Укротители моря

Глава XII

Кидд рассказал Стоддерту обо всем, чему был свидетелем. Затем его отчет с большим вниманием выслушал Листон. Он убедился в том, что новый военно-морской флот – сила, с которой нельзя не считаться. Выполнив задание, Кидд понял, что наступил час расплаты. Он возвращался в Галифакс не без тревоги, понимая, какой прием может его ожидать. Ведь Адмиралтейство вполне могло расценить его поступок как измену.

Пакетбот, на котором плыл Кидд, миновал пустынный утес с маяком Сэмбро, обогнул серые скалы мыса Чебукто и устремился в гавань Галифакса. Хотя Кидд отсутствовал чуть больше недели, ему казалось, что прошло несколько месяцев. Вскоре он уже стоял на пирсе Водной улицы. Оставив свой багаж в портовой конторе, Кидд прошел к лодочному причалу и нанял лодку, чтобы она доставила его на борт стоявшего поодаль на якоре флагмана. Вахтенный офицер сразу провел Кидда к личному лейтенанту адмирала.

– Мне необходимо немедленно переговорить с адмиралом, – сразу приступил к делу Кидд.

– Вы, конечно, заранее условились о встрече.

– Я всего лишь час тому назад вернулся из Соединенных Штатов.

Лейтенант презрительно фыркнул:

– Боже мой, мистер Кидд, вам лучше кого бы то ни было известно, что адмирал совсем не изнывает от желания встретиться с вами. Сообщите мне ваши основания, а я передам…

– Лейтенант, если вы сию же минуту не доложите обо мне адмиралу Вэндепуту, то вы горько пожалеете об этом, это я вам точно обещаю.

– Ладно. В таком случае пеняйте на себя. Напомните, вы с какого корабля?

Офицер осторожно постучал в дверь адмиральской каюты.

– Лейтенант Кидд, сэр, с «Крепкого». Ему не было назначено, однако он упорно настаивает на встрече с вами.

И Кидд вошел.

Адмирал с хмурым видом сидел за столом, рядом стоял секретарь с бумагами.

–Да?

– Сэр, у меня сообщение чрезвычайной важности, – голос Кидда немного сел от волнения.

Вэндепут взглянул на него, затем перевел глаза на секретаря.

– Вы можете идти, – бросил адмирал и уставился на Кидда. – Вы вернулись из Америки. В чем дело?

Для того чтобы передать суть всего случившегося, потребовалось несколько минут, завершающим штрихом стало описание столкновения двух кораблей.

– Итак, сэр, я подумал, что если повторится подобное, тогда…

Выражение лица Вэндепута стало суровым:

– И что тогда?

Кидд собрался с духом:

– Тогда я передал капитану Тракстону мою собственную сигнальную книгу, в которой содержались все особые сигналы для наших кораблей.

В каюте повисла напряженная тишина. Адмирал ровным голосом произнес:

– Как я вас понял, теперь американский капитан знает все наши секретные сигналы?

– Так точно, сэр, – ответил Кидд слегка дрогнувшим голосом.

– И правильно сделали.

– Сэр?!

– Вы приняли совершенно верное решение, лейтенант. Меня всегда тревожило то обстоятельство, что мы вместе с американцами плаваем в одних и тех же морях, не имея никаких точек соприкосновения. Наши политиканы не решались браться за решение этой проблемы, но теперь мы принудим их действовать. Я не могу предвидеть последствия вашего поступка, мистер Кидд, несмотря на это, я повторяю, вы правильно поступили, сэр.

Ослабев от пережитого, Кидд весь обмяк и покачнулся.

– О, как я погляжу, это явилось для вас нелегким испытанием, мистер Кидд, – отеческим тоном сказал адмирал. – Садитесь, сейчас вам подадут бренди.

Кидд стоял на палубе «Крепкого» и уныло смотрел на город. Сначала его приняли в кают-компании с уважением, но вскоре все опять стало на свои места. Город был взбудоражен новостью о предстоящем посещении Галифакса герцогом Швайгерейским, старшим сыном великого герцога Австрийского, в честь которого Его королевское высочество принц Эдвард собирался дать торжественный прием. В виду важной роли страны герцога, присоединившейся к антифранцузской коалиции, ожидалось, что каждый офицер будет приглашен на этот блестящий бал.

Кидд попытался было поподробнее рассказать Ренци о своих приключениях, но последний был увлечен каким-то личным делом. Кидд снова и снова обдумывал соблазнительную мысль, а не перейти ли ему на службу в зарождающийся военный флот стремительно развивающейся страны. Он слонялся по палубе, как вдруг заметил штурмана с огромной тетрадью и сложенной картой, что-то проверяющего с другой стороны корабля.

– Что-нибудь случилось, мистер Хэмбли?

Было довольно необычно видеть штурмана за каким-либо занятием во время стоянки в гавани.

