Ужасы на Author.Today

Пислегин Алексей. Аспидова ночь

Страница автора: https://author.today/u/allpeacekro

- Мать, а мать, иди сюда! – крикнул Палыч. Задумчиво почесал бороду. Нет, ну это же надо такой оказии случиться. Когда внук учил этим его планшетником пользоваться, и то себя таким старым дураком не чувствовал... – Мать, ну ты где там!?

- Да иду я, старый, иду! – послышалось из зала. – Чё блажишь-то?

Дед вздохнул, взглянул на сковородку. Три благополучно разбитых яйца скворчали в дешёвом масле, плюясь горячими каплями. Пока возился, глазунья сготовилась уже – ещё немного, и подгорит снизу, а желток прожарится и смакать его хлебом не выйдет.

Сплюнул (мысленно), выключил газ. Посолил яичницу – тоже ведь не успел.

- Ну чего разорался-то, опять очки потерял? – послышалось сзади недовольное Зоино ворчание.

- Да на мне они, - буркнул, взял со стола странное яйцо. Повернулся. – Во, полюбуйся.

Бабка сощурила глаза за толстыми стёклами очков. Эти у неё – для чтения. Есть ещё, чтобы вязать. В чем разница, дед так и не понял. И для дали, конечно же. У него-то как раз только такие, зрение себе чтением не садил. А у Зои вон и сейчас книжка в руках. Внучка забыла, какие-то там «Оттенки серого». Много притом оттенков. Бабка читает, охает. Спросил как-то, чё там охать-то, а она: «Лет пятьдесят назад я б тебе сказала, а сейчас чего воздух сотрясать-то? Наше это, бабское». Вот всё начитаться и не может.

- Так, старый, я не поняла, - Зоя подбоченилась. – Я суп кому вообще варила? Хватит яйца переводить, их внуку в общежитие собираю.

- Ничё, ему хватит. А ты опять горох не доварила, он твёрдый. Знаешь же, я его терпеть не могу.

- Так на дне кастрюли он, ты сверху, сверху черпай!

- Что мне, воду одну хлебать? – Палыч отмахнулся. – Всё, хватит причитать. Ты яйцо посмотри.

Бабка покачала головой, но яйцо взяла. Покрутила в руках. Поднесла к уху и тряхнула.

- Так и чё? Дед, всё, маразм пришёл? Яйцо как яйцо, что не нравится-то? Не болтун вроде.

- А ты разбей его, разбей! – Палыч повысил голос, сунул бабке нож. Ага, маразм у него. Нет уж, покоптим ещё небо, здоровье, слава те Господи, ещё позволяет. И мозги пока – всем мозгам мозги. Пока не чипируют, жить можно...

А Зоя прошла к сковородке, тюкнула поперёк яйца ножом. Потом – ещё раз. И ещё. Пробурчала что-то под нос и пару раз попробовала разбить об бортик сковороды.

- Видала? – Палыч усмехнулся в бороду. – Такая вот курочка Ряба. Золотое, может?

- Из золота в этом доме только мои зубы, - проворчала бабка. Правда, беззлобно совсем – всё её внимание занимало яйцо. Точнее, новые попытки разбить его ножом.

- Было бы золото, - обрадовался дед. По этому поводу он всегда был рад Зою попрекнуть. – Если б ты его всё цыганке не отдала. Вместе с моей пенсией.

- Да не знаю я, как она меня уболтала! – бабка тут же завелась, как «Жигуль» с толкача. – Всё, в холодильник его убирай, внуку отправим. Не разобьёт – так хоть в этом своём интернете найдёт, что это такое.

- Мож, молоточком тюкнуть?

- По башке себе тюкни, нечего продукт переводить!

Дед забрал яйцо, хитро усмехнулся – и влепил им с размаху по полу. Зоя ахнула – яйцо же пару раз со стуком отскочило от половика, закрутилось на месте. Целёхонькое.

- Дурак старый, - кивнула бабка и, махнув рукой, двинулась на выход из кухни.

Палыч, кряхтя, наклонился и поднял яйцо. Странное ведь дело – вроде же обычное, беленькое. Не тяжелей и не крупнее любого другого. А в яичнице из-за него теперь только три «глаза». Ну ничего, сальца сейчас порежет, горчицы капнет. Горчицу Зоя ядрёную делает...

