Украденная беременность

— Ел бы и ел, — произнес он, — хотя вроде привык обходиться без завтрака.

— Наложить еще? — тут же отреагировала Фифа.

— Нет, пожалуй, хватит. Боюсь тебя без завтрака оставить.

— Ну, я бы еще теста замесила, если что, — улыбнулась девушка.

— Не стоит. Я — за умеренность в еде.

— Согласна, — Фая покивала. — Переедание ни к чему хорошему не приводит. Но и всухомятку питаться нехорошо. Ты вот вечером, я видела, бутербродами ужинаешь…

Лукьянов вздохнул и замялся, не зная, что ответить. Но под вопросительным взглядом собеседницы сдался и сказал правду:

— Понимаешь, сам я готовить не умею — совсем. А ресторанная еда мне не нравится, такое ощущение всегда, будто она какая-то неживая.

— А как я готовлю, тебе нравится?

— Очень! — искренне похвалил Федор.

— Тогда предлагаю питаться в складчину, как студенты. Мне нетрудно на двоих приготовить.

— Никакой складчины! — возмутился и одновременно улыбнулся директор компании InSecT. — Или я не мужчина и не способен добыть мамонта? Продукты с меня!

— Договорились! — Фаина не считала себя сторонницей европейской модели, когда женщина везде платит за себя сама и обижается, если ей подают пальто или открывают и придерживают дверь. — Тогда, может, прогуляемся после завтрака вместе в магазин? Заодно определимся с меню на обед и на ужин.

— Заметано, — согласился Лукьянов.

Фая строго придерживалась своего обещания, и с того дня Федора каждый вечер ждал вкусный свежий ужин.

***

Фаине тоже было приятно думать о прогулках и совместных ужинах с Лукьяновым, однако куда больше ее душу грело другое воспоминание.

…Чтобы не сидеть безвылазно в спальне, где у нее имелось специально оборудованное и очень комфортное рабочее место, женщина приноровилась выполнять некоторые несложные этапы работы над заказами в гостиной, в кресле, подле которого стоял журнальный столик. В один из выходных дней туда заглянул Федор:

— Работаешь или серфишь в сети? — поинтересовался нейтрально.

— Довожу до ума один проект. Осталось кое-чего по мелочам, завтра-послезавтра планирую сдать, — отозвалась Фифа.

— Не помешаю, если посижу тут с тобой?

— Ничуть.

Мужчина благодарно улыбнулся и устроился в соседнем кресле с планшетом на коленях. Некоторое время оба пытались смотреть каждый в свой монитор, но долго сидеть в тишине у них не получилось: Федор то и дело соскальзывал взглядом на сидящую поблизости молодую женщину, зависал то на ее золотистой косе, перекинутой через левое плечо, то на круглых коленках, обтянутых легинсами бледно-синего цвета, то на порхающих над клавиатурой пальчиках…

Молодая женщина, разумеется, чувствовала внимание Лукьянова, но, слегка нахмурив аккуратные прямые брови, упрямо пыталась игнорировать его взгляды и вздохи. Завершив самый сложный этап из намеченных, то ли сдалась, то ли смилостивилась и оторвала глаза от ноутбука:

— Ну, вот, дальше совсем просто, — сообщила бодрым тоном.

— Все еще дорабатываешь сайт для центра детского досуга и творчества? — удивил ее Федор тем, что помнит их давний разговор.

— Нет, тот заказ я уже сдала, теперь вот взяла кое-что попроще. Вообще, не хочу сейчас браться за сложные и длительные проекты, ведь через пару месяцев мне в декретный отпуск идти…

— Кстати, все хотел поинтересоваться, да к слову не пришлось, — Лукьянов отложил планшет и полностью развернулся к собеседнице, — какой у тебя был дипломный проект?

— О! Эта была та еще задачка, — хмыкнула Фая, — я разрабатывала адаптивный дизайн интерфейса для стандартных CRM.

— Насколько понимаю, ты с этой задачей справилась, — заметил Федор, и в глазах его вспыхнул неподдельный интерес человека, влюбленного в свое дело. — Хотелось бы взглянуть на твою разработку.

— Сейчас покажу, — тут же согласилась Фифа.

Она свернула окно с незавершенным проектом, отыскала и открыла папку под названием «диплом» и поставила ноутбук на столик так, чтобы Федор тоже мог видеть экран. Несколько минут они обсуждали технические моменты. Человеку со стороны эта беседа показалась бы разговором на птичьем языке, но сами собеседники понимали друг друга прекрасно.

— Очень красивое решение, — заявил, наконец, Федор. — С этим проектом ты вполне могла подать резюме в нашу компанию: мы приняли бы тебя без разговоров! Я, конечно, не Марк Цукерберг, и масштабы у InSecT куда скромнее, но в профессиональном плане ты бы встала на ступень-другую выше, чем сейчас.

— Я подавала, — усмехнулась Фифа.

— И твою кандидатуру отвергли?

— Как видишь…

— А кто тебя собеседовал?

— Егорьев, — назвала женщина фамилию человека, похоронившего ее амбициозные планы по трудоустройству.

— Понятно… Он у нас уже не работает. Пожалуй, нужно будет пересмотреть заявки всех соискателей, которым он отказал. А ты… не хотела бы войти в штат моих сотрудников?

— Может, со временем, — неуверенно проговорила Фая. — Точно не раньше, чем на свет появится малыш.

Женщина невольно положила одну ладонь на свой округлившийся животик, другой, выгибаясь и невольно морщась, потерла чуть затекшую поясницу. Глаза Федора потеплели, он открыл рот, чтобы предложить свою помощь, но тут Фаина схватилась за живот второй рукой и громко ойкнула…

— Что?! — испугался Лукьянов. — Тебе больно? Где?

— Нет, не больно… Ребеночек зашевелился, и я это почувствовала — впервые!

Фая переместила ладонь чуть вниз и вновь прислушалась к своим ощущениям.

— Вот! Точно! Опять толкается! — сообщила восторженно.

В этот момент Федор вдруг понял разом всех нищих и голодных, которые смотрят через витрину на румяную буханку хлеба и не могут насмотреться. Он почувствовал себя таким же нищим, ведь рядом сидела женщина, которая уже поселилась в его сердце, и говорила о том, что в ее чреве шевелится его ребенок, а он… он не смел прикоснуться к ней.

Лукьянов не мог ничего: ни положить по-хозяйски руку на ее животик, ни прижаться к нему щекой или губами… Желание ощутить движение маленькой жизни было так велико, что у мужчины защипало в глазах. Он невольно снял и отложил в сторону очки, сжал зубы и задержал дыхание, пытаясь унять взбрыкнувшее и сорвавшееся в галоп сердцебиение…

— Это чудесно, — выдавил сквозь стиснутое спазмом горло. — Я разделяю твою радость, Фая.

Фаина всегда была чуткой и наблюдательной. И даже в эту минуту, когда все ее внимание было приковано к внутренним ощущениям, она все же сумела заметить и понять все, что происходит с мужчиной, который сидел рядом.

Она первая потянулась к нему, взяла за руку, предложила, чуть смущаясь:

— Хочешь послушать?

— Да… — выдохнул Федор, соскользнул со своего кресла и опустился перед Фифой на колени.

Он вдруг совсем разучился говорить, но слов и не требовалось: Фая просто взяла его ладонь и прижала к своему животику.

— Погоди, сейчас, наверное, снова зашевелится, — шепнула едва слышно, словно боясь спугнуть то ли будущего ребенка, то ли его отца.

Малыш не подвел и почти сразу снова толкнулся — точно в центр мужской ладони.

— Давай, маленький, отпинай папочку, — засмеялась Фаина и этой шуткой удачно сняла напряжение и убила напрочь весь пафос момента.

— Интересно, это он ногой так? — пробормотал мужчина растроганно.

— Может, пяткой, а может, локтем, — голос Фаи звучал мягко и тепло. — Думаю, теперь малыш регулярно будет напоминать мне о своем существовании, хотя я и так не забываю о нем ни на миг.

— Я тоже, — кивнул Лукьянов, приблизил губы вплотную к тому месту, где ощутил движение, и обратился к ребенку: — я тоже постоянно думаю о тебе, маленький.

… Позднее Фая не единожды прокручивала в памяти, словно кино, этот чувствительный эпизод, и не могла понять, что ее умилило больше: восхищение Федора ее профессиональными навыками и талантами, или то, как прижимался мужчина ладонью к ее животу и — она это точно видела — с трудом сдерживал слезы.

Чем больше проходило времени, чем ближе она узнавала Лукьянова, тем яснее понимала, что приближается тот момент, когда она уже не решится сказать ему «нет», не сможет оттолкнуть, выбросить его из своей жизни.

Все в ней рвалось навстречу Федору и его чувствам — искренним и глубоким. И только разум все еще противился, паниковал, требовал не подпускать слишком близко мужчину, ведь рано или поздно он, как все мужчины, охладеет, отдалится, разлюбит, оставит ее одинокой и с разбитым сердцем…

Фае хотелось оторваться, отдалиться от Лукьянова хотя бы ненадолго, посмотреть на происходящее издалека и с холодной головой. Сегодня она позволила Федору приблизиться еще на шаг: согласилась, чтобы он поехал с ней на УЗИ, но сама уже придумала, как сделать, чтобы у нее появилось время на передышку.

Завтра она с ним поговорит…

33. Федор и Фаина

25 декабря 2015 года. Поселок Михалково

Вечер пятницы для Федора и Фаины был приятным во всех отношениях. Они вместе прогулялись по улочкам поселка, затем поужинали в гостиной перед экраном домашнего кинотеатра под запись концерта известного итальянского тенора Андреа Бочелли.

— Завтра предлагаю устроить чайную церемонию. Я помню, что обещал тебе это, — предложил Лукьянов. — Все будет строго по канонам!

— Здорово! — обрадовалась Фая. — Всегда было интересно, как это происходит. Мне, наверное, следует одеться как-то по-особенному?

— Если скажешь свой рост и размеры, завтра у тебя будет настоящее кимоно, — пообещал мужчина.

Фая тут же озвучила требуемые цифры. Примерить кимоно ей было не менее любопытно, чем приобщиться к традиционному китайскому чаепитию. После ужина она переместилась на диван, и Федор, убрав со стола посуду и загрузив ее в посудомоечную машину, пристроился рядом.

Момент показался Фаине вполне подходящим, чтобы сообщить Федору одну небольшую, как ей казалось, новость. Приближался Новый год, и молодая женщина, понимая, что скоро ей станет совсем не до поездок, решила съездить к бабушке и провести с ней пару дней до праздника и пару дней после.

Бабушка Фифы жила в Калининграде, и сама Фая тоже выросла в этом красивом городе со своей особенной атмосферой и богатым историческим наследием. Даже в студенческие годы девушка всегда отправлялась на новогодние каникулы в родной город.

Исключением стали лишь три года из четырех, что посвятила Филимонова своему бывшему мужу и попыткам создать нормальную семью. Однако, когда стало ясно, что здоровые супружеские отношения со Славиком построить не получится, Фая снова вернулась к привычке встречать Новый год с бабушкой. Иногда к ним присоединялся и отец Фифы, подполковник Лазарев, который тоже всегда старался освободить хотя бы три-четыре дня в конце декабря и провести их с семьей.

— Федор, я хотела поделиться с тобой некоторыми своими планами на ближайшее время, — заговорила Фаина.

— Слушаю тебя внимательно, — мягко улыбнулся ничего не подозревающий мужчина.

— Не помню, рассказывала я тебе или нет, но у меня есть бабушка, мама отца. Она живет в Калининграде. Обычно на Новый год я езжу к ней в гости.

Лукьянов, только что расслабленный и благодушный, мигом напрягся, помрачнел. Предчувствие подсказало мужчине: то, что он услышит дальше, ему вряд ли понравится.

А Фифа между тем продолжала:

— В следующем году, когда родится ребенок, поехать к бабушке я не смогу. Да и потом еще года два-три дальние поездки с малышом лучше не затевать. Но в этот раз мне хотелось бы ее повидать.

Фая прервалась, чтобы перевести дыхание и вопросительно глянула на Федора. Она догадывалась, что мужчина не слишком обрадуется, когда узнает о ее решении, и теперь убедилась, что была права: Лукьянов выглядел растерянным и оглушенным.

— Значит, ты со дня на день уезжаешь? — с трудом заставил он шевелиться свои ставшие непослушными губы.

— Точнее, улетаю. Я уже заказала онлайн билеты на двадцать восьмое декабря.

— На двадцать восьмое декабря. Она говорила родителям, чтобы они не брали билеты на двадцать восьмое декабря. Говорила… — Федор резко поднялся с дивана и торопливо, но как-то неровно пошел к выходу из гостиной.

«Нет, — донеслось до замершей в недоумении Фифы из-за закрывающейся двери. — Нет!.. Опять… Только не это!»

«Ох! Неужели снова приступ? И причем тут двадцать восьмое число?» — Фаина вскочила и поспешила вслед за Лукьяновым. Она хотела получить объяснения происходящему, и к тому же опасалась оставлять мужчину одного в таком странном состоянии.

— Федор? — она выглянула в холл и обнаружила, что гостеприимный хозяин дома не дошел до своего кабинета, куда, видимо, направлялся, а вместо этого схватился за дверную ручку и медленно опускается на пол, будто у него подломились колени. — Федор! Федя-а!

Фифу отделяло от мужчины всего пару метров, но, пока она преодолела их, Лукьянов уже сидел на полу, смотрел куда-то в пространство остановившимся взглядом и тянул знакомое Фаине «е-э-э»…

«Японский бог, Фая! Ты снова довела Федора до приступа! — отругала себя молодая женщина. — Но кто ж знал, что так получится? Так… нашатырь в аптечке у меня в спальне. Холодная вода на кухне в холодильнике. Куда сперва бежать?»

По большому счету, это не имело значения. Через пару минут Фаина принесла и то, и другое, и принялась оказывать мужчине помощь — опыт у нее уже имелся.

Вскоре Лукьянов пришел в себя. Огляделся, обнаружил, что сидит на полу в холле, у дверей своего кабинета, и сразу понял, что случилось. Правда, не смог вспомнить, что стало причиной приступа в этот раз.

— Я уже в порядке, Фая, — сообщил он женщине, которая старательно растирала его ледяные пальцы.

— Уф… Хорошо. Прости меня, Федь. Я не думала, что ты так отреагируешь на новость.

