Конвой благополучно достиг Ньюфаундленда и остановился в гавани Сент-Джонс вместе с «Гадюкой» и «Обманщиком». Корабль, который подавал сигнал тревоги в тумане, считался потерянным. Один лишь «Крепкий», поймав попутный ветер, взял курс на юг, чтобы присоединиться к северно-атлантической эскадре и заодно передать французских пленных официальным властям. По мере продвижения на юг ощущалось заметное похолодание, в зеленоватой морской воде часто попадались льдины. Дул неприятный колючий ветер, продувавший насквозь толстые теплые куртки, так надежно защищавшие моряков от английских зимних ветров.
Корабль подошел к низкому, мрачному берегу, покрытому густым темно-зеленым лесом. Выделяющиеся на его фоне серые, чуть коричневатые скалы вызывали гнетущее впечатление, от них так и веяло холодом. Кидд изучил карты местного побережья и хорошо знал, какие опасности их подстерегают. Проход в гавань Галифакса надежно охраняли прибрежные скалы.
– Надо бы взять лоцмана, – сказал штурман капитану.
– А разве вы не плавали в здешних водах? – послышался недовольный голос Хоугтона из-под капюшона вахтенного дождевика.
Его недовольство можно было понять: помимо задержки, услуги лоцмана стоили денег. Однако Хэмбли настаивал на своем:
– Сколько раз я оправдывал оказанное мне высокое доверие. Но сейчас позволю вам напомнить, менее полгода тому назад на траверзе Галифакса разбился тридцатичетырехпушечный «Трибьюн», из трехсот человек спаслось около дюжины.
В ожидании лоцмана «Крепкий» лег в дрейф напротив мыса Чебукто. После стольких недель Кидд опять увидел берег, пустынный и серо-гранитный, угрюмый край под хмурым небом, и тем не менее такой желанный. В этом месте земля расступалась, образуя пролив, в глубине которого виднелись острова, за ними, по всей видимости, лежал Галифакс.
На борт судна поднялся лоцман и с любопытством огляделся вокруг.
– Адмирал еще не вернулся с Бермудских островов, – сразу пояснил он, на колониальный манер приятно растягивая слова. – Вот незадача так незадача, прибыл ньюфаундлендский конвой, а его нет на месте. Представляю, как он расстроится.
Хоугтон подошел поближе к стоявшему у руля квартирмейстеру и скомандовал:
– Следуйте указаниям лоцмана.
Под порывами попутного юго-восточного ветра «Крепкий» направился в широкое горло залива. Лоцман неторопливо указывал на знаки, обозначающие фарватер.
– Вот мыс Чебукто, его название сохранилось с давних времен. А вот там, – он показал на холм, возвышающийся на низком берегу, – Кэмпердаун-Хилл. Как понимаете, он назван в честь славной победы возле Кэмпердауна. Отсюда, если все время плыть прямо и, разумеется, осторожно, до города рукой подать.
Немного погодя лоцман обратил внимание всех на место гибели «Трибьюна». Чуть поодаль на круто вздымавшемся в этом месте берегу виднелись, очевидно, совсем недавно возведенные стены мощной крепости.
– Форт Йорк, а с правого борта виден остров Макнаба. Летом леди любят устраивать на нем пикники.
Пролив сузился. Они миновали коварную отмель, обогнули островок, и перед их глазами возникла прекрасная гавань длиной в несколько миль, нисколько не уступающая по величине Фалмуту. Кидд тут же отметил, что южный ветер будет мешать выходу судов в открытое море. Однако если учесть, что ширина пролива никак не меньше полумили, и к тому же отчаливать во время отлива, это будет несложно.
«Крепкий» развернулся, чтобы встать, как и десятки других судов, на внутреннем рейде. Якоря с плеском упали в воду – символическое окончание плавания через Атлантику.
– Джентльмены, – начал Хоугтон, – ставлю вас в известность, мы находимся во владениях принца Эдварда, члена королевской семьи. Сейчас я отправляюсь на берег, чтобы засвидетельствовать почтение Его королевскому высочеству. Советую всем вам быть наготове. Надеюсь, мои офицеры проявят себя с самой лучшей стороны, так что гражданские власти будут приятно поражены тактом и любезностью – неотъемлемыми качествами офицеров Его величества.
В кают-компании слова капитана восприняли с явным удовольствием. В каждом порту существовала своя более или менее устоявшаяся традиция нанесения визитов. Хотя посещения по долгу службы носили обременительный характер, все же стоянка в порту сулила множество развлечений и кучу веселых вечеров, лишь изредка чередуемых визитами, исполненными должностного почтения. Впрочем, их теперешняя стоянка предвещала стать чем-то необыкновенным, из ряда вон выходящим.
Кидду представлялась возможность проникнуть туда, куда он никогда не заносился даже в мечтах. Торжественные приемы, королевские обеды, изысканные беседы – нечто грандиозное и незабываемое. Однако его мучил вопрос: не ударит ли он в грязь лицом, сумеет ли держаться с достоинством и тактом настоящего прирожденного джентльмена? Кидд терялся, не веря в свои силы.
Вскоре общая кают-компания и прилегающие к ней офицерские каюты превратились в настоящий улей, взад и вперед носилась прислуга, чистились сапоги, полировались эфесы и ножны шпаг, а смущенные офицеры с трудом пытались вспомнить правила королевского церемониала. Тем временем дела на корабле шли обычным порядком: доставленное из Англии оборудование для доков грузилось на лихтеры и свозилось на берег. Во время поднявшейся суматохи прибыл отряд седьмого полка королевских стрелков-фузилеров для того, чтобы охранять перевозимый на берег ящик с полковой казной. Затем принялись наводить глянец на всем корабле. Сначала палубу «Крепкого» от бака до юта тщательно вымыли. Канаты, предварительно аккуратно свернув в бухты, побелили известковым раствором, медные части надраили до блеска ветошью с кирпичным порошком, пушки натерли смесью из ламповой сажи, воска и скипидара, так что они лоснились черным маслянистым цветом. Брайант объехал на шлюпке вокруг фрегата, выкрикивая распоряжения, в соответствии с которыми выравнивались реи ровно одна над другой.
После всей этой суеты наступил черед визитам и увольнительным на берег. Сначала отбыл капитан, за ним при первой же возможности отправился в город Прингл, у которого в Галифаксе были старинные приятели, причем не один, а вместе с первым лейтенантом. Другие изыскивали свои средства и способы попасть на берег.
