Украинские преступления против человечности (2022-2023)

Собранные Международным общественным трибуналом по преступлениям украинских неонацистов и их пособников (М.С. Григорьев и др.) и Фондом исследования проблем демократии свидетельства очевидцев доказывают, что украинские власти и вооруженные силы совместно с западными странами не только на постоянной основе организуют съемку постановочных материалов и сюжетов с целью дезинформации международного общественного мнения, но организуют специальные акции с убийствами украинских мирных граждан в целях пропаганды против России[3].

Банников Дмитрий Валерьевич, 42 года, место жительства на момент опроса — г. Артёмовск, ул. Краснофлотская

«Может, перепутал самолет, но дом сложился и 6—7 человек погибло. А укропы на это: “Дождались Русского мира, вот и пожинайте”.

Украинцы стреляли пушками, а начиналось все с минометов и зажигалок. На нашем районе испытали эти зажигательные. Это страшно. Горело все начиная с улицы Артема, что аж до нас через несколько улиц достало. Домов столько погорело, а воды нет.

Пресса сраная стоит и ждет, когда ж начнут тушить, а людей тогда было много, но после этого выехали. Где пресса, то там гадость. Показать на камеру, что это типа русские сделали. Им говорили сколько раз, что они сидели и ждали, когда оно ж будет, и бежать. Их же хотели там отлупить, но с ними вояки были, а кто полезет против автомата.

По всему городу такая ерунда, где обстрел. Магазин “Алло” был, взрыва не было, но он загорелся, и смотрим, что пресса уже стоит. На ж/д техникуме прилета нет, но пресса уже стоит. Как людей обстреляли, когда за гуманитаркой стояли, а туда кассетная прилетела на 10-ю школу. На 10-й школе давали гуманитарку, а эти козлы стрельнули кассетным снарядом. Мой знакомый, фамилию не могу сказать, так там двоих человек убило, а ранено не знаю сколько еще.

Был обстрел ракетами, но не знаю какими, ну и шо... соседа разорвало на куски, что ногу потом нашли. Украинцы снизу стреляли с Опытного, там Украина еще стояла. Слышно выстрел, и сразу хлопок.

Тогда еще ночные стрелки были и днем никто не стрелял, а только ночью. Потом минометы эти ночные, мы их называли блуждающие.

Они говорили, что это русские переоделись, но мы же не дураки и знаем, что 2,5—3 километра миномет бьет и понятно же, что вот он выстрел и тут же прилетело. Это вообще смешно.

Кстати, буржуйки... Все, кто записался в списки на получение буржуек, домам конец, были расстреляны. Самолеты били. Мою улицу сначала самолет проутюжил. Кстати, самолеты тоже были украинские, и там не было русских, там хохлы и мирняк. После этих самолетов все улицы снесло. Ракетами. Я как увидел эти ракеты, когда Гоголя обстреляли, думал, это конец.

Еще они прятали танки около домов, там целые колонны стояли. Это я лично катался и видел, где они стояли. Танками начали бить, получается, что стреляют с той стороны, а ракеты летят к нам. Они с одного же места лупасили.

Начали гаубицей стрелять. Стояла за кладбищем самоходка, и она, зараза, сама расстреляла свой блокпост на Красном селе. Ая ж говорю, что совсем с ума сошел, они сами по себе били, чтобы провокацию сделать. Конечно, потом приехали СМИ и давай говорить, что это русские стреляли. Все фигня. За самоходку... Слышу ночью, окна же открыты, что рычит что-то и проезжает мимо наших домов. Она доехала до квартала Садовый и как начала лупасить по городу. В тот день сгорела башня с часами, прямо в центре города

Было и такое, что поля спалили козлы вонючие. Ловушки скидывали, чтобы поля горели с пшеницей. Хохлы сами, чтобы никому не досталось».

Дудукин Николай Юрьевич, место жительства на момент опроса — г. Лисичанск

«Украинские власти объявили, что будет питьевая вода. Вышел народ, очередь. Подъехала водичка, максимум пять минут, прилет туда. Три трупа сразу. А потом начали умирать, сказали — 12 человек умерло. А перед этим, ребята видели, были военные. Украинские военные, постояли, постояли, народ начал собираться брать воду, они отъехали. Через 5 минут приезжает пресса. Люди говорят, приехала скорая, приехала пресса и начали кричать: “Уезжайте, вы видите, что делаете, люди. Все подстроено. Убивают, чтобы показать это все в Европе. Пропаганда. Это все целенаправленно. Западные журналисты в курсе дела”».

Луковенко Татьяна Владимировна, место жительства на момент опроса — г. Лисичанск

«Ни ЛНР, ни РФ тогда в помине еще не было рядом. Это все делали укронацисты, так можно сказать. Фашисты. Они стреляли по нашим домам. Просто буквально три дома пятиэтажных стояло и три дома прям с миномета попало в крышу, квартиру разрушило. Прям три дома подряд, как по заказу. Они ехали по дороге и стреляли. Стреляли ВСУ. И тут же прямо откуда ни возьмись сразу фотографируют, пожарная стояла, скорая. Хотя она никому не нужна была, просто фотографировалось и снималось все. Преподносилось все, вы же знаете как».

Французский журналист Адриан Боке

«Расстрел в Буче — это провокация, ведь журналистка, которая ждет, чтобы сложили трупы определенным образом. Мы же не можем не знать, что происходит. Я видел своими собственными глазами, как трупы вынимали из машин и раскладывали.

Когда украинская армия пришла в Бучу, в нашей машине нас сопровождал боец “Азова”. Мы приехали в Бучу абсолютно без всякого контроля паспортов благодаря этому агенту. И в первую очередь я заметил трупы, которые лежали в центре города, в центре Бучи. Я в этот момент замечаю, как из небольших машин достают другие трупы. Эти трупы достают военные и гражданские и раскладывают их рядом с другими трупами на дороге. В этот момент журналисты ждут, пока разложат трупы, и, как только трупы разложены, они начинают фотографировать. И я сразу понял, что они сделали эту постановку для того, чтобы сделать наиболее впечатляющие фотографии.

Мой коллега видел, как их транспортировали из другого города в Бучу. В Буче два дня шел дождь, и эти трупы, которые там лежали, они были очень-очень грязные, и у них не были связаны руки сначала, а потом мне показали фотографию, что там у трупов были руки связаны очень-очень чистыми тряпками или бинтами, которых я никогда не видел, когда был в Буче. Но вот очень странно, как можно объяснить то, что на очень грязных трупах, притом что 2 дня шел дождь, были очень чистые повязки, которыми были связаны руки. Кроме того, один из волонтеров, который приехал в Бучу до меня, рассказывал, что выносили трупы из одного дома в другой и затем их отвозили в Бучу и раскладывали.

Лично я видел своими собственными глазами, это то, как трупы вынимали из машин и раскладывали их кучей. А то, что видел мой коллега, другой волонтер, это то, как их транспортировали за день до этого из другого города в Бучу.

(Западные) журналисты все знают. Не может не знать журналистка, которая ждет, чтобы сложили трупы определенным образом.