— На какую новость? — едва слышно переспросил Лукьянов. Его виски уже начинало ломить послеприступной болью. — Я никогда не помню, что предшествовало припадку, — пояснил он.

— Точно. Ты упоминал об этом. Тогда, может, поговорим позднее? Тебе надо принять шипучку от головы и прилечь, а я приготовлю мятного чаю с медом.

— Хорошо. Давай позже. Это же не срочно?

— Нет, не срочно.

Фаина вознамерилась было помочь Лукьянову подняться, но он отрицательно покачал головой:

— Я сам встану, Фая. Ты все-таки беременна, тебе следует избегать чрезмерных усилий.

— Да… ты прав. Я слишком разволновалась, когда все началось, и еще не пришла в себя.

Несмотря на вялое сопротивление мужчины, она все же взяла его под локоть, когда он выпрямился, довела до дивана в гостиной, помогла улечься, укрыла пледом.

— Сейчас принесу лекарства, потом чай, — она не удержалась и погладила Лукьянова по бледной щеке. — Прости, — произнесла одними губами. Федор этого не увидел: головная боль навалилась, накатила мутной волной, сдавила тисками его несчастную голову, и он невольно закрыл глаза.

— Да… спасибо, Фая, — шепотом поблагодарил он Фифу.

Фаина всхлипнула и помчалась на кухню, на ходу глотая слезы.

Она почти не сталкивалась с болезнями близких. Даже маму почти не видела, ведь та провела в больнице все три недели, что дала ей болезнь, и родственников в отделение почти не пускали. Теперь же Фае было ужасно больно за Федора. А это могло означать только одно: Лукьянов стал ей слишком дорог и близок, и она уже не могла с прежним спокойствием наблюдать за тем, как он страдает.

…Шипучий аспирин, горячий сладкий чай с мятой и человеческое участие Фифы оказались хорошим лекарством: минут через двадцать после приступа головная боль почти прошла, оставив Федора измученным, вялым, но уже способным слушать и слышать.

Несмотря на довольно поздний час Фаина не спала. Федор приоткрыл глаза и в неярком свете электрокамина и ночного бра обнаружил, что девушка сидит с ногами в кресле и что-то изучает в планшете.

— Фая, ты еще не пошла отдыхать? — Федор, сделав усилие, оторвал голову от подушки и аккуратно, не делая резких движений, переместился в сидячее положение.

— Нет. Я хотела убедиться, что с тобой все в порядке, иначе не смогла бы уснуть, — голос молодой женщины звучал виновато.

Понимая, что он тоже не уснет, пока не узнает, какую-такую новость сообщила ему Фая, Лукьянов решил не откладывать расспросы до утра.

— Так о чем мы говорили перед тем, как я… — он замолк, пытаясь подобрать слова. Но Фаина все поняла и без слов.

— Я рассказала тебе, что у меня в Калининграде живет бабушка, мама моего отца, и что я бы хотела поехать на Новый Год к ней, — напомнила она, внимательно наблюдая за собеседником.

Лукьянов тяжело вздохнул, потянулся за чашкой с остатками чая, словно хотел сладостью медового напитка заглушить горечь разочарования.

— Ты собираешься уехать? А я уже елку заказал… думал посоветоваться с тобой, где ее лучше поставить — в холле или в гостиной. Да и наряжать ее без тебя нет смысла… — мужской голос прозвучал глухо и тоскливо.

Фая представила себе, как одиноко будет Федору тридцать первого декабря, как усядется он за стол, уставленный нелюбимой ресторанной едой, вместе со своим охранником — единственным человеком, который будет рядом в эту ночь, да и то по долгу службы…

Сердце девушки сжалось. К глазам снова подступили слезы. Вот зачем ей сдалась эта разлука? Что она хочет проверить своим отъездом — насколько быстро забудет Лукьянова? Вздохнет ли с облегчением, избавившись от его общества?

Так она уже сейчас знает ответы на эти вопросы: не забудет, и облегчения не испытает! Наоборот, будет маяться, рваться назад, в красивый заснеженный поселок, в этот ставший уже почти родным дом, где за сиротливо-пустым столом будет сидеть невеселый мужчина и думать о ней.

— Может, поедем вместе? — понимая, что не в силах отказаться от поездки и не в силах оставить Федора одного, пригласила Фаина — и сама изумилась собственной смелости и, одновременно, простоте пришедшего в голову решения.

Лукьянову в первый момент показалось, что он ослышался. Слишком он привык к тому, что, несмотря на все его усилия, молодая женщина не торопится идти на сближение, все время удерживает между ними какой-то невидимый барьер. А тут она сама, первая, сделала шаг навстречу. Огромный шаг.

— Я… — он шумно сглотнул, — я готов ехать с тобой куда угодно, Фая!

— Вот и хорошо, — Фаина с облегчением выдохнула: на какой-то миг она испугалась, что Лукьянов откажется от ее внезапного предложения. — И, кстати, ты почему-то очень болезненно среагировал на дату — двадцать восьмое декабря. Я на этот день планировала отъезд…

— В этот день погибли мои родители. Разбились на самолете. У нас с бабушкой на глазах… — Федор закрыл лицо ладонями, сгорбился, уперся локтями в колени.

Фифа не выдержала. Выбралась из кресла, подошла, уселась на диван рядом с мужчиной, положила руку ему на плечо.

— Мне жаль. Не представляю, как тебе было тяжело…

Лукьянов в ответ вздохнул, выпрямился, обнял Фаю, прижал к себе:

— Спасибо. Когда ты рядом — все отступает. Даже эти воспоминания тускнеют. Когда-то я думал, что работа окажется лучшим лекарством, чтобы забыться, но она оказалась слабым обезболивающим.

— Знакомо. Дела отвлекают лишь на время, — согласилась Фифа. — Знаешь, я думаю, что тебе стоило бы все же обратиться за помощью к психотерапевту. Ну не дело это, что нечаянно сказанная кем-то фраза способна вывести тебя из строя в любой момент!

Федор напрягся. Прижал женщину к себе еще крепче. Помолчал. Потом возразил:

— Ты же знаешь, я уже пытался — еще когда была жива моя бабушка. Ничего не вышло. Мне не хочется ворошить прошлое и снова разочаровываться.

— Это было давно? Сколько лет прошло?

— Да лет десять, наверное, — нехотя признал Лукьянов.

— Ну, вот видишь! Медицина не стоит на месте. Появляются новые знания, лекарства, методы. Тогда не могли помочь, теперь — могут. Я читала. Вот конкретно про случаи, похожие на твой, читала.

Фаина просительно заглянула в лицо Федора и обнаружила нахмуренные брови и упрямо сжатые губы. Мужчина явно не желал соглашаться на уговоры. И тогда Фая по наитию прибегла к убийственному аргументу.

— Вот представь, — заговорила она. — Появится у нас ребенок. Ты будешь с ним гулять, или поедешь с ним в школу, еще куда-нибудь, и твой приступ начнется у малыша на глазах. Представляешь, как он испугается, какое это будет для него потрясение?

Лукьянов заскрипел зубами, откинул голову назад, задышал трудно и часто. Он как-то не заглядывал так далеко вперед и не думал о том, каково будет его сыну или дочери видеть отца в состоянии припадка. А тут представил — и ему сделалось нехорошо. Черт! Да ради малыша, ради его здоровья и благополучия он, Федор, пойдет к кому угодно и вытерпит что угодно!

— Хорошо. Убедила. После новогодних праздников начну лечиться. Поможешь мне найти специалиста?

— Да, разумеется! — Фая не удержалась, погладила мужчину по лицу и даже чмокнула в щеку. — Ты со всем справишься, я уверена! — заявила твердо.

Лицо женщины, такой дорогой, такой желанной, было совсем близко. Ее глаза сияли теплом, ее губы, прикоснувшиеся к щеке, мягкие и чуть влажные, едва ощутимо пахли мятой и медом. Лукьянов не выдержал: обхватил ладонью затылок Фифы, поймал ее губы, прижался к ним своими… На миг застыл, опасаясь, что Фаина оттолкнет его, но этого не случилось. И тогда он осмелел, прижался еще плотнее, углубил поцелуй, а когда Фая ответила на его ласку — выдохнул рвано, со стоном…

Через некоторое время они прервали поцелуй, но не разомкнули объятий. Фая, неведомо чего смущаясь, спрятала лицо на груди мужчины. Отдышалась немного. Потом заговорила:

— Завтра я перенесу бронь билетов с двадцать восьмого числа на двадцать девятое, и закажу еще одно место. Ты ведь не боишься летать?

— Нет. Не боюсь, — успокоил ее Федор. Мельком взглянул на часы. — Время позднее, тебе, наверное, пора отдыхать…

— Да, пора. — Фая не сдвинулась ни на миллиметр: на груди Лукьянова ей было уютно, очень надежно, и шевелиться совсем не хотелось.

— Тогда позволь проводить тебя в твою комнату, — пошутил Федор: им в любом случае было по пути.

— Ладно, — Фаина неохотно отстранилась.

Лукьянов тут же встал, подал ей руку, помог подняться. Они так и шли по лестнице — рука в руке. А наверху не выдержали и вновь начали целоваться.

«Что это было?» — спрашивала себя Фифа четвертью часа позже, прижимаясь горячей щекой к прохладному шелку постельного белья и трогая пальчиком распухшие от поцелуев губы.

Она уже и не помнила, когда так целовалась — с полной самоотдачей, забыв обо всем, полностью растворившись в чувственных ощущениях. С бывшим мужем ей не приходилось так целоваться ни разу: Славик не любил слишком длительные и глубокие соприкосновения ртами.

«Что было, что было, — заворчала мысленно сама на себя молодая женщина. — Целовались вы с Федором Андреевичем, как голодные подростки — взасос! И попробуй соври теперь, что тебе это не понравилось!»

«Так. Не буду думать об этом сегодня. Подумаю об этом завтра», — решила оставить на потом разборки со своим внутренним критиком Фая. Она уснула очень быстро и с улыбкой на истерзанных губах. В ее сердце медленно, но верно прокрадывалось ощущение счастья — того самого, которого она ждала от семейной жизни, но не нашла в предыдущем браке.

Обещанную накануне чайную церемонию Лукьянов организовал в субботу часа через два после обеда. Извлек из кладовки чайный столик, набор привезенных из Китая чашек, чайничков для заварки, ложечек и щипчиков. Перенес все в гостиную, там же пристроил электрический чайник и двухлитровый кувшин с чистейшей родниковой водой. Включил негромкую музыку, и по гостиной тончайшими росистыми паутинками разлетелись напевы флейты.

Фаина ушла наверх, в свою спальню, чтобы переодеться в белое кимоно, доставленное курьером пару часов назад, и Федор нетерпеливо посматривал на двери: ему не терпелось увидеть молодую женщину в этом непривычном наряде. Наконец, дверь открылась. Фифа вошла в комнату и застыла на пороге:

— Ну вот. Я пришла, — сообщила чуть смущенно. — Смотрю, ты босиком, мне тоже, наверное, следует снять обувь?

— Если хочешь, — Федор поспешил навстречу, подал руку, чтобы провести Фаю к разложенным по полу плоским подушкам, на которых удобнее всего сидеть за невысоким столиком. — Тебе очень идет это одеяние.

Комплимент Лукьянова шел от сердца: ему и правда понравилось, как подчеркивали складки мягкой ткани и повязанный под грудью, а не на талии, пояс, фигуру девушки. Глубокий вырез позволял увидеть даже ложбинку между полных грудей, слегка выпуклый животик чуть выдавался вперед, вызывая умиление и нежность. Свободные штанишки при каждом движении плавно перетекали, на мгновение подчеркивая и тут же скрывая контуры стройных бедер.

Фаина сбросила тапки, но белые — в цвет кимоно — носочки снимать не стала, приняла протянутую ей руку, прошла вместе с мужчиной к столику и уселась на одну из подушек.

— Я вся в предвкушении! — снизу вверх глянула на стоящего рядом Лукьянова.

— Тогда приступим. Нас ждет Гун Фу Ча.

Федор обошел столик, уселся напротив и принялся священнодействовать, попутно рассказывая об истории возникновения церемонии и ее правилах.

— Для начала вскипятим воду. Я нарочно взял родниковую — самую мягкую: она не испортит вкус чая, поможет ему раскрыться. А пока вода закипает, могу рассказать легенду о том, как в Китае появился обычай пить чай. Не слышала такую?

— Нет-нет, расскажи, пожалуйста!

Федор улыбнулся тепло и открыто и продолжил:

— Легенда гласит, что Шень Нун, один из древних китайских императоров, занимался тем, что изучал различные растения, чтобы узнать, какие из них лекарственные, а какие — ядовитые. И однажды получилось так, что за день он попробовал целых семьдесят два вида трав, и все они были ядовитыми. В результате он отравился так сильно, что упал на землю в тени незнакомого деревца и приготовился умереть — так плохо ему было. Но, когда глаза его закрылись, а дыхание почти остановилось, с листьев деревца на его губы упало несколько капель влаги — и Шень Нун пришел в себя. Он понял, что даже роса с листьев деревца обладает целебными свойствами и начал собирать, высушивать и заваривать листья этого деревца, а потом передал знания о нем своим ученикам. Так в Китае появилась традиция пить чай.

— Какая красивая легенда! — восхитилась Фифа.

— Да, меня она тоже впечатлила. — Федор кивнул. — Ну вот. Вода закипает. Смотри: для заваривания чая важно дождаться, чтобы пузыри стали крупными, но поверхность воды не забурлила, иначе получится то, что китайцы называют «старый кипяток». Он для заваривания чайных листьев не годится и, с точки зрения китайской медицины, вреден для здоровья.

Федор быстро выключил чайник и перелил воду в глиняный кувшин.

— Нам нужно, чтобы температура воды снизилась где-то до девяноста пяти градусов, — сообщил он своей благодарной слушательнице. — А пока вода остужается, мы с тобой приступим к подготовительному этапу — прогреванию посуды. Это делается для того чтобы заменить холодную застоявшуюся энергию, которая забирает у чая силу, на активную и подвижную.

— Вот так? — Фаина повторила за Федором круговое движение, омывая горячей водой стенки высокого стакана и небольшой, почти плоской чашки.

— Так, — согласился Лукьянов. — Ты будто уже тренировалась раньше.

— Нет, не приходилось. — Фифа подарила мужчине задорную улыбку, от которой у того быстрее забилось сердце.

Федор моргнул, вздохнул и заставил себя думать не о вчерашних поцелуях, повторения которых втайне ждал и жаждал, а о церемонии чаепития.

