Улыбка лорда Бистузье

КРУГЛЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК

Если бы Мумин Ахмедович не шутил, а сразу толком все объяснил история, эта хотя бы не началась так ужасно. А может, ее и вовсе не было бы.

Что стоило ему открыть нам — какой новичок появится в классе наутро? А он только сощурился и сказал:

— Завтра вас ждет сюрприз. Надеюсь, не станете обижать новичка?

— Придет новый ученик? — воскликнула Стела, председатель совета отряда. — Вот здорово! Теперь нас будет ровно тридцать. Ровно-ровно!

Стелла больше всего любит круглые цифры.

Представляю ее восторг, если бы директор школы объявил, что к нам спешно перебрасывают не одного, а целых одиннадцать новичков. А лучше сразу семьдесят одного.

Впрочем, тогда пришлось бы ставить парты в три этажа.

Я давно заметил, что Стелла на удивление влюблена во все круглое и ровное. Особенно в свои отчеты на заседаниях совета дружины. По ним выходит, что наши отрядные тимуровцы так хороши, что им нет подобных во всем поселке, а наши двоечники столь совестливы и трудолюбивы, что всегда полны готовности ровно через неделю после очередной крутой проработки стать образцовыми отличниками, минуя мучительную стадию пребывания в хорошистах. Прямо-таки отличные двоечники!.. Я уверен: Стелла втайне считает, что идеальный треугольник должен быть круглым, а идеальный круг — ровной линией…

Но я малость отвлекся.

Мумин Ахмедович в ответ на восторги Стеллы хитровато улыбнулся и подтвердил:

— Верно, новичок тоже ученик. В известном смысле… Думаю, вы подружитесь.

— А как его звать? — пробасил Васька Кулаков.

— Я же сказал — сюрприз. Новичок сам о себе расскажет. У вас завтра первый — литература? Вот и отлично…

Но утро началось с другого сюрприза: не пришла литераторша. Светлана Андреевна обычно являлась за минуту до звонка на урок.

Васька Кулаков, выглянув в коридор, юркнул I обратно с заговорщицким видом и притворил за собой дверь.

— Идет! — шепнул он. — Новичок идет! — и вдруг метнулся к шкафу, где у нас хранится нехитрое хозяйство дежурных — веник, швабра, тряпки. Мы и опомниться не успели, как он водрузил пушистый букет веника на дверной косяк. Теперь стоило новичку толкнуть дверь — и веник непременно рухнул бы на него.

— Сейчас мы его поздравим! — довольно хихикая, Кулак метнулся к своей парте. — Будет знать, как опаздывать на первый урок.

Ничего нельзя было сделать — так неожиданно и быстро успел Васька все устроить. Дверь скрипнула, веник подчинился суровым законам физики… Предчувствуя потеху, хохотнул Васька.

Странный он все-таки человек. Чужое огорчение в него вливается радостью. Это как знак минус перед скобкой. Раскрой скобки с плюсовым в них результатом, а на положительные скобки эти заранее наточи свирепый минус — вот и получишь отрицательный результат. Васька как раз и есть большущий мастер минусы перед любыми скобками ставить. Плохо только, что не всегда в тетради по математике… Вот и сейчас поставил он этот минус перед новичком. Сам придумал, сам поставил. А получается, будто от всего класса.

Веник рухнул на левый ботинок вошедшего. Новичок невозмутимо нагнулся, поднял веник, пытливо разглядел его и одобрительно кивнул:

— Хороший веник. И вполне спелый… Он что же — на двери у вас рос? Замечательно… Кстати, случайно не продается?..

Тут уж грохнули все.

Одного мгновения было достаточно, чтобы разом увидеть: новичок значительно старше любого из нас. Был он невысокого росточка, волнистый чуб набегал на лоб, будто на его штормовой прическе начался прилив. Наверное, каждый из нас в это мгновение подумал об одном: странный, однако, новичок. Пожалуй, этот профессиональный двоечник и второгодник будет учиться с нами в седьмом пятый раз подряд. Никак не меньше. Ветеран двоечного движения…

Продолжая удивлять нас, новичок не стал искать взглядом свободной парты, а подошел к учительскому столу и поставил на него свой щуплый портфельчик.