А яйцо... Яйцо – в холодильник. Ехай его.

***

- Старый, а старый! – раздался громкий шёпот над ухом. – Спишь?

- Ну чё там, - проворчал Палыч сонно. – Щас я, лягу на бок, храпеть не буду...

- Да не спи ты! – зашипела Зоя, и в рёбра ткнулся её локоть. Крепко так ткнулся, Палыч аж охнул. – Ты послушай – шум на кухне какой-то. Слышишь?

Дед много чего мог бы сказать о том, что думает и про бабку, и про слух её, и про шум, и про локоть... Но тут за стенкой и вправду что-то глухо стукнуло, зашуршало.

- Слышал, слышал? – после бабкиного громкого шёпота звуки тут же прекратились.

- Крысы поди опять завелись, - Палыч вздохнул. – Завтра в райцентр за отравой съездим. И в подпол капканы поставлю...

- Максим, страшно мне, - Зоя запричитала, и Палыч поморщился. Хотя, чего морщиться-то? Надо идти, разгонять паразитов, или до хлеба доберутся, или до крупы...

- Ладно, пойду, шугану гадов, - дед сел, почесал через майку худую волосатую грудь. Пошарил по тумбочке – но очки не нашёл. Куда засунул-то опять?

- Не ходи, вдруг воры, - бабка тут же повисла на руке. Вот баба есть баба, чего хочет то? Раз страшно – значит, надо идти и проверять. Чё тогда останавливать-то? Да и какие тут к едрёне матери воры?

- Лежи давай, - проворчал. – Ружьё возьму.

Зоя замолчала. Конечно, ни в каких воров он не верил. Но успокоить же бабку надо?

Встал, натянул треники. Из-под кровати вытянул чехол с ружьём. Оно, по-хорошему, в сейфе лежать должно. Сейф даже есть – только несподручно с ним. А участкового в селе всё равно нет, проверять некому. В их крошечном селе, в общем-то, вообще ничего нет, даже магазинов. Только почта – и та работает в понедельник, среду и пятницу.

Вынул из чехла свою двуствольную горизонталочку, переломил и зарядил патронами с дробью. Мелкой – на утку. С предохранителя, естественно, снимать не стал.

- Всё, мать, на войну иду, - усмехнулся в бороду. – Тут сиди, а то стрельну ещё с перепугу.

Судя по движению в темноте, Зоя судорожно кивнула. Без очков точнее всё равно не было видно.

***

Избу построил ещё батя, Царствие ему Небесное. Хорошую избу, большую: три комнаты и кухня с огромной русской печью. Сын сколько предлагал переделать планировку, пристройку под кочегарку поставить, печь с кухни убрать. Нет уж. Вот помрут с бабкой – и пусть что хотят делают. А пока нехай.

Чтобы до спальни добраться, надо через все комнаты пройти. Из сеней в кухню. Из кухни – в зал. Потом гостевая спальня, потом уже их с Зоей. Проходишь квадратом, так что кухня как раз через стену от их спальни. Палычу сейчас, впрочем, предстоял обратный путь.

Открыл дверь комнаты (привыкли её закрывать ещё с тех пор, когда с детьми жили), двинулся на кухню, особо не таясь. Бабка пусть что хочет думает, но шумят там крысы. Да и если не крысы, какая разница? Вор, пенсионер – не важно. Главное, у кого ружьё.

Зайдя на кухню, щёлкнул выключателем. Лампочка вспыхнула на миг – и погасла. Перегорела, зараза. В углу что-то хрустнуло. Дед повернулся, взглянул на холодильник. Тоже – хороший, здоровенный. Сын подарил.

Верхняя дверца была распахнута настежь. В холодильнике лампочка тоже давненько так уже не горела. Но сейчас... Сейчас из тёмного нутра бытовой техники светились оранжевыми пятнами два глаза навроде кошачьих. Нормально без очков всё равно было не разглядеть.

Это что, котяра в избу залез? А как он холодильник открыть умудрился?

И тут Палыч заметил свисающий из холодильника до самого пола... хвост? Сердце тут же пропустило один удар, майка вмиг прилипла к покрывшейся холодным потом спине. Это что там за зверюга-то сидит? Змея большая, что-ли? Или вообще пришелец из открытого космоса?