— После того, как посуда согрета, наступает пора знакомиться с чаем, — вновь заговорил он. — Бери большую ложку, да, вот эту, и насыпай заварку в чахэ. А теперь рассмотри листики, вдохни их аромат, подыши на них: тепло и влага твоего дыхания позволит им начать раскрываться.

Фаина завороженно проследила за действиями Лукьянова, повторила их и поднесла чахэ к лицу.

— Аромат тонкий и, одновременно, бодрящий, — заметила негромко. — Вот почему я не люблю, когда в зеленый чай добавляют различные цветы и кусочки фруктов или ягод. Они перебивают запах самих чайных листьев и их вкус.

— И я не люблю.

Федор вдруг понял, что это далеко не первый случай, когда выясняется, что им с Фаиной нравится одно и то же, что их вкусы и взгляды совпадают. Это оказалось очень приятно — чувствовать какое-то тайное духовное родство и единство.

— А теперь с помощью маленькой ложки мы пересыпаем чай из чахэ в чаху — чайничек из исинской глины. Его пористые стенки способны впитывать и долго сохранять аромат напитка. Заполняем его кипятком, который нужно лить с довольно большой высоты — так кипяток лучше перемешается с воздухом. — Лукьянов наполнил горячей водой сначала чайничек Фаины, а потом и свой.

Уже через пару минут он вылил воду из чайничков прямо на столик. Фая негромко охнула.

— Спокойствие, только спокойствие! — подмигнул ей Федор. — Это специальный столик, в его поверхности есть отверстия для стока воды, которая соберется в специальном поддоне. А первую порцию кипятка нужно обязательно слить, потому что она нужна для того чтобы очистить чаинки от пыли, которая скапливается во время приготовления и расфасовки чая.

— О! Об этом я слышала! — обрадовалась Фифа. — Правда, сама никогда так не делала.

Наконец, чай был заварен и Фая с Федором пригубили по глоточку. Некоторое время они молчали, наслаждаясь вкусом и ароматом напитка, необычной музыкой и приятной компанией друг друга. Потом Лукьянов вновь завел беседу и рассказал Фаине еще несколько интересных и забавных фактов из истории чая.

— Кстати, — заметил он, — мы с тобой соблюли еще одну традицию: у китайцев во время Гун Фу Ча не принято говорить на отвлеченные темы, все разговоры так или иначе они посвящают только напитку, который вкушают.

— Надеюсь, у тебя припасено еще много историй о Китае и о церемонии, а то в следующий раз поговорить будет не о чем, — с хитринкой во взгляде намекнула Фифа на то, что не против однажды вновь провести время таким приятным образом.

— Мы обязательно что-нибудь придумаем, — пообещал ей мужчина, помог подняться, пересесть на диван, и сам устроился рядом. — Только намекни, что хочешь повторить сегодняшний опыт, и я обязательно все организую.

Он обнял Фаю, притянул, прижал к себе. Женщина охотно приникла к его боку и подняла голову, чтобы заглянуть ему в лицо. Это был тот самый момент, которого так долго ждал Федор. Он склонился к Фае, потянулся к ее губам…

Этот вечер, как и предыдущий, завершился для них поцелуями.

34. Федор и Фаина

29 — 30 декабря 2015 года. Калининград

Фаина переживала о том, как Лукьянов будет чувствовать себя во время полуторачасового перелета больше, чем сам мужчина. Федор же, как оказалось, был, скорее, озабочен самочувствием беременной Фифы, чем какими-то неопределенными страхами.

Он заботливо поинтересовался, где предпочитает сидеть его спутница — у прохода или возле иллюминатора. Во время взлета то и дело посматривал на Фаю, интересовался, не подташнивает ли ее, не закладывает ли уши, и как ведет себя малыш. Ребенок вел себя хорошо: не буянил, не пинался: видимо, ему передавалось спокойствие матери.

Когда самолет поднялся на нужную высоту и встал на эшелон, Фая отстегнула ремень безопасности и потянулась, насколько позволяло тесноватое пространство между сиденьями. Федор тут же заволновался:

— Тебе неудобно? Спина устала?

— Скорее, ноги немного затекли, — призналась Фаина.

— Хочешь, сними обувь и положи свои ножки мне на колени, — тут же предложил Лукьянов.

Фифа отказываться не стала. Правда, добраться самостоятельно до сапожек ей не удалось, и Лукьянов, выбравшись в проход, вначале снял со своей спутницы обувь, а уж потом уселся, перекинув через себя ее ноги и обхватив руками ее согнутые колени.

— Так удобно? — уточнил с беспокойством.

— Очень! — Фая благодарно улыбнулась. — Я попробую немного подремать, хорошо?

— Да, конечно, поспи. Сейчас укрою тебя пледом. — Мужчина позвал стюардессу, та подала плед и помогла укутать Фифу.

— Ну вот, теперь не замерзнешь, — Лукьянов, наконец, перестал изображать хлопотливую наседку и угомонился.

Фаина прикрыла глаза. Сквозь дрему она чувствовала, как вначале Федор легонько поглаживал ее ступни. Потом прижался лицом к ее коленкам, которые оказались где-то на уровне его груди и, кажется, даже поцеловал их сквозь плед и утепленные зимние штанишки. Но в этом Фаина не была уверена: может, ей лишь приснилось…

***

…Аэропорт города Калининграда располагался за чертой города, минутах в пятнадцати езды. Чтобы не искать и не ждать рейсовый автобус, взяли такси. Фая назвала адрес. Пока ехали, Федор вновь разволновался — теперь уже по другому поводу.

— Как ты думаешь, я понравлюсь твоей бабушке? — поймав руку Фифы, озвучил он мысль, которая подспудно терзала его последние пару дней.

Лукьянову было уже тридцать два года, он даже побывал в браке, но знакомиться с родственниками невесты ему еще не приходилось: Лана с матерью и братом не общалась, и приглашать их на роспись категорически отказалась.

— Обязательно понравишься, — уверила мужчину Фая и тут же лукаво добавила: — Но придется постараться!

— Я готов… — обреченно выдохнул Федор.

Бабушка Фаины открыла так быстро, будто дежурила у дверей.

— Ну здравствуйте, гости дорогие! — разулыбалась, расцвела она радостью. — Как долетели, как доехали? Знакомь нас, внучка! Так и думала, что ты не одна приедешь…

— Привет, ба, — Фая первым делом расстегнула и скинула с плеч куртку, которую тут же подхватил учтивый Федор. — Это Федор Лукьянов, отец моего будущего ребенка, — заявила она с порога.

— Вот даже как? — невысокая сухонькая женщина с красиво уложенными снежно-седыми волосами даже всплеснула руками и повнимательнее присмотрелась к фигуре любимой внучки. — Вижу, срок-то уже явно за половину перевалил. А пожениться когда собираетесь? — Она вперила в Федора суровый требовательный взгляд.

— Да я хоть завтра готов! — тут же поднял руки, сдаваясь перед напором почтенной матроны, Лукьянов.

— А я — только после родов! — решительно заявила Фифа. — Не хватало мне еще в ЗАГС с пузом заявиться, как залетевшей малолетке…

— Ишь ты! — изумилась бабушка. — А разве не по залету, если не в браке ребеночка заделали?

— Бабуль, я тебе потом все объясню, Федор не виноват нисколечко! Да и я тоже. Но мы оба рады, что все вышло как вышло.

— Ладно, разберемся по ходу парохода, — блеснула остроумием пожилая дама. — Приятно познакомиться, молодой человек. Меня Надежда Семеновна зовут. Можно просто баба Надя.

— Рад знакомству, Надежда Семеновна, — Федор исхитрился перекинуть в руку, в которой все еще держал куртку Фаины, пакет, открыл его и явил любопытным взглядам женщин букет из пяти белых роз. — Это вам, — протянул цветы бабушке Фифы.

— И когда успел? — поинтересовалась Фифа.

— Когда такси ловил.

— Спасибо, Федор. — Пожилая дама благосклонно приняла букет и на миг поднесла свежие бутоны к лицу, чтобы вдохнуть их едва ощутимый аромат. — Вы курточку-то Фаину повесьте, вешалка у вас за спиной, у входа.

Лукьянов развернулся, обнаружил искомое и освободил, наконец, руки. Не успел он расстегнуть и верхней пуговицы на своем стильном полупальто, как Надежда Семеновна остановила его:

— Погодите раздеваться, Федор. Вы не сильно устали с дороги?

— Ничуть не устал, — слегка слукавил Лукьянов, у которого скорее от пережитых волнений, чем от физических усилий, слегка подгибались ноги. — Что нужно сделать?

— Видите ли, молодой человек, я с возрастом стала немного забывчивой. Готовилась к приезду внучки, хотела приготовить ее любимый салат и купила для него все, кроме консервированных в собственном соку сталипатов, а без них вкус салата будет совсем не тот! Буду вам очень признательна, если вы сходите за ними в магазин, а мы с Фаей за это время как раз накроем на стол.

— Ба! Ты опять?! — Фифа сумела изобразить на лице одновременно и возмущение, и упрек, и теплую беззлобную улыбку.

Федор не понял, к чему относится это возмущение, но Надежда Семеновна не дала ему времени задуматься всерьез:

— Так что же, Федор, вы выполните мою просьбу?

— Да, разумеется. — Лукьянов похлопал себя по карманам, чтобы вспомнить, с собой ли у него бумажник. — Вроде бы я видел тут неподалеку продуктовый магазин. Сталипаты, значит?

— Да, сталипаты, консервированные в собственном соку. Одной баночки будет вполне достаточно, — Надежда Семеновна проводила его до дверей и приветливо кивнула напоследок: — И не задерживайтесь там сильно, юноша. Мне не терпится продолжить наше знакомство!

Ближайший магазин нашелся в десяти минутах ходьбы от дома, где жила бабушка Фифы. Лукьянов тщательно изучил все полки с консервированной продукцией, но заветных консервов так и не нашел.

— Простите, где у вас стоят сталипаты? — обратился он к продавщице.

— А что это? — округлила глаза дородная тетка весьма средних лет.

— Вроде, какие-то овощи для салата, — озадачился Федор. — Будущая жена его очень любит.

— У нас таких не бывает! — тут же потеряла интерес к покупателю женщина.

— А где тут поблизости еще один магазин?

Тетка неохотно объяснила ему дорогу, и Лукьянов двинулся в указанном направлении.

Сталипатов не оказалось ни в соседней торговой точке, ни в торговом центре «Корона», куда Федор отправился на такси.

— Да что же это за овощ такой неуловимый? — не выдержал директор компании InSecT и, наконец, вспомнил о существовании интернета.

«Сталипаты купить Калининград», — набрал он в поисковой строке в своем смартфоне. Интернет забросал Лукьянова сотнями ссылок, но все они предлагали купить что угодно, только не то, что требовалось в настоящий момент.

Федор расстроился: ему очень хотелось выполнить просьбу Надежды Семеновны, но небольшое с виду поручение неожиданно оказалось невыполнимым.

— Ну, и что мне теперь делать? — спросил Федор у хмурого декабрьского неба, стоя на пороге очередного гипермаркета и запрокинув голову вверх.

Ответом ему стал телефонный звонок…

Звонила Фаина. Федор принял вызов и услышал ее встревоженный голос:

— Федь, ты где?

— Возле гипермаркета "Корона". Сталипатов нигде нет, ни консервированных, ни маринованных — никаких.

— Ты только не переживай, — уловив нотки горечи в голосе мужчины, попросила Фифа. — И возвращайся скорее, у нас тут ужин стынет.

— А как же?..

— А баночку сталипатов я нашла у бабули в чулане — она забыла, что покупала. Так что все хорошо. Ты адрес помнишь, куда ехать?

— Вроде помню, — Лукьянов постарался отодвинуть подальше колющее чувство, что его провели, как воробья на мякине. — Но ты на всякий случай напомни.

— Хорошо, сейчас пришлю СМС. Пусть у тебя в телефоне будет.

— Жду и еду, — коротко и чуть резковато закончил разговор Лукьянов.

Пока он шел к стоянке такси, прилетела обещанная Фифой СМСка. Мужчина назвал водителю адрес, уселся и шустрый опель понес его по подмигивающему новогодними огнями городу.

Фаина с бабушкой и в самом деле успели разложить вещи молодой женщины, накрыть на стол и даже приготовить в дополнение к запекавшемуся в духовке цыпленку салатик и горячие бутерброды.

— Ну наконец-то! — выдохнула Фая, когда Надежда Семеновна впустила Федора в свою шикарную двухуровневую квартиру. — Федь, бабушка хочет тебе кое-что сказать. Снимай пальто, обувь и присаживайся.

Фифа подошла к мужчине, погладила его по виску и чмокнула в щеку, смущенно и немного виновато улыбаясь. Лукьянов от этой короткой ласки тут же растаял. Ему стало приятно, что молодая женщина не скрывает от своей бабушки: отношения у нее с Федором довольно близкие.

Он быстро избавился от обуви и верхней одежды, прошел в глубь гостиной, которая начиналась буквально от порога и была разделена визуально на несколько зон, присел на диван. Надежда Семеновна уселась на стоящее рядом кресло и заговорила:

— Думаю, вы уже догадались, юноша, что никаких сталипатов не существует?

— Да, у меня появилась такое предположение, которое потом переросло в уверенность, — признал Лукьянов и выжидательно посмотрел на старушку: что-то она дальше скажет?

— Так вот, надеюсь, Федор, вы простите мне небольшой розыгрыш, который я устроила, и посмеетесь вместе с нами.

Лукьянов сложил в уме два плюс два и понял, что Надежда Семеновна извиняется перед ним за свою шутку. А это означало, что она вовсе не разочарована в том, что он не сумел выполнить ее поручения. Горький осадок, оставшийся в душе из-за неудачи, тут же исчез, мужчина вздохнул с улыбкой и облегчением:

— Разумеется, я не буду держать на вас обиды, Надежда Семеновна. Это и в самом деле довольно забавный и беззлобный розыгрыш. Видели бы вы, какими глазами смотрели на меня продавцы в магазинах, когда я просил подсказать, где у них стоят сталипаты в собственном соку!

Фая, присевшая рядом с Федором и прижавшаяся к его боку, тут же прыснула, захихикала по-девчоночьи. Баба Надя тоже заулыбалась:

— Вот и славно! Я рада, Федя, что вы оказались незлопамятным человеком. Ценю людей, способных посмеяться над собой и способных простить, когда над ними подшучивают.