— Что ж, друзья, — сказал он. — Вы уже представились. Запомню вас как Класс Падающих Веников. А меня звать Эммануилом Львовичем. Как вы уже, видимо, догадались — буду вести у вас литературу.

Надо ли говорить, какая воцарилась тишина. Будто мощным насосом из класса выкачали все звуки, и даже шум нашего дыхания. Вот так новичок! Вот так ветеран двоечного движения!.. Неужели Мумин Ахмедович разыграл нас, специально не предупредив, какой «новый ученик» появится на первом уроке.

Первой опомнилась Стелла.

— А как же Светлана Андреевна? — спросила она.

«Новичок» объяснил:

— Коромыслова уехала в Ташкент на курсы и вернется через месяц.

Продолжить он не успел — в класс вошел Мумин Ахмедович. Взгляд его упал на веник, нелепо стоящий у доски. Директор нахмурился:

— Дежурный, почему веник посреди класса? Поставьте на место.

Метнулся к венику Сервер Мамбетов, и веник вполз обратно в шкафчик, как сабля в ножны.

Директор перевел взгляд на новичка и заулыбался:

— Уже познакомились? Вот и отлично! Ребята у нас, Эммануил Львович, замечательные!

Нам казалось, что сейчас «новичок» горько ухмыльнется и расскажет директору про наш «салом алейкум». Но он промолчал.

— Эммануил Львович, — продолжал директор, — приехал к нам на практику. Он студент, учится в университете. Так что тоже ученик, но только в высшей школе. Думаю, вы понравитесь друг другу.

С этими словами директор вышел из класса, оставив нас наедине с новичком и нашей виной перед ним. Ну и разини же мы! Это же надо: учителя, хоть и практиканта, студента — приняли за второгодника с громадным стажем. Васькина выходка, наверное, так сильно обидела его, что теперь отольется нам этот веник горючими двойками.

Эммануил Львович, храня торжественное молчание, изучал классный журнал, читая наши фамилии и записи Светланы Андреевны. Мы удивлялись. Новые учителя всегда начинали с того, что вызывали по списку, делали перекличку, стараясь нас запомнить. Хотя мыслимое ли дело — мгновенно привязать формулы фамилий к трем десяткам незнакомцев. Но он неожиданно сказал:

— Знакомиться с вами я буду не сегодня, а завтра. А сегодня стану объяснять новую тему.

— А что будет завтра? — не выдержал я.

Эммануил Львович заулыбался:

— А разве вы забыли? Завтра будем писать сочинение на тему «Так поступают пионеры». Об этом и Светлана Андреевна запись в журнале оставила. Не будем же мы нарушать ее планов. Да, видимо, вы уже и подготовились как следует. Сочинения и познакомят меня с вами лучше любого списка. Возьму их вечерком с собой в поселковую гостиницу — и познакомлюсь. Так-то, друзья…

После звонка Эммануил Львович ушел в учительскую, а мы дружно набросились на Ваську. Ведь это, считан, по его милости станет теперь Эммануил Львович проверять наши сочинения через линзы бинокля, ни одной оплошности не простит. Но Ваську не прошибешь. Васька оправдывался:

— Кто же знал, что никакой он не новичок. А на вид он — сами видели — с меня будет, не больше. Тут любой мог ошибиться. Не-е, ребята, это не я, это директор виноват. Надо ему было вчера все сразу и сказать, вот ничего бы такого не случилось.

Бесполезное это дело — заставлять Ваську признать свою вину. Наверное, даже прежде чем сознаться, что его фамилия Кулаков, Васька округлит глаза и на всякий случай скажет, что впервые слышит об этом.

И смех, и слезы. Тема-то сочинения — «Так поступают пионеры». А мы на практиканта веник обрушили. Ну и герои… Ерунда, что это Васька сделал. Получается, что все…

К сочинению мы готовились уже с недельку. Свет лана Андреевна советовала нам полистать пионерские газеты — там часто печатают такие истории. Но лучше, предупредила она, привести примеры из жизни.