– А ну-ка, делитесь своими тайнами! – воскликнул Адамc. Записка, адресованная Ренци и только что врученная ему посыльным, была зачитана вслух: мистера Ренци и мистера Кидда приглашали посетить дом уполномоченного по земельным вопросам мистера Лоренса Гривса.
– Ага, весьма почтенный джентльмен, вне всякого сомнения, желает устроить в честь нашего корабля особый прием, – произнес вкрадчивым тоном Адамc. – Мне кажется более благоразумным, если там будет присутствовать старший по званию офицер. Что ж делать, джентльмены, поскольку я не занят…
Шлюпка пришвартовалась к пологим сходням причала в том месте, где их поджидал экипаж Каменные ступени пристани были чистыми и даже сухими, но как только экипаж съехал с вымощенной камнем пристани, то сразу очутился среди сыпучего глубокого снега, которого касались полы офицерских плащей. Выехав из порта, экипаж повернул на север, в противоположную от города сторону. Перед восхищенными взглядами впервые очутившихся в колонии офицеров открывалась природа нового края. Дорога шла, извиваясь среди живописной долины, на окружавших ее склонах возвышались в первобытной красоте засыпанные снегом ели и сосны. Вокруг царило белое безмолвие.
Вскоре они добрались до цели, выложенная гравием дорожка вела к особняку. Едва экипаж остановился у дома, как на его крыльце появился их фалмутский знакомый.
– Это очень любезно с вашей стороны, – вежливо кланяясь, сказал Ренци. – Можно мне представить вам лейтенанта Джервеса Адамса, которому никак нельзя было отказать в его желании побольше узнать о ваших удивительных краях.
Гривс, еле заметно улыбнувшись, поклонился ему в ответ.
– С благополучно завершенным плаванием, джентльмены. Ваши энергичные действия при отплытии произвели на всех нас незабываемое впечатление.
Все прошли в гостиную, где в большом камине пылал огонь.
– Кэлибогас? – предложил Гривс. Заметив, как недоуменно переглянулись между собой офицеры, он пояснил: – Так в Новой Шотландии мы зовем лечебный напиток против холода и простуды – пиво на еловой хвое, изрядно приправленное ромом. Думаю, мы вместе с вами выпьем королевский кэлибогас, он подается горячим, великолепное средство.
В этот момент к ним присоединилась миссис Гривс.
– Для жителя Англии наши края, по всей видимости, выглядят заброшенным глухим углом, но для нас, джентльмены, эти места настоящая Аркадия, – не без гордости заметила она.
– Рыбная ловля – источник вашего благополучия и процветания, – вежливо заметил Ренци.
– Королевство сельдей вы найдете значительно севернее, в Ньюфаундленде. Здесь же мы живем за счет торговли. Вы же сами видели наши конвои, сотни парусных судов почти каждый месяц…
– Откуда такое количество кораблей, неужели все они плывут из Новой Шотландии? – удивленно спросил Адамc.
– О нет, сэр, – ответил Гривс. – Торговлю ведет вся Северная Америка, не только Канада, но и Соединенные Штаты. Здешние воды кишмя кишат пиратами, каперами и приватирами. Не имея военного флота, кузен Джонатан[8] поневоле вынужден свои товары отправлять через океан под английским конвоем.
Ренци потер руки над камином, где весело потрескивали еловые дрова.
– И это весна, – пробормотал он. – Даже не представляю, какая у вас, наверное, жестокая зима?
– Порой выдаются суровые зимы, – отозвался Гривс. – Но когда ляжет снег и Святой Лаврентий покроется льдом от берега до берега на протяжении сотен миль, порт Галифакса все равно не замерзает и остается свободным для навигации.
Его жена прибавила с серьезным и озабоченным видом:
– Прошлая зима оказалось ужасной и очень холодной. Дороги были непроходимы из-за снега и льда, а мы порой испытывали недостаток в предметах повседневной необходимости. Солдат из-за перебоев не кормили говядиной, а бедняков находили замерзшими прямо на городских улицах! Как ее пережили мароны, ума не приложу.
К своему удивлению, Кидд, позабыв о своей стеснительности, внезапно вмешался в разговор:
– Мароны, уж не негров с Ямайки вы имеете в виду?
– Конечно, их. Можете себе только представить?
Они подняли восстание, после чего их переселили сюда. Когда я вижу их черные несчастные лица среди наших льдов и снегов, у меня сердце сжимается от боли.
Кидд вспомнил те времена, когда он был на Вест-Индийских островах в качестве морского советника при короле негров. Может быть, Юба, благородный и могущественный владыка негров, прозябает в этих диких краях?
– Разумеется, мой друг, – воскликнул Гривс. – Побывав в поместье, вы убедитесь, что мароны одни из лучших наших работников. Кроме того, вспомните, когда им предложили переехать обратно в Африку, то согласились всего несколько человек. По моему мнению, туда отправились лишь никчемные, бездомные бродяги, собранные со всего побережья.
Адамc поерзал в кресле и, наклонившись вперед, спросил:
– А что принц? Как сказывается присутствие принца крови в ваших краях?
– Прекрасный человек. Я считаю, он очень много сделал для Галифакса.
– Разве король Георг не выслал его сюда, неужели он до сих пор живет со своей любовницей Джулией?
– Мы не обсуждаем подобных вещей, – холодно ответил Гривс. – Когда его величество прибыл сюда, город выглядел неустроенным, необжитым, а наши грубые нравы заслуживали одного лишь презрения. Зато теперь город преобразился, благодаря построенным новым красивым зданиям, нравы смягчились, в манерах стал заметен налет вежливости и любезности. Осмелюсь даже заметить, что его появление спасло Канаду от нравственного падения.
– Сэр, я вовсе не имел в виду…
– Возможно, вам будет интересно взглянуть на город? У нас есть время проехаться по городу и вернуться к обеду.
– Очень вам благодарны, сэр.
Галифакс раскинулся на просторной возвышенности, пологими уступами спускавшейся к гавани. Город занимал все пространство от морского берега до самой вершины холма, на котором вздымалась, нависая мрачной тенью над всей округой, грозная крепость, цитадель с развевающимся громадным флагом. Именно здесь, на вершине, вся компания вышла из экипажа, чтобы полюбоваться открывавшимся видом. Гривс снабдил гостей меховыми шубами, надежно защищавшими от налетавшего порывами и бросавшего в лицо холодные колючие снежинки ветра. Кидд невольно поежился от холода и сырости.
