Укротители моря

Глава XI

Президент приподнял обеими руками бутон розы и вдохнул ее аромат.

– Восхитительно! – произнес он и, подняв глаза, увидел идущего к нему нового секретаря министерства военно-морского флота Бенджамена Стоддерта. Адамc вежливо поздоровался: – Мне очень приятно видеть вас, Бен.

Они были единомышленниками. Миновала пора кровавого дурмана, застилавшего сознание людей двадцать лет тому назад во время революции. Теперь пришел час трезвого осознания власти и применения ее на деле в условиях идущей во всем мире войны.

– Боюсь, мы опоздали, – сразу приступил к делу Стоддерт. – Из-за суматохи все произошло слишком быстро.

Лицо у Адамса посуровело, проступили глубокие морщины.

– Мне не нужна война с Францией, уясните это для себя прежде всего! Я ненавижу их политическое устройство и высокомерие, но я сделаю все от меня зависящее и не допущу, чтобы Америка встала на чью-либо сторону из воюющих стран.

Они молча прошли к следующему кусту роз.

– Совершенно согласен с вами, Джон, однако мы должны отстаивать свои интересы. Никто в мире вместо нас не будет этого делать.

– Бен, я отменил договор, который мы заключили с Францией в 1778 году. Молча проглатывая оскорбительные намеки от Джефферсона, я все-таки заставил конгресс слушать меня. Займитесь лучше военным флотом, а мне позвольте заботиться о происходящем в мире.

– Хорошо, сэр.

Стоддерт не видел оснований для того, чтобы смягчить их решение в ответ на действия французов, но он слишком хорошо знал, что не стоит оспаривать избегающую крайностей политическую тактику президента. Кроме того, Адамc был увлечен идеей формирования военного флота. Он был одним из первых, кто ратовал за создание американского военного флота. Пестрый по своему составу флот во время революции служил разве только вызовом британскому военно-морскому флоту. Первая попытка оказалась неудачной, флот распустили. Но теперь создавался совсем другой флот, федеральный и сугубо профессиональный, чем он резко отличался от прежнего. На долю Стоддерта выпала почетная обязанность быть его повивальной бабкой.

– Теперь у вас есть капитаны.

Однако дело оказалось чрезвычайно обременительным. Каждый из выбранных капитанов изо всех сил старался получить звание или пост повыше и попочетнее.

– Есть, – согласился Стаддерт: Тракстон, Николсон, конечно, Бэрри и несколько лейтенантов. Потребовалось личное вмешательство старого Джорджа Вашингтона, чтобы уладить вопрос о старшинстве. И кроме того, корабли.

Для начала торговые суда переоборудовали в военные, а также ускоренными темпами достраивали шесть фрегатов «Конститьюшн», «Констеллейшн»[20] и другие.

– И у вас есть бюджет, – заметил Адамc. – Конгресс утвердил требуемую сумму, несмотря на то, что строящиеся корабли дорого обходятся. Причем республиканцы яростно выступали против строительства, поскольку считали такие меры совершенно излишними за отсутствием врагов на континенте. Но теперь все трудности позади. Бен, дружище, будь осторожен.

Они оба хорошо понимали политический риск принятого решения.

– Больше я тебя не удерживаю, – президент сорвал одну розу, вдыхая ее аромат, затем повернулся лицом к Стоддерту. – Меня интересует лишь одно. Каким образом вы собираетесь создавать традиции, воспитывать надлежащее отношение, правила, морской дух, надеюсь, вы понимаете?

Стоддерт задумался:

– Мне кажется, мы выработаем все это точно таким же образом, как и создавали наши законы. Мы позаимствуем у англичан все необходимое, а лишнее отбросим за ненадобностью. Как бы там ни было, но Королевский военный флот – лучший флот нашего времени.

Камнем преткновения стал Джиндлер. Он умолял Кидда не упоминать о нем, объясняя, что его активное участие в операции против нейтральной страны могло послужить поводом для международного конфликта. Но без упоминания о Джиндлера весь его доклад, безусловно, становился неправдоподобным, особенно в своей заключительной стадии, которая вовсе была невозможной без постороннего содействия. Том мог себе только представить, какое вежливое и презрительное недоверие воцарится за столом в кают-компании, когда услышат такой рассказ. Все сочтут его бесстыдным бахвалом. Нет, он ни за что не мог пойти на такое.

Ему не оставалось другого выхода, как откровенно рассказать о том, как его встретили на берегу, о его настойчивых усилиях, увенчавшихся созывом городского собрания, и, наконец, об инструкциях, полученных из Хартфорда. Он довольно подробно доложил обо всем капитану, который в целом одобрил его поведение, понимая, с какими странными демократическими порядками пришлось столкнуться его лейтенанту. Но никакие странности демократии не могли испортить настроение капитану, когда у них за кормой шел захваченный приз. Он уже предвкушал свой доклад и, несомненно, похвалу адмирала, который сумеет оценить все по достоинству.

Кидд гордился тем, что ему удалось сделать, и в то же время чувствовал горечь. Ему лучше следовало помалкивать, Ренци согласился подготовить для него доклад, смесь правды и вымысла, который предстояло вручить адмиралу. Взамен Кидд обещал ему рассказать полностью всю историю, которая удовлетворит его любопытство.

Галифакс часто видел, как отплывают и прибывают в его гавань корабли в военное время, и в появлении «Крепкого» не было ничего необычного. «Крепкий» бросил якорь на рейде перед всей флотилией, с обеих сторон прозвучали пушечные выстрелы, вслед за тем капитан Хоугтон в парадном мундире и при шпаге отправился на борт флагмана, чтобы доложить о захваченном им корабле и соответствующем пополнении личного адмиральского фонда.

По возвращении «Крепкого» на него незамедлительно доставили новые инструкции для сигнального лейтенанта, на их изучение было отпущено три дня с момента получения. Кидд застонал от досады. Сигналы, а также их смысл были прерогативой адмирала, командующего эскадрой, и входили в состав «Боевых инструкций». В них адмирал подробно описывал тот или иной маневр, которым суда его флотилии должны были встречать врага. Адмирал Дик Хоув, по прозвищу «Черный», подавивший в прошлом году восстание моряков на Спитхэде, проделал громадную работу по стандартизации флажковых сигналов, и Кид сразу заметил, что адмирал Вэндепут сделал то же самое.

Всего было оставлено десять сигнальных флагов. Кроме них были еще предупреждающие и заменяющие, в том числе вымпелы и флажки различного назначения: ночные сигналы, сигналы приветствия, сигналы для отдельных кораблей, дивизионов и эскадр. В сущности, эта система была плодом многолетнего опыта действий на море. Она применялась в знаменитой битве Первого июня. В прошлом году Джервис с ее помощью связывался с Нельсоном во время битвы при Сент-Винсенте, а Дункан применил ее с неменьшим успехом при Кэмпердауне. И вот теперь к кладезю морской мудрости сподобился приобщиться лейтенант Кидд. С глубоким вздохом он вынул карманную сигнальную книгу, принадлежавшую еще его погибшему предшественнику, чтобы воспользоваться ею в качестве образца. Вооружившись ножницами и терпением, Кидд принялся создавать свой карманный справочник – который должен был стать его верным спутником на протяжении всей службы в качестве сигнального лейтенанта.

На. «Крепкий» прибыл флаг-лейтенант с сообщением о том, что адмирал требует сию же минуту к себе лейтенанта Кидда. Тома всего передернуло, давал о себе знать тяжелый осадок на душе от прошлого вызова. По какой причине его вызывали теперь? Он не мог не удивляться, он простой лейтенант, тогда как многие морские офицеры, старше его по званию, чем бы только не пожертвовали, чтобы адмирал обратил на них внимание. Кидд ломал голову, не видя явной причины.

Взбудораженный Том во весь голос позвал Коула: требовались новые чулки и чистое белье. Награды? У него их не было. Шпага? Незатейливый кортик, купленный им в Галифаксе, должен помочь выйти из затруднения. Он оделся под дружеские усмешки офицеров, проходивших мимо его каюты.