— Так, значит, вы хотели проверить, есть ли у меня чувство юмора? — догадался Федор.

— Да, чувство юмора, самоирония и умение прощать. Без них в семейной жизни — никуда. Внучка моя в этом уже убедилась, не так ли, Фая?

— Да, бабушка, — слегка удрученно признала Фая и потерлась носом о плечо Лукьянова. — Давай уже покормим мужчину?

— И то правда. Пора за стол, — согласилась надежда Семеновна. — Покажи Федору санузел, чтобы он мог умыться.

Вскоре все трое уже сидели за празднично сервированным столом в обеденной зоне гостиной. Федор переоделся, умылся и повеселел: он, оказывается, успешно прошел проверку у строгой Надежды Семеновны, и теперь пожилая дама смотрела на него с явной симпатией.

Из легкой застольной беседы выяснилось, что по образованию Надежда Семеновна — историк-искусствовед, и что она всю жизнь проработала в музее Канта.

— У нас в Кафедральном Соборе сегодня и завтра — вечера органной музыки, — рассказывала Надежда Семеновна. — Прибыл исполнитель-органист из Польши, так что можете съездить, послушать орган. Вы были в нашем музее, Федор?

— Нет, я впервые в Калининграде, — признался Лукьянов, — но органную музыку очень люблю, так что с удовольствием посетил бы концерт вместе с Фаиной. Фая, ты не слишком устала? Может, и правда прогуляемся?

— Да я уже отдохнула, — заверила мужчину Фифа. Вспомнила, что в последнее время ее постоянно клонит в сон и уточнила: — Ну, может, часок еще после обеда посидеть или полежать не мешало бы… Ба, во сколько концерт?

— В шесть вечера, — тут же сообщила довольная баба Надя. — Еще успеешь немного подремать, внучка.

Надежде Семеновне все больше нравился Федор, нравилось, что он из хорошей семьи, что сам когда-то закончил музыкальную школу и интересуется историей и классической музыкой. И даже его приступы, о которых не рискнула умолчать и рассказала Фаина, пока Федор ездил по магазинам в поисках несуществующих сталипатов, пожилую даму не особо смущали. «Главное, что это не наследственное, — заявила она Фифе. — И что интеллекту не вредят, дурачком не делают. А так-то — кто у нас без недостатков?».

— Тогда договорились, — подытожила Фая. — Обедаем, я помогаю бабушке убрать со стола, часок на отдых, потом — в музей. А завтра я свожу Федора в музей янтаря, если он будет работать — тридцатое число, предновогодний день все-таки.

— Будет-будет, — успокоила Надежда Семеновна. — Я узнавала. Не сомневалась, что ты побежишь любоваться на свои любимые камешки.

Вечер этого дня и весь следующий оказались расписаны едва ли не по минутам: Калининград всегда предлагал своим гостям насыщенную культурную программу, а в предпраздничные дни она стала еще богаче, и Федор с Фаиной спешили этим воспользоваться.

35. Федор и Фаина

31 декабря 2015 года — 1 января 2016 года. Калининград

Последний день уходящего года оказался хлопотным, но приятным. Сразу после завтрака Фаина с бабой Надей составили список покупок, после чего Фая и Федор отправились по магазинам — закупать продукты для новогоднего застолья. Заехали они и на елочный базар, где выбрали небольшую, высотой полтора метра, живую елочку.

— Мы с бабулей займемся готовкой, а ты поставишь и нарядишь эту красавицу, — усаживаясь в такси вместе с Лукьяновым, предложила Фифа.

— Поставить — поставлю, а вот наряжать елку мне как-то раньше не приходилось, — засомневался мужчина. — Вдруг некрасиво получится?

— Ну, я буду тебе подсказывать, — успокоила его Фаина. — К тому же, игрушки у нас все небьющиеся, так что даже если уронишь чего — трагедии не случится.

— Тогда ладно, — смирился со своей не такой уж печальной участью Федор.

Он, правда, представлял себе, что наряжать елку будет вместе с Фифой, попутно прикасаясь к ней и срывая будто бы случайные поцелуи. В присутствии бабы Нади так заигрывать с Фаей Лукьянов, наверное, не рискнул бы. Так что, может, и неплохо, что желанная женщина будет занята другим делом: Федор не мог поручиться, что сумел бы сдержаться и не прикасаться к ней.

Елку, разумеется, решено было поставить в гостиной, чуть правее висящего на стене плоского телевизора с большущим экраном.

Надежда Семеновна лично, отказавшись от помощи Федора, принесла откуда-то из кладовки пару вместительных, но легких коробок. Из них в четыре руки с Фаиной выгрузила несколько коробочек поменьше.

— Вот, смотри, Федь, — пригласила мужчину подойти поближе Фифа. — В этой коробке — гирлянда из лампочек. Ее нужно повесить в первую очередь. Начинай с верхушки и обматывай елочку по спирали. Потом нужно будет развесить крупные шары из этой коробки, — она придвинула к Федору очередной картонный ящичек.

— А потом?

— Давай сначала ты сделаешь это, потом скажу, что дальше.

— О'кей, — вздохнул Лукьянов, подтянул повыше рукава домашнего свитера мелкой вязки и приступил к выполнению ответственного задания.

«Вот и еще одно испытание, — про себя усмехнулся он. — Только в этот раз я отчего-то совсем не боюсь его провалить».

Пока мужчина пристраивал на елку лампочки, Фая и баба Надя успели разложить на кухонных столах все нужные им продукты и взялись колдовать над праздничным ужином. Федор то и дело посматривал в их сторону, благо, кухня отделялась от гостиной лишь спинкой дивана. Мужчине нравилось наблюдать, как слаженно действуют бабушка и внучка, слушать, как они переговариваются, решая какие-то свои вопросы.

Наконец, световая гирлянда была прилажена, и Федор приступил к развешиванию игрушек. С этой частью задания справиться оказалось неожиданно сложно. «Есть ли какие-то правила развешивания шаров и прочих фигурок? — ломал голову мужчина. — Веток у елки — тьма, и они разной длины… как решить, куда вешать этот шар… или вот этот?..»

Лукьянов невольно завис, замер перед елкой, чувствуя себя в полной растерянности. К счастью, Фифа не бросила его в беде.

— Федь, чем крупнее шары, тем ниже их нужно вешать, — поделилась она знаниями. — Потому что верхние веточки тонкие, они тяжелые игрушки не выдержат.

— О! Точно! Спасибо за подсказку, — обрадовался Федор. — Может, посоветуешь что-то еще?

— А дальше все зависит от твоего желания и фантазии, — задорно подмигнула Фая. — Можно стараться чередовать шары двух цветов. Можно вешать только однотонные. Сейчас вообще в моде художественная небрежность, когда шары развешиваются без всякой системы, случайным образом.

— Ага, понял, благодарю, — Лукьянов, наконец, решился, выбрал из верхнего слоя игрушек один большой и самый красивый, на его взгляд, шар, присел и повесил его на одну из веток.

Глянул на Фаю. та ему кивнула: продолжай, все ок. И он, осмелев, продолжил развешивать яркие блестящие игрушки так, как подсказывала его собственная фантазия. Одновременно вдруг подумал о том, что ему безумно нравится, когда Фифа называет его не полным именем, а коротко и ласково: «Федя, Федь…» Это было куда теплее и приятнее, чем манерное «Тео», придуманное Ланой.

В последнее время все чаще случались мгновения, когда Федору начинало казаться, что они с Фаиной уже женаты, причем не первый год — настолько спокойно, по-домашнему чувствовал он себя в ее обществе. И даже баба Надя, с которой он познакомился только пару дней назад, воспринималась как близкий человек.

Фаина тоже исподтишка наблюдала за Федором и даже немножко любовалась им: расслабившись и уйдя с головой в творческий процесс, он начал двигаться легко и плавно — видимо, сказывались годы занятий боевыми искусствами. Его музыкальные пальцы держали хрупкие елочные игрушки мягко, но уверенно.

Фае вдруг подумалось, что ей, наверное, будет очень приятно ощутить эти пальцы на своей коже… Почувствовать их прикосновения к своей груди, животу и… Фифа дернула головой, смочила руки холодной водой и похлопала себя по вдруг раскрасневшимся щекам.

Молодая женщина читала, что иногда во время беременности желание интимной близости становится сильнее, чем обычно, но не ожидала, что это произойдет с ней. Однако с того вечера, как они с Федором впервые поцеловались, Фаина уже не могла избавиться от фантазий, в которых она оказывалась в одной постели с Федором, и в которых дело не ограничивалось одними лишь горячими поцелуями…

В том, что Лукьянов тоже хочет ее, Фая не сомневалась: его страстные жадные поцелуи, сопровождаемые невольными стонами и ощутимым даже через одежду возбуждением, говорили о влечении мужчины лучше всяких слов. Но вот стоит ли позволять себе и ему зайти дальше, она пока не решила. Может, все же подождать, пока появится на свет малыш? Но до этого события еще несколько месяцев, да и потом вроде бы она сможет принять мужчину далеко не сразу…

«Мы взрослые люди, — вновь невольно взглянув на Лукьянова и поймав его пристальный и явно голодный взгляд, сказала себе Фифа. — У нас даже будет общий ребенок. И, скорее всего, будет совместное будущее. Наверное, глупо отказывать себе и Феде и откладывать удовольствие на потом…»

Фаина хотела бы сделать Федору какой-то подарок на Новый Год: этого он точно заслуживал. Только вот что можно подарить человеку, у которого все есть? «Все, кроме любви и близости, — поправила себя женщина. — И вот как раз это я могу ему подарить».

Нет, небольшой новогодний сувенир Фая для Лукьянова все же припасла, и он уже дожидался своего часа, чтобы оказаться под елкой вместе с другими подарками… Но, нарезая овощи для традиционного тазика оливье, Фифа как-то тихо и незаметно для себя и окружающих приняла очередное судьбоносное решение: близости быть! Хватит томиться самой и томить мужчину. Бабуля спит в одной из двух комнат на первом этаже, а им с Федором выделила спальни на втором, так что они даже не потревожат старушку, если постараются не слишком шуметь.

Как только Фифа разобралась в себе и своих желаниях, ей сразу же стало легко и весело на душе. Она задвигалась шустрее, начала даже приплясывать и подпевать веселой песенке, звучащей из колонок телевизора.

Федор, наблюдая за танцующей возле кухонного стола молодой женщиной, снова забыл о елке, остановился, любуясь. «Я пропал. Окончательно пропал, — поставил диагноз своему сердцу. — Эта картина будет всегда стоять у меня перед глазами, и я всегда буду любить и желать эту женщину…»

— Внучка, — вывел мужчину из легкого транса голос наблюдательной Надежды Семеновны. — Похоже, Федя справился с крупными игрушками и ждет твоих дальнейших распоряжений.

— А?.. Да. Что еще развесить? — вернулся в реальность Лукьянов.

— Сейчас покажу, — Фаина обмыла и вытерла полотенцем руки и поспешила к мужчине. — Вот тут у нас золотые шишки, а тут — игрушечные мандаринки. Их можешь развешивать и на верхних ветках, и на нижних, вперемешку с шариками. У тебя классно все получается, — похвалила она напоследок Федора, который, принимая коробку, обхватил пальцами и сжал на несколько мгновений ее ладошку.

— Я рад, что тебе нравится, — по-прежнему не желая отпускать Фаю, отозвался он.

— Тогда вот тебе маленькое поощрение, — Фифа игриво чмокнула Федора, на этот раз в губы, — и я пошла дальше воевать с фаршированными блинчиками.

— Хорошо, — приняв и пусть совсем ненадолго, но все же продлив поцелуй, отпустил ее Федор.

— Эх, молодежь, — вздохнула негромко баба Надя. — Идите уже, отдохните полчаса, помилуйтесь, потом продолжите. А то у вас же все мысли об одном…

— Ну… мне и в самом деле не мешало бы отдохнуть, — признала Фая. — Пойду, прилягу, а Федор посидит со мной рядышком, чтобы я не уснула.

Фифа сняла фартук — кокетливый, в оборочках и с вышитыми на груди вишенками, и направилась к лестнице на второй этаж. Лукьянов поднялся вслед за ней и, повинуясь жесту Фаи, которая приглашающе махнула ему рукой, прошел в ее спальню.

Фаина разулась, влезла на кровать, улеглась и похлопала по соседней подушке:

— Приляжешь рядом?

Федор молча опустился на кровать. Возбуждение, охватившее его при виде танцующей Фаины, с ее круглым животиком и вишенками на фартуке, которые, похоже, были вышиты с намеком и указывали те заветные места, где находятся соски женщины, достигло такой силы, что думать о чем-либо стало трудно.

— Фа-а-я-а… — протянул он охрипшим голосом. — Ты безумно хорошенькая… я теряю голову каждый раз, когда смотрю на тебя. Еще эти твои вишенки!

— То-то у тебя был настолько глупый вид, что бабуля нас наверх отправила, — хихикнула Фифа. — Ты мне тоже нравишься, Федь-медведь. Очень.

Фаина перевернулась на бок, чуть приподнялась на локте и, склонив голову, приблизила свое лицо к лицу мужчины:

— Поцелуешь меня?

Слова были лишними. Лукьянов судорожно втянул в себя воздух и набросился на маняще раскрытые в игривой улыбке губы. Ему было так сладко, так оглушительно хорошо, что он забыл обо всем, кроме прелестного гибкого женского тела, которое так неожиданно оказалось в его руках.

Фая крепко прижималась к Федору, ерзала и чуть постанывала, наслаждаясь поцелуем, дразня, провоцируя, пробуждая в молодом мужчине всю его чувственность. И таки добилась своего: потерявшись в ощущениях, Федор тоже задвигался, обхватил упругие женские ягодицы, прижал Фаину к себе, задвигал бедрами… Теперь Фифа в полной мере ощутила всю силу и твердость его желания. И это ей ужасно понравилось. Настолько, что она засомневалась, что они оба сумеют дождаться ночи.

Не в силах лежать и дальше, Федор исхитрился сначала перевернуться на бок, а потом и вовсе оказаться сверху. Продолжая терзать губы Фаины, он перенес вес на одну руку, а вторая, словно обретя собственную жизнь, пустилась путешествовать по телу Фаи: погладила плечо, сжала грудь, прогулялась по животику и нащупала краешек короткой домашней кофточки, под которой не было никакой другой одежды, только нежная, бархатистая наощупь теплая кожа.