Лучше-то лучше, это мы и сами соображаем. Но только где они, герои — рядом-то с нами? Никто из нас никогда не задерживал террористов на борту самолета и не доставал из проруби незадачливого рыболова. У нас и прорубей нет — с нашей-то ласковой зимой. На нашем поселковом озерке ни один ловкач не получит приличную прорубь — даже если ухитрится дать крупную взятку Деду Морозу, а его любимице Снегурочке подарит мотосани. Никаких условий для героизма — хоть лопни! Вот если бы поселок наш был пограничным, тогда кому-нибудь из нас хоть захудалого нарушителя посчастливилось бы выследить. Но где мы, и где — граница?! От нас до нее добраться — уже подвиг. Хоть па велосипеде…

Поневоле позавидуешь тем ребятам, о которых в газетах пишут. Здорово у них все-таки получается, везучие какие-то. В самый подходящий для подвига момент рядом с ними кто-то послушно тонет, что-то с готовностью горит, а на стене окраинного магазина тревожно скулит и мигает сигнализация, жалуясь, что в помещение забрались грабители. Здесь все ясно. Тут мимо подвига прошмыгнет только ленивый. Или очень занятый. Кому, к примеру, нужно срочно писать сочинение про героев и значит некогда отвлекаться на посторонние дела. Тоже ведь уважительная причина. Тоже, если подумать, героизм — мужественно и добровольно отказаться от звания героя во имя того, чтобы хорошо и в срок выполнить свой будничный долг и заработать почетную отметку в журнал, а в перспективе — и похвальный лист.

Ясненько… Выходит, завтра нам предстоит писать сочинение о героях рядом с нами. А сегодня…

Сегодня мне и еще четверым предстояло унылое дело. Мама Сервера Мамбетова тетушка Марьям, знаменитая мастерица по засолке капусты, вновь попросила нас помочь ей. Да и как не помочь — ведь несколько бочек ее мастерской работы попадут в школьную столовую. Выходит, и для нас старается. Дело это, впрочем, уже привычное. Мы даже график составили — кто когда будет помогать тетушке Марьям. По пять человек в смене. Хуже всех, конечно, Серверу. Ему-то все равно домой идти. А значит — поневоле подключаться к каждой бригаде.

Сегодня же выпало крушить кочаны мне, Андрею Никитенко, Ваське Кулакову и двум девчонкам — Стелле и Кате Суровцевой.

Сложная компания! Проще всего с Васькой. Главное — следить, чтобы он заодно с капустой злой шутки ради не отшинковал веник, а заодно и зазевавшегося кота тетушки Марьям.

Андрей — этот смирный. Он у нас фотограф, у него есть в школе лаборатория. Деньги на фотоматериалы ему директор выдает. Андрей потом из магазина счета директору приносит.

Труднее с девчонками. Стелла — известная аккуратистка. Уж она никому не даст покоя. Каждую капустнику, каждую морковинку строго оглядит и потребует, чтобы все у нас было ровненькое, одинаковое, стандартное. Не девчонка, а выездная палата мер и весов. Шаблон ходячий!

Зато Катя — белоручка высший сорт. Тоже эталон. Почти как Стелла, но только наоборот. Первым делом она, знаю заранее, прилепит к носу клочок газеты, чтобы не выгорел на солнце, а еще хуже — не расцвел осенними веснушками. Резать капусту она будет в резиновых перчатках — в аптеке специально купила. Боится свежего капустного сока. Считает, что его действие на девичьи руки еще не изучили как следует. Может, вредно. Так что — стоит ли рисковать?..