Вокруг виднелись одни голые склоны, очищенные ради того, чтобы крепостная артиллерия могла без помех вести прицельный огонь. Из-под талого снега выглядывала поблекшая бурая трава, повсюду виднелись проталины и вытоптанные на снегу грязные пятна земли – следы побывавших здесь людей. Но открывавшийся вид завораживал. Далеко внизу простиралась широкая водная гладь бухты, берега которой лизали свинцовые волны; на рейде неподвижно стояли черные корабли, казавшиеся отсюда игрушечными. Пересекающиеся каменистые гряды и долины, покрытые унылым невысоким темно-зеленым лесом, тянулись вплоть до горизонта. Кидд поймал взгляд Ренци, в котором сквозило неприкрытое восхищение.
– Этот край не похож ни на один другой! – тихо заметил он. – Страна, о которой можно сказать, что она находится в вечном рабстве у королевства севера. Никому не известная северная твердыня, простирающаяся на сотни и сотни миль внутрь материка, ей присуща своеобразная блеклая красота, прельщающая людей…
Гривс молча улыбался, пока все они шли обратно к экипажу.
– Вы посетили наши края в худшее время года, хуже вы не могли бы выбрать, снег еще не сошел, природа не ожила. Вы вряд ли мне поверите, но не пройдет и месяца, как везде распустятся нежные цветки дикой груши и других деревьев, высаженных вдоль Аргайл-стрит, это напомнит вам зелень старой доброй Англии.
Внизу неподалеку от крепости начали появляться солидные каменные здания, так похожие на английские. В воздухе сильно пахло дымом, тянувшимся из домашних очагов, суливших тепло и горячий обед в семейном или дружеском кругу.
– Да, совсем неплохой вид! – с явным удовольствием заметил Адамc, как только они очутились в центре города.
Дома, лавки, люди – все как в большом благоустроенном городе. Хотя по дорогам текли потоки грязи и конского навоза, но везде с обеих сторон улиц тянулся дощатый тротуар, спасавший от грязи. После стольких однообразных недель в море уличная толчея и пестрота казались чем-то необыкновенным. Сопровождаемые джентльменами, семенили леди в плащах и муфтах; прохаживался торговец горячей сдобой; встретился охотник в короткой куртке, полуиндеец, с ружьем и мешком за плечами. К удивлению Кидда, попадались очень давно не виденные им портшезы.
– Может быть, вы хотите отдохнуть или перекусить, – спохватился Гривс. – Могу предложить вам «Понтьяк», популярная у нас кофейня, славящаяся удивительно вкусными пирожками с бараниной, или зайдем к Меркелю, если вам больше по вкусу чай и кекс с изюмом. – Заметив выражение лица Адамса, он сухо произнес: – Конечно, еще есть таверна Маннинга, где подают неплохой эль. Там вполне прилично.
– Не окажете ли вы нам небольшую услугу, – отозвался Ренци. – Не укажете ли какую-нибудь лавку, где мы могли бы выбрать себе столь необходимую для здешних мест зимнюю одежду.
– Конечно, могу, тем более это совсем рядом, у Формана. Скорее всего, вам понадобится моя помощь.
Большой магазина Формана, судя по всему, был солидным заведением. Внутри их встретили любопытными взглядами двое продавцов – мужчина в поношенной одежде и женщина, на вид казавшаяся толковой помощницей. В магазине чем-то сильно и резко пахло.
– Покажите нам, пожалуйста, морскую одежду, – попросил Гривс продавца.
– Направляетесь на север? – на фоне правильной английской речи Гривса в словах продавца звучал заметный канадский акцент.
– Он подразумевает Ньюфаундленд и Арктику. Вы не туда направляетесь?
– Нет, думаю, наш курс лежит не туда.
– Хорошо, капитан. У Формана вы найдете себе одежду на все случаи жизни. Наверху, на реях, лучше всего «просмоленные паруса», хотя многие предпочитают менее «жесткую оснастку, используя вареное льняное масло». Другими словами, опытный моряк перед вахтой всегда под одежду наденет теплые домотканые вещи.
Продавец бросил на прилавок плотные, темного цвета штаны и куртку, выглядевшие как кожаные.
– Рыболовы на севере не нахвалят такую одежду, – подобрав по размеру рукавицы, он добавил: – Это из шерсти, сначала ее вываривают, затем валяют. В таком наряде вам не придется опасаться, что рыбацкие крючки проколют руку. – Заметив выражение их лиц, он тут же кинул на прилавок еще один наряд: – Ну что ж, господа, вам, наверное, больше понравится вот это.
Куртка также выглядела тяжелой на вид, но сшита она была из более мягкого материала. Встряхивая, он расхваливал наряд, в воздухе распространился резкий запах шерсти, от которого першило в горле.
– Вы только взгляните, – не унимался продавец, распахивая куртку с изнанки, где вдоль швов виднелись более светлые желтоватого оттенка пятна. – В этом, я вам гарантирую, вам будет и тепло и сухо. Настоящий медвежий мех!
Извещенный шхуной «Леди Джейн» о скором возвращении с зимней стоянки на Бермудах североамериканской эскадры Галифакс готовился к встрече. Словно в насмешку утром выглянуло тусклое солнце, но застилавшие небо серые тучи предвещали непогоду, и действительно вскоре посыпался снег. Кидд поежился. По долгу службы на нем был мундир, причем он постарался под него натянуть все, что только было возможно, но злой западный ветер пронизывал его до костей.
Эскадра еще не появилась на горизонте, как из крепости на холме донесся ряд глухих залпов, там уже заметили ее приближение. Шесть кораблей, как по ниточке, проплыли мимо низкого горба островка Джорджа.
– Вон семидесятичетырехпушечный «Решительный», – заметил кто-то из стоявших рядом, указывая рукой на головной корабль с развевающимся адмиральским флагом.
Его последующие слова нельзя было расслышать из-за орудийных залпов двух больших военных кораблей – «Решительного» и «Крепкого», салютующих друг другу, а также в честь огромного английского флага, развевающегося над крепостью. Едва на флагмане с плеском упали в море якоря, как тут же спустили на воду баркас и одновременно, словно по мановению волшебной палочки, на всех трех мачтах свернули паруса, вызвав одобрительный гул на квартердеке «Крепкого».
Кидд напрягся, почувствовав на себе пристальный взгляд Брайанта, стоящего рядом с капитаном, однако он был наготове. На «Решительном» приспустили на бизань-мачте белый английский военно-морской флаг, одновременно с сорокафутового флагштока на корме «Крепкого» спустили громадный красный флаг, который указывал на его независимое положение как конвойного судна. На его месте сразу был поднят точно такой же, как и на флагмане, большой белоснежный военно-морской флаг, заявлявший о присоединении фрегата к североамериканской эскадре.