“Азовцы” всегда сопровождались обычными военными, они всегда были в сопровождении других частей и единственный опознавательный знак, который у них был, это небольшая эмблема “Азов”, нашитая на форму. Я поехал на Украину в апреле. Мои французские друзья, военные врачи, были там, чтобы ухаживать за беженцами, детьми и женщинами. Они много раз меня звали на Украину, чтобы я помог им лечить женщин и детей на Украине, гражданское СМИ. Как только я приехал на польскую границу, приехали военные, которые потребовали, чтобы я им дал лекарства, медикаменты. Я сразу вычленил среди этих военных подразделения бойцов “Азова”, которые требовали, чтобы мы дали им особенные специальные медикаменты, среди прочего морфин и другие медикаменты психотропы. Несколько раз, когда мы должны были отвезти медикаменты в детские дома, “азовцы” требовали от нас и шантажировали нас, чтобы мы должны были им отдать наркотики, наркотические препараты, а иначе они не пропустят нас дальше по стране.

В Буче нас отправили в ангар, в котором нас остановили и потребовали, чтобы мы распределили медикаменты. Часть этих медикаментов предназначалась для батальона “Азов”, для украинских военных, а другая часть должна была поехать в госпиталь».

Дмитрий Валерьевич, место жительства на момент опроса — г. Северодонецк

«Приезжала пресса из Франции, канал TF-1. Корреспондент воодушевленно рассказывал, что разбомбили российскую колонну. Он хотел, чтобы мы поддержали и кричали ура. Когда им сказали, чтобы они поснимали украинские танки около мирных домов и стали неудобные вопросы задавать, они быстро ушли».

Татьяна, 60 лет, место жительства на момент опроса — г. Артёмовск

«Да, еще в июле месяце правый сектор методично начал разрушать город, и они специально стреляли по инфраструктуре. Каждый день выбирали какой-то объект и уничтожали его. До июля у нас все работало, а российские войска были еще очень далеко, и не было никакой необходимости в этих выстрелах. Они рушили, например, сегодня троллейбусный парк дотла, а завтра еще что-то. Получается, что 80% города было разрушено до подхода частей российской армии. Мосты взрывали, если только слышали, что начинается ракетный обстрел по военным объектам, то они под этот шумок подрывают мосты.

Как только они делали провокацию, то они сразу же приглашали прессу. Мы знали, что, если сегодня в городе очень много корреспондентов (финны, поляки, эстонцы и американцы), значит, жди какую-то провокацию. Разрушали и наши дома. Мы район мясокомбината, когда правый сектор был в соседней посадке (метров 300), то начались обстрелы жилых домов. В этом вообще не было никакой необходимости, они просто стреляли по домам. Один дом вообще разрушили, но женщина уехала в сторону Украины. У нас шесть окон несколько раз вылетали, гараж, крыша и машина, даже чуть ли не убили собаку. Все это без всякой необходимости. Просто им было скучно или что. Наши коммунальные службы пытались что-то чинить. Последний раз был очень сильный порыв, и приехала из Славянска бригада, чтобы чинить. Как только включили в городе свет, так они методично грохнули в этот трансформатор.

Когда к ним подошли и спросили, что они делают, так украинский полковник ответил: “Мертвецам свет не нужен”, что орде свет не нужен. Им очень не нравилось, что мы говорим на русском. Мы родились и привыкли, хорошо понимаем и пишем на украинском и уважаем Украину, как страну, потому что сколько лет в ней прожили, но русский — это наш родной язык. Им это очень не нравилось, те, кто остался жить в своих домах, и мы ни у кого ничего не просили. Они называли нас “ждуны”, что мы предатели и ждем россиян. Считали, что нас убивать и грабить — это святое дело”».

Виктория, место жительства на момент опроса — г. Соледар

«Украинцы обстреливали Соледар с 24 мая. Выстрел — взрыв, выстрел — взрыв. Выстрел — раз, два, три, четыре, пять — взрыв.

Как-то я лично видела, произошел украинский обстрел среди дня, это где-то было в районе одиннадцати дня, тоже очень все неожиданно. Начало во дворы прилетать, машины легковые, которые стояли во дворе, начали гореть.

Буквально двадцать минут, и была пресса именно в нашем том райончике. Мы, конечно, очень агрессивно к ним отнеслись, интервью никто не дал.

Иностранные журналисты, если была группа и обязательно там кто-то присутствовал из иностранцев. Я их видела, слышала, как люди некоторые говорили — уезжайте отсюда».

Пытки и бесчеловечное отношение к мирному населению

IV Женевская конвенция о защите гражданского населения во время войны[4] включена ООН в состав норм обычного международного права, что сделало ее обязательной для исполнения не только странами — подписантами Конвенции, но и всеми другими странами.

В данной Конвенции указано: «Запрещаются и всегда и всюду будут запрещаться посягательство на жизнь и физическую неприкосновенность, в частности, всякие виды убийства, увечья, жестокое обращение, пытки и истязания, взятие заложников» (статья 3).

В статье 147 также указано, что преднамеренное убийство, пытки и бесчеловечное обращение относятся к серьезным нарушениям Конвенции. Отдельно оговаривается (статья 148), что ни одной из сторон Конвенции не будет разрешено освобождать себя или какую-либо другую сторону от ответственности, которая возлагается на нее в связи с данными серьезными нарушениями.

Собранные Международным общественным трибуналом по преступлениям украинских неонацистов и их пособников (М. С. Григорьев и др.) и Фондом исследования проблем демократии многочисленные свидетельства жертв и очевидцев доказывают, что украинские вооруженные силы и парамилитарные образования, а также Служба безопасности Украины массово и системно осуществляли пытки мирного населения начиная с 2014 года[5].

Марочко Андрей Витальевич, подполковник Народной милиции ЛНР в отставке

«Касаемо преступлений в 2014 году, так называемых “добробатов”, то их было очень много на территории Луганской Народной Республики. Были и “Луганск-1”, и “Торнадо”, и “Айдар”, и “Азов”, то есть все эти “добробаты”, которые запрещены в Российской Федерации, которые являются неонацистами, они вот как раз здесь зверствовали.

Лично я видел те зверства, последствия тех зверств, которые происходили на территории Луганской Народной Республики, — это и расстрелянные мирные граждане, которые были с явными, характерными, скажем, пулевыми ранениями в затылочной области, это заживо захороненные наши ополченцы, это изнасилования, это мародерства, это грабежи, то есть весь перечень, скажем, самых тяжелых преступлений, которые есть только в кодексе уголовном, все абсолютно совершалось этими “добробатами”, более того, это поощрялось правительством Украины, так называемым. Они спонсировали этих “добробатов”, некоторые даже относились, скажем, к госорганам и госструктурам. То есть вот эти, скажем, преступники, они являлись на тот момент милицией. Потом переименованные в полицию. То есть тот орган, который должен был контролировать правопорядок, занимался сам тем, чтобы нарушать этот правопорядок, но опять же это очень мягко...

