянулся за бутылью с «зельцером». Привычное движение руки остановил, однако, длинный лакированный ноготь.

– Всего лишь яйцо. И беспокойство ничуть не поможет. Может лишь повредить. Яйцо в курятнике, – вещал скрипучий голос Чиуна.

Перед глазами заместителя встало яйцо, вдребезги разбитое пулей снайпера, размазанное по стенке из сорок пятого калибра... Горящее яйцо... Яйцо взорванное... Ну да – яичница! Или сырники с яйцом. И кому вообще нужны эти яйца? Заместитель почувствовал себя лучше. Да какое там – просто здорово!

– Простите, мистер, как мне благодарить вас?!

– Остановить глупую ложь, распространяемую о Доме Синанджу!

– О Доме Синанджу? Но я, по-моему, ничего об этом не говорил. И потом, это, кажется, какая-то легенда...

– Никакая не легенда. Это союз самых мудрых, ловких и благородных ассасинов на этой грешной земле. Поэтому, называя каких-то проходимцев «лучшими в этой области», вы оскорбляете тех, кто действительно заслуживает этого звания. Знаешь ли ты, о трясущийся белый человек, что Дом Синанджу может с легкостью поставить на колени этих «лучших»? Возможно ли, спрашиваю я тебя, сравнивать сточную канаву с океаном? И как можно сравнить этих безумных молокососов со средоточием величайшей мудрости?

– Скажите, кто вы, сэр? – глаза хозяина все еще застилали слезы благодарности.

– Беспристрастный свидетель, – угрюмо сообщил Чиун. – Скромный защитник правды и справедливости.

От своего угрюмого вида Чиун не пожелал избавиться и за стенами кабинета. Отстав от мисс Виолы Пумбс на некоторое расстояние, чтобы она не могла услышать его, Чиун, повернувшись к Римо, сказал вполголоса:

– Тучи сгущаются. Нам нужно уходить. Беда уже на пороге.

Оглянувшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, Римо удивленно посмотрел на него.

– Римо, мы не можем допустить, чтобы Дом Синанджу покрыл себя пятном неминуемого позора. Что подумает мир, если ваш президент будет в один прекрасный день разрезан на кусочки, или взорван вместе с домом, или убит выстрелом в голову – и окажется, что Дом Синанджу не только не участвовал в этом, но наоборот, обязался оберегать его?! Это невозможно, Римо. Государства возникают и разрушаются, но от этого не должна страдать слава Дома Синанджу.

– Чиун, во всем мире едва ли наберется пятьдесят человек, когда-либо слышавших о Доме Синанджу, и сорок семь из них живут в этой стране.

Ваш президент собирается умереть и покрыть наше имя позором. Вот что уготовил он нам вместо благодарности. Если бы это не оскорбляло моего достоинства, я убил бы его сам, ибо гнев мой ужасен. Неужели он осмелится бездумно пасть жертвой убийцы и обесчестить славнейшее из имен, какое когда-либо знал этот мир? Очевидно, правы те, кто утверждает, что в новых странах люди забыли всякие приличия.

– А почему ты так уверен, что президент непременно умрет, а, папочка?

– Разве то, что говорит трясущийся человек, не проникло в твои ослиные уши? Уже многие года люди твоей страны платят за свой страх золотом. Платят какому-то мерзавцу, в то время как последний из Мастеров Синанджу находится среди них! Но, очевидно, есть причина, чтобы платить – за пустой звук ведь никто не платит...

– Платят, и еще как, – возразил Римо. – Спроси у любого брокера на бирже недвижимости, чем они торгуют – на четверть дом, на три четверти – байки о нем...

– Однако станет ли делать это правительство, у которого сотни солдат, агентов и полицейских? Нет, если только те, кто защищает президента, не сознают в глубине души, что они не в состоянии уберечь его от опасности. И каждый доллар из этой унизительной выплаты жжет их души позором, Римо. Но они продолжают платить ему – ибо знают, что он-то как раз может выполнить свои обещания. И платят ему уже много лет. А он вдруг взял и убил того, кто доставлял ему деньги. Этого самого Балдаруна.

– Уолгрина, – поправил его Римо.

– Ну, или как там его. Он лишил его жизни. И уж наверное не потому, что желал увеличить сумму выплаты. Нет, он сделал это оттого, что собирается убить президента, и хотел показать тем, кто охраняет его, что их труд напрасен – вот как!

Через вестибюль к ним стремительно направлялась Виола Пумбс – бюст плыл перед ней, словно паруса фрегата в тумане.

– Все в порядке? – осведомилась она.

Римо молчал. Чиун сладко улыбнулся.

– Когда ты будешь рассказывать Комиссии, как умер ваш президент, не забудь сказать, что он по невежеству отказался от услуг Дома Синанджу.

– Не слушайте его, – посоветовал Римо. – На самом деле Дом Синанджу работает именно на президента. И – будьте уверены – спасет его. Я это вам гарантирую. Да, да, можете так и записать в свой блокнот: Мастер Синанджу обещает, что не даст упасть с головы президента ни единому волосу. И пишите, пожалуйста, поразборчивей. Это важно.

– До этого времени, Римо, я не подозревал, как жестока твоя душа, – произнес Чиун, опустив очи долу.

– Мне просто показалось, папочка, что ты заслуживаешь поощрения за самоотверженное намерение спасти жизнь президента.

– Ты – орудие мирового зла, – объявил Чиун.

– Наверняка, – согласился Римо. – Виола, надеюсь, вы поняли, что я сказал?

– Почти. Кстати, как пишется «самоотверженное»? И... нет ли у вас случайно карандаша?