Сама тетушка Марьям работает на загляденье красиво. Да и капуста у нее — высший сорт. Было время, мы всерьез помышляли закатать соленую капусту ее работы в литровую банку и послать в Москву какому-нибудь министру по делам капусты. Пусть попробует волшебную капусту тетушки Марьям и пришлет ей Знак качества. Но так и не собрались мы послать опытный образец, не знали адреса — куда посылать, где такой министр обитает. Но капуста от этого хуже не стала. Весь поселок хрустит и ликует. Потому-то каждую осень заключают с тетушкой Марьям договор на соленую капусту" и привозят ей гору моркови и кочанов. Ну, а мы ей помогаем. Тимуровцы все-таки. Ее выручаем, а заодно и Сервера — в нашем же классе учится. Как не помочь?..

В этот раз все шло как обычно. Тетушка Марьям любовно уложила на дно трех на диво пузатых бочек уютные кочанчики, а сверху принялась устилать приготовленным нами хирманом капустного и морковного крошева, выжимая из него сок. Затем она дала Ваське толстую круглую колотушку, и Васька, орудуя ею, как ломом, нещадно исколол содержимое бочек, пробуривая в крошеве глубокие колодцы, тотчас же заполнявшиеся соком. Когда все было заполнено доверху, тетушка Марьям водрузила поверх капусты круглые деревянные тюбетейки и с нашей помощью придавила их тяжеленными камнями. Однако для третьей бочки в этот раз гнета не нашлось. Тетушка Марьям огорчилась:

— Нельзя капусте без гнета. Это как стадо без пастуха — не туда капуста моя побредет, заблудится…

Выходит, мы — пастухи, и капусту не солим, а пасем? Интересно…

Тут всех удивил Васька. Обычно у него доброе дело и за рубль не купишь, и вдруг сам вызвался.

— Я, говорит, теть Марьям, мировой гнет вам привезу. Всем гнетам гнет, он вашу капусту так придавит, что она, бедняжка, через день созреет и даже сама себя съест — лишь бы от такого тяжелого гнета поскорее избавиться.

Вот что Васька заявил хвастливо, обещая добыть лучший гнет всех времен и народов.

Рассмешил Васька тетушку Марьям.

— Давай, — говорит, — свой знаменитый гнет, а за капусту не бойся. Ей тем лучше, чем тяжелее.

Наверное, капуста получает от гнета такое же удовольствие, как штангист от своей штанги. Если так, то соленая капуста тетушки Марьям вполне могла бы участвовать в первенстве тяжелоатлетов, защищать спортивную честь поселка и отнимать у чемпионов их соленые медали.

Посмеиваясь, мы расходились по домам, поверив Ваське, что гнет он доставит. Васька пообещал, что привезет его на велосипеде и что если за дело взялся он сам, то волноваться не надо.

Что ж, тяжести — это по его части. Наверное (после капусты, конечно!), Васька был у нас главным силачом. Правда, на какое-то мгновение меня насторожила хитринка, мелькнувшая в глазах Васьки. Подумалось: а не затеял ли Кулаков какую-нибудь очередную пакость? Но я пристыдил себя. Нехорошо. Одноклассник решил сделать доброе дело, в этом нет ничего плохого. Тем более, что Ваську нашего хлебом не корми и пепси-колой не пои, а только дай ему тяжести носить да поднимать. Он же мускулы отращивает, это всем известно. Культурист, одним словом. Бройлер! Кочан!..

… Наутро, идя в школу мимо чайханы, я удивился, встретив Сервера Мамбетова. Он поджидал меня близ чайханы, положив портфель на тахту. Странно, подумал я. Сервер, бывало, заходил за мной утречком. У чайханы ждал впервые.

— Ты чего здесь примостился? — удивился я.

Вместо ответа Сервер кивнул в сторону, и я увидел зияющий люк канализации. Из шахты кудрявился парок.

А где крышка? — удивился я.

Вот то-то и оно! Нет крышки, — хмуро буркнул Сервер. — А люк видишь где — на самой дорожке в школу. Тут и малышня в школу пробегает, того и гляди кто-нибудь в кипяток свалится. Живо сварится вкрутую. Если, конечно, вовремя не вытащат.

Надо сказать чайханщику, — заволновался я. — Азим-ака здесь?

Его и жду. Не пришел еще.

Погоди, когда он приходит?