Возле борта «Крепкого» стоял флагманская гичка, Кидд спустился в нее и быстро занял место на корме. Боцман оттолкнул гичку с показным усердием, мичман отдал команду, и матросы разом принялись четко и дружно грести. За время пути вплоть до дверей адмиральской каюты флаг-лейтенант не проронил ни слова.

– Сэр, лейтенант Кидд.

– Войдите!

Адмирал Вэндепут, приветствуя Кидда, встал.

– Итак, вы тот самый офицер, о котором мне прожужжали все уши? – Вэндепут бросил на Тома проницательный взгляд.

– Слушаю, сэр.

Убеленный сединами адмирал разговаривал с ним спокойно и непринужденно, что мало походило на разнос.

– Пожалуйста, садитесь, мистер Кидд, – Том скромно присел на кончик удобного, украшенного резьбой кресла, тем временем адмирал вышел из-за стола, держа в руках лист бумаги.

– Я получил один весьма любопытный запрос, чтобы не сказать указание, от мистера Листона. Он наш посланник в Соединенных Штатах, пожалуй, даже можно сказать, официальный посол.

Вэндепут положил бумагу на стол перед Киддом, тому хватило одного беглого взгляда, чтобы заметить наверху вензель Сент-Джеймского двора[21].

– В этой бумаге он изъявляет желание, чтобы я выбрал офицера для выполнения особой миссии на службе у другого государства. Вероятно, вам хорошо известно о существовании такой практики: наши откомандированные офицеры служат шведской короне, СанктПетербургу и прочим странам. Хотя его просьба довольно необычна, потому что указано именно ваше имя, а вы еще так чертовски молоды, – мягкая усмешка смягчила суровую правду его слов. – По-видимому, Соединенные Штаты воображают, что у них есть свой собственный военный флот, в связи с чем они попросили мистера Листона прислать им наблюдателя, офицера Королевского военного флота, если возможно, лейтенанта Кидда. Посланник считает, что наступил удобный момент для укрепления дружеских отношений с нейтральной страной.

Вот так-то! Что вы думаете по этому поводу, мистер Кидд? Вы проявили себя на дипломатической почве, – улыбка, игравшая на губах адмирала, стала еще шире, он указал пальцем на грудь Кидда. – Спорю на что хотите, не все, что случилось с вами в этом захолустном городишке, нашло свое отражение в вашем докладе, не так ли?

– Так точно, сэр, я…

– Ни слова больше, вы вели себя правильно. А теперь, давайте поговорим о круге ваших обязанностей. Американцы довели до ума два или три фрегата, построили их собственноручно, черт побери, к тому же я видел их канонерки, тоже выстроенные с ведома финансового департамента. Они называют их «военный флот казначейства». Итак, скорее всего, вы будете плавать на одном из их фрегатов, которые они недавно спустили на воду. Вы там будете занимать внештатное положение, своего рода пассажир, пусть вас так называет любой христианин. Если вдруг случится сражение, то вы ни в коем случае даже близко не должны подходить к пушкам.

– Ясно, сэр. А кого считать их врагом?

– Да, как раз в этом и состоит небольшое затруднение, тем не менее, – и адмирал задумчиво почесал кончик своего носа, – я слышал, что французы перешагнули границы дозволенного и сумели подпортить американскую торговлю. Последним это не нравится. Как бы там ни было, они наверняка сами расскажут вам обо всем.

Далее, я знаю, что вы ведете себя, как и полагается джентльмену, оказываете знаки уважения каждому достойному человеку, так сказать, вывешиваете нужные флаги. Хотя, как мне кажется, их больше интересует информация об организации нашего флота. Почему бы вам не поделиться кое-какими тонкостями, которые им так интересно узнать. Должно быть, очень трудно начинать с нуля, – задумчиво произнес он. – Вы отправитесь к ним в партикулярном платье и будете находиться на довольствии у военно-морского флота Соединенных Штатов. Впрочем, я полагаю, что вы оставляете нас ненадолго. Скоро отходит бриг в Филадельфию, это их столица, там вас будет поджидать мистер Листон. Удачи вам, лейтенант.

Как только бриг обогнул мыс Кейп Мэй и вошел в широкий залив Делавэр, Кидд начал вглядываться в надвигавшийся берег. Внешне он разительно отличался от изрезанного серыми скалами побережья Новой Шотландии и более приятных для глаза лесистых склонов Коннектикута. Повсюду виднелась обжитая благоустроенная земля – фермы, фруктовые сады, поселки и дороги. Паруса каботажных судов заполняли всю гладь залива, суживающегося перед столицей. Кидда поразил открывшийся вид города, никоим образом не похожего на колониальные города. Филадельфия оказалась красивым городом, протянувшимся вдоль обоих берегов реки на многие мили, с характерной для большого города деловой суетой, наподобие той, которую доводилось наблюдать Тому в английских городах-портах.

Кидд спустился на берег и огляделся, высматривая, не поджидает ли его кто-нибудь. Рядом шла погрузка на паром, вдоль всей пристани, занимая даже половину проезжей дороги, велась бойкая торговля.

– Мистер Кидд?

Том резко развернулся.

– Да? – настороженно произнес он.

Хорошо одетый молодой человек сделал кивок головой:

– Торнтон, секретарь дипломатической миссии.

– Но как…

– Уж поверьте, выследить моряка не слишком сложная задача, мистер Кидд, – Торнтон поманил указательным пальцем, и к вещам Кидда подъехал кучер. – Как хорошо, что вы так быстро откликнулись на наш призыв и оставили свои мачты и реи. Его превосходительство уже на обратном пути из Маунт-Вернон[22] и надеется увидеть вас завтра. Думаю, мы с вами найдем общий язык.

Недоумевая, неужели это происходит именно с ним, Кидд сел в экипаж с высокими колесами. Обходительный Торнтон любезно указывал на бросающиеся в глаза примечательности, пока экипаж мчался по Уолнат-стрит.

– Посланник Листон, осмелюсь заметить, приступает к работе не совсем в обычное время. Не могли бы вы, мой дорогой друг, быть завтра у посланника ровно в девять часов утра? Мне кажется, он сгорает от желания встретиться с вами.

– Конечно, буду.

– Вы любите театр? У меня на сегодняшний вечер имеются билеты.

– Благодарю вас, – пробормотал Кидд, чувствуя, как у него голова идет кругом.

– Мистер Листон, – вкрадчиво произнес Торнтон, введя Кидда в маленькую гостиную, и сразу вышел, бесшумно закрыв за собой дверь.

– А, мистер Кидд, – произнес Листон, заканчивая письмо. – Прошу вас садитесь, я сейчас освобожусь.

Листон посыпал песком бумагу, затем запечатал письмо. Кидд все это время чувствовал, как его изучают пытливые глаза посланника.

– Очень хорошо. Теперь перейдем к делу. Вы себе ясно представляете, что в этой стране назрела насущная потребность в военном флоте, которая вызвана тяжелыми последствиями, наносимыми их торговле французами. Подробности, я думаю, здесь излишни, о них вы достаточно осведомлены по роду своей профессиональной деятельности, – посланник сделал многозначительную паузу. – В создавшемся положении требуется действовать очень тонко и деликатно. В некотором отношении я желал бы, чтобы на вашем месте оказался человек более высокого звания и более искушенный, но в данном случае меня принудили к этому, очень настоятельно попросив назначить на указанное место именно вас. Вы хорошо зарекомендовали себя в их глазах. Итак, буду откровенен. Соединенные Штаты оказали нам особое предпочтение, начав создавать свой военный флот, в большой степени похожий на наш. Это очень лестно для нас, к тому же это предполагает достижение общей цели. Таким образом, они лишают Францию своей поддержки.

Листон опять умолк, оценивающе глядя на Кидда:

– И в этом, как и во всем прочем, вы должны честно спросить самого себя, сумеете ли вы соблюдать интересы своей страны, находясь на службе у иностранного государства.

Что-то в гладкой речи посланника насторожило внимательно слушавшего его Кидда.

– Думаю, да, сэр. Будьте покойны.

– В таком случае я могу рассчитывать на вашу лояльность короне?

– Так точно, сэр.

