Из Лондона на юг, по дороге на Портсмут, быстро неслась почтовая карета. Томаса Кидда нисколько не раздражали ни грязь внутри кареты, ни кислый запах сырой кожи. Столь незначительные мелочи никак не могли испортить его радостно-приподнятого настроения.
После экзамена на офицерский чин Кидд несколько дней провел в Ярмуте, где в доке на ремонте стоял фрегат «Крепкий», сильно поврежденный в сражении. Поставщик корабельного снаряжения убедил Кидда воспользоваться удобным случаем и съездить домой показаться родным в новой лейтенантской форме.
Из окна кареты виднелись зимние сельские картины, навевавшие мир и покой: опустевшие поля и ветвистые дубы, с которых давно облетела листва. Наконец-то он снова в Англии, у себя дома, после стольких лет вдали от родины. Почтальон затрубил в продолговатый рожок, Кидд выглянул из окна. Они проехали Кобхэм, откуда уже было рукой подать до Гилфорда. Он взглянул на своего друга, сидевшего рядом.
– Еще какой-нибудь час, Николас, всего один час, и я опять увижу своих родных!
От самого Лондона Николас Ренци хранил полное молчание, а его замкнутый отчужденный вид отбивал всякое желание завязывать с ним беседу. Ренци кивнул с вежливой улыбкой и отвернулся. Он размышлял, но о чем, – это было ведомо одному лишь богу.
Годы, проведенные вместе, были полны опасностей и приключений. Дружба с Ренци заставила Кидда понять ценность образования и интеллекта. И вот теперь они возвращались туда, откуда началось их долгое странствие по свету. В который раз Кидд вспомнил, как он тайком покинул родимый дом, чтобы не быть обузой для семьи. Тогда они с Ренци сразу после окончания колледжа сбежали, чтобы служить на прославленном фрегате «Артемис». Они отправились в кругосветное плавание, которое закончилось, увы, кораблекрушением. Но до этого их ждали приключения в Средиземноморье, потрясающее по красоте Карибское море и многое другое. Казалось, что с тех пор прошло полжизни, хотя на самом деле – всего четыре года. И вот Кидд возвращается домой, ему исполнилось двадцать пять лет, и…
Карета, качнувшись, остановилась. Меняли лошадей на последнем перегоне до Гилдфорда. Дверь кареты отворилась, и к ним подсадили юную леди – ее высокая дамская шляпка едва не зацепилась за притолоку дверцы. Шурша платьем из бледно-голубого шелка, она уселась напротив, потупив глазки. Следом за ней забрался пожилой джентльмен. Кивнув любезно Кидду и Ренци, он сел рядом с ней. Конюх подал завернутый в старую саржу горячий кирпич, который старый джентльмен ловко подставил под ноги леди.
– Благодарю тебя, дорогой папа, – кротко сказала она, погружая поглубже руки в муфту.
Джентльмен предпочел для себя грелку, которую подсунул под свою длиннополую куртку.
– Непривычно холодно для этого времени! – проворчал он.
Давно привыкший к погодным условиям, намного худшим, чем эти, Кидд уловил насмешливый, брошенный искоса взгляд Ренци.
– Да, думаю, вы правы.
Девушка подняла глаза и увидела их морскую форму.
– Ах! – удивленно воскликнула она, поднеся к губам руку. – Вы матросы!
Джентльмен недовольно кашлянул:
– Они офицеры, моя дорогая, военно-морские офицеры. Не матросы, понимаешь?
– Именно это я и хотела сказать, папа. Не скажете, господа, вы не участвовали в том ужасном сражении у Кэмпердауна? Мне доводилось слышать о нем как о самой страшной битве нашего времени!
Джентльмен раздраженно поцокал языком, а сердце Кидда преисполнилось гордостью. Всего неделю назад прошли шумные торжества в честь этой победы, и карета еще хранила следы убранства в виде лавровых веток.
– Действительно, это правда, мисс. Вы, наверное, поймете, насколько мы устали, отмечая это событие, поэтому нам хотелось бы немного отдохнуть в тишине и одиночестве… – спокойно произнес Ренци.
– Конечно, сэр. Пожалуйста, извините меня, – глаза леди на короткий миг остановились на Кидде. Затем она отвернулась и стала смотреть в окно.
Кидд слегка разозлился, хотя хорошо понимал, что Ренци избавил его от пустой дорожной болтовни. Теперь он мог спокойно отдаться своим мыслям в предвкушении скорой встречи с родными. Упоминание о Кэмпердауне, его первом крупном морском сражении, всколыхнули воспоминания, нисколько не потускневшие со временем: ночной кошмар мятежа на Норе и все, что последовало за ним. Однако все воспоминания затмевало последнее и невероятное событие производство его в лейтенанты прямо во время сражения и последующее утверждение его в этом чине. Теперь он лейтенант! Это как-то не умещалось в голове Кидда, поэтому он снова предался радостному узнаванию знакомых мест.
Карету швыряло и подкидывало на жутких рытвинах Аббатвуда. До Гилдфорда оставалось всего несколько минут езды. Вот слева промелькнуло квадратное, сложенное из серого камня здание колледжа Елизаветы, за которым уже начинался сам городок. Впереди виднелись знакомые дома главной улицы. Звук почтового рожка отразился эхом от расположенных напротив друг друга богадельни и церкви Святой Троицы, не вызвав особого любопытства среди местных жителей. Трясясь по старой мостовой, экипаж въехал под арку дома с большими часами наверху. Кучер ловко провел почтовую карету через узкие деревянные ворота, окрашенные по бокам черно-белыми полосами, прямо во двор почтовой станции.
Оставив свои вещи у подобострастного хозяина станции, Кидд и Ренци вышли на главную улицу, свернули налево, миновали ряд лавочек и переулков, хорошо знакомых Кидду Уличное зловоние, гам и суета, проходившие мимо люди – Томасу казалось, что все это происходит словно во сне. Одни прохожие поглядывали на них с любопытством, другие с восхищением. Кидд, робея и стесняясь, ожидал, что вот-вот кто-нибудь узнает его, но, вероятно, многих смущала его блестящая новая форма, темно-синяя, расшитая золотом и серебром. Он узнал Бетти, миленькую дочку торговца рыбой, которая, увидав его, застыла от изумления. Кидд вежливо приподнял свою новенькую треуголку.
Они вышли к церкви Святой Троицы, прошли мимо частных домиков и свернули в Школьный переулок. Здесь, как и прежде, располагалась морская школа, над которой развевалось большое голубое полотнище, видное со всех сторон. Под таким флагом Кидд сражался у Кэмпердауна. Как только они подошли ближе, то услышали приглушенные голоса, монотонно повторяющие: трижды семь – двадцать один, четырежды семь – двадцать восемь, пятью семь… Два королевских офицера вступили в крошечный квадратный дворик. Из дома выбежал мальчик и внезапно остановился. Он сорвал с головы шапочку и закричал:
– Выйдите на улицу, сэр, пожалуйста!