– Нет, ничего особенного, – коротко ответил штурман, но, заметив проявляемый Киддом интерес, объяснил подробнее. Суть дела заключалась в том, что недавно образованное гидрографическое отделение в Адмиралтействе издало указание: всем плавающим штурманам, чьи суда время от времени заходят в один и тот же порт, надлежит произвести съемку глубин ручным лотлинем с лодки с целью проверить точность карт, которые скоро собираются издавать в Англии.

– Замечательное, очень нужное дело, – согласился Кидд. Жизнь каждого моряка, да и не только моряка, зависела от достоверности таких карт. Всякая попытка уменьшить риск была настоящим благодеянием.

– Откуда вы начнете?

– Ну что ж, мистер Кидд, вполне логичный вопрос. Думаю, что стоит начать с залива Бэдфорда. Вон там через пролив прекрасная стоянка, вдвое больше гавани самого Галифакса.

Действительно, место было превосходным – надежно укрытая со всех сторон от ветра гавань. Там спокойно мог переждать шторм целый флот. Занятие в самом деле казалось стоящим, своего рода совершенствование в навигационном искусстве. Кидд улыбнулся:

– Мистер Хэмбли, вы не позволите мне сделать часть этой работы. Будьте так добры, покажите мне место на карте, откуда начинать.

Кидд решил начать промерять дно залива в самом широком месте, чтобы построить своего рода профиль дна залива. Работа спорилась, более того, она пришлась ему по вкусу. От него требовалось настоящее мастерство. Надо было так держать октант, чтобы все время сохранять ориентацию по отношению к берегу, как и точное положение баркаса. Поулден, стоявший на носу, то и дело бросал ручной лот в воду, методично выкрикивая измеренную глубину. Кидд также записывал время измерения. Позже эти данные вкупе с табличными данными прилива сослужат хорошую службу при определении точных глубин с поправкой на время прилива, а потом и для определения нулевого уровня.

Кидд настолько увлекся проводимыми измерениями, что на время забыл все свои тревоги, связанные с предстоящим приемом. Капитан Хоугтон намекнул: каждый офицер обязан быть на приеме, причем непременно в сопровождении дамы. Для тех, кто стал вхож в дома избранного общества Галифакса, кто близко познакомился с тамошними нежными созданиями, это не представляло ни малейшего затруднения, они даже могли выбирать. Что же касается Кидда, то он не только сторонился избранного общества, но почти избегал его, потому что чувствовал себя крайне неловко. Практически у него оставался лишь один выход – пригласить вялую и малоинтересную дочь викария, с которым он свел шапочное знакомство. Это, конечно, вызвало бы насмешки у всех офицеров.

Усилием воли он заставил себя опять вернуться к выполняемой им работе. К его удивлению, в очередной раз брошенный лот не достал дна, не хватило его длины в двадцать морских саженей, хотя берег у них был на траверзе и совсем рядом. Неужели здесь так глубоко? Однако ему следует продолжать вести замеры относительно береговой линии. Сначала надо отметить профиль глубины не меньше сорока футов, это как раз более всего интересует штурманов больших кораблей. Они снова взялись за измерения, вскоре все данные, отмечавшие границу сорокафутовой глубины возле берега, были тщательно занесены в тетрадь. Исключая одно сужение при входе, затруднявшее проход больших парусных кораблей, в особенности при северном ветре, гавань оказалась настолько просторной и глубокой, что могла вместить целый флот, такой, например, какой курсировал по Ла-Маншу.

Вдруг Кидд краем глаза заметил на берегу женскую фигуру в белом. Не обращая на нее внимания, он продолжал вести замеры. Когда баркас подошел ближе, Кидд разглядел женщину, которая махала им платочком.

– Кто-то хочет поговорить с вами, сэр, – осторожно заметил Поулден.

– Да, вижу. Ну что ж, следует узнать, чего она желает. Весла на воду, а ну, взялись вместе.

Лодка подошла к берегу. Спускавшийся прямо к кромке воды лесистый склон выглядел очень аккуратным и ухоженным, из-за рощи цветущих деревьев чуть заметно выдавался угол дома. Подойдя еще ближе, Кидд заметил укромную пристань и велел плыть туда. Женщина почему-то не сходила вниз к воде, а продолжала стоять на возвышенном месте, наблюдая за лодкой. Чертыхаясь про себя, Кидд бросил причальный канат на берег и привязал лодку к тумбе небольшого мола. Его потертая морская форма не очень подходила для знакомства с леди, несмотря на это, он поднялся и подошел к женщине.

– В чем дело, мадам?

– Понимаете, я наблюдала за вами, – ответила она мелодичным голосом, в ее речи проскальзывал приятный французский акцент.

Кидд опомнился и снял шляпу. Элегантная леди в белом платье и широкополой соломенной шляпе явно была одета для прогулки по саду. Вблизи она оказалась совершенной красавицей, в ее глубоких темных глазах светилась задумчивость, если не печаль.