– Тогда позвольте мне кое-что вам открыть. Вы получите редкую возможность развеять страхи нашего правительства по некоторым проблемам, касающимся эффективности таких средств вооружения…

– Сэр! – вспыхнул Кидд. – Вы хотите меня попросить шпионить за американцами? – он весь покраснел от негодования, но ему было все равно. Шпионство и предательство, такие понятия были несовместимы, по его мнению, с его долгом.

Лицо у Листона вытянулось и посуровело.

– Выбирайте выражения, лейтенант! Вспомните, вы офицер на службе у короля Гeopгa, и поскольку вы давали присягу, то не можете так просто отказаться от данной клятвы. То, о чем я прошу вас, обязан сделать любой честный офицер, находящийся на территории иностранного государства, – просто внимательно наблюдать, – Листон говорил, ни на миг не теряя присущей ему высокомерной аристократической манеры. – Насколько я могу судить, вы, по-видимому, совершенно лишены понимания должных границ джентльменского поведения.

Кидд застыл, опустив глаза. Тон Листона немного смягчился.

– Вас совсем не просят сообщать точные сведения относительно числа кораблей, пушек и тому подобного, если именно это задевает ваше достоинство. Речь идет о гораздо более важном. Я хочу, чтобы вы, когда будете возвращаться ко мне с докладом, составили мнение о том, насколько глубоко Соединенные Штаты занялись данной проблемой, собираются ли они создавать реальные вооруженные силы или это просто уловка с их стороны, чтобы напугать Францию. – Посланник многозначительно посмотрел на Кидда. – Если вы придете к выводу, что американцы настроены весьма серьезно и решительно, то мне важно знать ваше профессиональное мнение относительно мощи их флота.

Короче говоря, в состоянии ли они сражаться на море так, чтобы оказывать влияние на мировую политику.

Кидд поднял глаза и твердо посмотрел в глаза Листона:

– Я выполню ваше поручение, сэр.

Это уже было не шпионское задание: от него требовалось дать оценку, и только.

Листон сразу смягчился.

– Ну что ж, раз мы добились взаимопонимания, не согласитесь ли вы выпить вместе со мной чашечку кофе? У американского кофе очень хороший вкус, пока мы будем коротать за ним время, должны вот-вот подойти ваши новые сотрудники.

Спустя двадцать минут раздался уверенный стук молотка в двери. На пороге гостиной возник Торнтон, за ним стоял еще кто-то.

– Сэр, за мистером Киддом пришел джентльмен. Это был Джиндлер.

Выйдя на улицу, приятели радостно пожали друг другу руки.

– Это, должно быть, самое удивительное совпадение нашей эпохи, – рассмеялся Джиндлер, хотя его взгляд откровенно говорил о другом.

– Итак, что есть в запасе у американского военного флота для бедного лейтенанта Кидда?

– Флот Соединенных Штатов, так мы называем его. Вы, англичане, будете еще долго помнить континентальный флот революции, теперь он считается федеральным флотом, потому что существуют некоторые тонкости.

– Понятно.

– А вы сейчас разговариваете с лейтенантом Джиндлером, третьим лейтенантом на фрегате Соединенных Штатов «Констеллейшн», под командованием капитана Тракстона. В настоящий момент фрегат снаряжают в Балтиморе, – Джиндлер озорно подмигнул Кидду – Я уже сообщил о таинственном сверхштатном наблюдателе во время предстоящего выхода в море…

Кидд улыбнулся, разговор интересовал его все больше и больше. Его задание походило не на закулисное политическое назначение, а скорее было вызвано сложившейся обстановкой на море.

– Когда…

– Не так быстро, уважаемый сэр. Меня проинструктировали, что наш новый секретарь военного флота желает познакомиться с вами перед тем, как мы рискнем выйти в море.

– Прошу извинить меня, дом необжитой, неприбранный, потому что моя жена до сих пор не переехала, – Стоддерт неуклюже попытался освободить край стола, возле которого стояло массивное кресло.

Его поведение немного озадачивало, но все искупал открытый взгляд, когда он обменялся с Томом рукопожатием.

– Секретарь Стоддерт только недавно переехал в столицу, – тихо сказал Джиндлер.

– Благодарю вас, лейтенант. Пожалуйста, зайдите ко мне перед вашим отъездом в Филадельфию. Я передам через вас кое-что капитану Тракстону.

Джиндлер поклонился и вышел.

– Итак, вы лейтенант Королевского военно-морского флота.

–Да, сэр.

– Вас должно быть разбирает любопытство, вернее, вам не терпится узнать, почему вы находитесь здесь.

– Так точно, сэр, – ответил Кидд, волнуясь еще сильнее от проявленного к нему внимания сверху.

Стоддерт уселся в кресло.

– Для начала я изложу все поподробнее. Мы сейчас активно занимаемся строительством собственного флота и решили взять за образец Королевский флот. Пусть ваши традиции послужат для нас отправной точкой. Что касается лично вас, то благодаря любезности мистера Джиндлера я получил полный и подробный отчет обо всем, что произошло в Эксбери, в частном порядке, разумеется. О каком-либо участии Соединенных Штатов в этом деле не возникло и не может возникнуть ни тени подозрения.

– Я вас понимаю, сэр.

– Но больше всего в отчете мистера Джиндлера мне понравилось его замечания насчет вашего характера. Позвольте мне быть откровенным, сэр. Королевский флот по праву гордится своим положением, однако высокомерное поведение многих морских офицеров вызывает неприязнь у нашего народа. Это черта особенно характерна для старших по чину офицеров, вот по какой причине мы выбрали офицера самого младшего по званию.

Мистер Джиндлер сообщил нам, как, будучи на берегу, вы внимательно и обдуманно относились к словам и поступкам местных жителей, даже не погнушались присоединиться к празднеству в городской таверне. Короче, сэр, вы сумели найти общий язык с народом, что мы ценим довольно высоко, – Стоддерт встал, обхватив край стола руками, и слегка поморщился. Заметив удивленный взгляд Кидда, он усмехнулся: – Это мне оставили на память англичане в сражении на ручье Брэндиуайн[23].

Стоддерт пододвинул кресло поближе, чтобы создать между ними большую доверительность.

– Буду с вами искренен, мистер Кидд. Ваше положение, как королевского офицера на военном корабле Соединенных Штатов, явно ненормально, чтобы не сказать незаконно. Поэтому найдутся лица, которые сделают из этого крайне нежелательные выводы. Вследствие чего вы вступаете на борт корабля в качестве внештатного члена команды как особый гость капитана. Вы еще не имели удовольствия познакомиться с капитаном Тракстоном, но ему обязательно сообщат о вас. Уверен, он по достоинству оценит ваш опыт и поддержку, – Стоддерт наклонился еще ближе. – Я буду глубоко вам признателен, если по вашему возвращению вы дадите свою непредвзятую оценку нашим усилиям. Как вы полагаете, это возможно?

– Разумеется, сэр, – почти воскликнул Кидд, чувствуя, как у него кровь закипает в жилах от одной мысли что его используют как пешку в большой политической игре.

– В таком случае, сэр, мне больше ничего не остается, как пожелать вам Божьей помощи, чтобы вы как можно скорее вышли в море в новом для вас качестве. Лейтенант Джиндлер поджидает вас в гостиной на нижнем этаже.

– Была ли в этом такая необходимость? – из-за накрытого покрывалом секретера возникла фигура человека.

Стоддерт закрыл дверь.

– Думаю, что да. Военных любого звания не следует обременять политическими рассуждениями.

Порой Мюррей, его политический агент, проявлял редкое безразличие к проницательности других людей.

– Ладно, пусть все идет, как идет, мистер Стоддерт. Но почему вы не предупредили его о республиканцах, все-таки следовало рассказать о них.

– То, что в конгрессе существует потерявшая всякую совесть оппозиция, которая не остановится ни перед чем, чтобы погубить наш военный флот ради своей вящей политической выгоды? Джефферсон из кожи вон лезет, чтобы Америка ни в коем случае не приобрела надежный щит на море. Как мне объяснить это человеку, чья страна существует исключительно благодаря своей морской мощи? Увольте. В любом случае весь разговор о расформированных экипажах и тому подобном, вероятно, возникает из непроверенных источников, их не стоит принимать во внимание. Больше всего меня волнуют наши капитаны. Все они, Мюррей, такие вспыльчивые, с таким тяжелым характером, в особенности Тракстон.