Кажется, в девять.

Ого! — присвистнул я. — У нас же сейчас сочинение. Опоздаем.

А как быть с этим? — Сервер вновь показал на люк, предательски разинувший горячую пасть.

Ситуация складывалась горестная. Как поступить? До начала урока пятнадцать минут, а Азим-ака, чайханное хозяйство которого «обслуживается» этим люком, появится еще не скоро. Азим-ака живет, правда, недалеко, можно и сбегать за ним.

Я решительно опустил портфель на тахту.

— За ним слетаю.

Сервер кивнул.

Пришлось взять хороший разгон. Запыхавшийся, взмокший от бега в свитере, я вскоре колотил в калитку чайханщика. Заливисто отозвался кобель. Он был ничуть не тише сигнализации, разве что не светился, не мигал и не отключался. Наконец вышла дочка чайханщика.

— А папа рано-рано уехал. За продуктами уехал. Сказал, что на работе будет в девять, как всегда.

Обратный стремительный путь к Серверу, сторожившему люк, я проделал с куда меньшим энтузиазмом. Сервер прямо побагровел, узнав, что мое путешествие безрезультатно. Положение было отчаянным.

— Никуда не уйду отсюда, — грозно объявил мне Сервер. — Сам посуди… продолжать он не стал. Все и так ясно.

Вздохнули разом. Ситуация!

— Иди в школу, — буркнул Сервер.

— Не, я с тобой…

— А это еще зачем? — поднял глаза Сервер.

— Чтобы тебе не было обидно.

— Вот глупости. Ты беги. Тут работы хватит и на одного. Главное — люк сторожить. Азим-ака что-нибудь придумает.

— Конечно, придумает… — согласился я. — Но только урок уже будет заканчиваться. Новичок нам двойки за неявку на сочинение запросто поставит.

— Может, — вздохнул Сервер. — Иди хоть ты. Хватит с нас и одной двойки на двоих.

С тяжелым сердцем побрел я от Сервера, стыдясь поднять глаза на друга. Уже издалека зачем-то крикнул, вспомнив вчерашнюю капусту.

— Слушай, а Васька не обманул? Привез гнет для бочки?

— Я сам не видел. Но мама сказала, что привез. Очень хвалила Ваську… Еще сказала, что он у нее какую-то записку в школу вытребовал… Ты беги, опоздаешь.

Я влетел в класс, когда ребята уже склонились над тетрадками. Эммануил Львович не стал распекать меня за опоздание, молча разрешил сесть за парту. Я хотел было сказать ему, где Сервер и почему его сейчас нет в классе, но учитель-новичок не дал мне говорить, приложив палец к губам и обводя рукой класс — не понимаешь, мол, что ли — нельзя мешать.

На доске красивым и крупным почерком было выведено название сочинения: «Так поступают пионеры». Впрочем, можно было бы и не транжирить мел, тему мы отлично знали заранее…

А Сервер так и не появился до самого конца урока. Зато Васька Кулаков удивил всех. Шла десятая минута урока, когда Эммануил Львович спросил Кулакова:

А ты почему не пишешь? Васька торжествующе объявил:

А у меня уже готово, сдам в срок!

— Ну-ну!.. — Эммануил Львович недоверчиво покачал головой. — Поглядим твою скороспелку.

Сочинение Васьки явно принадлежало к рано созревающему сорту дыни «хандаляк».

Он и правда, сдал свой листочек первым. Удивлению — и нашему, и учителя — не было границ, когда, глянув в листок Кулакова, Эммануил Львович призвал нас слушать и громко прочитал написанное.