– Я подумала, вы что-то потеряли. Вы так долго плавали и что-то искали, – она казалась немногим старше Кидда и обладала обескураживающей, внушающей почтение внешностью.

– Вовсе нет, мадам. Мы проводили гидрографическое исследование прибрежной полосы.

Вероятно, подумал Кидд, она из тех несчастных изгнанников-роялистов, нашедших пристанище в Новой Шотландии, хотя, судя по всему, из богатой семьи.

– Ах, да, можно ли мне представиться? Лейтенант Кидд, королевский морской офицер.

– Очень приятно, лейтенант, – по-французски ответила она, слегка присев в реверансе в ответ на низкий, но неуклюжий поклон Кидда. – Значит, вы не знаете, кто я?

– Нет, мадам. В отличие от меня, у вас есть преимущество.

Дама внимательно посмотрела на Кидда, затем произнесла:

– Меня зовут Тереза Бернарди-Монжени, и здесь я живу, – она взмахом руки указала в сторону лесистого склона.

Не зная, что ему говорить дальше, Кидд опять отвесил поклон.

– Я гуляла по саду. Не хотите ли отведать лимонада вместе со мной и заодно рассказать мне о ваших гидрог… как там дальше, лейтенант?

Кидд вежливо принял ее предложение. Командование на баркасе можно было доверить надежному Поулдену, час его отлучки не имел особого значения. Наверх они пошли вместе по извивающейся тропинке, мимо небольших летних домиков с позолоченными решетками на окнах и позвякивающими колокольчиками на остроконечных, как у пагод, крышах. Это был один из самых очаровательных и великолепных садов, когда-либо виденных Киддом. На самом верху нависшего над водой утеса стоял двухэтажный деревянный дом, выполненный в манере, отдаленно напоминавшей итальянский стиль, а на лужайке перед домом виднелся покрытый скатертью стол с кувшином и стаканами.

– Одну минуту, – дама повернулась к горничной и быстро что-то сказала ей по-французски, затем опять повернулась к Кидду: – Итак, начинайте рассказывать о том, что вы делали в заливе.

Поношенная форма сковывала Кидда, но благодаря дружелюбию дамы он понемногу расслабился. К тому времени, когда горничная возвратилась, неся второй стакан и широкую вазу с пирожными, он уже посмеивался над совершенным невежеством его знакомой относительно морской службы.

– Удивительно вкусно, – похвалил Кидд поданное ему угощение, попробовав одно из пирожных, изготовленных в форме крошечных раковинок, с запахом лимона.

– Ах, это печенье Мадлен, которое так любил старый король Людовик, – грустно заметила она.

Из вежливости Том не стал расспрашивать о ее прошлом, а, стараясь говорить веселее, сказал:

– Вы не слышали, что в честь герцога Швайгерейского устраивается прием, приглашены все офицеры. Вы с мужем тоже, конечно, получили приглашение, не так ли?

– Я не замужем, – спокойно ответила Тереза.

– О, прошу прощения, мадам, – отозвался Кидд. – Я не в том смысле, что вы не замужем, вовсе нет… Одним словом, простите меня.

– Вы прощены, месье, – тихо сказала хозяйка.

– Тем не менее буду ли я иметь удовольствие увидеть вас там? – спросил он с надеждой.

Тереза взглянула на него:

– Я не приглашена.

Сердце у Кидда почти перестало биться, такая элегантная, такая прекрасная и недоступная. Ни один мужчина не просил у нее руки, вероятно, боясь быть отвергнутым и, значит, униженным. Действительно, если бы не случай, разве ему удалось бы познакомиться с такой леди. Кроме того, напрашивался сам собой вывод, если она вынуждена оставаться дома, если ее никто не пригласил, то какой-нибудь джентльмен…

– Мадам, у меня не было возможности пригласить кого-нибудь. Вы окажете мне большую честь, согласившись сопровождать меня, если, конечно, не возражаете?

Она немного помедлила, явно находясь в нерешительности, затем, улыбнувшись, почти прошептала:

– Я с удовольствием принимаю ваше предложение, лейтенант, – и глаза у нее весело засветились.

– Что ты думаешь, Николас? – сказал Кидд, поворачиваясь к другу то одним боком, то другим в своем новеньком лейтенантском мундире. Белые отвороты кителя, золотые пуговицы на темно-синем сукне впечатляли. Кидд с нетерпением предвкушал свое появление на банкете.

– Можно мне полюбопытствовать, дружище? Есть ли у тебя на примете подходящая такому событию леди? – с явным сомнением задал вопрос Ренци.

– Есть, есть, – Том не собирался ничего открывать до самого начала праздника. Все, что ему оставалось сделать, доплыть на лодке до пристани, а потом пройти к ее дому. Тереза сказала, что наймет карету.