Снегопад усилился, хлопья снега все падали и падали, мешая Кидду четко видеть флагман. Если он упустит что-либо из виду…
Сигнал из трех флажков взвился на грот-мачте «Решительного», Кидд судорожно принялся перелистывать сигнальную книгу, однако Роусону этот сигнал был известен.
– Сбор всем капитанам! – весело и протяжно прокричал он. На Роусоне было надето столько одежды, что он смотрелся как пухлый херувим.
Кидд поспешил на квартердек, однако Хоугтон, предвидевший сбор капитанов, в парадном мундире и при шпаге уже стоял около фальшборта рядом с перекинутой за борт веревочной лестницей. Как только капитанский ялик оказался на воде, Хоугтон сразу начал спускаться в усыпанном снегом плаще.
Встретив, как полагается, эскадру, команда «Крепкого» приступила к своим повседневным обязанностям. Снег падал мерно и спокойно: всю палубу рангоут, медные окованные части и черные стволы пушек – все припорошил сырой снег.
Как и ожидалось, сигнал «всем офицерам!» был поднят в одиннадцать часов. Тотчас от всех кораблей эскадры отчалили лодки, направляясь к флагману. На всех лодках развевался английский военно-морской флаг, обозначавший, что на их борту офицеры. Все они были в парадных мундирах и при шпагах. Встреча офицеров на «Решительном» проходила торжественно, в полном соответствии с военно-морскими традициями. Сколько раз Кидд наблюдал со стороны подобную картину. И вот теперь он сам стоял вместе с другими офицерами и волновался, пока их по очереди приветствовал на квартердеке первый лейтенант, далее вниз по трап-лесенке их провожал очень серьезный мичман.
Огромная кают-компания «Решительного» простиралась от одного борта до другого, во всю ширину судна. Большой полированный стол был накрыт к обеду и уставлен хрустальной и серебряной посудой. Пораженный Кидд, едва ли не с благоговением взиравший на пышное убранство каюты, скромно примостился в самом конце стола. Сидевший рядом с ним лейтенант дружески кивнул ему и пробормотал полагающееся приветствие. Гул голосов сразу утих, как только в кают-компанию вошел вице-адмирал Джордж Вэндепут, командующий североамериканской эскадрой. Общее приветствие встающих из-за стола офицеров заглушили стук и скрип отодвигаемых стульев. Командующий откинул полы своего сюртука, уселся в кресло и улыбнулся всем присутствующим.
– Буду вам признателен, если вы поделитесь своим мнением по поводу поданного рейнского вина, – любезным тоном предложил он, в то время как на стол ставились графины с вином и бокалы.
В бокале Кидда переливалось золотистым цветом вино, матово поблескивающее при свете ламп. Он отпил глоток: у вина был особый сильный запах и приятный вкус. Не распробовав, он сделал еще один глоток. Вэндепут окинул взглядом сидевших за столом, однако все, уклоняясь от ответа, благоразумно помалкивали. Ренци, сидевший через три места от Кидда, поднял свой бокал, оценивая вино на цвет, затем вдохнул его аромат с видом знатока.
– Прекрасное выдержанное рейнское, – заметил он, – возможно, Палатинат[9], хотя не похоже, чтобы вино было позднего сбора.
В каюте воцарилась тишина, несколько командиров и около дюжины старших лейтенантов, затаив дыхание, слушали, пока младший офицер высказывал свое суждение по поводу вкуса адмиральского вина, однако Вэндепут лишь одобрительно пробурчал:
– Верно. Должен лишь заметить, оно несколько сухое. Впрочем, прошу извинить меня, это дело вкуса. Раскрою секрет его появления, вино с датского приза, чей владелец, по-видимому, не любил южные сорта белых вин.
Ренци вместо ответа лишь кивнул, адмирал бросил на него внимательный взгляд, затем поднял ладонь:
– Джентльмены, мы все рады вновь прибывшим, их появление весьма своевременно.
Он сделал паузу, оглядывая знакомые и запоминая новые лица.
– В наши жилы влилась свежая кровь славных победителей у Кэмпердауна. Я рад возможности приветствовать вас всех. Североамериканская эскадра, на которую почти не обращали внимание, за последнее время приобретает решающее значение. Одно только конвоирование торговых судов служит весомым оправданием нашего пребывания здесь. Что представлял бы собой сейчас наш морской флот без поставляемого отсюда мачтового и рангоутного леса? Кроме того, половина морских торговых путей, в том числе в Вест-Индию, идет через этот порт.
Кидд был буквально сражен блеском драгоценных камней адмиральской звезды, золотым шитьем адмиральского сюртука, темно-красным поясом. От такого великолепия становилось даже жутко, однако благородная седина Вэндепута, его обходительность невольно располагали к нему.
– Наша главная забота – охрана этого торгового пути. Я полагаю, что нас будут беспокоить не столько французские военные суда, сколько чертовы пираты или приватиры, лишь испытывающие мое терпение. Так вот, я не хочу, чтобы вы упускали из виду одно обстоятельство. Мы флот, поэтому я требую, чтобы все корабли под моим командованием действовали вместе и согласованно. Здесь очень важна роль сигнальных лейтенантов, они будут служить моими нервами.
Недоуменно-тревожный шум прошелестел над столом: все заметили флагманский щегольской порядок и поняли: жизнь для младших офицеров явно будет не из легких.
– Мы будем действовать в море как одно целое – при всяком удобном случае. Я снабжу вас моими сигнальными инструкциями, особое внимание будет уделено согласованности в маневрах. Мой первый лейтенант с радостью ответит на все ваши последующие вопросы. Желаю, чтобы ваше назначение в североамериканскую эскадру оказалось для вас, джентльмены, добрым знаком, и прошу вас отдать должное нашему гостеприимству.
Гул разговора снова поднялся, как только двери в каюту распахнулись и стали подавать на стол различные блюда. Кидд уже собирался отведать маринованных креветок, когда рослый офицер, сидевший рядом с ним, привстал над огромным подносом, как только с него была снята крышка.
– Ага! Да ведь это жареная треска. Она способна удовлетворить любой аппетит. Не хотите ли отведать, сэр?
Рыба была превосходной: маслянистые тушки, нежное белое мясо. Кидд забыл обо всем, пока офицер не представился сам:
– Робертсон, второй лейтенант с «Желудя». Чертовски изысканная кухня у адмирала, не так ли?
– Кидд, пятый лейт с «Крепкого», – Томас чуть помедлил, однако внимание Робертсона было целиком приковано к рыбе, которая буквально исчезала на глазах с его тарелки.
– «Желудь» с девятифунтовыми пушками, стоящий неподалеку отсюда?