В дверях дома появился Джейб Перротт и грузно заковылял к ним навстречу. Сначала он удивленно вытаращил глаза, затем открыл рот и громко произнес:
– Провалиться мне на месте! Да это же господин Кидд, он стал моряком!
Кидд открыл было рот, но тут Перротт схватил его за вышитый серебром обшлаг рукава и чертыхнулся от души. Затем низким, ничуть не ослабевшим за прошедшие годы голосом завопил:
– Свистать всех наверх! Строиться! Очистить нижнюю палубу, вы, салаги! Всем строиться!
Дети гурьбой выбежали из классов, крича от восторга над шуткой своего боцмана.
– Мистер Перротт! Мистер Перротт! Что вы делаете? Из здания вышла женщина, Кидд сразу узнал мать.
Слезы выступили у него на глазах, и он устремился к ней.
– Ох, Том! Это ты! Мой дорогой мальчик, это ты! И ты… – и, что-то невнятно бормоча дальше, она бросилась обнимать сына, от чего его треуголка сбилась набок.
– Мама! Так долго…
Навстречу Кидду неуверенно двигался пожилой джентльмен, вытянув руку. Кидд взял его за руку, затем обнял. Отец явно постарел, он стал сутулиться и почти ничего не видел. Тем не менее держал себя с достоинством, как и полагалось директору школы.
– Это ты, сынок?
– Это он, Уолтер, – подтвердила мать. – Томас уже офицер!
Мать взволнованно посмотрела на Кидда, как бы ища подтверждения своим слова, поскольку это казалось ей невероятным.
– Да, мама. Я лейтенант Королевского флота, – теперь так следует называть меня, или я вас всех посажу под арест! – он намеренно говорил громко, чтобы отец не усомнился в его словах.
– Продолжать, сэр? – обратился Перротт к Кидду, отдавая ему честь.
– Да, пожалуйста, – ответил Кидд.
– Эй, на палубе! Построиться в две линии перед старшим на судне! – рявкнул Перротт на детей.
Мальчики торопливо выстроились в два ряда.
– Приспустить флаг. К нам пожаловали два героя, которые вернулись из неслыханного сражения. Давайте покажем, как мы восхищаемся ими!
Лейтенанты Кидд и Ренци прослушали гимны «Боже, храни Короля» и «Правь, Британия», которые с воодушевлением распевали учащиеся. Зычный крик, вырвавшийся из боцманской глотки, пригвоздил всех к месту, флаг был торжественно приспущен. С важным и серьезным видом Перротт повернулся к Кидду и снял свою шляпу. Слегка озадаченный Кидд – свою треуголку, и в тот же миг флаг был опять поднят.
– Тихо! – загремел Перротт на выстроившихся детей. – Сейчас лейтенант Кидд объяснит вам ваши обязанности.
Кидд с усилием выдавил из себя несколько слов:
– Ваши обязанности… быть стойкими при любой погоде… мужественными под жерлами пушек… перед королем и родиной.
Этого было, по-видимому, достаточно. Один нетерпеливый ребенок выскочил из шеренги и поднял руку.
– Пожалуйста, сэр, я хочу быть матросом. Как мне им стать?
Вскоре раскрасневшегося Кидда уже окружала толпа спрашивающих и перебивающих друг друга мальчишек.
– А ну-ка замолчать, ни к черту не годная команда. Слушать, что будет говорить лейтенант, – проворчал добродушно Перротт.
Кидд взглянул на мать, которая не скрывала своей гордости, и сразу понял, что ему надлежит сказать. Он повернулся к отцу и отдал честь.
– Капитан, разрешите команде отдых на берегу сроком на две вахты!
– Ах, да, отдых, – замялся отец. – Хорошо-хорошо, лейтенант Кидд. Сегодня занятия сокращаются, для всех!
Ребятня завопила от восторга и бросилась вон из школы, на квадратном школьном дворике осталось лишь одно счастливое семейство Киддов.
– Пожалуй, мне пора, если вы не возражаете, – вежливо сказал Ренци.
– Нет-нет, мистер Ренци, – удержала его миссис Кидд. – Вы должны остаться и рассказать нам о том, в каких краях вы побывали. Вам обоим, наверное, есть чем поделиться. Уж в чем-чем, а в этом я не сомневаюсь! – Она повернулась Кидду: – Я попрошу мистера Парингтона освободить для тебя его комнату, он может пожить со своим приятелем Джонатаном. А вы, мистер Ренци… – она запнулась, затем твердым голосом продолжила: – Ну что ж, у Томаса уже есть положение в обществе, он, вероятно, захочет жить отдельно.
Материнские слова не могли скрыть суровой правды, у Кидда похолодело в душе, его прежней скромной жизни пришел конец. Он заметил, как расстроилась его мать, которая поняла, что ее сын больше не принадлежит ей. Теперь всяческие приглашения и светские развлечения будут отдалять Кидда от его родных.
– Мы остановимся в «Ангеле», – мягко заметил Ренци, – потом подыщем себе что-нибудь в городе.
Кидд что-то бормотал, явно соглашаясь с другом.
– Ладно, все, что ни делается, все к лучшему, – спокойно сказала его мать. – Заходите внутрь, выпейте поссет[1]. Вы, должно быть, продрогли в дороге.
Держа в ладонях чашку с горячим напитком, Кидд слушал материнскую болтовню, наслаждался мягким спокойствием, исходившим от отца, и ловил на себе любопытные взгляды служанки. Сам же он то и дело опускал глаза на свой синий с золотом морской мундир. Кто мог предугадать, что на его долю выпадет такая участь? Томас невольно вздохнул.
Он услышал приближающийся стук каблучков. Мать улыбнулась:
– Должно быть, это Сесилия. Как она удивится, когда увидит тебя!
В последний раз он видел свою сестру в полуразбитой лодке в Карибском море. Он вспомнил ее смертельный ужас, когда среди акул они боролись за жизнь…
– Она близко познакомилась с лордом и леди Стэнхоуп. Сейчас она у них на положении леди-компаньонки, – гордо сказала миссис Кидд. – Будь так любезен, не затевай с ней ссору, ты ведь знаешь, как это огорчает твоего отца.
Скрипнула входная дверь, и в коридоре послышался голос Сесилии.
– Отец, что случилось? Я видела, как по улице бежит куча твоих учеников и… – Она осеклась, когда ей навстречу поднялись двое мужчин. Глаза Сесилии недоуменно перебегали с одного на другого.
Кидд неловко протянул к ней руки:
– Я слышал, ты неплохо устроилась. Мама говорит… Внезапно выражение ее лица смягчилось, став удивительно добрым и ласковым, она крепко обняла брата.