Мужчине тут же захотелось ощутить вкус этой кожи, и он, оторвавшись от губ Фифы, скользнул вниз, приподнял край кофточки, приник ртом к животику. Поцелуй пришелся чуть выше пупка. Фая поощрительно простонала что-то вроде «о, да!» и Лукьянов двинулся выше, еще больше поднял край кофточки, увидел кружева бюстгальтера, через которые просвечивала белая кожа груди и темные ареолы сосков.

— О, Боже… я сдохну прямо сейчас, если не поцелую тебя сюда, — прерывисто дыша, пробормотал он, обращаясь к Фаине и, не дожидаясь ответа, припал к ее груди.

Но и этого Федору очень скоро стало мало. Кружева — это, конечно, красиво, но на вкус — не очень, да и язык они покалывают. Поэтому мужчина сделал самое естественное движение: расстегнул лифчик, благо, застежка оказалась спереди, и высвободил из плена два совершенных в своей зрелой красоте, налитых полушария.

Его первая жена, Лана, была плоскогрудой, как и большинство моделей, и Федор порой тайком спрашивал себя, чем он думал, когда решил, что его это привлекает…

Зато сейчас перед ним оказался такой щедрый подарок, что он просто захлебнулся счастьем:

— Твоя грудь, Фая, — выдохнул со стоном, — она идеальна!

Больше говорить Лукьянов не мог: он трогал, мял, посасывал и покусывал, покрывал поцелуями каждый миллиметр роскошной плоти.

Фаина вздыхала, охала, выгибалась под ним, то ероша его короткие волосы, то вцепляясь орлицей в его сильные плечи. Грудь у нее всегда была чувствительной, и Фае нравилось до умопомрачения, когда бывший муж ласкал ее — жаль, что Славик не старался при этом быть нежным, и порой причинял Фае настоящую боль, которая сводила «на нет» возбуждение женщины…

Федор оказался куда более трепетным и осторожным. Он каким-то странным образом чувствовал, как именно нужно прикасаться к Фифе, чтобы доставить ей максимум удовольствия. Поцелуй, посасывание, короткий дразнящий удар языком — и Фаину выгибает дугой. Снова легкий, едва ощутимый укус, поглаживание и еще один удар языком — и Фаина, охнув, улетает на небеса. Да-да! Впервые в жизни Фая пережила самый настоящий оргазм, даже не сняв с себя трусики…

— Ты просто волшебник какой-то, Федь, — просипела она, приходя в себя. Горло пересохло и чуть охрипло от частого дыхания и стонов, которые вырывал из ее легких оказавшийся страстным и умелым любовником Лукьянов. — Мне никогда не было так хорошо…

Она заглянула в смеющиеся и, одновременно, полные нежности глаза мужчины.

— Истерзал меня всю, — буркнула, сделав строгий и грозный вид. — Я тебе отомщу!

Хитро улыбаясь, она скользнула ладошкой вниз, нащупала и чуть сжала сквозь мягкие домашние брюки напряженную плоть мужчины, повела легонько вверх, потом вниз. Лукьянов запрокинул голову, зажмурился и застонал сквозь зубы:

— Верю. Ты сумеешь…

— Это хорошо, что веришь, — заявила Фифа, помогла Федору избавиться от свитера и потянула вниз резинку его домашних брюк.

Федор опять застонал, в этот раз от облегчения и нового прилива желания, когда женщина освободила из тесного плена одежды его возбужденное естество.

— Фаечка, родная, я же взорвусь, как только ты меня коснешься… и так уже на пределе… — выговорил хрипло, увидев, что Фифа склоняется к нему с явным намерением подарить самую интимную ласку — губами и языком. — У меня слишком давно не было близости… чувствую себя моряком после дальнего рейса.

— Ну, если так, то это мы сделаем в другой раз, — смирилась Фаина. — Иди ко мне.

Она вытянулась рядом с Федором, улеглась на бок, оттопырила попку и прижалась ею к боку мужчины.

— Поза «ложечки», — оповестила весело. — И тебе хорошо, и для нас с малышом безопасно.

— Ох, ложечка ты моя… сладкая до боли, — Лукьянов тут же развернулся к Фае, прижался к ней животом, толкнулся внутрь женского тела, обхватив руками талию Фифы и скользя по ней вверх. — Прости, но и так меня надолго не хватит…

— А мне долго и не надо, — прогнула спинку Фаина. — Я еще не остыла.

Федор вошел до упора и замер, ожидая, когда отступит очередной спазм желания. Лишь его пальцы играли, ни на миг не останавливаясь, с набухшими коричневыми горошинками, венчающими нежную женскую грудь. Потом задвигался, ускоряясь, теряя остатки выдержки, сбиваясь с дыхания, ощущая пульсацию во всем своем теле…

— Да, Федь, да, хорошо, — подзадоривала его Фая, прижимаясь к нему все плотнее, — еще, мой хороший, еще немножко!

— Немножко?.. да… прости, но… ооооооойййй… — Лукьянов еще раз толкнулся вперед, вжался в тело своей любимой, приник лицом к влажной от испарины спине Фаины и, вздрагивая, провалился в пучину острого удовольствия…

К счастью, Фаине хватило этих мгновений, чтобы тоже поймать волну и взлететь на пик, так что она дрожала, вздыхала и постанывала вместе с мужчиной, который теперь стал её мужчиной в самом глубоком и полном смысле этого слова.

***

Спускаться вниз не хотелось. Не хотелось разлипаться, отделяться друг от друга. Притяжение между Федором и Фаиной выросло внезапно, скачком, и стало таким сильным, будто они превратились в два больших магнита.

Федор занялся елкой, Фаина — готовкой, но оба то и дело обменивались взглядами, улыбками, кивками. Федор чувствовал себя странно. С одной стороны, он сбросил напряжение, избавился от тянущего чувства внизу живота. С другой стороны, теперь он еще больше жаждал близости с Фифой, буквально сходил с ума от потребности трогать ее, целовать, ласкать… Ему словно дали попробовать ложечку вкуснейшего мороженого, но не позволили насытиться и отставили ведерко в сторону. Что бы он ни делал, чем бы ни был занят, его мысли, а вслед за ними и взгляд, то и дело возвращались к Фаине.

Остаток дня прошел для Лукьянова в каком-то тумане — он что-то делал, что-то говорил, даже что-то ел, а сам ждал, ждал, ждал — ночи, того заветного часа, когда он сможет вновь остаться наедине с Фаиной, и будет вновь прижимать к себе, целовать и ласкать ее маняще-женственное тело.

И вот до наступления Нового года остался всего один час. Фаина и Надежда Семеновна завершили последние приготовления, принарядились, накрыли на стол и расставили под елкой красиво упакованные коробки с подарками. Федор тоже принес и пристроил рядышком пару коробочек.

— Ну, мои дорогие, давайте уже и за стол усаживаться, — пригласила баба Надя. — Пока старый год проводим, а там и новый пора встречать будет.

— Давайте! — согласились Федор и Фифа.

Последний час уходящего две тысячи пятнадцатого года истек незаметно, минута за минутой, и вот уже на экране телевизора появились Кремлевские Куранты, и Президент завел свою поздравительную речь. С двенадцатым ударом часов Фаина, Федор и баба Надя сдвинули бокалы. Наполненный благородным вином пятилетней выдержки хрусталь негромко зазвенел.

Отпив глоток, Лукьянов сказал не тост даже, не поздравление, а слова, которые шли из глубины его сердца:

— Сегодняшний день был для меня наполнен счастьем. Говорят, как встретишь Новый год, так его и проведешь. Я хочу загадать желание. Пусть то, что началось сегодня, продлится не один год, а всю мою жизнь!

— Очень хорошее желание, пусть оно сбудется, — кивнула бабушка Фаины.

— Поддерживаю! — одарила мужчину улыбкой сама Фая.

После того, как свои поздравления озвучили надежда Семеновна и Фая, а тарелки слегка опустели, настало время распаковывать подарки.

Федор ждал этого момента с легким беспокойством: ему очень хотелось, чтобы его подарок понравился Фифе, а еще он гадал, что приготовила для него любимая женщина. Хотелось верить, что в коробке его ждет не стандартный набор из шампуня и пены для бритья, а что-то более оригинальное.

— Ну-ка посмотрим, что нам тут дед Мороз под елочку положил, — пошутила баба Надя. — Смотри-ка, внучка, это, кажется, тебе!

Фифа приняла из рук бабушки сверток и коробочку. В свертке оказались вязаные варежки, носочки, шарфик и шапка: похоже, старушка потратила не один день, вывязывая на спицах красивые орнаменты.

— Ой, как здорово! Спасибо, ба! — Фая искренне обрадовалась теплым вязаным одежкам и от души чмокнула старушку в морщинистую щеку. — А тут что? — она сняла обертку и увидела обтянутый синим бархатом футлярчик — в такие обычно упаковывают украшения в ювелирных магазинах.

Фаина чуть замялась, не решаясь откидывать крышку: если там окажется обручальное кольцо, получится неловко: она ведь уже сказала, что пока не готова думать о замужестве…

Взглянула на побледневшего Федора. Прочла в его глазах тревогу, любовь и надежду, решилась и открыла коробочку.

— Перстень! С янтарем! — воскликнула восторженно. — Похоже, старинный… Это просто чудо. Где ты такое нашел, Федя?!

У Лукьянова отлегло от сердца: Фифа не подвела, оправдала его надежды и сумела оценить подарок.

— Этот перстень передала мне бабушка. Она рассказывала, что он принадлежал ее бабушке, а значит, моей пра-пра-бабушке.

— Он же серебряный, да?

— Да. Это черненое серебро, — кивнул Федор. — У бабушки были такие же маленькие изящные пальцы, как у тебя, Фая. Надеюсь, тебе этот перстенек придется впору.

— Вот сейчас и примерим! — Фифа надела колечко на средний палец левой руки. Он оказался как раз в пору. — И правда подошел! Спасибо, Федь, ты как угадал с подарком: я обожаю украшения, к тому же старинные, да еще и с янтарем!

— Я… рад. очень! Моя бабушка хотела, чтобы я передал это колечко своей любимой женщине…

Лукьянов был бесконечно растроган тем, с какой радостью и признательностью приняла Фифа его подарок — может, не слишком дорогой, но бесконечно ценный для него, Федора. Лане вручить это украшение не решился: подозревал, что она не сумеет оценить дар по достоинству, да и не было у него настоящих чувств к первой супруге. Мужчина снял очки и с силой потер переносицу, справляясь с нахлынувшими чувствами.

— Бабуль, а что у тебя? — тактично переключила внимание на бабу Надю Фая.

— А вот давай посмотрим, — приняла игру Надежда Семеновна.

Она тоже получила сверток, а к нему и коробку — большую и увесистую. В свертке оказался теплый шерстяной плед, клетчатый и очень мягкий наощупь.

— Какой Дед Мороз догадливый! — засмеялась пожилая дама. — И как это он сообразил, что мне как раз такой плед нужен, чтобы кутать в него колени, когда я сижу в кресле с вязанием в руках?

В коробке обнаружилась белая фарфоровая ваза с синей росписью.

— Неужели Гжель?! — восхитилась Надежда Семеновна. — Ну, Федор, ну Дед Мороз, угодил! У меня ведь есть коллекционный фарфор с гжельской росписью, и эта ваза в коллекцию прекрасно впишется.

Тех минут, пока Фая и ее бабушка распаковывали подарки старушки, Федору хватило, чтобы собраться, и он ответил на обращение спокойной улыбкой:

— Я рад.

— Федь, а ты посмотришь, чем тебя Дед Мороз решил порадовать? — подошла, прижалась к его плечу Фая.

— Кончено! — согласился мужчина и принялся разворачивать свои подарки.

В одном свертке, явно подготовленном Надеждой Семеновной, оказались вязаные из шерстяной нити носки, шарф-кашне и рукавички, только цвет, размер и орнаменты явно намекали, что вязались эти вещи на мужчину. Федор обрадовался им так, словно всю жизнь мечтал ходить в носках и варежках домашней вязки:

— Это самый теплый подарок из всех, что я когда-либо получал! — заявил он и тут же намотал шарф на шею: — Теперь мне никакие ветры не страшны!

Затем он потянулся к длинной, но плоской коробке. Судя по ее форме и размерам, там мог оказаться или альбом, или картина. Но действительность превзошла все ожидания Федора: когда он убрал все обертки, перед ним предстало настоящее произведение искусства. Художественное панно изображало нотный стан, на каждой линии которого, как на жердочках, сидели нотки-птички, выточенные из янтаря.

— Тебе нравится? — теперь настал черед Фаины беспокоиться. — Я сделала картину сама…

— Да, внучка с детства увлекалась поделками из этого камня, — подтвердила баба Надя. — Я даже думала, что она по художественной части пойдет, а она вдруг компьютерами занялась…

— Мне не просто нравится… Честно говоря, я даже подумать не мог, что ты так умеешь, Фая! Спасибо тебе! — мужчина обнял Фифу одной рукой, другой приподнял ее подбородок, заглянул в глаза и на миг прижался к ее губам в благодарном поцелуе. — Ты ведь не просто так выбрала именно такую тему: знаешь, как много для меня значит музыка!

— Да. Знаю. — Шепотом отозвалась Фаина.

Они посидели за столом еще с полчаса, после чего Надежда Семеновна забеспокоилась:

— Фая, внучка, тебе не мешало бы соблюдать режим, ты все-таки в положении. Может, пойдешь поспишь? Почти два часа ночи уже.

Лукьянов тут же поддержал бабу Надю:

— И правда, Фая, ты, наверное, устала…

— Вот заговорщики, — засмеялась молодая женщина. — Быстро же вы спелись!

— Мы просто заботимся о тебе, оба, — тут же сделала строгое лицо бабушка Фифы.

— Ладно-ладно. Убедили! — тут же сдалась та. — Уже ушла. Но и вы не засиживайтесь тут.

— Не съем я твоего Федора, не волнуйся, — «успокоила» внучку пожилая дама. — Вот поможет мне со стола прибрать и тоже спать пойдет. А я уж тут подремлю перед телевизором по-стариковски.

Через полчаса Лукьянов поднялся наверх, на второй этаж. Дверь в спальню Фифы была приоткрыта, и он заглянул к любимой, чтобы узнать, уснула ли она и, может быть, еще раз поздравить с Новым годом — уже наедине. На радость Федору, Фая еще не спала. Она приняла душ, переоделась в шелковую пижаму и сидела на краешке постели, расчесывая свои длинные волосы и заплетая их в косу.