— Это не сочинение, а записка! — с изумлением сказал учитель. — Но зато какая!.. Вот послушайте…

«Так поступают пионеры!» — читал нам Эммануил Львович. — «Дорогой товарищ учитель! Знаете ли вы, что герои ходят и живут рядом с нами и с вами? Один из них — ваш ученик Василий Кулаков. Вчера он совершил настоящий поступок с большой буквы и спас от смерти бочку капусты. Ребята порезали кочаны и спокойно ушли домой, бросив беспомощную бочку на произвол судьбы. И только Василий был до конца верен своему пионерскому долгу и чутко отозвался на мой отчаянный призыв — достать для бочки гнет. Это было вчера. Образцово-показательный гнет, который достал Василий, заставит капусту быть вкусной как никогда! Равнение на таких как Василий Кулаков! Считаю, что поступок скромного героя заслуживает самой высокой награды в лице пятерки и даже с жирным плюсом! Равнение на героя! С уважением к вам, Марьям-апа Мамбетова. Заранее благодарю за содействие».

— Это о тебе? — спросил Эммануил Львович и явно нехотя, оторвавшись от столь сочной записки, поднял на Ваську глаза, в которых читалось неподдельное уважение.

Васька бессовестно опустил глаза, разыгрывая из себя скромника мирового класса. Интересно, может ли скромность быть нахрапистой? Впрочем, конечно же, может, если существует в мире даже один только Васька.

— Это тетушка Марьям просила свою записку зачем-то передать вам. А я… я и не знал, что там написано… — фальшиво молотил Васька.

С последним Васька явно загнул. Если не загнул, так почему, спрашивается, сидел и ни строчки не писал. Все ясно. Был уверен, что записки тетушки Марьям с лихвой хватит, чтобы не писать сочинения, а попытаться самому влезть в герои сочинения. Слушать записку тетушки Марьям было обидно всем нам. Это же надо такое придумать — «спас капусту от смерти»… Это же надо — «бросили бочку на произвол судьбы», оставив ее, бедняжку, без сиделки и без спасительного гнета… Было ясно, что записку ей сам Васька и продиктовал. Продал за нее свой гнет. Дороговатый, однако, вышел…

Но сейчас героем мгновения все равно был, безусловно, Васька. Эммануил Львович сказал:

— Записка хорошая, читать ее приятно. Ваш товарищ совершил добрый поступок, принес человеку радость. Это прямо по теме сочинения, верно. Честь ему и хвала.

Но тут он обернулся к Ваське — гордому, как монумент:

— А тебя, Кулаков, все-таки попрошу написать это сочинение дома, обязательно принесешь завтра. Тетушка Марьям в вашем классе не учится и отметку ей поставить не могу. Такое вот будет содействие… Договорились?

Только сейчас смог я попытаться овладеть вниманием учителя.

— Эммануил Львович! Там Сервер остался, — бессвязно закричал я.

— Какой Сервер?

— Мамбетов.

— Тоже Мамбетов?

— Ну да. Тетушка Марьям — мама его. А Сервер около чайханы застрял.

Бедняга-учитель растерянно заморгал, с трудом понимая мои, надо сказать, бессвязные объяснения.

— Около чайханы? А что он там делает? Чай с аксакалами пьет?

— Какой чай?! — я протестующе замахал руками. — Он люк сторожит. Боится, как бы малыши не посыпались в кипяток. А чайханщика не было…

Только с третьей попытки я успокоился и спокойно растолковал, что к чему.

— Он и сейчас там?

— А где же еще, раз до сих пор в школу не пришел? Очень опасное там место. Если бы вы только видели. Люк… Глубокий очень… А из него пар идет…

— У вас сейчас будет труд? — быстро спросил Эммануил Львович.

— Труд, — подтвердил я.

— Вот и хорошо. У меня — «окно», а насчет тебя с вашим учителем договорюсь. Пойдем, покажешь, где Сервер застрял. Может, надо помочь.

Он улыбнулся:

— Это ведь гоже по теме урока. Верно?

— Я тоже пойду, — вызвалась Стелла. — Раз по теме.

— Лучше пусть Васька пойдет, — сказал я, явно удивив всех. И объяснил — Может, что-нибудь тяжелое нужно будет таскать.

Васька, к моему удивлению, уклонился от приглашения отличиться.

— Не-е, — запротестовал он решительно. — Я не пойду… У меня с утра… рука болит… Сильно-сильно…

Ну и лентяй… Перереботал что ли вчера?..