– О, Томас! Как мне не хватало тебя!
Сесилия дышала неровно и взволнованно, когда она снова взглянула на него, в ее глазах блестели слезы. У самого Кидда от волнения внезапно охрип голос.
– Сеси… ты помнишь… там в лодке…
Она остановила его, поднеся палец к его губам, и прошептала:
– Мама!
Она отпустила его, подошла к Ренци и крепко поцеловала его сначала в одну, потом в другую щеку.
– Дорогой Николас! Как твои дела? Ты такой же худой, как и прежде.
Выслушав приветствия Ренци, Сесилия опять повернулась к брату:
– Томас и Николас пойдут вместе со мной пить шоколад к Марчисону, где они расскажут мне о своих приключениях, а тем временем мама приготовит все, чтобы оказать достойный прием этой непоседливой парочке, – заявила Сесилия. – Если я не ошибаюсь, Томас, ты теперь…
– Лейтенант Кидд, Сес, – радостно признался он.
Устроенный вечером обед удался на славу. Кидд охрип от разговоров, а Ренци был глубоко тронут оказанным ему сердечным приемом. Сесилия с жадностью слушала рассказы Кидда о Венеции Казановы, даже его неловкие оправдания, что опасность, сопутствовавшая его заданию, едва ли не вынудила его ораторствовать о достоинствах республики.
Вдруг вдалеке раздались глухие хлопки и треск.
Сесилия всплеснула руками.
– Фейерверк! Я совсем забыла. Сегодня ночью у нас будет адмирал Онслоу. Он вот-вот станет баронетом, а сейчас он отдыхает в Клэндоне у своего брата. Говорят, он произнесет речь с балкона ратуши! Джентльмены, я хочу там присутствовать! Вы непременно пойдете со мной.
Она величественно удалилась, чтобы вскоре появиться в своей новой мантилье из желтого шелка с голубой подкладкой. Взглянув на обоих офицеров и слегка надув губки, она спросила:
– Кто из вас будет моим кавалером?
Кидд замешкался, тогда как Ренци быстро поклонился ей и предложил свою руку.
– Если мне позволят, то осмелюсь заметить, что сегодня вечером мадемуазель выглядит просто обворожительно, – сказал он с подчеркнутой любезностью.
Сесилия кивнула в ответ и взяла его под руку. Они вышли из дома и, даже не оглянувшись на Кидда, пошли по проулку. Сесилия звонко и весело смеялась над какими-то шутками Ренци. Кидд удрученно смотрел им вслед. Как переменилась его сестра. От былой детской пухлости и розовощекости не осталось и следа. Ее лицо приобрело неизъяснимую прелесть, она стала совершенной красавицей, полной томной грации и несколько смугловатой. Ее положение у леди Стэнхоуп придало ей налет самоуверенности и легкости в общении, чему Кидд, признаться, позавидовал. Он шел следом за ними, пытаясь выглядеть беззаботным.
На улицах толпились возбужденные люди, повсюду раздавались оживленные крики, а в воздухе висел запах пороха от фейерверка. Многие с уважением смотрели на них. Кидд не знал, чем было вызвано такое внимание: то ли их принимали за знатных людей, то ли из-за их морской формы. Толпа на подступах к ратуше, балкон которой освещался факелами, стала очень плотной, они вынуждены были остановиться на некотором удалении.
Сесилия держала Ренци под руку, одновременно подталкивая вперед Кидда, что вызывало завистливые взгляды у остальных леди.
– Я так горжусь вами! – воскликнула она, причем ее голос на мгновение перекрыл оживленный гул толпы. Она улыбнулась им обоим, и на душе у Кидда стало легче.
– Адмирал первым заметил и выделил меня, Сес. Это произошло в кают-компании «Монарха», – Кидд умолк, вспоминая ту сцену. – А потом меня постепенно выдвигал капитан Эссингтон.
Вдруг с другой стороны и по всей главной улице пронесся сильный нарастающий шум. Королевские приставы призвали всех исполнить свой долг на этом военно-морском празднестве. Пронзительные звуки дудки и трубы взлетали над гудящей толпой, они усиливались по мере приближения. После двух громких двойных ударов в барабан все стихло. Люди сгрудились под балконом и замерли в напряженном ожидании. Свет факелов освещал лица собравшихся, отсвечивал в глазах, блестел на золотых галунах. Толпа глухо волновалась, но едва по ней пробежала волна нетерпеливого ожидания, как на балконе возник городской глава в своем лучшем красном мундире, треуголке и со сверкающей цепью – символом власти.
– Милорды, леди и джентльмены! Прошу соблюдать тишину. Сейчас вы увидите славного победителя в сражении у Кэмпердауна – нашего адмирала Онслоу!
Вслед за этим на балконе появился сам адмирал, веселый и улыбающийся. Его встретили бурей рукоплесканий и патриотических выкриков. Онслоу, одетый в парадный адмиральский мундир, при шпаге и всех регалиях, склонил голову и раскланялся перед толпой, явно тронутый приемом.
Кидд заметил, как Онслоу внимательно оглядел толпу. В какой-то момент ему даже показалось, что взгляд адмирала задержался на нем, но у Кидда не было уверенности в том, что его узнали, поэтому он не решился помахать в ответ. Шум понемногу стих, и Онслоу встал возле балконной ограды. Из-за отворота мундира он вынул лист бумаги. Немного помедлив, сунул его назад и гордо выпрямился, как будто стоял на квартердеке.
– Милорд мэр и леди, а также жители Гилдфорда! – начал он свою речь. – Благодарю вас за ваш горячий прием и проявление патриотических чувств в связи с победой у Кэмпердауна. Однако я должен напомнить вам одну истину. Сражения выигрывает не адмирал, а матросы. Я не могу не признаться в этом! Эй, вы там, с левой стороны! Да, вы двое! Будьте так добры подняться ко мне, чтобы показаться перед всеми! Эти двое и есть настоящие победители у Кэмпердауна!
– Томас, это же о тебе! – закричала Сесилия, когда стало ясно, кого имел в виду адмирал. Толпа расступилась и слегка подалась назад.
Онслоу встретил офицеров рукопожатием.
– Приятно видеть вас обоих. – Его острый взгляд сразу заметил их новенькие мундиры. – Выйдите вперед, вы окажете мне честь, если встанете рядом со мной.
Под крики толпы Кидд и Ренци вышли к ограде балкона, Кидд неловко помахал рукой, тогда как Ренци непринужденно раскланялся. Кидд отыскал глазами Сесилию, она громко что-то кричала ему и махала рукой. Радость переполнила сердце Кидда.
– Лучшего варианта нам не найти, – сказал Ренци, снимая китель. – Кажется, до окончания ремонта «Крепкого» мы будем жить в весьма приличных условиях, – и он поудобнее уселся в кресле с высокой спинкой.