— А вот и ты! — обрадовалась, увидев Федора. — Если хочешь, можешь сегодня спать здесь, — она похлопала по своей постели.

— Хочу! — не стал скрывать Лукьянов. — Сейчас тоже приму душ, переоденусь — и к тебе.

— Давай!

Не прошло и пятнадцати минут, как Федор, облаченный в одни лишь мягкие домашние брюки, снова был у Фаины.

— Не спишь? — спросил зачем-то, хотя видел, что Фая приподнялась на локте и смотрит на него.

— Не-а. Жду тут одного мужчину… который обещал мне бурную ночь… не знаешь, он скоро придет?

— Думаю, он уже тут, — хмыкнул Лукьянов и скользнул на постель, подкатился к Фифе, обхватил ее округлившуюся талию и поймал губами ее губы.

— Значит, спать ты не хочешь, — отрываясь на миг и переводя дыхание, уточнил он через некоторое время. — Хочешь пошалить…

— Спасибо, что напомнил, — на лице Фаины проступила чуть ехидная ухмылка. — Кажется, я собиралась сделать кое-что интересное…

— Ты можешь делать все, что тебе захочется, — предложил Лукьянов.

— Учтем, — Фаина выбралась из объятий Федора, заставила его лечь на спину и начала целовать его шею, ключицы, грудь, постепенно спускаясь все ниже…

— Фая… что ты со мной делаешь…

Это, кажется, были последние связные слова, которые еще сумел выговорить Федор. Потому что потом он мог только с трудом, через раз, дышать, стонать и выгибаться на постели, повинуясь инстинктам, которые сокращали его мышцы, приподнимали бедра и то втягивали, то напрягали пресс.

Фая оказалась щедрой на ласки любовницей. Она исследовала тело мужчины с вдохновением и интересом, одаривала поцелуями, укусами, поглаживаниями и другим способами прикосновений то одно, то другое чувствительное местечко.

Дожив до тридцати двух лет, Лукьянов и не догадывался, что его тело имеет такое количество эрогенных зон. Все его прежние женщины предпочитали брать, а не давать — что в постели, что вне ее. «Вы, мужики, свой оргазм по-любому поимеете, — как-то объяснила ему его последняя любовница, с которой он расстался ради женитьбы на Лане. — А нам, девочкам, нужно успеть урвать свой кусочек удовольствия».

Долгие годы Федор так и жил, даже не догадываясь, что его лишили возможности видеть радугу, оставив лишь слепяще-белый цвет долгожданной разрядки, которой, учитывая отсутствие ласк со стороны партнерши, еще нужно было достичь…

Теперь же благодаря Фаине Федор впервые познакомился с собственным телом, с его способностями и возможностями. Узнал, что у него вовсе не такой холодный темперамент, как считали его прежние подружки. И окончательно потерялся где-то в пространстве, когда Фая довела его до пика руками и губами.

— Фая… Фая… Фая… — мужчина с трудом расцепил сжатые, чтобы не кричать на весь дом, зубы и, поймав Фифу за плечо, потянул вверх. Заставил ее склониться к своему лицу. Выдохнул ей в губы: — Люблю тебя…

Фаина напряглась, собралась отстраниться, но Федор не отпустил:

— Знаю, что ты пока не готова ответить. Я и не требую ответа сейчас. Но я буду ждать его, сколько понадобится. Хоть всю жизнь.

Вместо ответа Фаина поцеловала его в губы. Она и правда пока что боялась признаться даже себе в том, насколько глубокой стала ее привязанность к Федору.

Обняв мужчину и прижавшись к его горячему боку, она шепнула:

— С новым Годом, Федь. Пусть он принесет тебе счастье.

— Доброй ночи, Фая. — Лукьянов притянул Фифу к себе еще теснее и добавил, глядя на закрывшиеся в дреме глаза женщины: — Ты — моё счастье.

36. Федор

12 -13 января 2016 года. Москва

Фаина сдержала свое обещание и, как только отшумели новогодние праздники, нашла для Лукьянова психотерапевта: мужчину, практически ровесника самого Федора. Единожды решившись, директор и владелец компании InSecT редко отказывался от поставленных целей. Вот и от намерения все же избавиться от своих приступов отказываться не стал. Поэтому во вторник, двенадцатого числа, пораньше закончив дела в офисе, он отправился по адресу, который подсказала Фая. Молодая женщина выразила готовность съездить вместе с Федором, но Лукьянов поблагодарил и отказался: он уже не мальчик, чтобы его за ручку по врачам водили.

Первое знакомство с Дмитрием Шапиро — психотерапевт просил называть его на западный манер, только по имени — оказалось где-то даже приятным. Ни угнетающе-блеклых больничных стен, ни белых халатов. Дмитрий вел частный прием в арендованном помещении. Его кабинет был достаточно просторным, но уютным. И сам психотерапевт, больше похожий на спортсмена-тяжелоатлета из-за развитой мускулатуры, имел располагающую внешность, приятные манеры и вызывал доверие.

— Конечно, было бы лучше, если бы к решению обратиться за помощью вы пришли сами, — говорил Дмитрий. — Но, насколько я понял, ваша мотивация добиться изменений все равно достаточно высока.

— Да. Мы с моей… женой (Федор уже объяснил, что живет с Фифой в гражданском браке) ждем ребенка. Я бы не хотел, чтобы однажды приступ случился в присутствии малыша. Это может напугать его.

— Что ж. Первый лечебный сеанс мы проведем уже сегодня. Всего понадобится от трех до пяти таких сеансов. Будем смотреть по результатам каждого из них.

— Я готов.

Сеанс занял часа полтора. Дмитрий результатами остался доволен, и вдохновленный обещанием скорого выздоровления Лукьянов помчался в Михалково, к теплу и уюту домашнего очага. Новая встреча с Дмитрием была назначена на пятницу, а завтра, тринадцатого января, Федору предстояло посетить заключительное судебное заседание и завершить раздел имущества с бывшей супругой.

Предстоящая встреча с Ланой Федора не особо радовала: видеть ее мужчине совсем не хотелось. Прошлое должно оставаться в прошлом, считал Лукьянов. Он даже не особо изводился по поводу обмана, устроенного Светланой. В конце концов, если б Светка родила сама или позволила родить кому-то из своих знакомых, которые выдавали себя за суррогатных мам — он никогда не встретился бы с Фаиной. Вместо этого так и остался бы привязан узами брака и совместным ребенком к женщине, которая никогда его не любила, и которую не мог полюбить он.

— Вот и я! — вошел он в холл первого этажа и нарочно громко оповестил о своем появлении.

Федору нравилось угадывать, откуда, из каких дверей появится Фифа, нравилось видеть, как расцветает радостной улыбкой ее миловидное личико при его появлении.

Благодаря поездке в Калининград в их жизни многое изменилось, они стали очень близки, и теперь Федор с полным правом называл Фаю «моя женщина», целовал, когда хотел, и по-хозяйски обнимал быстро растущий животик Фифы.

Правда, спальни у Федора и Фаины по-прежнему были раздельные, но постель Фифы по ночам теперь пустовала. Лукьянов заявил: «моя женщина должна ночевать в моей постели», и даже если порой Фая, не дождавшись его, засыпала в своей комнате — он приходил к ней, брал женщину на руки и нес к себе.

— Привет, Федь-медведь, — Фифа выглянула из дверей кухни. — Переодевайся, накормлю ужином, потом прогуляемся немного, если ты не сильно устал.

— Ага, прогуляемся. А что у нас на ужин?

Федор не сомневался, что Фаина приготовила что-нибудь вкусное. Похоже, по-другому она просто не умела. И каждый раз, возвращаясь с работы домой, Лукьянов с радостным предвкушением думал о том, что там, в Михалково, его ждет любимая женщина и вкусная домашняя еда. Лишь одно в тайне по-прежнему печалило мужчину: Фифа, такая заботливая днем и горячая, страстная ночью, все еще отказывалась назначать дату свадьбы и пока так и не произнесла заветные слова любви…

Еще и начальник ССБ, Юрий Минизабирович, как-то заявил Федору, узнав, что Фифа отказывается регистрировать брак:

— Не расслабляйся, Федор Андреич. Будь готов к сюрпризам. Не нравится мне, что Фаина Иннокентьевна не желает в ЗАГС идти. Да и отец ее неизвестно где и чем занят — на Новый год в Калининград так и не явился ведь. Вот тебе и подполковник в отставке. В общем, босс, держи ухо востро.

— Я предпочитаю доверять своей женщине, — категорично заявил в ответ Федор.

— Вот как? Своей? — подчеркнул голосом Терминатор последнее слово. — Значит, у вас с ней отношения… совсем близкие?

— Да, ближе некуда, — неохотно подтвердил Лукьянов: свою личную жизнь он не желал обсуждать даже с хорошим другом, который, к тому же, обеспечивал безопасность.

— Ладно-ладно, не морщись, босс. Рад за тебя. И к Фифе у меня теперь доверия больше.

— Вот и хорошо, — закрыл неприятную ему тему Федор.

***

Светка на заключительное заседание суда явилась с видом гордым и независимым. Лукьянова демонстративно игнорировала, обращалась только к своему адвокату, к которому, похоже, все же прониклась некоторым доверием. На вопросы судьи отвечала с холодным высокомерием.

На продажу пентхауса Лана все же согласилась. Трудно сказать, что стало для нее более убедительным: уговоры адвоката или счета за коммунальные и прочие услуги, на оплату которых ушла бы вся заработная плата женщины.

От претензий на право владения частью компании, созданной Федором задолго до женитьбы, Светлана так же отказалась, но зато ее адвокат сумел доказать, что она имеет право на часть дохода, полученного фирмой за те четыре года, что Федор и Лана состояли в браке.

— Предлагаю поступить следующим образом, — вещал Фельдман, адвокат Федора. — госпожа Лукьянова получает три четверти стоимости проданного пентхауса, и отказывается от любых других имущественных претензий к моему клиенту.

— Согласны, — ответил вместо Светки ее адвокат.

Лана кивнула и, поджав губы, подписала соответствующие документы. Как только судья объявила, что дело закрыто и заседание закончено, Светлана встала и, не прощаясь, вышла из кабинета.

Федор думал или, скорее, надеялся, что больше не увидит ее ни в этот день, ни потом, но быстро понял, что просчитался. Когда он спустился по лестнице и вышел в холл, то обнаружил, что его бывшая супруга старательно прихорашивается перед зеркалом, а рядом с ней стоит, перекинув через локоть драгоценное норковое манто женщины, какой-то смазливый тип с масляными глазами.

Заметив появление Федора, Светка демонстративно погладила своего спутника по щеке:

— Помоги мне надеть шубку, котик.

Лукьянова передернуло от наигранности всего этого представления. Котик помог и, подхватив Лану под локоток, повел ее к выходу. Лукьянов вышел следом парой мгновений позже. У него на глазах бывшая супруга уселась в поданный прямо к ступенькам спортивный автомобиль и умчалась вдаль, одарив напоследок бывшего мужа пренебрежительной усмешкой.

Федора снова передернуло. Фельдман заметил это.

— Очень неприятные люди. А спутник вашей бывшей супруги производит впечатление ловеласа и афериста.

— Что ж, Лана выбрала любовника себе под стать, — пожал плечами Лукьянов. — Вас подвезти? — перевел он разговор на другую тему.

— Нет, спасибо, я на своей, — Фельдман попрощался и направился к своему автомобилю.

Светка тоже заметила, что Лукьянов вздрогнул, когда увидел ее в обществе нового любовника. Этого она и добивалась. Но читать чужие эмоции женщина никогда не умела, и истолковала все в свою пользу: решила, что Федор злится и ревнует. «Так-то! Ушёл твой поезд, Тео. Теперь ты на меня можешь только облизываться! — с торжеством подумала она. — А я с тебя поимела куда больше, чем могла надеяться. Мне и на новую квартиру хватит, и на несколько лет безбедной жизни!»

…Вернувшись после суда в свой коттедж в Михалково, Федор сообщил Фаине:

— Ну вот, больше меня с моей бывшей супругой ничего не связывает. Правда, я обеднел на несколько сотен тысяч долларов и лишился жилья в Москве.

— Во-о-от, — протянула Фифа. — А еще и этот дом мне отписать хотел. Сам-то, если что, куда жить пошел бы — под мост?

— Не верю, что ты меня под мост могла бы выселить, — Лукьянов заглянул Фаине в глаза, отыскивая в них подтверждение своим словам.

— Не выселила бы, это уж точно, — признала молодая женщина.

Федор не выдержал и потянулся к Фае с поцелуем: после суда ему особенно остро хотелось ощутить, что в этот раз и с этой женщиной у него все по-настоящему, все всерьез. Фифа с удовольствием ответила на поцелуй и своей искренностью разогнала легкие облачка опасений, все еще иногда возникавшие в душе мужчины, который слишком долго был одинок и нелюбим, чтобы вот так сходу поверить в то, что все изменилось…

37. Федор

19 января 2016 года. Поселок Михалково

Лукьянов вернулся домой затемно. Это и не удивительно: в январе смеркается рано. Вышел из машины, которую водитель тут же погнал в гараж. Окинул взглядом коттедж. Дом выглядел темным и мрачным — света не было ни в одном окне. Сердце Федора кольнула тревога. Он вошел в неосвещенный гулкий холл, позвал:

— Фая! Я дома!

Ответом ему была тишина.

— Фая? — мужчина быстро прошелся по первому этажу, включая свет в кухне, в гостиной, в ванной и даже в комнатке для персонала.

Везде было пусто.

Лукьянов, перепрыгивая через ступеньку, поспешил на второй этаж. Первым делом заглянул в спальню Фифы и замер в недоумении: комната была пуста. И дело не в том, что отсутствовали вещи Фаины. Не было ни мебели, ни занавесок на окнах. Помещение выглядело так, как раньше, еще до того, как в нем поселилась молодая женщина.

Федор обвел непонимающим взглядом голые стены и окна и рванул в детскую. Резкая вспышка лампочки — и у мужчины закружилась голова: здесь тоже было пусто. Совсем. Спальня няни и его, Федора, собственная спальня тоже пустовали. Все выглядело так, как до переезда Фифы. Так, будто ни самой Фаины, ни двух месяцев жизни с ней просто не существовало в этой реальности.

Лукьянову показалось, что он сходит с ума. Голова закружилась, волосы на голове зашевелились, будто пытались встать дыбом, как загривок у льва. Мужчина остановился посреди коридора второго этажа, запустил пальцы в собственную шевелюру, произнес тихо:

— Нет… — и громче: — Нет! Не-е-ет!!!