...Лутугино было под контролем вооруженных формирований Украины. Люди поверили, ну по крайней мере никто не думал, что с ними так поступят, люди поверили и некоторые согласились поехать именно в этом военном грузовике. Но при, скажем, движении он остановился, и потом прозвучал взрыв. Есть выжившие из этого грузовика, местные жители, и они рассказывают, что вот те сведения, которые довожу сейчас я, что это явно был не наезд на мину. Это был явно не удар со стороны ополчения. Это был целенаправленный подрыв, потому что воронка, которая была под изуродованным “Уралом”, она находилась посередине, то есть не на той линии колеи, где шли колеса. То есть на противотанковую мину они наехать не могли, плюс люди не слышали, чтобы летел какой-то снаряд и попал в этот автомобиль. Это только указывает на то, что был заложен фугас, людей подвезли, водитель выпрыгнул и все население было подорвано то, которое там ехало. Конечно, очень большое количество людей погибло. Но те, кто выжили, они как раз и являются свидетелями тех преступлений, которые совершали нацбаты.

Нацбаты таким образом пытались нас запугать, что если мы предпримем еще попытки штурма Хрящеватого, то они будут убивать вообще местное население. Расстреливать, как раз для того, чтобы мы не предпринимали попыток к освобождению данного населенного пункта. И еще одной целью данного, скажем так, преступления было информационное составляющее. Тогда во всех средствах информации украинских подавалась информация о том, что при эвакуации мирных граждан ополченцы разбомбили гуманитарную колонну. Этими заголовками пестрили даже иностранные СМИ.

Если мы берем 2014 год. и сейчас 2022. то я могу сказать, что ситуация в отношении вооруженных формирований Украины к местному населению намного ухудшилась. Раньше, скажем, некоторые люди хотя бы проявляли человечность. Эти факты были очень редки, но справедливости ради нужно отметить, что некоторые военнослужащие не выполняли преступные приказы, они помогали нашему населению. Они не убивали, не истязали и вели себя по-человечески.

Сейчас на данный момент таких вот, скажем, благородных поступков со стороны вооруженных формирований Украины отмечено не было. Более того, с самого начала специальной военной операции вооруженные формирования Украины избрали террористическую, фашистскую какую-то, скажем, тактику и стратегию, поскольку они придерживаются тактики “выжженной земли”.

Даже если они выходят из каких-то населенных пунктов, они сравнивают все с землей, то есть уничтожают критически важные объекты гражданской инфраструктуры, для того чтобы невозможно было восстановить. Они накрывают квадратами РСЗО спальные районы для того, чтобы просто сравнять эти населенные пункты с землей. Таких примеров на территории Луганской Народной Республики огромнейшее количество.

Отмечены факты истязаний, убийств. Это даже снято на мобильные телефоны, то есть они выкладывают и даже гордятся тем, что они истязают как пленных, так и мирное население. Фактов расстрелов массовых мирного населения тоже предостаточно, поскольку при освобождении населенных пунктов опять же характерные отметины затылочной области, то есть пулевые ранения, связанные руки за спину и другие факты говорят о том, что были массовые казни на территории тех населенных пунктов, которые мы освободили. Та риторика, которая сейчас звучит в средствах массовой информации и демонстрируется, говорит о том, что там уже нет никаких абсолютно моральных принципов. Все идет на фоне каких-то первобытных инстинктов, зверств, которые украинцы творят».

Будук Дмитрий Николаевич, 38 лет, место жительства на момент опроса — г. Мариуполь

«Это какое-то сумасшествие, это был сон! Мы в 2014 году увидели скачущий майдан, мы подумали, что все закончится через год, максимум два, но потом это все нарастало и было в норме вещей. Особенно если я буду говорить на русском и требовать выбор русского языка, для того чтоб мой сын в школе учился, все, — чемодан, вокзал, Россия.

За 8 лет я не видел, чтоб хоть одного “азовца” наказали, ни одного. Сколько было избиений и убийств от них, ни одного не наказали. Их украинское государство оправдывало, всегда, когда они кого-то из обычных жителей убивали.

Это не наши люди, они не считали нас общими. У них было особое государство, базы “Азова” в Юрьевке, у нас, они сами себе хозяева здесь.

Был случай у нас на площади, парня подрезал один “азовец”, его взяли на поруки свои. Взяли на поруки, и все. Сказали, он герой, воевал, участвовал.

Был случай у товарищей знакомых. У нас есть наркология, туда отвозят ГАИ людей. Увидели надпись “СССР” на паспорте, избили сильно. За одну надпись.

Когда “азовцы” заехали к нам в город в 2014—2015 году, были разговоры. У меня мама в 9-й больнице, где аэропорт, над девушками издевались, их привозили в больницу, потом лечили, у них половые органы были разорваны. Много изнасилованных было с аэропорта, это все знают. У них это “библиотека” называлось. Много случаев было.

Знакомые живут возле базы “Азова”, у них есть дом, слышали по ночам, как издевались над людьми, все знают, слышали. Весь город все знает и никто не наказан. А кому говорить? Некому, если их оправдывает государство. Если милиция их даже боится, то не о чем говорить».

Козуб Надежда, место жительства на момент опроса — г. Мариуполь

«В адрес мужчин “азовцы” проявляли очень большую агрессию и убивали, и много очень мужчин пропало без вести. Мне известны случаи, что родственников находили убитых в посадках, а перед этим были у них конфликты именно с “азовцами”. Знаю о том, что примерно в двадцатом году я выходила в первую смену на работу и остановка была полностью оцеплена. Потом я узнала, что, оказывается, с нашей работы я лично знала этих ребят... не помню уже по фамилиям и по именам. После второй смены, смены с 15:00, кто знает — это график 4/5, ребята зашли после работы поиграть в бильярд. Бильярд “Москва”. Зашли в нетрезвом состоянии “азовцы”. Вели себя предвзято. Они шли на конфликт. Наши ребята мирные, и, чтобы избежать конфликта, они просто развернулись и ушли. Они (“азовцы”) их догнали, одному парню перерезали горло от уха до уха. Второй парень — там были ножевые ранения — он тоже не выжил, и один мальчишечка выжил, его ударили прикладом по голове, он лежал в луже крови, они решили, что он мертв... В общем, кое-как этого мальчика подлатали, он кое-как выжил и собрал все вещи и уехал не сказав даже родным куда едет, потому что он боялся преследования. Ну а на мариупольском сайте я прочитала, что якобы это была пьяная поножовщина между ребятами, между собой. Все осталось безнаказанно, абсолютно.

Однажды шла на работу и увидела мужчину возле 61-й школы, возле ворот, ругался с “азовцами”. Он был довольно-таки в нетрезвом состоянии, этот мужчина. Я поинтересовалась, в чем проблема, почему он так ругается. Он сказал, что у кого-то из его близких родственников парня затащили в эту школу и раскаленной трубой просто замучили, запалили парня до смерти.

Это не люди. Все что я могу сказать».

Шубин Михаил Геннадиевич, место жительства на момент опроса — г. Мариуполь. Опрос проходит на месте преступления — в пыточном центре «Азова» в аэропорту Мариуполя

«Вот сюда в аэропорт Мариуполя меня привезли, поставили на колени. Вот сюда подъехала машина, меня выбросили из машины. И сюда лбом в стенку уперли и на колени. Побили по почкам, немножко попинали и потащили.

