Андрэ отличный человек. Он знает кучу разных вещей и делится своими знаниями с вами. Мы разговариваем не о «деле», а на более-менее незначительные темы.
Поскольку я беру повороты на ста тридцати километрах в час, он мне замечает:
– Сан-Антонио, подумайте немного о вашем пассажире и скажите себе, что скорость пьянит только того, кто сидит за рулем.
Когда на прямом участке я превышаю скорость сто шестьдесят километров в час, он говорит:
– Вы знаете, что при скорости сто километров в час мы проезжаем двадцать восемь метров в секунду? А для остановки нужно минимум двадцать секунд... Представьте себе, что в нескольких метрах перед вами неожиданно появится препятствие?
Я отшучиваюсь:
– Доктор, если вы будете продолжать в таком же духе, то навсегда отобьете у меня охоту садиться за руль!
– Я пытаюсь отвратить вас не от вождения, – уверяет он, – а от езды на слишком большой скорости. Наша жизнь так хрупка, что я считаю излишним увеличение риска. Вы понимаете?
– Понимаю, док.
– Только не подумайте, что я боюсь, – говорит он. – У меня у самого БМВ, на которой я запросто выжимаю сто восемьдесят.
Тут мы оба хохочем.
Дорога занимает час с мелочью. Когда я торможу перед усадьбой, нас окружает приятный аромат омлета, заставляющий меня подумать, что полдень хорошее время... Но мне сейчас совсем не до еды!
Замок мне уже знаком, так что я открываю его так же легко, как если бы имел настоящий ключ.
После моего вчерашнего визита здесь ничего не изменилось. Я веду доктора Андрэ в подвал, к топке.
– Найдите мне простыню, – говорит он. – Мы соберем пепел и пойдем изучать его на свету, здесь недостаточно яркое освещение.
Я бегу за тем, о чем он меня попросил... Мы тщательно опустошаем топку и, высыпав на простыню солидную кучу пепла, тащим ее на кухонный стол. Я во всю ширь распахиваю ставни на окнах, и мы получаем вполне приличную импровизированную лабораторию.
Андрэ открывает чемоданчик, который прихватил с собой, надевает резиновые перчатки, берет плоскую железную коробочку, пинцет, лупу и начинает изучать останки, найденные в топке.
Работает он медленно, иногда останавливается и изучает обугленные кусочки, как шпион карту района, в который должен прыгать с парашютом.
– Кокс...
Зациклившись на сожженных трупах, я понимаю его по-своему:
– Именно кок?
– Да нет, кокс... Уголь...
– А!
Он вытаскивает кусочек чего-то, размером не более колесика для завода наручных часов.
– Так, – говорит он. – Вот фрагмент кости... Док склоняется с лупой в руке, берет маленький прибор, похожий на штангенциркуль, и делает странные измерения... Качает головой.
Я бессилен, как кастрированный кот, наблюдающий за совокуплением, и могу только всматриваться в его лицо в надежде прочитать по нему что-то новое.
– Баран, – бормочет он наконец.
Он продолжает копаться в запекшейся серой пудре... Делает новые открытия. И вдруг издает свист, от которого я вздрагиваю.
– Посмотрите-ка на это! – требует он.
Я беру у него лупу и отчаянно всматриваюсь в то, что он мне протягивает, – этакую застывшую каплю бледно-желтого цвета.
– Что это такое? Баран или человек? Решительно он обладает даром приводить меня в изумление.
– Ни то, ни другое, – отвечает он. – Это золото...
– Золото?
– Да. Зуб!
– Вы уверены?
– Могу вам даже сказать, что это коренной зуб... Золото расплавилось, но общий контур остался. Посмотрите повнимательнее.
– Теперь, когда вы мне сказали, вижу. Он продолжает поиски.
– О! О!
– Что еще, доктор?
– Вот еще один зуб, никогда не принадлежавший барану.
– Значит, я был прав?
– Похоже на то!
Я в восторге... Я действительно чувствую себя триумфатором. Выходит, мое серое вещество не атрофировалось?
– Можно перевезти содержимое простыни в Париж для более углубленного анализа, как вы считаете, доктор?
– Разумеется. Подождите...
Он выуживает еще один маленький кусочек кости и объявляет:
– Это должно было принадлежать челове... Он не успевает закончить фразу, потому что дверь на кухню распахивается и в помещение, рыча, вбегает боксер.
– О! – удивляется медэксперт, – Откуда он взялся?
Я смотрю на псину.
Кажется, я знаю этого великолепного боксера. Впрочем, он меня тоже узнал, потому что рассматривает сомневающимся взглядом.
– Он учуял труп, – спокойно замечает доктор.
– Или легавого! – добавляю я.