– Именно так, – отозвался Робертсон. – Не попробуете ли перед главным блюдом куриный пирог? У старины Джорджа всегда подают мясо карибу. Следует отдать ему должное, все кушанья – просто объеденье.
– Можно мне помочь вам? – заметив, что рыбы больше нет, и вспомнив о своих вежливых манерах, Кидд был доволен тем, что вовремя помог положить на тарелку соседу внушительного размера кусок холодного куриного пирога. Рейнское удивительно подходило по вкусу к холодным блюдам, под его влиянием Кидд разговорился.
– Ого, фрегат с девятифунтовыми пушками. Нелегкая, наверное, у вас жизнь.
– Да, нелегко, – пробормотал Робертсон с набитым курицей ртом, – но получше, чем на линейном корабле.
– А почему?
– Призовые деньги, конечно. Старина Джордж не дурак, он вечно посылает нас то туда, то сюда, гоняясь за всем тем, что, по милости Божьей, плывет прямо к нам в руки: французские, испанские, португальские, даже американские, если только можно доказать, что судно перевозит груз для неприятеля. Если же весь груз конфискуется для разбирательства в суде, тогда делишься со всеми.
Слухи о блюде с карибу оказались верными, в сочетании с прекрасным марго[10] жареное мясо с нежным вкусом, необычным для мяса дикого животного, почти таяло во рту. Кидд, насытившись, откинулся назад. Ренци вертел в руках грудь цесарки, увлекшись серьезным разговором с офицером, явно старше его и с умным выразительным лицом.
Кидд посмотрел на адмирала. Тот добродушно о чем-то беседовал с напряженным офицером, сидевшим слева от него. Томас удивился про себя, каким образом он очутился в таком избранном кругу.
– Давайте выпьем, сэр, вместе с вами! – вдруг предложил офицер напротив него, не отличавшийся до сих пор многословностью.
Кидд поднял свой бокал и сказал тост:
– Пусть наши карманы будут полны призовыми деньгами!
Все вокруг него замерли.
– Все это прекрасно сэр, но, пока мы пребываем в праздном благодушии, другие проливают свою кровь, одерживая вместо нас победы. Разве можно добиться какой-либо почести, бросив якоря в спокойной гавани? Подобного добиваются только в честной кровавой битве, – офицер поднял бокал, хмуро рассматривая вино на свету. – Представьте себе, нас перевели сюда из Средиземноморья в прошлом году, по пути мы выбросили десант в Ирландии, а у нас дома, как я слышал, Питт подтвердил развал коалиции, и теперь с нами нет никого. Мы остались в одиночестве. Что может быть хуже нынешнего положения? Я даже не знаю.
Кидд ответил решительно:
– Я плавал в Карибском море и скажу вам начистоту: там мы отнимали у французов один остров за другим, и теперь нам принадлежит Испанский Мейн[11]. Вы представляете? Лягушатники загнаны в угол, они закупорены в Европе, словно в бутылке. За Королевский военно-морской флот, в руках у которого находятся ключи от морских просторов!
От выпитого вина Кидд разгорячился, однако он считал, что нисколько не уронил себя в глазах собравшихся здесь офицеров.
Тонко улыбнувшись, офицер поставил бокал на стол.
– Не знаю, где вы находились последние полгода, вы даже не удосужились заметить, куда метит французская директория, которая плетет самые коварные интриги, опираясь на оружие. Сейчас директория лелеет планы покорения или подчинения всего цивилизованного мира. Она ведет себя заносчиво, ей дела нет до ее противников, потому что в каждом сражении французы одерживают победу. Своими распоряжениями она поставила на колени целые народы, и ради чего? Побежденные страны унижены и растоптаны, а тем временем незаметно подрастает очень талантливый полководец, Бонапарт, который, кажется, готов покорить весь мир! Поверьте моему слову, еще до конца года французы преподнесут нам такое, от чего мы все ахнем!
Он откинулся на спинку своего стула и отхлебнул глоток вина, неодобрительно поглядывая в сторону Кидда. Не торопясь, Кидд повернулся к Робертсону, который увлеченно накладывал себе на тарелку куски очередного кушанья.
– Зоб, не попробуете ли? – пробормотал он, предлагая блюдо.
Кидд взял кусочек, подыскивая в уме какое-нибудь любезное выражение.
– То-то удивятся американцы, если мы потерпим неудачу в схватке с французами, – проговорил он, сам не зная зачем.
Робертсон приподнял брови.
– Думаю, что нет, – и с любопытством взглянул на Кидда. – Вы должны знать, они хорошо наживаются на этой войне, сохраняя нейтралитет и все прочее. Их девиз – торговать со всеми без исключения, если, конечно, они сумеют выйти сухими из воды.
Ничего не выражающий взгляд Кидда заставил его призадуматься.
– Как давно вас произвели в офицеры?
– В этом январе, – скромно ответил Кидд.
– В таком случае я плавал бы как можно больше и как можно больше извлекал бы прибыли из этого дела. Вы абордажный офицер, ваше дело захватить богатого «купца». Суд сочтет вас невиновным, надеюсь, вы сумеете оправдаться перед судьей в нанесенном ущербе! – Он добродушно ухмыльнулся и протянул руку к пирамидке сливочных шариков, пропитанных вином.
Приятное ощущение тепла от выпитого вина исчезло. Как сильно отличался он от этих людей, которым с колыбели прививали зачатки благородного воспитания и культуры, которые с детства привыкли слушать вокруг себя глубокомысленные рассуждения о политике. Как мог он настолько забыться и счесть себя одним из них? Он бросил взгляд на Ренци, непринужденно разбиравшего какое-то событие из греческой истории, в то время как сам адмирал прислушивался к рассказу молодого лейтенанта, вежливо склонив голову в его сторону. Офицер, сидящий напротив, оживленно говорил что-то своему соседу, но не ему, Кидду.
Кидд закрыл за собой дверь своей каюты. В кают-компании никого не было. У него на душе скребли кошки, сейчас ему никого не хотелось видеть. От прошедшего вечера остался горький осадок. Перед самим собой не стоило кривить душой: несмотря на отчаянные попытки, ему так и не удалось стать своим в кругу офицеров. Что верно, то верно, из него вышел настоящий моряк, но как офицер Королевского флота он скорее напоминал выброшенную на берег рыбу. Беседы об охоте на лисиц и о светском «сезоне»[12] были выше его понимания.