Несколько долгих секунд царила тишина. Замер Палыч, замерла тварь в холодильнике – просто продолжала сверлить его взглядом. Ох, и даже без очков ощущалось, что нехороший это взгляд. Может, и к лучшему, что он сейчас ни черта не видит...

Дед щёлкнул предохранителем, глазастая нечисть мягко спрыгнула из холодильника на пол, показавшись наконец целиком. Туловище – толстое, короткое, размером с двадцатилитровое ведро. И с чем-то навроде гребня вдоль хребтины. Голова с непонятными пучками по бокам. Четыре лапы и длинный хвост. Как вообще в холодильник влез – не понятно.

По телу табуном пробежали мурашки, волосы на голове зашевелились и поднялись дыбом. Палыч на негнущихся ногах шагнул назад – и неведомая тварь вдруг бросилась к нему. Как стрелял, он потом почти не помнил. Но руки дрожали так, что оба выстрела ушли в пол, порвав в клочья половик. Да и приклад к плечу не прижал толком, так что синяк был обеспечен. А уж как по ушам грохнули два выстрела в комнате!

Оглушённый, Палыч даже не сразу сообразил, что зверюга исчезла. Но почти тут же заметил, что в открытом настежь окне в хлам порвана антимоскитная сетка. А на подоконнике – тёмное пятно. Зацепил-таки. Черт-те знает как, но зацепил.

Облегчённо вздохнув, кинулся закрывать форточку. Когда закрыл – стало чуть легче. Только вот, в остальных комнатах ведь то же самое. Ох – и в спальне же! Зоя!

За спиной послышался топот. Палыч развернулся, вскинул ружьё, напрочь позабыв, что не заряжено. На кухню ураганом ворвалась Зоя. Волосы растрёпаны, развивается ночнушка... И в руках – табуретка.

- Где!? – рявкнула бабка. Обвела пустую кухню взглядом. – Кто!?

- Да вот... – Палыч опустил ружьё, растерянно почесал бороду. – Толи чупакабра, толи крокодил...

***

Палычу до сих пор поражался, что бабка ему поверила. Он бы сам себе не поверил – и вот надо же. Ещё зачем-то про то яйцо странное спросила. А что яйцо-то? Падла хвостатая в холодильнике всё сожрала под частую. Яйца – сожрала. Суп этот мерзкий, шмат сала. Фарша куриного полтора килограмма (Зоя с утра котлеты жарить хотела, достала из морозилки). Сыр, опять же... Да даже масло сливочное! Ещё и полки верхние своротила – наверное, в этот момент Зоя и проснулась от шума. Только соленья в банках остались, и всё. Хорошо хоть, самого Палыча непонятная тварь не схарчила...

Быстро закрыли окна – и тут на улице начал дико выть пёс. Ох, там же и Хагрид этот (придумали же кобелю кличку), и куры в сарае, да и вообще... Палыч пошёл проверять. И в этот раз уже реально как на войну собрался. На ноги – резиновые сапоги. Высокие, на тяжёлой подошве. Фуфайку надел – она толстая, в ней спокойней. И фонарик налобный, чтоб в темноте не шарахаться. Опоясался патронташем, снова зарядил ружьё. Дробь только теперь крупную взял, ходил с такой на косулю. Разве что очки так и не нашёл.

А ещё – ещё зверски курить хотелось. Да только когда тут покуришь? Это Шварцнегр в телевизоре с сигарой в зубах негодяев убивает пачками да штабелями раскладывает. А Палыч – он и не Шварц, и не Негр. Так что на начатую пачку черного Петра пришлось лишь бросить тоскливый взгляд да пока забыть. Вот завалит зверюгу – и накурится всласть. И одной сигаретой, ей-Богу, не отделается. Руки-то, руки как дрожат...

Бабка тоже оделась и сидела теперь с кухонным топориком в одной руке и молотком в другой. Бой-баба, Анька-пулемётчица прям. Или неуловимая мстительница. А за еду в холодильнике отомстить надо.