В этом помещении была голая плитка, мы срывали пенопласт и эту подложку под себя подкладывали. Вот она, эта плитка. Вот здесь лежал дедушка с переломанным позвоночником, с поврежденным. Тут, сразу у входа. Здесь лежал парень, вот тут лежал Олег Серачев, здесь лежал я, там еще парень лежал. Шесть человек. Атам еще аппаратура висела, холодильная установка. Вот здесь висела, вот как раз кронштейн и прочее, я все это хорошо помню. Здесь за дверью лежал переломанный ополченец, он тогда еще в “березке” в камуфляже. Весь как мешок был, без костей поломанный весь. А вот тут сидел охранник.

Вот сюда нас водили, вот в ту комнату. Здесь отсюда из стены выходили провода сварочные, два кабеля выходило. Вот здесь я лежал на полу, обливали водой пол, подключали сварочник к гениталиям, подключали к пятке, пытали здесь сварочным аппаратом. Руки в стяжках, пластиковые стяжки были. Здесь раковины стояли из нержавейки, вон там стол стоял, стол вот здесь стоял и вот здесь раковины были. Ну и стены вот эти были обшиты из нержавейки.

Пытками занимались “Мясник” и “Доктор”. Они между собой так себя называли — “Мясник” и “Доктор”. А настоящие имена я не знаю. Они просто получали наслаждение. В первую очередь больше наслаждение получали, чем какие-то вопросы задавали. Как таковых вопросов не было.

Дальше за этим зданием там у них модульный ангар стоял, сарай. На дыбе я там висел. Расстреливали. Но расстреливали, и в яме с трупами лежал, это было туда гораздо дальше по взлетной полосе, в ту сторону проходили. А так в основном избиение, дыба и электроток. Я неделю был здесь.

За день до того, как вывезли меня отсюда, принесли расписку, чтобы написали, что претензий к батальону “Азов” не имеем... Тот, который нас охранял, вон там сидел в предбаннике, он был в полицейской форме “Киевская полиция”, а те, которые были в камуфляже, у них шевроны были волчий крюк батальон “Азов”. Они и не скрывали, у них на рукавах были. В брониках они здесь часто по коридору бегали. Поэтому ничего удивительного, почему я с уверенностью и говорю, что это “Азов” был. А эти “Мясник” и “Доктор”, они были просто в оливковой форме без знаков различия. Вот это помещение знакомое. Здесь в футбол играли. Бросали на землю и играли в футбол нами. Одного человека сразу 10 пинали, катали по полу. Развлечение у них такое было.

Меня приводили в то, соседнее, помещение, напротив, и вот здесь вот женские крики раздавались. Пытали, издевались, насиловали женщин. Крики были ужасные, душевные. Вот именно в этом помещении. Это делали люди из батальона “Азов”. Других здесь не было. Здесь базировался “Азов”, на втором этаже там у них казарма была.

А из этого помещения меня вывели и повели куда-то в ту сторону. Сколько по времени я шел, не знаю, уже смеркалось. И состояние у меня было такое, что я не замерял ни расстояние, ни время, сколько вели, и прочее. У меня ушла земля из-под ног, и я упал в яму с телами человеческими. Человек шесть—семь где-то было примерно. Уже убитые люди. Потому что жара, август месяц и уже запах разложения шел. Я ночь там провел, утром меня оттуда вытащили. И еще дальше повели, потащили.

Вон там развалины, кирпичная стена была и прочее. И вот там меня расстреливали. Имитировали расстрел. Стреляли над головой, потом сказали, что хватит с меня, а то это будет слишком быстро для меня, все. И меня повели назад в холодильник.

Здесь у них типа ангара стояло, сарай высокий. Здесь была дыба так называемая, это металлический уголок где-то, может быть, метра полтора в длину. Ноги приковывали к полу, между ног протягивали этот уголок на тельфере. Крючьями поднимали на тельфере его и делали, чтобы у тебя ноги натянулись, и на этом уголке я висел. Не знаю сколько времени. Меня завели — было светло, вытащили оттуда — было темно. Кровь у меня по ногам шла, что там было, сколько времени, я не знаю. Да, я потерял сознание. Когда начало болеть, сначала было больно, терпел, а потом просто потерял сознание, и все. Очнулся уже в холодильнике».

Селецкая Ольга, место жительства на момент опроса — г. Донецк. Опрос проходит на месте преступления — в пыточном центре «Азова» в аэропорту Мариуполя

«У меня был мешок на голове, сейчас даже вспомнить сложно, но вот то, что где зал самого терминала, я так подразумеваю, судя по эху, скорей всего там меня, наверное, и пытали. Там меня душили и топили в емкости с водой.

Я помню, что меня усадили на стул и когда задавали вопросы, когда я отказалась отвечать, мешок, который у меня был полиэтиленовый большой черный, на голове и скотчем перемотанный вокруг глаз, вот эти что свисали концы, меня этим пакетом душили, не давали доступ воздуха. Человек один держал.

Я потеряла сознание, да, а потом меня приводили в чувство, по щекам били, чтоб я пришла в себя. Помню, что была большая металлическая бочка, меня два человека туда головой.

Пытали “Мясник” и “Доктор”, эти позывные я запомнила хорошо. А то, что пытали здесь “Мясник” и “Доктор”, это точно хорошо запомнила, вырезалось в памяти».

Ляльченко Нина Анатольевна, 50 лет, место жительства на момент опроса — г. Мариуполь, ул. Зелинского

«Завезли людей с Западной Украины. Они позанимали чужие квартиры после 2015 года, когда они сами обстреляли, а по СМИ рассказывали, что это ДНР. У меня там сестра жила на Восточном, я знаю. Я как раз туда приезжала, у ее мужа день рождения был.

У нее там во дворе, улица Киевская, 98, она мне еще показывала квартиры, где западные украинцы заселились и ремонты сделали. И по говору слышно, как они разговаривают.

“Азов” — это изверги и садисты. Лучше их десятой дорогой обходить, молчать. Ни взглядом, ни жестом их не провоцировать, потому что моментально ты просто уедешь куда-нибудь в аэропорт, где буквально концлагерь, пыточные камеры и братские могилы засыпаны известью. Мариупольцы все знают об этом. Это с 2014-го началось. У нас много людей просто пропали, и никаких концов.

У моей соседки Наташи отец работал в аэропорту и некоторое время по служебным делам он там появлялся. Он рассказывал дочери, а она мне. Что там холодильные камеры и людей туда засовывали, их там морозили, так пытали. По-разному издевались, в конце концов мучили до смерти и скидывали в яму или подводили к яме и там достреливали и скидывали и пересыпали известью.

Я работала на СВ “Сервис” (это строительная организация), когда я вышла на работу утром, еще ничего не знала, потом сказали, что у нас война.

Ребята там приехали и говорили, что видели, что из аэропорта вывозят грузовики с грунтом, из которого торчат кости. Мы так и подумали, что следы своих преступлений заметают. Зачем тогда раскапывать и вывозить вместе с грунтом человеческие останки?

Потому что люди сказали, которые видели это, что были именно человеческие останки».