Он хорошо чувствовал, что скрывалось за этим: честные служаки, которые, как и он, стали офицерами, поднявшись на верхнюю палубу через клюзы, достигали пределов своих желаний. На флоте были хорошо известны подобные характеры, грубовато-добродушные, тяжеловатые в обращении со знакомыми и без каких бы то ни было претензий на джентльменство или ученость. Бывшие как нельзя к месту на море, они чувствовали себя отверженными среди образованных и воспитанных людей и, по обыкновению, обретали утешение в компании с бутылкой. О каком-либо продвижении их по службе и речи не могло быть.
Неужели его ждала подобная участь? Он уже вкусил прелести возвышенной жизни вместе с Ренци: праздные беседы о греческих философах под лунным небом в тропиках, похожее на сон время в Венеции, памятный обед с братом Ренци на Ямайке, – все исподволь внушало ему мысль, а почему бы и нет, и вот…
Вместе с мыслями о друге пришла грусть. В отличие от него, Ренци чувствовал себя как нельзя лучше, он целеустремленно шел к более высокому положению, искренне наслаждаясь переменой. Он сделал для Кидда все, что было в его силах, но толку оказалось немного. Тут не было ничего общего с тем, как, скажем, обучают плести канаты, нет, вероятно, это было в крови. Ему стало еще тяжелее: логика подсказывала, кстати, Ренци был приверженцем логики, что в действительности другу не было больше надобности в его морском товарище. Теперь у Ренци был капеллан. Как знать, наверное, было бы лучше, если бы он никогда не вкусил сладости подобной жизни и, пожалуй, не повстречался с Ренци.
Им овладело отчаяние. Томас толчком руки распахнул дверь каюты и громко позвал Тайсо. Ему показалось, что слуга не слишком торопится, и он снова гневно окрикнул его. Перед ним возник Тайсо с грязными от чистки его обуви руками. Тайсо был весь внимание.
– Сэр?
– Принеси мне одну бутылку кларета.
В глазах Тайсо что-то блеснуло:
– Взять два стакана, сэр?
Кидд смутился:
– Нет, ты что ослеп, только один!
Когда было принесено и то, и другое, Кидд почти выхватил бутылку вместе со стаканом и тут же дрожащими от волнения руками налил себе вина. Он пил жадно, стакан за стаканом, пока ему не стало легче. Томас мрачно уставился в стенку своей крошечной каюты, пытаясь удержать возникшее внутри него чувство покоя.
– Тайсо! Еще одну бутылку, потом можешь идти спать, – крикнул он.
Все очевидно. Его неприкрытое отчаяние объяснялось лишь одним – его одиночеством. Чужой в офицерской кают-компании, вместе с тем он был отрезан от грубоватого, но простодушного матросского братства. Теперь он не принадлежал ни тем, ни другим, тогда как Ренци, вероятно, скоро продвинется по службе, не исключено, что он станет лейтенантом на флагманском корабле.
Другая бутылка наполовину опустела, боль внутри заметно улеглась. Он снова с удовольствием погрузился в воспоминания о Кити: она стояла бок о бок с ним в страшные дни мятежа, ей была присуща редкая для женщины сила духа. Вместе с ней он, может быть… У него перехватило дыхание, он залпом выпил вино. Если бы только она была здесь, если бы… Он тупо уставился на стакан в своей руке. Как быстро он превратился в того, кем так боялся стать – в обычного служаку. Жалея самого себя, он, как и все они, катился вниз по наклонной плоскости. Для того чтобы снискать признание, они напускали на себя карикатурный надменно-снисходительный вид, а потом искали и находили поддержку в бутылке.
– Боже, до чего я докатился! Но нет, я не буду одним из них, – его хриплый крик в замкнутом пространстве каюты испугал его.
Томас схватил бутылку и резко отодвинул ее. Ему стало стыдно. Встав, он, покачиваясь, толкнулся к дверям.
– Тайсо! – позвал он.
Перед ним быстро появился слуга. Кидд сразу уловил, в чем тут дело: Тайсо считал своим долгом оставаться рядом со своим господином до тех пор, пока он не допьется до бесчувствия, чтобы затем уложить его в койку. Столь неприглядная картина отрезвила Кидда. Смятение охватило его: как будут относиться к нему теперь. Он замер на месте.
– Если хочешь, можешь выпить, – он неуклюже протянул бутылку, – больше оно мне не понадобится.
Ренци не присутствовал за завтраком, однако позже днем Кидд нашел друга в его каюте.
– Адмирал собирается посетить свои владения в Ньюфаундленде и по какой-то необъяснимой прихоте желает взять меня с собой. Досадно, ведь я обещал, как помнишь, сыграть партию в вист с Шиптонами, – Ренци выглядел озабоченным. – Адмирал уезжает, чтобы, наверное, пересчитать свою треску, после его отъезда не будет никаких морских учений. Разве ты не можешь оставить на время свои сигнальные книги? Отчего бы тебе не узнать побольше об этой стране? Тебе в самом деле следует чаще выбираться на берег.
Кидд пробормотал в ответ что-то невразумительное, пока его друг укладывал свой сундучок.
Ренци с озабоченным выражением приподнял голову:
– Был бы весьма признателен тебе, если бы ты одолжил мне одну или две из своих рубашек, судя по всему, в Ньюфаундленде придется довольно часто появляться в обществе.
Том сходил к себе и принес рубашки. Внезапно что-то сильно и больно кольнуло его в сердце, но он не подал и виду. Мешала уязвленная гордость, не позволявшая ему открыть Ренци терзавшие его мысли.
Ренци поспешно покинул его. Из своей каюты вышел Прингл во всем военном блеске, в одной руке он держал перчатки из свиной кожи, в другой трость. Заметив Кидда, он буркнул что-то в виде приветствия и тотчас же удалился. Пришедшие слуги, чтобы прибрать послеобеденный хаос, настороженно поглядывали на Кидда. Гордость не позволяла Томасу польститься на какое-нибудь приглашение, зачем лишний раз выставлять себя в смешном виде. Он весь зарделся от одного воспоминания о недавней застольной беседе. Что могли подумать об офицере, почти таком же невежественном, как какой-нибудь мачтовый матрос.
Кидд с мрачным видом прошелся взад и вперед по опустевшей кают-компании. На полке – выступающей головке руля – лежала книга. Он бросил на нее рассеянный взгляд и взял в руки. Она называлась «Современная война, наблюдения и выводы штабного офицера». Книга изобиловала картами, схемами с тщательно вычерченными пунктирными линиями и крошечными поясняющими надписями. В ней во всех подробностях описывался ряд недавних военных кампаний. Прежде Кидд не очень интересовался бесконечными, с его точки зрения, военными перемещениями, которыми то и дело занималась армия. Однако в этой книге были введения к каждому из описываемых театров военных действий, где все излагалось вполне доходчиво. Он слегка воспрянул духом. Ему показалось, что подобная книга может оказаться для него небесполезной. По крайней мере, он мог почерпнуть из нее любопытные факты, чтобы, воспользовавшись ими при случае, отвести от себя подозрения в невежестве.