– Боевой капитан, – неожиданно вставил Мюррей.

– Никто не спорит. Но он был капером. Погодите, разве не помните то волнение в конгрессе во время войны с англичанами, когда до них дошел слух, как он вызвал на поединок Джона Пола Джонса из-за спора, на каком корабле должен развеваться какой-то флаг. Никто из них не хотел уступать. Знаете, однажды его захватил английский военный корабль.

– Неужели?

– Так, к слову пришлось. Вот почему я очень надеюсь на лейтенанта Кидда. Он не разбирается в политике. Он простой морской офицер: снасти и паруса – это все, что его интересует. Он, должно быть, не глуп, в противном случае он не получил бы офицерского патента, так или иначе, но он сумеет сообщить мне все то, что мне хочется знать…

Ничто не могло лучше представить необъятные просторы не страны, нет, а целого континента, как путешествие вместе с Джиндлером до Балтимора. Из окон четырехконного экипажа, точно как у английской почты, открывались тронутые весенней зеленью лиственные леса, так не похожие на северные хвойные; переливающиеся на солнечном свете озера и реки; синеющие вдали вершины гор. На станциях, где меняли лошадей, Джиндлер, беседуя с Киддом, сильно удивил его, рассказав, что за горами к западу тянется дикая необжитая земля. Громадное пространство, по своим размерам превышающее ширину Атлантического океана, и никто не знал, что находилось на этой земле. Пораженный чудовищным размахом страны, Кидд даже обрадовался, когда увидел ограниченный булыжной мостовой Балтимор.

– Фрегат стоит в устье реки Патаксент, – пояснил Джиндлер. – Он почти готов к выходу в море.

В гавани они без заминки сели на пакетбот, отправлявшийся по Чесапикскому заливу в Норфолк. На пакетботе обещали по пути зайти в Патаксент.

Вид обнаженных мачт и рей, возвышавшихся над низким, поросшим кустарником берегом, заставил быстрее биться сердце Кидда. Пакетбот обогнул мыс и вошел в открывавшийся перед устьем реки залив, где на якоре стоял самый большой фрегат, когда-либо виденный им.

– Какой красавец, – прошептал Джиндлер.

Как только они подплыли ближе, Кидд начал пристально вглядываться в его очертания, изящные линии обводки. Пропорции корабля сильно отличались от традиционных, в его облике четко прослеживалась подчеркнутая целесообразность. По величине почти вдвое меньше, чем любимый Киддом «Артемис», тем не менее фрегат, по-видимому, был совсем неплохо вооружен.

– Двадцать четвертый калибр? – спросил Кидд.

– Точно! Хотелось бы мне посмотреть на любой фрегат, который осмелился перечить старушке «Кони», – не без гордости заметил Джиндлер.

– Старушке? – ухмыльнувшись, спросил Кидд, наблюдая за тем, как матрос просмаливает последний из оставшихся не просмоленных шпангоутов на фальшборте.

– Ну что ж, сами видите, дружище, наш корабль еще младенец, но у меня предчувствие, что вы услышите о нем в самом скором будущем. – Джиндлер поднял голову, взглянул на звездно-полосатый флаг и тихо прибавил: – Обещаю тебе.

На своем веку Кидд перевидал немало кораблей, готовящихся к выходу в море, поэтому его нисколько не удивила царившая на палубе суматоха. Вслед за Джиндлером он прошел на корму, в капитанскую каюту. Джиндлер постучал, послышался раздраженный рев, разрешавший войти.

– Мистер Кидд, сэр, – сказал Джиндлер и, заметив непонимающий взгляд капитана, пояснил: – Сверхштатный член команды.

Капитан, смерив Кидда неприятным суровым и одновременно проницательным взглядом, проворчал:

– Мистер Кидд, я к вашим услугам, – и опять уставился в лежащие перед ним бумаги. – Отведите его в четвертую лейтенантскую каюту. Он освобождается от несения вахты, – распорядился капитан, не поднимая головы.

С трудом пробираясь между матросами, – одни суетились возле талей ворота и веревок, другие сворачивали парусину, а третьи складывали ядра, – они добрались до кормового люка.

– Боюсь, Том, мне придется оставить вас, дела. Я проведу вас до кают-компании. Уверен, капитан Тракстон захочет поговорить с вами, как только освободится.

– Рады вас снова видеть, лейтенант! – закричал какой-то матрос с румяным и открытым лицом, улыбаясь Джиндлеру и приветственно размахивая деревянным молотком.

– Спасибо, Дойл, – отозвался Джиндлер и, увидев приподнятые в недоумении брови Кидда, добавил: – Существенное отличие от королевского корабля. Не забывайте, здесь, на борту корабля, каждый человек доброволец на жалованье и, как всякий американец, он не обязан гнуть спину перед офицером.

Кидд не стал пререкаться, хотя про себя невольно подивился, насколько можно будет положиться в деле на этих матросов, когда от них потребуется безоговорочное повиновение.

Кают-компания была почти пустой. Чернокожий офицер с любопытством посмотрел на них и тут же вышел. Кидд посмотрел ему вслед. Совсем новенькая кают-компания еще не несла на себе никаких характерных для всякой кают-компании черт, хотя в воздухе явно витал какой-то не свойственный ей дух. Не совсем обычны были полировка деревянных панелей, наклон срединных окон и даже запах. Резкий и сильный запах шел от свежеокрашенных тимберсов, заметно отличались привычные кухонные запахи, и никакой трюмной затхлости.

Кидд подошел к транцам и обрадовался, здесь, как и на других судах, лежали всякие бытовые мелочи, присущие кают-компании. Он взял в руки филадельфийскую газету «Коммерческий вестник». Ожидая, когда освободится Тракстон, Том уселся возле одного фонарного окна и раскрыл газету. На ней не было желтоватой печати налогового сбора, и бумага была очень хорошего качества. Он быстро просмотрел передовицу, которая была целиком посвящена отчету, касавшемуся введению нового закона. Следующая страница оказалась более увлекательной и даже к месту: в большинстве местных новостей проскальзывала растущая неприязнь к Франции. Еще дальше шли объявления и реклама.

– Мистер Кидд? Вас просит капитан.

Том свернул газету, одернул свой сюртук и пошел вслед за вестовым, внутренне готовясь к встрече с суровым и, пожалуй, враждебным взглядом капитана.

Тракстон стоял, повернувшись спиной к вошедшему Кидду, и задумчиво смотрел в окно своей каюты. Он не спеша повернулся и указал рукой на кресло.

– Садитесь, мистер Кидд, – хотя сам он остался стоять. – Буду с вами откровенен, сэр. Мистер Стоддерт полагает, что посылает советника, который растолкует мне, как управляют кораблем в Королевском Флоте. Скажу вам по-дружески, мне нисколько не интересно, как у вас все устроено. Это военный флот Соединенных Штатов, я капитан «Констеллейшна», и впредь я буду поступать так, как сочту нужным. – На лице капитана отпечаталась твердая непреклонность, на взгляд ничем неуступающая твердости дуба. – Таким образом, ваше присутствие на борту совершенно излишне. Но ради Бена Стоддерта я потерплю вас несколько дней, но я хочу, чтобы вы знали, сэр, я отдаю приказы, которые офицер или старшина флота Соединенных Штатов не должны обсуждать с вами ни в коем случае. Я не хочу, чтобы они нахватались от вас странных идей, как следует мне управлять военным кораблем. Я буду вам весьма признателен, если вы будете держать свое мнение при себе.

В свою очередь, можете посещать кают-компанию, да, в вашем распоряжении каюта четвертого лейтенанта. На будущее, держитесь в стороне, пока на корабле ведутся какие-нибудь работы, и если нам неожиданно повстречается противник, оставайтесь внизу. Вам все ясно, сэр?