Следом за учителем мы со Стеллой выскользнули из класса и поспешили к чайхане. Сервер, устроившись у тахты, как у верстака, ловко орудовал ножовкой, сооружая самодельную крышку из досок, вынесенных Азимом-ака. Пот струился по лицу Сервера, но он в горячке ничего не замечал.

— Вот, — показал он свое корявое изделие. — Временная, конечно, крышка, но зато спокойнее будет.

Азим-ака горестно развел руками и забавно запричитал:

— Ничего моя не понимает! Вчера люк был, сегодня люк нет. Баран не съел, курица не съел. Кто

съел?

Он горевал не зря — ведь люк входил в ЗДЧ — зону действия чайханы. Подобно тому, как подшефные наших тимуровцев входили в ЗДШ и ЗПД — в зону школьного и пионерского действия.

— Можно, я что-то скажу… — пискнула Стелла.

— Говори, если хочешь.

Удивительно! Стелла даже личное информационное сообщение готовила как яичницу. Нашептывала в уши слушателей масло и только следом сырые слова. Чтобы прожарились, что ли, как следует?..

Стелла вдруг шепнула:

— Сбегай быстро к тетушке Марьям.

— А это зачем? — усмехнулся я. — Капусту проведать — не готова ли?

— В бочку загляни, — растолковывала Стелла. — В третью. Ну, Володечка, ну, пожалуйста! Уж больно все хитро в записке, которую Васька принес от тетки.

Дело-то пустяковое. А раз просит Стелла — то, выходит, и вовсе пионерское поручение. Тем более, что бочки тетки Марьям входят в ЗДШ и ЗПД. Надо выполнять.

… Заглянув в бочку, которую мы вчера доверили Васькиным заботам, я вскрикнул от удивления. На капусте важно покоилась… чугунная крышка люка!..

Вот так история! Выходит, Васька эту крышку вчера потехи ради и выковырял вечерком в ЗДЧ, когда Азим-ака ушел домой?

Тетка Марьям подтвердила уже и без того понятное:

— Вася привез этот гнет. Совсем ночью. Говорит, долго не мог подходящего гнета сыскать. Но дал слово — выполнил. Сам сюда и положил его. Настоящий пионер!

Я не стал объяснять, что за гнет доставил Васька, создав в ЗДЧ угрозу ЧП.

— Да-да… — Только и вымолвил. — Выдающийся гнет! Лучший в мире… Но только из-за него ваш Сервер пропустил сочинение и теперь получит двойку.

У тетушки Марьям вытянулось лицо:

— Сервер не был на уроке? Но он же вовремя ушел в школу! — ее изумление было неподдельным.

— Васька от вас записку принес учителю. Ее вы писали?

— Я, — подтвердила тетка Марьям. — Он бумагу просил и даже помогал, подсказывал, что писать. Сказал, очень нужно.

— И вы написали?

— А разве я написала неправду? — обиделась тетка Марьям. — Вася ведь гнет принес, как и обещал…

Гнет, гнет, гнет… Он уже давил на меня, как на капусту. Я пробовал ковырнуть его, приподнять. Куда там! Будто прирос чугун к капусте и готов всю жизнь прожить в этой вкусной среде обитания, а под старость и самому хорошенько просолиться и назло всем прочим чугунным собратьям размякнуть, стать съедобным. В крышке был добрый пуд веса…

Уныло побрел обратно. Сервер и Стелла стояли у люка с новенькой, хотя и корявой, деревянной крышкой. Эммануил Львович пил чай на тахте и беседовал с чайханщиком Азимом-ака. Я не узнал Сервера. С его лица смело можно было лепить аллегорическую гримасу с названием «Неподдельное удивление». К тому же он почему-то беспрерывно моргал и дурацки улыбался.

— Ты чего, — насторожился я. — Стресс после перепуга?