Военный трактат был не только очень толково составлен, но и написан ясным понятным языком. Но даже в таком виде Тома поставило в тупик мнение герцога Йоркского, посчитавшего бессмысленной кампанию по захвату австрийских владений в Нидерландах. Его соображения основывались, главным образом, на том, что знание тамошней политической обстановки считалось само собой разумеющимся. Томасу об этом ровным счетом ничего не было известно. Но Кидд упорно не бросал книгу, перечитывая каждое рписание и сопоставляя факты. Том переосмысливал полученные им сведения об армии и торговле. Он сумел составить представление об экономическом могуществе государства, о роли личности в судьбе страны.
Многое теперь предстало в новом свете. Он читал до тех пор, пока в его сознании не произошел очень серьезный сдвиг в оценке происходящих событий. Кидд отложил книгу и задумчиво уставился перед собой. До сих пор корабль представлялся ему отдельным ограниченным мирком: он мог сойти на берег в чужой стране, поглазеть по сторонам и опять вернуться на свое судно, туда, где все было так четко расписано. Затем плыл дальше, хотя он не сбрасывал со счетов коварство морской стихии и козни неприятеля. Но теперь он понял, что любые события, происходящие в одном уголке мира, отражались в другом, кроме того, они влияли на судьбы офицеров, ибо в случае неверной оценки имели серьезные военные и прочие последствия. какое-нибудь событие, вызвавшее осложнения между государствами, могло легко испортить ему карьеру. Одним словом, мир офицера был гораздо обширнее мира простого матроса.
– Мистер Кидд! – голос Брайанта легко долетел с квартердека до фок-мачты, где на полубаке Кидд обрел убежище от суетящихся солдат морской пехоты, марширующих под командованием лейтенанта Беста.
Кидд поспешил на корму.
– Меня отзывают дела, черт бы их побрал, как раз в тот момент, когда ожидается поступление новобранцев. Если они прибудут на корабль, пока я буду отсутствовать, соизвольте принять их, осмотрите и выберите всех пригодных к службе, а всех хилых и негодных отошлите на берег. Нам такие не нужны, понятно?
– Так точно, сэр. Они уже завербованы?
– Вовсе нет. У нас уже достаточно завербованных, а большинство прибывающих – просто матросы с торговых судов, уставшие от зимнего безделья, а также всякая уличная шатия-братия. Нам вполне хватит дюжины. Я проверю их, когда вернусь назад сегодня днем, – с этими словами Брайант натянул треуголку и торопливо удалился.
Кидд велел вахтенному мичману предупредить корабельного хирурга, чтобы тот был наготове, затем эконома насчет матросской одежды и постели, а также боцмана, чтобы тот мог распределить новых матросов. Это было хорошо всем известная нудная процедура: на военном корабле всегда существовала надобность в людях. Даже если корабль был в превосходном состоянии, снабжен боеприпасами и всем необходимым снаряжением, крепких рук, без которых любое судно было мало на что пригодно, всегда не хватало. Кидд твердо знал, что ему следует делать, чтобы выполнить задачу.
– Военно-морской катер, сэр, – доложил Роусон.
Портовый баркас уже находился недалеко. Кидд перегнулся над поручнями, всматриваясь в людей на баркасе. На него взирали бледные лица озябших людей. Одни выглядели вялыми, другие бодрились, а третьи казались совершенно изможденными. Кого здесь только не было, хотя моряков среди них определить легко по тому, как они будут подниматься через фальшборт по веревочному трапу. Первым новичков встретил вахтенный помощник. Пока все они не поднимутся на борт и не построятся, присутствие Кидда не было обязательным, и он спустился вниз погреться.
Как давно это было, но воспоминания о том дне нисколько не потускнели в его памяти: его первое появление на борту старого фрегата «Герцог Уильям» как завербованного матроса, жалкого, растерянного, тоскующего по дому. Теперь вновь прибывшие оказались в точно таком же положении.
– Сэр, новички собрались.
Кидд надел треуголку и поднялся на квартердек, чувствуя, как на него устремились взгляды прибывших, которые с понурым видом столпились вокруг гротмачты.
– Постройте их, мистер Лоус, – приказал Кидд.
Трудно было себе представить более причудливые наряды на борту военного корабля: меховые шапки и поношенные куртки из кожи животных, засаленные, в масляных пятнах, грязные шерстяные вещи и кожаные штаны, двое даже были в мокасинах. Некоторые сильно горбились то ли от плохого питания, то ли от возраста. Хотя среди новичков попадались и такие, которые держали себя уверенно и стояли спокойно с перекинутым через плечо матросским мешком.
– Я сейчас поговорю с ними, мистер Лоус.
Гул голосов и шарканье ног сразу прекратились. Кидд вышел вперед и замер в ожидании, пока всеобщее внимание не сосредоточится на нем.
– Я лейтенант Кидд. Вы находитесь на борту корабля Его величества. Это линейный корабль, входящий в состав североамериканской эскадры под командованием адмирала Вэндепута.
Люди с тупым безразличием взирали на него. Положившись на судьбу, они покорно ждали решения своей участи.
– Поднимите руки, кто из вас добровольцы?
То там, то здесь поднялись несколько рук.
– Вы получите сегодня денежное вознаграждение, а чуть позже и свободу, чтобы их потратить. Остальные же… – Кидд, помедлив, продолжил: – Когда началась война, меня насильно завербовали, точно так же как и вас.
Он сделал паузу для пущего эффекта. Кое-кто удивился, другие хранили полную невозмутимость.
– Объявили вербовку на флот, повторный набор. С тех пор я плавал на фрегате в южных морях, на одномачтовом суденышке в Карибском море, а также на шебеке в Средиземноморье. Теперь у меня достаточно призовых денег, кроме того, я стал королевским офицером. Итак, кто осмелится говорить, что военно-морской флот не подходящее место для решительного моряка, который желает добиться кое-чего в жизни? Подумайте. Если вы решитесь служить королю Георгу и своей стране, то вы можете достигнуть точно такого же положения. Желающие послужить во славу короля сообщите сегодня после полудня ваши имена первому лейтенанту, и он даст вам такую возможность.
Кидд повернулся к Лоусу.
– Займись ими. Оставь вон тех двух возле шлюпбалок, мы их отправим назад. Остальных пусть осмотрит врач.