– Это резиденция самого губернатора, – значительно подчеркнул Ренци, – хотя мы не столь важные персоны, тем не менее нам нельзя ударить лицом в грязь, возможно, сам принц будет смотреть на нас.

– Благодарю, Николас. Я постараюсь не подвести. А как ты сам?

– У меня свои виды, дружище, не волнуйся.

Наступил день торжественного приема. Капитан Хоугтон обратился с речью к собравшимся в кают-компании офицерам, упомянув о важности события, чести корабля, а также о том, как правильно следует обращаться к принцу, к австрийскому герцогу и герцогине. В конце он предупредил о возможных последствиях для любого офицера, который бросит хотя бы малейшую тень на их корабль.

Днем позже Тайсо, суетясь и толкаясь вместе с другими денщиками, принялся наводить блеск и глянец на костюм своего господина, праздничный наряд включал в себя накрахмаленную белую рубашку, черный широкий галстук под высоким стоячим воротничком кителя, начищенные до блеска туфли, белые чулки и безукоризненно обтягивающие ногу белые панталоны. Такой наряд стоил немалых денег, Кидд занял круглую сумму в счет причитающихся ему призовых денег за «Минотавра». Желая произвести самое выгодное впечатление, он не останавливался ни перед чем.

Офицеры покидали корабль, одни садились в нанятые экипажи, другие поднимались на холм пешком. Ренци, уходя перед Томом, с тревогой посмотрел на друга. – Кидд пошел тем же самым путем, что и раньше. Стоял чудесный летний вечер, солнечные лучи окрашивали сад золотистым волшебным светом. Его уже поджидал лакей, он провел Кидда к открытому экипажу.

– Мадам скоро спустится, – предупредил слуга. Когда Тереза появилась, Кидд невольно отступил на шаг, не в силах вымолвить ни слова: она была очаровательна, немногие дамы в Галифаксе могли бы сравниться с ней как в непринужденном изяществе, так и в элегантности наряда. Он склонился перед ней в низком поклоне, когда она прошла к экипажу в длинном, подпоясанном под грудью, бальном белоснежном платье. В ее тщательно уложенные волосы были красиво вплетены нити жемчуга, а поверх прически грациозно покачивалось страусиное перо.

– Бонжур, мой лейтенант. Сегодня такой замечательный вечер, не правда ли?

Ливрейный лакей приоткрыл дверцу экипажа. Кидд взял ее под руку, обтянутую до локтя бальной перчаткой, чтобы помочь подняться внутрь. Все казалось таким нереальным, он не без благодарности вспомнил Сесилию, все ее наставления, связанные с изящными манерами. Лошади тронулись с места и затрусили умеренной рысью. Кидд сидел, выпрямившись, рядом со своей дамой. К его облегчению, треск щебня, по которому катились колеса экипажа, делал разговор затруднительным. Том предался радостному ощущению, представляя, как удивятся его товарищи, увидев его с такой дамой.

При въезде в пригород он сразу заметил, что многие прохожие обращают на них внимание. Кидда переполняла гордость, должно быть, они представляют собой восхитительную пару. Экипаж, грохоча по мостовой, уже подъезжал к огромному дому с двумя церквями по бокам. Во всех его окнах горел свет, доносились громкие звуки музыки. Экипаж остановился среди подъезжавших гостей и зевак. Кидд снова подивился тому впечатлению, которое произвело их появление на людях. Вежливо раскланявшись в обе стороны, он поспешил помочь Терезе спуститься. Затем он любезно предложил ей руку, и они направились к входу в дом губернатора сквозь толпу зевак. Тома распирало от гордости.

В прихожей он быстро взглянул в парадную залу, где уже толпилось множество дам и кавалеров. Сверкали драгоценности, гремела музыка, исполнявшаяся военным оркестром. В дверях бальной залы стоял явно растерявшийся мажордом.

– Мадам Тереза Бернарди-Монжени, – с важностью произнес Кидд, несколько часов репетировавший эту фразу, – и лейтенант Томас Кидд.

Лакей как будто онемел, возможно, это его первый торжественный вечер, подумал про себя Том. Наконец, лакей обрел дар речи и громко объявил:

– Лейтенант Томас Кидд и мадам Тереза БернардиМонжени.

Кидд степенно вошел в залу вместе со своей дамой. Ах, если бы только Сесилия могла видеть его сейчас!

Все обернулись, разговоры сразу умолкли, даже на мгновение прервалась музыка. У Тома кружилась голова. Неужели свершилось, наконец-то он очутился в высшем свете!

– Вы представите меня? – прошептала Тереза.