Петренко Сергей Николаевич, место жительства на момент опроса — пгт станица Луганская, опрос происходит на месте пыточного подвала украинского подразделения «Торнадо»

«22 января 2015 года там вместе с другом, прям с улицы, белым днем, около двух часов, даже раньше может быть, в районе. Одели шапки, отвезли неизвестно куда. Нас, когда забрали, в машину кинули, сразу шапки, натянутые на голову, мы не знали куда. Нам-то понятно было, что куда-то опускали нас по лестницам. Находились там, как оказывается потом, там время чуть терялось. Это когда нас милиция забрала наша оттуда — это было четверо суток, посчитали. Четверо суток постоянные прессинги. Избивали жестко. И дрыном били, ну палкой. Отбивали седалищный нерв. Ну сначала, конечно, стойка возле стены около четырех часов в растяжках.

Они в масках и отрабатывали удары. Бить в болевые точки. Один прямо показывал, куда бить. А другой уже отрабатывал. Периодически выводили расстреливать. Стреляли над головой. Имитацию расстрела делали. Иногда щелкали просто пистолетом. Приставляли к затылку, щелк щелчок. Периодичность, уже перестаешь относиться к этому... на третьи сутки уже все равно было.

Это “Торнадо”, здесь их было море. Крики доносились со многих комнат, особенно наискосок. Пытали, именно пытали. И я думаю, что запытали.

Один был “Палач”. Он без маски такой дитина под 2 метра. Бил именно седалищный нерв. Повязка “Правого сектора” на лбу у него была. Вот это вот сильно запомнилось. Второй заходил. Он такой небольшого росточка. И еще мелькал позывной “Сэр”. Вот таким дрыном били, я не знаю из чего, но косило сразу. Это именно “Палач” делал. Упал, тебя подымали, ставили. Стоишь, внезапный удар, даже не приготовишься, да тут и не приготовишься. Седалищный нерв, обе ноги и подкашиваются, сразу падаешь и потом же здесь мы находились, ну это первые сутки в основном. Кто хотел, тот и приходил. Тренировались на нас, как груша. Болевые места, молодых на нас обучали: вот бей сюда, бей туда. В основном ногами. Ну расстреливали, ко лбу пистолет, щелк пустой. Пугали, запугивали, это ж по первой. Потом же на расстрел выводили. Сначала, началось все с этой комнаты. Потом туда, когда перевели там, где я только что показывал, там уже просто приходили и выбрасывали свою энергию негативную на нас, то есть что-то у них не получается, пришли побуцкали. Пришли побуцкали. Побили, побили, ушли. Ушли одни, пришли другие с караула или откуда. Тоже пришли разрядились.

Один мой знакомый там был, потом опознавали вещи. Потому что нашли только захоронение. Кости нашли и все, грибники увидели. Только вещи, потом родственники сделали, как я узнал позже, потом сделали экспертизу, да, это был действительно он. Валуйский Александр. Я его просто знал здесь в станице Луганской. Вы видели его в подвале, а потом уже... больше не видел. У него были приметы, у него были пальцы на циркулярке обрезаны. Еще будут находить. Кого “Торнадо” пытали.

Ну вот посмотрите (показывает) — это у них юмор такой был. Здесь написано “...мы рады каждому клиенту...”, но и рядом “Welcome to hell”».

Томская Марина Васильевна, 45 лет, место жительства на момент опроса — г. Донецк

«Первый раз меня арестовали сотрудники СБУ, это было 2 часа ночи, в ночь с 18 на 19 января 2015 года. В доме была я, племянник несовершеннолетний, дочь несовершеннолетняя и сын.

Отвезли в подвал СБУ в Краматорске и когда узнали, что я по национальности русская, оказали прием... Пристегнули меня к канализационной трубе, в подвале СБУ, пришел мужчина в маске, он так выразился: “москалька” на меня. С западенским акцентом. Нанес удар. Потом начали бить током. У них был какой-то ящик, коробок большой. К пальцам — к указательному и безымянному — присоединяли два провода и тумблер такой включали, ставили на мокрую тряпку. Так, что у меня под коленками лопались вены. И насиловали. Говорили, что сейчас привезут мою дочку несовершеннолетнюю и будут с ней развлекаться как с женщиной. Я за первые сутки поседела. Очень больно вспоминать, кошмары снятся уже сколько лет.

Что я вам скажу, это может показаться с моей стороны очень жестоко... но там людей нет. Вот те, которые дают указания на уничтожение людей мирных, на уничтожение инфраструктуры, это не люди. Я по себе ощутила нас (русских) ненавидят. Я ж говорю, просто узнали, что я русская по национальности, и ко мне вот такое отношение».

Валуйский Сергей Николаевич, место жительства на момент опроса — пгт станица Луганская

«Я пошел в магазин. Они (бойцы батальона “Торнадо”) стояли в магазине. Ну и там как-то к продавщице, неправильно себя вели. Я ему сделал замечание: “Шо ты, стоишь с автоматом и выпендриваешься перед девочкой?!” Ну вот это им послужило поводом. Ну меня выкинули, отняли деньги и отвезли в подвал. Это было 3 января 2015 года в селе Макарово. Со мной забрали одного человека. Ну он был со мной вместе. Ну он со мной заходил, его со мной забрали. Костя, но его уже нет. Избивали. Просто избивали, не смотрели ни на синяки, ни на что. У меня там все было побито. Я весь был синий абсолютно. Они там по очереди заходили, через час, два. Одни придут, я им — причина, почему, прошу, за что... “Ты сепар... ты сепар... ” Я говорю: “Ребята, был бы сепар, был бы на той стороне Донца, ну как тогда? А так, как был дома, так и остался”. А они просто издевались, били и все. Просто за то, что я пытался им там сделать замечание в магазине. Воду давали. Честно сказать, мне как бы не до еды было абсолютно, потому что у меня там все было побито. Я весь был синий абсолютно. Я прожил с женой 20 лет, и когда они меня привезли домой через две недели, жена меня просто не узнала. Говорит: “А кто это?” Я зашел во двор, а она меня не узнала».

Романчук Дмитрий, судмедэксперт г. Старобельска

«Плотников, Бакулин и Устинов были обнаружены здесь, в городе Старо-бельске, в подвале гаража одного из домовладений на улице возле магазина “Рубежанский”. У одного из них была открытая черепно-мозговая травма, с повреждением костей черепа и головного мозга, у другого были колото-резаные, множественные колото-резаные ранения грудной клетки с повреждением внутренних органов и у третьего тоже резаные раны конечностей с повреждением сосудов. Содержались они в подвале сотрудниками батальона “Айдар”. У них были также сопутствующие огнестрельные повреждения конечностей».

Щербатюк Михаил Юрьевич, 32 года, место жительства на момент опроса — г. Мариуполь

«Я работал на заводе “Азовсталь” машинистом крана. Со мной вместе работали два брата — фамилию не помню, — Михаил и Алексей. Им где-то 42—43 года. Они пришли в наркологический центр, как и все, получать сертификат. Достали паспорт. Обложка была СССР. “Азовцы”, которые увидели эти паспорта, ничего не объясняя, сразу кинулись в драку и начали их избивать. Люди пытались помочь, ну не получилось помочь. Выбили им зубы, травмы головы были. Лежали они в больнице полтора месяца, не ходили на работу».

Яйно Юлия Викторовна, место жительства на момент опроса — г. Мариуполь

«Началось все во время “майдана” в 2014 году. Когда в Мариуполе было ополчение против майдана, потом в июне или июле освободили от ополчения. И началась охота за этими людьми. А потом пришел батальон “Азов”.