Похоже, для Кидда опять наступили тяжелые времена. За обедом в кают-компании его не представили собравшимся офицерам. Когда он попросил приправы, то никто не обратил на это внимание, с ним не встречались взглядами. За столом велся бессвязный разговор о заключительной подготовке корабля перед завтрашним выходом в море, сдобренный несколькими неуклюжими шутками. В кают-компании отсутствовал дух сплоченности из-за того, что офицеры раньше не служили вместе. Но с вступлением в строй нового судна чувство локтя должно было сложиться быстро.

На следующий день Том подловил собиравшегося выйти на палубу Джиндлера, имевшего строгий и подтянутый вид.

– Мне очень жаль, что все обернулось именно так, Том, – извиняющимся голосом произнес Джиндлер, затем отдал честь и устремился наверх, откуда доносился шум.

Кидд остался внизу. Из окна каюты он мог разглядеть лишь небольшой кусок палубы, на котором матросы протаскивали толстый канат вниз сквозь люк, чтобы свернуть его кольцами в бухту, – тяжелая и неблагодарная работа.

Кидд сдержал порыв и не вышел на палубу, он направился в кают-компанию. Хотя Тома возмущало, что его заставляют томиться внизу в бездействии, тем не менее он понимал, что новый корабль с только что набранной командой впервые отправляется в плавание, следовательно, неизбежны промашки и ошибки; ему не стоит быть нелицеприятным свидетелем. В руки ему попалось потрепанное издание «Североамериканского обозрения». Он попытался сосредоточиться на чтении, но мешали непрекращающийся скрип и треск румпеля, – значит, рулевой за штурвалом уже взялся за управление кораблем. Затем пронзительные свистки боцмана и крики матросов подсказали, что на палубе заняты поднятием на борт лодок. Звучали взволнованные голоса, все предвкушали столь долгожданный выход в море.

Послышались мерные звуки песни, доносившиеся с носа, и Том почувствовал характерное еле заметное дрожание палубы, вызываемое работой ворота. Внезапно поднявшийся гам и суматоха свидетельствовали о том, что приступили к подъему якорного каната. Тяжелые удары о борт судна сопровождали подтягивание и принайтовливание лодок. Шум понемногу стих, и вдруг наступила тишина. Судно словно замерло перед отплытием. Палуба задрожала, и корабль тронулся с места. Размеренно двигаясь и кренясь вправо, причем крен то чуть-чуть увеличивался, то уменьшался, судно стремилось занять устойчивое, слегка наклонное положение, что могло означать лишь одно: они шли под парусами и уже находились в море.

Кидд больше не мог сидеть в каюте, он отбросил в сторону газеты, ему захотелось наверх, на морской простор. В кают-компании не было кормовых окон, поэтому ближайшим место, откуда можно было рассмотреть положение корабля, были окна капитанской каюты. Том торопливо вышел из кают-компании, прошел по коридору. Часовому, стоящему в свободной позе возле входа в большую каюту капитана, Кидд буркнул:

– Мне надо посмотреть из окна.

Но ему удалось увидеть лишь кильватерную струю. До его слуха долетал пронзительный скрип боков и снастей, отчетливо слышимый даже здесь, внизу. Кидд кивнул часовому и вернулся в кают-компанию. Он хорошо знал, что их курс лежит на юг, вниз по Чесапикскому заливу к морю, но, не видя карты, он чувствовал себя словно в потемках. Наклон палубы уменьшился, судно, должно быть, поворачивало.

Румпель заворчал от натуги, по-видимому, рулевой вращал штурвал, через некоторое время привычный наклон на левый борт исчез, корабль совершил поворот оверштаг. Вдруг раздался бычий рев, без сомнения, принадлежащий Тракстону. Кидд невольно поежился, представив себя в шкуре офицера, которого распекал капитан. Том опять взял в руки «Обозрение» и принялся просматривать его.

Спустя примерно час знакомые перемещения корабля повторились, но на этот раз все обошлось гладко и тихо, фрегат лег на другой галс. Снова маневр и снова легкое изменение курса. Неужели ему нельзя выйти на палубу? Том еще помучился какое-то время, крен палубы заметно возрос, и Кидд понял, что на судне поставили больше парусов. Его терпению пришел конец. Он вышел в коридор, прошел мимо часового и поднялся на квартердек. Никто не заметил его появления, на палубе воцарилась напряженная тишина. Несколько человек замерли подле кнехтов, но основная часть команды собралась возле мачт и на баке. Все смотрели назад на шкафут, где со скрещенными на груди руками стоял Тракстон и всматривался в туго натянутые паруса.

– Течение! – гаркнул капитан матросам возле гакаборта.

Один из них держал на весу барабан лага, другой бросил треугольник лага за корму в воду. Линь начал разматываться с все быстрее и быстрее вращавшегося барабана, пока наконец не упала последняя песчинка в песочные часах, и тогда долговязый мичман крикнул:

– Есть. Чуть больше одиннадцати узлов.

По лицу Тракстона ничего нельзя было понять.

– Не очень хорошо. Пусть немедленно вынесут на подветренную сторону стаксели.

Весенний ветер слегка вспенивал верхушки волн. Кидд незаметно прошел за спиной Тракстона к штурвалу и нактоузу. Под пристальным взглядом квартирмейстера он увидел то, что хотел увидеть – компас. Юго-юго-восток, ветер с запада с уклоном на север. Морской простор плюс идеальная погода: ничего удивительного в том, что Тракстон пытался выжать из фрегата все, на что тот был способен. Судно проплывало мимо широкого устья реки, оставляя его с правого борта, множество мелких суденышек шныряло взад и вперед там, где река впадала в море.

– Потомак, – прошептал стоящий сзади мичман.

– Прошу прощения, что? – спросил Кидд.

– Река Потомак, – мичман отвернулся, приготавливаясь опять бросить лаг.

– Благодарю, – вежливо ответил Кидд.

Когда бом-брамсели на всех мачтах и стаксели наполнились ветром, фрегат рванулся вперед. Для только что вышедшего в плавание корабля такая быстроходность представлялась просто невероятной. Снова кинули за борт лаг, и через полминуты возбужденный мичман прокричал:

– Чуть меньше четырнадцати узлов!

Такой ход у судна не только вызывал удивление, но и одновременно пьянящее возбуждение. Кидду не повезло, его лишили права участвовать в управлении судном, но, по крайней мере, он мог вместе со всеми разделить общую радость.

Взгляд Тракстона блуждал где-то высоко, затем он опустил глаза, оглянулся и увидел Кидда. Том улыбнулся и, не скрывая своего восторга, сказал:

– Корабль несется словно рысак!

– Да, словно лошадь янки! – но в его тоне не слышно было злобы, а выражение лица странным образом смягчилось.

«Какое, должно быть, наслаждение управлять таким кораблем, как этот, – подумал Кидд: – против фрегата, вооруженного пушками двадцать четвертого калибра, не устоит никакой другой фрегат, и в то же время такой корабль мог либо преследовать, либо убегать от противника».

В рано сгустившихся весенних сумерках судно встало на якорь на траверсе Хэмптон Роудс, прямо перед выходом в Атлантический океан. Кают-компания гудела, все были в восторге от прекрасных ходовых качеств своего корабля. Офицеры решили отпраздновать это событие и пригласили капитана разделить с ними трапезу. Кидда посадили на самый край стола, вдали от почетного капитанского места, но он все рвано был рад слышать вокруг себя счастливые голоса, видеть, как укрепляется морская дружба, без которой никак нельзя обойтись. Разговор за столом вращался вокруг новости о войне с Францией, спектакле «Победа Колумбии», шедшем в театре на Честнат-стрит, правильном способе приготовления палтуса. Кидд почти чувствовал себя в своей кают-компании, и все же в чужой.

Блюда подавали и меняли, белела расстеленная скатерть, поднимались голубые клубы табачного дыма. Опять наполнили бокалы, чтобы обменяться дружественными тостами. Шум за столом то усиливался, то стихал. Во время одного из затиший прозвучал голос Джиндлера:

– Да, мистер Кидд, вам, должно быть, пришлось многое повидать во время своей службы на море. Не расскажете ли вы нам кое-что об этом.

Все взгляды устремились на Тракстона, однако он ни словом, ни жестом не выразил своего неодобрения.