Кидд потер ладони над огнем. Только что от них ушел агент по найму жилья с заключенным договором, по которому за весьма умеренную плату им достался дом, почти особняк, рядом с городским замком. По всей видимости, домовладельца предупредили, воззвав к его патриотическим чувствам, что офицерам флота Его королевского величества следует снизить плату за наем жилья. И не только это – согласно договору, в распоряжение Кидда и Ренци поступала прислуга вместе со всеми надворными службами. Кроме них в доме проживала лишь одна пожилая леди, которая нисколько их не обременяла.
Кидд огляделся, он еще полностью не освоился, но ему нравилось здесь все больше и больше. Хотя комнаты были невелики, однако просторнее всех тех, в которых ему доводилось жить раньше. Он твердо знал, что сердцевиной дома была кухня, но здесь, по-видимому, вместо кухни центром служила изысканная гостиная. Стены были выдержаны в сером цвете, на высоких и широких окнах висели муслиновые с фестонами занавеси, под ногами лежали не замызганные тряпки, а шерстяные половики. Старинная мебель создавала впечатление прочности и покоя. Кидд вцрвь повернулся к горевшему камину, скромно, но со вкусом облицованному мрамором, и ощутил невыразимый словами прилив счастья.
– Два или три месяца, ты представляешь? – задумчиво сказал он, вспомнив серьезные повреждения «Крепкого».
– Я думаю примерно так же, – Ренци развалился в кресле, прикрыв глаза.
– Николас, пока солнце не взошло, у меня есть желание отпраздновать нашу удачу!
Ренци слегка приоткрыл глаза.
– Сделай одолжение. К чему стесняться, надо пользоваться удобным случаем. Ведь всех нас ждет одна и та же участь, одному суждено умереть от отвратительной болезни, другому…
– Перестань молоть чепуху, – рассмеялся Кидд. – Я схожу и принесу нам чего-нибудь.
– Не стоит.
– Почему?
– Просто позвони в колокольчик для слуг.
– Ах, да, – робко сказал Кидд, затем взял со стола старенький, но отполированный до блеска серебряный колокольчик и неуверенно позвонил в него.
– Да, сэр? – перед ними возник слуга в синем камзоле и в простом парике.
Ренци поднялся.
– Откройте мой серый саквояж, там вы найдете пару бутылок коньяка. Пожалуйста, откупорьте одну из них для нас.
– Слушаюсь, сэр, – поклонившись, ответил лакей и вышел.
Кидд, стараясь выглядеть невозмутимым, стоял спиной к камину, пока лакей не вернулся с позолоченным подносом.
– Ваше здоровье, – провозгласил по-французски Ренци.
– Ваше здоровье, – коверкая слова, отозвался Кидд. Выпитый коньяк обжег ему пустой желудок.
Ренци расправил плечи и поднял свой бокал.
– За нашу сегодняшнюю удачу. Пусть это станет добрым предзнаменованием нашего будущего.
– Да, и пусть у нас никогда не будет повода жалеть о минувшем, – подхватил Кидд.
– Николас, мы с тобой настоящие друзья, – произнес Том немного погодя, наблюдая за другом краем глаза. – Не знаю, как ты воспримешь это, но мне хочется кое в чем тебе признаться.
– Мой дорогой друг, если было бы иначе, я счел бы себя оскорбленным.
– Хорошо. Это даже больше того, на что я рассчитывал, как будто сама судьба свела нас здесь. Я хочу ухватиться за выпавший на мою долю шанс обеими руками. Клянусь, я не пожалею ничего, что у меня есть, приложу все усилия, чтобы как можно лучше распорядиться такой чудесной возможностью.
– Конечно, дружище, – кивнул Ренци.
– Не знаю, с чего начать, – Кидд сделал большой глоток коньяка. – Я часто видел, как наши честные служаки-офицеры идут, покачиваясь от кормы к носу, настоящие, честно выполняющие свой долг сыны Нептуна. Сам знаешь, как приятно глядеть на них, когда они несут вахту, стоя на квартердеке. Но, Николас, мне не хочется быть простым служакой, как они, которые тянут служебную лямку до конца своих дней, так и оставаясь в чине лейтенанта. Да, они прекрасные товарищи, но разве можно отрицать, что их нравы и привычки несколько простоваты. Когда другие офицеры сходят на берег, они остаются на борту корабля, чтобы скоротать время в компании с бутылкой.
Кидд посмотрел на свой бокал.
– Николас, мне бы хотелось стать настоящим, в лучшем смысле этого слова, королевским офицером и джентльменом. Вот поэтому я спрашиваю тебя, что мне следует делать, чтобы стать им?
Ренци слегка улыбнулся.
– Если таково твое желание, Том, то честно тебе скажу, что в твоем стремлении быть похожим на джентльмена нет ничего постыдного…
– Ты так считаешь…
– Разумеется. Всему свое время, дружище. Чтобы осуществить это, надо всего лишь немного пошевелить мозгами…
Желание Кидда было вполне разумным, хотя, в действительности, почти неосуществимым. Ренци неприметно окинул Кидда оценивающим взглядом: вместо изящных тонких линий прежде всего бросались в глаза широкие плечи и могучие бедра, короткие панталоны подчеркивали не плавную линию ног, а мощные мышцы. Живое, продубленное ветрами лицо Тома никак не походило на исполненное томной бледности лицо джентльмена, а его открытый дружелюбный взгляд был далек от условной светской сдержанности. Хотя в уме Тому никак нельзя было отказать – сколько раз Ренци слышал его веселые шутки за работой. Итак, Кидду предстояло научиться обходительности, любезности и прочим условностям, – одним словом, тому, что не являлось его сильной стороной. Кроме того, нельзя было забывать о речи: Ренци невольно смутился, представив себе, как будут подшучивать над Киддом за его спиной. Вполне вероятно, что тогда Кидд не выдержит и отступит, предпочтя компанию добродушногрубоватых морских волков, и тем самым отрежет себе путь в светское общество. Но ведь он был его близким другом: Ренци никак не мог отказать ему в поддержке.
– Мистер Кидд, так теперь я буду обращаться к тебе, вот какое у меня предложение, – Ренци бросил на него многозначительный взгляд. – Если ты встанешь на этот путь, то в таком случае я должен предупредить тебя, что он весьма тернист. Ты готов выдержать разного рода удары и щелчки по носу?
– Готов.
– Кроме того, ты должен выполнять без лишних вопросов все мои указания, какими бы неразумными или трудно объяснимыми они ни казались на первый взгляд. Ты согласен?
– Да, – помедлив, ответил Кидд.
– Очень хорошо. Я окажу тебе всемерную поддержку в твоих благородных устремлениях, но, если ты остановишься на полпути, кто знает, может, тебе в какой-то миг так все надоест…
– Никогда.
– Ну что ж, в таком случае я согласен помочь твоему продвижению в обществе.