У моего кума сосед был похищен. Его удерживали, морили голодом, избивали, требовали выкуп с родственников, просто издевались. “Азов” похищал девушек, насиловал, издевался всячески над ними в извращенной форме. Женщинам монтажную пену (конструкцию) вводили во внутренние органы.

Это нелюди — зверства творят, наркоманы.

Сейчас подъезжал украинский танк, к “Адастре”, это у нас здание Медицинского центра, наводит дуло на здание, делает два выстрела и уезжает».

Комисаренко Клара Григорьевна, место жительства на момент опроса — г. Мариуполь, ул. Полетаева

«На 3-м участке стоял танк, и под ним, под гусеницами, лежал человек. Они специально не убирали с посылом, что смотрите, что с вами будет. Сын моей подруги искал своего сына, который 24 февраля ушел на работу, ему было 17 лет, он подрабатывал. До того времени он еще не вернулся. Отец его разыскивал на 3-м участке, около магазина “АТБ” и домой вернулся с трясущимися руками, потому что трупы везде лежат. Там три русских солдата и местные жители. У всех колья были вбиты. Это было в начале-середине марта. В тот момент 3-й участок был под Украиной».

Кимаковский Игорь Владимирович, бывший политзаключенный, провел в украинских застенках с 6 июня 2015 года по 7 сентября 2019 года, советник главы ДНР

«По статистике, которая была у меня из практического опыта, более 80% политзаключенных и военнопленных, которые находились в застенках Украины, подвергались пыткам. В 2014— 2015 годах практически 100%. Очень многих женщин насиловали. Это была общеизвестная практика, когда первые 3 дня пытали очень сильно. Даже была градация у политзаключенных, когда и какие структуры пытали сильнее, а другие менее сильно. Считалось, что самыми кровавыми и жестокими были сначала националистические батальоны. Дальше были сотрудники СБУ и полиции, а потом военная разведка, через которых тоже многие попадали в плен. Они, как офицеры, относились более лояльно, но все равно пытки оставались. Серьезней всех пытали националистические батальоны. И такой яркий пример — пыточная библиотека в Мариупольском аэропорту, через которую прошли тысячи политзаключенных, которые не согласны с украинским режимом. Там основная задача была не столько выпытать какую-то информацию, а сломать людей и унизить. То есть это была их основная задача. Многие потом из библиотеки попадали в Мариупольское СИЗО и уже лишались рассудка. Мы уже в тюрьме приводили их в какое-то состояние более-менее нормальное. Точно такие же отзывы были и по тюрьме СБУ в городе Киеве. После следствия в этой тюрьме люди часто теряли рассудок, потому что там создавались не столько физические условия унижения, а именно психологические. Люди выходили оттуда не совсем уже в своем разуме. Пытали водой и электричеством, просто били часто, на удушение брали, на условные расстрелы... Было все.

Психологические пытки заключались в запугивании, в том, что “мы доберемся до твоей семьи, будет плохо твоим близким, дискредитируем тебя”, что было и обо мне. Украинские спецслужбы распространили обо мне информацию, что я предал родину, некоторые этому поверили даже в России и до сих пор боятся со мной встретиться. Такая дискредитация шла, и ты понимаешь, что ничего сделать не можешь. Ну и полная информационная изоляция. Было полное отсутствие телевизора, когда в обычных камерах были телевизоры и у тебя была хоть какая-то связь с внешним миром, то в камерах СБУ вообще полное отсутствие информации. Была возможность читать какие-то книги, но не более того. Ты месяцами проводил и не понимал, что творится за пределами этой тюрьмы. При этом кормили хорошо, были вежливыми, но вот эта информационная изоляция, она сильно била по психике людей. Вместе с запугиванием “ты не выйдешь и тебе дадут 15 лет, у тебя будут проблемы в семье”, вот такого плана пытки они сильно выводили людей из нормального психологического состояния.

После начала СВО отношение к военнопленным изменилось в сторону жестокости, особенно в первый период, когда они выкладывали ролики с жестокими пытками наших ребят, для того чтобы устрашить. Одним из элементов психологических операций было устрашение. Они же очень серьезно пытали ребят. После того как вышел ролик украинского врача о том, что будут стерилизовать наших мужчин, а ведь такие попытки были. Я знаю, что некоторые в результате обмена, а именно парень — уроженец из Ставропольского края, на 5-е сутки после освобождения повесился, потому что ему там провели стерилизацию. Был молодой парень, но уже не смог иметь детей. Для него это было очень серьезным потрясением. После того, как он оказался на свободе, то принял решение и ушел из жизни. Таких примеров много, когда калечили и избивали. Насчет избивали, то это 100%. Наши военнослужащие не отреагировали на это, ведь мы тоже брали в плен, и к военнопленным ВФУ было отношение другое. Даже к тем, у кого находили в телефонах съемки пыток и издевательств. Мы поступали по Женевской конвенции, и даже по обменам это видно, когда их военнослужащие уходят холеными, с полными лицами, а наши ребята оттуда возвращаются худыми и недолеченными. Это совершенно разные условия. Они для нас заблудшая часть нашего народа, а мы для них... Вот почему это происходит, у меня даже есть этому объяснение. Они нас обесчеловечили, называя “колорадами”, “орками” и т.д. А “орков” и “колорадов” нужно убивать и душить, но для нас они все равно остаются людьми. Почему? Потому что нацистской идеологии подвержены 1,5—2% всей Украины, которые сумели подчинить все остальное население, которое тоже серьезно страдает в рамках этого конфликта. Мы же общаемся с их военнопленными и видим, что их насильно заставляют идти на эту войну, их повязывают кровью и говорят, что вы будете осуждены. Более того, тех, которые хотели сдаться к нам в плен, их просто расстреливали. В документальном фильме “Мариуполь — дорога домой” мы как раз об этом рассказывали. Там именно слова очевидцев, когда ВФУ расстреливали своих, которые пытались освободится и сдаться в плен ВС РФ».

Пытки российских военнопленных

В Женевской конвенции от 12 августа 1949 года об обращении с военнопленными указывается:

«С военнопленными следует всегда обращаться гуманно. Любой незаконный акт или бездействие со стороны держащей в плену державы, приводящие к смерти военнопленного, находящегося в ее власти, или ставящие здоровье военнопленного под серьезную угрозу, запрещаются и будут рассматриваться как серьезные нарушения настоящей Конвенции» (статья 13 раздела II), а также «Никакие физические или моральные пытки и никакие другие меры принуждения не могут применяться к военнопленным» (статья 17 раздела III)[6].

Собранные Международным общественным трибуналом по преступлениям украинских неонацистов и их пособников (М. С. Григорьев и др.) и Фондом исследования проблем демократии многочисленные свидетельства жертв и очевидцев доказывают, что ВСУ и СБУ осуществляли убийства, а также пытки военнопленных.