Люди по-прежнему не спускали с Кидда глаз, в частности, один коренастый матрос, который укрывался за спинами других.
– Неплохой улов, – послышался голос Брайанта, который смотрел вслед уводимым новичкам. – А последний, какой у него угрюмый и даже затравленный вид. Нисколько не удивлюсь, если он нанимается матросом по какой-то серьезной причине.
Наконец сквозь мутно-серые облака проглянуло солнце, немного потеплело. Настроение у Кидда сразу улучшилось. На деревьях уже пробивалась сочная зеленеющая листва, особенно хорошо заметная на фоне темной зелени хвойных лесов. «Пожалуй, летом этот край будет выглядеть привлекательнее, чем он кажется на первый взгляд», – подумал Кидд.
Капитан с первым лейтенантом, приглашенные офицерами форта Йорк, покинули судно. Адамc сблизился с молодой леди, которая требовала его постоянного присутствия подле себя. Том, оставшись в одиночестве, решил продолжить свое знакомство со скрытыми пружинами театра военных действий. На этот раз он приготовился делать записи. Усевшись в кают-компании спиной к кормовым окнам, он принялся за чтение военного трактата.
Вскоре он обнаружил, что тысячелетняя Венецианская республика пала жертвой циничных по своему бесстыдству интересов Франции и Австрии, что теперь основным врагом Англии следует считать корсиканского генерала Наполеона Бонапарта. Кидда несказанно удивило то, сколько значительных событий произошло в мире с того момента, когда началась его служба. Подумать только, он, неизвестно каким образом, оказался в центре ряда этих событий. Наступили сумерки, солнце садилось, Томас продолжал просматривать книги и нашел одну с изрядно потрепанной обложкой. В ней описывалось послевоенное состояние экономики страны.
Благодушное настроение овладело Томом, видимо, ему удалось нащупать один из возможно правильных путей, который как нельзя более соответствовал его желанию преуспеть в жизни. Если он не был рожден благородным офицером, то, по крайней мере, мог стать среди них одним из самых грамотных и толковых.
Вдруг он почувствовал, что перед ним кто-то стоит, и, подняв голову, увидел Тайсо с небольшой настольной лампой в руках.
– Благодарю вас, Тайсо. Однако известно ли мистеру Хэмблу, что его лампа у меня?
Лампа горела на спермацетовом масле и применялась в основном для прокладывания курса и нанесения на картах тонких линий.
– Зная его великодушие, сэр, я думаю, он нисколько не рассердится, когда вернется на борт судна.
Кидд склонил голову и прислушался.
– Кажется, я слышу на верхней палубе какой-то шум?
Действительно, до их слуха доносились глухие удары и отдельные выкрики. Однако, судя по всему, вахтенный помощник, не найдя в этом ничего страшного, не шел к нему с сообщением.
Тайсо нагнулся, чтобы отрегулировать пламя.
– Команда, сэр. Матросы хотят танцевать и петь.
Кидд кивнул. На борту «Крепкого» находились матросы с других кораблей. Погода стояла тихая, ясная, ничего не было удивительного в том, что морякам захотелось повеселиться на баке. Кидд закрыл книгу. Он решил хоть краешком глаза взглянуть на затеянное веселье. Уже стемнело, однако празднику это нисколько не мешало. Палуба на баке освещалась светом фонарей, висевших на нижних снастях. Возле обмотанных гарделями битенгов фок-мачты начался сольный матросский танец – хорнпайп. Кидд незаметно продвинулся вперед. Танцующий моряк был искусным танцором, его ноги ритмично отбивали такт, подтянутое тело точно поворачивалось в нужные моменты, тогда как верхняя часть туловища с прижатыми к бокам руками оставалась практически неподвижной, а лицо бесстрастным.
Скрипач кончил мелодию умело взятой высокой нотой и со смехом отпил глоток из кружки с пивом.
– Бен Бэкстэй! – пронесся по палубе шепот. Вперед вышел приятного вида матрос с другого судна, он вступил в освещенный желтым светом круг, принял определенную позу и запел веселую и удалую матросскую песню, в которой, как это ни странно, говорилось о том, какая легкая, веселая и беззаботная жизнь у моряка, жизнь, где так мало работы и так много выпивки. Можно было даже подумать, что матрос только и делает, что ходит по палубе, радостно насвистывая и попивая пиво. Скрипач весело наигрывал мелодию песни, второй куплет песни то и дело перебивали одобрительные крики. На баке царило всеобщее веселье, которое, конечно, разделяли моряки с «Крепкого». Это были настоящие морские волки, чьим призванием было море.
Раздался шумный взрыв всеобщего одобрения, певец отошел в сторону, чтобы выпить полагающуюся полную кружку пенного пива. Кидд повернулся было уйти, как вдруг прозвучал печальный аккорд, растаявший в воздухе. Поверх затихающего перешептывания пронесся женский голос, объявивший во всеуслышание:
– Милашка Салли и о том, как ее возлюбленного Билли Боулинга вырвали из ее объятий и завербовали в матросы. Сердце Салли разбито, оно не в силах вынести разлуку, поэтому она переодевается в одежду моряка и пробирается той же ночью на корабль.
Кидд пододвинулся поближе – стройная, высокая, светловолосая девушка чем-то напоминала ему погибшую Кити.
На корабле моя любовь, и я пойду за ней.
Надену синие штаны и куртку цвета потемней.
Ведь рядом с ним мне не страшны ни бури, ни расплата.
Мы будем ставить паруса и сплеснивать канаты,
Брать рифы и натягивать шкоты.
Не будет никого ловчей среди матросов этого фрегата.
Ее голос звучал тепло и страстно. Едва она запела, как все вокруг притихли. Кидд мысленно вернулся в прошлое, вспоминая корабли, гавани и точно такие же вечера, как этот, проведенные вместе с товарищами, когда его сердце не снедала печаль.
Девушка закончила петь, но вызванные ее песней воспоминания наполнили печалью душу Тома, на глазах у него навернулись слезы. Вдруг он понял, что все обернулись и смотрят на него, вокруг по-прежнему стояла тишина. Девушка прижалась к одному мужчине, ее защитнику, выражение ее лица стало настороженным, сумрачным.
К нему подошел Поулден.
– Сэр? – спросил он настороженно.
Матросы собрались на баке, имея на то полное право, это была их территория, пусть маленькая, но их, а он не имел права находиться больше здесь.
– Пришел послушать, – тихо ответил он. – Замечательно хорошо поете, ребята, – прибавил он, но его слова упали в пустоту. – Продолжайте, – сказал он погромче.