— Угу, — кивнул Сервер и непослушной рукой открыл портфель, нашарил дневник и протянул его мне. — Т-ты что-ниб-будь п-онимаешь? — спросил он. — Открой, открой сам…

Я открыл дневник и опешил. В графе первого урока рукой Эммануила Львовича было вписано: «Сочинение на тему «Так поступают пионеры». Рядышком стояла потрясающе жирная, прямо-таки упитанная пятерка.

— Ловко! — восхитился я. — А ты, парень, не промах. Все ясно. Вижу, время даром не терял, на тахте написал мини-сочинение, пока люк был голеньким. Ну, циркач! Успел уже и Эммануилу Львовичу на проверку подсунуть.

— Ты н-ничего не п-понял, — отшатнулся Сервер. — Не писал я сочинения, ничего не писал! Я тут крышку делал, пока ты в школе был.

— Ты не писал сочинения? — переспросил я.

Наверное, Сервер начинал тяготиться моей бестолковостью. Но я действительно никак не мог понять — как в таком случае очутилась вполне реальная пятерка в его дневнике.

— Сочинения я… не писал, — пытался объяснить Сервер. — Я… караулил… За это… Понимаешь?..

Вот так новость! Впервые слышу, чтобы пятерку по литературе получали за дежурство у люка. Правда, вышло так, что Сервер дежурил… на тему сочинения.

Подошел Эммануил Львович, и я рассказал ему, что родная крышка деревянного люка, старшая сестра, забрела в сарайчик тетушки Марьям и преспокойно хлебает капустный рассол. Не сказал только, кто помог крышке добраться до бочки. Наверное, он и сам догадался.

Вот бы не подумал, что наш Эммануил Львович — силач не хуже Васьки Кулакова. Васька на велосипеде крышку вез, прикрутив к багажнику. Если по справедливости, то, выходит, силачом вчера вечером был не Васька, а его велосипед.

Зато Эммануил Львович только крякнул и уверенно выковырял крышку из бочки и поставил на плечо — как огромную толстую монету из коллекции Циклопа. И понес до чайханы, ни разу не делая привала.

Уже у люка мы быстро поменяли крышки местами. Деревянную я предложил захватить с собой и после уроков прибить к Васькиной калитке — как прибивали в древности свой щит счастливые полководцы к побежденным воротам. Лучше, конечно, было бы приколотить эту триумфальную деревянную крышку к Васькиной парте. Да только парту жалко, парта за ученика не ответчик. За порчу парты запросто можно вместо триумфа кое-что другое схлопотать.

А тетушку Марьям мы успокоили тем, что пообещали после уроков доставить другой гнет.

Сколько событий! Но на урок, следующий после труда, все равно не опоздали! Эммануил Львович ушел в учительскую. Стелла вздохнула и мечтательно произнесла:

— Ребята, а я бы очень хотела еще одно сочинение написать. Знаете какое? «Так поступают учителя» — вот какое! И не из газеты, а из жизни! Из нашей с вами жизни.

Что ж, Стелла права. Такое сочинение охотно написал бы из жизни и я, но не сейчас, а через месяц, когда вернется Светлана Андреевна. Только, боюсь, сочинили бы мы тогда со Стеллой одно и то же и скорее всего получили бы по двойке. Ведь Светлана Андреевна могла бы подумать, что кто-то из нас сочинение списал, и наказала бы обоих.

Ну и пусть. Все равно не побоялись бы написать из жизни.

Если подумать, то можно, и не ожидая приезда Светланы Андреевны, заранее написать такое сочинение. А вернется со своих учительских курсов сразу же и сдать:

— Это, Светлана Андреевна, наше сочинение на тему «Так поступают учителя»…

Она, конечно, удивится и скажет, что задавала другое. Ничего, можно объяснить, что мы его сами себе задали.

Если поступок на пятерку — пускай хотя бы и тайную! — то почему его надо на всякий случай стесняться и даже бояться? Ведь это нелепо. И нехорошо.

Как круглый треугольник.

Как чугунная крышка люка, занятая на своем месте важными делами, но перекочевавшая по чужой, злой прихоти в бочку с капустой.

Как уважительные причины труса.

Как веник на двери.

Вот этого не понимаю. Вот этого…