– Да, мне кое в чем повезло, я совершил кругосветное плавание, – ответил Кидд, быстро сообразивший, что ему говорить, – на почти таком же прекрасном фрегате, как ваш.

Заметив, что его внимательно слушают, Том продолжал:

– Мне приходилось сидеть как философу на голом атолле и остерегаться людоедов, плавающих на каноэ по заливу.

Он описывал выпавшие на его долю приключения, а когда закончил свое повествование рассказом о кораблекрушении «Артемис» на Азорских островах, то в кают-компании раздался сочувственный гул голосов.

Мичман Портер, наклонившись вперед, воскликнул:

– А вам приходилось бывать в сражениях?

– Немного. Я участвовал в битве при Кэмпердауне.

Кидд не стал распространяться о сражении и попытался изменить тему беседы, переключившись на рассказ о Венеции. Но тут его прервал сам Тракстон:

– Немногим раньше на вашем флоте произошел кровавый мятеж.

Поднявшийся шум свидетельствовал лишь об одном: страшное и ужасное в жизни, как обычно, вызывает более живой интерес, чем обыденное.

– Не коснулось ли это вас каким-нибудь образом?

Моментально исчезло мягкое очарование дружеского ужина, Кидд старался совладать с нахлынувшими страшными воспоминаниями.

– Да… мой корабль участвовал в мятеже, но я не пострадал.

– Не могли бы вы сказать, у матросов были основания для бунта?

– На Спитхэде были свои причины, причем адмиралтейство признало справедливость требований матросов. Однако на Норе – Кидд весь побагровел от волнения.

– И что дальше?

– На Норе, я там был, их требования были вполне разумны и понятны, но путь, которым они пытались добиться решения проблем, был ошибочным.

Тракстон буркнул:

– С бунтовщиками никогда не стоит церемониться.

На следующий день, пока еще не собрались вместе суда намечавшегося конвоя, темнокожий первый лейтенант Роджерс был отправлен на берег в гавань Норфолка, чтобы провести короткую призывную кампанию и завербовать как можно больше добровольцев. Кидд заметил, как Тракстон, вручив ему серебряные монеты на переходном мостике, присовокупил:

– Устройте музыку и бесплатную выпивку для всех добровольцев, побольше шуток, смеха, веселите их во что бы то ни стало.

Роджерс ухмыльнулся и спустился с корабля на берег.

С бака доносился знакомый глухой стук переносимых и складываемых ядер, там приступили к уборке палубы и чистке пушек от накопившейся грязи. Некоторые матросы сидели на корточках и набивали пороховые бумажные гильзы для стрелкового оружия, в то время как другие снимали крышки с люков и начинали грузить запасы и снаряжение. Еще до полудня с работой было покончено. Однако Тракстону этого показалось мало. Он пробил сбор, и битых два часа команда корабля упражнялась с большими пушками. Пушки двадцать четвертого калибра, любовно называемые орудийной прислугой по именам типа «Громовержец», «Вулкан», «Убийца», тщательно и яростно начищались до полного блеска.

Этим вечером Кидд не сидел вместе с прочими офицерами в кают-компании. Капитан Тракстон, пребывая в хорошем расположении духа, решил поужинать в обществе Кидда. Том вошел в капитанскую каюту не без трепета. Сквозь кормовые окна просматривались тусклые огоньки на берегу, черная вода поблескивала темно-золотистыми пятнами света, отбрасываемыми стоящими вблизи судами. Пока ели закуску и первые блюда, беседа ограничивалась взаимными любезностями. К тому времени, когда стюард быстро и безмолвно убрал блюда, Кидд был все так же насторожен, а капитан – подчеркнуто любезен.

– Возьмите кресло, – сказал Тракстон, указывая жестом на одно из стоящих возле кормовых окон. Он извлек из письменного стола кедровый ящичек и вынул из него сигару.

– Не хотите ли сигару, мистер Кидд?

Заметив отрицательный кивок Кидда, он спрятал ящичек обратно.

– Прошу извинить меня, мистер Кидд, но вы самый страшный королевский офицер, которого я когда-либо видал на своем веку, – добродушное выражение лица Тракстона ошарашило Кидда. – В мои годы надо уметь разбираться в людях. У вас совсем не характерный вид для королевского офицера, я полагаю, это потому, что вы из простых людей.

Тракстон на минуту задумался.

– Не поэтому ли вы производите такое хорошее впечатление на людей, плавающих под своим собственным флагом?

– Сэр, если эти люди англичане, то их долг…

– Они американцы, сэр.

– Да, они говорят, что они американцы.

– Они привыкли защищать право так называться, вот почему они так враждебны к англичанам.

– Да что вы! Цена американского покровительства в лице вашего консула в Ливерпуле одна гинея, и там не задают лишних вопросов.

Тракстон улыбнулся:

– Каждый живет своим умом.

Улыбка тут же исчезла с его лица.

– Для американского флага оскорбительно, когда наши торговые суда останавливаются для досмотра на всех морях. Что вы скажете по этому поводу?

– Сэр, Британия – маленький остров, – осторожно начал Кидд. – Торговля – это все, что у нас есть. Для того чтобы выжить, нам надо защищать торговлю, вот…

– Вы правы и, черт возьми, неправы. Разве вы не знаете, что большая часть товаров из Новой Шотландии перевозится в трюмах наших кораблей? Ваш груз может доставить в другие порты только суда нейтральной страны. Задерживая американские суда, вы тем самым мешаете своей торговле.

Кидд покраснел.

– Вы упоминали, что каждый живет своим умом. Так вот, хотя мне неизвестно, из чего вы исходите, зато мне доподлинно известно другое: если бы вы поступали таким же образом с французами, то вы заработали бы на этом кучу денег.

Лицо Тракстона на миг окаменело, но затем по его губам скользнула улыбка.

– Что касается этого…

И тут Кидд впервые услышал о подлинных масштабах ущерба, который наносили французские корабли американскому торговому флоту. Причем по тону Тракстона нельзя было усомниться в том, какие он испытывает чувства к французам.

– Если мы не очнемся и не станем сражаться против них, то нас ждет незавидная участь. – Капитан посмотрел прямо в глаза Кидду. – Вас удивляет, почему мы до сих пор не объявили им войну. Меня тоже!

Тракстон явно рассердился. Он вдруг встал, подошел к своему столу и вынул из него сложенный лист бумаги.

– Я покажу вам кое-что, – сказал он довольно странным голосом. – Этот документ доставили мне только сегодня.

На бумаге виднелась печать президента Соединенных Штатов. Заметив недоумевающий взгляд Кидда, Тракстон поспешил его успокоить:

– Не волнуйтесь, завтра об этом узнают все. Инструкции командирам военных судов Соединенных Штатов, отданы в Филадельфии двадцать второго года от даты провозглашения Независимости Штатов, к коим относятся…[24]

Тут Тракстон наклонился и ткнул пальцем во второй параграф:

– Читайте здесь!

– Принимая во внимание опубликованное постановление конгресса… вооруженные суда, которые плавают под защитой или под видом защиты Французской республики и наносят ущерб торговле Соединенных Штатов… в нарушение международных законов и существующих договоров между Соединенными Штатами и французской стороной…

Тракстон фыркнул:

– И что прикажете нам делать? – Он постучал пальцем по последнему параграфу: – В соответствии с вышеуказанным постановлением предписывается и даже приказывается захватывать и проводить в любой порт Соединенных Штатов… – Убедились? Вот и случилось. Начались военные действия против Франции.

Кидд замер в изумлении, все изменилось в мгновение ока.

– Но если…

Тракстон прервал его:

– Никаких «если». Ни мы, ни французы не объявили друг другу войны. Хотя какой это мир, когда мне велят палить во французский корабль без предупреждения? Нечто странное, война и не война.

Кидд искренне воскликнул:

– Замечательно, пусть лучше такая война, чем никакая. Новость хорошая, нет, замечательная. Вот что я вам скажу, сэр: если у нас с вами общий враг, в таком случае мы должны быть союзниками.

– Нет! Этого я не говорил. У меня и в мыслях не было ничего подобного. Да, у нас с вами общий враг, и только. Давайте выполнять свой долг, каждый так, как он считает нужным его выполнять, – капитан убрал бумагу. – Если говорить начистоту, – грубовато заметил он, – то мне хотелось бы когда-нибудь встретиться с вами как с равным, мистер Кидд.