Кидд покраснел.
– Тебе будет стыдно за меня перед друзьями, именно это ты хотел сказать.
– Я совсем не это хотел сказать, однако пора начинать, – Ренци взял бутылку коньяка и наполнил бокал Кидда. – Прежде всего, надо понять, что для джентльмена внешние приличия важнее всего. Быть учтивым, любезным и обходительным с дамами для джентльмена имеет гораздо большее значение, чем смело лезть на рею, впрочем, как и все вместе взятое искусство мореплавания. Это несправедливо, но так устроен мир. Итак, когда речь заходит о вежливости, следует…
Кидд был настойчив. Он полагал, что наставления Ренци – всего лишь вступление, что дальше ему предстоит более глубокое проникновение в суть предмета, знание которого сильно отличалось от всего того, что ему довелось узнать раньше. Уже давно рассвело. И вот тут Ренци нашел применение на практике тем условностям, которые Кидд несколько недооценивал.
До их слуха донесся стук дверного молотка.
– Я схожу посмотрю, – сказал Кидд, вставая.
– Не следует этого делать! – остановил его Ренци, и Кидд опять сел в кресло.
Вошел лакей в перчатках, с маленьким серебряным подносом, на котором лежала визитная карточка. Он направился к Ренци, и тот взял карточку.
– Я к услугам этой леди. Благодарю. Едва слуга вышел, Ренци вскочил на ноги.
– Приготовься, Том, это твоя сестра!
В гостиную вошла Сесилия, оглядывая все вокруг.
– Добро пожаловать, Сес, – произнес Кидд, тщетно пытаясь вспомнить свои утренние упражнения по части вежливости и любезности.
Она приветствовала Ренци скромным реверансом.
– Мама сказала, хотя это довольно глупо, что мужчинам нельзя доверять управление домом. Звучит несколько оскорбительно для вас!
– Прошу извинить нас, мисс Кидд, что мы не оделись надлежащим образом, чтобы принять вас. Надеюсь, вы понимаете.
– Николас? – удивленно воскликнула Сесилия, но затем выражение ее лица прояснилось. – Ах да, вы подчеркнуто церемонно ведете себя ради Томаса.
Она с любовью взглянула на брата. Кидд смутился. Сесилия, словно ничего не заметив, подошла к подсвечнику и принюхалась к его запаху.
– Хотя это не мое дело, но хочу заметить: несмотря на то, что у вас хватает средств, свечи из пчелиного воска считаются нелепой расточительностью. Лучше использовать сальные свечи, если, конечно, вы намерены принимать гостей.
Потом она прошла к окнам и слегка прикрыла шторы.
– Вам следует следить за мебелью, беречь ее от солнца.
– Учтем, – проворчал Кидд. – Я был бы благодарен тебе, если бы ты держала при себе замечания насчет порядка в доме.
– Томас! Я высказала их, только заботясь о твоем…
– Сес, Николас рассказывает мне о том, как стать джентльменом. Пожалуйста, оставь нас вдвоем.
– Разумеется!
– Дорогая мисс Кидд, нам очень приятно видеть, с каким вниманием вы относитесь к нашему хозяйству, – вмешался Ренци, – однако прививать мужчине манеры джентльмена, пожалуй, все-таки должен другой мужчина.
Сесилия чуть помедлила.
– Будь по-вашему, мистер Ренци. Но у моего визита есть и другая цель. По всей видимости, вы забыли, как неприлично появляться в светском обществе в военноморской форме. Я пришла к вам с тем, чтобы предложить свои услуги во время вашего визита к портному.
У портного Сесилия была непреклонна. Она сразу забраковала все, к чему лежала душа Кидда. Желтый жилет, который так ему понравился, она сочла невыразимо вульгарным и выбрала темно-зеленый, двубортный, с трудом согласившись на карманы с золотой вышивкой. Темно-желтые панталоны, рыжего цвета сюртук с золотой вышивкой по краям, почти по парижской моде, впрочем, она была не совсем уверена в кружевах.
– Интересно, сколько все это будет стоить?
Кидд получил хорошие призовые деньги в Карибском море, а после Кэмпердауна их стало еще больше. Но все-таки его волновало, в какую сумму обойдется его затея.
Сесилия с неослабным рвением продолжала выбирать. Темно-синий сюртук был совершенно необходим. Ее взгляд остановился на модном сюртуке с короткими полами спереди, а со спины расходившимися двумя глубокими фалдами, которые должны были изящно ниспадать во время верховой езды. Сюртук показался Кидду легкомысленным, ему по душе больше были длиннополые без вырезов, то есть более теплые. Потом заказали несколько полотняных рубашек, а также подобрали материал для галстука. Здесь Сесилия опять настояла на своем: был выбран тот цвет, которому она отдала предпочтение.
Кидд решительно воспротивился против рейтуз, – длинных бридж, заправляемых в сапоги. Короткие панталоны – вот что он предпочитал надеть. В этом наряде никто не спутает его с каким-нибудь штафиркой.
Портной был рад услужить молодым людям, которых недавно прилюдно чествовали, он обещал приложить все усилия, чтобы как можно скорее выполнить заказ. Затем Тома препроводили к сапожнику, а потом к дому Генри Тидмарша, торговца трикотажными изделиями, шляпами и перчатками. Кидд подобрал для себя франтоватую шляпу со светло-серыми полями и серебряной пряжкой.
Пока Томас примерял шляпы, Ренци подошел поближе к Сесилии.
– Какая перемена, – пробормотал он.
– О да, Николас, – согласилась с ним Сесилия, понижая голос, – однако я опасаюсь, что его сочтут за какого-нибудь хлыща, если его манеры не будут соответствовать его одежде. – Она повернулась к нему лицом и взяла под руку. – Дорогой Николас, я знаю, ты сделаешь все от тебя зависящее, но Томас может быть очень упрям, пожалуйста, наберись терпения.
– Конечно. Но ему очень мешает один недостаток – его произношение, речь сразу выдает Тома.
Сесилия сжала руку Николаса.
– Не могу ли я чем-то здесь ему помочь?
Однако мысли Ренци приобрели иное направление. Сесилия уже не была той наивной девочкой-ребенком, которую он знал прежде. Она превратилась в очаровательную, с изысканными манерами женщину, присутствие которой могло украсить любое общество.
– Возможно, когда у тебя будет свободное время, нам стоит встретиться и обсудить кое-что.
Он почувствовал, как краска бросилась ему в лицо.
– Почему бы и нет, Николас! – весело воскликнула Сесилия. – Я сочла бы твое поведение назойливым, если бы не знала тебя так долго.
Она улыбнулась ему и снова с неподдельным интересом стала выбирать шляпу для своего брата.