Широко улыбающийся, радостный от переполнявшего его счастья, Кидд повернул налево к ближайшей группе дам и джентльменов, настороженно взиравших на них. Он низко поклонился одному внушительному господину в летах и его жене, затем представил себя и Терезу. Жена джентльмена присела в реверансе, не отрывая изумленных глаз от Терезы. Кидд вел себя непосредственно, ему даже удалось завязать непринужденную светскую болтовню. Он знал, этот вечер ему никогда не забыть, как не забыть того чарующего воздействия, которое оказывала на него и на общество шедшая рядом с ним удивительно красивая женщина. Проходя мимо гостей, он замечал, как сразу смолкал разговор и опять возобновлялся, едва они отходили. В стороне он вдруг заметил Хоугтона, смотревшего на него как на призрак. Рядом с капитаном стоял потрясенный Бэмптон. Едва они поравнялись с ними, как Том представил Хоугтона Терезе:

– Мой капитан.

Хоугтон, видимо, растерявшись, не знал, что ему отвечать, он пробормотал что-то нечленораздельное, однако Тереза, будучи в веселом расположении духа, почтила его особым знаком внимания, предложив руку для поцелуя. Кидд, заметивший, как его капитан едва ли не раболепствовал перед его светской дамой, подумал, что этим вечером его вряд ли можно будет чем-то еще удивить.

Но тут пространство перед ними расчистилось, и они увидели в центре залы принца в окружении, состоявшем из адъютанта, двух-трех придворных и мужчины в военном мундире с блестящими регалиями. Собрав все свое мужество, Кидд повел Терезу прямо к принцу.

– Ваше королевское высочество позвольте мне представить вам мадам Терезу Бернарди-Монжене, – Тереза присела в почтительном реверансе. – Лейтенант Томас Кидд с королевского корабля «Крепкий», – и Том склонился настолько низко, насколько мог.

– Лейтенант, скажите мне откровенно, вы давно в Галифаксе? – лицо у принца приобрело строгое надменное выражение. Кидду сразу припомнились долетавшие до его слуха рассказы о непреклонной требовательности принца к военной дисциплине, его утренних вахтпарадах и даже безжалостной справедливости.

– Не так давно, Ваше королевское высочество, причем большую часть времени я провел в Соединенных Штатах.

– А, понятно. В таком случае, желаю вам приятно провести вечер, мистер Кидд.

– Благодарю вас, сэр, – отозвался Кидд, пятясь назад спиной. Выдержав испытание, он с довольной улыбкой повернулся лицом к Терезе.

Внезапно в другой зале раздались звуки труб – сигнал к началу банкета. Все сразу подвинулись к дверям, ведущим в соседнюю залу, однако Кидд помнил о своем положении: как младший офицер он должен был уступить дорогу почти всем гостям. Он стоял в стороне и кивал, улыбаясь, тем, кто, проходя мимо него, задерживал на нем и Терезе взгляд, наконец пришла пора и для них.

Зала была большой, во главе на небольшом возвышении стоял стол, в центре стола сидели принц, его приближенные и почетные гости. Позади двое слуг мягко обмахивали гостей опахалами из огромных страусовых перьев, со вкусом окрашенных в красные, белые и синие цвета. Простые смертные занимали другие столы, вытянувшиеся в несколько рядов под прямым углом к столу принца. Как и предполагал Кидд, им отвели места в самом конце. Однако, к своей радости, он увидел сидящего поблизости Ренци, рядом с которым находилась приятная, хотя и бледноватая особа, украшенная дешевыми украшениями и беспрерывно дергавшая своего кавалера за рукав. Ренци посмотрел на Тома и остолбенел, как будто мир перевернулся с ног на голову. Довольный Кидд представил свою спутницу, объяснив Терезе, что это его близкий друг, но едва он со своей дамой принялись усаживаться, как их остановил придворный принца.

– Сэр, Его королевское высочество просит вас присоединиться к нему, – прошептал он и еле заметно кивнул в сторону принца, подававшего им знак рукой.

У Кидда екнуло сердце, повернувшись к Ренци, он извинился. Предложив Терезе руку, он пошел с ней вдоль всех столов с тесно сидевшими гостями, которые провожали их взглядом, о чем-то тихо переговариваясь. Они взошли на помост и подошли к принцу Эдварду, который, откинувшись на спинку кресла, поприветствовал их:

– Очень любезно с вашей стороны присоединиться к нам.

Не сводя глаз с Терезы, он продолжал:

– Полагаю, вы не знакомы с его высочеством герцогом Швайгерейским и его женой, герцогиней Эдельхайд Сэр, лейтенант Кидд и мадам Тереза БернардиМонжени.

Званый вечер шел своим чередом. Когда подали блюдо из дикой утки, Кидд объяснял принцу кое-какие тонкости морской службы, а когда на столе появилось другое кушанье – седло барашка, он уже рассказывал о своих американских похождениях горбоносому герцогу Швайгерейскому. Передавая Терезе светло-розовый крем, он бросил взгляд на столы, стоявшие внизу. Там в отдалении расплывчато виднелись лица Ренци, капитана Хоугтона и других офицеров, которые не без зависти взирали на принца Эдварда, Терезу БернардиМонжени и на него, Томаса Кидда.