Палыч перекрестился и вышел из избы. Пёс всё так же выл, отчаянно кудахтали куры в сарае. Щёлкнул выключателями – в сенях и на крыльце включился свет. Хорошо, хоть тут ничего не перегорело. А вот другого освещения не было – в курятнике сейчас темно. Но это ничего, фонарик есть. А судя по шуму, кракозябра страшная там сейчас. Ох, бройлеры, сколько ж сил в эти окорочки пернатые вложили...

Выскочил на крыльцо, спустился. Бросил взгляд на кобеля – тот выл и рвался с цепи. И ведь Хагрид этот – здоровая лохматая кавказская овчарка. В темноте вообще на медведя похож. И от того, в каком он ужасе, стало совсем уж не по себе. А был бы смелее, дурак прожорливый – вместе бы на мразь хвостатую пошли.

Хотя, случится что с кобелём – хозяйка расстроится. Она девочка хорошая. Да и осталась их последней соседкой. Три ближайших избы – это дачников, сейчас пустые. Ещё одна – Петровича, Царствие ему Небесное. Хороший был мужик, да пил сильно. И жена его так же пила, Царствие ей Небесное. Как-то по осени печь растопили и спать легли. А заслонку – не открыли. Угорели, в общем. Дом пустует. Дочь Петровича продать пытается, но цену вломила...

Вот Маринка одна в соседях и осталась. Правда, сейчас и она в город умотала на лето. В школе она работает, училка начальных классов. А летом, ясное дело, отпуск...

Конечно, в деревне ещё есть жители. Вот только – далеко, за рекой. Никого рядом.

Палыч вдруг понял, что тянет время. Идти в курятник было страшно. Падла хвостатая туда залезла – под потолком окно, чтоб навоз выбрасывать, через него, наверное. У кур то крылья подрезаны, им не долететь. А падла залезла. И жрёт бройлеров. А Палыч... Палыч трусит. Прям как Хагрид.

Внезапно раздался оглушительно громкий хруст. Пёс – он же здоровый, паразит такой – вырвал из земли столбик, к которому прилажена цепь. В стороны полетели штакетины – а кобель стрелой унёсся куда-то в огород. Цепь волочилась за ним. А с ней – столбик. И Зоины клумбы разворотил...

Палыч зло сплюнул и зашагал к сараю. И понял вдруг, что кур больше не слышно. Вот и всё.

Откинул крючок, рванул на себя дверь. Луч фонарика разрезал темноту, выхватил за завесой из пуха зелёную чешуйчатую тушу. Большую тушу, раза в два больше, чем в избе была!

Палыч заорал и долбанул дуплетом. Заорала и тварь – мерзко, визгливо. Рванулась в сторону и прямо по стене поднялась – чтобы через миг выскользнуть в окно. Длинный толстый хвост остался валяться на полу – среди перьев, крови и куриного помёта.

Дед шагнул внутрь, захлопнул дверь. Дрожащими руками перезарядил ружьё – и наконец позволил себе осмотреться.

- Ох, етить ту Люсю!

***

Наверное, стоило попытаться выследить тварь. На стене остался кровавый след, так что он вывел бы куда надо. Вот только было слишком жутко. А главное, увиденное в сарае, и вовсе походило на бред сумасшедшего.

В общем, взяв с собой оторванный хвост (и ведь тяжёлый, зараза, килограмм на пятнадцать-двадцать!), Палыч отправился обратно в избу. Идти было страшно – до этого ведь точно было ясно, что чудище в курятнике, а теперь...

Хотелось думать, что бесхвостая падла теперь сидит в темноте и зализывает раны – вот только дед словно чувствовал прикованное к себе внимание, взгляд, полный невероятной злобы. Но, сколько головой не крутил, горящих оранжевых глаз так и не нашёл.

И пёс, конечно же, тоже не вернулся.

- Ладно-ладно, Хагрид, я тебе это припомню, - пробурчал под нос. В основном, чтобы приободриться от звука собственного голоса. Тишина давила, не было привычных звуков ночной деревни – молчали птицы, молчали сверчки, даже ветер будто затих и

спрятался, ожидая развязку. – Завалю аспида, а ты припрёшься на всё готовенькое. Вот он я, смотрите, всё интересное пропустил, сидел, чёрт знает где...

Уже поднимаясь по ступенькам крыльца, Палыч вдруг буквально ощутил злой взгляд в спину – словно липкое холодное касание. Дёрнулся, развернулся, вскинув ружьё... и ничего не увидел. Сплюнул и поспешил в избу.