Кидд получил право носить парик, но упорно не желал этого делать, может быть, от того, что в годы своего ученичества много ухаживал за такими париками, как «Комета», «Королевская птица», «Длинный боб» и удивительно пушистый «Кейдоган», но теперь все они вышли из моды. Он не будет носить никакого парика, а просто перетянет волосы сзади черной лентой. Право пудрить волосы облагалось налогом, поэтому неудивительно, что он предпочел всем парикам собственную шевелюру.
Портной сдержал обещание – через три дня костюмы Кидда были готовы. Томас стоял в спальне перед громадным зеркалом и смущенно рассматривал свое отражение. Жилет с глубоким вырезом сидел как влитой над его выпирающими мышцами, но панталоны казались слишком обтягивающими. Однако, подумал он, в таком виде будет не стыдно появиться на людях. Том удовлетворенно взглянул на белые чулки и башмаки с пряжками, затем повернулся перед зеркалом.
– Приятно видеть тебя в хорошем настроении, дружище, – раздался позади голос Ренци.
– А как же иначе, – ответил Кидд, поправляя манжеты. – Ты готов, Николас?
– А-а! – Ренци помахал пальцем перед собой.
– Что? Ах, да! Я хотел сказать: вы готовы, мистер Ренци?
– Да. Ну что ж, не пора ли нам показаться на люди?
Ренци был одет во все коричневое, точнее, в темнокоричневое: панталоны, сюртук и даже жилет – все было одного и того же цвета. На этом фоне ярко выделялись светло-желтый галстук и такого же оттенка чулки. Словно романтический герой, он надел широкополую темную шляпу и залихватски сдвинул ее набок.
Впервые в жизни Кидд взял в руки трость из черного дерева. Шагая по Соборной улице, он поначалу чувствовал себя неуверенно, то неуклюже наклоняясь вперед и стуча тростью о землю при каждом шаге, то начиная бесцельно вращать ею. Ему никак не удавалось избавиться от неловкости, однако когда случайный прохожий уступил ему дорогу, Кидд почувствовал себя увереннее. Они прошли под городскими часами на главной улице, где сторож при городской ратуше отдал им честь, свернули в ближайший переулок и вошли в мрачный подъезд одного из домов.
– Можно мне представить месье Дюпона? Он будет вашим танцмейстером.
Низенький, с живыми поблескивающими глазами человечек изящно изогнулся, как показалось Кидду в самой экстравагантной позе, затем выпрямился, не отрывая взгляда от гостей.
– Приятно познакомиться с вами, – выдавил из себя Кидд и неуклюже поклонился в ответ. Ренци и Дюпон обменялись взглядами.
– Месье Дюпон будет обучать вас грации и танцам. Вы будете посещать его каждый день и на протяжении часа упражняться в этом искусстве.
– Ну, мистер Кидд, вы все-таки не на борту своего корабля. Сэр, держитесь чуть-чуть свободнее, непринужденнее, – пронесся над манежем громкий голос владелицы конюшни.
«Такой голос легко мог бы долететь, особенно по ветру, от квартердека до носа корабля», – подумал Кидд.
Чувствуя неуверенность седока, лошадь недовольно помахивала распушенным хвостом. Она злобно косилась на Кидда, который безуспешно пытался сесть в седло, прыгая за ней на одной ноге.
Ренци слез с коня и подошел к приятелю. Он проверил подпругу, подергал вниз стремена.
– А, все ясно, конюх решил позабавиться. С такими стременами твои колени окажутся выше ушей. Давай их ослабим.
Ренци немного опустил стремена. Он похлопал лошадь по крупу, и она, почувствовав твердую руку, успокоилась.
– Посмотри, вот верх. Ну-ка ухватись за него. Держишь? Возьмись за эту скобу. Теперь установи по себе длину стремени, оно должно касаться твоего тела вот на таком уровне.
Кидд кое-как взгромоздился в седло и вдруг осознал, как высоко он сидит. Лошадь фыркнула и мотнула головой. Он понял, что не стоит суетиться, а то еще случится что-нибудь ужасное.
– Наконец-то! Кажется, мы все-таки решились проехаться верхом, – прогремел над манежем насмешливый голос хозяйки. – Давайте, начинайте!
Лошадь тяжело поскакала по кругу, и Томас почувствовал себя увереннее.
– Спину прямее, мистер Кидд!
Стараясь держать спину ровней, Кидд проскакал второй круг.
– Господи боже мой! Да, держитесь прямей в седле, мистер Кидд. Двигайтесь так, чтобы ваши движения сливались с движениями лошади, сэр.
Лошадь перешла на рысь, и Кидду понравился такой аллюр. Он даже перестал чрезмерно натягивать поводья, из-за чего лошадь то и дело издавала жалобное ржание. За открытыми воротами лежало широкое поле. Ренци перешел на галоп. Кидд скакал следом за ним. Он слышал только глухой топот копыт и тяжелое дыхание животного. Его охватило радостное пьянящее возбуждение. Почувствовав его настроение, лошадь поскакала быстрее и ровнее.
– Неплохо, мистер Кидд, – услышал он голос хозяйки. – Можно даже сказать, вы делаете кое-какие успехи.
Кидд оглянулся и увидел, как она вынула большие карманные часы.
– Ко мне, – нетерпеливо позвала она.
Кидд заметил, что теперь лошадь слушается поводьев и реагирует на посылы ног. Ему совсем не хотелось прекращать утреннюю прогулку, и от досады он невольно сжал коленями бока лошади. Животное немедленно отозвалось на его движение и перешло на галоп. Инстинктивно Кидд сжался так, как если бы находился на верху мачты или полз вдоль реи, закрепляя на ней парус. Лошадь мчалась через поле, люди бросали на него недоуменные взгляды, когда он молнией проносился мимо. Ветер растрепал его волосы, мерный стук копыт будоражил чувства.
Вдруг он увидел покосившийся деревянный забор, который несся прямо на него. На море судно успело бы развернуться левым бортом… – подумал Кидд.
Далеко позади него раздался слабый крик:
– Натяни поводья! Натяни поводья!
Но ему уже было не до того. Лошадь бросилась прямо через забор. Он сжался в комок. Всадник и лошадь взлетели в воздух. На мгновение стало так тихо, что он услышал стук своего сердца. Лошадь тяжело приземлилась и споткнулась. Кидд чудом не вылетел из седла, а лошадь все мчалась и мчалась по зимнему полю, устланному пожухшим коричневым папоротником, пока они не очутились в лесу. Среди деревьев она замедлила бег и свернула на лесную тропинку. Пытаясь уклониться от хлеставших по лицу веток, Кидд пригнулся к шее лошади. Позади он слышал топот копыт другого коня и чейто далекий голос. Кидд догадывался, что за ним скачет Ренци. Он проскакал мимо изумленного дровосека и увидел широкую просеку, пересекавшую тропинку.