Наконец банкет подошел к концу. Принц встал, шум за столами сразу стих, раздался скрип отодвигаемых стульев, все поднялись. Следуя за принцем, один за другим сидевшие за главным столом гости спустились вниз, принц направился вдоль прохода, кивая в ответ на поклоны и реверансы. Многие с восторгом, но большая часть с откровенной завистью смотрели на Кидда, на губах которого блуждала довольная улыбка.

В прихожей принц остановился и повернулся к Кидду:

– Лейтенант, можете смело возвращаться к себе на корабль. За мадам не волнуйтесь, я лично присмотрю за ней и прослежу, чтобы она вернулась к себе домой.

Слегка растерявшись, но улыбнувшись, Кидд раскланялся.

– Да, лейтенант, я не забуду ту услугу, которую вы оказали мне сегодня вечером.

Тереза посмотрела на Кидда, затем подошла к нему и крепко расцеловала в обе щеки.

– Я никогда не забуду этого вечера, – и попрощалась с ним по-французски. – Всего хорошего, мой друг.

Принц и Тереза уехали. Кидд посмотрел вслед отъезжавшему экипажу, Тереза обернулась и помахала ему рукой. Оставшиеся гости, шумно переговариваясь, толпились возле дома, казалось, все знатные люди Галифакса стремились познакомиться с Киддом, пожать ему руку, пригласить к себе в гости. Перед Томом возник капитан Хоугтон, без слов посмотрел на него, кивнул ему и медленно побрел прочь. Затем к нему подскочил Адамc и принялся жать ему руки.

– Черт побери, если это не самое потрясающее событие века! – искренне воскликнул он.

Наконец появился Ренци. Едва ли не сияя от переполнявшего его счастья, Том легкомысленно обронил:

– Разве она не оказалась самой что ни на есть подходящей леди?

– Дружище, нам надо отойти в сторонку и поговорить. Ренци даже не удосужился представить свою даму, которая стояла за его спиной, надувшись.

– Садитесь в карету, дорогая, – твердым тоном проговорил он.– Я скоро к вам присоединюсь.

Когда они отошли в сторону, Ренци повернулся и обратился к Тому.

– Мой дорогой друг, – они оба остановились. – Не знаю даже, с чего начать…

Он прошелся взад и вперед, не обращая никакого внимания на восхищенные взгляды расходившихся по домам гостей.

– В светском обществе, в высшем обществе… черт возьми, одним словом, то, что ты сделал, произошло либо по дьявольскому наущению, либо от полнейшей наивности! Но, разумеется, весь Галифакс считает это дьявольской хитростью.

– Николас, ты говоришь какими-то загадками. Если это только от зависти…

– Том, при чем здесь зависть? Нет, ты должен знать, что тебе удалось сделать. Ты пригласил любовницу принца на банкет, устроенный самим принцем.

– Тереза – это Жюли? – Том испуганно отпрянул назад. На его щеках проступили красные пятна. Неужели конец всему, конец всей его карьере, эффектное завершение столь многообещающего начала. Настроение его сразу изменилось: на смену радости пришло отчаяние.

– Не совсем так, – Ренци старательно подбирал слова. – Все полагают, ты знал, что Жюли появляется при дворе принца на малых приемах, что принц бережно относится к ее особому положению. Однако на государственных приемах с участием знатных особ из других стран она не имела права показываться. К огромному удовольствию принца, ты ввел ее на великосветский прием под совершенно безупречным предлогом, якобы ты не догадываешься об ее положении. – Ренци усмехнулся: – Сегодня в знатных домах Галифакса многие высокомерные матроны будут с горечью обсуждать и осуждать это происшествие, однако еще большее число джентльменов будут откровенно восхищаться твоим поступком. Ты только подумай, теперь к тебе благосклонно относится сам принц крови. Ты пробил себе путь в высшее общество и вскоре будешь пожинать плоды своей расчетливости и ловкости.

– Где Ренци?

Уже давным-давно рассвело, а Ренци еще не появлялся в кают-компании. В своей каюте Ренци также не было, Кидд не знал, что и думать.

– Ренци? Думаю, он остался там же, в таверне Маннинга. Он уже был хорош, когда я уходил оттуда, – с трудом ворочая языком, подсказал Прингл.

В таверне? Кидд надел китель и схватил треуголку. Он никогда не видел своего друга пьяным. Ренци не мог быть отвергнутым любовником. Женщина, с которой он видел его на банкете? Немыслимо!

Таверну Маннинга морские офицеры посещали с завидной регулярностью, но, к удивлению Кидда, он не нашел своего друга в пивном зале в одном из кресел с высокими спинками, не было его приятеля ни в одном из уединенных кабинетов. Кто-то из подручных хозяина любезно сообщил, что Ренци все еще наверху в снятой им комнате, более того, около полуночи он потребовал две бутылки вина, и что он там один-одинешенек.