Дернулся всем телом и… очнулся сидящим в собственной постели, покрытый холодным потом и с сердцем, которое, по ощущениям, колотилось где-то в горле.

— Федь, ты что кричишь? — движение сбоку — и вспыхнувший мягкими лучиками ночник отвлек Лукьянова от ночного кошмара, все еще владеющего его разумом.

Федор повернулся, поднял на Фаю глаза с расширенными зрачками. Несколько мгновений смотрел так, будто не узнает или не верит тому, что видит. Потом с каким-то болезненным стоном улегся на бок, прижался лицом к располневшей талии Фифы.

— Что, Федь? — переспросила она, невольно начиная поглаживать мужчину по растрепанным спутанным волосам. — Тебе плохо?

— Нет… сон дурной, — прогудел тот глухо, продолжая вжиматься лицом в пространство между простыней и потяжелевшим животиком любимой. — Сейчас отойду, успокоюсь…

Фаина выдохнула с облегчением, опустила голову на согнутый локоть, второй рукой продолжая поглаживать, массировать затылок Лукьянова.

Федор дышал теплыми запахами женского тела и не мог надышаться. Они проникали в его легкие, словно кислород после удушья. Если б не опасение напугать беременную Фаю, он бы сейчас схватил ее в охапку, вжал бы в себя — до стона, до боли, и потребовал бы поклясться в том, что она его не оставит — никогда. Из стиснутой паникой груди рвались слова, признания, просьбы, но Федор молчал из последних сил. Только трудное дыхание да судорожно сжавшиеся на ее спине пальцы подсказали Фае, что он все еще не может избавиться от воспоминаний о пережитом кошмаре.

— Федя, может, поделишься? — предложила она. — Полегче же станет.

Федор в ответ промычал отрицательно. Фаина смирилась. За пару месяцев совместной жизни она заметила, что Лукьянов не торопится откровенничать, рассказывать о своих переживаниях и проблемах.

— Ты молчишь, потому что не привык делиться, или потому что меня бережешь? — ласково спросила мужчину, который, наконец, поднял голову и перелег на смятую подушку.

— Не надо тебе это… но за беспокойство — спасибо. — Лукьянов все-таки притянул Фаю поближе, чмокнул в висок.

Она устроила голову на плече мужчины, погладила его по светлым коротким кучеряшкам на груди:

— Тогда, может, еще поспишь?

— Ты спи. Я, наверное, тоже попробую еще подремать.

Федор знал: уснуть он уже не сможет, но лежать в обнимку с Фаей, ощущать тяжесть ее расслабленного тела — это было главное, чего он хотел после того отвратительного в своей реалистичности сновидения, которое все еще гуляло отголосками боли по его напряженным мышцам.

Фаина задремала. Федор же так и лежал, глядя близоруко в темноту и размышляя о том, что, наверное, зря они с Терминатором убрали от Фифы личного охранника, когда она перебралась в коттедж в Михалково.

«Надо будет поговорить с Юрой, пусть все-таки выделит кого-то из парней, чтобы постоянно рядом с Фаей был», — эта мысль помогла Лукьянову избавиться от смутной тревоги, которая ледяной занозой засела у него за грудиной и не желала исчезать.

Через полтора часа он, так и не сомкнув глаз, выбрался из объятий Фифы, собрался, стараясь не разбудить ее, но потом не удержался: подошел к постели, наклонился, чтобы поцеловать молодую женщину хотя бы в щечку. Фаина сонно улыбнулась, ответила на поцелуй и снова задремала.

Федор добрался до офиса по начинающим скапливаться пробкам, занялся делами: планерка, обсуждение проектов, совещания и онлайн-конференции с зарубежными клиентами. В обед нашел минутку, чтобы перекинуться парой фраз с Фаиной в скайпе, потом пригласил к себе Терминатора. Тот явился почти моментально.

— Присаживайся, Юра. Пообедаешь со мной? — пригласил начальника СБ Лукьянов.

— А у тебя, смотрю, домашнее? Суп в термосе, котлетки в контейнере, — одобрительно кивнул Юрий Минизабирович. — Пожалуй, не откажусь попробовать, как твоя Фифа готовит.

Федор разлил по тарелкам щавелевый суп, поставил в микроволновку куриные котлетки с рисом и овощами. Мужчины дружно застучали ложками.

— Ну, я скажу так: готовить Фаина Иннокентьевна умеет, — выбрав со дна последнюю ложку гущи, заметил Терминатор.

Лукьянов слабо улыбнулся, кивнул, поставил перед другом тарелку с горячим.

— Я вот как раз о Фаине и хотел с тобой поговорить. Может, зря мы от нее охранника убрали? Она же целыми днями одна там, в коттедже. Михалково, конечно, поселок охраняемый, да и выходит Фая без меня только в ближайший магазин — закупиться по мелочам. Тяжести поднимать ей запретили.

— Произошло что-то? — насторожился начальник СБ. — Откуда вдруг такие мысли? Ты не утаивай ничего, Федор Андреич. Любая деталь, которая тебе кажется незначительной, может оказаться важной.

— Нет… ничего не произошло. Все как обычно, но на душе неспокойно, — поморщился Лукьянов: рассказывать о том, что ему снятся кошмары, не хотелось.

— Тогда, возможно, это у тебя нервишки пошаливают, — без тени насмешки высказался Терминатор. — Такое бывает у будущих отцов, особенно когда ребенок долгожданный. Но можем для твоего спокойствия приставить к Фаине Иннокентьевне человека. Она вроде женщина понятливая, надеюсь, возражать не станет.

— Я с ней поговорю сегодня же вечером, — пообещал Лукьянов.

— Ну, тогда завтра с утра и пришлю к ней парня из охраны. Скажи своему водителю, пусть подхватит моего человека, когда к тебе ехать будет.

— Договорились. — Лукьянов собрал со стола грязную посуду, отнес в посудомоечную машину. — Спасибо за понимание, Юра.

— Тогда я пошел работать? — встал начальник СБ.

— Да, иди.

Мужчины разошлись. Федор вернулся на свое рабочее место, еще пару минут пообщался по скайпу с Фаей и с головой ушел в работу. Три часа, остававшиеся до конца рабочего дня, слились для него в одно короткое мгновение.

Около шести вечера, разговаривая по телефону с одним из клиентов, Лукьянов выключил ноутбук, оделся на ходу, кивнул на прощание охраннику, вышел из офиса и отправился на стоянку, где его дожидался водитель с автомобилем.

— В Михалково, — отдал распоряжение шоферу и вернулся к разговору, который затянулся надолго и закончился уже тогда, когда белый крайслер директора компании InSecT съехал с МКАДа и помчался по дороге, ведущей к поселку.

Лукьянов, освободившись от слишком словоохотливого заказчика, тут же набрал номер Фаины, чтобы узнать, не нужно ли закупить каких-либо продуктов к ужину или на следующий день. Фифа на звонок не ответила. Не ответила и на повторные вызовы через десять и через двадцать минут. «Может, в душ пошла или уснула», — успокаивал себя Федор, нетерпеливо поглядывая на заснеженную дорогу.

Наконец, автомобиль преодолел последние сотни метров, въехал во двор коттеджа и замер у дорожки, ведущей к входным дверям. Лукьянов выбрался из прогретого нутра машины в морозную тьму, которую безуспешно пытался разогнать одинокий фонарь над крыльцом. Окинул взглядом обращенный к воротам фасад дома и почувствовал, как сжалось, заныло что-то внутри: света не было ни в одном окне.

«Это просто сюр* какой-то, — извлекая из кармана ключи, попытался подбодрить себя иронией мужчина. — Но сейчас-то я точно не сплю!»

Он быстро отпер замок, вошел в гулкий сумрачный холл, хлопнул ладонью по выключателю.

— Фая! Я дома! — позвал, как обычно, хотя предчувствие говорило ему, что зовет он напрасно.

В точности как в утреннем сне, Федор заглянул во все комнаты первого этажа, но Фаину так и не нашел. Лестница, ведущая наверх, вдруг показалась ему дорогой на Голгофу. Но он все же вынудил себя преодолеть два коротких лестничных пролета и первым делом заглянул в спальню Фифы. Мебель, вещи молодой женщины, даже ее ноутбук — все было на месте.

Лукьянов потряс головой, пытаясь отогнать воспоминания о ночном кошмаре, и последовательно обследовал остальные комнаты и даже санузел второго этажа. И только полностью завершив обход, признал: Фаины в доме нет…

«Сон в руку. Чертов сон… Где она? Почему не отвечает на звонки?» — вопросы мельтешили в голове мужчины, словно рой одуревшей от духоты мошкары, а сам он почти бегом шагал в свой кабинет, где находился системный блок, собирающий информацию со всего охранного периметра и всех камер видеонаблюдения.

================================================================

* Сюр — здесь: "сюрреализм" — направление в литературе и искусстве начала XX века. Для направления характерно использование аллюзий, парадоксальных сочетаний, приемов визуального обмана.

38. Фаина

19 января 2016 года. Поселок Михалково

Не считая слишком раннего пробуждения, вызванного вскриком Федора, которому приснился кошмар, день Фаины Филимоновой протекал по вполне сложившемуся графику: она проснулась в девятом часу утра, выпила стакан холодной воды, выполнила несколько асан из йоги для беременных. Лукьянов занятие Фифы всецело одобрял, поддерживал и по выходным даже разделял.

После легкого завтрака Фаина засела за работу, благо, рабочее место, которое она устроила в своей спальне, позволяло проводить за компьютером довольно много времени без особого ущерба для здоровья. Накануне Фая сдала своим работодателям очередной проект и взяла новый заказ, в изучение подробностей которого и погрузилась. Ей снова удалось «поймать» задание, связанное с разработкой дизайна, а такие заказы она любила больше, чем сайтостроение.

Настрой у молодой женщины был деловой, бодрый, и только в самом дальнем уголке души робким комариком звенела струнка беспокойства: новостей от отца, подполковника Лазарева, все еще не было… Фаина даже ездить на почтамт в Тулу перестала: знала, когда отец сможет, он с ней свяжется по мобильному телефону или по интернету…

Единственное, о чем она забыла в суете, это о своем сообщении, в котором в зашифрованном виде говорилось, что за ней кто-то следит. «Эх, надо бы оставить новое сообщение, известить отца, что все хорошо и тревога оказалась ложной, — сообразила Фая. — Договорюсь вечерком с Федором, чтобы кто-то из его ребят свозил меня домой и на почтамт Тулы завтра или послезавтра».

Время до обеда пролетело быстро и незаметно. Несколько раз Фаине писал Лукьянов, и она с удовольствием перебрасывалась с ним шутками в чате скайпа. Когда, пообедав, Федор поблагодарил ее за вкусный суп и второе, Фаина решила, что, пожалуй, она свою норму сидения за компьютером выполнила и отправилась на кухню: ей хотелось сделать первые приготовления к ужину.

Однако, не успела молодая женщина завести тесто на пирожки, как зазвонил ее смартфон. Взглянув на экран, она обнаружила, что номер не определился. Фаина даже не стала отвечать на вызов о неизвестного абонента, но тот отказался настойчив и перезвонил еще раз. Теперь сомнений у Фаи не было: поговорить с неизвестным все равно придется.

— Але, слушаю вас, — проговорила она, приняв вызов.

— Фургончик дядюшки Мокуса доставил послание для Фунтика. Желаете узнать новости? — произнес веселый мужской голос: похоже, незнакомцу было забавно пользоваться паролями, который придумал подполковник Лазарев для дочери, когда она была еще ребенком.

— Желаю! — тут же подскочила Фифа. — Где и когда?

— У лесного шлагбаума на выезде из Михалково. Вы ведь теперь тут живете? — проявил осведомленность неизвестный.

— Да, тут! Мне что-то брать с собой? Я увижу отца?

— Просто оденьтесь потеплее и поторопитесь. Все ответы при личной встрече, — в голосе мужчины на другом конце провода появились собранность и строгость. Чувствовалось, что он привык командовать.

— Уже бегу!

Фаина сбросила вызов и помчалась наверх, в свою комнату, на ходу пытаясь дозвониться Лукьянову. У того было занято. Как и велел гонец, который принес вести о подполковнике, Фаина утеплилась, схватила ключи, кошелек, окинула взглядом спальню, пытаясь сообразить, не забыла ли чего, и рванула к выходу. У лесного шлагбаума она оказалась буквально через двадцать минут после разговора.

На улице смеркалось. Охранники в своей будке пили чай, смотрели телевизор и, похоже, резались в карты. На одинокую женскую фигурку, проскользнувшую через незапертую калитку, внимания они не обратили. Фая выскочила за ограждение, огляделась.

— Фаина Иннокентьевна? — прозвучал справа от нее тот же голос, что она слышала в телефоне.

— Я, — она обернулась и поневоле запрокинула голову: мужчина, дожидавшийся ее, оказался высоким, под два метра ростом.

— Идемте в машину, там теплее, да и света хватит, чтобы вы могли ознакомиться с письмом вашего отца.

— С ним все в порядке? Он жив? — не выдержала Фая.

— Жив, жив, — успокоил ее собеседник.

И она, откинув всяческие сомнения, позволила взять себя под локоть отвести в автомобиль. Усадив молодую женщину на заднее сиденье, мужчина уселся спереди, рядом с водителем, и подал запечатанный конверт.

Фифа тут же вскрыла его, извлекла одинарный лист в клеточку, явно вырванный из блокнота, и поднесла его поближе к лампочке.

«Доча, родная, — гласило послание. — Прости, что я долго не появлялся и оставил тебя без помощи и защиты. Теперь вот собираюсь исправить свое упущение. Ребятам, которых я к тебе послал, можешь полностью доверять. Если согласишься, они доставят тебя ко мне. Сам я, к сожалению, пока навестить тебя не могу, хотя ужасно соскучился. В любом случае, если за тобой кто-то следит, или есть еще какие-то проблемы — мои ребята их решат. Надеюсь на встречу. Папа».

Дочитав записку, Фаина сморгнула проступившие на ресницах слезы и подняла взгляд на парней, которым отец поручил ее защиту:

— Где отец? Что с ним? Почему он не смог приехать сам?

— Он получил ранение, но сейчас уже идет на поправку, — тут же откликнулся тот, который ее встречал у шлагбаума. — Если вы хотите увидеть отца, нам нужно ехать прямо сейчас.

— Ранен? Идет на поправку? Но я ничего с собой не взяла, — охнула, растерялась Фая.

