Улыбка Стикса

Глава 27. Табор. Иммунный

10.00

— Дед Ахрип! Деееед! — с высокого дерева надрываясь орал Мышь, которого загнали туда, как самого маленького и ловкого, для наблюдения за Аркушино.

— Что ж он так надрывает связки и пупок? — негромко, то ли для себя, то ли для близ находящихся, проговорил Ахрип. — Что орешь?

— На берег человек вышел. Нормальный человек, вроде.

— Так помаячь ему зеркальцем, чтобы видел, что мы тут и его видим.

— Так уже помаячил.

— Вот чего тогда орать-то? Слазь вниз, — и повернувшись к Матросу, позвал с собой, — пошли, Матрос, новичка принимать.

Они вышли из перелеска, где расположился весь Табор, и начали спуск к реке. Оба берега на этом участке были пологими и не заросшими камышом, а глубина тут была небольшая. Судя по количеству коровьих следов, это место использовалось в качестве брода для перехода стада на луг.

На противоположном берегу стоял Чумаков. Один рукав его пиджака был разорван, а сам пиджак имел такой вид, что обычный бомж, даже в захолустном городке, побрезговал бы его носить. Пиджак и брюки председателя были в мелу и кровавых пятнах. На волосяном покрове головы слева, подсыхала кровавая рана, а под правым глазом наливался чернотой большой синяк.

Ахрип помахал ему рукой. Увидев встречающих, Чумаков, оглянувшись в сторону своего села, осмотрелся и сняв ботинки, которые поднял над головой, пошел в воду.

— Не ждал, Ахрип?

— Да как сказать, — Ахрип выдержал небольшую паузу. — Давно в Аркушино иммунных не было. А о таком как ты, деловом, порядочном и ответственном человеке, что ж и не помечтать?

— Где это ты на левшу нарвался? — с улыбкой, показывая на синяк, спросил подошедший Матрос.

Ахрип подметил, как неприязненно взглянул Чумаков, услышав в свой адрес обращение «на ты» от человека, раза в три моложе, чем он сам.

— Привыкай, Андрей Андреевич. У нас заведено «на ты» общаться друг с другом, невзирая на старшинство. А на возраст не обращай внимания. Это Улей, он молодит, если конечно не убивает.

— Хлебни вот, — Матрос протянул новенькому иммунному флягу с живцом. — Как прошло то все?

Чумаков сделал пару глотков и посмотрев на Матроса выдал: — Прошло? Там, — он ткнул рукой в сторону села, — ни чего еще не прошло. Там такое творится, что фантасты-садисты в наркотическом угаре представить себе не смогут! Я такого насмотрелся!

Упав на траву Чумаков зарыдал, обхватив голову руками, время от времени вздрагивая всем телом. Ахрип придержал Матроса, который хотел сказать что-то поддерживающее: — Пусть выплеснет из себя. Наши слова сейчас ничего не стоят для него. Позже — да. Сейчас пусть выплачется. Думаю, что он давно не плакал.

Хоть сказано было не громко, но Чумаков услышал и повернувшись на бок, сел. — Я все людям рассказал. Объяснил, что все обречены и теперь задача, понять кто из нас не обратится в чудовище. Понять и помочь выжить и выбраться. И о ночном небе говорил. Но, по лицам вижу, не верят и за свихнувшегося принимают. Тогда забрал жену и поехал домой. Напоследок, сказал, что вы тут, у брода, выживших ждать будете. А оно вон как вышло. Больше никто не пришел?

— Нет, Андреевич, никто. Да и в последние перезагрузки иммунных и не было вообще. Мы несколько раз группу оставляли в конторе, на подстраховку, но не выявляли никого, все обращались.

— А супруга моя, Анна Федоровна, через час испортилась головой. Сначала паузы в речи появились, за тем координация начала подводить ее, а потом пошла в спальню, говорит, что плохо совсем стало и прилечь решила. Я ей воды понес в кружке, думаю, что если меня сушит, то и ей хочется пить, а она с кровати вскочила и ко мне кинулась, а глаза уже не ее были. Тут то я и осознал, что началось. Не стал убегать, но и оставлять ее в таком виде не захотел. Она ж у меня маленькая, худосочная, не то что я, боров откормленный. В общем, сам ее упокоил. Хотел задушить, но сила у нее откуда-то большая появилась, несмотря на телосложение, думал, что она меня даже могла бы потрепать. Короче, шею сломал. Потом уложил на кровать нашу большую и поджег дом. А сам вот к вам выбрался, огородами выходил, на улице уже односельчане друг друга поедать начали. Все как вы рассказывали и предупреждали.

Высказавшись, Чумаков отвернулся в сторону села. — Я ж тут сколько лет у руля простоял! Каждую семью знал по именно. И проблемы их знал, и радости.

Дед Ахрип протянул ему фляжку: — На, хлебни живца. И имя тебе я дам новое, положено так тут, все, что с прежней жизнью связано, забыть. Крестины называется. Раз рулил селом, значит Рулем и будешь. Давно уже никого не крестил, но тут, думаю, стоящий случай. Человек ты, вроде, и деловой, хозяйственный, но главное, чувствую, не гнилой. Я за своих крестников перед самим собой в ответе. Пошли, что ли, в Табор?

Когда они уже подошли к лагерю, Ахрип сказал: — Знаешь, Руль, может это тебя и успокоит, но есть тут такая теория, что сюда Стикс переносит только копии наших миров, естественно с нашими же копиями. Так что, возможно, «тот» ты, с которого сняли копию, в это самое время проводит совещание в своей конторе и «накручивает» хвосты нерадивым сотрудникам, а жена борщ варит и ждет его к обеду.