Наугад выбиравшая себе путь лошадь резко свернула на нее. Однако глубокая грязь на просеке умерила ее пыл, она тяжело дышала и быстро перешла с галопа на рысь. Подскакавший Ренци схватил ее за поводья.
– Как дела, дружище?
Кидд широко улыбнулся.
– Быстро мы мчались, а, Николас? Ты мне не поможешь? – задыхаясь, проговорил он.
Ренци еле заметно ухмыльнулся.
– Куда подевались ваши манеры, сэр?
– Что? Ах, да, простите, сэр. Весьма хороший урок.
Они поехали рядом. Просека вывела их на поляну, на которой стоял небольшой домик.
– Ты не спустишься, дружище, чтобы узнать дорогу назад? – предложил Ренци.
Кидд осторожно наклонился вперед, перенес ногу через седло и опустил ее прямо в черную зимнюю грязь, другая нога, как назло, опять застряла в стремени. Лошадь переступила на месте и покосилась на Кидда, вставшего, наконец, обеими ногами на землю. Недовольный собой, он побрел по садовой тропинке к домику.
Из дверей выглянул сутулый старичок с живыми блестящими глазами. Не успел Кидд открыть рот, как тот воскликнул:
– Не могу поверить, неужели это мастер Кидд? Томас Кидд?
– Да, это я, – ответил Кидд. – Мне крайне неудобно, но я вынужден признать, что не узнаю вас, сэр.
Лицо старика разочарованно вытянулось. Вдруг Кидда осенило:
– Разумеется это вы, отец Дин!
Как давно это было, когда этот человек брал его, еще мальчиком, с собой на озеро, чтобы поохотиться с собакой на уток.
– Надеюсь, вы находитесь в добром здравии, сэр? – спросил Кидд.
Священник взглянул на сидящего в седле Ренци.
– Позвольте представить, мой близкий друг, мистер Ренци, – сказал Кидд. – Мистер Ренци, это преподобный отец Дин.
Ренци учтиво поклонился.
– Мое почтение, сэр. Прошу извинить за наше вторжение. Не укажете ли нам дорогу к манежу?
Лицо Дина расплылось в улыбке от удовольствия.
– Конечно, укажу. Только не зайдете ли вы и не выпьете ли со мной чаю, а тем временем Томас расскажет, что он делал все эти годы.
Оставив лошадей пастись за оградой сада, всадники зашли в дом. Отец Дин, не отрываясь, смотрел на Кидда, с восхищением слушая его рассказ о поступлении на морскую службу и последующих приключениях.
– Итак, вы теперь офицер?
Кидд озорно улыбнулся.
– Лейтенант Кидд! – сказал он с нескрываемой гордостью.
– Значит, теперь в глазах всех окружающих вы джентльмен, не так ли?
В ответ Кидд лишь молча поклонился.
Отец Дин внимательно и долго смотрел на Кидда, перед тем как сказать:
– Не сочтите меня назойливым, однако я всегда буду укорять себя, если не поделюсь с вами своими мыслями о том, каким, на мой взгляд, должен быть джентльмен.
– Тем самым вы окажете мне немалую услугу, мистер Дин.
Том не удержался и бросил взгляд на Ренци, все-таки он вспомнил подходящие для такого случая вежливые слова, но Ренци лишь нахмурился в ответ. Кидд с почтением устремил свой взор на старика.
– Мне кажется, что сущность джентльмена состоит в его воспитанности, в его безупречной вежливости ко всем, не исключая слуг. «О человеке судят по манерам», ведь так говорится в книгах по воспитанию. Внешние манеры – суть отражение внутренних добродетелей.
Ренци с достоинством кивнул.
– Почтенный Локк настаивает именно на этом, – пробормотал он.
– Однако молодым людям никогда не удается легко усвоить гражданские добродетели, – продолжал священник. Quo semel est imbuta recens, servabit oderem testa diu[2] – так говорил Гораций, вот почему вы должны понять…
Кидд беспокойно поерзал в кресле.
– Приятнее смотреть на повешенного, чем сносить дальше все это, Сес.
Сесилия сделала вид, что ничего не услышала. Кидд раздраженно взглянул на нее.
– Я хотел сказать, сколько из всего услышанного пригодится мне в море.
– Вот так уже лучше, – сдержанно заметила Сесилия и опустила книгу. – Так вот, я уверена, что там другие офицеры будут вести себя вежливо и любезно, ты ничем не должен от них отличаться.
Кидд фыркнул, Ренци вздохнул.
– Как мне доподлинно известно, вы еще не просмотрели три выпуска «Джентльмене Мэгазин», – заметил он с упреком.
– И «Зрителя», – вставила Сесилия. – Как ты сможешь пригласить к столу даму, если не сумеешь занять ее разговором? – Она взглянула на Ренци с притворным отчаянием, но затем улыбнулась: – Мистер Ренци, вы видели наш замок? Я имею в виду оставшиеся от него руины, они такие древние. Мама настаивает, чтобы мы непременно сходили с ней туда, она знает всю историю замка.
– Я несколько утомилась, – сказала миссис Кидд, присаживаясь на деревянную скамью, с которой были хорошо видны развалины крепости. – Вы вдвоем можете сами все осмотреть.
Сесилия не возражала. Ренци взял ее под руку, и они пошли по каменистой тропинке, которая, извиваясь, поднималась на холм с руинами замка. Зимнее солнце сверкало на небе как хрупкий бриллиант, ярко переливаясь желто-серебристыми оттенками.
– Мне грустно говорить об этом, но Томас совсем не проявил себя во время устроенного чаепития, никак не проявил, – начал разговор Ренци. Он чувствовал себя несколько скованно, ведя ее под руку. Проплавав несколько лет на корабле, он отвык от женского общества, кроме того, как он уже не раз отмечал, за время его отсутствия Сесилия превратилась в настоящую красавицу.
– Да, он вел себя как глупый мальчишка, сидел, надувшись, как гусь, в то время как леди тихонько посмеивались над ним. Я в отчаянии, Николас. Мне не до шуток.
Ренци поддержал Сесилию на опасном склоне. Она с благодарностью посмотрела на него, затем опустила глаза, еще крепче ухватившись за его руку.
– Мисс Кидд, – начал сдавленным голосом Ренци, они остановились. Не определившись до конца в своих чувствах к ней, он сомневался, хорошо ли, честно ли было с его стороны искать ее любви?
– Что, Николас? – спросила она, улыбаясь.
Он взял себя в руки.
– Я был… Твоя мать упомянула о твоем положении, ты пользуешься большим доверием леди Стэнхоуп.
– Да, мне очень повезло, – серьезно сказала Сесилия и снова улыбнулась. – Ты даже не представляешь, как много местных знатных особ мне приходится видеть. Леди Стэнхоуп потребовала, чтобы я сопровождала ее на всех раутах, причем я уверена, что она делает это с целью найти мне мужа.