Адриан Боке, 31 год, постоянное место жительства на момент опроса — Франция

«Там было три машины, высаживаются военнопленные русские и в этот момент я замечаю, что некоторые русские военнопленные были поставлены на колени с завязанными руками. В этот момент я слышу выстрелы. Мы слышим выстрелы, я говорю “мы”, потому что рядом со мной еще был один волонтер. Когда мы услышали эти выстрелы, я заметил, что “азовцы” стреляли куда-то вниз по военнопленным русским. И в этот момент украинские военные требуют от нас, чтобы мы закрыли машину и поехали дальше. В этот момент, когда мы отъезжали, я был на пассажирском сиденьи, за рулем была женщина волонтер, которая была со мной, и я услышал вдруг, как украинские военные закричали: “Офицер! Офицер!” И после этого я посмотрел, обернулся посмотреть, что происходит, и там был русский военный, который военнопленный, который ответил: “Я”. И после этого ему пустили пулю в голову. Я не знаю, что случилось с другими русскими военнопленными, потому что все это произошло очень быстро. Мы уехали в машине вместе с моей коллегой волонтером. Она проплакала 4 часа, всю дорогу».

Бикмурзин Владимир Семенович, российский военнослужащий

«ВСУ отвезли на одну позицию, потом на другую, следом в какой-то дом. где уже начали. Сначала палец сломали, голову били.

Указательный палец топором сломали, средний тоже не работает. Просто положили и ударили. Первый раз попали по среднему, а второй по указательному. Балаклава у меня была на голове и скотчем замотали. Они каждый вечер пьяные

приходили и просто издевались. Железными палками все отбили и всякими деревянными палками. Голову также (били) железными и деревянными палками. Все ноги железными и деревянными палками отбили, от стопы до колен. Левую руку еще собака искусала.

Угрожали и хотели повесить. Веревку на шею вешали и привязывали. Расстрел имитировали раза два».

Толдыкин Амир Александрович, российский военнослужащий

«Я получил пулевое и осколочное ранение в кисть и левую лопатку. Пролежал двое суток, и меня забрали украинцы. Первые дни, пока я был в подвале, там избивали и допрашивали дубинками и деревянными палками. Каждые 5 часов, когда у них смена подходила. Ничего не пытались узнать, просто избивали для собственного удовольствия. Говорили, что мы сейчас как без вести пропавшие, что с вами сейчас будет, никто не узнает. Медицинскую помощь не оказывали, вообще никакой. Прям скотчем руки повязывали на рану, чтобы не вставал и ничего не мог сделать. Когда перевели в Киев, уже медик приходил».

Сиюн Виктор Николаевич, российский военнослужащий

«Меня ранило. Огнестрельное ранение шейки бедра. Меня подстрелили. Двое суток я так пролежал. Потом правосеки ходили, проверяли документы у трупов и обнаружили меня. Привезли в какое-то непонятное место по типу офис, где мною начали занимать СБУ. СБУ пытали током, всего избивали с ног до головы. Утром просыпаюсь и понимаю, что к ногам присоединяют браслетики-липучки с проводами, потом сажают на скамейку и начинают допрашивать.

Все моменты, от того, что спросили, в каком году я пошел в школу, и начинал вспоминать, пауза является поводом бить током, руками и дубинками. Электроды на икры на две ноги. Длительный удар, у них на столе установка какая-то была. Установка как коробка из-под пиццы и “крутилка”. Они как ее только заводили, она начинала тарахтеть и сразу током меня бить. Длительностью 30 секунд где-то. Да, били током и руками периодически. Было, что били меня дубинками, ногами и руками. Целый день. На рану давили.

После подвала меня под вечер перевезли в какое-то СИЗО. Я там переночевал. Утром меня разбудили, погрузили в машину и привезли в место, которое все называли гаражи. Там тоже бьют. После СИЗО в какое-то военное расположение. Приехала другая машина, ехали и позже стали на какой-то трассе. Сказали быстро переходить в другую машину, а я не мог, потому что нога ранена, а он: “Давай, быстро пошел”. Я попытался, но сразу упал, попытался встать, но из-за боли не получилось. Они давай кричать, чтобы я быстро встал, иначе вторую ногу прострелят. В общем пересадили в другую машину и ехали приблизительно полчаса. Они остановили машину и начали подходить ко мне со словами “Батько наш Бандера”. Встали в какой-то местности и двое, которые меня конвоировали, начали издеваться. Они хотели ухо отрезать, пальцы отрезать. Начали угрожать пистолетом и ко лбу приставлять, ножом угрожать, ая в балаклаве был с завязанными глазами скотчем, и они пытались отрезать. Прям тянул балаклаву и за ухо хватал. Говорили, что сейчас убьют. По ногам били и голове. Издевались.

А потом приехала еще одна машина, и вышло двое конвоиров, которые сразу мне по ногам киянкой. Киянкой долбанули по пальцам и коленям, а потом перетащили меня в другую машину.

Гимн Украины заставляли выучить и петь утром. Это уже во Львове, в лагере военнопленных заставляли утром петь гимн. Один рассказывал, что СБУшники водой пытали. Тряпку на лицо, водой поливали и при этом били. Я с ним в плену был, в одной палате лежал».

Святобок Руслан Сергеевич, российский военнослужащий

«Мой танк подорвался на мине, я получил осколочное ранение. Пополз в сторону своих. По мне начали стрелять, затащили в блиндаж.

Отвезли в какой-то подвал, где были СБУ. Привезли ночью на этот подвал, завязали глаза. Посадили на стулья и начали избивать дубинками резиновыми, дубинками деревянными, автоматами, молотком, ногами и руками. Молотком били по ногам и коленям, по костяшкам рук. Раны просто заклеили лейкопластырем, чтобы кровотечение остановилось. У меня там ткань присохла, они просто вкололи диклофенак и начали резать. Потом лейкопластырем все это заклеили, и все, больше никакой медицинской помощи не было.

Потом отвели на допрос к СБУ и начали к ногам привязывать ремень. Я почувствовал провода и меня начали бить током. Сначала избивали, потом током били, снова избивали. Вопросы никакие не задавали. Единственный вопрос: “Какой палец тебе не нужен?”, а я еще с завязанными глазами, и были такие звуки, что он выкладывал нож или скальпель. 9 дней я просидел в подвале СБУ, и на протяжении всех этих дней меня избивали. Зубы мне выбили.

Избиения — каждая смена приходила, они менялись и били. Как только смена заходит, то они сначала побьют, потом отдохнут и снова. Нас было около 16—17 человек. Даже был дедушка 77 лет. Его тоже били. Он гражданский. Были тяжелые и лежачие. У меня маска не сильно прилегала, и я мог немного видеть. Когда откидывался спать, то я видел. Два лежачих было. У одного была сломана нога, пулевое и осколочное и они прям на ногу наступали, постоянно били по ноге. Друг Рома, который со мной в плен попал, его после допроса принесли на носилках. Его избивали дубинками и били током.

На подвале в СБУ если обращаться, то только на украинском. Если на русском, то били. Одному парню ударили в грудь, тот захрипел, еще раз ударили, и он скончался. На подвале, где СБУ-шники. Слышали, потому что пришли охранники и сказали уходить, так как они пришли не в свою смену и убили его. Парень два дня лежал и только потом они позвали доктора своего, который положил его в пакет, и унесли».

Гриценко Александр Игоревич, российский военнослужащий

«Открыли по мне огонь и попали в колено. Я наложил себе жгут и пополз дальше. Еще метров 20 я постарался проползти, и меня догнали. В первый же момент был один агрессивно настроенный украинец, который пинал меня. В тот момент я очень плохо выглядел, потому что была потеря крови.