— Ничего страшного. Визит будет недолгим, и вас обеспечат всем необходимым на месте. У вас есть пять минут на размышления.

— Едем, — не стала мучиться сомнениями Фифа. — Я не смогу спокойно спать, если не увижу отца. Хочу убедиться своими глазами, что его жизни ничего не угрожает!

Мужчины как-то странно переглянулись. Тот, который сидел за рулем, слегка пожал плечами. Второй, заметив вопросительный взгляд Фаи, пояснил причину их переглядываний:

— Подполковник пока на секретном положении. Подробности мы разглашать не вправе. Он сам вам расскажет все, что посчитает необходимым.

— Тогда тем более надо ехать! — Фая расстегнула свою новую безразмерную дубленку, которую купила недавно в расчете на то, чтобы ходить в ней и в феврале, и даже в марте: срок беременности у нее к тому времени будет солидный, а вот зима вряд ли уже отступит. Заметив, что Фая в положении, ее сопровождающие снова молча переглянулись, но в этот раз обсуждать с ней ничего не стали.

Автомобиль мягко заурчал мотором и плавно тронулся. Молодая женщина несколько минут вчитывалась в послание, отправленное ей отцом, словно надеялась прочесть между строк что-то еще. Потом сложила листок, вернула его в конверт, а конверт решила сунуть в карман дубленки. И только когда ее пальцы не встретили в глубокой меховой полости такого родного и привычного смартфона, Фая поняла, что конкретно она искала взглядом, когда торопилась выйти из дому.

— Послушайте… — она замялась, не зная, как обращаться к мужчинам.

— Меня можете называть Руфусом, — помог ей один, а его (он кивнул на водителя), — Тараном.

— Поняла. Руфус, я забыла дома мобильный телефон. Вы не одолжите мне свой, чтобы я могла позвонить своему… мужчине?

— Тому, с которым живете?

— Да.

— Сейчас этого лучше не делать, Фаина Иннокентьевна, — собеседник покачал головой. — Иначе вас и нас вместе с вами могут вычислить, а потом доберутся и до вашего отца.

— Значит, ему все же что-то угрожает? Его кто-то ищет? Зачем? — Фая соображала быстро, а мгновенно сжавшиеся губы Руфуса показали ей, что она со своими предположениями попала в точку.

— Простите, это закрытая информация. Но мы еще можем отвезти вас обратно.

— И когда я смогу увидеть отца, если сейчас передумаю ехать с вами?

Мужчины переглянулись в третий раз, и по их мрачным лицам Фая поняла, что другого случая может и не быть.

— Можете не отвечать, — нахмурилась она. — Едем дальше.

Парни слегка расслабились, лица их посветлели, во взглядах Фая прочла молчаливое одобрение.

«Может, отец сумеет придумать, как передать Федору, чтобы он не беспокоился о том, где я нахожусь, и что со мной все хорошо», — попыталась утешить себя она. Взрослея, Фаина постепенно избавилась от мысли о всемогуществе своего отца, но все равно считала, что его возможности намного шире, чем у большинства известных ей людей.

Погрузившись в размышления обо всем, что услышала и узнала, Фаина совершенно не обращала внимания, куда и по какой дороге ее везут. От своих тревожных мыслей она очнулась только тогда, когда автомобиль остановился на пару минут перед автоматическими железными воротами, встроенными в сплошную бетонную стену, по верхнему краю которой была пущена колючая проволока. Ворота открылись, и машина въехала на довольно просторную площадку, ярко освещенную прожекторами. Оглядевшись, Фаина поняла, что ее привезли на небольшой аэродром, скорее всего — военный. Там молодую женщину и ее спутников дожидался вертолет.

— Выходите, Фаина Иннокентьевна, — открыл перед ней дверцу Руфус. — Дальше — по воздуху.

— Долго?

— Не слишком. Чуть больше часа.

— Хорошо. — Фая знала, что порой беременных женщин и тяжелых пациентов доставляют из одних больниц в другие вертолетами санитарной авиации, поэтому была уверена: малышу этот перелет не навредит.

Через пару минут Фаину усадили в удобное кресло, пристегнули, вручили наушники. Вертолет взлетел и помчался в неизвестном направлении. Фаина поняла, что не имеет представления, как далеко она находится от Михалково, и который сейчас час. «Только бы отец нашел возможность передать весточку Федору! — взмолилась она мысленно. — Страшно подумать, что подумает Федя, когда не застанет меня дома… Но я не могла поступить иначе! Надеюсь, он сумеет это понять и простит меня, когда я вернусь».

39. Федор

19 января 2016 года. Поселок Михалково

Лукьянов сидел у компьютера и напряженно всматривался в монитор, по которому в ускоренном режиме бежали кадры, снятые камерами видеонаблюдения. Правую руку он держал на мышке, чтобы успеть вовремя остановить запись. В левой сжимал смартфон, из динамиков которого доносился нарочито спокойный голос начальника СБ Юрия Минизабировича Рахметова:

— Федор, ты, главное, не паникуй раньше времени, — увещевал босса Терминатор. — Мы с ребятами уже едем к тебе, очень скоро будем на месте и во всем разберемся. Отсматривай пока материалы с камер и звони периодически на номер своей…

Федор напрягся: меньше всего ему хотелось, чтобы Юрий сейчас говорил о Фаине что-то плохое. Словно почувствовав это, Терминатор запнулся, проглотил слово «беглянке» и договорил вслух:

— На номер своей Фифе.

— Принято. Уже почти добрался до нужного часа.

— Как обнаружишь что-то — набери меня. И я тебя прошу, Федор Андреич, не вздумай куда-то бежать — сам ты все равно мало что сможешь сделать на улице. Нам твои таланты айтишника нужны намного больше, чем твоя хорошая физподготовка.

— Понял. Жду вас.

Еще пара минут напряженного ожидания, и камера, установленная снаружи над входными дверями коттеджа, показала движение. Лукьянов тут же замедлил воспроизведение и впился взглядом в экран. На пороге дома показалась Фаина: явно чем-то взволнованная, в распахнутой дубленке и с развевающимся вязаным шарфом на плечах — подарком бабушки из Калининграда.

Федор замер, забыл, что нужно дышать. Стиснув зубы, чтобы не застонать в голос, проследил за тем, как молодая женщина торопливо, почти бегом, добралась до калитки, расположенной рядом с въездными воротами, нажала на кнопку, едва ли не рывком отодвинула в сторону створку и выбежала за ограду.

Дальше Лукьянову пришлось отсматривать видео с камеры, установленной над воротами. К сожалению, объектив камеры всегда находился в одном положении и был направлен строго вперед и чуть вниз, так что все, что удалось узнать — это что Фая двинулась по дорожке, которая вела к центру поселка. Только вот свернуть с этой дорожки на боковые улочки Фифа могла несколько раз еще до того, как оказалась бы на центральной площади.

Федор набрал Рахметова:

— Юра, камеры зафиксировали, как Фаина вышла из дома в семнадцать двадцать восемь и направилась в сторону центра.

— Понял. Просмотри запись до момента своего прибытия: она могла уйти, вернуться, а потом снова уйти.

— Сделаю, — по-военному четко отозвался Лукьянов и прервал связь.

Дальнейший просмотр ничего не дал, кроме знания о том, что больше Фаина в дом не возвращалась и даже не появлялась поблизости от него. Федор отмотал видео на тот момент, когда Фая выходит на порог дома, остановил воспроизведение и, не в силах сидеть неподвижно, встал из-за стола, заметался по дому, отыскивая хоть какие-то следы, зацепки, которые подсказали бы, куда исчезла Фаина.

Если раньше он только заглядывал в комнаты в поисках Фаины, то теперь осматривал их внимательно и дотошно, отмечая любые мелочи и стараясь ни к чему не прикасаться до прибытия Терминатора и его бойцов. В кухне он обнаружил пластиковый тазик с вбитыми в него яйцами, рядом с тазиком — початый пакет муки: судя по всему, Фифа думала завести тесто.

«Если бы Фая собиралась уйти надолго или навсегда — разве планировала бы какую-то выпечку? Да она даже макароны варить не стала бы!» — эта мысль одновременно и утешила Лукьянова, и причинила ему боль: по всему выходило, что его любимая женщина получила какое-то известие, которое заставило её бросить все и рвануть в неизвестном направлении.

«Что же вынудило тебя так поспешно уйти? Что или кто?»

Лукьянов поднялся в спальню Фаины, чтобы найти ее ноутбук и изучить переписку в мессенджерах и полученные за последнее время электронные письма.

Входя в комнату Фифы, он еще раз попытался набрать ее номер. Из кресла справа от входа послышалось едва уловимое жужжание. Федор поднял небрежно брошенную в кресло одежду и все же не выдержал: простонал вслух. На мягкой овечьей шкуре, служившей чехлом, лежал смартфон Фаи. «Лёник», как ласково называла его сама женщина, шутливо сокращая название бренда Lenovo.

«Так вот почему я не могу до тебя дозвониться, родная! Ты просто забыла телефон дома, и тем самым оборвала одну из ниточек, потянув за которые, мы могли бы отыскать тебя… Что же ты натворила, Фая?..»

Немного успокоившись, мужчина включил голову и сообразил, что может посмотреть, кто звонил Фаине в последнее время, и кому звонила она. К счастью, идентификацию по отпечатку пальца молодая женщина не включала, а пароль доступа был Федору известен.

Первой же строкой в истории звонков шел принятый вызов с неизвестного номера. Лукьянов изучил все, что мог: время звонка, его длительность, и пришел к выводу, что именно этот разговор, занявший меньше двух минут, и стал причиной исчезновения Фифы, ведь буквально через десять минут (которых вполне достаточно для торопливых сборов) женщина выбежала из дома.

На всякий случай Лукьянов все же включил ноутбук Фаи — еще один «Лёник», и занял себя привычным делом: отслеживанием исходящих и входящих потоков информации. За этим занятием время шло быстрее, а тревога, то и дело сжимающая сердце, немного отступала.

Терминатор с командой явился часа через два с половиной после звонка своего босса. С учетом московских пробок это можно было считать олимпийским рекордом.

— Сумел выяснить что-то еще, пока мы ехали? — не тратя времени на расшаркивания, перешел к делу Рахметов.

Лукьянов коротко рассказал начальнику СБ о своих находках и выводах.

— Плохо, что номер звонившего не определился, — покачал головой Юрий Минизабирович. — Могли бы попытаться вычислить, где сейчас находится телефон и, возможно, его владелец.

— Тогда что будем делать, Юра? В ноутбуке Фаи я вообще не нашел ничего подозрительного. Никаких намеков на общение с новыми лицами и разномастными анонимами. В истории звонков тоже единственная подозрительная строка — последняя.

— Думай, Федор. Думай, как можно вытянуть что-то еще из телефона Фифы. А мои ребята сейчас пробегутся по поселку, расспросят людей, скопируют видеозаписи с камер на выездах из Михалково. Если Фая не покидала пределы населенного пункта, найти ее будет делом нескольких часов.

— А если покидала?..

— А если она вышла за охраняемый периметр, то сейчас может быть где угодно, — не стал щадить своего босса Рахметов. — Но это не означает, что мы не сумеем ее найти. Так что работаем, Андреич, работаем! И ты работаешь тоже!

— Да. Разумеется, — Лукьянов встряхнулся. — Пойду к себе в кабинет, подключу телефон Фаи к своему ПК и попробую извлечь хоть что-то.

Терминатор дружески хлопнул своего начальника по плечу, помахал рукой: свободен, не задерживаю, — и развернулся к своим бойцам.

— Итак, ребята. Ставлю задачи… — начал он.

Федор слушать не стал — ему задачу уже поставили, и оставалось лишь одно: постараться выполнить ее со всем тщанием.

Через час Лукьянов знал, что никаких происшествий с участием беременных женщин в Михалково в этот вечер не случилось, и что в единственную небольшую клинику, открытую в поселке, Фифа не обращалась. Через два часа, просматривая записи с камер видеонаблюдения, установленных возле лесного шлагбаума, он собственными глазами наблюдал, как его любимая женщина миновала заставу, поговорила о чем-то с неизвестным мужчиной характерной внешности — бойцы Терминатора выглядели и двигались так же. Потом Фая вместе с незнакомцем подошла к стоявшему в отдалении автомобилю, уселась на заднее сидение. Постояв около пяти минут, автомобиль уехал. Вместе с ним уехала и надежда Федора на то, что Фая отыщется в ближайшие пару часов…

— Это не похищение, — подытожил первые результаты поисков Юрий Минизабирович. — Фаина Иннокентьевна села в машину совершенно добровольно. Более того, по ее движениям я могу утверждать, что сначала она испытывала настороженность, но потом прониклась доверием к неизвестному.

— Мы сможем его опознать? Или узнать что-то об автомобиле?

— К сожалению, парня найти не получится: он все время держался так, чтобы оставаться спиной к камерам. Профи, растудыть его в качель. Ни номера, ни цвет машины определить тоже не получится: уезжали в сумерках, стояли за пределами прямого освещения от прожекторов. Единственное, что можно попытаться сделать, это узнать, выезжал ли автомобиль марки Ниссан Толедо темного цвета на Новорижское шоссе или на Речную улицу. Если на трассе он попал в поле зрения какой-то из камер, мы попытаемся его отследить.

— А если не выезжал?

— А вот тогда, Федор Андреевич, найти твою Фифу будет совсем непросто.

Федор покачнулся в своем навороченном компьютерном кресле. Из мужчины словно разом вынули все кости, настолько тяжело ему вдруг стало просто удерживаться в вертикальном положении.

— Найди ее, Юра, — попросил он тихо.

— Будем искать, — Терминатор до боли сжал руку друга и босса. — Хотя, думаю, она сама отыщется: ее явно сопровождают ребята одной из спецслужб, и это наверняка дело рук подполковника ФСБ Иннокентия Лазарева, твоего, между прочим, почти тестя.

Лукьянов закрыл усталые глаза. Помолчал. Потом проговорил едва слышно:

— Хоть бы это было так. Хоть бы оно так и было…

40. Фаина

20 января 2016 года. Местонахождение — секретный объект

Полуторачасовой перелет, еще около часа пути на автомобиле — Фаина успела устать и забеспокоиться, что долгая дорога может плохо сказаться на ней и ребенке. Да и время ужина она давно пропустила, о чем ей напоминал не только сжавшийся желудок, но и малыш, который начал беспокоиться и пинаться больше обычного.