Конвой наконец приготовился к отплытию. С севера долетали звуки грома, клубились белые на мрачно-сером фоне облака, на море вздымались волны. Грозный залп раздался где-то впереди: выстрел сигнальной пушки. Два катера проплыли вокруг дюжины торговых судов, словно два сторожевых пса, стерегущих стадо. Как это походило на отплытие из Фалмута, хотя были и различия: нос корабля подняли круче, звонче кричали младшие офицеры, а на флаг-фале бизань-мачты развевался огромный флаг, которому по своим размерам мало уступал длинный вымпел на самом верху грот-мачты. На долю Кидда выпала удача: он оказался на борту первого фрегата флота Соединенных Штатов, который к тому же впервые выходил с боевым заданием в море. Кидд стоял в стороне возле самого борта, ветер бил в лицо, дождевые капли стекали с полей его шляпы, но спускаться вниз ему совсем не хотелось. Хотя он был просто зрителем, но сознавал, что никогда не забудет этот день, – день рождения морского флота, готового защищать интересы целой нации.

Кидд посмотрел вперед. Джиндлер важно прошел на бак в небрежно наброшенном поверх лейтенантского мундира дождевике. С правого борта на траверзе виднелся массивный маяк Кейп-Генри. Конвой, в голове которого плыл «Констеллейшн», покидал гавань Чесапикского залива, держа курс на восток, навстречу океанскому простору По мере удаления от берега волнение на море усиливалось, еще неопытные матросы, покачиваясь, ходили с озабоченным видом по палубе, жадно вдыхая всей грудью океанский воздух, как бы принюхиваясь к запаху моря, или, как знать, не в предчувствии ли кровавого столкновения? Торговые суда старались держаться поближе к фрегату, на берегу перед выходом ходили слухи, что в море конвой поджидают два пиратских судна, так что осторожность в данном случае не была излишней.

Берег почти скрылся из виду, погода улучшилась, «Констеллейшн» шел под одними марселями, причем с взятыми на парусах двумя рифами, чтобы остальные суда конвоя могли держаться за ним. Кидд прошелся взад и вперед по шкафуту, с интересом присматриваясь к фрегату и заодно познавая изменчивость американской погоды. После дружеского обеда его теперь повсюду приветствовали по-приятельски – кивками и улыбками, даже суровый лейтенант Роджерс отдал ему честь.

И вот земля окончательно исчезла из виду. Вокруг вплоть до горизонта расстилалась пустынная океанская гладь. Конвой начал расходиться по разным направлениям: часть судов ушла на Барбадос, другие в Лондон и Дублин. Всех их ждало тяжелое плавание, тысячи миль морского пути и постоянная угроза пиратского нападения. А «Констеллейшн», освободившись от охраны, полетел, как птица над морем.

– Мистер Кидд, – окликнул его Тракстон, как будто пораженный какой-то мыслью. – Завтра мы отправляемся на юг, – все стоявшие на квартердеке прислушивались к словам капитана. – Я полагаю, что вам целесообразнее всего будет оставить «Констеллейшн». Я отошлю пакет в Филадельфию.

Кидд, стоявший слева от рулевого и наблюдавший за ходом и маневрами корабля, повернулся весьма озадаченный:

– Да, сэр, как вам будет угодно.

Ему стало досадно, он не увидит больше фрегата и не сможет наслаждаться его парящим полетом, кроме того, было еще что-то в этом корабле, как и в самой команде…

Во время «сумеречной» вахты, когда на судне убрали часть парусов и оно легло в дрейф, Кидд немного послонялся по палубе перед тем, как спуститься вниз в кают-компанию на свой последний ужин. Он прошел к своему прежнему месту в конце стола, но встретил здесь почтительного чернокожего стюарда.

– Пожалуйста, сэр, пройдите вон туда, – и он указал на место во главе стола. Все американские офицеры встали, держа бокалы в руках и весело улыбаясь.

– Иди, садись, Том, – позвал кто-то из них. Кидд, не заставляя себя долго упрашивать, прошел на указанное место, которое обычно занимал первый лейтенант.

– Мы все хотели пожелать вам доброго пути, мистер Кидд, – сказал Роджерс, протягивая ему бокал.

Кидд взял его и поднял с благодарностью.

– Желаю вам всем здоровья и благополучия, джентльмены, – ответил тронутый до глубины души Том.

Теплая обстановка окутывала собравшихся за, столом, все вели себя непринужденно. Дружеская беседа, много вина, несколько перемен блюд. Томом овладела горячая признательность ко всем офицерам, их прекрасному кораблю. Раскрасневшийся, улыбающийся, он сидел как равный среди равных; никаких холодно-вежливых разговоров о лондонском сезоне, ни слова об охоте на лисиц или о поместьях в провинции. Beлась, в основном, безыскусная беседа о лошадях, призовых деньгах, нашумевших театральных сплетнях. Здесь Том мог говорить все, что он думал, не опасаясь прослыть малоинтересным и скучным собеседником.

– Попробуй, дружище, нечто удивительное из Кентукки, – и бурбон расширил знакомство Кидда с американскими напитками.

– Я не рассказывал вам еще о Гибралтаре? Удивительное место, потрясающая по своей величине скала…

Счастливый, опьяневший от вина Кидд не заметил, как в кают-компании, на противоположном конце стола, оказался Тракстон. Кидд окаменел, но Тракстон поднял вверх бокал и провозгласил тост:

– Тебя зовут так же, как и меня, Том. Вот что мне хочется сказать. Если в глубине твоего сердца пробудится желание стать американцем, то знай, на борту фрегата «Констеллейшн» для тебя всегда отыщется свободная койка.

Сон никак не шел к Кидду. Он ворочался на своей крошечной койке, мысли вихрем кружились у него в голове. Американец? Томас Пейн Кидд – гражданин Соединенных Штатов, джентльмен и лейтенант военно-морского флота Соединенных Штатов? Так ли уж это невозможно? Его охватило возбуждение, он лежал в темноте с широко открытыми глазами. Может быть, ему стоит начать новую жизнь в стране, где, как ему казалось, нет никакой разницы между джентльменом и незнатным человеком? Не предоставляла ли страна, по всей видимости, обладавшая необозримыми просторами, такие же неограниченные возможности?

Но ведь он офицер на службе у короля. Может ли он бросить свою страну в тяжелую для нее пору? А как же другие офицеры, плавающие на военных кораблях иностранных государств? Да, но они получили разрешение поступить на заграничную службу, но разве не служил в русском флоте тот, кто потом получил титул герцога? Ведь если он будет плавать на корабле американского военного флота, разве он не будет воевать против врагов короля только под другим флагом? Кроме того, у американцев на службе так много английских матросов, он слышал на борту фрегата английскую речь с девонширским, лондонским и северным акцентами. Разве он мог быть одиноким среди стольких своих соотечественников? Они сделали свой выбор, если даже пришлось порвать со многим. Но сможет ли он?

Он вертелся и ворочался с бока на бок до тех пор, пока наконец его не сморил сон.

Тому показалось, что он спал всего несколько минут, когда его разбудил грохот пушечного выстрела. Почти в тот же миг раздалась настойчивая барабанная дробь – сигнал тревоги, от чего его сердце подпрыгнуло и застучало. Спросонья Кидд неуклюже выбрался из койки, нащупал свою одежду. Почти рядом послышался топот. Том засуетился, побыстрее оделся и босиком бросился на верхнюю палубу. Было прохладно, хотя уже рассвело. Из-за тонкой пелены мелкого дождя прямо у них по курсу вырисовался темный силуэт корабля. «Констеллейшн» начал слегка разворачиваться. Даже при пасмурном сумрачном освещении сразу было видно, что они повстречались с большим вражеским военным кораблем класса фрегат.

– Уходите отсюда, черт побери! – прорычал Тракстон, как только заметил Кидда. – Ступайте вниз!

Однако Кидду показался знакомым облик корабля, вне всякого сомнения, он видел его раньше.

– Поторапливайтесь, сэр! – рявкнул Тракстон.