Взволнованный Кидд побежал по лестнице наверх. Он долго стучал в дверь, но не добился никакого ответа.

– Николас! – негромко позвал он. – Я знаю, ты там. Позволь мне войти, дружище.

Он снова занеся кулак, чтобы ударить в дверь, и вдруг услышал глухой голос Ренци:

– Благодарю тебя за визит, но я сейчас совершенно разбит. Я вернусь на корабль, но попозже.

– Тот, кто проходит мимо друга, попавшего в беду, – низкий обманщик, а не настоящий друг.

Наступила тишина, затем донесся какой-то шум, и дверь отворилась. Том едва не рассмеялся, увидев помятую физиономию Ренци, однако вовремя сдержался. Он присел на стул рядом с кроватью.

– Могу ли я чем-нибудь помочь тебе? – спросил Кидд ровным голосом.

Ренци злобно взглянул на него, застонал и упал в кресло.

– Я конченый человек, понимаешь. Сейчас я тебе все расскажу, но сначала надо выпить.

Кидд выпрямился, насторожившись. Ренци протянул руку и взял кувшин с водой, стоявший на буфете. Он жадно глотал воду и выпил кувшин почти до дна, затем вытер рот тыльной стороной ладони и попытался ухмыльнуться.

– Ну что ж, признаюсь, я невольно попал в сети Венеры, стал игрушкой в руках Купидона. В общем, надо признаться, меня одурачили как последнего болвана.

– Неужели? – переспросил Кидд, старясь не выказывать излишней заинтересованности.

– Очаровательная нимфа, молодой побег на стволе светского общества, чье имя, вероятно, скоро будет известно в самых благородных местных семьях, вот кто она, кто отказала мне.

– И это… та самая женщина, что была с тобой на банкете? – в недоумении спросил Кидд.

– Нет, не она, – раздраженно ответил Ренци. – Это всего лишь первая девушка, подвернувшаяся под руку. Нет, я говорю о юной грации, исполненной очарования, о совершенном образце девственности и чистоты. Я повстречался с ней на рауте у адмирала. С тех пор я неоднократно появлялся вместе с ней на многих светских вечерах, блестящая собеседница. А потом, жалкий олух, не смевший подниматься так высоко, зачем я только попробовал искушать судьбу, я никак не ожидал, что буду отвергнут… – он умолк на полуслове и печально уставился в стену.

– И что дальше?

– Мне горько признаваться в этом, но она…

– Что она?

– По-видимому, эта юная леди, как бы мне поточнее выразиться? Она почитательница Сафо[25].

Заметив ничего не выражавший взгляд Кидда, Ренци пояснил:

– Это означает, что она предпочитает женское общество мужскому, причем во всех отношениях.

– Значит…

– Именно так. Для нее я был всего лишь игрушкой, своего рода рамкой для ее появления в свете. Короче, весьма назидательный случай.

– Николас, я…

– Но теперь, совершенно точно, все это в прошлом, – уныло заключил Ренци.

Кидд помолчал. Ему стало понятны отчаяние и отчужденность его друга, было ясно и то, что Ренци не нуждался ни в утешении, ни в жалости.

Ренци тяжко вздохнул, затем чуть подался вперед и сказал:

– Ладно, давай лучше поговорим о твоей метаморфозе.

– О моей?.. – осторожно переспросил Кидд.

– Ты, кажется, не полностью отдаешь себе отчет в случившемся. Здесь я подразумеваю не только твое появление на банкете вместе с мадам Терезой, – Ренци покачал головой и закрыл на минуту глаза. – Учти, твое решение привести на банкет Жюли выглядит очень хитрым притворством, стремлением привлечь внимание не только всего общества, но и самого принца Эдварда к своей особе. Очень удачный ход, ты взбудоражил весь Галифакс.

– Теперь везде только и говорят о том, какой ты искусный актер и светский лицедей. Разумеется, знакомство с тобой будет лестно для каждого. Спорим, на следующей неделе ты получишь больше приглашений, нежели ты в состоянии будешь принять в течение года.

– Но я не…

– Позволь мне закончить. Все достаточно тривиально: это все пустяки, чепуха, скрывающие подлинный смысл, – Ренци сделал опять глоток из кувшина, затем, взглянув прямо в глаза Кидду, продолжил: – Том, дружище, вежливость, любезные манеры, как формы общения в светском обществе, очень важны, это еще отмечал Джон Локк. Несмотря на это, они всегда уступают место настоящей личности, характеру.