- Ну, чего там? – тут же крикнула Зоя из зала.

- Да... Эх, - дед лишь сокрушённо махнул рукой. А как бабка показалась на кухне, швырнул на пол хвост. – Вот.

- Прибил?

- Да если бы, - увидев на столе сигареты, всё-таки решил закурить. Тяжело сел у печки, сдвинул чугунную крышку с конфорки. Хоть и не топлено, а тяга-то из трубы есть, весь дым уйдёт. – Ящерица же это большая. Чует моё сердце, мать, падла просто хвост сбросила.

Чиркнул спичками, подкурил. С сигаретой во рту пробурчал:

- Чупакабра это, мать, точно тебе говорю. Помнишь, в тот кон у Прокопенко смотрели? Что тварь неведомая кур у народа жрёт...

- А что куры-то наши? – Зоя уселась на табуретку. В руках у неё всё ещё были топор и молоток. – И кобель-то живой?

- А чего ему сделается? Убёг, паразит, столбик вырвал и убёг, - Палыч вздохнул. – А бройлеров у нас теперь нету. Кур всех чупакабра сожрала. Да ещё и выросла в два раза больше, чем была – на наших-то харчах. А петухи, это...

Дед помедлил, не зная, что сказать. А чтобы не медлить просто так, хорошенько затянулся. Произнёс на выдохе:

- В камень наши петухи превратились. Стоят, как Ильич на площади в райцентре. Каменные и обгаженные.

- Как так в камень? Прям в камень?

- Вот прям в камень. Как говорю, так и есть.

Бабка призадумалась и с минуту молчала. Палыч как раз успел докурить одну сигарету и начать следующую.

- Максим, а ты яйцо то где нашёл? – спросила вдруг Зоя. Странно так спросила, и смотрит – внимательно-внимательно. А Палыч даже растерялся.

- Мать, ты чё? Какое яйцо?

- Ну как какое, как какое?! – бабка опять завелась, забухтела. – Уж ясно дело, не твоё! Утрешнее. Которое не разбивалось!

- А, это что ли? – дед за всеми ночными волнениями о нём уже и не помнил. – Дык, в курятнике, где ещё то? В сторонке от насестов лежало одно. Я бы, может, и проглядел бы, но там жаба была...

- Жаба! – заорала вдруг Зоя, и Палыч вскочил, за озирался, водя вокруг ружьём. Никого не было.

- Мать, ты чё орёшь то? У меня сердце не железное, так ведь и помереть не долго.

- Да жаба там была, понимаешь? Жаба яйцо высидела, - возбуждённо затараторила бабка, размахивая руками. А значит – и молотком с топором заодно. – Никакая это не чупачупса, это василиск!

- Кто? Какая Василиска?

- Да не Василиска, а василиск. Может, ты знал бы, если б кроме «Колобка» ещё хоть пару книжек прочитал бы.

- Ну, я «Гуси-лебеди» читал, - пробурчал дед. – И «Курочку Рябу», опять же...

- Ну а я вот про василиска читала. Ещё и в нескольких книгах. Он рождается из куриного яйца, которое высидит жаба. Взглядом обращает в камень. И петушиного крика боится! Понимаешь? Он петухов наших сразу в камень обратил, чтоб они поголосить не успели. А курей поел.

- А меня он тоже глазёнками своими буравил, а статуей не сделал, - хмыкнул в бороду. – Что, потому что я не петух?

Бабка отмахнулась:

- Да ты взгляд его и не разглядел. Ты же без очков слепошарый. Считай, повезло.

- Как его убивать без петухов ты читала?

- Да вроде, зеркалом. Он как отражение увидит, сам себя в камень и превратит, - задумалась. – Только Гарри его всё равно мечом убил. Да и ведьмак тоже мечом бил...

- Ну, мечов тута нема, - Палыч погладил ружьё. – Вот этим справляться и буду.

- Что, опять на улицу пойдёшь?

- Пойду, - дед вздохнул. – Это здесь мы одни. А если за реку убёгнет? Там ведь и молодёжь, и детишки. Я ж себе не прощу...

На миг прервался – Зоя тоже молчала. Выбросив в печь второй окурок, дед с кряхтением поднялся:

- Ладно, чё уж, пойду. Ты это, не поминай лихом если что...