Стаксель имел знакомый своеобразный силуэт, нос был круто изогнут наподобие клюва. Где же он его видел? На неизвестном фрегате взвились сигнальные флаги, но их невозможно было разобрать. Когда их спускали, два опознавательных флага на краткий миг развернулись, но, не видя никакого ответа, фрегат дал залп всем бортом.

За те короткие мгновения, пока пушечные ядра летели до них, Том внезапно вспомнил, но не успел он открыть рот, как Тракстон проревел:

– Уберите этого английского недоумка вниз, и немедленно!

Ядра упали с недолетом, подняв фонтаны воды и сильно обрызгав палубу, одно, правда, пробило парус. Кидд бросился к Тракстону:

– Сэр, ради бога, не стреляйте. Это английский корабль!

Тракстон с недоверием уставился на него.

– Но ведь он стреляет по американскому флагу! Это, несомненно, французский фрегат, черт бы его побрал!

– Это тридцатидвухпушечная «Церера», готов поклясться вам чем угодно!

Его тревожило лишь одно, как быстро сумеет «Церера» перезарядить пушки, стремясь сделать повторный и более прицельный залп всем бортом?

– Английский корабль?!– рев Тракстона пронесся над всей палубой. Услышавшие его крик люди поворачивали в его сторону свои побледневшие и помрачневшие от злобы лица, со всех сторон послышались полные ненависти крики. – Ну что ж, они горько пожалеют у меня об этом! Мистер Роджерс…

– Сэр, неужели вы хотите, чтобы началась война между вами и Англией? – воскликнул Кидд.

Тракстон, хоть и был вне себя от ярости, остановился.

– Поднимите ваш белый флаг!

– Сдаться? Да вы в своем уме?

– Нет, это флаг переговоров.

Сейчас все висело буквально на волоске. Не дай бог, если бы какой-нибудь горячий пушкарь с той или с другой стороны выстрелил.

На какой-то миг все вокруг замерло, затем Тракстон громко скомандовал:

– Мистер Роджерс, поднять белый флаг на грот-мачте.

– Надеюсь, их объяснения окажутся удовлетворительными, – проворчал Тракстон, обращаясь к Кидду, пока лодка под белым флагом плыла к их кораблю.

– Сэр, будьте так добры взглянуть на происходящее с их точки зрения. Предупредительные сигналы английского судна остались без ответа, кроме того, им известно, что у Соединенных Штатов нет военного флота. Вот они и решили, что это какая-нибудь военная хитрость со стороны французов.

Тракстон злобно нахмурился в ожидании лодки. Когда она подошла совсем близко, Кидд разглядел стоящего на ней лейтенанта и смотрящего прямо ему в лицо, в то время как гребец на баке пришвартовывал лодку. Пока лейтенант поднимался на палубу, со всех сторон в его адрес сыпались озлобленные выкрики матросов, причем Тракстон никак не пытался остановить их. Как только лейтенант перелез через фальшборт, Тракстон резко бросил ему:

– Итак, перед тем как выкинуть вас за борт, сэр, я хотел бы услышать, почему вы открыли огонь.

У поднявшегося офицера было напряженное выражение лица, он осторожно ответил:

– Сэр, причина вполне очевидна. Вы не ответили на наши законные опознавательные знаки, а у нас нет никаких сведений об американском фрегате. Поэтому неудивительно, какой мы сделали вывод, – и не успел Тракстон возразить, как он прибавил: – Не забывайте, сэр, мы парламентеры. Считаю себя вправе почтительно потребовать от вас каких-нибудь доказательств, подтверждающих ваш национальный статус. Не сочтите за труд.

– Черт побери ваше высокомерие, сэр! – взорвался Тракстон, тыкая кулаком на огромный американский флаг на мачте. – Вот мое доказательство, какое кроме него еще вам нужно!

Раздались одобрительные возгласы, и часть матросов подошла вплотную к квартердеку. Лейтенант ничуть не изменился в лице, хотя его рука легла на эфес шпаги.

Кидд поднял руку и вышел вперед.

– Лейтенант, на одно слово, будьте так добры.

Лейтенант изумленно воззрился на полуголые ноги Кидда, его гражданское платье и, надувшись, подошел к нему:

– Что вам угодно?

Отведя его подальше в сторону, Кидд скороговоркой произнес:

– Я лейтенант Кидд с «Крепкого», с корабля Королевского флота. Здесь нахожусь в качестве наблюдателя. Должен вас уверить, это действительно фрегат Соединенных Штатов.

Надменность лейтенанта сменилась холодной недоверчивостью.

– Вы должны извинить меня за мою осторожность, сэр, – сказал он, делая легкий поклон, – но не могли бы вы предоставить мне какое-нибудь подтверждение вашей личности?

Кидд приподнял полу своего обрызганного сюртука, прикрываясь им от посторонних ушей: очень многое зависело от последующих его слов.

– Ладно, думаю, что смогу это сделать, – тихо произнес он. – Около месяца тому назад возле острова Дьявола «Церера» была там, на флаг-фале «Решительного» подняли сигнал «повернуть последовательно». Тогда «Крепкий» сильно осрамился. Я был его сигнальным лейтенантом.

Лейтенант уставился на него в упор, затем улыбнулся:

– Я действительно верю, что это были вы. – Повернувшись к капитану, он снял свою треуголку. – Сэр, примите мои извинения в связи с только что происшедшим досадным недоразумением, хотя трудно определить, на ком из нас лежит вся ответственность. Пусть это станет предметом разбирательства наших правительств. Всего доброго, сэр.

Взбешенный Тракстон не нашелся что ответить, лишь сердито посмотрел на лейтенанта, который подчеркнуто официально надел свою треуголку и спустился в лодку, сопровождаемый пренебрежительными выкриками.

А что случилось бы, окажись на его месте «Крепкий»? Мысли вихрем закрутились в голове Кидда, линейный корабль, дающий залп всем бортом?! Как могли два гордых народа плавать по морям без того, чтобы их пути не пересекались? Однако у них был один и тот же враг, – вот что было главным. Все остальное лишь спесь да гордость.

– Сэр, – тяжело выдохнул Тракстон.

Кидд сразу обернулся к нему:

– Будьте так добры, сэр, уделите мне одну минуту вашего времени, наедине.

Капитан повернулся к Роджерсу:

– Объявить отбой команде.

Тракстон обратился к Кидду:

– Очень хорошо… но учтите, сэр, ради вашего собственного блага я запрещаю вам оставлять вашу каюту до тех пор, пока вы не покинете корабль.

– Будь по вашему, сэр, – Кидд чувствовал, как их обоих неумолимо разводит по разные стороны рок, и никак нельзя воспрепятствовать этому. Его сознание протестовало против чудовищной нелепости.

– Можно мне зайти на секунду в мою каюту, – Том поспешно вернулся, чтобы затем пройти вместе с Тракстоном в его капитанскую каюту.

– У нас одна минута.

– Капитан, это какое-то безумие. Мы должны сражаться вместе, а не друг против друга. Я не собираюсь клясться вам своей честью, но поверьте, происходит нечто непонятное, – Том ничего не прочитал на застывшем лице капитана.– Сэр, – Том перевел дух, затем сунул руку в карман своего сюртука и вынул оттуда небольшую книгу. – Вот копия наших секретных сигналов. Если вам неожиданно повстречается английский корабль, вы сможете ответить ему четко и правильно, будет ли это днем или ночью, здесь все необходимые опознавательные сигналы. Возьмите, сэр, я знаю, вы сохраните это в строгом секрете, порукой тому ваша честь.

Если бы неприятель узнал секретные сигналы, то корабли Королевского флота оказались бы в серьезной опасности. Тракстон внимательно посмотрел на книгу, затем перевел глаза на Кидда.

– Видит Бог, но вы, мистер Кидд, отважный человек, – с уважением сказал капитан. Он взял книгу и опустил ее в карман. – У меня она будет в безопасности. – Тракстон протянул свою руку: – Надеюсь, вы не пострадаете от своего решения, но то, что вы сделали… – он дружески взял Кидда за плечо. – Горжусь тем, что знаком с вами, сэр.