Все-таки, in vino Veritas. А я был неправ. Полностью признаюсь в этом. Ты настоящий, в подлинном смысле слова, человек, обладающий непреклонной волей и репутацией, которая будет только укрепляться. Тебе совсем не нужны излишняя манерность и мои наставления. Больше не волнуйся насчет того, что ты не можешь поддерживать пустую болтовню о сезоне или охоте на лисиц, ибо в тебе заложена такая самобытная, такая сильная личность, которая, я не побоюсь сказать, выше всякой светской болтовни.

Мой дорогой друг, ступай смело вперед и дерзай. Знай, что ты с честью выдержишь сравнение с любым джентльменом по части остроумия или любезности, или доброго имени. Наконец ты займешь полагающееся тебе место в свете. – Ренци закрыл глаза: – А сейчас оставь меня, дай мне забыться в тишине и покое.

Кидд бесшумно встал и на цыпочках вышел из номера.

Ренци оказался прав. В следующие дни приглашения посыпались словно из рога изобилия. Между прочим, к нему даже подошел сам капитан Хоугтон и пробурчал то ли просьбу, то ли требование: он приглашается вместе с ним на праздничный вечер к могущественному генерал-прокурору Юньяку. Тот имел четырех дочерей, которые звали отца просто Кунард. К счастью, у Кидда этот вечер был более или менее свободен.

Ренци оказался прав и в другом. В кают-компании продолжали по-прежнему беседовать о загородных поместьях и увеселительных садах Воксхолла[26], но как только Кидд в свою очередь начинал рассуждать о новом американском флоте или кратко упоминал о тех или иных сигналах, его почтительно выслушивали и даже посмеивались над его шутками, когда полагалось смеяться.

От всего этого у Тома едва не кружилась голова, он больше не конфузился, не смущался, а вел себя расковано и непринужденно. Теперь он был не подвластен дьявольским наущениям о своей якобы неполноценности, не боялся, что его считают деревенским увальнем, тупоголовым офицером, выбившимся из матросов. Он больше не раздражался и не боялся, что уронит свое достоинство в любом обществе.

– Николас, ты свободен сегодня вечером? Я с огромным удовольствием пообедал бы вместе с тобой у Понтиака часов в семь?

Кидд был настроен решительно, желая во что бы то ни стало ободрить своего друга.

– Не хочешь ли еще запеченных жаворонков, их здесь готовят по-особенному. Надеюсь, лафит понравился тебе, – волнуясь, говорил Том.

Он наполнил до краев разными яствами тарелку Ренци и настойчиво подливал ему вино в бокал. Ренци был необычайно молчалив, Том отнес это на счет его недавней неудачи. Прошло еще не меньше часа, пока Ренци наконец не начал говорить.

– Вот те выводы, которые я вынужден был сделать, Томас, учитывая всю нашу многолетнюю дружбу. – Он говорил осторожно, взвешивая каждое слово. – Язвительный наблюдатель, наверное, не преминул бы заметить, что в нашу бытность на нижней палубе мы жить не могли друг без друга. Я… если говорить на моем языке ссыльного, там был только один человек, который своим живым умом, добродушием и легким нравом облегчал мое существование… ты… Мои философские подшучивания, а также умствования и рассуждения помогали тебе подняться немного выше над окружавшей нас средой. Тот же самый наблюдатель мог бы, и совершенно справедливо, указать, что все трудности преодолены. Ты преуспел, хорошо усвоив как любезные манеры, так и основы мореплавания, так что надобность во мне, увы, отпала.

Кидд не опустил, а с силой стукнул дном стакана о стол.

– Перестань молоть чушь, Николас! – Том увидел, как поблескивают от влаги глаза его друга, видимо, ему нелегко давались сказанные им слова.

– А я, – с усилием продолжил Ренци, – я предпочитал компанию горячих спорщиков, общество равных себе по происхождению, сливки светского общества. Но мне стало горько и больно, что я самым бессовестным образом пренебрегал нашей дружбой, и все ради чего-то незначительного и мимолетного. Неужели пришел конец нашей дружбе? Логика – суровая учительница, согласно ей, когда отпадает необходимость, то люди неминуемо расходятся в разные стороны, каждый идет своим путем…

– Чума возьми тебя вместе с твоей логикой! – с горечью воскликнул Кидд. – Никакой ты не философ, а скорее запутавшийся, меднолобый болван! Неужели ты считаешь, что мне больше не нужна твоя дружба, не нужно больше делиться с тобой земными радостями и горестями? Почему нельзя наслаждаться всем этим, пока мы живы? Давай поднимем стаканы, Николас, и осушим их за нашу дружбу!

Ренци приподнял голову. Натянутая улыбка искривила его губы, он ответил:

– Я не против, но только учти, теперь наша дружба – это дружба равных.

Звякнули стаканы. Когда за столом опять восстановилось спокойствие, Кидд полез во внутренний карман своего кителя.

– Да, Николас, мне хотелось бы узнать твое мнение. Какое из этих приглашений нам следует принять в первую очередь?