- Дурак старый... – выронив своё оружие, бабка порывисто вскочила, обняла его. Да так, что спина хрустнула.

- Ладно уж тебе, - пробурчал, поглаживая Зоины волосы – всклокоченные, седые. – Я войну пережил, и василиску твою переживу.

- Ну точно дурак, - рассмеялась Зоя. Не обидно, впрочем, в голосе её слышалось облегчение. – Ты же первого мая сорок пятого родился, что там переживать-то было...

***

Снова выйти на улицу было жутко, но Палыч лишь покрепче перехватил ружьё и заставил себя. А выйдя на крыльцо, сообразил вдруг, что там, под ступеньками, пусто, и василиск в это пространство может поместиться без проблем. И что голова чудища между ступеньками, каждая из которых, по сути, просто крашенная доска, тоже легко пролезет. Вот и как тут спускаться?

Дилемма, впрочем, разрешилась сама собой. Спускаться не пришлось. Послышался звон разбитого стекла. Кажется – из зала. А в зале сейчас...

- Зоюшка!

Дед ломанулся назад, прытко – словно вдруг молодость ненадолго решила вернуться. Распахнул дверь, ворвался на кухню. Из глубины дома слышались глухие удары о дерево и знакомое уже верещание аспида.

Палыч проскочил зал – пустой. Краем сознания заметил осколки стекла на полу... и пятна крови. Подняв перед собой ружьё, шагнул в гостевую спальню. Бесхвостый василиск долбился в закрытую дверь последней комнаты. Услышав деда, развернулся и заверещал. Морда его была заляпана кровью.

- Падла! – прорычал Палыч и выстрелил. Василиск извернулся, и дробь попала ему куда-то в зад и в бедро. Подволакивая заднюю лапу, бросился на Палыча. А сам Палыч – выстрелил снова, почти в упор.

Заряд дроби превратил морду твари в месиво, погасил оранжевые огоньки глаз. В стороны брызнула кровь – но василиск не остановился. Дед похолодел, мысленно успев себя похоронить. Но всё же влепил аспиду пинок тяжёлым сапогом со всей дури. Знать бы ещё, откуда эта дурь взялась...

Гад заверещал, повалившись на бок, засучил лапами, когтями раздирая залитый кровью палас. Дед разломил ружьё, вытряхнул отстрелянные гильзы. Рванул из патронташа новые, перезарядил. А василиск тем временем снова поднялся на ноги, собрался, словно пружина, готовясь к прыжку. Но Палыч оказался быстрее. Ткнул двустволку почти что аспиду в пасть и долбанул дуплетом.

Василиск повалился на пол. Пару раз дёрнулся в конвульсиях – и наконец то замер без движения. Дрожащими руками дед снова перезарядил ружьё. И снова выстрелил. Фильмов он видел много. Герои кино о контрольном выстреле всегда забывают. Палыч не забыл.

- Зоя! Зоюшка! – крикнул, обессиленно уронил на пол ружьё. – Ты там как? Живая?

Двинулся к двери на ватных ногах. Возраст будто бы решил напомнить о себе, возмущённый недавним притоком сил. Гулко билось в груди сердце, кровь молоточками долбилась в висках, в ушах гудело. Но это было не важно. Важно – что там с Зоей?

Дверь распахнулась, и Зоя с криком кинулась к нему. Обняла, и дед, потеряв равновесие, шагнул назад. Опёрся спиной о стену. И даже не заметил, как вместе с Зоей по этой стене сполз на пол. Силы покинули совсем.

- Зоя, Зоюшка... – бормотал, гладя седые волосы. А бабка навзрыд ревела, не говоря ни слова. – Целая... Живая...

- Я... Я топором ему дала по башке – и бежать, - всхлипнула Зоя. – Ну и страшный же, скотина...

- Страшный, страшный, - согласился дед. – Больше никогда кур не заведём, мало ли. Не дай Бог, в следующий раз Змей Горыныч вылупится...

Зоя облегчённо рассмеялась. Вздохнула:

- Что делать-то теперь будем?

- Ну... – Палыч задумчиво почесал бороду. – На телевидение позвоним. Нас теперь тоже покажут у Прокопенко.

8 октября 2021