– И…
– Не будь таким наивным, Николас. Я трезво смотрю на свое будущее и прямо скажу, что совсем не собираюсь бросить все завоеванное мной ради скуки домашней жизни, – она вскинула голову, глаза ее блеснули.
Через несколько шагов она повернулась к нему, ее лицо выражало беспокойство.
– Томас, он…
Николас знал, что так волнует ее: как только ее брат находил себя смешным, он сразу терялся и замыкался в себе.
– Да, согласен, времени остается не очень много. Как ты думаешь, не стоит ли нам вывести его в общество под каким-нибудь благовидным предлогом?
Сесилия закусила губу, затем решилась.
– Званый обед! Давай все обсудим. Мы соберемся у Гилдфордов, хозяйка просто сгорает от желания принять героев Кэмпердауна, впрочем, в таком обществе Томас вряд ли сумеет снискать себе особое расположение, – она задумалась, а потом добавила: – Я постараюсь уверить миссис Кроуфорд, что после такого ужасного сражения Томасу больше всего придется по душе небольшая вечеринка. Я увижусь с ней в четверг и обо всем договорюсь.
– Замечательно, – отозвался Ренци. Такой вариант вполне подходил для Кидда, если, конечно, ему удастся преодолеть свою робость, находясь в кругу знатных особ. Он одобрительно улыбнулся Сесилии.
– Ах, да, Николас, – фамильярно обратилась она к нему, – я все время забываю кое о чем спросить тебя. Наверное, во мне говорит нездоровое любопытство, но ты никогда не упоминаешь о своих родственниках, – она остановилась, как будто любуясь причудливо изогнутым, одиноким деревцем.
– Моя родня? Ну что ж, сознаюсь, все они принадлежат одной почтенной семье, проживающей в Уилтшире, возможно, я уделял им не так много внимания, как, наверное, следовало бы.
Кидд неподвижно сидел за пустым столом и слушал подробные объяснения и наставления Сесилии, на его лице застыло напряженно-мрачное и одновременно сосредоточенное выражение.
– Нет, Томас, так нельзя. Неужели ты думаешь, что гости входят в дом точно так же, как стадо коз выбегает на пастбище. Отнюдь. Сначала свои места должны занять дамы, они усядутся за одним концом стола. Когда они рассядутся, тогда войдут джентльмены, но, заметь, в строгом порядке. Они все разместятся за столом в точно такой же последовательности.
Сесилия перевела взгляд на Ренци, потом опять на Томаса.
Лицо Кидда оставалось мрачным, он по-прежнему хранил молчание.
– Далее, миссис Кроуфорд привыкла обедать, как тебе известно, a la francaise, и позволяет всем сидеть беспорядочно, не делая различий, так что мужчина может сесть рядом с дамой, хотя кое-кто считает, что такой порядок не в духе английских обычаев, в таком случае…
Ренци посочувствовал Кидду:
– Я склонен думать, что Томас весьма решительный человек, дорогая наставница. Столь строгие рамки вызовут у него неприятное напряжение.
– Тем не менее, где бы он ни был, он везде должен вести себя подобающим образом, – сухо заметила Сесилия. – Джентльмен не должен забывать о своих манерах только из-за сиюминутной опасности. Том, пожалуйста, слушай внимательно.
– Мисс Сесилия Кидд, мистер Томас Кидд и мистер Николас Ренци, – объявил лакей в ливрее.
Разговор в гостиной на минуту стих. Всем было известно только то, что прибывшие гости проявили мужество в славном сражении, происшедшем в октябре возле побережья Дании. Кроме того, поговаривали, что они не прочь попасть в светское общество. Вокруг этих двух офицеров ходило немало слухов. Несомненно, во время званого обеда станет ясно, достойны ли они того общества, куда стремились.
Навстречу двум офицерам хлынула волна дам, во главе которых шла сама хозяйка дома, в суете представлений толпа гостей распалась на отдельные группы.
– Я в восхищении, – приветствовал дам Кидд, делая изысканный поклон всем, в то же время шаркая ногой, как бы особо приветствуя хозяйку, миссис Кроуфорд.
– Уверяют, что вы несколько утомлены, мистер Кидд, – заметила она, разглядывая его широкие плечи. – Мы все питаем глубокое уважение к выпавшим на вашу долю испытаниям.
– Вы слишком добры к нам, миссис Кроуфорд, – серьезно ответил приятный молодой офицер.
Она неохотно отвернулась от Кидда, чтобы встретить другого гостя, внешне более утонченного и более похожего на джентльмена, и вежливо поприветствовала его, как и следовало хозяйке.
Все расселись за столом, освещенным золотистым светом люстры, уставленным сверкающим хрусталем и изысканными блюдами.
– Можно мне положить вам кусочек вот этого прекрасного кушанья, мисс Таффс? – вежливо предложил Кидд. Молодая леди слева от него, смутившись от знака внимания со стороны одного из самых почетных гостей, лишь пробормотала в ответ слова благодарности и слегка покраснела от беспокойства, когда отрезанное мясо жареного поросенка почти целиком заняло ее тарелку.
– Сэр, обратите внимание на эту восхитительную по вкусу оленину, – краснощекий джентльмен справа не был обижен отказом, и на тарелку Кидда лег изрядный кусок оленины.
– Премного благодарен, сэр, – сказал Кидд, наклоняя голову.
Было ясно, что средних лет дама, сидевшая напротив него, хотела привлечь его внимание к своей особе.
– Для этого времени года стоит очень ветреная погода, – заметила она.
Мистер Кидд на мгновение задумался, потом ответил:
– Лишь на берегу, миссис Вудс, справедлива поговорка: «Ветер с запада плох для всех, и для людей, и для зверей». Это всего лишь означает, что зимой мы сильнее всего страдаем от западных ветров, дующих словно из преисподней. Но на море мы благословляем этот ветер, миссис Вудс, потому что благодаря ему очень удобно проходить вниз по Ла-Маншу.
Довольная услышанным, миссис Вудс погрузилась в размышление. Тем временем Кидд обратился к краснощекому джентльмену.
– На этой неделе в «Джентльмене Мэгазин» появилась интересная статья об электрическом потоке, открытом мистером Вольтом. Как это ни удивительно, но открытие было сделано благодаря лапкам лягушек, – смело пояснил Кидд.
Мужчина с удивлением покачал головой.
– Мне никогда не доводилось об этом слышать, – протянул он.
Мимолетное выражение удовольствия отразилось на лице Кидда, когда он взглянул через стол на Ренци, одобрительно кивнувшего ему головой.
Лакей налил красное вино.
– Я пью за вас, сэр! – взволнованно и радостно произнес Кидд, им овладело счастливое предчувствие, что он успешно прошел выпавшее на его долю испытание, ни разу не сплоховал и не ошибся. – Пусть вам сопутствует леди Фортуна, чтобы она никогда не отступала от вас!