...Помню, в СИЗО в Кривом Роге привезли четверых парней. Один был тоже ранен, и его избивал медперсонал, били охранники, которые там находились. Они звонили своим друзьям и спрашивали, куда им ударить орка.

Звонили своим женам и говорили: “Дорогая, куда мне ударить орка?” Его избивали руками, дубинками и другими приспособлениями, потому что им хватало фантазии. Током тоже били. Когда приехали, синие все были. Все. которые тогда вчетвером приехали, у всех такая история.

Через месяц еще привезли парней, и все они проходили то же самое. Приезжали синие, а у одного были трещины в берцовых костях, и он был в гипсе. Били битой, черенком от лопат, различные дубинки, удары током — тапиком, водой пытки, рассказывали, что были и те, кто не вышел из подвала. В подвале этом стены в крови, где они находились».

Горшков Антон Андреевич, российский военнослужащий

«Я был ранен. У меня палец на коже болтался и нога прострелена. Украинцы начали штурмовать. Отвезли в подвал какого-то здания.

Сразу начали избивать. Начали говорить, что все, что слышали об украинском плене, сейчас почувствуете на себе, отсюда никто живой не выйдет, вы сейчас здесь сдохнете.

Теперь мы на вас будем сейчас отрываться, и все на себе прочувствуете. Нас заехало 11 человек, командира взвода сразу начали жестко избивать. Основную массу поставили чисто к стене, ноги назад и головой в стену уперли. По ощущениям, мы же стояли с завязанными глазами, железная палка, как у ДПСников, только железная целиком. Он начал по всем прохаживаться от одного к другому и методично избивал. Слышно, что на ком-то электричество (использовали). Заряжали машинку вот эту, у нее ампераж большой, и ее слышно было. Ко мне подошли, но я раненый был и от удара по ноге я падал сразу. Железный жезл или палка какая-то. Он предлагал меня повесить.

На второй день пребывания у СБУшников у меня палец до этого висел, начался уже некроз. Очень сильно избивали и электричеством пытали. Один любил молотком бить, другой бруском, потом как-то электрошокер появился, который любили к голове прислонить, говорили, что так мозги будут суше.

Мы связанные сидели постоянно, покормили только на 3-й день.

Наша основная группа в Киев переехала, а некоторые пробыли там на 12 дней больше у СБУшников. Одного жестко избивали, потом принесли, положили в центре, а мы всегда сидели вдоль стен, он уже не дышит. Они (украинцы) говорили, что надоели здесь умирать, а потом вас таскать. На другой день куда-то в другое место перенесли.

А нашему одному старшему взвода скальпелем на ляжке вырезали квадрат. Оно впоследствии загноилось и гангрена началась».

Клишко Дмитрий Александрович, российский военнослужащий

«У меня было ранение в лопатку пулевое. При оказании самопомощи поднимаю голову, а на меня направлен автомат.

Меня связали, раздели и хотели выколоть глаза, но, слава Богу, не выкололи. Кинули в машину и повезли куда-то на подвал. Там мы ночь на бетоне провели. Били палкой, били сапогами и руками. Прикладом били. Некоторых током били. Привязывали и били током.

Хотели на минные поля вывозить. Вечером приехала машина, нас собрала, и из разговоров мы слышали, что давайте их вывозить. Мучили практически постоянно до СИЗО. И застрелить пытались и вывозить на минные поля. Половые органы, говорили, отрежут».

Столяренко Александр Александрович, российский военнослужащий

«У меня было ранение. Украинские военные отвезли куда-то. В какое-то помещение спустили. Они говорят: “Зачем тягаться еще с ним. Давай его добьем”. Потом пальцы положили и хотели отрубить».

'Захаров Антон Владимирович, российский военнослужащий

«В СБУ избивали дубинкой, долго. Применяли ток — электрошокер, нам спать не давали, и мы всегда должны были в сидячем положении быть. Кто засыпал, того шокером били».

Неситский Ярослав Георгиевич, российский военнослужащий

«Нагрели чайник и начали поливать руки, они ж были связаны. Палка от топора была, ею били по коленям. Угрожали физической расправой. СБУ».

Ярусов Александр Николаевич, российский военнослужащий

«Попали под артиллерийский обстрел, по машине прилетел снаряд, и меня контузило. Я выключился. Начал выходить на свои позиции, вышел на ВСУ. Попал под обстрел, отстрелял свое БК, но в ходе перестрелки получил ранение.

Меня ВСУ отвезли в какой-то дом. Затащили в дом в подвал. Там нас было человек 15—20. Там реально были избиения. Били дубинками и током. Что-то типа подрывной машинки. Каждый караул стоял по 2 часа. Из этих двух часов они по часу избивали. Приезжали как-то поляки, они нас раздели, и у них были трубы такие пластиковые. Они прям особенно били.

Разговаривал с одним пленным, он попал в плен к Правому сектору, они также избивали дубинками, током, связывали руки сзади и подвешивали».

Перих Валерий Сергеевич, российский военнослужащий

«Меня ранило — пробило грудную клетку и легкое. Потом потерял сознание и очнулся уже в плену. Очнулся в подвале, где были украинские военные. Соль на раны сыпали, по почкам и печени били.

Потом сказали, что я задвух-сотюсь и нужно в больницу, и меня прикладом.

Когда в себя пришел, еще раз ударили.

В СИЗО был у нас один из Дагестана, которого током били. Его пытали, тапик присоединяли к половым органам, в яму с трупами кидали. Был Вова из штурмового отряда, ему ухо надрезали, щеки зажигалкой палили. Мишка и Влад “азовцам” попались, над ними жестко издевались, их били пять дней. Михаила так лупили, что у него кишки потрескались».

Дорошенко Дмитрий Валерьевич, военнопленный, военнослужащий 56-й отдельной мотопехотной бригады вооруженных сил Украины

«Про “Азов” можно много нехорошего сказать. Я знаю много произвола с их стороны с 2014—2015 годов. Это не то что я выдумываю, просто это было на слуху у всех. Могли взять девочек, которые стоят на остановке, на пару часов и изнасиловать. Конечно, за это не понести ответственность. Это реальная история, так как там находились наши соседи».

Попадюк Александр Михайлович, военнопленный, старший лейтенант 73-го морского центра специальных операций вооруженных сил Украины

«С 8-го полка ССО Украины рассказывали, что допрашивали людей. Там были избиения, использовали “Тапик” — аппарат военной связи, он вырабатывает электроток».

Клииук Максим Анатольевич, военнопленный, матрос 503-го отдельного батальона морской пехоты вооруженных сил Украины

«Мне мой сослуживец, позывной Гном у него, рассказывал такой случай. Когда колонна русской армии приближалась к Мариуполю, ее разбили, а пленных, которые там были, одного из русской армии, прибили к кресту при въезде в Мариуполь».

Павленко Сергей Александрович, военнопленный, военнослужащий 503-го отдельного батальона морской пехоты вооруженных сил Украины

«“Азов” — ублюдки. Знаю, в одном поселке девчонку изнасиловали, над мирным населением “нехреново” поиздевались. Пьянствовали и буйствовали в поселке, несколько человек насиловали девчонку, после чего уехали».